Текст книги "Польский крест советской контрразведки"

Тесное общение с польскими офицерами позволило выделить среди них вахмистра Завадского. Было установлено, что он, белорус по происхождению, не одобряет реакционную политику Пилсудского в отношении «восточных крессов», резко осуждает имевшие место факты насилия польских солдат над белорусами. С. Глинский устроил конспиративную встречу Завадского с начальником Особого отдела армии Яном Ольским, в ходе которой удалось достигнуть договоренности о сотрудничестве польского офицера с чекистами.

От Завадского стали поступать сведения о действиях польской агентуры в зоне ответственности 16-й армии[318]318
  Анисяев М.А. Указ. соч. С. 183.


[Закрыть]. В частности, он дал чекистам информацию о резиденте М. Плихта, который занимался разведывательной работой с 1918 г. Кстати говоря, подтвердились предположения Особого отдела, что польские офицеры постараются выйти на связь с членами ПОВ. Плихта являлся таковым с лета 1918 г. При помощи вновь завербованного агента были установлены лица, которых Равич-Мысловский и Езерский привлекли к сбору шпионской информации. Они работали в ряде военных, железнодорожных и городских организаций. В конце декабря Завадский сообщил, что его начальник – майор Равич-Мысловский – подготовил отчет для 2-го отдела ПГШ о проделанной работе и направляет его с курьером. Это была наилучшая возможность не только установить всю агентуру польской делегации, но и скомпрометировать самих разведчиков. В итоге проведения острой оперативной комбинации пакет с отчетом оказался в руках чекистов.

После ознакомления с текстом доклада командующий армией А. Кук и член Военного совета В. Мулин рекомендовали начальнику Особого отдела Я. Ольскому получить разрешение ОО фронта на обнародование некоторых данных о шпионской деятельности польских офицеров связи и придании суду военного трибунала их разоблаченной агентуры. И такой приказ за № 223 появился 24 февраля 1921 г.[319]319
  РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 62. Л. 638-639об.


[Закрыть] Среди арестованных агентов противника, в частности, оказались: С. Петрашевский – бывший офицер деникинской армии, служивший в тыловых органах 16-й армии; М. Ефимов – военнослужащий 145-го полка ВНУС; Н. Афанасьев – работник канцелярии 12-го этапа; М. Плихта – резидент польской разведки; М. Азанович – железнодорожная служащая станции Могилев, и Др.

Чтобы не раскрыть работавшую по польской делегации агентуру, было решено рассмотреть уголовное дело не на открытом заседании военного трибунала, а «тройки» ОО 16-й армии, имевшей право выносить приговоры по контрреволюционным проявлениям и шпионажу. Всего перед «тройкой» предстали 39 человек. Приговорили к расстрелу 12 подследственных, многих остальных – к заключению в концентрационный лагерь от 2 до 5 лет. 18 человек были освобождены ввиду их полного раскаяния и оказания помощи следствию[320]320
  Там же. Л. 640-642об.


[Закрыть].

Не посчитали чекисты зазорным для себя указать в обнародованном приказе, что среди приговоренных к расстрелу были и два сотрудника Особого отдела. Как удалось установить в ходе следствия, Казимир Бораковский тайно обратился к главе польской делегации с письмом о содействии ему в возвращении в Польшу, обещая за это оказывать, как сотрудник советской военной контрразведки, любые услуги. А работник особого отделения 1-й дивизии Стефан Маркосик-Высоцкий успел даже передать польским разведчикам шифр и секретные документы своего подразделения. Кроме того, он снабдил их важными сведениями по 16-й армии. Вполне естественно, что эти сотрудники Особого отдела, кстати говоря, поляки по национальности, направленные в органы госбезопасности по партийной мобилизации, понесли за предательство заслуженную кару.

Упомянутый выше приказ командующего армией заканчивался следующими словами: «Доводя об этом (приведении приговора в исполнение. – А.З.) до всеобщего сведения, Особый отдел предупреждает, что в дальнейшем всякого рода подобные попытки, направленные к предательскому удару в спину Рабоче-Крестьянской Красной армии и подорванию мирного строительства рабочих и крестьян будут беспощадно караться железной рукой»[321]321
  Там же. Л. 639об.


