Текст книги "Огонь веры"

Огонь веры
Александр Железняк

Иллюстратор Юлия Варасаби

Иллюстратор Даша Одуванчик

Корректор Ольга Рыбина

© Александр Железняк, 2020

© Юлия Варасаби, иллюстрации, 2020

© Даша Одуванчик, иллюстрации, 2020

ISBN 978-5-4498-3157-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая

Глава первая
Лучшее решение

Холодный ветер, дующий с моря, трепал стяги. Грозный королевский орёл и княжеская белая чайка, словно живые, летали по ветру. Геральдические птицы высоко взлетали над головами тех, кто придерживал их за гладкие, блестящие на солнце шесты. Оглушающий звук ударов массивных полотнищ был похож на стук крыльев настоящих птиц, и это только ещё больше напоминало о море, но, однако, мало же кто прислушивался к этому. Отплытие кораблей с королевским посольством – вот что волновало всех вокруг.

На набережной Свирелей в порту Калантира было чрезвычайно многолюдно: сотни жителей Северных ворот, как иногда именовали город, собрались у пристани, чтобы посмотреть на государя Энелии и членов его семьи. Титулованные витязи и богатые торговцы, обычно разделённые ремеслом, сейчас соседствовали друг с другом. Стальные доспехи с выбитыми на них цветами, птицами и зверями перемежались с роскошно расшитыми кафтанами. Первые люди края собрались ныне на королевской пристани.

Были здесь и иноземные подданные: поездка короля должна была стать новой важной вехой в отношениях между двумя государствами, и внимание к этому событию было приковано необычайное. Заморские купцы, из тех, что гостили сейчас в Калантире, пришли почти все. Были даже и такие, кто приплыл из Ремара, хотя отголоски войны между этой провинцией Игноса и Энелией ещё ощущались в отношениях между соседями.

Ремарцы стояли небольшим скопом в отдалении, и на них были накинуты скромные меховые плащи. Они тихонько общались между собой на языке Игноса и мало смотрели на самого короля, но можно было не сомневаться: их внимательные глаза не упускают ничего. Несколько стражников князя Северина из числа наиболее смышлёных, переодетые в моряков, стояли неподалёку от иноземцев и не спускали с них глаз.

Неподалёку от слуг игносийского императора стояли линдиорские купцы. Их гигантские бороды заметно выделялись из толпы. Верно писал в своей «Истории» достопочтенный Велеран про жителей этого княжества, что мальчики там рождаются сразу с щетиной. Кажется, что пока ещё ни один линдиорец так и не соизволил побриться в целый век. Когда линдиорец возьмётся за бритву, то это событие станет достойным пера летописца. В бородах купцов прятались курительные трубки, из которых вырывались ароматные клубы дыма. Жители Линдиора в глубоких горных долинах выращивали превосходный табак, который был известен не только в северных землях, но даже и далеко на юге, в Ирмане и даже в Симахии! А уж пресыщенных жителей южных королевств было очень сложно удивить северными диковинками. В Ирмане многие и поныне полагали, что даже первые люди на Крайнем Севере вынуждены довольствоваться мхом и тем, что удастся вырвать у оленя изо рта.

Табачный дым поднимался над толпой, но тут же улетал, влекомый ветром. Линдиорский табак щекотал ноздри валнарскому послу – Эдвину Ваасу. Этот великан стоял в окружении людей в зелёных княжеских накидках. За пределами Валнара все валнарцы по какой-то неведомой остальным северянам причине предпочитали рядиться в цвета своего княжества, как будто бы их нельзя было узнать по одному только наречию, высокому росту и ореховому цвету волос. Возвышаясь даже над своими соплеменниками, Эдвин Ваас озирал всех вокруг, и от его зорких глаз не укрывалось почти ничего. На плечах у него висела золотая посольская цепь с ярко горящим изумрудом. И эта была едва ли не единственная драгоценность, которой располагал посланник: род его обеднел, и потому он вынужден был оставить своё владение, чтобы служить валнарскому великому князю Миврену Ярелу на посольском посту.

