Текст книги "Нашей юности полет (сборник)"

Заботы

Постепенно жизнь полка вошла в привычную колею. Егоров создал сеть осведомителей по своей системе, законсервировав столичных стукачей для особо важных целей. Вернее, не законсервировал, а ограничил деятельность каждого одним доносом в месяц, распределив часть стукачей равномерно по взводам, а для других определив общеротные обязанности в строго определенной области – политические настроения, отношение к воинской службе, уголовные проступки, симуляция и дезертирские настроения, прошлое. Прошлым бойцов Егоров интересовался и ранее, но мало. После случаев с разоблачением замаскировавшегося сына кулака в соседнем полку дивизии и сына белогвардейского офицера в соседней дивизии Егоров решил обратить на этот аспект работы особое внимание.

Теперь, когда кадры осведомителей были у него в изобилии, причем грамотные, он решил обязать всех осведомителей время от времени интересоваться прошлым бойцов, а одного толкового парня поставить на это дело специально. И его выбор пал на Интеллигента. Эти «академики» хитрые, думал Егоров. С ними надо всегда быть начеку. У многих из них родители – интеллигенты и служащие: врачи, учителя, бухгалтеры, заведующие магазинов и контор. А те, которые записаны как выходцы из рабочих и крестьян, являются ли на самом деле таковыми? Тот сын белогвардейского офицера тоже был по анкете сын рабочего. Комсомольцем считался. А на поверку вышло – контра! Да, надо на этот участок направить лучшие силы. Интеллигент тут в самый раз! На симуляцию тоже надо больше внимания уделить.

В соседней дивизии уже было два случая членовредительства среди «академиков», попытка дезертирства и самоубийство. Он, Егоров, ни в коем случае не должен допустить ничего подобного. Иначе – конец. В той дивизии весь Особый отдел арестовали. И правильно сделали. Столько чепэ за один месяц! И прямо под носом. И с такими штатами осведомителей! Нет, с этими «академиками» надо держать ухо востро! За ними не уследишь! Умные. Грамотные, мерзавцы! Интеллигенты! А почему не уследишь?! Надо уследить, значит, уследим! И мы не лыком шиты. Симулянтов надо поручить Чацкому. Он парень толковый. И компанейский, что очень важно. Графа Ростова надо ориентировать на потенциальных дезертиров. Фамусова…

И все-таки во всем том, что делал Егоров, не хватало чего-то очень важного, и он это чувствовал. Чего? Чепэ надо во что бы то ни стало предупреждать. Одной информации о возможных чепэ мало. Опыт показывает, что многие из них (если не большинство) случаются непредвиденно для самих преступников, импульсивно, бессознательно, непреднамеренно. Их в принципе невозможно предупредить через осведомителей. Значит… Конечно, это же так ясно и просто! Надо эти чепэ спровоцировать, но так, чтобы их можно было вовремя предупредить. Тогда и другим урок будет наглядный. Разоблачи Петров (это особняк полка в соседней дивизии) своего дезертира в тот самый момент, когда тот только еще собирался дезертировать, сам награду получил бы, а в полку после этого уже никто на такой шаг не решился бы. Лучший способ профилактики преступлений есть своевременное пресечение спровоцированных, а то и вообще мнимых преступлений. Органы фактически придерживались этого принципа в своей деятельности постоянно. Сумеют ли наши потомки, для которых мы строим новое общество, понять и оценить это?! Впрочем, это несущественно. Потомки никогда об этом не узнают. Попробуй узнай! Поди докажи!

Осмыслив для себя эту руководящую идею, Егоров принял твердое решение подготовить одно разоблачение преступного прошлого, одну антисоветскую агитацию, одну попытку членовредительства и одну попытку дезертирства. Спешить, конечно, не надо. Но и откладывать дело в долгий ящик нельзя: враг хитер, как бы не опередил!

