Текст книги "Цифровой странник"

3. Важная роль образования

На баскетбольной площадке по пути к океану обычно никого нет, но сегодня вечером она почему-то переполнена. Я бегу домой надеть кроссовки вместо шлёпок, а когда возвращаюсь, вижу, что других белых здесь нет. Все удивлённо смотрят на меня. Лица афроамериканцев выглядят неприветливо: или они не рады белым, или это их естественное выражение, или мне просто так кажется.

Один из них всё-таки улыбается и спрашивает:

– Эй, Туркоглу, хочешь поиграть?

Знаменитый турецкий баскетболист не похож на меня ничем, кроме цвета кожи.

– Да, хочу.

– Давай выходи.

Темп гораздо выше, чем в баскетбольной команде моего университета. Невыносимая жара вынуждает остаться на скамейке после перерыва. Вместо меня выходит чернокожий парень, он выпускает дым изо рта и тушит об урну косяк, проданный ему двумя белыми. Эти двое точно не намерены играть – уж слишком медленные. Я один обыграл бы обоих, даже если бы сам покурил. Но не сейчас – впервые я по-настоящему устал.

Оказывается, темнокожие только выглядят злобными. На площадке нет дискриминации по цвету кожи, хоть я и сам считаю, что белые играют хуже.

– Эй, Туркоглу, приходи ещё!

Дома как обычно: студенты собираются идти в магазин за алкоголем. После баскетбола у меня отличное настроение, поэтому я соблазняюсь на бутылочку прохладного пива.

– Подождите меня, только душ приму.

Покупателем назначается совершеннолетний по американским законам Валера.

– Паспорт взял? – спрашивает Миша.

– Ну, – огрызается Валера, – чё, думаешь, забыл, что ли?

Наша компания подходит к магазину и останавливается за углом. Все достают кошельки и дают деньги Валере.

– А что происходит? – спрашиваю я.

– Он пойдёт один, – говорит Миша. – В штате Вирджиния действует закон: если ты зашёл в магазин в компании, то всем вам должно исполниться двадцать один год. Если есть хоть один несовершеннолетний, то алкоголь никому не продают.

Оглядываюсь на всех:

– Ребята, вы что, шутите?

– Нет, – серьёзно говорит Юра Длинный, – у нас так было недавно: зашли со Студентом, у него документы спросили, а ему девятнадцать всего. Мы как ни уговаривали, всё впустую.

Студент кивает.

– Тебе двадцать один есть? – спрашивает Миша.

– Да, но я паспорт с собой не брал.

– Ну тогда жди со всеми.

Через некоторое время выходит Валера, сгибаясь под тяжестью пакетов, звенящих бутылками. Дома я больше не хочу сидеть в гостиной и ухожу на улицу с ноутбуком. Здесь, за деревянным столиком, можно подключиться к Интернету – владельцы соседних домов держат беспроводные сети открытыми. В России сейчас поздняя ночь, но я застаю неспящих друзей, и мы болтаем по Скайпу.

Появляется Студент. Подходит к столику, как всегда, расправив плечи и покачивая бёдрами. Невысокий, губастый, с овальным лицом, он одет во всё черное: спортивные штаны, футболку и кепку. Из-за носа горбинкой немного похож на армянина.

– Можно почту проверить?

– Конечно.

– Я собираюсь ехать в Нью-Йорк, – говорит Юра. – Здесь ловить нечего.

Это действительно так. Я уже несколько дней размышляю над этим. Разве я приехал в Америку, чтобы всё лето продавать мороженое темнокожим детям? Разве я так долго копил деньги, работая по вечерам и ночам, чтобы шесть дней в неделю проводить в машине в душном Норфолке, слушая одну и ту же отвратительную мелодию, которая уже снится? Здесь что-то не так. Я ведь уезжал посмотреть мир и познакомиться с другой культурой.

– А что собираешься делать в Нью-Йорке?

– У меня там есть друг, он работает в ресторане, получает сто пятьдесят долларов в день. Говорит, что там всегда люди нужны. Да и к тому же тут скучно.

