Текст книги "Покер на костях"

24 октября 1999 года, воскресенье, 14-50 по Киеву, Город.

Паша здорово изменился со времени нашей последней встречи. Он как-то… обгорел, что ли. Как пишут в романах, лицо его было опалено страстями. Резче стали черты, жестче складки у рта. Неизменным осталось рукопожатие. И внимательный взгляд.

– Привет, – сказал я, чтобы как-то преодолеть минутную неловкость, возникшую после рукопожатия.

– Привет, – Паша поднял воротник куртки и поежился. – Холодно, однако.

– Холодно. Но это я знал еще дома, – я не стал развивать мысль о том, что ради этой информации вовсе не стоило встречаться.

Ковальчук кивнул. Мы довольно нелепо топтались возле пластиковой призмы выхода из метро. Даже не отошли в сторону, чтобы не мешать движению людей.

– Пирожки! – громко провозгласила торговка, и остальные, как по команде, начали выкрикивать однообразные перечни угощений.

– Мне некогда, – напомнил я.

– Тебе куда?

– На Лермонтовскую.

– Тебе было удобнее сойти с троллейбуса на Маяковского, – констатировал Ковальчук.

– Ты просил приехать.

– Давай пройдемся, если ты не возражаешь.

– Давай.

Мы прошли немного по Сумской, потом свернули через проходной двор к улице Петровского. Молча. Пару раз меня подмывало остановиться и задать резкий вопрос, но в последнюю секунду я останавливался. В конце концов, можно немного подождать. Паша, на моей памяти, ни разу еще не делал ничего, не имея на это веских причин.

– Я сегодня встретился с Михаилом, – неожиданно сказал Ковальчук.

С Михаилом. Ковальчук встретился с Михаилом. Теперь мне об этом зачем-то сообщается. И тоже не случайно. Не делает паша ничего случайно. Во всяком случае, я в такое не верю. Больше не верю. Имею причину.

– Как он себя чувствует? Здоров? – немного ироничности не помешает. Особенно в тот момент, когда поджилки начинают трястись. Не от страха. Страха не было. Было ожидание неизбежного.

– О тебе вспомнили, – сказал Ковальчук.

– Вспомнили? – переспросил я.

– Вспомнили. Это дословно то, что тебе просил передать Михаил.

– Кто же обо мне вспомнил? И по какому поводу? – меня спасала только врожденная тупость.

Раз настроившись на иронию в голосе и поведении, я продолжал тянуть эту лямку и дальше, понимая, что… А, собственно, ничего не понимая.

– Почти на самом верху. По какому поводу Михаил мне не сказал.

Мы остановились возле недавно открытого памятника Ярославу Мудрому.

– И что мне делать по этому поводу?

– Не знаю.

– Ты зачем-то мне это сказал.

– Я тебе это сказал только затем, что меня об этом просил Михаил.

– А от себя добавить ничего не хочешь?

– Не знаю, – Паша посмотрел мне в глаза, – честно, не знаю.

– Это все, что ты мне хотел сказать?

– Почти.

– Почти? – я приподнял брови. Дурацкая привычка, если вдуматься, но ничего уже изменить в своей мимике я не могу.

– С интересом прочитал твой роман, – ровным голосом произнес Ковальчук, глядя куда-то мимо меня.

– И?

– Там у тебя все как-то незакончено…

– Почему же? – я снова удивленно приподнял брови.

– Некоторые линии не завершены. По твоему получилось, что та наднациональная разборка закончилась и все.

– Для меня – закончилась! – резко, может быть, слишком резко, сказал я.

– Закончилась.

– Я сказал, для меня все это закончилось. Я больше не собираюсь окунаться в это дерьмо, которое вы почему-то называете защитой национальных интересов. Больше вы меня не подцепите. Я ненавижу эти ваши игры, ненавижу вашу систему. Ненавижу ваши методы…

– Ненавидишь наши цели… – очень ровным голосом подсказал Ковальчук.

– Ненавижу ваши… Что?

– Будь логичным. Ты должен ненавидеть и наши цели тоже. Ведь именно они оправдывают в наших глазах наши методы. Мы ведь не просто хлебаем дерьмо. Мы хлебаем дерьмо из идейных соображений. У нас самые высокие побудительные мотивы.

– Что тебе от меня нужно?

– В общем, ничего.

– Тогда я пойду, если ты не возражаешь. Твои высокие идеи не запрещают мне сейчас пойти по своим низменным и безыдейным делам?

– Не запрещают. Они не входят с ними в противоречие.

– Тогда я пойду, – чуть поколебавшись, я протянул руку.