[Закрыть].

Заканчивая рассмотрение вышеизложенного эпизода не могу не привести один из документов, отложившихся в личном деле С. Глинского. Вот, что писал в Москву в мае 1921 г. о своем подчиненном начальник ОО 16-й армии Ольский: «Помощник начальника агентуры т. Глинский самоотверженной работой на почетном посту стража Рабоче-Крестьянской революции своей преданностью и знанием дела обращает на себя выдающееся внимание. Кроме постоянной, неутомимой, полной инициативы и любви к делу работы Глинского в органах ВЧК, я должен отметить здесь 3 особенно ярких факта, характеризующих без лишних пояснений т. Глинского: 1) При самом близком непосредственном и деятельном участии т. Глинского раскрыта в январе мес. с. г. в Могилеве белопольская шпионская организация, существовавшая с 1918 г.; 2) В апреле с. г., получив задание выявить главарей, численность и связи бандитских организаций Савинкова, оперировавших в пределах армии, Глинский явился в штаб одной из организаций и в точности выполнил данное ему задание; 3) После того, как в апреле мес., получив новое задание, с неимоверными трудностями и явной опасностью для жизни разыскал штаб другой савинковской организации, явился туда, установил связи, главарей и планы. Эти три подвига Глинского дали нам возможность заблаговременно принять меры и отразить готовившийся удар в спину Красной армии… Считая подвиги т. Глинского особо выдающимися и равными подвигам героев Красной армии, награжденных орденом Красного Знамени, я ходатайствую о представлении Глинского к награждению этим почетным пролетарским орденом»[322]322
  Архив УФСБ по Омской обл. Личное дело С.М. Глинского. Л. 21. Решение о награждении Глинского опубликовано в газете «Известия ВЦИК» за 21 августа 1921 г.


[Закрыть]. И такое решение ВЦИК состоялось в августе 1921 г. Стоит добавить, что с 1923 г. Глинский работал в качестве помощника начальника польского отделения КРО ОГПУ, а с 1925 г. перешел в Иностранный отдел и был несколько лет резидентом в Данциге, а затем в Варшаве, где доставил много хлопот польской контрразведке.

В январе – феврале 1921 г. разгром польских агентурных сетей, базировавшихся в основном на членах подпольных организаций ПОВ, на Украине и в Белоруссии завершил противостояние советской контрразведки и польских спецслужб в период войны. Историк отечественных спецслужб В.Н. Сафонов в одной из своих статей привел некоторые статистические данные о выявленных и ликвидированных ячейках ПОВ. По неполным (по мнению Сафонова) сведениям, по делам польского шпионажа и ПОВ привлекались к ответственности 1385 человек. Из них к расстрелу приговорили 171 человека, к заключению в концлагерь на разные сроки – 127, к заключению в концлагерь до обмена с Польшей – 123, к высылке в Вятскую и Пермскую губернии, на Урал и в другие регионы – 89 человек. Умерли в процессе следствия 9 человек, были оправданы, освобождены за недоказанностью преступной деятельности, под поручительство, под подписку, для направления в Красную армию и так далее – 852 человека[323]323
  Сафонов В.Н. Неизвестная тайная война. С. 133–134.


[Закрыть].

После заключения перемирия, а затем и подписания Рижского мирного договора чекисты, впрочем, так же как и польские разведчики, не прекращали тайный поединок. Только вести его приходилось уже в совершенно других условиях.

Подводя некоторые итоги работы нашей контрразведки в период советско-польской войны, можно выделить следующее.

1) Пришлось начинать работу, имея достаточно аморфную структуру особых отделов фронтов и армий, а также и особых отделов губернских чрезвычайных комиссий. Более того, только к концу лета 1919 г. удалось выстроить вертикаль подчинения: от ОО ВЧК к соответствующим органам фронтов и армий. Сложнее было с особыми отделами местных ЧК, но существовавший параллелизм в работе с военной контрразведкой действующей армии был минимизирован.

