Текст книги "Покер на костях"

Глава 3.

24 октября 1999 года, воскресенье, 8-00 по Киеву, российско-украинская граница, район Города.

«Газель» прошла таможенный контроль быстро, как на российской стороне, так и на украинской. Водитель даже не выходил из кабины – все переговоры с официальными лицами проводил сопровождающий.

Обменявшись несколькими фразами с таможенным начальством, сопровождающий аккуратно клал на стол конверт, который таможенник так же аккуратно клал в карман мундира.

Диалоги на российской и на украинской стороне практически не отличались друг от друга, только денег в украинском конверте было немного больше – во-первых, ввоз всегда дороже, а во-вторых, на Украине таможенники привыкли брать больше. Как, впрочем, и милиционеры на приграничном посту ГАИ.

Капитан милиции получил свой конверт, отошел в сторону, пересчитал купюры, удовлетворенно улыбнулся и кивнул старшине. Тот дружелюбно кивнул водителю «газели» и разрешающе махнул палочкой.

– Новенькие. – сказал водитель, когда пост ГАИ скрылся за поворотом.

– Что?

– Новенькие все на посту. А по расписанию должны были стоять другие. Прикормленные.

Сопровождающий почесал бровь:

– Мало ли что. Может, их на взятке застукали.

– Может. Тогда почему эти так спокойно взяли бабки?

– А чего им бояться? Два раза подряд не проверяют. Кроме того, если у этой братии кого и ловят, то только для галочки в отчете. Борьба с коррупцией.

Водитель одной рукой достал из «бардачка» пачку сигарет, губами зацепил одну, пачку бросил назад, из нагрудного кармана вынул зажигалку. Прикурил.

– Не знаю. Почему нас не предупредили о смене?

– Не сочли нужным.

– Не сочли… – протянул водитель и нажал на тормоз, – твою мать!

Сразу за поворотом почти поперек дороги стоял грузовик. На борту фургона сквозь грязь проступала какая-то красная надпись.

«Газель» чуть занесло.

– Что там у него?

– А черт его знает, – водитель снова выругался.

– Давай… – начал сопровождающий, но договорить не успел – возле обоих дверец кабины, как из-под земли, выросли силуэты.

– Сразу договоримся, – сказал один силуэт, – это не ограбление. И если что – мы имеем разрешение стрелять на поражение. Как информаторы вы нам не слишком нужны.

Говоривший сделал паузу, давая возможность сидевшим в кабине обдумать информацию.

Грузовик, перекрывавший дорогу, медленно отъехал к обочине.

– Сейчас вы аккуратно выйдете из машины и перейдете в наш транспорт. Возражения есть?

Водитель молча покачал головой.

– Это хорошо. Просто замечательно. Погода мерзкая, настроение плохое, лучше не нервничать.

Возле «газели» остановился микроавтобус «скорой помощи».

Водитель и сопровождающий медленно, постоянно держа руки на виду и старательно избегая резких движений, выбрались на мокрый асфальт дороги.

Место водителя занял один из подошедших, и «газель» уехала.

– Прошу в карету.

В «скорой помощи» сидели три человека. Они пристегнули взлезших в салон наручниками к скобам на стенке.

Дверца закрылась. «Скорая помощь» развернулась и поехала в сторону границы.

– Какого?.. – начал было сопровождающий.

– Такого, – оборвал его водитель, – у «скорой» российские номера.

Сопровождающий закрыл глаза.

Майор милиции Павел Ковальчук проводил взглядом «скорую помощь», махнул рукой водителю грузовика. Грузовик мигнул фарами и уехал.

С проселка медленно выползла жигулевская «восьмерка».

– Домой! – сказал Ковальчук, усаживаясь на переднее сидение, – Гони, Игорек.

– Вот сейчас все брошу, – ворчливо сказал Игорек.

– Не рычи, жизнь – прекрасна.

– Пока доберемся до Города…

– Зато как прошла операция!

– О которой все равно никто не узнает.

– Славы захотелось, ваше благородие?

Игорек хмыкнул.

– Вот и я говорю, лучшей наградой для нас будет сознание выполненного долга.

– Звучат фанфары и твоему бескорыстию аплодируют толпы девушек.

– Толпы красивых и доступных девушек.

– Девушек на халяву! – Игорь засмеялся.

– Ты, извозчик, прекрати ржать, а лучше погоняй.