За посланником также внимательно следили: отношения Валнара и Энелии всегда были чрезвычайно ужасными. Столкновения между ними случались почти столь же часто, сколь часто выпадал снег зимой. И ведь неслучайно, что река, разделяющая эти два края, носила название Огневины. Как правило, люди пересекали эту границу с огнём и мечом в руках.

Больше прочих иноземцев было только хасгардцев. Именно в их королевство и направлялся король Энелии Василий Некрид. Хасгардцы узнавались по длинным, просторным накидкам, которыми они пользовались только летом или же за пределами своего королевства. Хасгард лежал севернее Энелии, и потому эта земля была известна в первую очередь своими мехами. Без по-настоящему тёплой одежды пережить хасгардскую зиму было попросту невозможно. Даже в лежащем ещё севернее Нортранде зимы были не так жестоки, что, впрочем, можно было объяснить жаром, источаемым Мировым Очагом – вулканом, расположенным в центре земель нортрандеев. К слову сказать, из самих нортрандеев на набережной Свирелей не присутствовало никого, однако же в этом не было ничего удивительного: жители Нортранда жили своей, обособленной жизнью и мало сообщались с соседями.

Хасгардский посол Клар Отмар стоял рядом с королём, и многие из его соплеменников с гордостью наблюдали за тем, как энелианский государь привечает их посла как равного себе. На плечах Клара Отмара была похожая золотая цепь, как и у Эдвина Вааса, только в хасгардскую был вставлен сапфир. Посол был молод, и на его ясном лице отображалось довольство его нынешним высоким положением. Он был в энелианском кафтане, на котором были вышиты не обычные для Энелии природные мотивы, а полностью открытый глаз, у которого вместо зрачка был начертан лунный серп. Это был герб королевства, сохранившийся ещё с тех пор, когда все его жители поклонялись языческому Мистиру – богу ночи.

Всех этих достойных людей из самых разных мест окружали королевские гвардейцы, прибывшие вместе с королём из столицы королевства. Зоркий глаз их воеводы Данаира Вирского внимательно осматривал ряды государевой охраны. Длинные пшеничные волосы были стянуты плетёным обручем, а голубые глаза вглядывались в каждого воина. Полковник ещё только-только приблизился к тридцати годам, но уже успел заслужить славу отличного военачальника.

Под его присмотром гвардия ещё ни разу не терпела поражений, и потому при королевском дворе его единогласно считали защитником государства. В его войске были лучшие из лучших воинов, отобранные из гарнизонов по всей стране. Полковник Вирский потратил много сил на службе в гвардии короля, собирая непобедимую силу, и сейчас он собирался в очередной раз представить лучших воинов Энелии во всей красе. Их кольчуги были вычищены до блеска, а сверкающие щиты и наконечники копий стояли в один ряд, так что, если смотреть на одного воина сбоку, то сразу за ним не было бы видно второго. Плащи гвардейцев были белее морской пены, что разбивалась о пристань. На панцире у каждого из них был выбит взлетающий орёл, смотрящий на запад, – символ королевского рода и всей Энелии.

За спинами гвардейцев стояли дружинники князя Людека Северина, который являлся Хранителем Северной Чети, или же в просторечье просто Севера. С искренним любопытством и интересом воины смотрели на короля, именитых горожан, собравшихся всех вместе в одном месте, и воинов гвардии. Им редко выпадал случай видеть такое: княжеские люди обыкновенно охраняли покой жителей города и окрестных земель, которые издревле принадлежали роду Северинов. Калантиру почти не угрожали набегами враги, и ещё реже жителям северных земель приходилось терпеть усобицы с другими частями Энелии. Происходило это от того, что Север был обособлен от государства Багряными горами на юго-западе и Ливадскими – на юго-востоке. Войны в самой Энелии, если и случались, то, как правило, они обходили Север стороной; уже долгое время край жил в мире. Так что стража князя обыкновенно занималась тем, что следила за охраной городского порядка и за тем, чтобы на дорогах княжества не разводилось лихих людей.

