Текст книги "Цифровой странник"

Александр Живетьев
Цифровой странник

© А. Живетьев, текст, 2020

© Де'Либри, издание, 2020

Рикша

Часть 1. Прощай, Норфолк
2009

1. Нью-Йорк, Нью-Йорк

Я просыпаюсь от воя полицейских сирен.

– Вставай, поехали на вокзал, у меня автобус скоро, – говорит Денис.

В небольшой комнатке хостела четыре двухъярусные кровати, но все пусты. Вчерашних знакомых больше нет – видимо, их автобусы ушли ещё раньше. Завтрак – последние запасы еды из рюкзака: пачка печенья и яблоко. На стойке администратора разбросаны рекламные буклеты с картой города – полезная штука.

– Подскажите, пожалуйста, как дойти до ближайшей станции метро?

Темнокожий охранник, необъятный, как винная бочка, с трудом поднимается с кресла и выходит с нами на улицу, чтобы указать направление:

– Два квартала прямо, потом повернёте направо – и вы на станции.

Знаменитая белая стрелка на чёрном фоне – одностороннее движение. Вчера в такси из аэропорта я проспал всю дорогу. Рейс из Москвы с пересадкой в Вашингтоне, которая сильно затянулась из-за плохой погоды, занял двадцать два часа. Я почему-то не чувствую усталости. Вокруг творится что-то невообразимое: все общаются на чужом языке, на лицах мелькают улыбки, а когда я случайно задеваю плечом прохожего, он мирно говорит: «Excuse me», как будто это он виноват, а не я!

В вагоне метро белые, чёрные и азиаты, латиноамериканцы и ещё какие-то люди неизвестного мне происхождения. Мы безуспешно пытаемся разобраться в запутанной схеме станций, и в конце концов я обращаюсь за помощью к афроамериканцу с длинными дредами. Однако он говорит так быстро, что непонятно ни слова.

Денис громко ругается по-русски, и тут я неожиданно слышу родной язык:

– Куда едешь, сынок?

Старушка рядом – наша соотечественница. Русский язык – четвёртый по распространённости в Нью-Йорке после испанского, китайского и английского.

– Порт Ауторити Бас Стейшн, – говорю я.

– Ещё четыре остановки – и выйдешь.

Денис уезжает сразу после того, как мы находим его автобус. Я даже не уверен, Денис ли его зовут. Вчера мы прибыли в хостел на двух такси, но теперь я один – за семь с половиной тысяч километров от дома! Пожалуй, надо выпить кофе и покурить.

В «Старбаксе» я включаю Скайп с ноутбука. Популярный здесь холодный кофе оказывается отвратительным напитком. Я волнуюсь: первый раз придётся говорить по-английски с работодателем. Ещё и удалённо: вдруг будет плохо слышно и я ничего не пойму?

– Здравствуйте! Я могу поговорить с Майклом?

– Одну минутку.

Сосредоточившись на разговоре, не сразу замечаю, что перед столиком появился человек. Высокий и худой негр в рэперской кепке с широким козырьком активно жестикулирует, пытаясь привлечь внимание.

– Майкл Грувер, – раздаётся в наушниках.

– Добрый день, Майкл. Меня зовут Александр, я студент из России, вас должны были предупредить, что я позвоню…

– Подожди, я дам русского.

Похоже, моё произношение сильно хромает. Негр машет руками прямо у меня перед носом. Показываю на уши, мол, разговариваю, подожди.

– Привет.

– Привет! – радуюсь я. – Скоро выезжаю к вам, меня зовут…

– Во сколько приедешь?

– В девять.

– Хорошо. Мы встретим тебя на автовокзале.

Не успеваю больше ничего сказать – на том конце гудки. Выключив Скайп, я достаю из ушей капельки. Широкие губы негра сворачиваются в трубочку, из неё струится поток непонятных звуков. Различаю только отдельные слова. Кажется, он просит денег. Что ещё ему от меня нужно?