– Я же сказал – сейчас все брошу.

Со стороны границы подъехала тридцать первая «волга».

– Пока ты занимался пересадкой клиентов, нам позвонили и просили обождать. Сказали – твой знакомый.

Ковальчук вылез из машины.

В «волге» открылась дверца, и навстречу Павлу вышел молодой мужчина лет тридцати пяти в черном модном плаще.

– Здравствуй, Паша!

– Здравствуй, Миша.

– Хорошо выглядишь.

– Куда уж нам, провинциалам, до столичных заграничных штучек.

Михаил поднял воротник плаща и медленно пошел вдоль дороги:

– Нужно поговорить.

– Весь внимание!

– Ты как, с тем журналистом еще общаешься?

24 октября 1999 года, воскресенье, 10-00 по Киеву, Город.

Плохие привычки приходят быстро и остаются надолго. Чтобы избавиться от некоторых не хватает целой жизни. И, пожалуй, одной из самых вредных привычек является привычка лежать утром в постели и размышлять о своих вредных привычках. Не испытывая, кстати, при этом, никаких угрызений совести.

Я привык вставать поздно. Мои родственники перестали даже пытаться будить меня рано. «Я сам встану», отвечаю я на вопрос, во сколько меня будить. И встаю. В конце концов, обязательно встаю.

Но не раньше, чем включу телевизор и пощелкаю кнопками пульта.

Это еще одна вредная привычка, лежать на диване или сидеть в кресле и бездумно переключать каналы. Я даже фильмов не могу смотреть, не переключив несколько раз телевизор.

Читать не хотелось. Совершенно. Писать – еще меньше. Как бы ни волновался накануне, после спокойной ночи всегда наступает расслабление. Утро вечера, как известно… Хотя, вот тут меня немного смущает одна тонкость. Ведь мудреный – это значит трудный, непонятный. И если утро вечера мудренее, но никак не легче, а, скорее, наоборот. Мудренее.

Все-таки сказывается иногда высшее филологическое образование. С каждым разом все реже и реже.

Я, не отрывая головы от подушки, нашарил на книжном шкафу пульт и включил телевизор. И тут же выключил его. Забыл, что у нас в разгаре избирательная кампания. Смотреть, конечно, телевизор иногда можно, но очень и очень аккуратно. Чего только сейчас не услышишь. И что самое смешное, выборы у нас, а достается России.

«Вы хотите, чтобы и ваши дети гибли в горячих точках? « – спрашивают нас с телеэкрана и тут же дают понять, за кого нужно голосовать, чтобы этого не было. Политика. Кто больше выльет дерьма. Куда смотрит партия зеленых? Хотя и о зеленых уже рассказали, что их создатель и главный спонсор в Украине, решая, в какую партию вкинуть деньги, подумал, что раз уж вбрасывает «зеленые», так пусть и партия будет зеленых.

И совершенно невозможно понять, правда это или вымысел. Левые кричат, что на избирательных участках будет подтасовка, правые утверждают, что левые приведут народ к голоду, а мне как-то на это наплевать. Не на то наплевать, что нас приведут к голоду. Наплевать на то, кто конкретно будет сидеть на самом верху.

Чем дольше я живу, тем меньше уважаю народных избранников. И в этом я не оригинален.

Когда-то, уже достаточно давно, занес меня черт независимым наблюдателем на избирательный участок. И получил я там аллергию на всю жизнь. Для начала нас всех позвали посмотреть, как будут открывать урны для предварительного голосования. Все было как в цирке. Печать целая, веревочка не порвана. Все нормально.

Председатель комиссии при всех, нарочито торжественно, вскрыла предварительную урну и высыпала бюллетени в урну основную, которую потом опечатала. Все остались довольными. Только потом до меня дошло, что листки бумаги со свободным и тайным волеизъявлением народа были просто вбиты в урну, спрессованы так, что даже не сразу выпали наружу. Это ж как их через щель в крышке так умудрились натолкать?

Поэтому я почти не удивился, когда в три часа пополудни стало известно, что у тогдашнего мэра уже начали отмечать победу. А народ все голосовал и голосовал. До восьми часов вечера.

Больше в политику я играть не собираюсь. Я собираюсь писать книгу о войне между Украиной и Россией.

Я вылез из постели, сложил белье в диван. Оделся. Теперь можно неторопливо умыться и принять завтрак. Это приятно уже не только потому, что я вообще люблю поесть, а еще и потому, что, наконец, я выполнил свою функцию добытчика. До сих пор неприятно вспоминать, как был на содержании у сестры и матери.