Паша оценил паузу, я это понял по его взгляду. Но руку мою он все-таки пожал.

– Звони, если что, – сказал я.

– Обязательно. И еще…

– Что?

– Тебе не приходило в голову поинтересоваться, почему никто из тех, кого ты назвал в своем романе, не был ни снят с должности, ни уволен? Даже я. А ты ведь достаточно ясно дал понять, что я, сотрудник украинской милиции, являюсь чуть ли не боевиком российской спецслужбы, и, уж во всяком случае, работаю в контакте с какой-то украинской.

Я заставил себя улыбнуться. Надеюсь легко улыбнуться. И надеюсь – иронично.

– Это меня не интересует.

– Звони, если что, – еще раз повторил Ковальчук и, не торопясь, перешел через трамвайные пути.

Я стоял и смотрел ему вдогонку. Ковальчук остановился возле девяносто девятых «жигулей», вынул из кармана ключ, открыл дверцу и сел за руль. Машина плавно тронулась с места и свернула направо, к Пушкинской, мимо «Ключевого слова».

Мы совершенно свободные и независимые люди. Мы идем куда хотим. Мы совершенно свободны в своих поступках. Настолько свободны, что кто-то может совершенно спокойно предугадать наш маршрут.

Сволочи. И пожаловаться некому. Разве что – бронзовому Ярославу Мудрому.

24 октября 1999 года, воскресенье, 16-10, Москва.

Сергей Алексеев был доволен тем, что командировка закончилась. Он остался жив, хотя шансов на это было не так уж много. Напарнику не повезло, но это отошло на второй план. Чувствуя себя сволочью, Сергей все-таки радовался.

Сергей не мог не радоваться, когда приехал в посольство и обменял свое удостоверение на документы обычного туриста. С трудом сдерживая улыбку, Алексеев вошел на борт самолета, и хорошее настроение не оставляло его все время полета. Он несколько раз пытался напомнить себе о взрыве возле универмага «Корвин», о разлетающихся кусках металла и обугливающейся плоти. Он помнил об этом, но… Все равно был счастлив.

В Шереметьево его никто не ждал. Багажа у Сергея не было, он несколько секунд колебался позвонить жене или нет, потом решил вначале доложиться начальству. А сколько этот доклад займет времени, прогнозировать было трудно.

Алексеев вышел к стоянке, оглянулся. Заметив вынырнувшую откуда-то «мазду», попятился. Красная иномарка двигалась прямо к нему, и Алексееву это не понравилось.

Он успел сделать три или четыре шага, когда «мазда» затормозила напротив него. Открылась задняя дверь.

– Не нужно нервничать, – негромко сказал подошедший к Сергею сзади мужчина, – в машину.

– Чем обязан? – Сергей обернулся, фиксируя краем глаза, что отход ему блокируют еще два решительного вида парня.

– Вот мое удостоверение, – сказал подошедший.

Сергею одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться – удостоверение настоящее. На душе немного отлегло.

– Еще раз – чем обязан?

– Вы поедите с нами.

– Основание?

– Если вы просто турист, вам достаточно нашего приглашения. Если вы тот самый Сергей Алексеев, то вы поймете, что спорить бессмысленно.

– Что значит – тот самый?

– Вы знаете, что это значит. В машину.

– Я должен связаться с руководством.

– В машине есть телефон.

Сергей кивнул. Собственно, выбора у него не было. Не было у него и иллюзий. Он был удивлен, когда ему действительно позволили позвонить из машины. Человек, к которому позвонил Алексеев, удивления не выразил, переспросил фамилию, указанную в предъявленном удостоверении и номер «мазды». Спросил телефон, по которому сможет связаться с Сергеем.

– Какой номер у этого телефона, – спросил Алексеев у попутчика.

– Скажите, что вы перезвоните через полтора часа.

– Я перезвоню через полтора часа, – сказал Алексеев в телефонную трубку и, чуть поколебавшись, добавил, – привет Аркадию.

Человек, с которым разговаривал Сергей, отметил для себя этот привет. Это был знак, что Алексеев не оценивает ситуацию как опасную для жизни.

24 октября 1999 года, воскресенье, 17-00 по Киеву, Город.

– Курица не птица… – глубокомысленно заметил Ходотов.

– Да, – подтвердил я, – а петух – не мужик.

Мы заржали. В смысле, очень громко выразили свою радость по поводу, как нам показалось, остроумной фразы.

– Они сошли с ума, – сказала Катерина. – Они просто сошли с ума.

– Что? – переспросил Брукман.

– Я не могу этого повторить, – пожаловалась Катерина.

– Что вы сказали? – заулыбавшись на всякий случай, спросил Борис у нас.