Живая диалектика

Вскоре пришли первые успехи – математик с высшим образованием симулировал сумасшествие, и Егоров его ловко разоблачил. Произошло это так. Командир отделения сержант Маюшкин объяснял бойцам баллистику (!) полета пули.

– Она, стерва, – говорил он, чертя в воздухе пальцем с грязным ногтем кривую линию, – летить вот так. Ясно? Летить и летить, стерва. Вот так: бжжжжж… Летить, а сама, стерва, и так и сяк вокруг себя вертится. Вот так: бжжжжж… Ясно? Боец Шаргородский, повторить!

Математик (это относилось к нему) решил блеснуть университетскими познаниями и заработал двойку. Это так потрясло вундеркинда-математика Шаргородского, что он уже к вечеру свихнулся, вообразив себя ефрейтором. Ночью он стал вскакивать с нар и командовать воображаемыми солдатами. Было решено отвезти его в госпиталь с перспективой демобилизации из армии с белым билетом. Но Чацкий донес, что математик симулянт. Если бы он был настоящим сумасшедшим, то он вообразил бы себя либо великим математиком, либо генералом, на худой конец – старшиной. А то каким-то ефрейтором!.. В рапорте в Особый отдел дивизии Егоров привел эту аргументацию Чацкого как свою собственную, заслужив тем самым похвалу. Математика увезли. Хотя он упорно стоял на том, что он – ефрейтор, ему дали пять лет штрафного.

Успех Егорова был, однако, сведен к нулю, поскольку в это же время свихнулся крупный чин в штабе корпуса, причем он тоже вообразил себя ефрейтором. Чтобы маленький человечек вообразил себя генералом, маршалом, Наполеоном, Ганнибалом, Александром Македонским – таких случаев миллионы. Но чтобы двухметровый генерал вообразил себя ефрейтором, такого в истории человечества еще не было. Это противоречило всем законам медицины. Проблему элементарно просто решил Интеллигент: он напомнил Егорову, что звание ефрейтора ввели в армии совсем недавно, так что мания ефрейторства вполне естественна. Егоров это объяснение от высшего начальства утаил.

Пришла беда – открывай ворота, гласит русская пословица. Когда долбили яму для нового нужника, бывший учитель литературы подставил руку под кувалду и ему расплющило два пальца. Умышленное членовредительство с целью уклонения от воинской службы было налицо. Позеленевший от гнева и страха Егоров ринулся на место происшествия. Что было делать? Как спасти положение? И тут его выручил Интеллигент. Как только Егоров возник на месте созидаемого нужника, Интеллигент, как старший в команде, доложил ему, что боец такой-то совершил героический поступок, спасая товарища от… От чего, Интеллигент не успел еще придумать. Но это и не играло теперь роли. Спасительная формула была найдена. Так Егоров вторично столкнулся с одним из главных законов диалектики – с законом перехода в противоположность. На сей раз неудача обернулась удачей.

Служебные будни

Мороз под тридцать. На бойцах – ботинки с обмотками, бывшие в употреблении вытертые шинельки. Бойцы учатся преодолевать штурмовую полосу – цепь препятствий, которые якобы будут на пути нашей наступающей армии в будущей войне, – проволочные заграждения, ров, забор, бревно…

– Смешно, – говорит Интеллигенту его сосед по строю и по нарам, с которым он сдружился еще в эшелоне, тоже бывший студент. – Представляешь, нам придется штурмовать вражеские укрепления, откуда строчат пулеметы, бьют минометы и пушки, а мы идем по бревну, расставив руки в стороны для равновесия. Мощное оружие! Враг при виде такого зрелища лопнет от хохота.

Бойцы должны научиться преодолевать штурмовую полосу, включая двести метров открытого пространства, которое надо переползать по-пластунски за считанные минуты. Сейчас они тратят времени раз в пять больше. Их гоняют снова и снова. Они выбиваются из сил и преодолевают полосу еще медленнее. Сержанты сердятся, ругают бойцов последними словами. Они презирают «академиков» и стремятся доказать им свое превосходство. Грозятся гонять целые сутки без перерыва, пока…

– Пока мы не протянем ноги, – говорит Студент. – Бессмысленное выматывание сил. Какой идиот это выдумал?! Будущая война будет войной самолетов, танков, автоматов, а не штыков и шашек.