На панцирях дружинников князя был его родовой герб – белая чайка на синем поле, сидящая на железном морском якоре. Много лет назад предки князя Северина вместе с предками нынешнего короля пришли из-за моря, и на этом берегу будущие Северины остались жить, где основали великий порт Севера – Калантир. Именно этот город долгое время оставался воротами для чужеземцев, попадающих в Энелию морем, и даже после того, как дед нынешнего короля Аристар взял порт на юге, – влияние Калантира не угасло.

Через Северные ворота король Василий Некрид и отправлялся в плавание в королевство Хасгард. Его Энелии были нужны друзья, и советники короля посчитали, что будет чрезвычайно разумно установить союз с королём Хладвигом, с которым Василий делил Студёное море. Отношения между королевствами в последние годы становились только лучше, и было решено заключить династический брак, который бы закрепил королевский союз. У короля Хладвига недавно родилась дочь, а у энелианского короля был младший сын Михаил. И мужи Королевского совета, да и сам государь посчитали, что выпал очень удобный случай для того, чтобы двум великим домам породниться и обеспечить Энелии надёжный союз с Хладвигом. Хасгардский посланник Клар Отмар немало поспособствовал продвижению этого решения, потому как он видел в союзе с энелианцами основу для грядущего процветания обоих великих королевств и укрепления мира по всему северу.

Переговоры шли долго, но, наконец, посол владыки Хладвига обнадёжил Королевский совет Василия той вестью, что их государь заинтересовался предложением своего морского соседа и будет рад принять его у себя дома. И ныне владыка Энелии отправлялся в путь.

– Это и есть «София», папа?

– Да, сынок, это она и есть, – Василий нагнулся к младшему сыну, который с восхищением разглядывал огромный двухмачтовый корабль, чьи могучие прямые паруса могли затмить собой небо. Огромный форвент был построен не так уж давно и был первым из череды подобных кораблей: остальные энелианские суда, вроде галер и стругов, строились старыми мастерами, обучавшимися по древним манускриптам, пришедшим прямиком из той эпохи, когда и Энелии-то ещё не было. Новый корабль назвали в честь только что родившейся дочери князя Людека. Это было первое большое плавание «Софии», но в это путешествие форвент вести доверили лучшим мореходам во всём крае.

– Какая она красивая! – юный Михаил был в восхищении. Ему лишь недавно исполнилось семь лет, и он ещё ни разу не был в морском плавании. Не суждено ему было отплыть от родных берегов и на этот раз. Королева Горана – его мать – настояла на том, чтобы малолетний королевич остался дома. Изначально король хотел отправиться ко двору своего соседа Хладвига в сопровождении сына, но после внял мольбам своей супруги, и в королевской опочивальне было принято высочайшее повеление, что Михаил останется в Энелии.

Свадьба, если о таковой удастся договориться с королём Хасгарда, всё равно должна была состояться не скоро, и Василий вместо своего сына взял лишь его портрет работы лучшего живописца из Ланара – столицы королевства.

– Как бы мне хотелось поплыть с тобой, папа! Можно? – Михаил моляще посмотрел в глаза своему отцу-королю, надеясь, что тот всё же изменит своё решение в последний момент.

А тот лишь усмехнулся в свои густые пшеничные усы:

– Боюсь, что тебе об этом стоит просить твою маму. Это не в моей власти.

– Михаил! Мы уже говорили об этом! И не раз! Прекрати свои просьбы! – Горана строго посмотрела на своего младшего сына, и тот присмирел под её взглядом.

Василий положил руку ему на плечо:

– Не беспокойся, сын, придёт время, и ты поплывёшь на ещё более прекрасном корабле. Ведь так, Людек?