2) Кадры контрразведки, особенно руководящие, приобрели необходимый опыт организации агентурно-оперативных мероприятий против спецслужб иностранного противника. Это было исключительно важно, поскольку свою роль играли не только, а иногда и не столько идеологические основы противоборства, а преобладали национальные, даже националистические воззрения, не исключая и русофобство. Партийные мобилизации сотрудников чекистских аппаратов на Западный и Юго-Западный фронты приносили свои плоды. Однако имели место и изменнические проявления среди поляков – сотрудников особых отделов и местных ЧК. В то же время работники, вышедшие из пролетарских и крестьянских слоев и даже из интеллигенции, еще до революции вступившие в социал-демократическую, а позднее в большевистскую партию, честно исполняли свой служебный долг. Многие из них остались в органах госбезопасности и в последующем зарекомендовали себя высокопрофессиональными разведчиками и контрразведчиками.

3) Именно в период советско-польской войны контрразведка полностью перешла на использование агентуры как единственно правильного метода работы. В прошлом остались надежды на постоянную и всеобъемлющую помощь коммунистических ячеек и отдельных коммунистов в контрразведывательной работе. Конечно, во время войны и далее поступало много сигналов от простых граждан, не связанных с чекистами какими-либо обязательствами. Но не на это приходилось рассчитывать в борьбе с хорошо организованной разведывательной системой иностранного государства.

4) Именно во время войны оперативная практика подтолкнула к организации работы по линии внешней контрразведки (в то время по преимуществу зафронтовой) и созданию иностранных отделений сначала в Центральном аппарате – Особом отделе ВЧК, а затем и в некоторых подчиненных органах. Самостоятельный, но крепко связанный с Особым отделом Иностранный отдел ВЧК был образован 20 декабря 1920 г., то есть еще до заключения Рижского мирного договора. Во второй половине года стали появляться специализированные подразделения контрразведки в виде польских групп в особых отделах некоторых армий Западного и Юго-Западного фронтов, а также и в ОО ВЧК.

Все вышесказанное указывает на прогресс в организационном оформлении советской контрразведки и ее кадровом наполнении. Это вкупе с применением новых для чекистских структур, но давно уже использовавшихся иностранными спецслужбами, методов работы позволило если не полностью переиграть польскую разведку, то в большой степени парализовать ее возможности по сбору военной, экономической и политической информации.

Межвоенный период противостояния

1. II Речь Посполита и СССР: как создавался образ врага в соседних государствах

Познание возможностей реально существующего или потенциального врага является неотъемлемым компонентом при рассмотрении вопроса об обеспечении безопасности страны и ее армии. При наличии нескольких враждебных государств среди них обязательно выделяется главное, на борьбе с которым концентрируются основные силы, средства и ресурсы.

Главный противник определяется на тот или иной промежуток времени в зависимости от развития международной обстановки в целом, а также взаимоотношений с отдельными странами, наличия идеологических расхождений с ними, территориальных претензий одного государства к другому, амбиций правящих элит, субъективных устремлений их лидеров и иных обстоятельств.

С этими и некоторыми другими факторами непосредственно связаны интенсивность и масштабность деятельности разведок и контрразведок, определение ими объектов для агентурного проникновения и сбора информации с легальных позиций. Безусловно, к таким объектам как в Польше, так и СССР в рассматриваемый период относились в первую очередь военно-политические структуры, вооруженные силы, оборонная промышленность и транспорт. Интерес к решениям высших руководящих органов, к планам и замыслам командования, к новинкам военной техники и вооружения всегда стоял на одном из первых мест, что подтверждается результатами анализа содержания заданий, полученных разоблаченными агентами разведывательных органов противника.

Изучение архивных документов и уже опубликованных материалов, результаты их анализа дают возможность сделать однозначный вывод: главным противником после окончания Гражданской и советско-польской войн вплоть до начала 1935 г. для чекистов и военных являлась не Германия или Япония, а Польша, за которой, по устоявшемуся тогда мнению, стояли капиталистические «титаны» – Франция и Англия[324]324
  Германское правительство 9 марта 1935 г. объявило о создании военно-воздушных сил, а через несколько дней о введении всеобщей воинской обязанности и преобразовании 100-тысячного рейхсвера в вермахт, состоящий из 36 дивизий. Ограничений, установленных Версальским договором, больше не существовало. Эти обстоятельства явились мощным толчком к усилению оборонных усилий СССР и оценке Германии как главного противника нашей страны.