Это тоже правда. Несколько часов в Нью-Йорке впечатлили меня больше, чем неделя в Норфолке. Надо тщательно всё обдумать.

К нам приближается пара – молодой парень среднего роста вместе с девушкой, толстой, как «Биг Мак» с двумя котлетами. Она ведёт собаку размером с кошку – мелкую, уродливую, наряженную в специально сшитый розовый комбинезон. В России с такими обычно гуляют гламурные блондинки. Если я когда-нибудь заведу собаку, то это будет любая порода, кроме такой.

– Хэ-э-эй, – громко говорит парень, – вы кто такие? Дайте-ка я к вам присяду. – Пьяный белый парень, похожий на Эминема, садится за столик и поворачивается к девушке: – Проваливай отсюда!

– Пошёл ты! Чтобы через пять минут был дома!

– Конечно, крошка.

Глубоко вздыхая, «крошка» показывает ему средний палец и обращается к собаке:

– Пойдём домой, дорогая.

Эрик сильно пьян – он возвращается из бара неподалёку. Я рассказываю, что мы русские, приехали на лето по студенческой программе и работаем мороженщиками.

– У вас есть образование?

– Я только что закончил бакалавриат. Я айтишник, недавно начал работать программистом, совмещаю с учёбой.

– Ого, вот это круто! А я на стройке работаю. Обычный рабочий.

Парень рассказывает немного о себе. Итак, мы разговариваем с двадцатишестилетним белым американцем без высшего образования, который работает подсобным рабочим на стройке, встречается с женщиной-гамбургером и, судя по всему, львиную долю свободного времени проводит в баре рядом с домом. Я программист и работаю уже больше года, у меня есть релевантное профессии высшее образование, и моя зарплата в России, если перевести её в доллары, получается меньше, чем у Эрика, примерно в пять раз. Зато как мороженщик в Норфолке я зарабатываю всего в два с половиной раза меньше, чем подсобный рабочий Эрик.

– А как здесь, в Америке, устроено образование?

Громко рыгнув, Эрик отвечает:

– После того как окончишь школу, нужно учиться ещё восемь лет в университете, чтобы получить мастера.

– Восемь лет? У нас на магистра учатся шесть лет.

– Вроде да, не помню точно. Восемь лет – это вроде на хирурга-кардиолога. Но это самое крутое. Такой врач получает миллион двести тысяч в год.

– Миллион двести тысяч? – переспрашивает Студент. – Это сколько?

– Миллион двести тысяч, – кивает Эрик, – но для этого после восьми лет нужно практиковаться в больнице ещё три года. И столько только кардиологи получают, другие врачи поменьше.

– И много здесь таких кардиологов?

– Мне кажется, всего несколько человек. Но многие уезжают в Нью-Йорк, а там ещё больше платят.

– Вот это круто, – говорит Студент, – я тоже собираюсь в Нью-Йорк!

– Тебе-то что там делать? Ты что, кардиолог?

– Нет. Я юрист.

– А вот тебе, – Эрик переключается на меня, – я советую получить диплом дома, подучить английский, а потом приезжать сюда работать. Программистам здесь хорошо платят.

– Спасибо за совет. Но мне и дома пока неплохо.

Не знаю, понял он меня или нет. Эрик собирается уходить.

– Ладно, ребята, – говорит он, поднимаясь, – мне домой пора, а то что-то я сегодня перебрал. Вон там, на той улице, находится бар, из которого мы пришли. Охуенный бар. Там ещё открыто.

– Спасибо, удачи.

Парень удаляется, пошатываясь и, вероятно, надеясь, что «крошка» уже спит.

– Хочешь сходить в бар? – спрашивает Студент. – Там, наверное, клёво, судя по этому чуваку.

– Нет, я лучше спать пойду. К тому же, кажется, мне нужно кое-что переосмыслить в этой жизни.

4. Неудачник

Женю, когда он чуть не врезался в соседний фургон и все узнали о его проблемах со зрением, перевели, как и меня недавно, работать на пляже. Однако в первый же день в Вирджинии-Бич он грохнулся с велосипеда, да так сильно, что разбил коленку и хромал, как раненый осел. Я отдал бы всю первую зарплату мороженщика, чтобы посмотреть, как Женя умудрился упасть. Ездить на таком трёхколесном велосипеде без труда смог бы даже ребёнок.

