Текст книги "Настоящая принцесса и Снежная Осень"

…В квартире на Петроградской было темно и пусто. В стекла яростно молотил дождь.

Потом где-то в глубине квартиры скрипнул паркет.

Инго вытянул вперед руку и нащупал книжные полки. Ага, он очутился на пороге Бабушкиной комнаты. Король что-то тихонько сказал себе под нос и потер ладони. В левой тут же затеплился огонек – неяркий, как у старого фонарика, – и с ним Инго быстро прошелся по квартире. Никого. Посреди прихожей валялся клетчатый Лизин тапочек.

Об второй Инго споткнулся в кухне. Посреди стола стояла чашка. Инго потрогал чашкин бок – еще теплая. И чая вон почти половина не допита. Как всегда. В сахарнице торчала ложка. На блюдце сиротливо засыхал бутерброд с сыром – надкусанный. Рядом в розетке печально кренился на бок огарок свечки.

Инго поднес к свечке ладонь, и огонек радостно перепрыгнул на фитиль, как канарейка на жердочку. Инго упал на стул и стал думать. Огарок мигнул раз, другой и принялся медленно гаснуть. По квартире гуляли сквозняки, король поежился и машинально сунул руки в карманы куртки. Правый был застегнут на молнию. Инго отдернул руку и вполголоса сказал: «Ну конечно, так я про тебя и забыл». Потом он выложил на кухонный стол Белую Книгу.

По стенам темной кухни поплыли зыбкие световые пятна, словно солнечные зайчики от воды в погожий день. Книга засияла всей обложкой – над ней даже воздух задрожал, как над костром. Огарок смущенно погас. Инго некоторое время смотрел на Книгу, причем лицо у короля было такое, будто и она на него смотрит. В упор. В озаренной кухне раздался тихий вкрадчивый шелест. Переплет вопросительно дернулся – что, мол, не открываешь?

– Ку-да? Нет-нет, спасибо, – Инго мотнул головой и поднялся. – Не нужно. Ты мне просто фонариком поработай и хватит с тебя.

Потом он стряхнул с блюдца бутерброд и быстро обежал взглядом кухню. Подошел к буфету и стал распахивать все дверцы и выдвигать все ящики подряд, пока наконец не отыскал на дне шкафчика одинокую маленькую луковку. Инго бережно положил находку на блюдце и, пригнувшись над столом, зашептал:

– Серебряное блюдечко и наливное яблочко, милые вы мои, покажите-ка мне принцессу Лиллибет…

Польщенная луковка принялась кататься по блюдечку, – сначала медленно, потом быстрее и быстрее. Блюдечко тихонько засветилось.

– Где это? – ахнул Инго, вглядевшись в блюдце. Потом, спохватившись, поставил сахарницу на край стола:

– Это север… Где она?

Луковка замерла.

– Ага, – кивнул Инго и переставил сахарницу, едва ее не уронив. – Теперь это Петропавловский собор, а вот это, – он провел по столу ладонью, – Нева. Где она?

Луковка чуть сдвинулась.

– Спасибо… теперь сахарница – Исаакий… Где она?

Луковка поерзала и указала хвостиком чуть левее.

– Карту бы… – пробормотал Инго. – Спасибо, милые, примерно ясно… это что, где-то возле «Пальмиры»?

Луковка застыла на блюдце хвостиком вверх.

Инго аккуратно снял ее с блюдца – пусть отдохнет, – быстро убрал Книгу в карман и через ступеньку помчался по темной лестнице вниз, на улицу.

…Лиза вжалась спиной в кресло. Ей ужасно хотелось исчезнуть вообще.

– Мне очень нужна твоя помощь, – с нажимом повторил Изморин, подавшись вперед.

А потом резко вскочил, будто у него над ухом из пушки выстрелили. Лиза замерла, но даже волшебным слухом ничего не расслышала. Только лед на лужах потрескивал.