[Закрыть]. Как известно, только в июле 1932 г. в Москве удалось подписать польско-советский договор о ненападении и тем самым несколько снизить накал враждебности между нашими странами[325]325
  Советско-польские отношения в политических условиях Европы 30-х годов XX столетия. Сб. статей. М., 2004. С. 5.


[Закрыть]. Однако так называемый «синдром войны 1920 г.», несомненно, оказывал влияние на умы тех, кто руководил процессом выстраивания взаимоотношений двух соседних государств. Так было весь предшествовавший заключению договора период, да и в последующие годы тоже. Снижалась лишь степень воздействия данного фактора. В этом отношении характерно изменение оценки ситуации, которую давал в середине 1920-х гг. непосредственный участник советско-польской войны, кандидат в члены Политбюро ЦК РКП(б), председатель ОГПУ и ВСНХ Ф.Э. Дзержинский.

Прежде чем перейти к оценкам и выводам руководителя советских органов госбезопасности, представлю некоторые статистические данные. В наиболее полном сборнике документов Ф. Дзержинского, составителями которого являются известные исследователи его деятельности А.М. и А.А. Плехановы, я отобрал те, которые имеют прямое касательство к взаимоотношениям с Польшей и противодействию ее разведке[326]326
  Ф.Э. Дзержинский – председатель ВЧК-ОГПУ.


[Закрыть]. Так вот, с января по декабрь 1921 г. таких документов было 6, причем половина из них приходится на период до заключения Рижского мирного договора. В 1922 г. Ф. Дзержинский написал лишь одну записку, да и та касалась второстепенного вопроса – разрешения представительнице Польского Красного Креста Е.П. Пешковой посещать арестованных поляков. За 1923 г. составителями сборника не найдено ни одного документа по польской проблематике. В 1924 г. Ф. Дзержинский заинтересовался лишь реакцией польской печати на арест и судебный процесс над Б.В. Савинковым. Совсем другая картина видится в 1925 г. – 11 документов. Правда, основная их часть относится к вопросу о так называемой «активной разведке» РУ РККА, действия диверсионно-террористических групп которого на сопредельной польской территории вызывали многочисленные демарши со стороны соседнего государства. Ф. Дзержинский ушел из жизни 20 июля 1926 г., однако за несколько месяцев 1926 г. в сборнике содержатся пять документов касательно Польши, и это не короткие записки по частным вопросам, а развернутые указания в связи с возможной войной на Западном фронте.

А теперь коснемся существа некоторых наиболее важных документов председателя ОГПУ, причем не только написанных им лично, но и тех, что были подготовлены по его указанию иными лицами. Из этих материалов выясняется вполне очевидная позиция Ф. Дзержинского по вопросу советско-польских отношений и ближайшим перспективам их развития. В 1924–1925 гг. он исходил из наличия некоторых положительных подвижек в отношениях двух стран. Стремился, к примеру, минимизировать негативные последствия разного рода инцидентов на границе, которых было достаточно много. Характерна в этом отношении его записка Л. Мехлису, отвечавшему в аппарате ЦК ВКП(б) за агитацию и пропаганду. «В связи с появлением в печати сообщений о налете со стороны поляков на нашу погранохрану, – писал Ф. Дзержинский, – по всему СССР проводится кампания митингов протеста… Выступления (особенно на Украине) отличаются крайней воинственностью по отношению к Польше. Такой характер кампании может породить чрезвычайно серьезные затруднения при практическом осуществлении принятой партией линии на деловое сближение с Польшей… Ввиду всего вышеизложенного представляется целесообразным изменить характер выступлений по поводу налетов на поляков (так в тексте. – А.З.) на нашей границе в направлении подчеркивания, что известные круги Польши, против интересов своей страны являются агентами Британской политики, направленной к срыву сближения Польши и СССР…»[327]327
  РГАСПИ. Ф. 76. Оп. 3. Д. 364. Л. 14.