Я начал понимать, почему к Жене никто не относится серьёзно – действительно странный тип. После травмы он попросил у Майкла ещё какую-нибудь работу, и тот предложил уборку склада. Это заняло три дня, больше работы для Жени не было, поэтому он сидел дома или в гараже, ничего не делая. Насколько я понял из его отрывистого рассказа, приехав в Америку, он должен был стать спасателем в другом штате. Но не смог сдать экзамен, поэтому агентство Work&Travel[1]1
  Work&Travel USA – программа студенческого обмена в мире. Студенты получают возможность работать в сфере обслуживания в США в любом из 50 штатов во время летних каникул, улучшить уровень владения английским и получить опыт общения с международным сообществом. – Прим. редактора.


[Закрыть] в России нашло для него другой вариант – Норфолк. Здесь тоже не заладилось, и получается, что за три недели в Америке сибиряк работал всего несколько дней, а остальное время бездельничал.

Женя, как и я, среднего роста и худой. Его руки трёх цветов: коричневые до предплечья, совершенно белые от предплечья до плеча, а плечи – розово-красные от свежего загара. Стрижка под горшок, тонкие брови и редкие усы, которые он почему-то не бреет, делают его похожим на слишком правильного школьника-отличника – вполне вероятно, что таким он раньше и был. Редкая эмоция, которая выражается на его лице, – глупая улыбка. Обычно она появляется после того, как кто-то подшучивает над ним или ругает его: в этот момент уголки губ Жени странным образом опускаются, вместо того чтобы подниматься. Миша и Валера часто обращаются к соседу, называя его «придурок» или «идиот», и не стесняются обсуждать его в третьем лице, когда сибиряк стоит рядом. Монотонная походка Жени как будто не отнимает у него энергии – его тело словно несёт ветром.

Жене нужна работа, а для меня сегодня утром в гараже есть радостная новость.

– Алекс, ты уже ездил с Видалем, был в Вирджинии-Бич, – говорит Майкл Грувер. – Сегодня поедешь один, вон твоя машина. – Он протягивает ключи, пачку банкнот и свёрнутую карту города: – Вот тебе пятьдесят долларов на сдачу. На карте обведён твой район на сегодня.

– Всё ясно.

Когда босс уходит, я спрашиваю Женю:

– Ну что, как дела?

– Никак, – пожимает плечами тот, – Майкл сказал, что на складе сегодня опять нет работы.

– Что будешь делать?

– Не знаю.

Мне становится жалко странного неудачника из Томска.

– Ладно, давай со мной. Поедем вдвоём, я буду вести, а ты – продавать мороженое и помогать ориентироваться по карте, заработок поделим пополам.

Я сдал экзамен на водительские права сразу же, как мне исполнилось восемнадцать, но с тех пор у меня не было ни автомобиля, ни практики. Управлять большим фургоном не очень легко. Мы едем медленно, но на хайвее[2]2
  Скоростная автострада с односторонним движением; то же, что автобан. – Прим. редактора.


[Закрыть] приходится прибавить: здесь скорость не ниже восьмидесяти миль в час. От жары и напряжения по лбу струится пот. Я старательно лавирую между полосами широкой дороги. Кажется, что мы проехали слишком много. Норфолк не такой большой город, может быть, мы вообще выехали из него. Но остановиться нельзя – для этого надо свернуть с шоссе.

Дорожная навигация в Америке отличается от привычной российской. Каждый съезд с шоссе обозначен знаком, где написан номер. Мы проезжаем поворот со знаком «Съезд № 20». В России на знаках обычно написаны названия городов или населённых пунктов, а здесь никакой информации, кроме бесполезного порядкового номера съезда, нет. Как они здесь ездят? Как-то раз в гараже я слышал, что все наши машины оборудованы GPS-маячками и Майкл может в реальном времени смотреть, где мы находимся. Может быть, здесь в каждой машине GPS-навигация? В прошлом году Стив Джобс презентовал iPhone 3G, в нём есть Google Карты, и этот телефон можно использовать в качестве полноценного автомобильного навигатора! До России технологическая новинка ещё не дошла, и в моём распоряжении бумажная карта и хромой сибиряк.