– О, всенепременно, ваше величество! – князь Северин шутливо поклонился перед Михаилом, отчего его рыжие локоны упали ему на грудь. – Клянусь, что к вашему совершеннолетию в нашем порту вы найдёте себе корабль, который сочтёте достойным сына лучшего из королей! И даже не один корабль, а целую флотилию!

– Вот видишь, сын! Пройдёт совсем немного времени – и у тебя будет твоя собственная флотилия!

– Но я не хочу свой собственный! Я хочу плыть на этом! С тобой! – молодой королевич нахмурился ещё сильнее и уже вот-вот был готов расплакаться прямо на набережной Свирелей.

Король, предчувствуя скорое поражение, решил пойти в наступление:

– Не хочешь свою флотилию?! А как насчёт своего меча? – и выпрямился, а после отстегнул ножны с клинком от пояса и протянул их своему сыну.

– Василий, но… – в глазах королевы вспыхнула тревога. Горану явно взволновало это решение, и было от чего побеспокоиться! Клинок Орлевир – святыня рода – издревле передавался от отца к сыну ещё в те времена, когда Некриды ещё даже не ступили на энелианскую землю. Василий знаком велел жене замолчать, а сам при этом смотрел только на Михаила. В глазах молодого королевича росло восхищение – настоящий боевой меч! Прошедший через сотни битв, а после них ещё через сотню! Это был не тот глупый, детский кинжал, которым он учился фехтовать в Ланаре. Меч, который служил десяткам поколений Некридов, теперь принадлежал ему!

Мальчик медленно протянул за ним руку, и отец отдал ему меч, а Михаил вцепился в него обеими руками и стал с восторгом рассматривать расписные ножны и рукоять, украшенную драгоценными камнями, не в силах поверить в происходящее. Король, ныне оставшийся безоружным, положил руки на пояс. Государь был доволен, видя восхищение в глазах сына.

Людек Северин и Данаир Вирский с любопытством и обеспокоенностью смотрели на реликвию королевского рода в руках малолетнего королевича. По рядам горожан, из тех, что стояли ближе всех, пошёл шёпот. А после те, что стояли впереди, оборачивались назад и рассказывали задним о том, что только что сейчас произошло. Гвардейцы перестали смотреть перед собой и все как один начали глядеть на Михаила, и их можно было понять: как второй сын короля Михаил должен был в своё время возглавить войско, так что сейчас их будущий воевода получил своё первое настоящее оружие. Данаир, почуяв неладное в рядах гвардейцев, оглянулся назад и бросил строгий взгляд на воинов, и порядок вновь был восстановлен.

– Но, дорогой, а как же Павел? – Горана всё же подступила к своему супругу, напоминая тому о старшем сыне, остававшемся в столице.

А Василий лишь отмахнулся:

– Не стоит беспокоиться о мальчике. Он получит мою корону, а власть золота намного больше власти стали.

– И всё же! Меч передавался от отца к старшему сыну многие столетия!

– Горана, возлюбленная моя жена, я прекрасно знаю историю своего рода, можешь мне поверить. И я прекрасно знаю, что лучше для моей семьи. Если даже Павел не одобрит моего решения сейчас, то когда-нибудь он поймёт, что это было лучшее решение. Я верю в своего сына. Я верю в них обоих.

Горана покачала головой:

– И всё же он будет расстроен. Ему ведь всего только одиннадцать…

– Уже одиннадцать! Совсем скоро он сможет стать королём, любовь моя! Пора ему и думать по-королевски.

– Если позволит ваше величество, то ваше решение, проникнутое большой заботой о Михаиле, – с лёгким поклоном обратился к королевской семье Клар Отмар, – чрезвычайно благоразумно в той связи, что может воспитать в наследнике тягу к скромности и неприятие алчности.

– Вот как? – недоверчиво поднял бровь монарх. – Может быть, будет и так, может, и так.