– Я плохо говорю по-английски, не понимаю тебя, – пожимаю плечами и протягиваю несколько долларов.

Радостный негр уходит.

Занятия по субботам в школе ввели, когда я учился в третьем классе. Кто придумал такую несправедливость – учиться по выходным? Я не стал рассказывать об этом родителям. Единственным уроком, который поставили на субботу, был английский, и я благополучно пропустил все основы. Когда афера раскрылась, я настолько отстал от класса, что решил даже не пытаться догонять. Снова взялся за английский только в университете и даже ходил на дополнительные курсы. Я неплохо разбирался в грамматике, но слабо воспринимал речь на слух.

За окном «Старбакса» небольшой парк, на дороге – жёлтые такси, а на специальной полосе с краю – велосипедисты в защитных шлемах. Жаль, что всего полчаса до автобуса. Манхэттен такой красивый, необычный, непонятный и притягивающий! Уверен, я видел эту улицу за окном в каком-нибудь фильме!

Было бы здорово вернуться сюда ещё раз и погулять по городу. Но сейчас пора в Вирджинию. До Норфолка, пункта назначения, предстоит путь через Филадельфию, Мэриленд и Вашингтон, округ Колумбия, – примерно восемь часов. Я читаю журнал о баскетболе и подчёркиваю новые слова. Иногда автобус останавливается, и пассажиры пересаживаются в другой. Я напряжённо слушаю, что кричит водитель: боюсь не разобрать, что он скажет. Не хотелось бы остаться в автобусе, который привезёт меня неизвестно куда.

2. Гараж мороженщиков

Прошёл почти час, но никого нет. Я стою на пустынном автовокзале в Норфолке. Наконец откуда-то появляется человек и идёт ко мне:

– Ты русский?

– Да.

– Пойдём.

За углом припаркован небольшой фургончик. За рулём – высокий светловолосый парень в белой футболке. Кроме него, внутри ещё шесть человек, не считая меня. Ребята держат в руках обёрнутые в бумажные пакеты бутылки. Тут же протягивают и мне одну:

– Возьми пивка, с приездом!

Студенты в фургоне, кроме водителя Юры, уже пьяны. Начинается ливень, а «дворники» в машине не работают. Мы едем по широкому шоссе почти вслепую. Капли громко бьются о лобовое стекло, за ним – только темнота и фары встречных автомобилей. Водителю приходится высовываться из окна, одной рукой придерживая руль, а другой протирая стекло тряпкой с внешней стороны.

– Ха! Вот американцы-то, наверное, никогда такого не видели!

Но машин на дороге почти нет, и не многие из местных жителей могут оценить искусное вождение долговязого парня, приехавшего в Вирджинию из далёкого Архангельска. Спереди, рядом с Юрой, сидит Миша, коренастый блондин, родом из Воронежа. Сзади – Женя из Томска, ещё один Юра, из Белгорода, Максим из Тольятти и Валера, здоровяк со спортивным выражением лица, из Иваново.

– А ты сам откуда? – спрашивает Максим.

– Я из Дубны. Это в Московской области. Как вы тут живёте? Что делаете?

– Сейчас приедем, водку пить будем, – говорит Валера.

У меня в рюкзаке бутылка «Столичной», но это подарок для Майкла Грувера – мне сказали, что студенты часто привозят работодателям водку и тем это очень нравится, потому что настоящая «Столичная» здесь большая редкость и стоит очень дорого.

Я спрашиваю:

– Это правда?

– Фуфло! – говорит Валера. – Лучше мы с тобой сейчас эту твою «Столичную» дома опрокинем, а то у нас только «Куранты» остались, а она противная. А Груверу этому ничего не надо дарить!

– Да-да! – поддерживают остальные.