– Женя, где мы?

– Всё правильно, едем прямо.

– Ты уверен, что мы едем правильно?

– Не очень.

– Что значит «не очень»? Ты что, не можешь сориентироваться по карте?

– Мне кажется, что мы едем правильно, но я не уверен.

– Но ты же только что сказал, что всё правильно и надо ехать прямо?

– Да, сначала мне показалось, что мы едем правильно, но теперь я думаю, что мы едем неправильно.

– Что?! Теперь неправильно?

– Да, теперь я уже почти уверен, что мы едем неправильно.

– Женя, я тебя ненавижу.

Мы точно едем куда-то не туда, поэтому я останавливаюсь. Приходится съехать с шоссе.

– Ребята, да вы в Чесапике, – смеётся случайный прохожий, – это не Норфолк.

– Спасибо.

Прохожий идёт дальше, а я говорю Жене:

– Плохой из тебя навигатор.

Хромой молча пожимает плечами. Мы заезжаем в такой же спальный район, как в Норфолке. Чесапик и Норфолк ничем не отличаются и находятся недалеко друг от друга. Чтобы не терять времени, можно попробовать поработать здесь. Мы ещё не продали ни стаканчика мороженого.

Щелчок тумблера – начинает играть музыка. Чернокожие детишки, резвящиеся в песочнице, визжат. Они бегут, но не к нашему фургону, а сначала к родителям – за деньгами. Выклянчив по доллару, ребята наперегонки несутся к нам, и Женя с каменным выражением лица роется в холодильнике.

– Не могу найти «Стар Бар», – говорит он.

У окошка остался последний маленький карапуз, с нетерпением ждущий мороженого.

– Посмотри в самом низу справа.

– Нету.

Я подхожу к холодильнику:

– Да вот же оно, где я тебе и сказал. Ты зачем тут всё перемешал?

– Так нормально, мне не мешает.

– Я и вижу. Смотри аккуратней, ты вот два эскимо помял, придётся теперь их съесть.

Чесапик за два часа приносит нам всего двадцать долларов, поэтому мы собираемся обратно. С Женей в качестве навигатора путь может занять неопределённое время, лучше выехать пораньше.

– Как сдают экзамен на спасателя?

– В основном физические упражнения: плавание, бег, отжимания, подтягивания. Это не для меня.

– Действительно. Американцам повезло, что ты не стал спасателем.

Возвращение в Норфолк помогает немного улучшить выручку. Приходится постоянно прикрикивать на Женю – без этого он ничего не делает. Теперь я понимаю, почему другие студенты при общении с сибиряком часто пользуются ругательными словами. Сто долларов, что мы заработали, – это немного ниже минимума, требуемого Майклом. Начинается дождь, приходится вернуться в гараж пораньше. К тому же завтра выходной и у нас есть планы на вечер.

* * *

Связаться с Мирасом и весёлыми ирландцами не получается. Соседи разбрелись кто куда, и идти веселиться в клуб почему-то больше никто не хочет.

– Я поеду, – говорит Женя.

– С тобой не хочу ехать я.

– Да ладно, чего ты? Почему не хочешь?

– Ты сегодня весь день выносил мне мозг.

Студент тоже отказывается. И его можно понять: если мой английский на уверенном среднем уровне, хоть и без большого практического опыта, то Студент не понимает вообще ничего, и в ночном клубе ему делать нечего. Идти в такое заведение одному – не самая хорошая идея.

– Ладно. Только есть условие: как только выходим из дома, ты полностью и беспрекословно подчиняешься мне. Если я говорю тебе сделать что-то, ты это делаешь. Если я говорю тебе заткнуться, ты затыкаешься. Или я высажу тебя из машины и оставлю на улице.