Изморин медленно поворачивал голову. Он весь вытянулся вверх и стал похож на кобру, которая на миг застыла в высокой траве – вот-вот ужалит. Из щели рта вырвалось какое-то сдавленное шипение:

– Давай, мой мальчик, смелее… Давай же… что же ты медлишь… отдай ее мне…

Лиза старалась не дышать. Что же это такое?! С кем он разговаривает? И почему я ничего не слышу?! Неужели…

– …сейчас, сейчас я до тебя доберусь, – музыкант слепо шагнул вперед, мимо Лизы, шевеля пальцами в воздухе, будто пытаясь схватить что-то невидимое, сжать, скрутить, разорвать, и казалось, будто пальцев куда больше, чем десять…

И вдруг все кончилось. Изморин застыл.

– Ну что ж, – он говорил обычным голосом, но теперь-то Лиза слышала, что он вне себя от ярости. – Не сейчас, так потом. Рано или поздно я все равно… – он обернулся к Лизе и растянул губы в улыбку. – Ничего, ничего, мы пока и вдвоем управимся, да, Лиллибет? Итак, слушай меня внимательно.

А если я просто откажусь ему помогать, лихорадочно соображала Лиза. Откажусь и все?

Неужели нельзя?..

* * *

…Королевские кроссовки мгновенно промокли, и ветер хлестнул по лицу тяжелым мокрым полотенцем. С неба рушились толстые струи холодного дождя. Вода в бескрайних лужах кипела серыми пузырями, и в ней крутились желтые листья.

– Леонардо! – позвал Инго, перекрикивая ливень. – Леандро! Сюда, живо!

– И-во-оо… – гулко повторило эхо. Отродясь на тихой этой улочке эха не водилось, а тут на тебе.

Несущиеся по чернильному небу тучи вдруг раздвинулись, и с неба на Инго уставился мутноватый лунный глаз.

– Оч-чень страшно, – сквозь зубы сказал Инго глазу. Тучи сомкнулись – как собака хвост поджала.

Из подворотни показались каменные львы. Они брели, опустив головы и подталкивая друг друга мокрыми боками, – мол, сначала ты, братец, – нет уж, сначала ты… С грив у них текло.

– Мне нужно в «Пальмиру», – велел Инго. – И как можно быстрее.

Звери попятились и прижали уши.

– Что такое?

Львы остановились, но молчали.

– Леонардо, говори!

– Он… он запр-р-р-ретил, – зверь гулко бил себя хвостом по блестящим бокам. – Он пр-р-р-риказал Лиллибет пр-р-р-ривезти.

– Кто – он?!

– Он… он запр-р-ретил… – жалобно заскулили бронзовые хищники и припали к земле, как побитые дворняжки. – Нам нельзя… Он нас разор-р-рвет, он нас в неживых превратит насовсем, он нам сам сказал… – наперебой жаловались они.

Инго вытер с лица капли и сунул крепко сжатые кулаки в карманы ветровки. «Как их легко напугать, бедняг… мозги-то литые… А теперь вот и мне их пугать придется» – с неудовольствием понял он.

– Вот что. Он там, а я здесь, – тихо сказал король. – Будете слушаться – я, так уж и быть, забуду, что вы тут городили. Леандро, подставляй спину.

– Да, Ваше величество… – Лев послушно сделал шаг вперед.

– Так-то лучше, – Инго натянул капюшон – жалко, сразу не догадался. – В «Пальмиру». Живо! – Он ловко взобрался на спину Леандро, и лев мягкими скачками понесся вперед. Леонардо спешил следом.

– Брррратец Леандро, а брррратец Леандро, – проскулил он. – Что же теперрррь с нами будет-то? Что он нам скажет?

– Ничего он вам не скажет, много чести, – обернулся Инго. – Ему теперь со мной разговаривать придется, не до вас будет.

– А как же мы, Ваше величество? – Леандро тряхнул ушами, будто в них вода попала.

– А он про вас уже забыл… Леонардо, через Тучков будет ближе!.. А я теперь буду про вас помнить, уж не сомневайтесь…

– Чем можем искупить?.. – хором заныли львы.

– Вы уже таких дел наворотили – отрабатывайте теперь, – оборвал король. – Будете хорошо отрабатывать – все обойдется. Леандро?

– Да, Ваше величество?

– Еще быстрее бежать можешь?

– Слушаюсь, Ваше величество…

– Слушайся-слушайся… – неласково согласился Инго.

– Вы уж с нами постр-роже, Ваше величество…

* * *

– …В чем дело? – чуть требовательнее, чем нужно, спросил Изморин. – Что с тобой?