Вперёд выступил начальник гвардии:

– Прошу прощения за беспокойство, ваше величество, но мы задерживаем отплытие, – и Данаир, поклонившись, отошёл обратно.

– Какой смысл быть правителем в стране, где ты вынужден делать то, что должно, а не то, что хочется, – притворно вздохнул Василий Некрид.

Горана звонко рассмеялась:

– Но ты ведь только что сам призывал думать по-королевски, разве нет?

– Да, верно, – король вновь наклонился к своему сыну. – Настало время прощаться, сынок. – Отец кивнул на меч в руках своего сына, – сбережёшь маму?

Михаил отставил Орлевир в ножнах назад и поклонился, как подобает витязю кланяться своему господину:

– Буду защищать, сколько хватит сил, ваше величество! – было сказано таким серьёзным тоном, что все, кто слышал ответ королевича, засмеялись, а после он и сам улыбнулся.

Василий поднял своего сына на руки и расцеловал его:

– Как же я люблю тебя!

– Фу, пап! – молодой королевич изо всех сил пытался освободиться, но безуспешно. – Это совсем не по-королевски!

Когда Михаил, наконец, оказался на земле на своих двоих, то, отдав отцовский подарок матери на временное хранение, обнял своего отца и тихо сказал ему, чтобы никто больше не слышал:

– Я тоже тебя люблю!

Василий взъерошил ему волосы. В это мгновение он был счастлив: у его семьи всё было хорошо, и они жили в согласии. Что могло быть лучше?

Но вид его подданных за спинами гвардейцев вовремя напомнил ему о том, зачем они здесь собрались. Вирский был прав – отплытие не следовало задерживать. Самое время было проводить короля в путь-дорогу: государевы дела были превыше дел семейных. Так было и так будет всегда. Нужно в первую очередь быть хорошим королём, а не хорошим отцом. И как бы Василию не хотелось остаться здесь вместе с женой и сыном, он должен был уплывать сейчас в далёкую страну, хотя человеку на пристани в короне вовсе не этого хотелось. Он желал растянуть это мгновение мира и согласия на целую вечность, но даже у него – монарха – не было власти над временем. Краткий миг счастья исчез, но остался в памяти тех, кому суждено было разлучиться.

– Я скоро вернусь, сын.

Из толпы горожан, следящей за прощанием короля с семьёй, наблюдал один молодой человек в чёрной шляпе с приколотым пером альбатроса. В то время как все смотрели на королевскую чету, он смотрел чуть дальше.

– Какая же она прекрасная! – вздохнула одна из благородных дам в богатом платье.

– Да, прекрасная, – хрипловатым голосом ответил худощавый и низкорослый по северным меркам молодой человек. Он по-прежнему не смотрел туда, куда и все остальные. В его голосе даме послышался далёкий вой морского ветра, и она с удивлением посмотрела на него.

– Да королева прекрасная, а не корабль, Каэр! – дама поморщилась. – Будьте хоть немного внимательнее!

Годрик Каэр встрепенулся как воробей, на которого вылили ушат с ледяной водой. Он посмотрел на даму, стоящую рядом с ним, рассеянными глазами и узнал в ней жену главы торгового дома Доран, в чьей собственности находилась галера, на которой он ходил в плавание.

Годрик неловко улыбнулся жене своего нанимателя и пробормотал:

– Да, конечно, извините, госпожа Доран, вы правы, удивительно прекрасная, – и поспешил скрыться с глаз долой, чтобы не получить потом от капитана нагоняй. Хоть он и был самым молодым старшим помощником во всём калантирском флоте, но всё же не стоило нарываться на неприятности. Напоследок он услышал, как она говорила:

– И сын у короля тоже такой красивый! Вот что значит – северная кровь!