Похоже, Майклу придётся остаться без водки. Мы поднимаемся на второй этаж небольшого дома. Около окна кровать, пара шкафов, посередине низкий столик и пара подушек рядом – чтобы сидеть на полу. В другой части комнаты – полноценная кухня с холодильником, плиткой и раковиной. На столик со звоном опускаются бутылки. Я прохожу в глубь квартиры.

– Вот тут будешь жить, располагайся, – говорит Миша.

В крохотной комнатушке два на три метра только двухъярусная кровать у стены. И ещё окно с видом на парковку. Нижняя койка свободна, и я бросаю туда рюкзак.

– А кто наверху?

– Никого.

Следующая комната – последняя. В ней три двухъярусные кровати, здесь живут все: Миша, Валера, Максим и два Юры. Чтобы не путаться, одного из них, водителя, называют Длинный, а второго, самого молодого из нас, – Студентом, хоть студенты на самом деле все. Открытые сумки, вещи и рюкзаки разбросаны на полу. Женя из Томска – единственный, кто ночует в гостиной.

Первый этаж дома занят мексиканцами. По словам Миши, они часто употребляют текилу и пиво и устраивают громкие вечеринки, но с русскими студентами не конфликтуют.

В гостиной пьют, больше всех агитирует Валера; Миша и Юра Длинный не отстают; кучерявый девятнадцатилетний Студент чаще заливисто смеётся, чем что-то говорит; а Женя на койке, подложив руки под голову, задумчиво разглядывает потолок. Ливня как будто не было, окна открыты нараспашку, уже почти полночь, но на улице очень жарко.

– Погнали купаться! – зовёт Юра Длинный.

От дома до Атлантического океана всего пять минут, нужно дойти до конца улицы и перейти дорогу.

– Официально купаться на пляже запрещено после того, как пляж покидают спасатели, сидящие вон на тех вышках, – показывает Миша, – но они уходят часов в шесть вечера.

На длинном тёмном пляже нет никого, кроме нас.

– Американцы послушные, никто и не купается, – продолжает Миша, – вообще, тут считается, что это опасно. Ты как, будешь?

– Ну да, конечно.

Первый раз в жизни передо мной огромный тёмно-синий океан. От волнения мурашки бегут по коже. Как же я могу отказаться?

– А то вон этот, – Миша показывает пальцем на Женю, – боится.

– Боишься купаться? – Я удивлённо смотрю на сибиряка.

– Не боюсь.

– А что же?

– Колено болит, – говорит Женя. Он действительно прихрамывает, а колено перевязано толстым бинтом. – И сейчас не время для меня купаться.

– Побежали, – зовёт Миша, – оставь его.

Все остальные уже несутся вперёд и громко кричат, предвкушая, как здорово броситься в воду. Океан – это свобода. Мы так далеко от дома и можем забыть обо всём – университете, родителях, друзьях! Я бегу следом за всеми, на ходу стягивая футболку. Позади остаётся только Женя.

– РОССИ-И-И-И-Я-Я! – орёт кто-то спереди.

– АМЕ-Е-ЕРИ-И-ИКА! – кричит Студент.

Мимо пробегает невысокий Максим.

– ТОЛЬЯТТИ-И-И! – кричит он.

* * *

Первые лучи солнца светят в окно. Я поворачиваюсь к стене, но ненадолго. Двадцать два часа в перелётах, ещё восемь в автобусе, я полночи пил и купался в океане – и снова не чувствую усталости. Спать больше не хочется, и я выхожу в гостиную.

– А во сколько нам ехать на работу? – спрашиваю у Жени, единственного, кто уже проснулся.

– К двенадцати.

Отличный график. У меня нет ничего на завтрак. В магазине в двух шагах и на улице сильный контраст: снаружи очень жарко, внутри очень холодно. Кондиционеры работают на полную. На сэндвиче с курицей ценник – доллар и девяносто девять центов. Я протягиваю товар и два доллара кассиру. Но тот говорит:

– Два доллара десять центов.

Я растерянно смотрю на него, потом достаю монетку:

– Ах да.

