Текст книги "Танцы на льду жизни. «Я знаю о любви всё…»"

Глава 4
Тарасова, Пахомова и катание со стулом

Но вернемся к моим метаниям. Совместно с семьей я принял решение продолжать заниматься одиночным катанием. Вдруг результат придет. Все-таки танцы – это что-то неизведанное, да еще и в паре с девочкой.

Совместно с семьей я принял решение продолжать заниматься одиночным катанием. Вдруг результат придет. Все-таки танцы – это что-то неизведанное, да еще и в паре с девочкой.

Оказалось, что мой тренер уже имела беседу с кем-то из тренерского штаба Татьяны Анатольевны Тарасовой, и когда я пришел на тренировку с принятым решением продолжать мою одиночную карьеру, мне вручили номер телефона Тарасовой и попросили отца ей позвонить. Отец позвонил тем же вечером, и Тарасова пригласила его к себе домой. Папа очень нервничал, идя на эту встречу, шутка ли, попасть в квартиру к великим Тарасовым – дочери и отцу – величайшему хоккейному тренеру Анатолию Владимировичу Тарасову и не менее великой дочери. Тарасова встретила моего отца очень радушно. Проводила на кухню и изложила все плюсы и минусы моего перехода в танцы. Минусов практически не было.

Тарасова встретила моего отца очень радушно. Проводила на кухню и изложила все плюсы и минусы моего перехода в танцы. Минусов практически не было.

Надо сказать, что Тарасова могла (и может до сих пор) убедить кого угодно в чем угодно. В общем, отец довольно быстро осознал, какого гениального танцора может потерять мир фигурного катания, не перейди я в танцы. Разговор состоялся весной, а уже к зиме я, со слов великого тренера, должен был ехать на первенство мира среди юниоров в составе сборной СССР. Отец приехал домой в состоянии полной эйфории и объяснил мне, что я танцор по жизни. Просто я пока этого не прочувствовал.

Следующую тренировку я провел в группе Светланы Алексеевой – второго тренера группы Тарасовой по танцам. В партнерши мне сразу дали девочку Ольгу Корзину. Показали, как правильно ее держать и вести. Я покатался в позиции «рука в руке», в позиции «киллиан», это когда партнеры стоят бедро к бедру и скользят в одном направлении. Первые полчаса я был успешен. Но потом последовала рекомендация встать и прокатиться в вальсовой позиции. Это когда оба партнера находятся лицом к лицу и не понимают, что делать дальше. Почему-то я все время попадал партнерше коленом в колено и падал на нее, как подстреленный. В чем была ошибка, мне не объяснили. Я очень старался, но почему-то упал столько раз, сколько не падал за всю одиночную карьеру.

Вы только представьте себе: первая тренировка, великая Пахомова на коньках занимается танцевальными упражнениями в течение часа с Сашей Жулиным, зеленым юнцом, вставая со мной в позиции и объясняя каждое движение, опускаясь до моего уровня!

В общем, не произвел впечатления бога конька в танцах ни на партнершу, ни на тренера.

Памятуя о своих умопомрачительных перспективах в танцах на льду, я продержался в этом танцевальном аду пару недель и безудержно рванул в любимое мной одиночное катание. Меня не сильно удерживали. Мой тренер Анастасия Николаевна была удивлена, но настойчива. Спасибо ей за это, поскольку я и правда имел большие проблемы с коленями. Она отправила меня на просмотр к Людмиле Алексеевне Пахомовой. Вы только представьте себе: первая тренировка, великая Пахомова на коньках занимается танцевальными упражнениями в течение часа с Сашей Жулиным, зеленым юнцом, вставая со мной в позиции и объясняя каждое движение, опускаясь до моего уровня!