– Это точно! – сказала другая дама, которой Годрик, однако, не узнал по голосу. – Король поступил мудро, взяв в жёны сестру нашего Людека…

В её голосе Годрику послышалась неподдельная гордость. Насколько он помнил, в среде благородных северян считалось, что союз Гораны и Василия это то, за что следовало поднимать второй тост на пиршествах. Уже долгое время в крае считали, что Север венчает Энелию, как корона венчает голову короля. Впрочем, самому Годрику не было никакого дела до этих пересудов. Он поднимал второй тост, как и все северяне, но не более того. Моряк отошёл на несколько десятков шагов и, убедившись, что рядом нет никого, кто бы мог повлиять на его дальнейшую судьбу, стал спокойно наблюдать за тем, как «София» снимается с якоря.

Двухмачтовая красавица с крутыми бортами, из которых на воду спускались вёсла, выглядела так, как будто сам Господь спустился на грешную землю, чтобы построить этот корабль. Мощными толчками гребцы вели «Софию» от набережной Свирелей на расстояние, достаточное для манёвра, и после чего корабль, плавно развернувшись, словно в танце, двинулся по Студёному морю в своё первое плавание. Паруса наполнились воздухом, и вёсла поднялись из моря. Северо-западный ветер дул в левый борт и несколько отклонял «Софию» от её начального курса, но сейчас это было не так важно. Капитан видел отклонение по тому, как двигалась его «София» относительно берега, но пока что оно было не слишком сильным.

Студёное море славилось своими могучими ветрами, которые могли завести судно прямо на подводные скалы, чья печальная слава унесла на морское дно не одну сотню кораблей… Капитаны из Калантира должны были всегда следить за своим курсом, чтобы не попасть в пасть к морскому дьяволу.

Многие из горожан оставались на набережной Свирелей, покуда белые паруса «Софии» не стали так малы, что их стало возможно закрыть полностью большим пальцем вытянутой перед собой руки. Но мало-помалу народ стал расходиться. Маленький королевич всё хотел застать момент, когда «София» в сопровождении двух стругов с воинами исчезнет за горизонтом, но под настойчивыми уговорами матери он всё же сдался. Они вместе с королевским полковником и гвардейцами двинулись вверх по лестнице, ведущей от набережной прямо к Белому дворцу – месту, откуда князья Северины вот уже полтораста лет управляли всем Севером.

Сам дворец был деревянным, но его выстроили на каменном основании, которое далёкие предки нынешних властителей Энелии обнаружили, впервые высадившись на этих новых для себя берегах века назад. Фундамент был заложен задолго до того времени, как на землю будущего королевства ступили первые нортрандеи. Основали ли его местные племена, с культурой которых чужеземцам ещё только предстояло познакомиться, или же это был кто-то ещё, никому тогда так и не довелось узнать. О древних хозяевах этих земель много позже узнали учёные мужи, но история этого таинственного народа и поныне была покрыта секретами. Было лишь ясно, что основание служило для какой-то могучей башни, от которой не осталось и следа. Каменный фундамент был весьма внушительным и прочным. Опора была сделана из белого камня, который можно было добыть только за десятки вёрст от того места, где высадились пришельцы из-за моря. Глубоко в недрах Багряных гор лежал тот камень, к которому вели рукотворные шахты, какие тоже были обнаружены первыми нортрандеями. Кто их проложил? И кто оставил фундамент на северном берегу? Тогда, в первые дни освоения этой земли, было решено, что всё это создано по воле богов, ибо местные полудикие народы были не в состоянии построить хоть что-то отдалённо похожее. Нортрандеи сочли это добрым знаком для переселения и остались здесь жить.

Белый камень начали добывать из древних шахт на южных склонах Багряных гор. Из этого камня переселенцы впоследствии стали строить свои первые города и крепости. Новые князья не жалели этого материала для строительства Ланара – форпоста на реке Лавре, по которой было удобнее всего сплавиться с северного побережья на равнинные земли. Именно Ланару в будущем предстояло стать столицей объединённого королевства Энелия.