– Тише, – говорит Интеллигент, – а то услышат, беды не оберешься. Тяжело в ученье – легко в бою! Вот они и стараются.

– Заставь дурака Богу молиться, – говорит Студент, – он рад лоб расшибить.

– Тише, – шепчет Интеллигент. – Видишь, тот тип к нам приглядывается? Не нравится он мне. Похоже, стукач.

– Плевать мне на стукачей, – шепчет Студент. – Сколько можно терпеть?! Мы же не враги. Мы же хотим как лучше.

– Замри, – шепчет Интеллигент. – Видишь, высокое начальство движется! Тот маленький с красной толстой мордой – особняк. Тут перед ним все на цыпочках ходят.

Высокое начальство решило посмотреть, каковы успехи бойцов. И они снова один за другим бросаются преодолевать страшную штурмовую полосу. Теперь они стараются, ибо на них смотрит начальство. Потом их строят. Командир хвалит их, благодарит за службу. «Служим Советскому Союзу!» – рявкают они не очень громко и совсем не стройно. «Для начала терпимо, – говорят командиры между собою. – Через полгода настоящими бойцами будут».

Подозрения

На другой день бойцов погнали грузить дрова. Сачки отправились в клуб – в кружки художественной самодеятельности. Интеллигента вызвали в штаб, в секретный отдел, расположенный рядом с Особым отделом и соединенный с ним особой дверью.

– Что за парень? – спросил Егоров о Студенте. – На вид хлипкий, а полосу преодолевает быстрее всех.

– Хороший парень, – сказал Интеллигент. – Тоже бывший студент. Ершистый немного. На все смотрит еще через розовые очки. Но настоящий комсомолец. Хороший товарищ. Надежный. В беде не бросит. Когда мы ехали сюда, на меня набросились ребята из другого вагона – хотели отнять дрова, которые я нес для нашей «буржуйки». Так он один против десятерых дрался. Его побили, конечно. Но дрова я все-таки до вагона донес. Между прочим, в армию ушел добровольно. Мог иметь отсрочку: в их институте еще осталась бронь, но отказался.

Добровольно?! Тот замаскировавшийся сынок белогвардейского офицера тоже был добровольцем. Тут что-то кроется.

– Вот что, – сказал Егоров Интеллигенту. – Займись этим Студентом как следует. Что-то уж больно он старательный. Неспроста это. И к тому же доброволец.

Разговор по душам

Ночь. В казарме холодно. Солдаты спят, объединившись по двое, укрывшись двумя одеялами. Иногда дежурный наводит порядок – будит солдат и приказывает разъединиться. Спать по двое не положено. И шинелями укрываться не положено. Как только дежурный уходит, солдаты вновь нарушают порядок. Интеллигент шепотом разговаривает со Студентом после одной из таких побудок.

– У меня представление об армии сложилось по кинофильмам, – говорит Студент. – Думал, хоть тут нормальные человеческие условия есть. Оказывается, все вранье.

– Ты лучше помалкивай об этом. Тут стукачей полно. В штрафной попадешь – там еще хуже.

– Понимаю, не маленький. Я же знаю, с кем говорить можно.

– Тсс! Дежурный!.. Спим!