Женя бухтит что-то невнятное. Это всё же лучше, чем в очередной раз слушать пьяных соседей. Впервые я еду на нашей общей машине, почётное право управлять ей закреплено за Юрой Длинным – лучшим среди нас водителем. Я, наоборот, самый неопытный, не считая, конечно, сибиряка. За день я очень устал – от Жени помощи не было, а сейчас перед нами новое испытание: бак автомобиля почти пуст. Ни я, ни Женя ни разу в жизни не заправлялись.

Я говорю сибиряку воткнуть пистолет, а сам иду оплачивать бензин. Женя держит пистолет и кивком выражает готовность. Смотрю на табло, там появляется внесённая сумма, и нажимаю на кнопку старта.

– А-а-а! – кричит Женя.

Его белая рубашка покрывается пятнами. Он вставил пистолет, но не открутил крышку бака и облился бензином. Вдоволь отсмеявшись, я заправляю машину сам.

– Посмотри карту, мне кажется, мы снова едем куда-то не туда, – говорю я.

Хромой и слепой Женя ничего не может найти. В конце концов разворачивает огромную карту Норфолка прямо на лобовом стекле, закрыв почти весь обзор. Я снова ругаюсь. Приходится разбираться самому. Кажется, мы уже где-то рядом, но всё равно я вижу улицы, которых нет на карте. Мы опять потерялись. Я останавливаюсь около прохожих.

– Спроси у них дорогу, – прошу я Женю.

– Мне кажется, они не знают.

– С какого это хера ты считаешь, что они не знают?!

– Просто я так думаю.

Пока мы разговариваем, люди уходят. Лингвист Женя говорит по-английски гораздо лучше меня, но постоянно стесняется этого. Я давлю на газ и останавливаюсь около следующих пешеходов.

– Спроси у этих.

– Нет, эти тоже не знают.

– Иди, – твёрдо говорю я, достаю из кармана зажигалку и многозначительно смотрю на пятна бензина на его рубашке.

В клубе полно народу, на барной стойке танцуют девушки, а парни пытаются оседлать разъярённого механического быка. Я хочу выпить стаканчик виски с колой и на этом остановиться: когда будем возвращаться домой, как раз полностью протрезвею, мне ведь ещё вести машину. Мы останавливаемся у свободного столика. Танцуют везде. К нам подходят три девушки.

Они не верят, что мы русские. Наверное, встретить русского в Норфолке действительно редкость. Они не верят настолько, что просят показать паспорт. Этого достаточно, и теперь мы просто мило болтаем. Что может быть лучше, чем знакомиться с культурой другой страны, общаясь с молодыми девушками?

– Поразвлекай их пока, я скоро приду, – говорю я Жене и ухожу в туалет.

Вернувшись, я вижу свободный стол. Рядом хромой калека.

– Где они?

– Они ушли, – пожимает плечами Женя.

Моё терпение исчерпано. Я сдаюсь. Бреду к барной стойке – остаётся только напиться. Но бармена нет. Рядом ждёт какой-то парень.

Я говорю:

– Привет, чувак. Подскажи, как мне тут взять стаканчик.

Он, в отличие от девушек, сразу слышит акцент.

– Бармен скоро вернётся, а ты откуда?

– Я из России.

Сосед по стойке пялится на меня, как будто я медведь. Он рассказывает, что кто-то из каких-то его дальних родственников когда-то очень давно был в Сибири, потом приходит бармен, и сосед что-то говорит ему. Бармен стукает стопкой водки о стойку, и сосед двигает её ко мне.

– За мой счёт, – говорит он и поспешно уходит.

Через несколько минут я снова встречаю его, но уже в другом месте. Увидев меня, снова обращается к бармену. Передо мной появляется ещё стопка, а странный американец опять быстро уходит. Что с ним не так? Или со мной?

Я бесцельно иду сквозь шумную толпу. Я пьян, и нельзя теперь вести машину. Посадить за руль Женю – это то же самое, что играть в русскую рулетку с пятью патронами. Фургон уже через пару часов должен быть на месте, или меня, наверное, уволят.

– What's up, Alex! – Я чувствую, как на плечо опускается чья-то рука. – How's your box, man?

Это Стиво, высокий кудрявый ирландец.

