Текст книги "Смерть поэта, или «Так исчезают заблужденья…»"

Глава третья
Дуэльный сборник

 
…И царица над ребенком,
Как орлица над орленком;
Шлет с письмом она гонца,
Чтоб обрадовать отца.
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой
Извести ее хотят,
Перенять гонца велят;
Сами шлют гонца другого
Вот с чем от слова до слова:
«Родила царица в ночь
Не то сына, не то дочь;
Не мышонка, не лягушку,
А неведому зверюшку».
 

А. С. Пушкин. «Сказка о царе Салтане…». 1831 год

Две недели спустя тетя Лиза снова приехала к Пушкиным. В этот раз у нее в руках была большая папка с бумагами.

– Лидочка, я ненадолго. Большаковы из Москвы вернулись, вечер дают для своих, а Тамарочка – моя подруга старинная, никак нельзя не поехать.

В тот день у Лидии в гостях был ее брат Алексей – красивый статный юноша, внешне очень похожий на сестру. Такому молодцу очень бы пошел офицерский мундир, но Мария Степановна, боясь потерять единственного сына, отговорила его от военной службы. Алексей некоторое время был вольнослушателем Санкт-Петербургского университета, тогда же его приняли на службу письмоводителем цензурного комитета. А потом благодаря протекции одного влиятельного чиновника, в свое время бывшего пациентом Аркадия и очень хотевшего того отблагодарить, Алексей получил перспективную должность в экспедиции по надзору за иностранцами. О деталях своей службы Алексей не распространялся, но выглядел довольным. Он занимал две комнаты в доходном доме на Малой Итальянской[31]31
  Малая Итальянская улица – ныне улица Жуковского.


[Закрыть] и иногда навещал сестру, у которой всегда можно было интересно поболтать и вкусно поесть. Вот и тогда, в пятницу, Алексей пораньше освободился со службы и зашел к Пушкиным в предвкушении хорошего вечера.

– Тетя Лиза, ну как же так? Сто лет вас не видел, а вы убегаете…

– Дорогой племянник, найди часик да заезжай к тетушке. Я у твоей маменьки недавно гостила, она про тебя расспрашивала, а что мне ей было рассказать? Не знаю…

– А вы рассказывайте, как я красив, умен и с тетушкой почтителен, – сказал, улыбаясь, Алексей и поцеловал руку тети Лизы.

– Дорогие мои, я вам тут занимательное чтение на вечер принесла, – сказала тетя Лиза, показывая на принесенную папку. – Здесь собрано все имеющее отношение к смерти Пушкина: письма разные, записки. Называется это «Дуэльный сборник». Сама, честно скажу, подробно не читала, не успела. Но, думаю, вам будет интересно. Эти документы мне дала Ариадна Семеновна Синявская. Она пригласила меня к себе лично, вынесла папку и сказала, что здесь есть все для тех, кто интересуется подробностями гибели Пушкина, но, так как таковых много, этот сборник следует ей вернуть, чтобы другие тоже могли почитать. Я в понедельник к вам заеду и заберу. Au revoir![32]32
  Au revoir! – До свидания! (франц.).


[Закрыть]

Тетя Лиза поднялась и направилась к выходу, но вдруг остановилась.

– Совсем забыла я за суетой и беготней, а это очень важно… Наша Глафира со слов своей кузины рассказала мне, что на той неделе к князю Одоевскому приходил некий человек очень неприятного вида: заросший весь, с всклокоченными бакенбардами, но одет был, вроде, прилично. Как он представился, горничная не запомнила, карточку не видела. Вел себя дерзко, даже нахально. Затребовал, чтобы князь удалился вместе с ним в кабинет, так как в гостиной сидела жена. А кабинет у них через дверь сообщается со спальней. В спальне в тот момент девочка одна, прачка, то ли постельное белье перестилала, то ли одежду в шкафу развешивала. Она услышала возбужденные голоса в кабинете и сделалась тише воды ниже травы, а потом передала Глафириной кузине подслушанный разговор. Так вот, визитер сказал князю, что много знать иногда бывает полезно, а много болтать всегда вредно, так как из-за этого можно под пьяного извозчика попасть или подвергнуться ограблению со смертоубийством, и неважно, что украдут всего два рубля. Одоевский велел ему убираться вон, а тот засмеялся так нагло и ответил, что уже уходит, потому что все сделал, а именно предупредил князя, что если тот не хочет отправиться вслед за Пушкиным, то пусть не делает глупостей. Князь вышел из кабинета сильно побледневший и, когда непрошеный гость ушел, велел прислуге больше никогда этого человека в дом не впускать.

– Вот так история! – присвистнул Саша.

– Да, точно ничего хорошего, – отозвалась тетя Лиза. – Сказать по правде, я иногда думаю, что в этом есть моя вина. Зря я стала болтать на балу у Синявских о том, что говорил Одоевский о смерти Пушкина.

– Тетя Лиза, на балу вы действительно поступили неосторожно, но вы же не могли знать о реальной опасности тех своих слов.

– Лидочка, это ничего не меняет.

– А я думаю, – вмешался в разговор Алексей, – что если бы вы одна в одном месте один раз сказали о подозрениях Одоевского, ничего бы не было. Чтобы князю начали угрожать, его версия должна была получить широкое хождение. И косвенно это подтверждается тем, что тот посетитель приходил к Одоевскому не сразу после бала у Синявских, а какое-то время спустя.