Я повторил наш шедевр.

– Ржавеет мой набор для харакири, – сообщил Брукман.

– Вот-вот, – тоном склочницы из коммунальной квартиры поддержала критику Катя, – а ведь не дураки ведь.

– Не дураки, – подтвердили в один голос мы с Ходотовым.

Мы развлекались и отдыхали. Может быть, ради таких вот минут мы занимаемся странным делом, именуемым интеллектуальными играми. Наверное, кто-то умудряется зарабатывать себе этим на жизнь. Кто-то умудряется прославиться и сделать себе карьеру, эксплуатирую свой высокоинтеллектуальный имидж. Нам же все это просто нравится.

Мы тратим свои кровные деньги на переезды по родимой стране, расходуем нервы на споры и решение вопросов, ответ на которые уже давно известен. Мы составляем вопросы друг для друга, мы «берем» эти вопросы или не берем, мы шевелим мозговой извилиной, понимая, что никому кроме нас это не нужно.

Народ любит знатоков. Народ не отходит от телевизоров, когда интеллектуалы в смокингах зарабатывают своим умом деньги, или жмут на кнопку, стараясь обогнать друг друга.

И мало кто представляет себе, что эти немногие герои телеэкрана, вовсе не самые умные. И то, чем они занимаются на глазах многомиллионной аудитории, вовсе не есть та игра, в которую играют тысячи неизвестных и странных людей по всему миру.

Вокруг отбора участников передач, как и вокруг отбора вопросов и определения победителей, ходит масса слухов. Мы в своей команде тоже любим перемыть кости звездам. Но это не главное, во всяком случае, для меня.

Когда-то меня упрекнули, что я для любой психологической ситуации нахожу иллюстрации в постели. Не в том смысле, что ложусь в постель и придумываю, а в том, что… Это трудно объяснить. Во взаимоотношениях между мужчиной и женщиной есть нечто, отражающее в себе всю сложность Вселенной.

Когда меня кто-то спросил, как это удается сохранить вдохновение при написании целого романа, я, с наглостью человека, написавшего единственный роман, произнес вслух фразу, которая неожиданно оказалась очень точной. Опять таки, для меня.

Маленький рассказ пишется на одном дыхании. Ты словно накапливаешь-накапливаешь возбуждение, а потом разом выплескиваешь его. И вовсе не потому, что так решил. Ты просто не в силах его сдерживать в себе.

Это как оргазм, сказал я. А роман… Трудно ловить кайф от того, что заполняешь шестьсот страниц текстом, который тебе лично не нужен, потому, что ты и так очень хорошо знаешь, что там происходит в твоем произведении и в какую сторону вильнет самый непредсказуемый сюжет.

Вначале ты все переживаешь внутри себя, а потом остается только механическая работа. И снова я себе соврал. Опять–таки, иногда и мне удается получить удовольствие от процесса работы а не придумывания…

Черт его знает, как оно происходит. Одно я знаю точно – я очень увлекающийся человек и могу увлечься внутренним монологом вместо того, чтобы просто довести мысль до конца.

Ученные работаю головой, чтобы нечто родилось. Как религиозные фанатики они признают половой акт, только как средство зачатия ребенка. А мы делаем это ради удовольствия. Своего рода извращенцы.

Кстати, именно это сейчас сообщила нам Катерина.

Все смеялись. Я, на всякий случай, тоже. Шутку я пропустил, но не переспрашивать же ее, в самом деле.

Капитан нашей команды печален. Он, во-первых, единственный из всех нас, кто действительно серьезно относится к печальной необходимости сочинять вопросы для проведения высшей лиги Города. Во-вторых, он недоволен дисциплиной в команде. Не явились Крыж и Пелипейченко.

Крыж, как всегда, занят работой и репетиторством. С Пелипейченко сложнее. Он, как честный человек, позвонил и предупредил, что его в офисе задержала неожиданная работа. Его часто задерживает неожиданная работа.

Как в свое время говорилось о незабвенном Фоксе в незабвенном фильме, доведут его бабы до цугундера. Пелипейченко не мог принципиально пропустить мимо себя женщину. А женщины, принципиально, не могли отказать Пелипейченко.

– У нас только шесть вопросов, – грустно констатировал Кулинич. – Шесть.

– Ни фига себе! – обрадовались мы, – Целых шесть!

– Нам нельзя много думать, – сообщил Ходотов, – у нас еще со вчерашнего голова болит. Мы с понедельника отмечали на заводе день рождения моей тещи…

– Все люди как люди, – взял на себя дежурную фразу я, – а у этого извращенца нет жены, но имеется теща.

– Да, у меня лучшая теща в мире.