Налог не включён в стоимость, как и во многих Штатах в Америке. Странно, что в Нью-Йорке я не обратил на это внимания.

Студенты просыпаются. Многие из них, особенно Валера, Миша и Юра, выпили вчера гораздо больше, чем я, к тому же, как я понял после вчерашнего знакомства, употребление алкоголя здесь норма: бухают каждый день. Но никто из них так же, как и я, не чувствует усталости.

За рулём снова долговязый Юра. В отличие от Юры Студента, Юра Длинный – более взрослый, серьёзный и интеллигентный человек. Я начинаю понимать, почему второго Юру называют Студентом. Он выглядит легкомысленнее всех: приспускает шорты, слушает рэп и с восхищением относится к неграм, которые, кстати, составляют половину населения Норфолка.

По дороге на работу мы проезжаем почти весь город. Норфолк очень просторный, дома расположены на расстоянии от дороги и занимают большую часть всей застройки. Похоже на типичный американский город, который представляешь по кино и передачам: массив частных домов с гаражами и подстриженными лужайками. Огромная деревня.

На улице ясно, жарко, но терпимо: через пару дней акклиматизируюсь.

– А что у тебя с ногой? – спрашиваю я у Жени.

– Упал с велосипеда.

– Ого! Как же так получилось?

– На работе, производственная травма.

– Производственная травма?

– Ты тоже на велосипеде сейчас поедешь, – говорит Студент, – всем сначала дают велосипед.

– Не всем, – поворачивается спереди Миша, – мне сразу машину дали. Сначала с кем-то поедешь.

«Гараж», как его называют студенты, это большая стоянка, где паркуются тридцать – сорок машин; рядом находится ангар, в котором располагаются крохотный офис, а также склад запчастей и холодильники с мороженым.

Майкл Грувер – белый американец среднего роста, коротко подстриженный, с округлым животом. Не думаю, что он большой любитель пива, скорее это от фастфуда. Людей, страдающих ожирением, за первые два дня в США я успел увидеть больше, чем за всю жизнь в России. Нас знакомит Юра Длинный.

– Поедешь в машине номер восемь, – говорит Майкл. – Там водитель из Сальвадора, его зовут Видаль. Он тебе всё покажет.

Развозной жёлто-синий грузовичок размером с маршрутку – это магазин с витриной. Сбоку на кузове нарисовано мороженое с ценами. Фруктовый лёд, рожки, детское эскимо в форме рожицы Бэтмена и Черепашек-ниндзя… И многое другое. Всего около сорока видов. Мороженое хранится в специальном продолговатом холодильнике, который работает от аккумулятора во время езды, а на ночь подключается к зарядному устройству в гараже. Над лобовым стеклом закреплена колонка в виде мегафона, из неё звучит музыка, привлекающая покупателей.

Водитель из Сальвадора не очень хорошо говорит по-английски.

– Лесго-лесго! – кричит Видаль.

И мы отправляемся в путь.

Я-то надеялся попрактиковать английский в США, но на все вопросы водитель качает головой. Зато можно попробовать выучить испанский.

– Инглес – лесго, эспаньол – бамонос, – объясняет Видаль, активно жестикулируя, – инглес – туморро, эспаньол – маньяна, инглес – фаве, эспаньол – падре.

Я записываю испанские слова в блокнот, а наш фургончик въезжает в спальный район. Видаль щёлкает тумблером над головой – включается музыка. Уже через пару минут мы останавливаемся: чернокожий маленький мальчик вместе с такой же девочкой, наверное брат с сестрой, подходят к машине. Им лет по пять, мальчик смотрит на меня и что-то мямлит себе под нос – я не понимаю ни слова.

– Что-что?

Маленькие дети открывают рты медленно, как рыбы. Может быть, они вообще только учатся говорить?

– Уан коттон кэнди, – подсказывает опытный Видаль.

– О'кей. – Я ищу мороженое в холодильнике.

