Текст книги "Последняя крепость Земли"

И вошел. Посторонился, прижавшись спиной к стене в крохотном коридорчике, давая возможность хозяину закрыть дверь.

Ильин, плавно закрыв дверь – смазанный замок еле слышно щелкнул, – улыбнулся дружелюбно и взял Гостя за горло. Левой рукой. И чуть придавил. Глаза Гостя округлились, потом закатились под лоб, и он наверняка бы упал, если б Ильин не удержал его на ногах.

Обморок прошел быстро, но Ильин успел проверить визитера на предмет лишнего в карманах и на теле. Лишнего не было. Вообще ничего не было в карманах. Ни ключей, ни денег, ни документов.

Одежда была не новая, но чистая. Пахла совершенно по-домашнему, даже, кажется, нафталином. Ворот рубахи – чистый, обувь – лишь слегка запыленная. Ничего странного.

Если бы Ильин знал, что на экране в помещении неподалеку он после мытья посуды отправился в комнату и читает книгу, сидя в кресле, он бы удивился. Но Ильин этого не знал.

Увидев, что Гость пришел в себя, Ильин прислонил его к стене и отступил на пару шагов.

– Добрый день, – тихо сказал Гость. – Очень рад с вами познакомиться.

– Ну? – спросил Ильин.

– Я хочу предложить вам работу, – сказал Гость.

Ильин хмыкнул и ушел в комнату, сел в кресло. Гостю сесть не предложил. Гость и не просил.

– У меня уже есть работа, – сказал Ильин.

– Вы инспектор дорожного движения.

– Не совсем. Я работаю в следственном отделе…

– Патруль, группа «Кот». Это ваш личный позывной. Вчера вы пытались перехватить некую группу, но вам помешали. Со вчерашнего дня вы в отпуске, совершенно неожиданном и непрошеном. – Голос у Гостя был невыразительный, но все слова произносились очень четко и внятно. – И я хочу предложить вам работу. Пока – в течение вашего отпуска, на все сорок дней.

Я в отпуске, хотел сказать Ильин, но промолчал. Ситуация получалась смешная, но, если честно, Ильин ожидал чего-то подобного. Он давно отвык от неожиданностей. Во всяком случае, в работе своего Управления.

Если тебя отправляют в отпуск – жди дополнительной работы. Но чтобы заказчик со стороны…

– Вы такой информированный человек… – Ильин говорил медленно, внимательно следя за собеседником. – Вы так много обо мне знаете…

Гость стоял неподвижно и даже, кажется, не дышал. Он был похож на манекен. Чуть-чуть, еле заметно подрагивал уголок рта. Ильина Гость не перебивал.

– А если я вас сейчас, согласно инструкции, обездвижу и вызову ребят из гестапо…

– Согласно инструкции, в случае попытки вербовки со стороны вы должны вступить в переговоры, сообщив при первой возможности своему руководству. Так что, беседуя со мной, вы не нарушаете ничего.

– А после окончания разговора…

– После окончания разговора вы сможете принять решение. – Гость даже чуть улыбнулся, тем самым дрожащим уголком рта. – Я могу продолжить?

– Продолжайте.

– Я хочу, чтобы вы нашли Грифа, – сказал Гость.

– Кто-то отобрал у него статус? – удивился Ильин. – Он теперь не свободный агент, номер лицензии три нуля пять?

– Он все еще агент.

– И тем не менее…

– И тем не менее. Найти.

– И…

– Вначале – найти.

– Да пошел ты! – искренне засмеялся Ильин.

Вот теперь все это вдруг превратилось в клоунаду – нелепую и несерьезную.

Ильин встал с кресла и вплотную подошел к Гостю. Тот даже не попытался отодвинуться. Зрачки чуть сузились – и все.

Все-таки боится, удовлетворенно подумал Ильин.

– Как только я найду – если найду – Грифа, мне нужно будет в первые же полторы секунды контакта его либо мочить, либо гасить. Времени на то, чтобы связываться с кем бы то ни было – с вами или с Господом Богом, – у меня не будет. Или он – или я.

– Я понимаю… – чуть кивнул Гость. – Хорошо понимаю. Он нужен мне для разговора.

Нам, подумал Ильин. Гость хотел сказать «нам». За ним, естественно, кто-то стоит. Осталось выяснить – кто. Или лучше не выяснять. Просто послать…

Но ведь Гриф…

– Я могу думать? – спросил Ильин.