– Звучит убедительно. Алеша, а тебя же тогда не было, когда мы тут беседовали. Тебе Саша все рассказал?

– Ну да. Мы тут с ним уже минут сорок о том о сем толкуем, ужина ждем. Меня очень заинтересовала история с этой как бы дуэлью. А Саша молодец: по дате в некрологе догадался, что дело нечисто. Снимаю шляпу! – сказал Алексей и сделал соответствующий жест.

– Не корчи обезьяну, – пробурчал Саша, но было видно, что похвала ему приятна.

– Все, мои дорогие, мне пора, Тамарочка заждалась.

Тетя Лиза расцеловала племянников и уехала.

Документы было решено прочесть после ужина. Аркадий не стал принимать участие в общем чтении. Он сослался на недомогание и усталость и, извинившись, ушел к себе. Лидия, Алексей и Саша расположились в гостиной.

– Кто начнет? – спросила Лидия.

– Давайте я, – ответил Алексей. – Давно ничего вслух не читал, но буду стараться.

Он открыл папку и достал документ, лежавший сверху. На первой странице значилось: «Письмо В. А. Жуковского к С. Л. Пушкину[33]33
  Пушкин Сергей Львович (1770–1848) – русский дворянин, поэт-любитель, отец А. С. Пушкина.


[Закрыть]. 15 февраля 1837 г.»[34]34
  См. приложение. Текст письма приводится по книге П. Е. Щеголева «Дуэль и смерть Пушкина», любое издание.


[Закрыть] (читать письмо)

Когда Алексей дочитал до того момента, когда Пушкин на улице нашел себе секунданта, а потом вернулся домой, Саша заметил:

– Похоже, история, которую мы сейчас читаем, совершенно сказочная.

– Почему ты так решил? – спросила Лидия.

– Так бывает только в сказках. Человек собрался стреляться на дуэли, а секунданта нет. Что делать? А надо просто выйти из дома, и там чудесным образом появится господин Данзас[35]35
  Данзас Константин Карлович (1801–1870) – офицер российской армии, соученик А. С. Пушкина по Царскосельскому лицею.


[Закрыть]. Лучшего секунданта просто не найти: он и старинный друг, и военный, и против дуэлей принципиальных возражений не имеет. Разве это не сказка?

– Да, согласен. Но давайте дочитаем до конца, а потом обсудим.

Далее, пока Алексей читал это достаточно длинное письмо, ни Лидия, ни Саша не проронили ни слова. Но на лице у Лидии застыло брезгливое выражение, как будто бы она вдруг оказалась свидетелем чего-то постыдного. Саша в некоторых местах вздыхал и досадливо качал головой.

– Маменька, а кто он вообще такой, этот самый Жуковский? – спросил Саша, когда Алексей закончил читать.

– Василий Андреевич Жуковский – поэт. Можно сказать, известный сочинитель. Его имя часто встречается, но при этом я не могу вспомнить ни одной его строчки. Возможно, он и прозаик тоже… Вы же понимаете, что это не письмо к отцу Пушкина, а история для всеобщего внимания.

– Ты нашла нужное слово, Лида. Жуковский именно сочинитель, и никто другой, – сказал Алексей. – Саша прав: это все сказки. В этом письме правды нет вообще. Вот смотрите: мы с вами сейчас сидим здесь, а Аркадий находится в комнате рядом. И мы не знаем и знать не можем, что именно он там делает: читает, пьет чай или уже спать лег. Мы же не там, а тут. А вот Жуковский, видите ли, знает, и очень подробно рассказывает, что́ происходило в квартире Пушкина, когда его самого, Жуковского, там не было, в сценах, в которых он не принимал участия, и даже тогда, когда Пушкин был наедине с собой.

– Ему известна даже конструкция панталон Дантеса, которые якобы спасли того от серьезного ранения, – усмехнулся Саша.

– Жуковский – сочинитель, но при этом сочинитель весьма плохой, – продолжил Алексей. – Его несостоятельность как писателя видна повсюду. Жуковский пишет, что раненого Пушкина донести до саней было непросто, что-то там пришлось сломать, а в карету, которая стояла недалеко, у дороги, он сам сел и потом еще анекдоты рассказывал. Неужели ему так значительно полегчало за короткое время? В кабинет его внесли на руках, но там он самостоятельно разделся и лег. А ведь если человек не в состоянии ходить, то не в состоянии и переодеваться. И со временем Жуковский тоже как-то очень вольно обращается. С момента ранения Пушкина до его смерти прошло более сорока часов, но, если верить Жуковскому, все это время куча народа находилась у него в квартире, и при этом практически никто не спал, даже сам раненый. И откуда силы взялись?

– То, что Жуковский – плохой писатель, полагаю, еще не самое плохое, – отозвалась Лидия. – Страшно, что его представления о жизни, о том, что́ нормально, а что́ нет, разительно отличаются от обычных, человеческих. Жена Пушкина[36]36
  Пушкина (Гончарова) Наталья Николаевна (1812–1863) – русская дворянка, супруга А. С. Пушкина.