Мера

Шли дни, недели. Егоров наконец-то упорядочил сеть своих осведомителей. Информация об «академиках» обильным потоком потекла в его кабинет с зарешеченным окном и обитой жестью дверью. Из симулянтов Егорова особенно заинтересовал один, собиравшийся вызвать искусственное бельмо на глазу с помощью линзы. Но у него не было линзы. Попросить, чтобы мать прислала из Москвы, – рискованно. Могут заподозрить неладное. «Надо будет эту линзу достать ему в городе, – подумал Егоров, – и через Чацкого передать. А потом поймать на месте преступления. С дезертирством тут сложнее: все знают, что не убежишь никуда, даже если разрешат. Скоро в городе будет армейский смотр художественной самодеятельности. Пусть Граф Ростов займется этим плясуном. Плясун, видать, уже подпорчен основательно. Можно устроить попытку самоволки, а затянувшаяся самоволка сойдет за попытку дезертирства. Но как бы не переборщить. Тут надо знать меру. Если слишком много случаев такого рода, за это тоже по головке не погладят. Мол, как вы так людей воспитываете?! И завистники найдутся. Доносы пойдут. Клевета. У них за этим дело не станет. Начать надо с другого: с прошлого. Тут мы ни при чем – не мы родили. И не подкопаешься: факты вещь упрямая, как говорит товарищ Сталин».

Разговор по душам

Спросите любого, служившего в армии, и он вам ответит: нет чище, прочнее и душевнее дружбы, чем армейская дружба. Это и понятно. В армии люди вынуждаются на длительную совместную жизнь. Те чувства, которые на гражданке распределяются среди многих близких, здесь сосредоточиваются на одном человеке. Такая крепкая армейская дружба, как говорится, спаяла Интеллигента и Студента. Откровеннее и острее стали их задушевные разговоры.

– И это называется социализм, – резюмировал однажды Интеллигент свой рассказ о репрессиях в их институте.

– Ты, между прочим, меня призываешь к осторожности, – заметил Студент, – а сам иногда срываешься. Смотри, можно погореть из-за пустяка. Я обжегся раз и больше не хочу.

– А что случилось?

– Сорвался в дружеской компании. Наговорил всяких глупостей. Друзья, конечно, донесли. Меня, конечно, забрали на Лубянку.

– Не может быть! Как же ты?!.

– Сбежал.

– Не загибай! Так не бывает.

– Они не поверили, что я сам все надумал. Решили найти тех, кто научил меня. Ну, и якобы выпустили, чтобы проследить моих сообщников, а я удрал.

– Куда?!

– Свет не без добрых людей. Работал где придется. Потом догадался пойти в военкомат. И вот я здесь. Никому в голову не придет искать меня в армии, да еще в такой глуши.

– Здорово! Молодец! Я бы на твоем месте ни за что не рискнул на такое. Так покорно и ждал бы, когда посадят.

– Ну, давай спать. Смотри, никому ни звука!

– За кого ты меня принимаешь?! Могила!

Сомнения

Получив сообщение Интеллигента, Егоров не поверил ему. Фантазирует! Цену себе набивает! Выслужиться хочет! Чтобы человек скрылся от органов – такого не бывает. И чтобы ему помогали другие?! Нет, Интеллигент явно загибает. Надо все тщательно проверить, чтобы не попасть впросак. Но если это действительно правда, то удача сама идет в руки Егорову. Такой случай нарочно не придумаешь. Вверху, конечно, могут. Но на уровне полка – ни за что. Если это правда, то перевод в дивизию Егорову гарантирован. А Интеллигента через годик вполне можно будет направить в школу органов. Этот парень далеко пойдет! Образованный. Что же, новая смена растет. У нас не те условия были. Но мы свой долг честно выполнили.

