Текст книги "Язык русской эмигрантской прессы (1919-1939)"
Автор книги: Александр Зеленин
Жанр: Языкознание, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 18 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
6. Гибридное словообразование
Характеризуя функционирование словообразовательных механизмов в языке русских эмигрантов первой волны, Е. А. Земская на основании записей устной речи приходит к замечательному выводу: «для эмигрантов первой волны и их потомков не характерно создание производных от иноязычных слов, не вошедших в русский язык» [ЯРЗ 2001: 134, 206]. С какой целью создаются гибридные слова? Либо с назывными намерениями – обозначить то или иное явление, либо со стремлением «поиграть» иноязычной основой слова, присоединяя к ней русский аффикс, причем в языке представителей разных волн эмиграции эти функции (номинативная и игровая, экспрессивная) реализуются в прямой зависимости от степени владения русским языком и от индивидуального лингвокультурного самосознания. Если эмигранты первой и второй волн (в большинстве своем) сохранение чистоты русского языка считали одним из важнейших компонентов сохранения их самобытности («русскости»), то представителей третьей и четвертой «волн» уже в гораздо меньшей степени заботит сохранение и правильность, выразительность и красота русского языка, напротив – доминирует стремление вжиться в чужую культуру, как можно скорее адаптироваться и ассимилироваться в ней, намеренно или почти бездумно в своей речи используя иностранные слова в комбинации с русскими элементами. Как следствие, возникают гибридные слова: имена существительные, имена прилагательные и глаголы («последние особенно резко нарушают чистоту русского языка») [Земская 2004: 420].
Е. А. Земская приводит только 2 глагольных гибрида, зафиксированных ею в речи «старых» эмигрантов: путцить (< нем. putzen – «чистить»), ланчевать (< англ. lunch «обед»). Н. И. Голубева-Монаткина приводит больше таких словообразовательных скрещенных форм, записанных у русских во Франции и относимых ею к особенностям «староэмигрантской речи»: бебешка (< франц. bébé – «младенец»),[107]107
В СУ слово дано как уходящее из узуса 20–30-х гг.: Бебешка, бабешки, ж. и м. (разг. устар.). Уменьш. к бебе. Наряжаться бебешкой (о женщине; разг. фам. неодобрит.) – носить костюмы, похожие на детские.
[Закрыть] бистряк, бистрячок (< франц. bistrot – «закусочная»), классировать (< франц. classier – «сортировать»), оккультировать (< франц. occulter – «скрывать»), предоминание (< франц. prédominance – «преобладание»), сольдировать (< франц. solder – «продавать со скидкой, распродавать»), рамолик[108]108
Впрочем, это слово является ранним заимствованием из французского. Это слово отмечено еще в СУ с одной цитатой из Л. Толстого: рамоли, нескл., и рамолик, рамолика, м. (фр. ramolli – расслабленный) (книжн.). Человек, страдающий размягчением мозга, паралитик. В речевой практике метрополии слово сместилось на лексическую периферию, став агнонимом (редким словом), в эмигрантской же речи оно сохранялось, будучи поддержанным как старой языковой традицией, так и иноязычным (в первую очередь франкоязычным) окружением.
[Закрыть] (< франц. ramolli – «слабый, ослабевший, одряхлевший, маразматический») и др. [РЯЗ 2001: 53–54]. Причем такие словообразовательные гибриды «встречаются в речи информантов самого разного уровня образованности – от получившей четырехклассное образование в Севастополе бывшей парижской консьержки до доктора наук» [РЯЗ 2001: 53]. В устной речи естественнее всего ожидать появление словообразовательных гибридов, поскольку зачастую обозначения (прежде всего с назывной функцией) мотивированы стремлением к точности передачи явления, которое говорящий не хочет (не может, затрудняется, избегает) идентифицировать с соответствующим русским обозначением.