Сейчас понимаю, что любовь к танцам на льду привила мне именно Людмила Алексеевна. Есть вещи, которые не забываются. Например, день рождения Пахомовой. Она – молодой тренер. Свою группу (человек двадцать) она приглашает к себе домой в шикарную квартиру на Кутузовском проспекте, в высотку, где располагалась знаменитая гостиница «Украина». Пахомова, Горшков, вкуснейшая еда – всё так просто и задушевно, прямо сказка! Они только закончили спортивную карьеру, их боготворила вся страна! Перед тобой гениальные, величайшие люди, а ощущение такое, будто ты с близкими друзьями на пикнике. Пахомова рассказывала всякие смешные эпизоды из их интереснейшей карьеры, и Горшков не отставал, заставляя нас, молодых танцоров, смеяться до слез. Не забуду этого вечера никогда. У меня с танцами получилось только со второй попытки, огромное спасибо Пахомовой и ее ассистенту по работе – второму тренеру Геннадию Германовичу Аккерману. Как же он влюблял меня в каждое движение, в красоту линий, в поворот головы, музыку. Это воистину большой тренер. Я влюбился в танцы – несмотря на то что по совету тренера катался со стулом, который заменял мне партнершу в течение двух лет.

Глава 5
«Принял решение – отвечай»

Так я попал в прекрасный, очень интересный мир танцев на льду. Это опять была школа ЦСКА. И меня перевели из школы № 7 родного мне Королева в знаменитую спортшколу № 704 в Москве. Основным отличием этой школы от остальных был особый график учебы, в котором нуждались спортсмены: первый урок начинался в 10:30, а последний около трех часов дня. Теперь можно было откататься на первой тренировке, успеть к первому уроку и после уроков бежать на второй лед. В общем, достаточно свободный график. И, конечно, учителя шли навстречу, понимая, что у спортсменов сложная жизнь. Я сидел за одной партой с Еленой Водорезовой, которая после замужества стала Буяновой, нашей знаменитой фигуристкой-одиночницей, катавшейся у великого Жука. Лена очень редко посещала школу в силу своей огромной занятости на тренировках и соревнованиях, но, когда появлялась, получала практически одни пятерки. Я же учился очень средне, скажу как есть, – плохо, потому что к тому времени понял: мое предназначение – спорт, а не учеба. Наверное, я был не прав. Но спустя годы все-таки выяснилось, что в школе я что-то усвоил – пишу я грамотно, умножаю хорошо, знаю число пи, короче, не дебил. В общем, у меня был свой путь, который я для себя выбрал.

Спустя годы все-таки выяснилось, что в школе я что-то усвоил – пишу грамотно, умножаю хорошо, знаю число пи, короче, не дебил. В общем, у меня был свой путь, который я для себя выбрал.

Тем не менее полная погруженность в фигурное катание не мешала мне обожать футбол. В моем классе и классе на год старше учились ребята, позднее вошедшие в основной состав команды ЦСКА – Нестеров, Куракин, Баранов. Я позволял себе иногда довольно долго пребывать на их тренировках. Смотрел все матчи с их участием, конечно, не забывая кататься на коньках.

Та пора моей жизни была очень насыщенной и несколько хаотичной, впечатлений – море, но по части фигурного катания в голове был хаос: нет партнерши, работа вроде идет, а толку ноль. И вот тут я сильно увлекся посиделками с футболистами, а ребята умели отдохнуть…

Был у нас во дворе мужик, отличительной чертой которого был абсолютно пропитой вид. В этом состоянии он пребывал денно и нощно, то есть всегда. Звали его Толик. Лет ему было где-то от пятидесяти до семидесяти пяти, в зависимости от того, сколько Толик спал и сколько принял на грудь. Одет он был всегда в черное твидовое пальто в пол, вокруг шеи был намотан длинный светло-серый вязаный шарф а-ля Остап Бендер. Его абсолютно седая шевелюра и такие же борода и усы создавали образ артиста драматического театра, уволенного оттуда из-за кляуз бездарных коллег-завистников. У Толика был удивительный дар рассказчика. Он врал практически в каждом слове, но мы же любим хороших рассказчиков, а тут Толик, причем очень артистичный.