На пушку

Среди приемов Егорова был один, уже проверенный в масштабах всей страны и всей ее истории: взять на пушку. Делается это так. Подозреваемый вызывается для «душевного разговора». Ты говоришь ему, что это не допрос, а задушевный разговор старого коммуниста со старым коммунистом, беспартийным большевиком, молодым товарищем – в зависимости от возраста и положения допрашиваемого. Не забудь пошутить: мол, это пока не допрос (ничто так не располагает к откровенности, как здоровая шутка). Помогает также такая шутка: садись, мол, Иванов; на стул садись, ха-ха-ха; пока на стул, ха-ха-ха! Затем говоришь, что задача органов – не карать, а помогать. Караем мы закоренелых врагов. А наших людей… Ты же не враг, Иванов?.. Наших людей мы защищаем от врагов. Подозреваемый от такого дружеского, теплого обращения расслабляется. И ты ему в этот самый момент лепишь прямо в лоб: выкладывай, Иванов, сам все начистоту, от нас ничего не скроешь, нам все известно, но мы даем тебе возможность самому… Если подозреваемый делает изумленное лицо – мол, он не понимает, о чем речь, – подкидываешь ему фактик. Пусть пустячный, но обязательно достоверный. И не забудь еще раз сказать, что от нас, от органов, ничего не скроешь. Но на сей раз не так дружески, потверже. Сделай ударение на слове «органы». Обычно подозреваемый сразу же капитулирует и начинает наговаривать на себя лишнее. Твоя задача – отделить истину от вранья и направить признание в нужное русло. А если подозреваемый упорствует (что бывает редко, но бывает), излагай свои материальчики сполна. Тут промаха быть не может, проверено. Но если материальчики – клевета (что тоже бывает), скажи с усмешечкой, что ты просто хотел проверить подозреваемого. Мол, время теперь – сам знаешь какое. Кругом враги. Мы, органы, должны быть всегда начеку. Но, между нами говоря, нет дыма без огня. Так что, Иванов, выбирай: или в дело пойдет этот материальчик (не будут же ответственные лица зря выдумывать), или… Бот бумага, карандаш. Пиши чистосердечно обо всем. О чем? Ты что, неграмотный? Ну ладно, я тебе продиктую. Пиши!..

Обдумывая предстоящий разговор со Студентом, Егоров решил «пришить» ему намерение бежать в Японию и унести с собой военные секреты, касающиеся их воинской части. Что до Японии отсюда пять тысяч километров и главным образом по необитаемым местам и через зону вечной мерзлоты – не помеха. Как раз наоборот, именно такие обвинения действуют наиболее деморализующе. Тоже проверено.

Разговор по душам

Он приказал привести Студента среди ночи – это тоже дает дополнительный эффект. Угостил чаем (это располагает к интимности).

– Хочу поговорить с тобой по душам, – начал Егоров. – Это не допрос. Пока не допрос. Пока – беседа старшего товарища с молодым. Ты же комсомолец! Так вот, выкладывай начистоту. Ты что, задумал нас за нос водить?! Неужели ты думаешь, что органы можно обмануть? Откуда тебе известно, какие были намерения органов, когда тебе позволили сюда прибыть?! Да, позволили! От нас ничего не скроешь. Никуда от нас не скроешься. Ну как, будем сами говорить, по-хорошему, или?..

И через полчаса Студент рассказал все. Сознался, что хотел бежать в Японию и сообщить военные секреты.

– Ну, это ты, брат, загнул малость, – рассмеялся довольный Егоров, наливая Студенту еще стакан чаю. – До Японии знаешь сколько отсюда? Да и какие тебе секреты известны?! – И Егоров рассказал Студенту популярный в то время среди чекистов анекдот. – У одного профессора, понимаешь ли, был друг чекист. Ха-ха-ха!.. Приходит профессор к чекисту в гости и жалуется, что у него один студент очень плохо экзамен сдал. Ха-ха-ха! «Я попросил его ответить хотя бы, – говорит профессор, – кто написал „Евгения Онегина“, а он ответил, что не он». Ха-ха-ха! Понимаешь? Говорит, не я! Ха-ха-ха! На другой день чекист встретил профессора. Ха-ха-ха!.. «Все в порядке, профессор, – говорит чекист, – студент сознался: это он написал „Евгения Онегина“. Ха-ха-ха!.. Ха-ха-ха!.. – Насмеявшись до слез, Егоров отпустил студента. – Иди пока, спи! А мы будем думать, что с тобой делать. Дело, брат, серьезное. Нельзя без последствий оставлять. Я бы рад… Да сам знаешь, если замолчу, по головке меня не погладят. Иди, спи пока!