После завтрака я томно прошествовал в свою комнату. Сашка куда-то ушел, сестра на работе, мама читает. Замечательно. Итак, война между Украиной и Россией.

Я сел за стол и задумчиво посмотрел в пространство. И что дальше? Не писать же о том, что Россия все-таки вспомнила о своих территориальных претензиях и бросила бронированные колонны к матери городов русских.

Чтобы колонны бросить, их для начала нужно собрать и подтянуть. И тут же все средства массовой информации начнут орать о том, что Россия начала переброску войск. Зачем? И Украина немедленно обратится к мировому сообществу, а мировое сообщество немедленно надавит на Россию, а внутренние российские правозащитники немедленно начнут давить на Президента, а Президент… А какого черта президент вообще затеет эту бессмысленную войну.

Да. В смысле, хорошо придумал Жовнер. Напишите мне книгу про войну. Понятно кто против кого, но ради чего? До вопроса «Как именно?» дело не дошло.

Между прочим, не я один такой умный. В Росси, у фантастов ближнего прицела, стало модным вспоминать именно российско-украинскую войну. И, минуя причины и следствия, сразу сообщать, что российский летчик героически сжег недостроенный авианосец «Гетман Мазепа» прямо на стапеле.

Писатель явно прикалывается. Жаль, что я у него лично не спросил, когда была возможность. Кстати, кстати, кстати, а ведь у него же, в другом романе, не менее фантастическом, один из персонажей разрабатывает с украинской стороны планы отражения российской агрессии. Ай-да господин Лукьяненко! И снова он, и снова в фантастике. Далекое будущее, далекая планета иммигрантов с Земли. Планета под названием Новая Украина, или Сальный хохолок. Экспортирует исключительно сало.

Это что же такое получается? Не любят нас, независимых украинцев, в проклятой России? Может, мы им за это наваляем?

Наш президент материт по телефону ихнего президента, а потом выбрасывает на Кремль воздушный десант. Национальные гвардейцы с радостным гиканьем режут кремлевский гарнизон, выполняя вековую мечту всяческих заговорщиков. Бред собачий.

Я включил компьютер. Чего же это мне казалось, что самым трудным будет борьба с собой, страх перед неприятностями. Фигушки. Ты вначале придумай. Придумай. Пока мой девяностый пентиум трещал, запускаясь, я прошвырнулся по ящикам письменного стола и нашел карту Украины.

Попробуем по-другому. Итак, имеем государство с населением в пятьдесят два миллиона. Не слишком благополучное государство, чтобы не сказать большего. С разлагающейся армией и умирающей экономикой. Вроде бы, завоевывай на здоровье.

На роль завоевателя можно выдвинуть другое государство, с населением в три раза большим, с армией более численной и промышленностью… Такой же умирающей. Уберем причины войны, отбросим подготовительный период. Что мы имеем дальше?

Я внимательно смотрел на карту, так внимательно, будто надеялся, что вот сейчас на ней покажутся стрелки и кружочки, обозначающие соединения и направления их главного удара. Надписи на карте так и не появились.

Слабо! Попытаемся придумать сами. Вот если Россия шандарахнет через границу сразу на Город, потом, прикрыв правый фланг Днепром, двинется через Днепропетровск к Запорожью, а с востока введет свои дивизии в Донбасс, то почти вся левобережная Украина окажется под контролем.

Какой я молодец! Замечательная, между прочим, идея. Ею уже однажды Жуков воспользовался, в тысяча девятьсот сорок третьем году. Проклятые оккупанты так и не смогли ничего толком противопоставить Жукову, пока не попытались закрепиться на Днепре.

К карте Украины я добавил том Военной энциклопедии, повествующий об освобождении Украины. Значит, если начать в августе, то к ноябрьским праздникам можно войну закончить. Взятием Киева.

Я повертел в руках ручку. Шариковый «паркер», память о шикарной работе в шикарной республиканской газете. Замечательно выходит.

Левобережная Украина, во-первых, не слишком национально сознательна, во-вторых, пока еще остается самым промышленно развитым регионом Украины. Пал левый берег, пала Украина.

Ведь как специально поделена страна на две части Днепром. Как специально.

Зазвонил телефон.

– Да?

– Доброе утро!