– А когда будет жена? Вон, даже Кулинич уже женился. И Крыж…

Ответить Ходотов не успел, подал голос телефон. Эти проклятые длиннохвостые чудовища имеют привычку подавать голос в самый неподходящий момент. Трубку, по праву хозяина дома, взял Кулинич. Вежливо ответил на приветствие, посмотрел на меня и протянул трубку:

– Тебя.

– Алиска? – спросил я.

– Мужчина.

– Да?

– Саша? Я совсем забыл тебе сказать… – это был голос Ковальчука.

Я вздрогнул и покосился на ребят, которые в этот момент что-то принялись обсуждать.

– Откуда у тебя этот телефон? – спросил я.

– А ты мне его разве не давал?

– Нет.

– Странно. А у меня в блокноте записан, – Паша говорил спокойно, ему нечего было волноваться.

Вот мне…

– Что ты хотел мне сказать?

– Поосторожнее тем.

– Что?

– Поосторожнее там, на всякий случай.

– На какой случай? – я повысил голос.

– На всякий.

– Это все, что ты хотел мне сказать?

– Все. Еще только одно – если что-нибудь просто почувствуешь, только почувствуешь… Немедленно звони. Либо мне, либо по одному из тех телефонов, что тебе давали раньше.

– Я уже чувствую. Меня тошнит прямо сейчас. До свидания. – я не сказал «прощай» только потому, что ненавижу мелодраму не только в кино и в жизни.

– Пока! – сказал Паша.

Двусмысленный все-таки русский язык. «Пока!». Это значит, до свидания, или это значит, что меня оставляют в покое только на время. Пока.

Я положил телефонную трубку. Провел рукой по лицу. Оглянулся. В комнате было тихо, все смотрели на меня.

– Что? – поинтересовался я.

– Проблемы? – спросил Кулинич.

– Нет. Это еще не проблемы.

– Что-то случилось? – теперь уже спросил Ходотов.

– Ничего пока не случилось, я вам уже говорил, что нашел работу?

– Серьезно? Ну, слава Богу! – сказала Катерина. – А то я уже совсем отчаялась.

– Где? Кем? Сколько платят?

– Не поверите, позвонили домой и назначили свидание в гостинице. Такса – сто баксов в час, – я даже выдавил из себя улыбку.

– Н-да, – протянул Брукман.

– Я бы тебе больше десятки за ночь не дал, – заметил Ходотов.

– Нашлись добрые люди, оценили, – парировал я.

– И этот еще из лучших! – жалобно протянула Катерина.

– Я же говорил, что вы не поверите!

– Это была пожилая дама?

– Нет, – перебил Катерину Ходотов, – это был пожилой мужчина.

– Не так чтобы и пожилой… – честно признался я, – лет сорока тот, что вечером, и мой ровесник тот что утром.

– Число твоих клиентов растет, противный! – с отвратительным «голубым» акцентом восхитился Брукман.

– Я начинаю ревновать, – подержал Ходотов.

– Алиса знает? – сочувственно спросила Катерина.

И все снова засмеялись.

– А я продолжаю настаивать… – заявил я.

– На апельсиновых корках! – закончил за меня фразу Ходотов.

– Мы к тебе, как к порядочному человеку, а ты… – поддержала Ходотова Катерина.

– Вот так, впервые в жизни я вам сказал правду, а вы ее оборжали.

– Ты чего, серьезно? – сквозь смех спросил Ходотов.

– Да. Ко мне позвонил почитатель писательского таланта…

– Чьего таланта?

– Моего. И, встретившись, заказал мне новую книгу…

– А не мог просто заплатить за свидание?

– За свидание он тоже заплатил. Я же говорил, по стольнику за час.

– Тогда почему ты здесь? Я бы на твоем месте еще болтал бы с богатеньким Буратино.

– А здесь я потому, что почитатель был проездом. Кроме того, мы собирались писать вопросы на высшую лигу, и кроме этого, я хотел с вами посоветоваться…

– А звонил кто? Заказчик?

– Нет, скорее, герой прошлого романа.

– Говорили мы тебе, чтобы ты не крутил романы с кем попало, – снова засмеялся Ходотов.

– Надеюсь, звонили не чеченские боевики?

– Слава Богу, нет.

– Ужас, – сделав страшные глаза, сказала Катя, – это ему звонил вымышленный отрицательный персонаж. И грозился отомстить!

– Я вам уже говорил, что не все персонажи у меня были вымышлены.

– Ага-ага, главный российский шпион твой близкий друг.

– Я бы сказал, интимный друг, – прошептал страстным голосом Ходотов.