Эпилог

Утро. Светит ослепительное, но холодное солнце. Под ногами серебрится и хрустит снег. Двое караульных конвоируют Студента в Особый отдел дивизии. Студент без ремня. Воротник шинели поднят. Вид у него жалкий. Не лучше выглядят и конвоиры. Им тоже холодно. Группу обгоняет полковая штабная машина. В ней – особняк Егоров. Он спокоен и уверен. Жаль, конечно, парня. Совсем еще мальчишка. И из нашего брата, из рабочих и крестьян. А что поделаешь?! Интересы партии и государства превыше всего!

Гимн предательству

 
Воздвигнув коммунизма зданье,
Давно распавшись в тлен и прах,
Мы шлем потомкам назиданье
В таких возвышенных строках.
Чтобы был от жизни прок,
Чти отцов своих урок.
Поминутно, ежечасно,
Не терзался напрасно,
Кому надо, доложи,
Кого надо, заложи,
Осторожно намекни,
Откровенно критикни,
Потихоньку настучи,
С воем-криком обличи,
Донеси, дай знать, продай,
Одним словом – всех предай.
В эпоху сложную такую
Живя, промашки не давай.
Открыто – тех, а тех – втихую,
Но непременно предавай.
Доверьем свыше дорожи.
Отца родного заложи.
Во имя высшего прогресса,
Во имя правды или лжи,
От скуки, так, для интереса,
Кто подвернулся – заложи.
Не бойся и родную мать
За грош за ломаный продать.
Что б ни вопили моралисты,
Своих позиций не сдавай.
Не им судить, чист иль нечист ты.
Знай свое дело: предавай!
Знай, нету в прошлое возврата.
Предай, пока не поздно, брата.
И в каждом слове, в каждой строчке
Курс на предательство держи.
Одних предай поодиночке,
А прочих скопом заложи.
Без психологии затей
Предай, коль надобно, детей.
Пускай не светится награда.
Предай их, если и не надо.
Вот разговор зашел критичный.
На власти вместе нападай.
Что дальше – знаешь сам отлично:
Друзей немедленно предай!
Плюнь на морали этажи.
Про все, где надо, расскажи.
Перепроверено стократ:
Ты не предашь, предаст собрат.
Развив тебе свою идею,
Молчать учитель попросил.
Не жди! За истину радея,
Спеши донесть что было сил.
Свинью скорее подложи.
По долгу службы доложи.
Начальник с бабою в обнимку —
Не торопись, повремени.
Готовь спокойно анонимку.
Про облик грязный помяни.
В себе ж не ощущай вину,
Предавши в сотый раз жену.
Поблажки прочим не давай.
Любовниц тоже предавай.
Пройдут года. И в этом деле,
Как говорится, пса сожрешь.
И будешь действовать умелей,
И вид достойный обретешь.
Средств расширь ассортимент
И клиентов контингент.
Не лупи впрямую в лоб,
А изящно было чтоб.
В словесах набивши руку,
Использовывай науку.
Не донос обычный сдай,
А проблемы обсуждай.
В ход пусти и это тоже:
Друг Платон, правда дороже.
Один останешься на свете,
И тут нет повода страдать.
Ты все равно за все в ответе.
Себя имеешь шанс продать.
Тебя излишне нам учить.
Сам на себя себе стучи.
Продавши всех и все предавши,
Закончишь жизнь кристально чист.
Прохвосту должное воздавши,
Был, скажут, честный коммунист.
Правдив, надежен, чуток, прям.
В борьбе с пороками упрям.
Жизнь без остатка всю отдал
За самый светлый идеал.
Когда ж предстанешь пред Всевышним,
Как быть, в испуге не гадай.
И тут сомнения излишни:
В живых оставшихся предай.
Скажи Ему как коммунист:
Народ советский – атеист.