– It's dry, man.

Стиво видит моё состояние и отвозит нас на фургоне домой.

* * *

Я просыпаюсь совершенно разбитым и с трудом вползаю на кухню.

– Привет, – говорит Женя.

– Иди в жопу.

Студенты оживлённо разговаривают. Юра Длинный, Студент и Миша уезжают в Нью-Йорк. Они недовольны полученными чеками за последние две недели работы, да и вообще самой работой. Студент хочет устроиться в ресторан, о котором рассказывал, а Миша и Юра – в «Макдоналдс». Хоть зарплата там незначительно выше, чем здесь, жить в Нью-Йорке в любом случае интереснее.

– Ого, вот это новости! Поздравляю, ребята! – говорю я. – Может быть, скоро к вам приеду.

Освободившиеся места занимают Таня и Дима – студенты из Москвы, им почему-то не нравится жить с казахом и ирландцами.

На следующий день мы едем на работу сокращённым составом, за рулём сидит Валера. На улице, как обычно, очень жарко. В гараже мысли о Нью-Йорке материализуются. Но совсем не так, как я ожидал.

– Эй, Алекс, Юджин, – говорит Майкл, – извините, ничего личного, но вы оба уволены. Вы переломали всё мороженое в холодильнике. Ваши чеки можете забрать в бухгалтерии. Знаете, даже этот заторможенный парень, как его там зовут…

– Студент, – подсказывает Женя.

– Ах да, Студент. Он принёс мне больше денег, чем ваша работа.

Хоть я и взбешён, но виной тому не Майкл, а беспомощный Женя. С решением босса спорить бесполезно. К тому же не очень-то и хочется.

– Майкл, можно мы ещё немного поживём в доме, пока не найдём новую работу?

– Конечно, без проблем! – говорит Грувер. – Можете жить, сколько хотите, хоть до конца лета, оплату за жильё я вам поднимать не буду. Можете жить, пока платите.

– Спасибо.

Когда мы отходим и я готов взорваться, Женя как ни в чём не бывало пожимает плечами и говорит:

– Странно. Думаю, я всё нормально клал в холодильник, вряд ли много могло поломаться.

5. Любить Россию издалека

К чеку приложена бумажка с комментариями. Из зарплаты вычтены аренда жилья и налоги, а первая неделя оплачена по пониженной ставке, так как включала обучение. В результате мой заработок составил сорок четыре доллара, Жени – восемнадцать. Если посчитать расходы на питание, то кажется, что после этой работы денег у меня стало меньше, а не больше.

Дима и Таня – высокие и красивые и были бы замечательной парой, если бы не характер девушки. Стройная длинноволосая брюнетка с милой улыбкой, очаровательными ямочками на щеках и приятными правильными чертами лица не стесняется выказывать недовольство парнем, часто делая это прилюдно.

– Дима, тут опять таракан! – визжит Таня. – Срочно убей его!

Подтянутый, как пловец, Дима хватает тапок и метит в громадное насекомое, застывшее в углу комнаты. Пытаться подойти и убить его бесполезно, этим Дима под руководством Тани занимался час назад. Таракан проворно убегает за мебель, стоит только сделать шаг в его сторону. Мы знали это и раньше, но относились с философским спокойствием. Тапок Димы стремительно летит к шкафу, но жертва успевает скрыться.

– А-а-а! – кричит девушка, хватаясь за голову. – Почему же ты такой бестолковый?!

– Дорогая, но… – начинает оправдываться Дима.

– Прекрати! Ты даже таракана не можешь убить! А что, если ночью он залезет ко мне в кровать, ты об этом подумал?!

– Таракан вряд ли залезет в кровать, – говорит Женя, – обычно они бывают рядом с мусором на кухне.

– А ты помнишь, что выносить мусор – это твоя обязанность? – спрашиваю я.

Он гордо молчит.

– Это общее решение всех жителей квартиры, ты не можешь его оспаривать. Иди и выброси мусор.

– Я считаю, что это несправедливо и не согласен с этим.