– Привет, Олег, – это капитан нашей команды, Олег Кулинич, единственный из моих знакомых чиновник среднего звена.

– Ты помнишь, что мы сегодня собираемся у меня?

– Помню, – соврал я, потому что начисто забыл о встрече. – Во сколько?

– В три, у нас.

– Понял, буду.

– Ну, пока.

– Пока, – я положил трубку и выдернул телефонный шнур из разъема.

Мне нужно работать, а не по телефону говорить.

Итак, август. На рассвете… Или даже лучше перед рассветом.

Внезапный огневой налет. Взрывы, паника, хаос. Огонь ведет артиллерия, накрывая заодно со складами и расположение войск ПВО. Насколько я себе представляю, дислокация Украинских войск приблизительно та же, что и войск Советской Армии.

Описание артналета можно взять из любой книги о войне. Особое внимание тому, как героически будут гибнуть в огне отважные танкисты танковой дивизии, стоящей в сорока километрах от Города.

Рвутся снаряды, взлетают на воздух склады и боксы с техникой, горят казармы. А потом на бреющем появляются вертолеты и штурмовики. А на военные аэродромы возле Города высаживаются десантники, а в аэропорт прибывают самолеты военно-транспортной авиации с войсками, а по железной дороге к Городу подходят эшелоны с боеприпасами, горючим и новыми войсками, а…

К вечеру Город занят. Потерь среди населения почти нет, потому что боев за Город не будет. Не будет.

А танки на большой скорости идут по трассе к Днепропетровску. Трасса ровная, некоторое время сможет выдержать движение механизированных колонн. Три часа. Четыре – и танки входят в Днепропетровск. Мосты уже захвачены десантниками и спецназом. Быстро разворачиваются средства ПВО, чтобы отразить возможные удары с воздуха.

Российская авиация перебазируется на украинские аэродромы, и механики обнаруживают знакомую технику и снаряжение, предназначенные для обслуживания одинаковых самолетов. Подходят даже боеприпасы.

Проблема с пленными решена стремительно, всех захваченных солдат Украинской армии, уроженцев уже захваченных территорий, немедленно отпускают по домам, а остальным клятвенно обещают отпустить, как только российские войска подойдут к их домам.

Ближе к вечеру украинская авиация нанесет первый ответный удар. Попытается нанести. Удар этот будет направлен по мостам через Днепр, и он заранее будет обречен на поражение, потому что и выучка у россиян получше, и самолетов чуть побольше.

К концу первого дня, или к началу следующего, взяты Запорожье и Кривой Рог. Высажены тактические десанты на украинское побережье Азовского моря, вплоть до Арабатской стрелки и Керчи в Крыму.

Украинский флот захвачен флотом российским, в Крыму заняты военные аэродромы, склады и базы. Под контролем Перекоп. Все это тоже происходит в первый день.

Я откинулся на спинку стула и выдохнул. Во, написал так написал. От всей души. Что значит, вжиться в образ.

Потом все это можно подчистить, подправить и расписать покрасивше.

Придумать героев красивых и сердечных, ввести лирическую линию и обязательно все события подавать через восприятие одного конкретного человека. Лишь изредка, подобно всеведущему и всезнающему богу, указывать на глобальные события или стечения обстоятельств. Все как у Льва Толстого в «Войне и мире».

Я глянул на часы и в который раз подивился, как быстро летит время. Просто не успеваешь взяться за одно дело, как нужно браться за другое. К трем часам нужно попасть к Олегу. И это очень хорошо, помимо придумывания вопросов к будущему турниру, пусть моя команда пофантазирует на тему грядущей войны, типун мне на язык.

Я хорохорился и выпендривался сам перед собой. И в то же время внутри у меня нарастало чувство неправильности всего происходящего. Я не придумывал детективную историю, я не открывал простор для полета фантазии, я совершенно спокойно сидел и придумывал как, возможно, будут гибнуть сотни и тысячи ни в чем не повинных людей.

Почти безумная мысль мелькнула у меня. А что, если все то, что я сейчас придумываю, может действительно реально произойти со мной, со всеми нами? Чушь. Я слишком впечатлительный человек. Я не должен так близко принимать к сердцу то, о чем собираюсь писать.

Мне платят, и я отрабатываю. Как могу. И собираюсь это делать и впредь. И никто меня не сможет сбить с пути истинного. Никто, даже я сам.