Эмигрантские газеты демонстрируют разные степени стилистического чутья, использования языковых и речевых регистров, поэтому тем более интересно сопоставить возможности функционирования словообразовательных гибридов в устной и кодифицированной сферах. Прежде всего, несмотря на активную включенность эмигрантов в зарубежную жизнь, иноязычное окружение, поражает очень малое количество гибридов, попавших на страницы печати. В записях Земской и Голубевой-Монаткиной, нам встретились те же части речи.
1. имена существительные в нашем материале немногочисленны: шомажник (ср. chômeur – «безработный»; ср. chômage – «безработица»), маншетка (франц. manchette – «крупный заголовок (в газете)»).
Квартирохозяева обязаны содержать шомажников почти бесплатно (Сигнал. 1938. 15 сент. № 39).
В «маншетке» газеты «Матэн» напечатано: «Исполнительный комитет (экзекутива) III Интернационала требует немедленно специальных ассигнований для того, чтобы обеспечить за собой влияние на французские выборы 1928 года» (Возрождение. 1927. 4 окт. № 854).
Особенно интересен и выразителен газетный окказионализм шатаж, представляющий гибридное слово от русского глагола шататься в метафорческом значении «колебаться, сомневаться» и иноязычного суффикса – аж:
Московский шатаж [название статьи, далее в статье раскрываются причины идеологических и политических противоречий между советскими руководителями в окружении Сталина] (Возрождение. 1939. 7 июля. № 4191).
Это гибридное образование обладает яркой публицистической экспрессией, так как, с одной стороны, конденсирует в семантике значение аналитического (с сочинительной связью) словосочетания «разброд и шатание», лишенного образности, с другой – придает динамичность окказиональному существительному за счет процессуального иноязычного суффикса – аж. В результате – броский и привлекательный заголовок.
Слово маншетка образовано при помощи русского суффикса – к(а), придающего слову-гибриду разговорный оттенок; это окказионализм, суммирующий несколько процессов:
а) семантический (заимствование иноязычного слова),
б) грамматический («отталкивание» от потенциального омонима манжета, который может соответствовать многозначному французскому прототипу),
в) словообразовательно-морфологическая аналогия (формальное сопоставление с русским профессионально-жаргонным журналистским обозначением шапка – «общий для нескольких статей заголовок в газете», хотя в синхроническом словообразовании в русском слове суффикс уже не выделяется).
2. имена прилагательные: шомажный, фротировочный (< нем. Frottée < франц. – «махровая ткань»), эвентуальный (< англ. eventual – «возможный; зависящий от обстоятельств»).
В рабски оплачиваемом труде (равной приблизительно трети французского шомажного пайка), в некультурном руководстве партийных, безграмотных статистов кроется причина того, что несмотря на «гиганты» благословенной техники… русский народ до сих пор за все плотит [sic] в 4 раза дороже, чем в 1913 году (Единый фронт новой России. 1936. 19 янв. № 19).
[Распродажа: ] фротировочные материи (Сегодня. 1930. 12 янв. № 12).
3. глаголы (преимущественно причастия): вапоризированный (< франц. vaporiser – «спец.: выпаривать, опрыскивать»), юнионизированный (< англ. unionize – «объединять в профсоюзы»), ингроссированный (< нем. ingrossieren – «заносить в земельный кадастр»), пледировать (< франц. plaider – «вести дело в суде; защищаться в судебных инстанциях»).
Этот чудесный аппарат позволяет принимать у себя, не пачкая и не брызгая, дыша комнатным воздухом, вапоризированную паровую ванну, гораздо более действительную [sic], более скорую и более удобную, чем простая паровая баня (Младоросская искра. 1933. 5 янв. № 26).
…из канцелярии III гражданского отделения похищено дело ном. [ер] 448, в котором находилась закладная в 20000 лат. [ов], ингроссированная на Сайкаускую лесопромышленную фабрику (Сегодня. 1930. 15 янв. № 15).
Компания… обязалась не преследовать к юниону рабочих и признала юнион в качестве представителя юнионизированных рабочих (Рассвет. 1937. 11 февр. № 35).