Все его байки рассказывались в манере нашей старой артистической школы. Вот, например, представьте Николая Симонова в роли отца в великом фильме «Овод». В этой подзабытой манере с серьезным переигрыванием и работал наш Толик. Рассказывать он начинал всегда внезапно. Появлялся он как-то из ниоткуда, откуда-то из-за стоящих у железной дороги таких же железных коричневых гаражей. Шатающейся походкой он подходил к нам, компании пацанов, подсаживался на фанерные ящики с интеллигентным «Не помешаю?» Мы всегда отвечали: «Конечно, нет!» – уже ожидая очередной шедевр от мастера слова и перевоплощений.

Обычно он долго молчал и слушал наши пацанские разговоры и споры, потом оттолкнувшись от темы, как от морского пирса, погружал нас в свою «правдивую» историю. Забыл упомянуть одну важную деталь: у Толика на правой руке отсутствовал большой палец. О потере этого пальца мы прослушали много различных историй, одной из моих любимых была версия о том, как, будучи серьезным вором, он должен был отвечать за воровской общак. Деньги были очень большие, и вот они как-то пропали. Спросили, естественно, с Толика, а он ни ухом ни рылом. Лежали, говорит, в чемодане под диваном, и теперь нету. Он им клялся, и «Гадом буду», и «Век воли не видать», но только после отрезанного пальца ему воры поверили. Деньги потом нашлись под кроватью в другой комнате. А палец-то не вернешь.

Эта история могла бы сойти за правду, но были и другие. В тот вечер мы обсуждали фильм «В бой идут одни "старики"». Кто-то говорил, что не могло быть музыки на войне, кто-то утверждал, что это фишка фильма. Я, кстати, со вторыми. Толик молчал, и только закурив сигарету, как бы невзначай произнес: «Музыка, говорите. Нам только "Элки" дали. Хорошая машина, послушная, есть с чем сравнить. Мы с напарником поднялись новые машины опробовать, летим спокойно. Я слушаю, как движок себя ведет, как на первой, как на холостых… Вдруг из облаков два "мессера", я педаль в пол – они за мной. Напарник сразу отвалился, эти не отстают, серьезные ребята. Я в "мертвую петлю", они за мной, я в "штопор" – они за мной, я в боковые зеркала смотрю – они на хвосте. Что делать, пока не знаю. Ну что, ребятки, нашего аса просто так не возьмешь! Вижу вдалеке туннель, по габаритам смотрю, вхожу я в туннель, а "мессеры" – опа, и зависли, ждут, что будет дальше. Я спокойно на холостых иду, и тут… Паровоз несется навстречу. Ну что делать? Разворачиваюсь… Вы же помните "элкины" крены, и лечу уже от паровоза… Из туннеля вылетаю, а эти гады меня караулят. Мне уже убегать надоело, хочу им бой навязать, а пулемет, как назло, заклинило. Ну у меня с собой «калашников» был на всякий… Я лампу открываю и очередью по ним… а они в ответ из пулемета и прямо по пальцу! А вы – музыка! Так-то вот».

По-моему, история достойна Пулитцеровской премии за идею и «Оскара» за актерское мастерство. Вскоре Толик куда-то пропал. Думаю, его послали разведчиком в Румынию, чтобы не дай бог чего…

Итак, я играл на гитаре, пел про дембелей, стал в доску своим парнем, но кто я в этой среде, было не совсем понятно. Это был переходный возраст – возраст, когда ты считаешь всех взрослых недалекими и непродвинутыми людьми. Все советы родителей раздражают и бесят.