Глядя на великолепие энелианской столицы и того величия, что окружает Белый город, властитель рода Северинов решил, что и в его вотчине будет место для божественного камня. Он повелел основать дворец на том фундаменте, который увидели первые нортрандеи и вокруг которого уже вырос порт Калантир. Стены и крышу своего терема князь построил из дерева белегорнской лиственницы, которая имела ярко-белый цвет и несколько напоминала божественный камень. Оттого и пошло название дворца Северинов – Белый. В сиянии утреннего солнца дворец казался ослепительным настолько, что на него почти нельзя было смотреть: городской вид Калантира был украшен огромной морской жемчужиной дворца. Многие моряки, прибывающие в солнечную погоду, эту жемчужину поначалу принимали за свет маяка, указывающего путь на добрую землю.

Когда на набережной Свирелей оставались лишь последние зеваки, громко обсуждавшие событие, которому они стали свидетелями, да крики чаек разносились по ветру, наполняя и без того узнаваемые звуки порта, то в город, наконец, двинулся и молодой Годрик Каэр. Он, засунув руки в карманы своего простого моряцкого полукафтана и наклонив голову к мостовой, думал о виденном им чуде и о том, что самому ему следовало бы проситься на службу на подобном корабле.

Форвент был тяжелее и многим быстроходнее струга или галеры. Он мог дать бой шторму и мог дойти туда, где кончается мир. На борту форвента можно было легко обогнуть Нортрандейский полуостров – об этом слышал Годрик Каэр от мастеровых в порту, что строили «Софию».

Капитанам галер, приближаясь к Вострому мысу, приходилось задабривать море молитвами Богу. Многие собирали экипаж перед походом к мысу, открывали Священную книгу и читали написанное пророком Иосифом. Некоторые даже брали с собой священников из религиозных орденов, чтобы Господь наверняка внял их мольбам. Наиболее презренные из всех моряков – пираты – при переходе Вострого мыса постоянно совершали жертвоприношения языческой Крессиде.

Но когда первые форвенты сошли в море, то необходимость беспокоить высшие силы по пустякам должна была отпасть. Тяжёлые суда с широченными парусами могли сопротивляться мощным подводным течениям, которые каждый год бросали на кинжальную скалу мыса корабли тех, кого боги не услышали.

И если мастера окажутся правыми, то тогда должна была усилиться торговля Северной Чети с Линдиором, берега которого как раз лежали за Нортрандеем. Большая часть товаров из этого княжества, окутанного горами, шла в южную Крестовицу, что очень уязвляло самолюбие Северинов, так как Линдиор упорно считался князьями одним из северных королевств. Помимо этого, Людек рассчитывал начать торговать с Ирманом и даже с островитянами Симахии, что по расчёту князя должно было превратить его Север в богатую житницу и освободить Четь от необходимости везти хлеб с надменного Юга по Лавре.

Расчёт князя встречал одобрение у всех калантирцев, и многие богатые дома края не пожалели средств на строительство нового северного флота. Торговые дома наподобие Доранов вкладывали всё до последнего медяка в тяжёлые форвенты, но были и такие, кто считал, что новые суда могут послужить не только торговле.

При должном экипаже на форвенте возможно было добраться не только до тех земель, до которых было плыть чрезвычайно далеко, но и до таких, о которых никто и не слыхивал… Ещё Велеран в своей «Истории» подмечал, что некоторые виды альбатросов, журавлей и орлов улетают на восток, а после возвращаются обратно, из чего Велеран делал вывод, что за Адраровым морем всё же есть земля и вполне может быть, что Инафор не единственный континент.

Молодой помощник капитана галеры, который ещё совсем недавно был обыкновенным матросом, а до того – гребцом, Годрик Каэр шёл по улочкам портового города, мощённым чёрным камнем, поднятым со дна морского, и мечтал о своём будущем и славе первооткрывателя. О том, как он сам, будучи капитаном огромного корабля, впервые сойдёт на никому не известную доселе землю и самолично нанесёт на карту мира своё открытие!