Я снял спортивный костюм, надел джинсы и джемпер. Оглядел комнату. Чего-то я забыл. Ага, включить телефон.

Вот только сомнения меня охватило в последний момент, включать его, или позорно ретироваться, даже не попробовав бросить вызов судьбе и телефону.

Нужно смело идти навстречу судьбе. Смело брать телефонный шнур, смело втыкать его в разъем…

Телефон зазвонил.

– Да?

– Это вы, Александр, здравствуйте! – он меня все-таки настиг, занудный Игорь Сапожников. – А я вас вчера ждал.

– Срочное дело. Важное. Я и сейчас убегаю. Давайте, я вам завтра позвоню на студию, до обеда. Клянусь. До завтра.

Игорь попытался что-то вставить, даже начал свое неизбежное «поймите меня правильно», но я был не настроен понимать его ни правильно, ни превратно. Мне нужно идти.

Я был настолько быстр, что даже успел сделать шаг к двери комнаты, когда телефон снова заголосил. Если это Игорь – то он сразу же узнает, что я о нем думаю.

– Да?

– Саша? Это Ковальчук. Еще помнишь?

Помню ли я его? Когда-то я считал Ковальчука чуть ли не другом. Потом… В общем, сейчас я его другом не считаю. Просто знакомый.

– Добрый день, Паша.

– Как у тебя дела? – спросил Ковальчук.

– Нормально.

– Это хорошо.

Мы помолчали.

– Я хотел с тобой поговорить, – сказал Ковальчук.

– По телефону?

– Лично. У тебя сегодня как со временем?

– А что, очень нужно?

– Да.

– Вообще-то, я сейчас выезжаю…

– Через сорок минут я буду ждать тебя возле «Стекляшки». Сможешь?

– Смогу, – вздохнул я.

– До встречи.

И короткие гудки. Если попытаться пофантазировать, то они могут напоминать удары сердца. Далекого механического сердца. Иногда уставшие, торопливые, иногда быстрые и злые. Какой-то монстр живет где-то в паутине телефонных проводов и питается словами и мыслями говорящих по телефону.

Жрет, сволочь, рассказы о работе, приправляет все горечью ссор или солью обид. И на десерт разговоры о любви. «Я люблю тебя!» – «Ням-ням!». И к тем, кого это чудовище не любит, не доходят ни хорошие звонки, ни полезные. Все какая-то гадость. И уж меня этот монстр наверняка не любит.

Что там мне решил рассказать Паша Ковальчук?

24 октября 1999 года, воскресенье, 14-05, Киев.

Дмитрий Андреевич Горяинов вел размеренный образ жизни. В одно и то же время он всегда шел на работу, и с работы он тоже всегда возвращался вовремя. С женой он был разведен, дети были уже взрослыми и жили отдельно. С ними Дмитрий Андреевич отношений тоже не поддерживал.

Со стороны могло показаться, что Горяинов полностью поглощен работой. Некоторые сослуживцы относились к такой целеустремленности с иронией, некоторые – с уважением. То, что Дмитрий Андреевич часто выходил на работу и в выходные, знали все, и никого это не удивляло.

Это воскресенье не стало исключением. Горяинов с десяти утра до двух часов дня просидел в своем кабинете, работая с новыми бумагами, потом оделся, спустился с третьего этажа, расписался в регистрационной книге и попрощался с прапорщиком на входе. Дмитрий Андреевич хоть и не имел воинского звания, но вот уже двадцать лет работал на Вооруженные Силы. Вначале на Советские, потом на украинские.

Жил Горяинов недалеко от работы, и, не смотря на то, что погода не особенно располагала к прогулке, Дмитрий Андреевич, как обычно, домой отправился пешком.

Уже возле самого подъезда его нагнал незнакомый мужчина лет сорока и легко тронул за локоть:

– Дмитрий Андреевич?

– Да. Мы знакомы?

– Заочно.

Горяинов внимательно посмотрел в лицо собеседника:

– Я вас не знаю.

– Вот вы меня точно не знаете. А я с вами заочно знаком. Майор Бойко, военная контрразведка.

Дмитрий Андреевич вздрогнул, оглянулся по сторонам.

– Не волнуйтесь, мне с вами нужно только поговорить. Вы не пригласите меня в квартиру?

– Д-да, конечно. Пожалуйста, – Горяинов переложил портфель из правой руки в левую и потянул на себя дверь подъезда.