– Вы можете поехать со мной. Чтобы не нарушать вашей инструкции, мы не будем прерывать нашу беседу. Пока мы болтаем, вам нет необходимости бежать с докладом.

– Ну да, – кивнул Ильин. – Поехать с вами в укромное место, где вы сможете разобрать мой изможденный организм на комплектующие?..

Ильин замолчал. Гость даже не шевельнулся, лишь снова чуть заметно дернулся уголок рта. Что-то коснулось шеи Ильина. Еле-еле.

Скользнуло по щеке к глазу.

Ильин стоял неподвижно. Гостя можно было не обыскивать в коридоре, нить все равно нельзя найти в теле человека. Даже глубокое сканирование не дает полной гарантии.

И ничто не может защитить от атакующей нити: ни яда, ни кислоты в ней нет, что-то происходит с нервной системой.

Ильин о нити слышал. Лешка даже врал, что видел одного носителя. Теперь вот и Ильин сподобился столкнуться.

– Если бы я хотел вас убить или захватить… – носитель улыбнулся, – я бы даже не стал входить в квартиру. Щелей в двери более чем достаточно.

Тонкая, словно паутина, нить сплелась перед глазами Ильина в сложный узел, распрямилась и втянулась под одежду Гостя, куда-то под кожу.

– Значит, – заключил Ильин, – поболтаем.

Глава 3

– Сейчас я занимаюсь тем же, чем занимался и до две тысячи седьмого года. Я преподаю физику в школе. Представьте себе. Да! Физику. Преподаю. И буду преподавать! И… А что вы прикажете мне делать? Торговать на рынке? Пойти в бизнес? Я уже сделал свой выбор еще в девяносто первом, когда все рухнуло. Тогда мне было еще сорок лет и был смысл менять жизнь. Друзья смеялись, манили заработками, а я решил, что останусь в школе. Буду учить детей. И я учил. Потому что физика– это… Она вечная, думал я, она – первооснова… Я и сейчас так думаю… Да, думаю. Несмотря ни на что! Только…

Позавчера на уроке из-за парты вдруг встал Никита… умный мальчик. Из обеспеченной семьи, но умный… немного развязный, правда, но это сейчас не самый страшный грех. Не самый… да… Так вот, Никита подошел к моему столу… класс затих… я сразу почувствовал, что сейчас будет нечто… это понятно сразу, когда такая тишина… Да… Никита подошел к моему столу и спросил… громко, четко, чтобы все слышали… Вот вы, Глеб Евгеньевич, спросил Никита, вы – преподаватель физики… Вы учите нас… Может, объясните, как это действует? И повесил прямо перед моим лицом в воздухе маленький шарик. Около сантиметра в диаметре. И что я должен был ему ответить? Начать рассказывать, что технологии Братьев опередили нашу науку? Об антигравитации и законах сохранения?..

Не знаете, сказал мне Никита. Ну, тогда мы, пожалуй, пойдем погуляем. Когда узнаете, сообщите. Когда будет чему нас учить. Все встали и вышли. А я остался сидеть… Знаете почему? Потому что Никита оставил шарик висеть в воздухе. А я могу себе представить, сколько такая игрушка стоит. Мне кажется, что могу представить. Родители часто дарят Никите очень дорогие вещи… А если бы этот артефакт пропал? Вот я сидел и караулил, старый дурак…

Сидел и караулил… – старик вытер слезу и тяжело вздохнул. – Наверное, не то я вам рассказываю… Нет, я не жалуюсь, мои ученики скорее всего правы. Тем более что, говорят, в министерстве приняли решение переименовать мой предмет… чтобы не расходилось идеологически с Сосуществованием и Сближением… История физики. Вполне достойный выход… Наверное… История физики. И я – тоже история… И то, что я вам рассказываю, никому не интересно…

– Это никому не интересно, – сказал главный Касееву, просмотрев материал. – Не занимайся ерундой. Этот дед – шелуха. Человечество выросло из своей старой науки, как из пеленок…

– Так голым и ходит, – сказал Касеев. – Или, на крайняк, в рваном тряпье. Понимаем, что все старое – фигня, что есть нечто новое, красивое… Как папуасы, изобретающие новый вид деревянной лодки, которые вдруг обнаружили у своих берегов пароход… Они что, и дальше будут вести научные изыскания в области деревянного судостроения? Новые методы плетения канатов?..

