Текст книги "История России в рассказах для детей. XV– XVII века"

Новое состояние России
1480–1498 годы

С того времени, как Россия избавилась от власти жестоких татар, как сделалась она опять независимым государством, все в ней как будто переродилось, все получило другой вид. Имя Иоанна начало греметь еще более, и беспрестанные победы прославили его воинство. Это чувствовали и ливонские рыцари, и литовцы, и казанцы, и те из удельных князей, которые оставались до сих пор независимыми, а теперь должны были покориться самодержавной власти Иоанна.

И чужеземные государи смотрели уже совсем другими глазами на Россию и желали не только дружбы, но даже родства с ее владетелем. Первым выразил это желание господарь молдавский Стефан IV. Он выдал дочь свою Елену в 1488 году за старшего сына государя русского – Иоанна. Этот новый союз был почти столь же полезен для великого князя, как и содружество его с крымским ханом Менгли-Гиреем, всегда верным защитником его от Литвы.

Вскоре после этой свадьбы приехал в Москву в первый раз послом от императора римского Фридерика III[4]4
  Правильно – Фридрих III, германский король и император Священной Римской империи (прим. ред.).


[Закрыть] знатный рыцарь Николай Поппель. Ему поручено было уверить Иоанна в дружеском расположении императора, просить его помощи, если король польский вздумает завоевать Венгрию, принадлежавшую императору, и обещать помощь Иоанну, если поляки нападут на русские владения. Кроме того, послу велено было предложить великому князю выдать его дочь Елену или Феодосию за маркграфа баденского, племянника императора. Иоанн принял посла со всем достоинством государя, равного императору, и, когда Поппель в конце аудиенции сказал, что Фридерик может пожаловать его в короли, Иоанн с благородной гордостью приказал боярам своим так ответить на это предложение: «Государь наш, великий князь, наследовал державу Русскую от Бога и предков своих и ни от кого другого никогда не захочет быть жалованным». На сватовство Иоанн отвечал, что союз с маркграфом не слишком лестен для государя русского, брата древних греческих царей. Однако этот отказ сделан был очень учтиво, так что Поппель, окончив все поручения свои, выехал из Москвы безо всякого неудовольствия, и вслед за ним Иоанн отправил от себя к императору послом грека Траханиота, также с изъявлениями дружбы и богатыми подарками.

Так слух о достоинствах и славе Иоанна доставил ему в римском императоре третьего защитника против Польши и Литвы. Но скоро и сама Литва начала искать союза с ним.

В 1492 году умер Казимир. Старший сын его Алберт[5]5
  Правильно – Ян-Альбрехт (прим. ред.).


[Закрыть] сделался королем польским, а младший, Александр, – великим князем литовским.

Литва, отделясь от Польши, уже не имела столько сил, как прежде, и молодой государь ее, слыша, что со всех сторон собираются на него союзники Иоанна, очень желал помириться с Россией. Ему казалось, что самым лучшим средством к тому было сделаться зятем великого князя. Долго послы его и Иоанновы переезжали из Вильны в Москву и из Москвы в Вильну, прежде чем государь русский решился отдать любимую дочь свою Елену за князя латинской веры. Наконец после многих переговоров он согласился с условием, чтобы Александр никогда не принуждал супругу свою к перемене греческого закона ее.

6 января 1495 года приехало в Москву великое посольство литовское за невестой. Оно состояло из знатнейших князей и панов Александра. Все они отличались великолепным нарядом, множеством слуг, богатыми уборами лошадей. Иоанн еще раз сказал главным послам: напомнить Александру условие о том, чтобы дочь его ни в коем случае не переменяла закона и чтобы у нее была своя придворная греческая церковь. Обнимая в последний раз Елену перед самым отъездом, он вложил ей в руку следующую записку: «Память великой княжне Елене. В церковь латинскую не ходить, а ходить в греческую; из любопытства можешь видеть первую или монастырь латинский, но только один или два раза. Если свекровь твоя будет в Вильне и прикажет тебе идти с собою в церковь, то проводи ее до дверей и скажи учтиво, что идешь в свою церковь». Так набожный Иоанн заботился о том, чтобы милая дочь его не оставила православной, отечественной веры своей.