На многие тысячи слов, миллионы словоформ – всего с десяток гибридных слов, выполняющих номинативную функцию – назвать новые для эмигрантов реалии. Это касается либо социальных понятий (шомажный, шомажник; эти слова функционировали в языке русских во Франции), либо технических, специальных наименований (типы тканей, названия и функции машин, судопроизводственные дела). Пожалуй, даже лексема шомаж (с ее словообразовательным гнездом), прилагательное эвентуальный едва ли безоговорочно могут быть отнесены к разряду словообразовательных гибридов, рожденных с экспрессивной целью, поскольку они называли специфические реалии, актуальные для жизни эмигранта. Включение гибридов в эмигрантский узус было обусловлено как самой назывной потребностью (точнее назвать реалии), так и экономией речевых усилий (однословностью в отличие от русского описательного выражения: юнионизированный = объединенный в профсоюз, ингроссированный = внесенный в земельный кадастр, пледировать[109]109
Этот глагол едко критиковался пуристами. Но с позиций судебной риторики ему можно даже найти некоторое оправдание: «Литература русского зарубежья воскресила многие особенности [судебного красноречия], где судебный оратор ценился прежде всего как художник слова» [Грановская 1995: 95]. В (кон)ситуации судебного делопроизводства более понятной становится причина появления данного «судебноораторского» слова в речевой практике некоторых эмигрантов, особенно связанных с юридической сферой деятельности.
[Закрыть] = защищать в суде, выступать в качестве адвоката). Итак, словообразовательные гибриды в эмигрантской прессе редки и обычно применяются для наименования новых явлений и реалий. Факультативным, но немаловажным (с назывной точки зрения) фактором появления таких гибридов является однословность выражения таких понятий, которые в русском языке требуют, как правило, описательного (дескриптивного) развертывания.
7. Синтаксическое словообразование имен существительных (субстантивация)
В эмигрантской прессе одной из примечательных словообразовательных особенностей является активное производство субстантивированных существительных (субстантиватов). А. М. Пешковский характеризовал субстантиваты как особые существительные, отличающиеся от «настоящих» существительных способностью подчеркивать, выделять (как и имена прилагательные) один признак [Пешковский 1938: 146]. Спецификой таких слов (по выражению Пешковского, «слов-хамелеонов») является спаянность семантики и лексики: с одной стороны, осуществляется процесс называния, с другой – выделенность, маркированность какой-либо семы в названии придает производному характеризующую, оценочную коннотацию. Свертывание двусловного названия в одно субстантивированное прилагательное или причастие не модифицирует синтаксические свойства нового производного (система флексий сохраняется), но актуализирует в лексеме те или иные смысловые оттенки.
В нашем материале субстантивные прилагательные и причастия представлены практически в одинаковом количестве. Рассмотрим сначала субстантиваты, мотивированные именами прилагательными.
Субстантиваты мужского рода называют или политические реалии (белые, красные), или социально-экономические (безработный, рабочий), или религиозно-этнические (русский, православный), или возрастные (несовершеннолетний), экспрессивно-характеризующие (голодный, чужой, грешный, усталый, смелый, подручный). Естественно, оценочность сопровождает каждый из названных субстантиватов в результате прагматического заряда контекста. См. несколько примеров.
Сквозь все красные рогатки и красные заставы проникала наша «Русская Правда» до самых дальних углов России и везде она несла с собой бодрость смелым, утешение усталым… (Рус. правда. 1925. июль – авг.).
Пустынны улицы. Ни души кругом. Попрятались православные, боясь в этот вечер показаться на улицу. Как мыши забились в комнатушках общественных квартир (Рус. голос. 1939. 9 апр. № 418).
Редки субстантивы женского рода со значением лица, используемые в риторической, стилистически маркированной функции: беременная (< беременная женщина[110]110
Характерно, что в СУ субстантивированной (лексикализованной) формы не фиксируется. Возможно, словоформа беременная рассматривалась авторами СУ как эллиптическая, но еще не как автономная лексема.
[Закрыть]).
Нужда – удел остающихся матерей и детей – бросает их толпами в чрево гигантов-городов, вплетает беременных и несовершеннолетних в хоровод смерти на фабриках, у доменных печей и в шахтах (Анархич. вестник. 1923. № 1).