На тот момент я сумел убедить родителей в бессмысленности моих визитов в родную квартиру в Королеве, так как дорога отнимает колоссальное количество времени, которого мне, конечно же, не хватает на выполнение домашних заданий в школе. Еще я рассказал родителям, что мне, как перспективному спортсмену, выделили место в гостинице-пансионате ЦСКА на Песчаной улице, в 100 метрах от футбольного стадиона ЦСКА, благодаря чему отныне ничто меня не сможет оторвать от любимой учебы. В общем, врал по-черному в плане перспективности, поскольку со стулом к соревнованиям не допускали, а с партнершами было туго. Я действительно оставался ночевать в «пансике», но меня туда пускали мои друзья-футболисты. В основном там жили ребята приезжие, таланты из разных городов. Частенько в шестиместных комнатах оставалось место, и консьержки на вахте давно принимали меня за футболиста. Тот период времени я помню очень хорошо – тусовки с моими футбольными приятелями в популярном тогда кафе «Метелица» на Новом Арбате с шампанским и танцами под модных итальянских певцов. Катался же я больше по инерции.

Я играл на гитаре, пел про дембелей, стал в доску своим парнем, но кто я в этой среде, было не совсем понятно. Это был переходный возраст – возраст, когда ты считаешь всех взрослых недалекими и непродвинутыми людьми. Все советы родителей раздражают и бесят.

Да вот еще. Я был нормального телосложения, а в нашей группе все мальчики были очень худыми: Андрей Антонов, Игорь Шпильбанд, позже Леша Соловьев. После случая на чемпионате мира среди юниоров, где Андрей Антонов, партнер Лены Батановой (дочери знаменитого торпедовского защитника Бориса Батанова), попался на воровстве джинсов, Федерацией фигурного катания было принято решение о его дисквалификации. Пожизненно! Тренеры были шокированы. Людмила Алексеевна очень переживала. Пара была перспективной, со своим лицом, легкие, артистичные, абсолютно пахомовский стиль – и тут такой удар! Тренеры через какое-то время решили попробовать меня в паре с Леной. Мне показалось, что проба была неплоха, но Людмила Алексеевна посчитала, что я для Лены крупноват. Сейчас понимаю, что был абсолютно нормальным, но тогда был бум худющих партнеров. Видимо, для Пахомовой пример ее партнера и мужа Александра Горшкова был в приоритете. Горшкова же назвать Гераклом язык не поворачивался. Аккерман всегда говорил мне: «Саша, посмотри, какие у нас все партнеры стройные, а ты какой-то мышечный!» Как будто я прокаженный. Я очень уважал Аккермана. И вот летний сбор в Красной Поляне. Сбор по ОФП. Тогда это была база Министерства обороны. Питание было на высшем уровне. Каждый день на обед нам ставили на столы по полукилограммовой банке с черной икрой. Я обожал черную икру. А кто ее не любил?! Проходя мимо нашего с «дистрофиками» стола, Аккерман сказал мне тихо на ухо: «Сашенька, икра очень калорийна, а ты у нас и так…» Многозначительно посмотрел на меня и ушел. А я же был исполнительный. Ни разу за весь сбор я не притронулся к любимой черной икре. Игорь Шпильбанд сидел напротив меня и съедал сначала свою порцию, а потом и мою. Антонов туда же. Я их не очень любил в тот момент. А может, та моя несъеденная икра дала толчок успехам Игоря Шпильбанда на тренерском поприще, где он до сих пор является моим конкурентом? Но если серьезно, для мальчишки из Королева отказаться от черной икры в 14 лет – это маленькая, а может и большая, победа над собой. Может, эта икра и сформировала мой характер, научила преодолевать себя?

Я приехал с того сбора, сбросив 3 кг. Ничего личного, но мне просто непонятно, когда люди, в основном девушки, даже ради Олимпиады не могут взять себя в руки и закрыть рот, когда приходит время есть. У меня же даже партнерши не было, а тут Олимпиада на кону! Не могу этого понять до сих пор. Помню, как после родов поправилась Катя Гордеева. Килограммов на двадцать пять. И я видел, как ела Катя. Две палочки сельдерея и два ломтика моркови за весь день, и это все с улыбкой и оптимизмом. Через месяц Катя была в своем боевом весе. Чего ей это стоило, знает только она. Поэтому она великая чемпионка Гордеева. И не нужно рассказывать сказки про разную конституцию тела.