Литовский народ с неописуемой радостью встречал молодую невесту. Ведь вы помните, милые читатели, что большая часть Литовского государства состояла из русских областей, отнятых у предков наших Гедимином и Витовтом? В них жили русские, терпевшие много притеснений от литовцев. Вот эти-то бедные соотечественники наши всех более радовались, встречая русскую княжну: теперь они могли надеяться, что будет кому попросить за них государя, будет кому защитить их от злых литовцев.

Александр встретил Елену со всем двором своим за три версты от Вильны. Невеста и жених вместе въехали в столицу: он верхом, а она в богато украшенных санях. Великая княжна поехала прямо в греческую церковь и отслужила молебен. Здесь московские боярыни, по старинному обычаю, расплели ей косу, надели на голову кику, или кокошник с покрывалом, осыпали ее хмелем и повели в церковь Святого Станислава, где было венчание. И русские и литовцы долго веселились вместе на богатых пирах этой свадьбы, но не получили от нее тех выгод, каких ожидали. Несогласия между Иоанном и зятем его почти не уменьшились, а через четыре года сделались еще сильнее: Александр вздумал принуждать всех русских подданных своих греческого вероисповедания принимать латинскую веру. Знатнейшие из них князья и вельможи, владевшие большими областями, не желая оставить своей веры, перешли в подданство к Иоанну со всеми принадлежавшими им городами. Иоанн считал долгом вступиться за своих единоверцев, и посланное им войско без труда овладело всей Литовской Россией от нынешних губерний Калужской и Тульской до Киевской.

Так счастье везде было с Иоанном, так успевал он во всех своих желаниях, из которых главнейшим было – дать новую жизнь России. Вы видите, милые читатели, как счастливо это удалось ему! Никто не узнал бы в Иоанново время той России, которая так униженно кланялась Батыю и Узбеку.

Два наследника престола
1498–1505 годы

Иоанн, счастливый почти во всем, был несчастлив только в семействе своем. От первой супруги был у него сын Иоанн, которого для отличия от отца называли Иоанном Молодым. Вы помните, что он женился на молдавской княжне Елене. Этот молодой князь, кроткий и ласковый ко всем, через два года после свадьбы скончался. У него остался маленький сын Димитрий. Иоанн сильно огорчен был этой жестокой потерей, и никто не мог утешить его горести, кроме милого внука, малютки Димитрия. Любовь его к этому ребенку сделалась так велика, что великая княгиня София начала досадовать: у нее были свои дети, и нежной, огорченной матери казалось, что супруг ее менее любит их с тех пор, как родился Димитрий. Она имела и другую причину досадовать на этого мальчика: гордая царевна греческая думала, что старший сын ее Василий имеет больше прав быть наследником отцовского престола, нежели внук. Так думала не она одна, но и многие из приверженных ей бояр. Между тем другие находили, что по всей справедливости престол должен принадлежать Димитрию, сыну прежнего наследника. Мать его княгиня Елена, столь же честолюбивая, как и София, старалась всеми силами поддерживать это мнение. Таким образом, двор разделился, и каждый боярин был или друг, или враг той или другой княгини. Маленькие князья, окруженные каждый своими, росли не любя друг друга.

Иоанн, всегда занятый государственными делами, не мог обращать много внимания на это семейное несогласие и никогда не думал, чтобы оно могло сделаться важным до тех пор, как Василию исполнилось двадцать лет. В это время вдруг доносят ему, что несколько молодых людей, друзей Василия, согласились отравить ядом Димитрия, разграбить княжескую казну и объявить государем своим Василия. Гнев Иоанна был ужасен: всех заговорщиков примерно наказали и приставили стражу даже к Василию, который, вероятно, не знал о намерениях безрассудных друзей своих, потому что был всегда почтителен к отцу. Софию же с того времени государь не хотел видеть, подозревая, что она более всех желала отравить Димитрия, и, чтобы наказать ее самым чувствительным образом, объявил наследником престола внука своего, назначив день его коронования.