В русском языке советского времени субстантивация и/или эллиптическая субстантивация (некоторые ученые используют понятие «семантическая конденсация»: уборочная кампания > уборочная, отбивная котлета > отбивная) представляла в 20–30-е гг. XX в. активный словообразовательный процесс, преимущественно в сфере производственно-технической терминологии; многие такие производные (особенно со значением помещения[111]111
«Все новообразования этого типа появились в ответ на определенную социальную потребность, связанную с ростом промышленного производства (потребовались названия цехов, лабораторий и др.) и с обслуживанием городского населения» [РЯСОС 1968: 106].
[Закрыть]) проникли и закрепились в узусе [РЯСОС 1968: 105–106]. Отсутствие «социального заказа» и обусловленной им словообразовательной активности, например при производстве названий производственных помещений, технических наименований в быту беженцев, не способствовало и пополнению такими словами их узуса.
Субстантивированные прилагательные среднего рода в нашем материале представляют собой публицистические эллиптические формы, несущие яркую прагматическую окраску. Это обусловлено тем, что категория среднего рода получает в повышенных стилистических регистрах речи «особый оттенок расширения значения» [Пешковский 1938: 148]. Ср. примеры из эмигрантских текстов: худшее, сволочное, злое, старое, нравственное, смелое, жизненное, крамольное, русское, прошлое, былое, неблагонадежное, новое, живое, честное (часто эти потенциальные слова сопровождаются семантическими усилителями самый, весь). Характерно, что субстантиваты среднего рода были особенно популярны в анархических (левых) изданиях, что объясняется, очевидно, риторическими приемами нагнетания экспрессии.
Война – скопище всего злого, с тех пор как человек поднялся на человека… (Анархич. вестник. 1923. № 1).
…по Питеру и Москве прокатилась волна забастовок. […] Начались массовые аресты и обыски, заработала красная жандармерия во всю, вылавливая все «крамольное» и «неблагонадежное» (Анархич. вестник. 1924. № 7).
Пользуясь усталостью, равнодушием и инертностью масс, власть имущий [sic] душит все смелое, честное, прикрываясь именем рабочих (Анархич. вестник. 1924. № 7).
Большевизм – это ставка на то худшее, что имеется в какой-то степени в душе каждого человека и каждого народа. Ставка, как метко выразился Гитлер, на «унтерменш»’а. Эта интернациональная ставка на сволочное и на сволочь была поставлена в России и во всем мире (Сигнал. 1938. 15 сент. № 39).
Вообще, комсомольцы представляют из себя группу, топчущую все жизненное, нравственное – ногами (Голос России. 1932. июль. № 12).
Очевидна также и прагматическая расстановка данных оценочных субстантиватов: на основании актуализации содержания понятий построить оппозицию «старое» (оцениваемое в большинстве изданий, кроме «левых», позитивно) ↔ «новое» (= советское, оцениваемое практически всеми газетами негативно). Советские реалии получают негативные модальные определители, напротив – слова и понятия старой, царской, России или те, что противостоят советским, – позитивные. Таким образом, в производстве субстантивных прилагательных среднего рода их прагматическая направленность, оценочная заданность не подлежит сомнению.
Другая группа субстантиватов – это причастия, перешедшие в имена существительные. Субстантиваты мужского рода, образованные от действительных причастий настоящего времени (украинствующие, нуждающийся, страдающий, скорбящий, вопрошающий[112]112
Это любопытная калька с англ. questioner – «тот, кто спрашивает, ведет беседу; интервьюер».
[Закрыть], инакомыслящий, молящийся, вольноопределяющийся, трудящийся), очень частотны в эмигрантском газетно-журнальном лексиконе и выступают характеризующими знаками позиции субъекта в сфере его профессионально-политической и ментально-психической деятельности.
Со свойственным В. В. Шульгину талантом и южнорусским юмором автор знакомит нас с различными видами «украинствующих» и их жалкими попытками объяснить нелепость искусственного создания «украинской нации» и своего «независимого» государства (Рус. голос. 1939. 12 марта. № 414).