Главный не ответил. Главный молча взял ручку и вычеркнул из списка материалов, предложенных Касеевым, пункт номер три. Рассказ учителя.

– Что там у тебя еще? – спросил главный.

– Открытие новой кормушки. – Касеев преданно поглядел в глаза главного. – С речью мэра, представителей Комитета и Комиссии… И счастливым выражением на лицах пенсионеров и бомжей, дегустирующих мясоблок. Пять минут соплей в сиропе, во имя и на благо, как ты просил. Девочки на монтаже плакали от умиления и восторга.

Золотое перо главного повисло над списком, потом поставило вопросительный знак возле пункта номер четыре.

– Я честно, без балды, – запротестовал Касеев. – Я честно про учителя предупредил. А тут – все выдержано и в духе. Правда! Ты же меня знаешь…

– Знаю, – согласился главный и поставил второй вопросительный знак, рядом с первым. – Нам рекомендовали дозировать подобные материалы. Не пересластить. Понимаешь, опросы показывают, что настроения…

– А мне что делать? – вспылил Касеев. – Мне – что– делать? Серьезный материал – под нож. Корректный материал – отложить до лучших времен, когда народ перестанет тошнить от сладкого? Ну не умею я работать по тусовке, не вхож я в бомонд по причине брезгливости…

– Ты сядь, не нервничай, – сказал главный тихо, – тут еще такое дело…

– Какое дело?

Главный открыл ящик стола, достал свою знаменитую трубку, покрутил ее в руках и, вздохнув, положил назад: владельцы агентства не одобряли табакокурение. Владельцы выступали за здоровый образ жизни своих работников.

– Что случилось? – спросил Касеев.

– Твой материал о проституции на Территориях… – Главный кашлянул. – Ты ведь сейчас готовишь такой материал…

– Я его только готовлю… – Касеев почувствовал, как кровь прилила к лицу. – И еще пока никому не показывал. Кто-то рылся в моих материалах? Какая сволочь это делает? Мне говорили – я не верил ребятам, думал – врут, глаза испуганные делают… Или это ты лично решил проявить?..

Главный постучал пальцами по крышке стола, достал из кармана пиджака носовой платок и промокнул свой лоб. Покосился на селектор, стоявший на столе. И только тут Касеев сообразил, что селектор включен на передачу. Их кто-то слушает.

Касеев показал пальцем на пульсирующий зеленый огонек на селекторе. Главный пожал плечами. И так все ясно.

– Мне писать отходную? – спросил Касеев. – И конверт мне уже подготовлен?

– Почему? – удивился главный. – Из семи предложенных тобой материалов я забраковал только два. Ты же профессионал, Женя! С кем я работать буду, если не с тобой? С практикантами? Ты просто устал. И я устал… Нам всем стоило бы отдохнуть. У тебя ведь по графику скоро отпуск? По секрету…

Главный снова покосился на селектор.

– По секрету скажу – ты включен в список поощрений к четвертой годовщине агентства. Ты же с первого дня…

Женя встал и вышел. Ночью ему позвонили и отправили в командировку.

Как потом оказалось – в Клинику.

Пфайфер просветил Женю сразу же, как тот пришел в себя.

Касеев слушал молча, запрокинув голову. Глаза не болели, только чуть чесалось под повязкой, но прикасаться к бинтам было нельзя.

– Забавно, – сказал Касеев. – Я ни разу не был на Территориях, и вдруг… Повезло.

– Повезло, – согласился Пфайфер. – Завтра тебе снимут повязку, доктор обещал. И можно будет приступать.

– Братья?

– Братьев здесь нет. Я узнавал. Только люди. Врачи, пациенты – их тут адаптантами кличут – и те, кто поддерживает порядок и дисциплину.

– Дисциплину, – тихо повторил Касеев.

Он понимал, что должен был испытывать гораздо более сильные чувства по поводу происходящего. Что должен был злиться на все и всех, ненавидеть, наверное… И вместо этого ощущал только… что-то щемило в груди…

Касеев поднес руки к повязке.