[Закрыть], по словам Жуковского, женщина очень странная: у нее муж при смерти, а она оставляет его с чужими людьми. Настоящая жена выгнала бы всех в три шеи и была бы постоянно рядом с умирающим, а посторонние заходили бы к нему только с ее разрешения. А детей ночью из постели вытащить, чтобы вроде как попрощаться с ними, – это просто издевательство: ни один отец такого не попросит, и ни одна мать такого не допустит, если они, конечно, не сумасшедшие. Для большинства людей сообщать кому бы то ни было, даже царю, о чьей-либо смерти – это тяжелая повинность, а для Жуковского это, как он пишет, прекрасный час в жизни, который он никогда не забудет. Тот, кто может такое придумать и написать, – человек просто мерзкий. Мерзкий и отвратительный.

Лидия взмахнула кулаком и сморщила носик.

– Лида, это все так, но мы должны попытаться извлечь из этого лживого и неприятного письма то, что поможет нам разобраться, что же произошло в действительности. Полагаю, можно с большой степенью уверенности говорить, что Жуковский замешан в преступлении, знает, кто и как его совершил, и пытается прикрыть настоящего убийцу или убийц.

– Да, Алеша, согласна. Но я вот о чем подумала. Для большей объективности нам следует также предположить, что это мог писать не сам Жуковский, а некий злоумышленник, используя его имя.

Алексей задумался.

– Да, такое вполне может быть, – проговорил он.

– Но, маменька, слухи, что Жуковский стоял у постели умирающего Пушкина, начали распространяться еще до появления этого письма. И если бы Жуковский был действительно здесь ни при чем, то мы бы сейчас читали не письмо, а опровержение слухов, – вмешался Саша.

– Сашенька, ты меня удивляешь все больше и больше. Браво!

Лидия захлопала в ладоши. Саша покраснел и улыбнулся.

– Маменька, мне еще вот что показалось странным. Пушкину поставили пиявки, которые отсасывают кровь, а он и без того много крови потерял. Я, конечно, не доктор, но мне кажется, так раны не лечат.

– Давайте это письмо покажем Аркадию, он же врач. Интересно, что он обо всем этом думает, – предложил Алексей.

– Хорошо, я сейчас отнесу ему письмо. Если Аркадий еще не спит, то, думаю, он нам не откажет.

Лидия зажгла от канделябра свечу, взяла документ и вышла из гостиной. Алексей стал просматривать бумаги, оставшиеся в папке, а Саша сидел в кресле и задумчиво смотрел перед собой.

– Маменька права: и сочинение, и его автор весьма мерзки. Неужели он так запросто общается с царем, входит к нему в любое время? Не верю.

– Да, это очень сомнительно.

– Ну, ладно, предположим, он вхож к царю. Но я не могу взять в толк, для чего сопровождать это письмо к отцу Пушкина излияниями подобострастных чувств и расточением похвал государю. Это все делается так слащаво и фальшиво, что у меня сложилось впечатление, как будто Жуковский царя на самом деле не уважает, а просто использует высочайшее имя для какой-то своей цели.

– Ты, Саша, не забывай, что мы сейчас имеем дело с нелегальной литературой. Многое из ходящего в списках в определенный момент оказывается в поле зрения служб, призванных пресекать действия, вредные для государственного строя, общественного спокойствия и нравственности. Если в таких бумагах находят что-либо предосудительное, то у тех, кто их читает и распространяет, могут быть серьезные неприятности. А этот документ вряд ли посчитают вредоносным, потому что здесь всячески восхваляется государь, а выдающийся поэт представлен его раболепным верноподданным.

– Хитер этот Жуковский, – усмехнулся Саша. – Хитер, но не умен, в его письме полно глупостей и несоответствий. Неужели люди принимают все это за правду?

– Не знаю, но, судя по всему, желающих знать правду и не желающих верить в ложь не так много, – ответил Алексей со вздохом.

Вернулась Лидия.

– Аркадий еще не спит, обещал прочесть.

– Отлично! Давайте читать дальше.

Алексей взял лежавший сверху одиночный лист, на котором сверху было написано карандашом «Диплом рогоносца», и прочел французский текст:

Les Grands Croix Commandeurs et Chevaliers du Sérénissime Order des Cocus réunis en grand Chapitre sons la presidence du vénérable grand-Maitre de Ordre S.E.O.L Narychkine, ont nommé a l'unanimité Mr. Alexandre Pouchkine coadjuteur du grande Maitre del Ordre Cocus et historiogrphe de l'ordre. Le secrétaire perpétuel: c-te J. Borch.[37]37
  Великие отцы-командиры и рыцари светлейшего ордена всех рогоносцев, собравшиеся в Великом Капитуле под председательством достопочтенного великого магистра ордена его превосходительства Д. Л. Нарышкина, единодушно избрали г-на Александра Пушкина коадъютером великого магистра ордена всех рогоносцев и историографом ордена. Вечный секретарь: граф И. Борх (франц.)


[Закрыть]

– Вы что-нибудь поняли? – спросил, Алексей, глядя на недоумевающие лица Лидии и Саши.

– Когда Пушкина назвали cocu[38]38
  Cocu – рогоносец (франц.).


[Закрыть], ему должно было стать обидно. А если он, в отличие от нас, при этом знал, кто такие эти Нарышкин[39]39
  Нарышкин Дмитрий Львович (1764–1838) – русский дворянин, обер-егермейстер, заведовал императорской охотой. В определенных кругах ходили слухи, что его жена долгое время была любовницей императора Александра I, поэтому его имя фигурирует в так называемом «Дипломе рогоносца».