Пожертвуйте нуждающимся к Св. [ятой] Пасхе [название заметки] (Рус. голос. 1939. 2 апр. № 417).
В «Правде» (3 февраля) напечатаны… инструкции Сталина для германской компартии. Инструкции изложены в форме беседы германского коммуниста Герцога со Сталиным. Вопросы Герцога, однако, слишком не похожи на свободный разговор. Это собственно как бы краткий катехизис – причем на долю вопрошающего Герцога выпала роль наивного ученика, а Сталин в своих ответах вещает как новый Магомет, носитель и выразитель абсолютной истины (Дни. 1925. 10 февр. № 687).
Субстантиваты от действительных и страдательных причастий прошедшего времени обычно называют советские реалии: голосовавший, провинившийся, арестованный, эксплуатируемый.
Для называния и характеризации явлений эмигрантской жизни используются лексемы религиозного или этического семантического поля: воскресший, гонимый.
Но блажен тот, кто нетленною силою Воскресшего возвышается над этим потоком суеты, кто в дни Пасхи подлинно обновляется духом и пьет воду жизни, истекшую из Нетленного Камня Христа, восставшего из Гроба, для кого побеждена навсегда смерть и разрушено царство ада и всякого зла, насилия и неправды (Рус. голос. 1939. 9 апр. № 418).
Едва только появилась русская группа, как приветствия усилились… «Да здравствуют гонимые», «Вашим угнетателям зачтутся ваши страдания»… (Рус. голос. 1934. 29 июля. № 173).
Субстантиваты среднего рода, мотивированные действительными и страдательными причастиями настоящего и прошедшего времени, немногочисленны: это или узуальные лексемы (настоящее, будущее, сущее), или окказиональные (мыслящее, оплеванное).
Великие писатели Земли Русской часто бывали вдохновенными провидцами, несколькими словами умевшими охарактеризовать не только настоящее, но и будущее нашего народа (Призыв. 1919. 4 (21.12) дек. № 135).
В чем же его [эмигрантского активизма] задачи? Во-первых – в широкой разведке большевистского лагеря… в учете настроений подневольного русского народа, чтобы разрушить сущее и строить новое в единомыслии с ним (Голос России. 1931. 2 авг. № 1).
…в февральские [выделено автором – А. З.] дни все живое, мыслящее, – широким потоком вышло на улицу и полной грудью вдыхали льдисто весенний поток! (Руль. 1930. 1 янв. № 2766).
Таким образом, в эмигрантской прессе субстантиваты, мотивированные именами прилагательными и причастиями, выполняют прежде всего характеризующую функцию. Как правило, это риторические элементы текста для создания оценочности реалий, входящих в смысловое поле «советское» ↔ «несоветское (дореволюционное, эмигрантское)». Субстантиватов для обозначения бытовых, технических, производственных денотатов в эмигрантских газетах нам не встретилось.
Выводы
В этой главе важно было обрисовать, наметить общий контур словообразовательных процессов, которые составляют специфику эмигрантских газет. Словообразование, как и лексика, довольно быстро реагирует на «социальный заказ». Какой социальный заказ «получило» оно в советских газетах и в чем его особенности в эмигрантском узусе – в этом и заключалась попытка ответа на ключевой вопрос данной главы. Контрастивный анализ советской и эмигрантской прессы выявил характерные особенности, схождения и различия, которые мы здесь обобщаем в виде выводов.