– Не нужно, – поспешно сказал Пфайфер. – Врач сказал…

– Я не буду чесать… странное такое ощущение, будто я вижу свет… слабый, далекий свет… знаете, как сквозь марлю или бинт… светильник вон там? – Касеев указал пальцем на люстру под потолком. – Там?

– Там, – подтвердил Генрих Францевич.

– Я вижу сквозь повязку? – спросил Женя.

– Это пройдет. Обычные последствия. Пройдет. Я с таким сталкивался уже когда-то. В первый год, после Встречи, такое часто случалось… Собственно, для этого и надевается плотная повязка, чтобы пострадавший мог спать.

– Понятно, – сказал Касеев. – Подождем.

Ему в общем-то ничего другого и не оставалось, как ждать. Очень хотелось спать, но Женя старался держаться, не уснуть. Он знал, что, уснув, снова увидит нечто неприятное… Разговор с главным, встречи с девочками с Территории, которым повезло вернуться… разговор с…

Касеев вздрогнул, удержавшись на самом краю очередного неприятного сновидения.

– Рассказали бы мне что-нибудь, – попросил Касеев. – И попить…

Пфайфер подал стакан, Касеев нашарил его в воздухе, приподнявшись с постели, отпил воды.

– Всякая чушь в голову лезет… сны…

Касеев, естественно, не видел, как на одном из приборов над кроватью засветился индикатор, высветилась пятерка. Четыре. Три.

Пфайфер, не отрываясь, следил за сменой цифр.

– Не буду спать. Музыку врубите, что угодно… Послушаю… – Касеев допил воду.

Пфайфер забрал стакан.

Два.

Один.

Женя Касеев замолчал на полуслове, уронив голову на подушку.

Если бы от нас что-то зависело, подумал Пфайфер, поправляя одеяло Касееву. Если бы зависело.

– И от меня, в общем, ничего не зависит, – сказал Гость.

Имени своего он Ильину так и не назвал. Простоял возле стены, пока Ильин не оделся и не упаковал вещи.

Ильин, собирая сумку, думал, что сейчас Гость что-нибудь скажет, что-то вроде «шмотки пока не нужны». Или «ну, вот вы и согласились».

Но Гость молчал.

Оглянувшись на комнату, Ильин вышел в коридор. Гость – следом. Пропустил Гостя, открыв входную дверь, вышел вслед за ним на лестничную клетку. Запер дверь.

Из-за соседней двери доносилась невнятная ругань, супруги Нестеренко в очередной раз что-то делили.

Ильин вышел из подъезда, оглянулся на Гостя.

– Что дальше?

– Поедем на вашей машине.

Минут тридцать они колесили по городу, выполняя команды Гостя – направо, прямо, еще раз направо. Выехали на Северное шоссе.

– А вы очень спокойный человек, – сказал Гость через час совместного путешествия. – Обычно, когда люди узнают, что у меня есть… во мне… они стараются держаться подальше…

– Как? – поинтересовался Ильин. – От меня это что, зависит?

– И от меня, в общем, ничего не зависит. – Дежурная улыбка в уголке рта стала чуть заметнее. – Но тем не менее…

– Тем не более, – пробормотал Ильин.

– Что? – не понял Гость.

– Ничего. Крутится вопрос на языке…

– Спрашивайте. О нити меня всегда спрашивают.

– Как оно, с такой штукой внутри? – Ильин мельком глянул на попутчика, стараясь не упускать из виду дорогу – движение было очень оживленным.

– Никак. Просто живу. Ни боли, ни даже щекотки. Просто знаю, что она где-то там, что стоит подумать… и она появляется. Делает, что нужно, и уходит назад. В меня…

– И все?

– А что еще? – Гость был даже, кажется, немного удивлен вопросом.

– Вы же убиваете…

– А вы?

– И я, – подумав, кивнул Ильин. – Но я могу это бросить…

– Правда? – ирония, переходящая в сарказм. – Как давно вам перестало нравиться то, чем вы занимаетесь?

– Два года назад, – сказал Ильин.

Ответил сразу, даже не успев удивиться, что потянуло на честность с этим уродом.

– И все равно эти два года вы продолжаете нести службу и убивать, если понадобится. Убиваете? Сколько скальпов у вас на поясе?

Ильин промолчал. Ему не нравилась тема разговора. Не нравился тон.