Если после такой фразы немного прикрикнуть на Женю или сделать намёк на физическую расправу, например оскалиться, сжать кулаки и двинуться в его сторону, то он пойдёт и выбросит мусор – этому способу я научился у Валеры и Миши. Но сейчас я спокоен. Я больше не зол на бездаря, как два дня назад. Девушек в клубе я ему никогда не прощу, но увольнение оказалось стимулом, эдаким пинком под зад для меня – теперь я точно уеду отсюда. Я ведь сам хотел этого.

Таня с Димой, продолжая ругаться, выходят из гостиной.

– Слушай, Жень, я собираюсь уезжать отсюда.

– Куда? Я тоже хочу.

– В Нью-Йорк.

– Я поеду с тобой.

– В другой жизни. Я не взял бы тебя, даже если бы ты предложил мне заплатить за это.

Сибиряк глупо улыбается:

– Когда ты уезжаешь?

Пародируя манеру Жени, я делаю безразличное выражение лица и молча пожимаю плечами.

– А что с работой?

– Не знаю. Студент сказал, что у него там друг и есть работа в ресторане, сто пятьдесят долларов за смену. Я не очень-то на это рассчитываю. По-моему, Студент склонен преувеличивать. Но какая-нибудь работа да найдётся. По-моему, это проще решить на месте.

– Так когда ты уезжаешь?

– Завтра. Я встану ранним утром, специально чтобы ты не увидел. Когда ты проснёшься, меня уже не будет. Рад был с тобой познакомиться.

Брать или не брать Женю – над этим предстоит поразмыслить перед сном. В Нью-Йорке пользы от него, как от запасного колеса без автомобиля. С другой стороны, боюсь представить, что будет делать беспомощный хромой калека здесь, в компании суровых русских ребят, которые скоро начнут вытирать об него ноги. Кажется, даже новоприбывший подкаблучник Дима уже успел подшутить над сибиряком. Может быть, завтра Женя сам передумает?

Но утром с первыми лучами солнца я слышу стук в дверь.

Высовывается лицо Жени, как всегда безэмоциональное.

– Ты сказал, что поедешь рано утром.

– Отвали! Закрой дверь, идиот!

Лицо исчезает.

После завтрака я собираюсь в путь. У меня всего один небольшой рюкзак, а в Норфолке я приобрёл только карманную HD-камеру. Эта штука помещается в ладони и может записывать высококачественное видео – фантастика!

Женя всё утро лежит на кровати, разглядывая потолок.

– Собирайся, – говорю я. – Нам ещё нужно заскочить в одно место перед отъездом.

– Куда?

– Увидишь, давай поторопись.

– Я не хочу ехать, не зная куда.

– Ну и отлично, тогда я уезжаю один.

Прощаюсь со всеми, кто остался: это Максим и Валера, у них сегодня выходной, а Таня с Димой уже на работе. Первый раз приходится ехать в гараж на автобусе. Я иду искать ближайшую остановку, а Женя, прихрамывая, плетётся следом. В одной руке он тащит чемодан с колёсиками, в другой – большой пакет.

– Что внутри? – спрашиваю я.

– Шуба.

– Шуба?

– Да.

– Зачем тебе шуба?

– На всякий случай.

– Женя, ты приехал в Вирджинию. Говорят, тут снег выпадает раз в год. Зачем тебе шуба?

– На всякий случай, – повторяет Женя.

Общественный транспорт здесь не очень распространён. У всех машины. На остановке нет ни расписания, ни людей, поэтому я пробую голосовать. Через несколько минут останавливается полицейская машина, на заднем сиденье за решёткой высится слюнявая овчарка.

– Здравствуйте. Ребята, в Норфолке голосовать на дороге запрещено, – говорит полицейский.

– Хорошо, понятно…

– Удачи! – Машина отъезжает.

Наконец на остановке появляется чернокожий дед. Он говорит, что городские автобусы ходят примерно раз в час и на ближайшем мы сможем доехать до гаража мороженщиков, но придётся пройти ещё несколько километров. Мы не торопимся: автобус в Нью-Йорк будет только вечером.

* * *

– Здравствуйте, – говорю я.