1. Суффиксация имен существительных, где активнее всего развивались словообразовательные новшества, позволяет сделать выводы о тенденциях, существующих в разных типах имен. Среди собирательных имен существительных новые производные крайне немногочисленны, прежде всего нужно говорить о семантической и прагматической актуализации в эмигрантском обиходе старых слов. Среди абстрактных имен существительных словообразовательной динамики больше: некоторые модели получили активизацию на почве эмигрантского языка для называния реалий эмигрантской жизни (например, рост слов с суффиксом – ство, – ация), другие почти не испытывали словообразовательной активности (суффикс – изм, – щина). Конструктивное словообразование имен существительных весьма дифференцированно по активности суффиксов: в эмигрантской прессе уже в 30-е гг. XX в. появились новые производные на – скость (от относительных прилагательных), которые в русском языке метрополии получили распространение, по крайней мере на полвека позже, только в 1980-е гг… И напротив, другие суффиксы конструктивного словообразования: – ение, – ание, – ие, -к(а)) следовали узусу конца XIX – началу XX в., сохраняя больше, чем в русском языке 1920–1930-х гг., вариативность и меньшую степень семантического размежевания.
2. Нахождение русскоязычной прессы в иноязычном окружении способствовало активизации «вторичных» суффиксов – альный, – ический, служивших в русском языке XIX в. прежде всего для создания прилагательных от иноязычных основ. Эмигрантская пресса осталась равнодушной к отаббревиатурным производным, прилагательным на – ск(ий), получившим мощное развитие в русском языке метрополии.
3. Словообразование глаголов в эмигрантской прессе не обнаруживает особенных потрясений и изменений. В русском послереволюционном языке был заметен рост употребления глаголов с суффиксами стилистического словообразования (напр., -ну-), находившийся в русле демократизации («снижения») языка, однако эмигрантский языковой узус не отмечает такого процесса.
4. Префиксально-суффиксальное словообразование имен существительных и прилагательных показывает как сходства, так и различия в назывании реалий в советском и эмигрантском обиходе. В этой группе слов явственно виден «социальный заказ» эмигрантского узуса: активность префиксов пан-, лже-, над-, полу-, нео– непосредственно связана с потребностью наименования и оценки явлений с позиций эмигрантского мировидения.
5. Компрессивное словообразование, представленное аббревиацией, усечением и универбацией, напрямую мотивировано кардинальными социальными изменениями в жизни страны. Среди всех типов аббревиатур: 1) инициальные; 2) смешанные; 3) слоговые – эмигранты предпочитают использование третьего типа как наименее затемняющего смысловую структуру слова. Преобладание инициальных точечных аббревиатур в эмигрантской публицистике свидетельствует об особом (нелексикализованном) статусе таких языковых феноменов и признании их условными, искусственными словами, в отличие от русского языка в СССР, быстро осваивавшего инициальные аббревиатуры и признававшего их лексико-семантическим элементом словаря (отсюда – стремление к бесточечным написаниям). Степень кодификации и унификации аббревиатур в эмигрантской прессе крайне невелика и зачастую предоставлена в личное распоряжение пишущего. Универбаты, имеющие просторечно-фамильярную стилистическую окраску уже в момент своего появления (конец XIX – начало XX в.), не получили развития в эмигрантском узусе, в отличие от их бурного роста в разговорно-профессиональной сфере в 20–30-х гг.
6. Сложные имена существительные (со значением лица и не-лица) активно используются в эмигрантской прессе. В группе личных имен получили активизацию словообразовательные компоненты – фил, фил-, -росс, младо-, -люб (в монархических изданиях), в группе неличных: анархо-, иудо-, само-. Появление новых технических реалий проявляется в росте наименований с компонентами радио-, кино-.
7. Составные имена существительные в эмигрантской публицистике сосредоточены в меньшей степени на назывной функции, но больше на выражении оценочной; «левые» газеты чаще и активнее используют составные имена, нежели охранительные, монархические издания. В группе составных имен прилагательных обращает на себя внимание использование слов, включающих в свой состав такие прагматически значимые элементы, как национальный, общий, весь, мыслящий.
8. Гибридное словообразование представлено немногочисленными примерами (имена существительные, прилагательные, глаголы). Слова-гибриды используются либо с номинативной функцией (социально-экономические реалии), либо с игровой (шатаж).
9. Субстантивные производные, образованные по типу семантической конденсации и получившие развитие в русском языке метрополии 20–30-х гг. в связи с «социальным заказом», в эмигрантской прессе не встречаются.