[Закрыть].

Одновременно он принимал все возможные в тех финансовых условиях меры для укрепления советской пограничной охраны на западном направлении, рассматривая это как превентивную меру, могущую сдерживать разного рода банды на польской территории от вылазок на нашу сторону. Эти усилия председателя ОГПУ подтверждаются целым рядом документов. Будучи одновременно и председателем ВСНХ, Ф. Дзержинский предпринимал попытки развивать торгово-экономические связи с Польшей. В сохранившейся в Архиве внешней политики РФ его записке от 4 июля 1925 г., адресованной в Политбюро ЦК РКП(б), высказывались соображения о поддержке наметившихся положительных тенденций. На основании упомянутой записки была даже создана специальная комиссия из представителей НКИД, НКВТ, ВСНХ, ОГПУ и ВОКС под председательством Г.В. Чичерина. Эта комиссия просуществовала до мая 1926 г.[328]328
  Иванов Ю.В. Очерки истории российско (советско) – польских отношений в документах. 1918–1945. М., 2014. С. 148.


[Закрыть]

Однако ситуация начала серьезно меняться к концу 1925 г. По информации политической и военной разведслужб СССР, наблюдалось усиление противостояния польских национал-демократов и близких к ним политических сил с пилсудчиками. Сам Ю. Пилсудский начал выходить из тени, явно желая укрепить свое влияние на ситуацию как внутри страны, так и в международной сфере. Уже в ноябре 1925 г. Ф. Дзержинский высказывает свои опасения относительно возможного отрицательного влияния польских политических реалий на состояние отношений с соседней страной. Пока, правда, дает своим подчиненным по ОГПУ лишь указание собрать и обобщить все сведения по Польше, представив ему не только фактические данные, но и конкретные предложения чекистского руководства для выступления на заседании Политбюро ЦК ВКП(б). Председатель ОГПУ 18 ноября 1925 г. пишет В. Менжинскому записку, в которой приводит свои соображения по польской проблематике. Суть их заключалась в том, что ведущую роль в нагнетании обстановки играет Англия, намеренно ведущая дело к сближению Польши с Германией и одновременно к осложнению отношений польского государства с СССР. Польша якобы поддается нажиму и поэтому усиливает работу своей разведки на советском направлении[329]329
  Ф.Э. Дзержинский – председатель ВЧК-ОГПУ. С. 628.


[Закрыть]. В конце ноября Ф. Дзержинский написал начальнику КРО ОГПУ А. Артузову записку с требованием усилить борьбу со шпионажем. Вскоре председатель ОГПУ предложил Политбюро незамедлительно решить вопрос с назначением начальника Иностранного отдела М.А. Трилиссера своим помощником ввиду перегруженности работой В. Менжинского и Г. Ягоды[330]330
  Там же. С. 635.


[Закрыть]. Такое обоснование организационного шага указывает, по моему мнению, на недостаточное внимание его заместителей к вопросам деятельности внешней разведки и увязки ее работы с контрразведывательными подразделениями, что требовалось в складывавшейся обстановке. Замечу при этом, что В. Менжинский часто болел и иногда месяцами отсутствовал на рабочем месте, а Г. Ягода никогда не считался авторитетом в оперативных делах.

Ю. Пилсудский в мае 1926 г. осуществил вооруженный переворот. Советскому руководству, включая, конечно же, и Ф. Дзержинского, небезосновательно тогда казалось, что перемены в Варшаве неизбежно в скором времени приведут к обострению в отношениях двух стран. В этот период мнение чекиста-политика решительно изменяется. Еще за месяц до переворота, когда некоторые признаки его подготовки уже зафиксировала советская разведка, он дает поручение начальнику КРО ОГПУ А. Артузову составить проект циркуляра от имени председателя ВСНХ для рассылки руководителям крупнейших трестов и совнархозов союзных республик с описанием тактики и организации польским штабом диверсионной работы с использованием перебежчиков. От адресатов циркуляра следовало потребовать отказа от приема поляков на работу на важные участки и вообще повысить бдительность[331]331
  РГАСПИ. Ф. 76. Оп. 3. Д. 364. Л. 35.