Мы медленно катаемся по тихому кварталу. Торговля идёт активно, чернокожие дети радуются и кричат, услышав музыку мороженщика. Я почти ничего не понимаю, поэтому больше стараюсь разобрать то, что говорит Видаль, а не дети.

– Чика. – Видаль показывает пальцем на девушку. Сальвадорец возбуждён, как будто у него вечером свидание.

– Си, – киваю я, – чика.

Каждый раз, проезжая мимо девушек, Видаль кричит и машет руками от радости, как трёхлетний ребёнок.

* * *

Осваиваю новую профессию, которой не существует в России, – водитель-мороженщик! Моя задача – делать счастливыми маленьких чернокожих детишек, которые клянчат у родителей пару долларов и бегут покупать мороженое или колу. В конце дня я должен привозить как можно больше денег для босса Майкла. В гараже по утрам практикую испанский с мексиканцами, а они, смеясь, повторяют за мной русские слова. В блокноте уже около пятидесяти слов и две страницы фраз, которые диктуют мексиканцы, например: «Русские девушки – красивые», «Я люблю большие машины» и «Мне, пожалуйста, два пива».

Вечерами низкий столик гостиной обычно заставлен бутылками. После второго дня я не участвую в коллективных попойках. Валера и Миша – самые тренированные и могут пить больше всех, а мне, наоборот, очень быстро надоедает.

– Когда Женя первый раз сел за руль, – рассказывает Юра Длинный, пока мы болтаем утром, перед началом рабочего дня, – он не проехал и двух метров – сразу чуть не зацепил соседнюю машину.

– А потом сказал нам, что у него зрение минус шесть, – добавляет Миша. – И он при этом не носит ни очков, ни линз.

– Дело не в зрении, – прищурившись, говорит Женя, – просто не смог прочувствовать габариты машины.

– Сибирь позоришь, – говорит Миша.

Все смеются. Как я успел заметить, отношение к Жене в компании снисходительное. Над ним постоянно подшучивают, и никто не воспринимает его всерьёз.

Хотя Женя лучше остальных говорит по-английски, а его кругозор значительно шире, чем у быдловатого Валеры, дворового гопника в спортивных штанах, которому не хватает только семечек, Женю почему-то уважают меньше всех. Мне и самому кажется, что этот парень странноватый. Или, может быть, он здесь просто белая ворона? Тех, кто совсем не пьёт, в компании русских студентов в Америке не понимают. В России таких обычно называют «не свой». Но для меня это не критерий оценки, и сам я легко нахожу общий язык со всеми ребятами, кроме Валеры.

Мимо проходит дедушка, немного полноватый, с короткими седыми волосами. Морщинистое лицо, из-за которого я дал бы ему не меньше семидесяти, странно резонирует с уверенной походкой здорового человека.

– Привет, – улыбаясь, говорит он по-русски.

– Здравствуйте.

Мне казалось, что русскоязычное население Норфолка составляет примерно десять человек – все те студенты, что живут со мной или в соседнем доме.

– Я почти ничего не вижу вблизи – астигматизм, – говорит Юрий Николаевич (уже третий Юра!). – Мне нужна небольшая помощь – напечатать текст на компьютере. Немного, несколько страниц. Поможешь?

– Хорошо. Когда? Сейчас мне нужно работать.

– Я обычно здесь бываю во второй половине дня. Приходи, когда сможешь, тогда и поедем.

Когда Юрий Николаевич уходит, Юра Длинный говорит:

– Мы один раз видели его тут. Он тоже продаёт мороженое, у него два своих фургончика, кажется. А Майкл почему-то разрешает ему пользоваться гаражом бесплатно.

Сегодня перед работой проходит планёрка. В гараже около двадцати пяти человек. Я познакомился с ребятами из соседнего дома: казахом, двумя москвичами и двумя ирландцами. Остальные собравшиеся – смуглокожие и говорят на испанском.

Женя болтает с мексиканцами.

– Ты говоришь по-испански?