[Закрыть] и Борх[40]40
  Борх Иосиф Михайлович (1807–1881) – граф, чиновник Министерства иностранных дел. Был женат на дальней родственнице Н. Н. Пушкиной. В высшем обществе Петербурга считалось, что его успешная карьера случилась благодаря связи его жены с императором Николаем I. По этой причине граф Борх назван секретарем «ордена рогоносцев».


[Закрыть], и понимал смысл всех слов и намеков, то обида, наверное, должна была быть просто ужасной. Так, полагаю, рассуждали те, кто это все сочинил, – предположил Саша.

– Однако если Пушкин был уверен, что его жена – честная женщина, как это следует из письма Жуковского, то он не должен был обращать внимания на пасквили. Пушкин много лет жил под прессом ругательной критики, намного более жесткой, чем этот так называемый диплом. Алеша, читай дальше, быть может, мы сможем разобраться, какую роль эта непонятная бумажка играет в дуэльной истории, – сказала Лидия.

Алексей достал из папки следующий документ, на котором были цифра 1, обведенная в кружок, и карандашная надпись: «Письмо Пушкина, адресованное на имя графа Бенкендорфа»[41]41
  Бенкендорф Александр Христофорович (1782–1844) – российский государственный деятель, военачальник, генерал от кавалерии; шеф жандармов и одновременно Главный начальник Собственной Его Императорского Величества канцелярии.


[Закрыть]:

Monsieur le Comte!

Monsieur le Comte! Je suis en droit et je me crois obligé de faire part à Votre Excellence de ce qui vient de se passer dans ma famille. La matin du 4 Novembre, j e reçus trois exemplaires d'une lettre anonyme, outrage use pour mon honneur et celui de ma femme. A la vue du papier, au style de la lettre, à la manière dont elle était rédigée, j e reconnus des le premier moment, qu'elle était d'un étranger, d'un homme de la haute société, d'un diplomate.

J'allai aux recherches. J'appris, que sept ou huit personnes avaient reçu le même jour un exemplaire de la même lettre, cachetée et adressée à mon adresse, sous double enveloppe. La plupart des personnes qui les avaient reçues, soupçonnant une infamie, ne me les envoyèrent pas. On fut, en général, indigné d'une injure aussi lâche et aussi gratuite; mais tout en répétant que la conduite de ma femme était irréprochable, on disait que le prétexte de cette infamie était la cour assidue que lui faisait M-r Dantés.

Il ne me convenait pas de voir le nom de ma femme accolé en cette occasion, aves le nom de qui que ce soit. Le le fis dire a M-r Dantès. Le Baron de Heckern vient chez moi et accepta un duel pour M-r Dantés, en me demandant un délai de 15 jours.

Il se trouve, que dans l'intervalle accordé M-r Dantés devint amoureux de ma belle soeur M-еlle Gontscharoff, et qu'il la demanda en mariage. Le bruit public m'en ayant instruit, je fis demander à M-r d'Archiak (second de M-r Dantés) que ma provocation fut regardée comme non avenue. En attendant je m'assurai que la lettre anonyme était de M-r Heckern, ce dont je crois de mon devoir d'avertir le gouvernement et la société.

Étant seul juge et gardien de mon honneur et de celui de ma femme, et par conséquent ne demandant ni justice, ni vengeance, je ne peux, ni ne veux livrer à qui que ce soit les preuves, de ce que j'avance.

En tout cas, j'espère, M-r Comte, que cette lettre est une preuve du respect et de la confiance que je porte a votre personne.

C'est avec ces sentiments que j'ai l'honneur d'être.

Monsieur Comte

Votre très humble et très obéissant serviteur

A. Pouchkin.

21 Novembre 1836.[42]42
  Я считаю себя вправе и вижу необходимость сообщить Вашему Превосходительству о том, что недавно произошло в моей семье. Утром 4 ноября я получил три копии возмутительного анонимного письма, порочащего мою честь и честь моей жены. По виду бумаги и стилю написания я сразу понял, что неизвестный отправитель является человеком из высшего общества, дипломатом. Я занялся поисками. Я узнал, что семь или восемь человек получили послания, где во вложенном конверте были точно такие же письма на мое имя. Большинство из этих людей, решив, что речь идет о какой-то подлости, не стали мне их пересылать. Мы ничем не заслужили такого низкого и необоснованного оскорбления, поведение моей жены было безупречно, а поводом для клеветы явилось слишком настойчивое ухаживание за ней господина Дантеса. Меня не устраивает, что имя моей жены связывается подобным образом с именем кого бы то ни было. Об этом было сказано г-ну Дантесу. Барон де Геккерн является ко мне домой и принимает вызов на дуэль за г-на Дантеса, прося отсрочить поединок на 15 дней.
  Оказалось, что в это время г. Дантес влюбился в мою свояченицу мадемуазель Гончарову и попросил ее руки. Узнав об этом из толков в обществе, я попросил г-на д’Аршиака, секунданта г-на Дантеса, считать мой вызов несостоятельным. Между тем я уверен, что анонимное письмо было от г-на Геккерна, и считаю своим долгом предупредить правительство и общество. Будучи единственным судьей и хранителем своей чести и чести моей жены и, следовательно, не требуя справедливости или мести, я не могу и не буду никому приводить доказательств того, что я утверждаю.
  В любом случае, я надеюсь, г-н Граф, что это письмо является доказательством уважения и доверия, которые я испытываю к вашей особе.
  С чувством истинного почтения имею честь быть, господин Граф, вашим нижайшим и покорнейшим слугой,
  А. Пушкин.
  21 ноября 1836 г. (франц.).