[Закрыть]. Даже находясь в конце апреля на лечении на юге, председатель ОГПУ отдал приказание о присылке ему всей новой информации из Иностранного отдела по Польше, предполагая, что придется выступать на заседании Политбюро по вопросу о международной обстановке.

Обеспокоенность Ф. Дзержинского подтолкнула заместителя председателя ОГПУ Г. Ягоду 14 апреля 1926 г. направить И. Сталину спецсообщение об усилении работы польской разведки. В нем, в частности, отмечалось: «На основании имеющихся в нашем распоряжении материалов с несомненностью устанавливается, что польские и лимитрофные штабы по заданию англичан приступили к проведению широкой диверсионной работы в отношении нашего Союза и значительно расширили свою разведывательную сеть на нашей территории»[332]332
  Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Январь 1922 – декабрь 1936. С. 117.


[Закрыть]. Далее говорилось об отданных распоряжениях всем полномочным представительствам ОГПУ произвести операции по высылке в отдаленные районы всех лиц, квартиры которых посещались шпионами, для разрушения линий связи разведки противника, которые могут быть использованы для организации диверсий. Кроме того, должен был быть выслан весь подозрительный элемент, включая и перебежчиков, из районов расположения важных промышленных предприятий. Сопоставив текст данного спецсообщения с приведенной выше запиской начальнику КРО ОГПУ А. Артузову, совершенно не трудно понять, что Ф. Дзержинский настойчиво развивал мысль о возможных масштабных диверсиях как предшествии агрессии с польской стороны.

Летом 1926 г. он подталкивает своих подчиненных к более активным действиям. И не к точечным ударам, а к массовым операциям. В конце июня председатель ОГПУ пишет Г. Ягоде и требует учесть, что объектами захвата поляками будут Белоруссия и Украина, их столицы. В связи с этим в записке ставятся конкретные задачи для органов госбезопасности, сформулированные в 12 пунктах. Речь идет о следующем: усилить информационную работу разведки и контрразведки в Западной Белоруссии и Западной Украине; постоянно следить за настроениями белорусов и украинцев, усилив соответствующее подразделение КРО численно и укрепив его грамотными в этом вопросе работниками; энергично повести борьбу с польской агентурой, петлюровцами и белогвардейскими бандами; усилить наблюдение за Красной армией – ее настроениями и боеготовностью; контролировать подготовку плана возможной эвакуации пограничных местностей; активизировать наблюдение за военной промышленностью, особенно авиационной; укрепить пограничные части[333]333
  Ф.Э. Дзержинский – председатель ВЧК-ОГПУ. С. 658.


[Закрыть].

Мысль Ф. Дзержинского ясна: все силы следует направить на подготовку к обороне от весьма вероятного и скорого по времени нападения поляков на СССР. За 10 дней до своей смерти руководитель чекистского ведомства обратился к И. Сталину с письмом, в котором прямо говорил о подготовке Польши к войне с СССР и указывал на атмосферу благодушия, царившую, по его мнению, в партийных и государственных кругах[334]334
  Там же. С. 663–664.


[Закрыть]. Следует заметить, что Ф. Дзержинский еще в 1925 г. потребовал от Особого отдела ОГПУ предоставлять ему доклады о состоянии Красной армии. В его персональном фонде в РГАСПИ хранится папка с представленными материалами по 16 конкретным вопросам – от политико-морального состояния рядового и командного состава до продовольственного снабжения. Это почти 100 машинописных страниц с оборотами[335]335
  РГАСПИ. Ф. 76. Оп. 3. Д. 377. Доклады Особого отдела ОГПУ о состоянии РККА.