Для мальчишки из Королева отказаться от черной икры в 14 лет – это маленькая, а может и большая, победа над собой. Может, эта икра и сформировала мой характер, научила преодолевать себя?

После не пройденного мной теста на партнера Лены Батановой я приуныл. По мнению Пахомовой, как я уже сказал, для Лены я был крупноват. Слава богу, потом появился такой танцор, как Кристофер Дин, который был и плотный, и мускулистый. Он стал моим кумиром на долгое время.

Я опять начал метаться. Покатался еще пару недель и набрал номер Анастасии Николаевны: «Ничего не получается, для Батановой плох, партнерши нет. Разрешите вернуться». Она сказала: «Ну раз все так плохо, приходи». Вечером того же дня, набравшись смелости, я позвонил Людмиле Алексеевне и сказал ей, что у меня ничего не получается и я хочу вернуться в одиночное катание. Она спросила: «Это твое окончательное решение?» Я ответил: «Да». Она пожелала мне удачи и сказала, что я могу пожалеть. Я с облегчением повесил трубку.

На тот момент в Омске каталась танцевальная пара – Наталья Анненко и ее партнер. Пусть он меня простит, не помню его имени. Но это нормально, потому что мне очень нравилась его партнерша – красивая девушка с прекрасным катанием. Наталья могла бы мне подойти. Она прекрасная блондинка, я тоже тогда еще был блондином, но не решался с Пахомовой даже заговорить на эту тему. К чему я все это веду?

Утром следующего дня я выхожу на станции метро «Аэропорт», направляясь в школу, и вдруг встречаю Наташу Анненко на платформе. Совершенно обалдевший говорю:

– Привет.

– Привет, – отвечает Наташа.

– Ты что в Москве делаешь?

– Приехала с тобой пробоваться в паре. Людмила Алексеевна попросила приехать.

У меня внутри все рухнуло, но я выдавил:

– А я в одиночное вернулся.

– Ну и дурак, – сказала Наташа и пошла на тренировку к Пахомовой. Вот так. Вечером я все-таки позвонил Людмиле Алексеевне и спросил: «Может, вы еще хотите попробовать меня с Наташей?» Пахомова ответила: «Ты принял решение. Учись за него отвечать».

Что тут скажешь, она была во всем права. Если спросить меня сейчас, жалею ли я, что так сложилась моя судьба? Мой ответ будет – нет. Я уже писал ранее, жизнь – это череда случайностей и ошибок, а потом может выясниться, что новый поворот – это подарок судьбы, Божий промысел.

Наташа стала двукратной чемпионкой мира среди юниоров с Вадимом Каркачевым, а я продолжал отрываться с футболистами и пытался зацепиться за одиночное катание, с которым у меня отношения не складывались. Сложнейший период. Все рушилось, как карточный домик. Постепенно тренировки отошли на второй план. Я стал близким другом ребятам со своего двора. Много чего мог рассказать о богемной московской жизни. Плюс гитара и портвейн – почти ежевечерние посиделки. Родители стали постепенно смиряться с тем, что не вышел из меня Толлер Крэнстон, да и Горшков, видимо, уже не получится. Где-то полгода я посвятил дворовой жизни, завязал со спортом, учился через пень колоду, перестал находить общий язык с родителями. Я стал обычным королевским пареньком без какой-либо идеи. А что дальше?

Глава 6
Суровая и любимая Наталья Дубова

Мой тренер Наталья Ильинична сделала очень многое для того, чтобы я стал не только хорошим спортсменом, но и личностью. Она не просто тренер с большой буквы, но и педагог, который дал мне множество советов в жизни, помогая преодолеть уйму сложных моментов, подстерегающих неопытного спортсмена на каждом шагу. Роль этого человека поистине трудно переоценить. Мы до сих пор созваниваемся и остались в прекрасных отношениях с ней и ее мужем Семеном Белиц-Гейманом, знаменитым пловцом бывшего СССР.