[Закрыть]

Прочитав письмо, Алексей не мог сдержать эмоций.

– Послушайте, это полная ерунда. Можно, конечно, предположить, что этим письмом Пушкин пытался уведомить le gouvernement et la sociate[43]43
  Le gouvernement et la sociate – правительство и общество (франц.).


[Закрыть] об общественной опасности голландского посла барона Геккерна. Но он это сделал без всяких доказательств и еще донес на самого себя, что хотел дуэль устроить. Что Бенкендорфу следовало сделать при получении этого письма? Организовать за Геккерном слежку, чтобы схватить иностранного дипломата за руку при написании очередного пасквиля? Это абсурд. Не думаю, что это письмо действительно побывало на столе у начальника III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Да и французский здесь, на мой взгляд, не очень: глаголы то в прошедшем, то в настоящем времени употребляются. Не думаю, что выдающийся писатель Пушкин мог допустить в своем письме подобную оплошность.

– Письмо подложное, это ясно, – сказал Саша. – Если бы оно не было подложным, то никак не могло бы попасть в эту папку.

Лидия утвердительно покачала головой.

– Саша, ты прав, однако обратите внимание вот на что. В предыдущем письме есть редкая по своей отвратительности сцена, когда царь якобы приказывает Жуковскому опечатать после смерти Пушкина его бумаги, а сам Пушкин в это время еще жив. Думаю, это все написано не просто так. Сейчас Жуковский может считаться распорядителем архива покойного, причем не по своему произволению, а по велению государя. Поэтому он может публиковать от имени Пушкина любые письма, даже самые нелепые и абсурдные, и все поверят, что они настоящие.

– К сожалению, так оно и есть, – сказал Алексей. – Я продолжу?

В ответ на молчаливое согласие он достал из папки документ с номером 2 и надписью «Письмо Пушкина к барону Геккерну».

Monsieur de Baron!

Permettez moi de faire le résumé de ce qui vient de se passer. La conduite de M-r votre fils m'était connue depuis longtemps et ne pouvait m'être indifférent. Je me contentai du rôle d'observateur, sauf à intervenir lorsque je le jugerai à propos. Un accident, qui dans tout autre moment m'eut été très désagréable, vint fort heureusement me tirer d'affaire. Je reçu les lettres anonymes. Je vis que le moment d'agir était venu et j'en profitai. Vous savez le reste: je fis jouer à M-r votre fils un rôle si pitoyable, que ma femme étonnée de tant de platitude, ne put s'empêcher de rire et que l'émotion que peut-être avait-elle ressenti pour cette sublime passion, s'éteignit dans le mépris le plus calme et le mieux mérité. Vous me permettrez de dire, Monsieur le Baron, que votre rôle à vous dans toute cette affaire n'a pas été des plus convenables. Vous, le représentant d'une tête couronnée, vous avez été paternellement le maquereau de votre bâtard, ou soi-disant tel. Toute sa conduite (assez maladroite d'àilleurs) a été probablement, dirige par vous; c'est vous, probablement, qui lui dictiez les pauvretés qu'il venait débiter, et les niaiseries qu'il s'ést mêle d'écrire. Sembable à une obscène vieille, vous alliez guetter ma femme dans tous les coins, pour lui parler de l'amour de votre fils, et lorsque malade de vérole, il était retenu chez lui par les remèdes vous disiez qu'il se mourait d'amour pour elle, vous lui marmottiez: «rendez moi mon fils». Vous sentez bien, qu'après tout cela je ne pouvais souffrir qu'il y eut des relations entre ma famille et la vôtre. C'était à cette condition, j'avais consenti à ne pas donner suite à cette sale affaire, et à ne pas vous déshonorer aux yeux de notre cour et de la vôtre, comme j ' en avais le pouvoir et l'intention. Je ne me soucie pas que ma femme écoute encore vos exhortations paternelles. Je ne puis permettre que M-r votre fils, après l'abjecte conduite qu'il a tenue, ose encore lui adresser la parole, encore moins qu'il lui fasse la cour et débite des calembours de corps de garde, tout en jouant le dévouement e t l a passion malheureuse, tandis qu'il n'est qu'un pleutre et qu'un chenapan. Je suis donc obligé de vous prier Monsieur le Baron, de faire finir tout ce manège, si vous tenez à éviter un nouveau scandale devant lequel certes je ne reculerai pas.