Лиза отпрянула и замотала головой.

– Так. – Изморин недовольно дернул уголком рта. – Это я предвидел. Все-таки Глаукс успел напортить, – пробормотал он, снова глядя в окно. – Придется-таки применить нежелательные меры. Край-ни-е.

Он легко, как в балете, повернулся, двумя пальцами вынул из нагрудного кармана что-то блестящее и положил Лизе на колени.

Очки.

Разбитые.

Левушкины.

Левушка вчера не пришел домой.

Лиза закрыла лицо руками. Очки беззвучно соскользнули на ковер и блестели там, подняв дужки.

– Видишь, девочка моя, – негромко сказал Изморин. – Придется согласиться. Ты ведь хочешь, чтобы он отделался всего лишь разбитыми очками?

За спиной у Лизы щелкнул замок.

В лицо ударил ослепительный свет. Изморин отчетливо ахнул и вдруг захрипел, будто ему воздуха не хватало. Всхлипнуло окно, посыпались стекла, по комнате заметались снежинки, и что-то черное, хлопая кожистыми крыльями, с пронзительным свистом вылетело вон.

Очень сильные руки ухватили Лизу под мышки, как маленькую, и выдернули из кресла. Фонарик покатился по полу, освещая грязные кроссовки и мокрые клешеные джинсы.

Инго!

Инго присел перед ней на корточки и, крепко ухватив за локти, посмотрел снизу вверх ей в глаза. Фонарик все катался и катался, по стенам метались и метались жутковатые тени. Взглянув в лицо брату, Лиза ойкнула, а потом твердо сказала себе, что давно и прекрасно знает – Инго еще как способен на королевскую ярость и сейчас имеет на нее полное право.

– Я же тебе говорил – окна не открывать! – голос у Инго был тихий и страшный. – Лизкин, лисенок, ты можешь объяснить, как тебя угораздило?

Лиза попыталась ответить, но ничего не вышло – она только замахала руками и всхлипнула. Инго не стал дожидаться ответа, поднял фонарик и подхватил Лизу на руки. И очень кстати – сама бы она идти не смогла, у нее сил хватило только оглянуться на окно.

Закрытое, с совершенно целым стеклом.

Лиза тут же уткнулась лицом в мокрую и измазанную белую куртку Инго, который легко сбежал вниз по лестнице и поставил сестру на землю только на набережной.

– Что тебя сюда понесло?! – Инго навис над Лизой.

Ой, да он же с лета на полголовы длиннее стал. И голос у него ниже… И небритый… И вообще как будто сразу лет на пять повзрослел.

– Лизка, разве он…

– Инго, он хочет, чтобы я ему помогала! – шепотом закричала Лиза. – У него Левка! И Паулина в подручных! Я не узнала… я подумала… хотела предупредить… Что нам делать?!

– Добираться до Филина, и очень быстро, – ответил Инго, крепко держа Лизу за руку и вглядываясь в небо. Паулина его совсем не интересовала. – Господи, ну почему я летать не умею… Не успеем же! – он потащил Лизу по набережной. Лиза сразу поскользнулась и с трудом удержала равновесие, потому что на асфальте под ногами успела нарасти толстая корка бугристого льда. И на Неве дыбился белый лед. Как в Ажурии…

Лиза уперлась ногами в мостовую.

– Ты что? – набросилась она на брата. – Ты куда? У него же Левушка! Левушка у него! Надо его спасать!

Инго остановился как вкопанный.

– Объясни, – попросил он.

Лиза повиновалась.

– Так, – сказал Инго, помолчав. – Так. Левушке сейчас мало что грозит, он же заложник. Ты лучше подумай, куда он направился, – и король решительно устремился дальше. – Он мог бы сейчас уложить меня одним щелчком. Ну, двумя. Но не стал.

– Он тебя боится! – Лиза еле поспевала за братом.

– Ничего подобного. Смешно даже… Он на меня просто силы не стал тратить. – Инго по-прежнему высматривал что-то в небе, отбрасывая с лица прилипшие пряди мокрых волос. – Он совсем другого человека боится. Лизкин, ты что, не понимаешь? Он с Филином разговаривать полетел! Он экономил силы перед встречей с самым серьезным противником!