Были дни, когда я просто смотрел в потолок и думал: зачем я живу? Кто я? Что я из себя представляю? Мне даже стало жаль времени, которое я угрохал на фигурную историю.

И я сказал отцу: «Пап, давай попробуем вернуться». Отец спросил: «Куда?» – «В танцы», – ответил я. Папа мне всегда помогал. И мы, понимая, что тренеров в Москве осталось не так много, пошли к Чайковской. Но была одна проблема – у меня не было коньков. Я уже не вспомню почему. Мы пошли к Чайковской с надеждой показаться. Отец сказал: «Есть мальчик, но нет коньков. Может быть, кто-то даст коньки для показа?» Елена Анатольевна сказала, что все коньки у спортсменов сшиты по ноге и помочь нам в этом она не сможет. Понимаю тренера, дурацкая, по сути, просьба. Но потеряла неплохого танцора, как жизнь показала, а могла бы чьи-то коньки предложить. Ну да ладно, не сложилось. Так вот: на тот момент осталась на всю Москву одна Дубова Наталья Ильинична, до замужества – Бах (в простонародье – Бахиня). О ее жесткости на тренировках ходили легенды, Тутберидзе отдыхает. Очень суровый тренер, но выхода нет, пробуем. Приходим с папой туда, где мы когда-то с группой Пахомовой катались на одном льду, – на каток «Кристалл». Как сейчас помню, папа пошел на разговор, а я околачиваюсь возле «Кристалла» и жду вердикта.

Были дни, когда я просто смотрел в потолок и думал: зачем я живу? Кто я? Что я из себя представляю? Мне даже стало жаль времени, которое я угрохал на фигурную историю.

Папа говорит:

– Мой сын катался у Пахомовой и хотел бы попробоваться у вас.

– А за что она его выгнала?

– Да нет, он сам ушел в одиночное.

– Вы не обманываете?

– Это правда. Вот только коньков у него нет. Может, поможете?

– Ну, дайте на него посмотреть.

Тут папа меня позвал, и Дубова меня вспомнила, попросила своего ученика, Юру Гайченкова, дать мне свои старые коньки. Так я стал учеником моего тренера на многие годы – Дубовой Натальи Ильиничны.

Чтобы не возвращаться к этой теме, расскажу, в чем была фишка Дубовой. Она вела себя с тобою так, что ты был уверен, что ты полное говно, что хуже тебя катаются только заливщики этого катка. У тебя росли сраные ручонки и ножонки вместо рук и ног. Но когда ты появлялся на соревнованиях, ты становился богом, у тебя не было недостатков, ты был королем. Такой вот тренерский прием. Она любила своих учеников, но спуску не давала никому. Тогда в ее группе лидерами были Таня Дурасова и Сергей Пономаренко, на тот момент двукратные чемпионы мира среди юниоров. Очень сильная пара. Я сдружился с Сергеем и часто бывал у него в гостях. Он – человек с прекрасным чувством юмора и большой любитель футбола, на чем мы и сошлись. И опять все были с партнершами, а я был один. И вот в процессе тренировок я часто подъезжал к ребятам то с анекдотом, то с каким-нибудь глупым вопросом. В общем, мешал работе. Подзывает меня как-то Дубова и говорит: «Еще раз увижу, что ты отвлекаешь ребят от работы, выгоню так, что ты забудешь дорогу на все катки Советского Союза! Поедешь туда, куда Макар телят не гонял». «Видимо, какое-то страшное место на Колыме», – подумал я и испугался не на шутку. Но вдруг, осмелев, произнес: «Да сколько я могу кататься один? Вы мне дайте хоть какую-нибудь партнершу, и вы все обалдеете». Дубова сказала: «Хорошо, будет тебе партнерша. Посмотрим, чего ты стоишь».