– Не хотите выдавать свои секреты? А я вот не боюсь. Потому что я очень дорого заплатил за право стать таким, как я есть. Очень дорого… Вы пошли в органы… вы зачем пошли на эту работу? Думали, что будете выполнять нечто полезное, защищать и спасать? Вы хотели быть героем, а не убийцей. Но потихоньку, шаг за шагом, вас подвели к мысли, что тут нужно убивать, что это меньшее зло… Так?

– Так. И это правда. Я своего первого убил еще до Встречи. На улице Москвы. Своего ровесника, как потом оказалось. Просто подошел и выстрелил ему в голову. Не было выбора – он мог все сорвать. И другой урод успел бы взорвать заряд. Погибло бы больше двух сотен людей…

– Вот, – удовлетворенно сказал Гость. – Вот с этого и начинается. Берешь, взвешиваешь. На одной чаше – одна, две, три жизни… десяток. А на другой – сотни и тысячи. Какой выбор? Выбора нет. Есть благородство и подвиг. А когда все это надоело, когда от крови начало тошнить – почему не ушел? Ведь у вас никого не держат. Написал рапорт. Отработал пару-тройку месяцев на официальном месте службы и… свободен. Почему не ушел?

– Не знаю, – пробормотал Ильин растерянно.

Он и вправду не знал. Не задумывался. Неоднократно приходило в голову все бросить, но потом решал остаться. Остаться. Зачем? Спасать людей от них самих? Защищать Братьев, которых никогда не видел?

– Не хочешь остаться в прошлом, – сказал Гость. – Тупо – не хочешь остаться в прошлом. Нет? Сравни себя сейчас с тем, какой ты на службе. Техника, возможности, статус… Ты хозяин своей жизни, ты вершитель судеб. А как только ты выходишь за порог Управления… Кто ты? Счастливый обладатель проржавевшего раритета на четырех колесах и обшарпанной однокомнатной квартиры в аварийной хрущобе? Ты – никто. И ты это прекрасно понимаешь. И уже давно убиваешь людей только для того, чтобы тебя не вышвырнули. Так ведь, признайся…

Ильин скрипнул зубами, не отрываясь смотрел на дорогу перед собой. Он врет. Просто хочет разозлить. Вывести из равновесия. То, что он говорит, – неправда. Ложь. Не-правда.

Спокойно, приказал себе Ильин. Спокойно. Не нужно так вдавливать педаль газа. И руки нужно расслабить. Руль – не горло собеседника, можно не душить. Не поможет. Какая же у этой сволочи самодовольная рожа… Так и сочится из каждой черточки уверенность в собственной исключительности.

– Ты, конечно, другое дело, – сказал Ильин.

– Я? Да. Я – другое дело. Я всегда ненавидел таких, как ты. Сильные, ловкие, пользующиеся успехом у девушек. Еще в школе… А кто я? Вы всеми силами старались меня убедить в том, что я – никто. Вы – умнее. Вы – сильнее…

– А ты подглядывал в женскую раздевалку и доносил втихомолку учительнице на одноклассников?

– Нет, я ждал. Я знал, что когда-нибудь… Не может быть такого, чтобы справедливость не была восстановлена. Есть что-то, в чем я вас смогу обойти. Есть! Восемь лет назад… Да, восемь, в две тысячи девятом. Несколько человек, «верблюды» с Территорий, полезли на свалку… И подцепили нить. Не они ее нашли, она нашла их. Пять человек. Пять «верблюдов». Двое умерли сразу. На месте. Еще двое бежали, убивая всех на своем пути… Представляешь? Они бегут, вокруг люди падают-падают-падают… Эти двое не поняли, что с ними происходит. Просто бежали, хотели… не знаю, что они хотели. Может быть, затеряться в толпе… Не знаю.

Тут налево, – спохватился Гость.

Ильин свернул на лесную дорогу. Две колдобины, местами с лужами от недельной давности дождя.

– Да, – сказал Гость. – Этих двоих застрелил кто-то такой же героический, как ты. Тогда же не знали, что нить в мертвом теле еще продолжает жить почти двое суток. И не просто жить, а убивать всех в радиусе сотни метров. Потом предположили, что нить – чей-то симбионт, питающийся энергией нервных клеток, что, потеряв своего носителя, она пытается питаться вот так, самостоятельно, не имея возможности сменить пару… Да, вот такая вот верность.

Машину тряхнуло на выбоине.

Ильин удержал руль. Перед глазами мелькнуло.