Лиза споткнулась и едва не упала.

– Филин же болеет, – вспомнила она. – Он там один совсем. И ночь, он же спит! А вдруг его во сне…

– Господи! – задохнулся Инго. – Ведь точно не успеем! – он завертел мокрой головой. – Ну где они, я же их видел, когда сюда ехал!

– Ты на ком лететь хочешь? – заверещала Лиза. – Они тут взбесились все! Они на людей кидаются! Не вздумай!

По набережной слышались шаги – мягкие и гулкие одновременно. Ту-ду-дум, ту-ду-дум, ту-ду-дум… Как будто бежал кот, только очень большой. С автомобиль размером. Инго направил на звук луч фонарика.

Прямо на них, мягко выбрасывая лапы, как лев по саванне, плавно несся Сфинкс. Лицо его было неподвижно, тяжелые веки приопущены, высокий полосатый убор закрывал луну.

– Стойте, молодой человек, – гулко повелел он. Точнее, она, потому что у существа оказалось гулкое медленное контральто. – Сейчас я загадаю вам загадку, и если вы не ответите…

– Нет-нет, не время, сударыня, – помотал головой Инго. – Извините, сейчас я буду вопросы задавать. А вы – отвечать.

– Не положено, – растерялась Сфинкс и даже присела, как вороватая кошка, которую застукали у взломанного холодильника. Лиза осторожно высунулась из-за спины Инго и с усилием закрыла разинутый рот. Ничего себе!

– Ладно, – покорился Инго, чтобы не тратить время на пустые споры. – Тот, кто утром ходит на четырех ногах, днем на двух и вечером на трех, – это человек. Довольны? Отлично.

Сфинкс растерялась еще больше.

– Тут только что нетопырь пролетал. Очень большой, не каменный и не бронзовый. Куда? – не давая ей опомниться, быстро спросил Инго.

Сфинкс похлопала ресницами.

– Господин и повелитель полетел вон туда, – сообщила она с нажимом и махнула передней лапой куда-то в сторону Петропавловки.

– Господин… – горько скривился Инго. – Благодарю вас, сударыня. Раньше я думал, вами повелевать нельзя. Спасибо за науку, учту на будущее. Скажите, пожалуйста, нет ли поблизости ваших крылатых коллег? Грифонов, например?

– А зачем вам грифоны, молодой человек?

– Сударыня, позовите, пожалуйста, двух грифонов сюда. Спасибо.

Сфинкс шарахнулась в сторону, поджала хвост – теперь уже как кошка, у которой над ухом сработала автомобильная сигнализация.

Перед королем и принцессой на набережную опустились два надменных златокрылых грифона.

* * *

Филин проснулся от холода. Ему долго и настойчиво снилось что-то про стужу, метель и погасший костер и еще про то, что дом зачем-то обмотали черным полиэтиленом – ремонтируют, что ли? – и теперь непонятно, как окно открыть, чтобы летать, и огромный клок оторвался и хлещет по стеклу. С трудом разлепив глаза, он удостоверился в том, что нет, окно не разбито, и да, отчего-то ужасно холодно. Должно быть, опять температура поднимается. Куда уж ей подниматься…

Натянув еще один свитер, Филин, спотыкаясь, побрел на кухню – в горле пересохло. Ранс дрожал в углу у входной двери и тоненько, тихонько скулил – ясное дело, дракон в доме, страшно, но пора бы и привыкнуть… В коридоре было еще холоднее. Из-под приоткрытой двери библиотеки явственно тянуло морозом. «Понятно, – медленно, с трудом подумал Филин. – Забыл форточку закрыть. Не простудить бы Конрада…» Он осторожно потянул дверь – она не скрипнула, – и шагнул в комнату.

У серого прямоугольника окна стоял стройный человек с резким профилем и белыми волосами.

Филин узнал его сразу, хотя красивая голова с гордо приподнятым подбородком еще только начала поворачиваться в его сторону. Плавно, как радар.

«Боже мой, он же убил мальчика», – в панике подумал Филин, и словно в ответ на эту мысль Костя на диванчике у стены перевернулся на спину и задышал очень ровно. Очень медленно. Слишком медленно. Гость сквозь темные очки посмотрел на Филина в упор и улыбнулся.