Это было первое царское венчание, подробно описанное в нашей истории. Оно происходило в Успенском соборе 4 февраля 1498 года, куда государь сам привел молодого Димитрия. Митрополит и пять епископов встретили их со всем духовенством и отслужили молебен. Посреди церкви сделано было возвышение, на котором стояли три кресла. После молебна Иоанн и митрополит сели, а Димитрий стоял на возвышении. Тогда великий князь сказал: «Отец митрополит! Предки наши, государи русские, давали Великое княжество первым сынам своим, я также благословил им моего старшего, Иоанна. Но по воле Божией его не стало; благословляю теперь внука Димитрия – его сына – при себе и после себя Великим княжеством Владимирским, Московским, Новгородским, и ты, отец мой, дай ему благословение!» Митрополит встал, благословил Димитрия крестом, положил руку на его голову и громко молился, чтобы Бог принял под святое покровительство свое нового государя. После этой молитвы два архимандрита подали венец и бармы Мономаха[6]6
  Бармы вместе с венцом были присланы Мономаху от царей греческих и с того времени употребляются при короновании наших государей.


[Закрыть]. Митрополит, читая подобающие этому случаю молитвы, передал царские утвари в руки Иоанна, который надел то и другое на внука. После этого пели многолетие обоим государям, и митрополит с епископами и всем двором поздравили деда и внука. После обедни повели Димитрия в венце и бармах в Архангельский собор. Там, по старинному обычаю, его осыпали в дверях, в знак богатства и изобилия, золотыми и серебряными деньгами. В тот день был великолепный пир у государя.

Вы, верно, догадаетесь, милые дети, что на этом празднике всех довольнее и всех счастливее была великая княгиня Елена. Она достигла в полной мере своего желания: пятнадцатилетний сын ее – уже государь России, а гордая София вместе с блестящей надеждой своей – прекрасным Василием – окружена стражей и лишена даже радости видеть супруга своего. Но непродолжительным было счастье Елены. Уже в самый день коронования государь был не совсем весел: заметно было, что он грустил о супруге, с которою был двадцать пять лет счастлив, о сыне, рождение которого всегда казалось ему особенной милостью Бога, ниспосланной на молитвы его. Приверженцы Димитрия догадывались о настроении Иоанна и, боясь перемены, не смели слишком радоваться своему счастью. Прошел год – и эта страшная для них перемена совершилась: Иоанн узнал, что доносы на Софию и Василия были несправедливы, и со всею строгостью осудил и казнил за то знатнейших вельмож, друзей великой княгини Елены.

Через шесть недель после этого суда Иоанн объявил Василия великим князем Новгорода и Пскова, а через три года – наследником всероссийского престола. В тот же день отдано было приказание приставить к Димитрию и матери его стражу. Итак, этот несчастный молодой князь, кроткий и добрый, как отец его, невиновный в честолюбивых намерениях матери, для того только с такой пышностью венчался на престол, чтобы еще острее почувствовать свои беды. Елена скончалась от горя и тоски через два года после своего заключения, а сын ее жил еще несколько лет и умер уже в княжение своего соперника Василия.

Эти семейные огорчения повлияли на здоровье Иоанна, особенно когда скончалась супруга его, княгиня София. Он заметно ослабевал, но все-таки не переставал неутомимо заниматься своими обязанностями. Напрасно зять его, литовский князь Александр, сделавшийся после смерти брата Алберта и королем польским и все еще не помирившийся с тестем, вздумал воспользоваться его болезнью и прислал в Москву послов требовать возвращения городов, завоеванных Иоанном у Литвы. Иоанн, для которого слава России была дороже даже спокойствия милой дочери, страдавшей от несогласия отца с супругом, не хотел и слышать о требованиях Александра. Он гордо сказал послам его: «Великий князь русский никому не отдает своего. Для истинного, прочного мира Александр должен уступить мне и Смоленск и Киев, также принадлежавшие некогда России». После этого король польский удостоверился в невозможности помириться с Иоанном так, как ему хотелось, а должен был сделать это так, как хотелось великому князю.

Таким образом, Иоанн до конца жизни своей заботился о счастье отечества нашего и даже в день смерти своей отдавал приказания и говорил о делах государственных. Этот горестный для России день был 27 октября 1505 года.

История назвала Иоанна Великим. Обдумав все сделанное этим знаменитым государем, мы должны согласиться, что такое название справедливо. Не одними победами он заслужил его: зная, что счастье народа не заключается в одной славе его, Иоанн более думал о хорошем управлении своими подданными, нежели о распространении своих владений. Он приказал собрать все законы и грамоты прежних князей, рассмотрел, исправил и издал их под названием «Уложения»; лучше устроил войско; завел городскую исправу, или полицию, почту, почтовые дворы, где всем проезжим давали не только лошадей, но даже пищу, если на то был приказ государев; велел исправлять дороги; не терпел нетрезвости. Одним словом, Иоанн заботился обо всех своих подданных как нежный, благоразумный отец, и за то самые отдаленные потомки их должны чувствовать вечную благодарность к этому великому государю, к этому незабвенному освободителю России от власти варваров, 250 лет ее угнетавших.