Но мечты о мореходстве были недолгими: с каждым новым шагом мечты о дальних плаваниях уходили прочь. Туда же, куда уходили и все корабли из порта Калантир. Мысли помощника капитана галеры возвращались от свершений будущего к делам настоящим. А именно к его молодой и прекрасной жене Агнии, которая вот-вот должна была подарить ему первенца.

Агния была единственной дочерью судовладельца Герда Панарона – одного из достойнейших людей, каких встречал Каэр. Герд Панарон работал совместно с торговым домом Доран, хоть иногда их интересы и отличались. Порт кормил многих в Калантире, но семьи Панаронов и Доранов принадлежали к числу тех, кого порт кормил больше остальных, и иногда то одна, то другая фамилии принимали попытки взять под свою опеку все морские перевозки. Обыкновенно эти устремления заканчивались сбором в княжеском дворце, где Людек Северин заставлял их примириться и вновь работать вместе на благо всего Севера.

В одно из этих собраний Герду Панарону князем был пожалован титул барона, что возвысило его ещё больше. Но, однако же, несмотря на это, Дораны – чей глава был графом в седьмом поколении – не уставали напоминать всем о том, что «выскочка» не принадлежал к дворянскому сословию по праву рождения. Как бы то ни было, после того как был начертан герб рода Панаронов, его основатель задумался над тем, с какой из знатных фамилий Севера будет удобнее всего заключить союз, а проще говоря – за кого выдать замуж свою единственную дочь.

Но достойный судовладелец в своих расчётах не учёл той простой вещи, что его своевольная дочь и сама была способна решить свою судьбу. Агния была украшением своей семьи, и многие в городе совершенно справедливо полагали, что на всём Севере не сыщешь более чудесной девушки: от отца ей достался высокий рост и дивные светлые волосы, а от матери – пронзительные серые глаза, в которых легко можно было утонуть.

Агния была не только прекрасна лицом, но также, вопреки представлениям, распространённым на суровом севере, о предназначении женщины в семье, обладала острым, прозорливым умом, которым она вовсе не боялась пользоваться. Она догадывалась о том, какая судьба её ждёт: Агния помнила о том, как её отец прошёл жизненный путь от простого конторщика до одного из самых влиятельных господ в городе. Ей также было известно о том, как Герд Панарон ведёт дела, и ей меньше всего хотелось превращать свою жизнь в разменную монету для очередной удачной сделки отца. Потому Агния Панарон, до того неуклонно пресекавшая все попытки со стороны молодых людей завоевать её сердце, решила, что пора действовать самостоятельно.

Она решительно отвергала любые мысли о браке со знатными господами Калантира, так как не видела среди них ни единого достойного человека, а достоинство – это то, что она искала более всего в своём будущем избраннике. Отец Герд начинал терять терпение, быстро разгадав замысел дочери, но до поры пока не принимал окончательного решения, позволяя Агнии своевольничать. Как бы он ни вёл дела в порту, но его семья – это был не порт, однако выдать дочь замуж было всё же необходимо. И при этом совершенно необходимо было, чтобы жених был из знатного сословия, дабы повеление князя о наделении Герда титулом закрепило родовые права Панаронов и превратило эту фамилию в один из столпов Севера не на бумаге, а в умах людей.

Агния понимала, что настанет время и её отцу-барону придётся навязать ей неугодное решение, какого не хотели ни дочь, ни отец, но какого требовал Север. В один из дней, когда упавшая духом Агния прогуливалась вблизи порта, к ней неожиданно обратился один из моряков с галер. Дело это было неслыханное, ибо люди из низших сословий редко напрямую обращались к знатным господам и вообще, как правило, не имели привычки вставать у них на пути. От неожиданности Агния Панарон даже остановилась, хотя моряк всего-то спросил, отчего она такая печальная.