– Да. У меня это второй язык. Я учусь на лингвиста.

– В моём универе на лингвистов учатся только девки, – говорит Студент.

Наконец появляется Майкл. Он въезжает в гараж на блестящем новеньком квадроцикле. Босс долго и смачно газует, показывая всем мощность своей игрушки, и делает пару кругов вокруг нас.

– Ребята, мы начинаем собрание, – говорит Грувер. – Для всех новеньких: меня зовут Майкл, и я король мороженого в Норфолке, а скоро стану королём и всей Вирджинии. Ваша работа – продавать мороженое. Как можно больше. Каждое утро вы берёте пятьдесят долларов мелкими купюрами – на сдачу. Каждый вечер ставите фургон и подключаете к электричеству холодильник, чтобы не разморозился за ночь. Те, кто ещё не ездил, сначала несколько дней работают с опытным продавцом.

Я понимаю почти всё, что говорит Майкл. Кажется, он уже привык общаться с теми, кто плохо знает английский, поэтому использует простые фразы, а слова произносит отчётливо.

Майкл подходит к мексиканцу по имени Мануэль:

– Вот ты сколько вчера заработал?

– Сто пятьдесят долларов.

– Сто пятьдесят – это неплохо. А ты? – Майкл обращается к Видалю.

– Почти двести.

– Это отлично! Берите пример с этого парня.

Следующий на очереди Студент.

– Что у тебя?

– Сто.

– Сто – это плохо. Минимум, который вы должны привозить, это сто двадцать долларов. Ещё раз повторяю: сто двадцать – это минимум. Сто пятьдесят – это хорошо, двести – отлично.

Майкл Грувер смотрит на нас, чтобы убедиться, все ли поняли, что он сказал. В толпе слышатся утвердительные возгласы:

– Поняли, поняли, о'кей.

– Кроме этого, я хочу, чтобы вы помнили, что здесь у нас собрались люди не только из Мексики. Нельзя называть их всех «мексами». Здесь есть люди из Коста-Рики, Сальвадора, Панамы, Гватемалы. Никаких «мексов»!

– А что, есть конфликты на национальной почве? – шёпотом спрашиваю я у Юры Длинного.

– Нет. Ни разу не видел.

Действительно, испаноговорящие мороженщики отлично ладят с русскоговорящими – каждое утро мы весело и беззаботно общаемся друг с другом на смешанном английском, испанском и русском.

– Когда я сказал, что из Казахстана, Майкл спросил, где это, – говорит казах Мирас. – Но он так и не запомнил название страны, поэтому называет меня русским, как и всех остальных.

После собрания все расходятся по машинам. На этот раз я еду с соседом Мишей. Перед тем как отправиться в спальный район, Миша останавливается у огромного Волмарта, где покупает ящик с банками колы по тридцать центов каждая, которые продаёт по доллару.

– Без этого вообще ничего не заработаешь, – объясняет Миша, – зарплата очень маленькая, а стоит здесь всё дорого. Всё заработанное уходит на жильё и продукты. Я тут уже две недели работаю, недавно получил первый чек, посчитал – почти ничего не заработал.

* * *

На следующий день Майкл отправляет меня с отдельной группой из двух ирландцев и казаха Мираса в Вирджинию-Бич, курортный город неподалёку. За рулём сидит Шейн, низкий и крепкий парень с короткой стрижкой, болельщик «Арсенала». Второй ирландец, Стиво, высокий волосатый шутник, который никогда не молчит. Сзади на прицепе закреплены четыре велосипеда.

– How's your box, Alex? – спрашивает Стиво.

В гараже ирландцы объяснили мне, что это жаргонное выражение в Дублине. Если тебе грустно или нет настроения, ответ обычно звучит: «It's dry». Если, наоборот, ты весел и радостен, следует сказать: «It's wet». И наконец, если эмоции зашкаливают, то подходящим ответом будет: «It's wet and sticky!» Настроение отличное, хоть я так и не привык к жаре.