Таблица XXXVII

Семейство великого князя Иоанна III Васильевича

Покорение Пскова и окончательное уничтожение уделов
1505–1523 годы

Василий Иоаннович, сделавшись наследником знаменитого отца своего, старался во всем подражать ему, и хотя он не имел от природы великих способностей его, но усердные старания никогда не остаются напрасными: история называет Василия IV достойным сыном Иоанна III.

Первое важное дело его, о котором надобно рассказать читателям, было покорение Пскова. Вы знаете, что во Пскове было такое же народное правление, как и в Новгороде. Он назывался даже братом его, прежде младшим, а потом, за оказанные услуги Новгороду, равным. Законы, вече, посадники – одним словом, все учреждения псковитян были такие же, как у новгородцев. Псковитяне отличались только тем от братьев своих, что не были так горды, дерзки, своевольны, и за то долее их наслаждались своею свободой. Иоанн III хотя и посылал к ним своих наместников, но приказывал управлять ими не иначе как по их собственным законам. Итак, к досаде новгородцев, во Пскове все еще раздавался звон вечевого колокола и жители все еще сходились на шумные собрания свои. Но это было недолго: на одном из таких собраний земледельцы объявили, что не хотят платить дани. Их хотели принудить к тому силою, и при этом все перессорились так, что наместник должен был прибегнуть к великому князю.

Василий, видя явное доказательство того, какие несчастья терпит народ от излишней свободы, которой не умеет пользоваться, решил навсегда уничтожить ее во Пскове, как отец его уничтожил ее в Новгороде.

Это было в январе 1510 года. Молодой государь, недовольный псковитянами, поехал разбирать ссоры их не во Псков, а в Новгород, куда приехало к нему многочисленное посольство псковское, состоявшее из семидесяти знатнейших бояр. Разбирательство кончилось тем, что всех их посадили под стражу и объявили, что великий князь, недовольный дерзостью их против наместника его и несправедливостью против народа, требует, чтобы они уничтожили свое вече и приняли государевых наместников не только во Пскове, но и во все города свои. В таком случае он простит их и приедет к ним помолиться Святой Троице[7]7
  Во Пскове главною церковью был собор Святой Троицы. Он существует и теперь.


[Закрыть].

Псковские бояре, чувствуя вину свою и не надеясь иметь столько сил, чтобы противиться великому князю, с горестью согласились исполнить волю его и писали во Псков, прося весь народ сделать то же.

Такая просьба привела в ужасное уныние Псков: вольные люди (как называли себя псковитяне), узнав о согласии первых бояр своих, лишились всякой надежды сохранить свободу и на другой день с неописуемой печалью, с горькими слезами сошлись в последний раз на звук своего колокола и объявили послу великокняжескому, что покоряются воле государя.

Посол в тот же день отправился к великому князю, который вскоре приехал во Псков, учредил в нем совсем новый порядок, определил новых чиновников, принял присягу в верности всех жителей, заложил новую церковь во имя святой Ксении[8]8
  Память святой Ксении праздновалась в тот день, когда уничтожилась вольность Пскова.


[Закрыть], отправил триста семейств знатных псковитян в Москву и на место их велел перевести туда столько же из других городов и, устроив все, уехал через месяц в столицу. Вскоре после отъезда его повезли туда же и вечевой колокол псковитян, которые, чувствуя пользу нового правления, уже менее жалели о нем, нежели в ту минуту, когда спускали его с колокольни.