J ' ai l'honneur d'être & A. Pouchkin.[44]44
  Господин барон!
  Позвольте мне подвести итог тому, что только что произошло. Поведение вашего сына было известно мне давно и не могло оставить меня равнодушным. Я довольствовался ролью наблюдателя, чтобы вмешаться, когда сочту нужным. Случай, который в любой другой ситуации был бы очень неприятным, оказался для меня весьма кстати. Я получил анонимные письма. Я понял, это самый подходящий момент, чтобы начать действовать. Остальное вы знаете: я заставил вашего сына сыграть такую жалкую роль, что моя жена, пораженная пошлостью его поведения, не могла удержаться от смеха, и чувство, которое, возможно, она принимала за возвышенную страсть, теперь вызывает у нее глубокое и вполне заслуженное презрение. Однако позвольте мне сказать, господин барон, что вы играли в этом деле далеко не самую приличную роль. Вы, представитель коронованной особы, выступали как отец-сводник для своего приемного сына, который, быть может, только слывет за такового. Это вы управляли его бестактным поведением, диктуя ему убогие комплименты и прочие глупости, которые он говорил и писал. Вы походили на непристойную старуху, когда преследовали мою жену по всем углам с разговорами о любви к ней вашего сына и даже бормотали ей «верни мне сына моего…», когда он болел сифилисом и не мог выходить из дома из-за принимаемых лекарств. Вы хорошо понимаете, что после всего этого я не допущу, чтобы между моей семьей и вашей существовали какие-либо отношения. Только при этом условии я согласен закрыть глаза на это грязное дело и отказаться от имеющегося у меня намерения обесчестить вас в глазах обоих дворов. Мне не важно, что моя жена все еще слушает ваши отеческие увещевания. Я не могу допустить, чтобы ваш сын после своего отвратительного поведения осмеливался говорить с ней, тем более волочиться за ней и отпускать казарменные каламбуры, изображая преданность и возвышенную страсть, будучи просто негодяем и мерзавцем. И потому я требую, господин барон, прекратить все уловки, если хотите избежать скандала, от которого я, конечно же, не откажусь.
  Имею честь быть и проч. А. Пушкин (франц.).


[Закрыть]

Когда Алексей дошел до того места, где говорится о заболевании Дантеса-Геккерна сифилисом, Лидия не выдержала:

– Не могу себе представить, чтобы сестра жены Пушкина вышла замуж за человека, болевшего венерической болезнью, а тот, уже будучи женатым, продолжал приставать к женщине, которая стала его свояченицей.

– Ах, маменька, если бы это была единственная нелепость во всем этом письме, – произнес Саша.

Алексей еще раз пробежал глазами письмо и сказал задумчиво:

– Здесь очень неуклюже обосновывается повод для дуэли, которого на самом деле нет и быть не может. Ведь Пушкин и Геккерн-младший друг другу приходятся так же, как у нас Аркадий и Илларион: они женаты на родных сестрах. Ссылку на иностранного дипломата используют, полагаю, для того, чтобы придать хоть какое-то правдоподобие несуществующему конфликту.

– Да, папенька с дядей Илларионом, насколько я знаю, никогда не ссорились. Но даже если бы это вдруг произошло, все бы ограничилось личным объяснением, не было бы никакой переписки с обращением к третьей стороне, – заметил Саша.

– Действительно, вот пробую представить себе Иллариона и Аркадия с пистолетами и никак не могу, – улыбнулась Лидия. Но потом лицо ее стало серьезным, и она предположила: – Наверное, в том, что в качестве оппонента для дуэли Пушкину выбрали члена его семьи, есть определенный смысл.

– Точно, маменька, точно. Иначе никак не объяснить столь туманный повод для дуэли, который я, если честно, так до конца и не понял. Быть может, потом поймем. Алеша, читай дальше.

Алексей прочел документ с номером 3 под названием «Письмо барона Геккерна к Пушкину»:

Monsieur!

Ne connaissant ni votre écriture, ni votre signature, j' ai recours à M-r le Vicomte d'Archiac, qui vous remettra la présente pour constater que la lettre à laquelle je réponds, vient de vous. Le contenu est tellement hors de toutes les bornes du possible que je refuse à répondre à tous les détails de cet épître. Vous paraissez avoir oublié, Monsieur, que c'est vous qui vous êtes dédit de la provocation, que' vous aviez fait adresser au Baron Georges de Heckern, et qui avait été accepté par lui. La preuve de ce que j'avance ici existe, écrite de votre main, et est restée entre les mains des seconds. Il ne me reste qu'à vous prévenir, que M-r le Vicomte d'Archiac se rend chez vous pour convenir avec vous du lieu, où vous vous rencontrerez avec le Baron Georges de Heckern et à vous prévenir que cette rencontre ne souffre aucun délai.

Je saurai plus tard, Monsieur, vous faire apprécier le respect dû au caractère dont je suis revêtu et qu'aucune démarche de votre part ne saurait m'atteindre. Je suis Monsieur.

Votre très humble serviteur B. de Heckern.

Lu et approuvé par moi, le Baron George de Heckern.[45]45
  Милостивый государь!
  Не зная ни вашего почерка, ни вашей подписи, я обратился к виконту д’Аршиаку, который передаст вам это письмо, чтобы удостовериться, что письмо, на которое я отвечаю, действительно от вас. Его содержание настолько выходит за границы допустимого, что я отказываюсь отвечать на его детали. Вы, кажется, забыли, милостивый государь, что сами отказались от вызова, который принял от вас барон Жорж Геккерн. У секундантов есть тому доказательство, писанное вашей рукой. Мне остается только сказать, что виконт д'Аршиак едет к вам, чтобы условиться о месте встречи с бароном Жоржем Геккерном, и добавить, что встреча не терпит отлагательств.
  Впоследствии, милостивый государь, я найду средства научить вас уважению к званию, в которое я облечен и которое не может оскорбить никакая выходка с вашей стороны.
  Ваш покорнейший слуга Барон Геккерн.
  Прочитано и одобрено мной. Барон Жорж Геккерн (франц.).