– Ты бы своего глиста держал, что ли.

– Извини, иногда так бывает, от неожиданности. – В голосе нет сожаления.

– И многих ты так, от неожиданности? – спросил Ильин.

– Я же сказал – извини.

– Хорошо, – кивнул Ильин. – Извиняю. А ты оказался тем пятым?

– Что, я похож на «верблюда»? – В голосе Гостя прозвучала почти обида. – Нет, конечно. У того, пятого, хватило ума не дергаться, переждать период адаптации и заняться делом.

– Убивать?

– Можно и так сказать. А можно – делом. Его услуги стали настолько популярны, что он мог бы разбогатеть, если бы был чуть поскромнее.

– Скромность украшает, – кивнул Ильин.

– Она продлевает жизнь, – сказал Гость. – Обидно, но единственного носителя убрали самым банальным образом – снайпер в пустынном месте, возле Внутренней границы.

…Информация просочилась. Как жуткая сказка, как легенда. Как соблазн. Нужно только принять решение и захотеть. Дальше… Дальше у всех было по-разному. Пробраться на Территорию. Продать все что было, украсть, ограбить, чтобы хватило денег на пропуск. Потом… Преодолеть страх. И ночь за ночью проползать к свалке, к одной, потом к другой… Вползать в зловонную темноту, лежать и ждать… ждать… ждать… Сжимать кулаки, рвать ногтями кожу, чтобы не закричать от ужаса, не броситься прочь от липкой неизвестности… И молиться, чтобы нить тебя нашла, чтобы вошла в тебя и прижилась. Трое из десяти погибают еще до того, как появляется нить: никто так толком и не выяснил, что именно копошится на свалке. Еще трое – не уживаются. На свалке вообще не бывает хороших смертей, но эта смерть – самая плохая. Далеко слышно, как умирает неужившийся. И долго. Иногда – полторы-две недели.

Помочь нельзя: нить не отпускает, – а убить беднягу… Можно, в принципе, напалмом, но кто станет жечь свалку – этот источник бесценных раритетов. Кто? Вот и умирают. Умирают-умирают-умирают…

Еще двое из десяти умирают через неделю. Все нормально, нить прижилась, работает… И вдруг. Останавливается сердце. Все. Только двое из десяти могут стать носителями.

Зато потом… Потом начинается совсем другая жизнь…

– Я хотел стать носителем, и я стал им, – заключил Гость. – Я буду убивать, потому что мне это нравится. Не исключено, что когда-нибудь я приду за тобой. Это будет обязательно в людном месте. В очень людном месте… В парке, возможно. Или на школьном дворе. Я медленно подойду к тебе, медленно, чтобы ты видел, чтобы ты знал… Такой сильный, такой готовый умереть за человечество в целом и за каждого человека в отдельности. Ты будешь знать, что я иду убивать тебя, но сам ты ничего не сможешь сделать, даже имея оружие, иначе погибнут невинные.

– Сейчас слюной изойдешь… – тихо сказал Ильин. – Или кончишь…

– Это и вправду похоже… Я видел его глаза, когда медленно… медленно…

– А не боишься мне все это рассказывать?

Гость усмехнулся и промолчал.

– Нет, ты ведь говорил, что убрали того, нескромного. А сам…

– Рассказываю тебе обо всем? – Улыбка Гостя стала шире и… увереннее, что ли. – Тот, из «верблюдов», просто любил развлечься… Пошалить нитью… Ты ведь знаешь, что такое молекулярный зонд?

Теперь промолчал Ильин.

– Знаешь… А ведь это та же самая технология… Нужно только научиться ею пользоваться правильно. Все зависит от личного мастерства носителя. Можно просто клиента высосать, а можно поводить на нити, как марионетку. Хочешь, я сейчас тебя… – Голос Гостя стал тихим и вкрадчивым. – Я сейчас тебя подвешу. Это небольно. Некоторым даже нравится.

– Наверное, – кивнул Ильин. – Не исключено. Спасибо за предложение – обойдусь.

– Я самым краешком… – прошептал Гость, потом захохотал.

Ильин внимательно смотрел перед собой.

– Ладно, – отсмеявшись, сказал Гость. – Это я так иногда шучу. Иногда. Больше не буду. Главное, чтобы ты понял – я могу делать все что угодно. Таких, как я, единицы. Я – лучший. Понятно?