Юрий Николаевич радостно пожимает руку и говорит:

– Здравствуй! Хорошо, что приехали. Ну как, поможете мне?

– Поможем.

– Тогда залезайте в машину, сейчас заедем в магазин, еды купим, я вас накормлю сначала.

Мы с Женей садимся в кабриолет – отличная машина для дедушки-пенсионера. И прекрасный выбор для такого жаркого города, как Норфолк.

Все товары в магазине в пять раз дороже, чем в супермаркете рядом с нашим домом.

– Почему здесь всё так дорого?

– В этом магазине продают только натуральные продукты. Я старый уже, – усмехается дед, – нельзя мне химию всякую, только натуральное перевариваю. Вот я сейчас вас молочком угощу, никогда такого вкусного не пили.

Пакет молока, который берёт с полки Юрий Николаевич, стоит десять долларов. Ещё он покупает два больших батона.

– Ещё хотите что-нибудь?

Мы вежливо отказываемся.

Юрий Николаевич живёт в специальном доме для старых людей. Пятиэтажное здание огорожено забором, а на его территории разбит аккуратный маленький парк. Это напоминает санаторий в Алуште, в Крыму, куда я ездил, когда был маленьким.

– Я политический преступник, – рассказывает Юрий Николаевич, – был председателем колхоза, но меня отстранили за применение методов рыночной экономики, хотели посадить. Как я ни пытался объяснить, что колхоз загнивает, никто слушать не стал. Поднял выработку, а меня за это судить собирались. К тому же ещё и дочка заболела раком, а медицина тогда в Союзе значительно уступала американской – никто не мог помочь. А американцы могли. И пока ещё суд не начался, я успел уехать. Американцы меня приняли, дочь вылечили и даже пенсию мне назначили, а в СССР я стал за это политическим преступником.

– А у вас гражданство есть? – спрашивает Женя.

– Нет, – мотает головой дед, – мне предлагали, но я отказался. Да мне оно и не нужно, у меня права такие же, как у всех граждан, голосовать только не могу. Я российское гражданство хочу, но его мне не дают. Постоянно письма пишу, объясняю, как всё было, но мне только отписки присылают: «Вопрос на рассмотрении» – или вообще не отвечают ничего… не хотят давать. Но я всё равно писать буду. Надеюсь, доживу до того момента, как дадут.

– Чем мы можем вам помочь?

– Вы поешьте сначала.

Хлеб такой вкусный, что даже бутерброд не нужно делать. А после стакана фермерского молока кажется, что любое другое молоко, которое я пил до этого, было разбавлено водой как минимум наполовину.

– Я письма Путину пишу, – продолжает Юрий Николаевич. – Сейчас очень просто всё: есть приёмная Президента, можно прямо с сайта отправить. Только я вижу плохо и печатаю очень медленно, поэтому пишу на бумаге и прошу студентов напечатать.

Письмо Юрия Николаевича Владимиру Владимировичу занимает десять страниц. Первые три часа уходят на правки уже написанного. Наши предшественники не отличались знанием русского языка – мы находим по несколько ошибок в каждом абзаце. Первый раз за всё время нашего знакомства от Жени есть хоть какая-то польза. После редактирования мы переходим к новой части. Юрий Николаевич надевает большие очки, открывает тетрадь и диктует продолжение. Иногда просит перечитать то, что я напечатал, и вносит небольшие корректировки. Текст письма – описание недобросовестных действий политиков с доказательствами и аргументами, а также советы президенту по поводу того, что делать в той или иной ситуации или в сфере управления государством.

– Спасибо вам большое. Давайте я вас на вокзал отвезу, – говорит Юрий Николаевич.

Ночной автобус до Нью-Йорка задерживается на два часа. Отодвинув ногой пакет с Жениной шубой, лежащий между нами, я проваливаюсь в прерывистый сон, где мелькают эпизоды последних двух недель: ясное просторное небо Норфолка, мексиканцы и негры, бескрайний океан и солнце, эскимо… Магмен. Стоп, я же знаю это слово! Mug – это «кружка». Почему ирландцы называют старательного казаха «человек-кружка»?..