[Закрыть]

– Занятный вызов на дуэль, – сказал Саша. – Выглядит все так, как будто Пушкин ни с того ни с сего нахамил иностранному дипломату, а тот оскорбился и послал своего приемного сына с ним стреляться. То ли отношения у отца с сыном не сложились, то ли Дантесу-Геккерну жизнь не мила…

– …то ли кому-то надо избавиться от Пушкина и свалить все на Геккернов, – закончил Алексей.

– Но к чему эта длинная переписка? – задалась вопросом Лидия. – Мне это все уже начинает надоедать как плохой роман.

– Думаю, это нужно для обеспечения правдоподобия конфликта. Если бы Геккерн получил только одно письмо с оскорблениями, то говорить о дуэли было бы невозможно: во-первых, письмо могло быть не от Пушкина, а во-вторых, Пушкин мог быть не в себе, когда это писал. Нас подводят к мысли, что дуэль является результатом давних неприязненных отношений, и потому иностранный дипломат Геккерн не только помнит про несостоявшийся прошлогодний provocation[46]46
  Provocation – вызов (франц.).


[Закрыть] для своего приемного сына, но также знает, где есть к тому preuve[47]47
  Preuve – доказательство (франц.).


[Закрыть]. Если вы не возражаете, я продолжу читать.

Алексей прочел документ под номером 4 «Записка от д’Аршиака к Пушкину»:

Le soussigné informe Monsieur de Pouchkin, qu'il attendra chez lui jusqu'à 11 heures du soir de ce jour et après cette heure au bal de la Comtesse Razoumovsky, la personne, qui sera chargée de traiter l'affaire, qui doit se terminer demain. En attendant il offre à M-r Pouchkin l'assurance de sa considération la plus distinguée. Vicomte d'Archiac.

Mardi, 26 Janvier 1837.[48]48
  Нижеподписавшийся сообщает господину Пушкину, что он будет ждать у себя дома до 11 часов вечера этого дня и после этого часа на балу графини Разумовской лицо, которому будет поручено заниматься делом, которое должно закончиться завтра. В ожидании ответа он свидетельствует г-ну Пушкину совершенное уважение.
  Виконт д’Аршиак. Вторник 26 января 1837 (франц.).


[Закрыть]

– Чрезвычайно занимательная записочка, – оживился Саша. – Вот если бы ее Пушкин в действительности получил и захотел поехать объясняться с этим д’Аршиаком к тому домой или на бал к графине Разумовской[49]49
  Разумовская Мария Григорьевна (1772–1865) – графиня, урожденная княжна Вяземская, по первому мужу княгиня Голицына. Фрейлина, статс-дама. Имела скандальную репутацию. В 30-е годы XIX века содержала салон в Санкт-Петербурге на Большой Морской улице, где устраивала пышные приемы.


[Закрыть], то ничего бы у него не получилось: адресов-то нет. Или он в оба места вхож запросто?

– Это хоть и с натяжкой, но можно объяснить тем, что адреса могли исключить переписчики документов. Адрес этого виконта мог быть на конверте, – сказала Лидия.

– Переписчик оставил бы след, если бы что-то исключил. Но мы имеем дело с подложным документом, и отсутствие, по крайней мере, одного из адресов – еще одно тому доказательство, – возразил Саша.

– Обратите внимание, здесь адресов нет, но проставлена дата. На других записках дат не было, – заметил Алексей.

Они прочли документ под номером 5 «Вторая записка от д’Аршиака к Пушкину»:

Monsieur!

J'insiste encore ce matin sur la demande que j'ai eu l'honneur de vous faire hier au soir.

Il est indispensable que je m'abouche avec le témoin que vous aurez choisi, et cela dans le plus bref délai.

Jusqu' à midi je resterai dans mon appartement; j'espère avant cette heure recevoir la personne que vous voudrez bien m'envoyer.

Agréez Monsieur, l'assurance de ma considération la plus distinguée.

Vicomte d'Archiac.

St-Pétersbourg. Mercredi, 9 h. du matin.[50]50
  Милостивый государь!
  Я продолжаю настаивать на просьбе, изложенной в записке, которую имел честь послать вам вчера вечером.
  Мне необходимо в кратчайшие сроки переговорить с выбранным вами секундантом.
  До полудня я буду дома; надеюсь до этого времени встретиться с тем, кого вам будет угодно прислать ко мне.
  Примите, милостивый государь, уверение в моем глубочайшем уважении.
  Виконт д’Аршиак.
  С.-Петербург. Среда 9 ч. утра. 27 января 1837 (франц.).


[Закрыть]

– Здесь кроме даты еще и время появилось – 9 часов утра, – обратила внимание Лидия.

– Да, и еще обратный адрес – Санкт-Петербург, – сказал Саша. – Обычно люди на письмах и записках время не указывают, это ни к чему. А здесь, наверное, это сделано для того, чтобы подложная корреспонденция вписалась в придуманную дуэльную историю.

– Интересная мысль, думаю, ты прав, – согласился Алексей и продолжил читать.