– Не такой же я изверг, – мягко сказал он. – Мальчик спит.

Не спуская взгляда с Филина, он скользнул вперед, протянул руку и двумя пальцами снял с полки увесистый том. «Жизнь животных», часть вторая – «Птицы».

И швырнул книгу Филину.

В последний момент волшебник отдернул руки, и книга рухнула на пол. Теперь она была еще толще, а на глянцевой обложке щетинились готические буквы и белело усатое личико с черной косой челкой.

– «Майн Кампф», – так же мягко пояснил незваный гость. – Я и тебя так могу, словесник.

– Нет, – хрипло ответил Филин. Воздух в комнате стал твердым и жестким, как лед, и царапал легкие.

– Твое любимое слово, – еще шире улыбнулся гость. – Могу-могу, не сомневайся. Но, знаешь ли, – не хочу. Пока что. Вот что, мейстер Глаукс, довольно нам с вами воевать. Устал я от этого, да и глупо…

Филин опустил взгляд. Как он стал хорош. Действительно мастер. Мастер превращений и иллюзий.

– Конечно, вашей хваленой гордости, Андрей, такое предложение – нож острый, – гость опустился в кресло и положил ногу на ногу. Смотреть на него было трудно – как будто прямо перед глазами сверкали вспышки сварки. – Но теперь вам придется подумать и о моей гордости. Давно прошли те благословенные времена, когда вы могли со мной тягаться.

– Действия нашего с вами общего ученика были мне очень на руку, – снова улыбнулся гость. Филин счел за лучшее смотреть под ноги. – Мальчик даровитый, но он даже сам не знает, как мне помог.

Гость выжидал, барабаня по подлокотнику, но Филин молчал.

– Понимаю, вам непросто привыкнуть к этой мысли – ах, все ваша хваленая гордость, сколько от нее помех в жизни… – Изморин сочувственно вздохнул. – Но теперь придется поверить, дорогой мой, придется! Я понимаю, после всего, что произошло… После всего, что нас связывает, Андрей, вам, конечно, трудно представить себе, что мы можем и объединить наши усилия. Только не горячитесь! Бог свидетель, я действительно устал драться с вами. – Он развел руками. – Как-никак, вы самый серьезный мой противник, как ни смешно это звучит, – не считая, конечно, одного рыжего мальчика голубой крови, но его можно в расчет не принимать – он-то никогда не поднимет на меня руку. Нас с ним, знаете ли, тоже многое связывает.

– Бог свидетель? – впервые подал голос Филин.

Гость рассмеялся.

– Все к словам цепляетесь, узнаю. Все по мелочам, по мелочам… Так вот, я предлагаю союз, – благодушно сказал он.

– Условия? – хрипло поинтересовался Филин. Интересно же, во сколько он меня оценил…

– Молодец, – одобрил гость, пристукнув ладонью по подлокотнику. – Очень просто – жизнь в обмен на полную покорность, – он больше не улыбался.

– Обхохочешься, – бросил Филин.

– А ты посмотри на меня, недоумок, – гость поднялся пружинисто и легко, как юноша. – На меня и на себя. Помнишь, как ты наскакивал на меня, петушок? «Ах, не трогайте Белую Книгу, ах, не становитесь доппельгангером, это нехорошо, это неэтично!» – передразнил он нарочито тонким мальчишечьим фальцетом. – Стал бы я тебя слушать! Тогда ты был совсем юнец, какие-то двадцать лет, смешно вспомнить. А мне уже тогда было за семьдесят. Помнишь? Так вот посчитай, сколько мне сейчас. И посмотри на меня. Посмотри повнимательнее, нечего глаза опускать! Таким я буду очень долго, а если у меня все получится в этом городе – а у меня все получится, – я буду таким всегда! А ты уже почти старик. Лет через десять – да что я, куда скорее – ты впадешь в детство. Если, конечно, тебя еще раньше не скосит какая-нибудь ваша человечья болезнь – инфаркт там, инсульт… Если я тебя сейчас не убью… А живешь-то ты один, и никто о тебе не вспомнит…

Ну и монологи, – подумал Филин. – Так и ищет, куда бы побольнее пнуть. Но какого лешего он порет эту чушь? Я же прекрасно понимаю, зачем он здесь!