– Отчего же? Понятно. Хорошие специалисты всегда в цене. Всегда. Вот я, например, из допотопной «драгуновки» тебя смогу снять с полукилометра. Идешь ты, спокойный и уверенный, улыбаешься сам себе… И вдруг… ты даже не услышишь выстрела. Просто вдруг перестанешь любоваться собой. Чпок! И ты умер. Мозги – на земле. Это только в кино человек, схлопотав пулю, долго и плавно опускается вниз. Обычно, если смотреть в оптику, силуэт… клиента просто исчезает из поля зрения. Ты, кстати, не боишься, что меня пригласили именно для этого?

– Не боюсь, – почти выкрикнул Гость. – Не боюсь!

– Какие мы теперь нервные! – Настроение Ильина заметно улучшилось. – Такой серьезный и уверенный… Носитель и вершитель… Ты же сам сидишь на своей нити, как наркоша на игле. Ты точно уверен, что это тебе нравится убивать? А может, это она хочет кушать?

– Замолчи! – взвизгнул Гость. – Заткнись!

– А то что? – Ильину стало смешно.

Наплевать на все. Что он может сделать? Чувство гадливой опаски, охватившей Ильина после первого прикосновения, прошло. Испарилось, оставив после себя резкий привкус куража, приходящего обычно перед последним броском.

Все, сомнения и расчеты остались позади, нужно встать и…

Лес закончился, дорога выползла на пригорок, к стоящему на обочине автофургону, дальнобойному монстру, покрытому пылью дальних дорог.

– Тормози, – приказал Гость. – Возле фуры.

– А еще возможен вариант… – продолжил Ильин, выполняя распоряжение, – в твоей сумке вдруг окажется небольшая бомба, с термитной начинкой, так что, и ты, и твоя нить сгорите очень быстро. Пшик – и вы сольетесь, наконец, в газообразном состоянии…

Гость выскочил из машины, как только она остановилась. Было хорошо видно, как трясутся у него губы, как побледнело лицо, а руки сжаты в кулаки.

– Выходи, – коротко сквозь зубы бросил Гость. – Тебе – в фургон. Машину я отгоню сам.

Ильин медленно выбрался из «тойоты». Вытащил с заднего сиденья сумку.

Пахло полынью. Горячий ветер на секунду прижался шершавой щекой к лицу Ильина.

Гость осторожно, словно боясь, что Ильин ударит его, обошел машину, сел за руль.

– Аккуратнее там, – предупредил Ильин, – заднее правое – старое, латанное дважды.

Отступил с дороги – под ногами хрустнула выгоревшая трава.

– И чехлы не запачкай… в экстазе… – Ильин даже улыбнулся в горящие бешенством глаза Гостя.

И помахал рукой вслед уезжающей машине.

Вот сейчас, подумал Ильин, из фургона выйдет мальчик с пистолетом и проделает в моем молодом, почти еще неношеном организме несколько дополнительных отверстий. Это уже стало у него своеобразным ритуалом – думать перед началом операции о мальчике с пистолетом и отверстиях.

В самом начале работы ляпнул такое приятелю перед захватом бандюков. И напоролся на очередь из автомата. Три пули пробили полу куртки, одна ударила в пистолет, выбив оружия. И – ни одной царапины. Ни одного ранения за все время работы – до Встречи и после.

Выйдет целый десяток мальчиков. Сотня мальчиков с пулеметами.

В кабине никого не было.

Ильин прошел мимо, заглянул. Обычная кабина с голыми наклейками на стенках. Какой-то пушистый зверек над лобовым стеклом.

Сзади, от фургона, что-то лязгнуло.

Ильин соскочил с подножки, пошел на звук.

Задняя створка на фургоне была открыта. Типа – приглашают.

– Кто-кто в теремочке живет? – спросил Ильин, поднимаясь по металлической лестнице. – Кто-кто в аппарате живет?

В фургоне пахло металлом и машинным маслом. И, как показалось Ильину, чем-то медицинским.

Глаза постепенно привыкли к сумраку.

Пустой фургон. И зачем было нужно…

– Не оборачиваться, – приказал голос сзади.

Нуда, подумал Ильин. А потом еще прикажут лежать, сидеть, служить…

– Не оборачиваться, – повторил голос, уже не так уверенно.