– Более чем, – кивнул я. – Более чем. И он, и…

Вот тут я осекся. Не потому, что не хотел втравливать ребят в свои неприятности. Просто когда я пересаживался к телефону, то оказался близко к радиоприемнику, который все время что-то бормотал или напевал себе под нос. И вот сквозь это бормотание мне почудилось… Или нет, я достаточно точно услышал знакомое сочетание имени и фамилии.

Имени и фамилии, которое мне напомнили совсем недавно.

Я схватил приемник, нашарил регулятор звука и повернул его до упора.

– … не исключают, что смерть Артема Мороза может стать началом полномасштабной войны между так называемой русской мафией и местными преступными группировками. – сказал жизнерадостный молодой голос. – А сейчас – реклама.

– Про что книгу заказали? – спросил Ходотов.

– Подожди, – отмахнулся я и стал крутить настройку радио.

– Что ты там потерял?

– Еще одного героя романа, – пошутил Брукман.

Я вздрогнул.

– Что ты там ищешь? – спросил Кулинич.

– Новости на другом канале.

– Это что, твой знакомый? Этот, Мороз…

Все они читали мою книгу. Все. Некоторым из них книга даже понравилась. На одном из турниров даже прозвучал вопрос, написанный по моему роману. Но они вовсе не обязаны помнить имена и клички всех персонажей, особенно если, по их мнению, все персонажи вымышлены.

– Артем Игнатьевич Мороз, кличка Зимний, – глядя в пространство сказал я.

– Зимний… – наморщил лоб Ходотов.

Кулинич молча встал со стула и достал с полки мой роман.

– Где там?

– А ну-ка, ну-ка… – Ходотов и Брукман одновременно встали рядом с Олегом, заглядывая в книгу.

Я лихорадочно соображал. Зимнего убили? Да или нет? Или это просто еще один Артем Мороз? Что, в русской мафии так много народу с этим именем?

Брукман присвистнул, «Ни хрена себе!» – с чувством произнес Ходотов.

– Что там, дайте посмотреть, – потребовала Катерина.

– Артем Игнатьевич Мороз, – прочитал Кулинич. – Зимний.

– Серьезно? – Катерина отобрала книгу из рук Олега.

Где получить полный текст информации?

– Так ты с ним на самом деле встречался? – недоверчиво спросила Катя.

Встречался. Еще бы я с ним не встречался. Конечно встречался.

Итак, радио. Местное радио. Местное радио все свои информационные сообщения черпает из «Интернета». Оттуда сейчас все черпают. Это одновременно и дешевле, и превращает конкурирующие радиоканалы в братьев близнецов. Сиамских.

«Интернет». Волшебное слово.

Я набирал номер телефона Пелипейченко, молясь про себя, чтобы он было на месте и не был слишком занят своей очередной работой.

В трубке пропиликал сигнал местной мини-АТС, прошел гудок. Длинный. Еще один.

– Не в курсе, где он своих дам раскладывает? – спросил я у Брукмана.

– Везде, – ответил Брукман, не уточняя о ком вопрос.

– Даже на люстре, – сказала Катя.

– Он такой затейник! – поддержал Ходотов.

Снова гудок.

– У них в соседнем кабинете есть диван, – напомнил Брукман.

– Черт! – вырвалось у меня, но тут в трубке раздался несколько недовольный голос Пелипейченко.

– Але?

– Включи компьютер, – приказал я.

– Зачем?

– Просто включи компьютер и войди в «Интренет».

– Сейчас. Делаю. Только я, между прочим, немного занят… Что искать?

– Сегодняшние новости. Международные. Поиск имени Артем Игнатьевич Мороз, или Зимний.

– По Зимнему я захекаюсь искать. И это…

– Знаю, работа простаивает!

У меня за спиной послышался смех.

– Месье из провинции, – заметил Ходотов.

– Ты меня разочаровываешь, – сказал я в трубку, – Ходотов вообще утверждает, что ты из провинции.

– Что? А, да, хорошая идея, – повеселевшим голосом сказал Пелипейченко. – Вот, нашел. Читать?

– А там много?

– Достаточно. Вчера и сегодня. Читать?

– Ты сможешь распечатать информацию?

– Что? А… Попробую…

– За полчаса управишься?

– А… как это будет по-русску… мы попробуем.

– Попробуйте, – разрешил я, положил трубку и встал. – Мне пора. Нужно зайти к Пелипейченко.

Я пожал всем руки пошел в коридор одеваться. Кулинич пошел меня провожать.

– Так о чем заказали роман? – крикнул мне вдогонку Ходотов.

– О войне между Украиной и Россией.

– Фантастику?

– К сожалению, нет.