– Из моего предложения логически следует вечная молодость. И возможность умереть когда и как захочешь, – отчеканил Изморин. – Бессмертия я тебе не предлагаю, раз уж у тебя предрассудки…

Господи боже мой, – с трудом подумал волшебник, – это что же, он надеется меня так купить?

Гость помолчал и снова сел в кресло. Сквозь темные очки глянул на тускло блеснувшие часы.

– Нет, уже не покупаю, – прищурился он. – Знаешь, Андрей, я передумал. Кажется, я зря разоряюсь.

– Совершенно верно. Едва ли я буду для вас ценным союзником, – Филин закашлялся – говорить было все труднее. – Нет.

Гость снова помолчал.

– Очень жаль, – процедил он. – Оч-чень жаль. Что ж, ты сам виноват.

Он поднялся и прошелся по комнате, искоса поглядывая на Филина.

– А ведь у тебя был талант, – продолжал он. – Своеобразный, конечно, но талант. Я даже готов допустить, что в свое время ты был ничуть не слабее меня. И что ты с ним сделал? На что разменял свою жизнь? На служение захолустной королевской семейке? На глупую любовь к рыжей красотке, превратившейся в стервозную седую толстуху? Стоять!

У гостя была очень хорошая реакция. Он успел вскинуть руку, когда Филин был в каком-нибудь метре от него.

– Я советовал не горячиться, – негромко уронил гость. – Но ты даже этот совет до конца не дослушал. Так что – получай.

Филину показалось, что воздух в комнате пошел трещинами, как тонкий ледок в луже под ногами. Должно быть, вот так чувствует себя бабочка, живьем насаженная на булавку. Бабочка… Крупный экземпляр в коллекцию. Было очень больно. Филин попробовал сделать еще шаг. Куда там…

– Да, этот товар не по мне, – гость ощерился. – Еще силы тратить, возиться с твоей строптивостью. Нужен ты мне, старый и больной! Я лучше выпью тебя, как хорек яйцо, – с расстановкой просмаковал он. – У меня, знаешь ли, в запасе твои… ха-ха… как бы внуки. Девочку я уже уговорил, она, считай, моя с потрохами. Мальчишку в крайнем случае придется убить, хотя крайнего случая не будет.

Филин снова попытался рвануться, но тело было совершенно ватным. И мизинцем не пошевелить…

– Есть много интересных способов убивать магов, – деловито сообщил гость. – Ну-ка, повторим пройденное. Не помнишь? Так я тебе напомню, – жестом профессионального музыканта гость пошевелил длинными белыми пальцами в воздухе. – Семьдесят седьмое заклинание Вифстранда… м-м-м… не пойдет, безболезненно, мне так неинтересно. Танец Кавасаки типа А-штрих – занятно, эффектно, но долго. Восемнадцатый канон – нужны двое на двое…

Увлекся, – стараясь не скривиться, – подумал Филин. – Есть еще зеленый луч – делается одними глазами. Не смертельно, но чувствительно…

Гость охнул и согнулся пополам.

– Хорохоришься… – прошипел он, выпрямляясь. – Ну-ну, потрепыхайся напоследок. Потешь себя иллюзией, что у нас честный магический поединок. Как будто они бывают честными! Но ты же всю жизнь живешь иллюзиями. Давай, попробуй еще, ну! Выдохся? Тебе меня все равно не одолеть.

Что да, то да, – мысленно согласился Филин. – Но дел еще куча. Понять, что он затеял. Выяснить, что он там напел Лизавете и, главное, где она сейчас – неужели у него в логове? Отхлестать эту тварь по щекам за Таль. Предупредить Инго. – Думалось на удивление спокойно, как будто один Филин сосредоточенно и неторопливо наблюдал со стороны за другим, скорченным от боли. – А что больно – это ничего, эта гадина с Инго еще и не такое делала…

– Гость четыре раза ударил каблуком в пол и выбросил правую руку вперед.

Никогда не видел сигма-сатурналис на деле, – подумал Филин. – Не было случая. Вот теперь увидел.

Он еще слышал, как колотится наколотое на булавку сердце, пропуская удары.

Боль отступила, и в ушах запели колокола.