Ильин, не выпуская из руки сумку, медленно повернулся лицом к выходу. Стрелять они в него будут? За невыполнение приказа? Да пошли вы…

Возле фургона стоял парень лет двадцати пяти. Джинсы, клетчатая рубашка, бейсболка – типичный, даже слишком типичный водила-дальнобойщик.

– И как ты собираешься меня заставить не оборачиваться? – поинтересовался Ильин. – В рожу плюнешь?

Водитель ухмыльнулся:

– Так ведь не доплюну. И зачем? Ты приперся сюда бог знает откуда и теперь начнешь выделываться?

– А если у меня испортилось настроение? Скажем, этот урод на ниточке меня разозлил и я передумал… Что тогда?

– Ничего. Вылезешь из машины и пойдешь пешком до трассы. Это километров десять. Пара часов прогулки.

– И все?

– А что еще? Я, понимаешь, занимаюсь грузоперевозками. Мне платят за то, чтобы я был в нужном месте в указанное время. За беседы с нервными мужиками мне не доплачивают.

– И за что тебе заплатили сегодня? – спросил Ильин.

Водитель слишком старался выглядеть простым и незатейливым. Кого другого убедил бы, но Ильин… Ильин сам мог кого угодно научить вот этому расслабленному взгляду и ленивым движениям руки, отгоняющей от лица какое-то насекомое.

– Мне заплатили, чтобы я прибыл сюда в… – взгляд на наручные часы, – к пятнадцати ноль-ноль и попросил приехавшего господина пройти в фургон и взять висящий на передней стенке пакет.

Ильин оглянулся – небольшой белый прямоугольник виднелся в глубине фургона.

– И все? – спросил Ильин.

– И все, – подтвердил водитель.

Идиотизм, подумал Ильин. Игры в партизан и подпольщиков. Пакет могли доставить непосредственно в квартиру. Или, на крайняк, отдать в машине, в лесу. Гнать фургон, вешать пакет, как сыр в мышеловке…

Мышеловке.

Нет, в этом случае – все логично. Абсолютно все. Сейчас он подойдет к пакету, сработает механизм… Чушь. Хотели бы его похитить – этот филантроп с нитью уконтрапупил бы Ильина еще в квартире. Или в машине. Вряд ли он врал по поводу способностей своего паразита.

Водитель ждал, время от времени поглядывая на часы. Торопится?

Ильин сделал несколько шагов к пакету. Оглянулся. Водитель рассеянно смотрел по сторонам – ему явно было неинтересно происходящее. Или он видел уже подобное неоднократно. Надоело. В любом случае, если бы ожидалось что-то экстремальное: выстрел, взрыв, срабатывание хитроумного устройства, – водила бы ждал.

Но как не хочется идти к пакету! Ильин тяжело вздохнул. Не нравится ему слепо выполнять чьи-то приказы. Знать бы хоть, кто это приказывает. И зачем.

В Управлении сохраняется иллюзия, что они сами принимают решения. Ставится задача, разъясняется, что, зачем, когда. Разрешается даже вносить изменения, если они не противоречат основной задаче и идеологии операции.

А тут… Все слишком просто. И оттого – сложно.

Фургон изнутри напоминает грузовой отсек транспортного самолета. Кольцевые шпангоуты через каждый метр – такое впечатление, что фургону приходится выдерживать большое давление. Подниматься в стратосферу.

До пакета – полтора метра. Два шага. Не хватает только надписи «Возьми меня».

Ильин еще в детстве недоумевал, как это Алиса выполняла все требования и пожелания, написанные на флаконах, печеньях и записках…

Дура.

Со стороны это все, наверное, здорово смотрится: взрослый дядька медленно идет по фургону, втянув голову в плечи. И пот на лбу. И какое-то неприятное дрожание в желудке. Хотя дрожания со стороны и не видно.

Еще один шаг… Ильину показалось, что воздух вдруг стал плотным, словно взялся пенкой, как на киселе. Но остановиться уже было невозможно – стены, пол и потолок фургона смазались, словно стремительно уносились прочь…

Водитель сорвал травинку, сунул в рот, пожевал. Заглянул в фургон – не осталось ли чего ненужного. Ничего. Пустой фургон.

Водитель закрыл дверь. Прошел к кабине, по привычке стукнув ногой по скатам, сел за руль.