[Закрыть]. Надо полагать, что эти материалы были использованы Ф. Дзержинским в докладе на заседании членов и кандидатов в члены Политбюро ЦК ВКП(б) 26 марта 1925 г. По итогам совещания было принято решение о создании комиссии из представителей НКИД, ОГПУ и военного ведомства «для детальной проработки и систематизации имеющихся сведений о подготовительных действиях соседних стран, в частности о совещании генштабов и о роли Англии в этом совещании»[336]336
  Материалы «Особой папки» Политбюро ЦК РКП(б) – ВКП(б). С. 15.


[Закрыть].

Для доклада на июльском (1926 г.) пленуме ЦК ВКП(б) в связи с нависшей военной опасностью председатель ОГПУ затребовал, кроме уже поступивших, последние материалы по польской проблематике от всех подчиненных ему ведомств. Однако сосредоточиться в своей речи Ф. Дзержинскому пришлось в основном на противодействии партийным оппозиционерам по хозяйственным вопросам. Они хотя и касались некоторым образом состояния обороноспособности страны, но напрямую не вели к обсуждению подготовленных председателем ОГПУ документов[337]337
  Феликс Эдмундович Дзержинский. Биография. С. 423–425.


[Закрыть].

Из указанных шагов Ф. Дзержинского и приведенных выше достаточно полно фрагментов записок и иных документов ясно видна его позиция. Мнение председателя ОГПУ базировалось как на собственных его представлениях о личности и политике Пилсудского, так и на материалах чекистских разведки и контрразведки, которые он регулярно запрашивал по тому или иному поводу. На этом основании, кстати говоря, можно несколько скорректировать утверждение уважаемого мной историка-полониста Ю. Иванова, который в одной из своих монографий написал, что «какой-то зафиксированной в документах прямой реакции Объединенного государственного политического управления (ОГПУ) на переворот Пилсудского в просмотренных архивных делах нет»[338]338
  Иванов Ю. Указ. соч. С. 153.


[Закрыть]. Уточним, что в Архиве внешней политики РФ, с фондами которого автор в основном и работал, готовя свой труд, возможно, и нет. Но они отложились в РГАСПИ и Архиве ФСБ РФ.

В фонде Ф. Дзержинского сохранились и направленные ему отчеты Информационного отдела ОГПУ, в которых содержатся выдержки из поступавшей из Польши и перлюстрированной органами госбезопасности корреспонденции с реакцией граждан этой страны на переворот Ю. Пилсудского. В отчетах делалась разбивка писем по категориям корреспондентов: рабочие, крестьяне, интеллигенция, торговцы и т. д. В каждом разделе выделялись письма в поддержку переворота, положительной его оценки, либо указывалось на несогласие с действиями переворотчиков, боязнь обострения отношений с СССР и даже войны с ним[339]339
  РГАСПИ. Ф. 76. Оп. 3. Д. 364. Л. 42–54.


[Закрыть]. Эти материалы стали поступать Ф. Дзержинскому уже с 10 мая, то есть еще за несколько дней до переворота.

По требованию руководителя чекистских органов 8 июля в Москве было собрано совещание полномочных представителей ОГПУ в регионах страны, на повестку дня заседаний которого выносились только вопросы, связанные с изменением обстановки в Польше. Полный текст данного протокола совещания я поместил в приложении, ознакомившись с ним, читатель может убедиться в решимости высших руководителей органов госбезопасности адекватно ответить на возможные агрессивные действия поляков. Здесь же приведу лишь некоторые пункты принятых решений. Надлежало проверить готовность к работе в предвоенных условиях аппаратов ОГПУ в Харькове, Киеве, Одессе, Минске, Смоленске и некоторых других городах. Выдвигалось требование усилить агентурную разработку пограничных пунктов польской разведки, а также украинских и белорусских закордонных организаций, связанных с поляками. Следовало ускорить проведение в жизнь положений приказов ОГПУ по очистке пограничной полосы и районов расположения оборонных заводов, осуществлять проверки состояния системы противодиверсионной защиты оборонных предприятий и складов боеприпасов. Транспортный отдел обязывался еще раз тщательно проверить личный состав Белорусско-Балтийской, Юго-Западной и Северо-Западной железных дорог, организовать в транспортных органах на местах ячейки КРО и Секретного отдела для усиления работы по их проблематике.