– Еще раз прошу, не волнуйтесь, – попросил контрразведчик.

– Я… д-да, я не волнуюсь. Просто все так неожиданно…

Горяинов несколько раз нажал на кнопку вызова лифта:

– Опять не работает. Постоянно ломается.

– Ничего, пройдемся.

На втором этаже Горяинов остановился, чтобы отдышаться:

– Сердце иногда шалит, знаете ли.

– Помочь нести портфель? – предложил Бойко.

– Нет, спасибо. Все, – выдохнул Горяинов, – можно идти дальше.

На четвертом этаже, у входа в квартиру, он все-таки передал портфель в руки майору, пока искал в кармане ключ и возился с замком.

– Проходите, можно не разуваться, – на всякий случай сказал Горяинов.

– Я и не разуваюсь, Дмитрий Андреевич. Где нам удобнее будет поговорить?

– А выбор небольшой, у меня всего одна комната и кухня. На кухне, простите, не прибрано.

Бойко, не раздеваясь, прошел в комнату, осмотрелся. На минуту его внимание привлекли полки с книгами, от пола до самого потолка.

– Присаживайтесь. Может, чаю?

– Не нужно. Вы тоже присаживайтесь, Дмитрий Андреевич.

– А? Да, конечно, – Дмитрий Андреевич немного суетливо подвинул стул на середину комнаты и сел, сложив руки на коленях. Потом спохватился и снял с головы шляпу. Аккуратно положил ее на край старого массивного письменного стола.

– Вы, наверное, уже догадались, по какому поводу я к вам пришел, – негромко начал Бойко.

– Нет, то есть, не знаю… Наверное, догадался, – Горяинов сглотнул и почесал щеку, – раз вы из контрразведки…

– Вот мое удостоверение, – Бойко протянул документы к самому лицу хозяина квартиры.

– Хорошо, Степан… э-э… Николаевич, я слушаю вас.

– А слушать, в общем-то, нечего. Нам стало известно, что вы занимаетесь шпионажем. Естественно, что мы должны это пресечь. Поэтому мы сейчас и беседуем, – Бойко чуть улыбнулся, самыми уголками губ.

– Я…

– Мы знаем, что вы передаете секретную информацию спецслужбе России. Именно поэтому мы и не стали прибегать к силовым методам, или раздувать скандал. Мы просто настоятельно рекомендуем вам в кротчайшие сроки собраться и выехать в Россию.

– Сколько мне дадут времени?

– Время вашего поезда указанно на этом билете, – контрразведчик протянул билет Дмитрию Андреевичу, – выезжаете сегодня.

– А, простите, мои вещи, книги, в конце концов? Хотя да, понятно… Извините.

– Вот, в общем, и все. Извините за беспокойство.

– Я провожу вас.

– Не нужно, я сам найду выход, – Бойко снова улыбнулся. Он не любил подобных заданий, не мог испытывать к подобным людям ни чувства жалости, ни симпатии, но этот нескладный и нелепый человек, ввязавшийся по какой-то причине в мелкие шпионские разборки, был просто смешон.

Бойко не успел согнать улыбку с лица, когда, открыв дверь, увидел направленный на себя ствол пистолета с глушителем.

Майор замер, потом, подчиняясь удару пули, упал навзничь. С шумом опрокинулся столик возле вешалки.

Дмитрий Андреевич появился в прихожей через секунду после выстрела, застыл на пороге комнаты, глядя на лужу крови, растекавшуюся из-под головы Бойко.

– Быстро уходим, – сказал человек с пистолетом в руке.

– Зачем?

– Быстро, – повторил человек.

– Вещи с собой брать?

– Портфель свой возьми. Принес, что просили?

– Нет, не успел закончить. Хотел завтра.

– Ладно, пошли так.

Дмитрий Андреевич засуетился, стал оглядываться.

– Что еще?

– Шляпа. Куда я ее положил? Ах, да, – Горяинов вернулся в комнату, взял со стола шляпу. Замешкался на секунду и подобрал с пола упавший билет. Положил его во внутренний карман.

– Быстрее, – снова окликнул его человек с пистолетом.

– Я уже иду.

Горяинов запер дверь и как мог быстро спустился по лестнице вниз. У подъезда увидел машину.

– Садитесь, – легко подтолкнул его к машине человек. Пистолет он спрятал.

– Да, спасибо, – сказал Дмитрий Андреевич и сел в машину.