В то самое время, как Василий занимался делами Пскова, на него собирались враги с двух сторон. Первые были литовцы, эти всегдашние неприятели нашего отечества, вторые – крымцы. Помня доброго Менгли-Гирея, верного союзника Иоанна III, вы, конечно, удивляетесь, милые читатели, что подданные его вдруг вздумали ссориться с русскими. Но в этом виноваты также литовцы. Князя их Александра уже давно не было на свете. Наследником Литвы и Польши был брат его Сигизмунд, который еще более Александра вредил России. Он-то и поссорил нас с Менгли-Гиреем или, лучше сказать, с молодыми и смелыми сыновьями его Ахматом и Бурнашем Гиреями, которые по своей воле управляли старым отцом своим: он был уже так слаб и дряхл, что никто не узнавал в нем прежнего храброго, умного и благородного Менгли-Гирея. Сигизмунд обещал им платить каждый год по 15 тысяч червонцев, если они нападут вместе с ним на наши области. Молодые царевичи согласились на это предложение и исполнили желание Сигизмунда, который имел причину сердиться на великого князя: Василий милостиво принял к себе одного из знаменитейших вельмож литовских, изменившего королю своему, – князя Михаила Глинского с братьями и не только отказался выдать их Сигизмунду, но даже дал им у себя целые города в поместья. Вот эти Глинские – и особенно Михаил – много помогали великому князю в войне с Сигизмундом: кроме того, что с ними выехало в Россию много панов и дворян литовских, они нанимали искусных воинов для Василия даже в Богемии и Германии, и с этою помощью война шла так счастливо для великого князя, что ему удалось возвратить в свое владение Смоленск, бывший 110 лет под властью Литвы.

Вы не можете представить себе, как обрадовались жители Смоленска тому, что присоединились опять к старинному своему отечеству! Хотя в течение 100 лет они поневоле уже переняли многое у своих завоевателей, но все еще твердо помнили, что они русские, и любили Россию, как милую мать, с которой литовцы разлучили их. Эта любовь не менее Михаила Глинского помогла Василию овладеть Смоленском. Михаил же показывал такое усердие недаром: он думал, что великий князь из благодарности к его заслугам сделает его владетельным князем Смоленска, но ошибся. Великий князь не любил Михаила и не согласился отдать ему этот город. Да и как можно было отдать? Если уж он изменил отечеству, то России мог бы изменить еще скорее. Так и сделалось. Обманувшись в своих ожиданиях, он тотчас перешел опять на сторону Сигизмунда и наделал бы много хлопот, если бы воеводы наши не поймали его. По приказанию Василия его сковали и отвезли в Москву.

Между тем в 1515 году умер Менгли-Гирей. Сын и наследник его Магмет-Гирей[9]9
  Т. е. Мухаммед-Гирей (прим. ред.).


[Закрыть], не имевший никаких достоинств отца, попеременно был союзником то русского, то литовского государя, смотря по тому, кто из них более давал ему денег. Однажды Магмет, получив от Сигизмунда огромную сумму, ворвался со своими крымцами в Россию и едва было не напомнил ей времена Батыя и Тохтамыша.

Наконец вот что несколько усмирило крымского хана: услышав, что в Москву приехал посол из Константинополя и привез великому князю ласковое письмо от знаменитого и страшного для всей Европы турецкого султана Солимана, Магмет-Гирей испугался, чтобы он не вступился за русских, и на некоторое время отложил свои нападения на наши области.

Сигизмунд также боялся соседа своего, опасного Солимана, и, уже не споря о Смоленске, заключил с великим князем мир на пять лет.

Пользуясь этим спокойствием, Василий Иоаннович спешил исполнить намерение великого отца своего и свое собственное – окончательно уничтожить уделы. Правда, их оставалось уже очень немного: главным было Рязанское княжество, другое – Северское. Молодой рязанский князь Иоанн первый подал повод Василию исполнить это намерение: он так подружился с дерзким ханом Магметом, что хотел жениться на его дочери и объявить себя совсем независимым от великого князя. Государь узнал это и счел долгом своим наказать замыслы, вредные для отечества: Рязань была взята в совершенное владение великого князя, а Иоанн посажен в темницу, откуда убежал в Литву и там скончался.

Окончив безо всякого кровопролития покорение важного Рязанского княжества, более 400 лет бывшего отдельным и независимым, Василий еще легче присоединил к своей короне Северское. Князем его был Василий Шемякин, внук того Димитрия Шемяки, которого вы, верно, помните. Будучи смел, горд, непримирим, он напоминал собою деда своего и много беспокоил великого князя; несколько раз Василий подозревал его в дружбе с Литвою и наконец в 1523 году открыл переписку его с Сигизмундом. Князь Шемякин был заключен в темницу, где и умер.

Так навсегда кончились уделы в России, так соединились все разделенные части ее в одно целое; так это прекрасное целое стало зависеть уже не от мелочных требований нескольких владетелей, но от высокой, самодержавной и неизменной воли одного государя.