Согласно решениям совещания предстояло также совместно с Разведупром РККА незамедлительно провести в жизнь постановление комиссии Политбюро от марта 1925 г. о программе специальных мероприятий, отложенное ввиду нехватки денежных средств[340]340
  Там же. Л. 66.


[Закрыть]. Поясню, о чем идет речь. В январе 1925 г. Политбюро утвердило решение специально созданной комиссии (с участием Ф. Дзержинского) о ликвидации так называемой «активной разведки» Разве– дупра. Но руководство страны отдавало себе отчет в том, что в условиях нахождения СССР на положении «осажденной крепости» нельзя не готовиться к возможной войне. Военные специалисты докладывали, что мы можем осуществить развертывание войск за 30 суток, тогда как Польша – за 13–15 дней. Поэтому предлагалось заранее создавать партизанские отряды и диверсионные группы на приграничной территории, которую временно может оккупировать противник, а также и на сопредельной стороне. На заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 26 марта 1925 г. был принят документ под названием «Положение о подготовке диверсионных действий в тылу противника»[341]341
  Там же. Ф. 17. Оп. 162. Д. 2. Л. 86-86об.


[Закрыть].

Отдельный раздел решений совещания составили мероприятия по Красной армии, призванные не только проверить ее боеготовность, добиться улучшения снабжения личного состава, оснащения частей оружием и военной техникой, но и ужесточить репрессивные меры за политические преступления, совершенные военнослужащими. Особое внимание предстояло уделить территориальным и национальным соединениям РККА.

В оставшиеся дни жизни Ф. Дзержинский не останавливается в своих алармистских действиях. В записке от 11 июля 1926 г. в адрес И. Сталина председатель ОГПУ снова высказывает свою крайнюю озабоченность приходом Пилсудского к власти. Исходя из имевшейся информации, Ф. Дзержинский обращает внимание на пренебрежительное отношение польского лидера к боеготовности советских территориальных дивизий, которых к этому времени было достаточно много в Красной армии. Он выдвигает предложение о незамедлительном обсуждении ситуации в комиссии А. Рыкова (комиссии обороны)[342]342
  Ф.Э. Дзержинский – председатель ВЧК-ОГПУ. С. 664.


[Закрыть]. Через четыре дня председатель ОГПУ указывает своему заместителю Г. Ягоде даже на необходимость вывезти чекистские архивы из городов, лежащих вблизи польской и румынской границ. Спустя еще три дня (18 июля) Ф. Дзержинский фактически отчитал Г. Ягоду за непринятие должных мер по организации боевых групп на нашей территории на случай занятия некоторых районов поляками. В этот же день он потребовал усилить польское отделение Контрразведывательного отдела ОГПУ и вообще работу в отношении Польши, Белоруссии, Украины и Румынии[343]343
  Там же. С. 668.


[Закрыть].

Но не только Ф. Дзержинский бил тревогу. Своими собственными источниками информации располагали также НКИД, военная разведка и Коминтерн. Советское дипломатическое ведомство, как утверждает профессор Ю. Иванов, еще до переворота прогнозировало негативный его эффект и уже имело заранее выработанную позицию. Дело в том, что предварительный зондаж позиции советской стороны на возможные изменения проводился близкими к Ю. Пилсудскому лицами через некоторых советских дипломатических работников, в том числе и через заведующего отделом стран Прибалтики и Польши НКИД М.А. Логановского. Этот зондаж поляков был воспринят с большим недоверием[344]344
  Иванов Ю. Указ. соч. С. 150.


[Закрыть]. При этом не стоит забывать о том, что М. Логановский всего лишь три года назад возглавлял резидентуру ИНО ОГПУ в Варшаве и рассматривался тогда польскими властями не только как разведчик, но и как один из организаторов коммунистической пропаганды в стране и даже диверсионных акций. Поэтому странным казался выход именно на него. В итоге, с учетом всех обстоятельств, Коллегия НКИД СССР решила, что приход к власти Пилсудского был бы большой опасностью для нашей страны[345]345
  Там же.


[Закрыть].