Документ номер 6 «Письмо от Пушкина к д'Аршиаку» Лидия взяла из рук брата, когда тот закончил чтение, и прочла еще раз про себя:

Monsieur le Viconte!

Je ne me soucie nullement de mettre les oisifs de Pétersbourg dans la confidence de mes affaires de famille; je me refuse donc à tout pour parler entre seconds. Je n'amènerai le mien que sur la place du rendez-vous. Comme c'est M-r Heckern, qui me provoque et qui est offensé, il peut m'en choisir un, si cela lui convient; je l'accepte d'avance quand ce ne serait que son chasseur. Quant à l'heure, au lieu, je suis tout-à-fait à ses ordres. D'après nos habitudes à nous autres Russes, cela suffit. Je vous prie de croire, M-r le Vicomte, que c'est mon dernier mot, et que je n'ai de plus à répondre à rien de ce qui concerne cette affaire, et que je ne bouge plus que pour aller sur place. Veuillez accepter l'assurance de ma parfaite considération. A. Pouchkin.

Entre 9:30 et 10 h du matin 27 Janvier[51]51
  Господин виконт!
  Я не желаю, чтобы праздные петербургские сплетники были в курсе моих семейных дел, поэтому я категорически не согласен ни на какие переговоры между секундантами. Я привезу моего только на место встречи. Так как г-н Геккерн является оскорбленным и вызвал меня, то он может сам выбрать для меня секунданта, если увидит в том надобность: я заранее принимаю всякого, даже если это будет его егерь. Что касается времени и места, то я всегда готов к его услугам. В соответствии с нашими традициями для нас, русских, этого достаточно. Прошу вас увериться, виконт, что это мое последнее слово, мне более нечего сказать вам относительно этого дела, и я не тронусь с места до окончательной встречи. Примите уверение в моем совершенном уважении. А. Пушкин.
  Между 9:30 и 10 ч. утра (франц.).


[Закрыть].

– Послушайте, да это же совсем другое письмо! – воскликнула она.

Увидев в глазах Саши и Алексея немой вопрос, Лидия стала объяснять:

– Обратите внимание, что в письме, которое Пушкин якобы написал Бенкендорфу, говорится, как он занимался розысками автора анонимного «Диплома рогоносца» и выявил семь или восемь лиц, которые получили такое же послание в двойном конверте, но ему, Пушкину, не отослали.

– Хотел бы я знать, как он это выявил. Ему пришлось бы ходить по домам и спрашивать, не получал ли кто адресованный ему «Диплом рогоносца», или задавать такой вопрос в публичных местах, – сказал с усмешкой Саша.

– Понятно, что о письмах, полученных не им, человек никак узнать не может, если ему специально не скажут. И то, что автор письма к Бенкендорфу знает, сколько «Дипломов рогоносца» было разослано, еще раз доказывает его подложность. Но я хотела сказать о другом. Сам факт, что Пушкин якобы искал автора и получателей анонимных писем, свидетельствует, что его совершенно не заботила сохранность семейной тайны. Он где-то даже ссылался на le bruit public[52]52
  Le bruit public – толки в обществе (франц.).


[Закрыть]. А вот записка к д’Аршиаку начинается с категорического отрицания Пушкиным возможности переговоров между секундантами, чтобы его семейные дела не стали предметом обсуждения в петербургских салонах. Не странно ли?

– Да, странно, – отозвался Саша.

– И вообще в этом письме просматривается совершенно другое отношение автора к дуэли, нежели в предыдущих. Здесь пишущему все равно, где и когда она произойдет, кто будет секундантом. Он называет предстоящее событие просто rendez-vous[53]53
  Rendez-vous – свидание, встреча (франц.).


[Закрыть], хотя до того употреблял слова duel, provocation[54]54
  Duel, provocation – дуэль, вызов (франц.).


[Закрыть] и так пекся о своей якобы поруганной чести, что собирался даже устроить скандал и ославить своего оппонента не больше не меньше как в глазах голландского короля и русского царя. И еще вспомните, что в пушкинском романе «Евгений Онегин», когда была дуэль между героями, секундантом Онегина был его слуга, француз Гильо. А тут тоже есть намек, что секундантом может быть кто угодно, но, правда, не serviteur, а chasseur[55]55
  Не serviteur, а chasseur – не слуга, а егерь (искаж. франц.).


[Закрыть]. Но у голландского посла Геккерна здесь егерей нет и быть не может.

– Так ты хочешь сказать, что это настоящее письмо Пушкина, адресованное неизвестному нам человеку, которое несколько изменили, чтобы поместить среди подложных? – удивленно спросил Алексей.

– Да, я так думаю.

– То есть дуэль у Пушкина все же была, но не с Дантесом и не такая, как ее описывает Жуковский, – подытожил Саша.

– Подожди, не торопись, – возразила Лидия. – Вызов на дуэль, судя по этому письму, был, а вот что за ним последовало, неизвестно. Но я уверена, что если дуэль все же состоялась, то Пушкин отправился на нее как на rendez-vous, он не собирался ни кого-то убивать, ни умирать и имел намерение примириться с оппонентом, принести извинения, если это необходимо. Человек, описавший в своем романе, как из-за глупой гордыни и ложного стыда один друг убил на дуэли другого, иначе поступить не мог.