Вирджиния-Бич – город с полумиллионным населением, самый большой в штате Вирджиния. Вдоль длинного пляжа линиями построены коттеджи и отели. Здесь наша работа отличается от Норфолка.

В распоряжении выездного мороженщика трёхколесный велосипед с холодильником спереди. Заряда хватает на несколько часов. Внутри помещается гораздо меньше товара, чем в фургоне, поэтому в ассортименте всего семь видов мороженого, но цена каждого значительно выше, чем в Норфолке. Здесь курорт, и среди клиентов преобладают богатые белые американцы. Стоимость мороженого – от двух до пяти долларов. Норма обязательного заработка в Вирджинии Бич значительно ниже, чем в Норфолке: Майклу достаточно, чтобы каждый привез хотя бы по восемьдесят долларов за смену.

Специфика работы в том, что дурацкую музыку необязательно включать постоянно, потому что люди, гуляющие по пляжу, и так видят велосипед с мороженым и подходят сами. Как правило, покупают почти все, кто подошёл, не пугаясь высокой цены. Несколько человек интересуются, откуда я, но, узнав, что из России, улыбаются и ничего больше не говорят. Лишь одна женщина спрашивает:

– А-а-а… И как оно там у вас, в России?

– Мм… Как оно что? – не понимаю я.

– Ну, в целом?

– Да нормально.

Я думаю над смыслом разговора. Ожидал, что она спросит про медведей или водку. Или хотя бы про зиму и Сибирь. Или про Москву. Но она не спросила ничего. Странно. Если бы я встретил у себя на родине американца, то задал бы ему много вопросов.

В первый день мне удаётся перевыполнить норму. Заработав сто долларов, я опустошаю холодильник на час раньше, чем мы с ребятами договорились встретиться у машины. Вскоре приезжает довольный Мирас:

– Ну как, всё продал?

– Ага. Почти сто двадцать заработал, сейчас ещё пересчитаю на всякий случай.

Мирас – амбициозный студент-второкурсник, учится на юриста, уверенно говорит по-английски и мечтает переехать жить в США. Днём казах работает мороженщиком, а вечером охранником в маленьком магазине. Он уже рассчитал точную сумму, которую получит за предстоящее лето.

– Я в следующем году подам заявку на лотерею Green Card, – рассказывает он. – Заполняешь несколько анкет, приносишь документы, платишь взнос за участие, и можно выиграть грин-карту на пять лет. У меня так знакомый выиграл.

Вскоре появляются ирландцы.

– How's your box, Stivo?

– Hah… It's dry.

Оказывается, они с Шейном заработали за день меньше, чем я. Новичкам везёт.

Стиво спрашивает у Мираса:

– А как ты, магмен?

В ответ казах начинает громко ругаться.

– Что значит «магмен»?

– Не вздумай называть меня магменом!

– Да ладно, расслабься, – улыбаюсь я.

В гараже мы снова пересчитываем деньги и отдаём их Майклу. Как часто бывает в конце смены, собирается случайная компания из русских, испаноговорящих, нескольких негров, ирландцев и казаха Мираса.

– Ты в клубняк не хочешь сходить? – спрашивает он. – Вечером в субботу в центре города.

– У меня как раз выходной.

– Да, у нас с ирландцами тоже, и некоторые ваши тоже взяли.

– О'кей, я не против, как-нибудь свяжемся.

Мобильная связь в Америке гораздо дороже, чем в России, поэтому я не покупал сим-карту, всё равно звонить некуда, а для связи с родиной достаточно Интернета.

– Я тоже пойду в клуб, – говорит Женя.

Все смеются.

– Ты? – удивляется Юра Длинный. – Зачем? С девочками знакомиться?

– Может быть, – невозмутимо отвечает сибиряк.

– Да ты же слепой, как крот, – хохочет Студент. – Как же ты красивую от стрёмненькой отличишь?