Текст книги "Глобус Билла. Вторая книга. Корабль Глобус"

– Ты имеешь в виду своего невенценосного брата? Нет.

Билл так обильно удивился, что это могло быть воспринято как оскорбление.

– Почему ты решил, что я про него… я, может быть, совсем даже и не про… вы прямо все помешались на Энкиду.

Он метнул косой взгляд на Шанни. Та, кажется, хотела что-то спросить, но передумала, рассматривая поднятый к свету клубок.

– Но и гражданин с отечеством могут встретиться.

Билл неприкрыто и беззастенчиво содрогнулся.

– В этом случае, я на стороне гражданина. Но, конечно, всяко может статься…

– Я, откровенно говоря, имел в виду встречу на равных условиях.

Билл указал на него пальцем. (Шанни вернула клубок Энкиду, который теперь, очевидно, считался его собственностью.)

– И это говорит тот, кто ведёт Глобус. Ты и всепожирающей туманности так скажешь?

Ас рассердился.

– Билл, я позову тебя, когда мы будем пролетать мимо самого высокого в галактике вулкана.

– Возможно, я его смогу переубедить?

– А где это? – Энкиду удивительно мило подмигнул Шанни, играя клубком.

– На одной маленькой планете… довольно скоро. К слову, завтра входим в пространство, уводящее от Нибиру. Точка невозврата, как на ладони.

По настоянию Шанни, сказавшей, что Биллу надо подготовиться к дежурству, с оттяжечкой поднялись и сердечно распрощались. Растение у входа в библиотеку чувствовало себя превосходно. Энкиду потрогал связку листьев.

– Ну, как?

– Будто огонёк затаившийся.

Когда в одиннадцатом часу Бильга сир Баст отправился на своё первое дежурство и вошёл в рубку сноровистым шагом, сразу принявшись шумно и весело обустраиваться на всенощное бдение, его в качестве бонуса ждала трогательная заставка.

Едва он рухнул за пульт и грозно заскрипел креслом, привыкшим к дисциплинированным джеггинсам командира, из дежурки, неслышно приоткрыв дверь, вышел Ас с прижатой подбородком подушкой.

Билл оживился и, наклоняясь, чтобы поправить что-то, воскликнул:

– Ага, вот и Кристофер Робин куда-то пошёл. А где твой плюшевый медвежонок?

Он выпрямился, и максимально откинувшись в кресле, сложил руки на животе.

Ас без нажима ответил:

– Я заберу другое.

Они померялись взглядами. Билл взорвался:

– Нет, ты что, ты что хочешь…

Ас протянул руку, продолжая удерживать подушку прежним манером.

– Давай сюда. Иначе вмиг вылетишь.

Билл сел как поднятая на рычаге шпала.

– Не знаю, о чём сыр-бор. – Твёрдо заявил он. – Ты и в самом деле нуждаешься в отдыхе. Шанни была права насчёт кофе.

– Билл, а, ну, отдавай… или я…

Билл ахнул.

– Похоже, обыски стали обычным делом в этом доме. Нибиру в наших сердцах.

Ас сдавил подушку в объятиях:

– Если ты стесняешься, я могу позвать леди Шанни.

Билл подумал:

– Да, у неё здорово получается.

Некоторое время они смотрели друг на друга, и в глазах плясал смех.

Ас простёр руку. Билл, вздохнув, покопошился под клавиатурой и вытащил бутылку. Ас выдернул её и спрятал под подушку.

– Вон оно как… – протянул Билл. – Завтра подниму вопрос насчёт того, хороший ли ты мальчик.

Ас, уходя, откликнулся:

– Я выходной, имею право.

– На что, позволь узнать?

Ас обернулся.

– На всё.

В Гостиной, куда Ас перенёс свою сегодняшнюю неожиданно свободную ночь, имелось всё для того, чтобы провести её с пользой для здоровья и чувства прекрасного.

Портреты – страшноватые, если честно, как всё старьё… если они передают личики точно, то кто же это?

Пианино… музыка… звуки. Прекрасно.

Из всего этого Ас выбрал диван и в самом деле удобный.

Бросив подушку и тщательно закопав под неё изъятую контрабанду – Ас знал толк в армейской дисциплине – он сел и, вытянув длинные ноги, поднял брошенный пульт от старого Мегамира.

Конструкция оного была упрощена до предела и тем гениальна. Иногда старые технологии переживают новые, как в легенде про подводную лодку, спасшую в своём чреве горстку людей во время потопа. Механические наручные часы исправно работали, когда ноутбуки пассажиров, исчерпав свои аккумуляторы, оставили своим владельцам много времени для того, чтобы вовремя заводить часы.

А это был почти что раритет. Твёрдые Мегамиры изобрели на Эриду, в предпоследний век этой курьёзной культуры.

Под диваном стояла коробка из-под обуви с набором старинных дисков с не менее старинными фильмами.

Ас потрогал корешки кончиками пальцев и вытащил один, совершенно не глядя. Сунул было в Мегамир, но оказалось, что там уже есть диск. Ас без малейших переживаний покорился этой случайности.

Действие раскручивалось, но Ас мало обращал внимания на экранную жизнь. Он устроил затылок на диванной спинке, ноги скрестил. На длинном правильном лице медленно разошлись, как мосты, брови, весь день как индикатор напоминавшие о внутреннем напряжении спокойного с виду командира.

Не слушая диалогов, он поплыл по волнам собственных мыслей, которые, впрочем, подверг тщательному отбору. За шлагбаум не были выпущены многие из них.

Ему следовало – коль уж выпала такая возможность – по-настоящему отдохнуть. Вечные бездельники и не подозревают, какое изощрённое наслаждение приносят тем, кто не даёт себе спуску, такие редкие высадки на остров ничегонеделания.

В этом есть даже что-то неприличное. Но ради справедливости – таким, как командир, также неизвестны чувства и ощущения бездельников, в кои-то веки пустившихся во все тяжкие.

Всяк опыт ценен. Бездельники и командиры не имеют друг перед другом преимуществ.

Но вернёмся к упомянутому неприличию. Чтобы вы не испугались, что эта реплика была брошена случайно.

Александр шевелился на своём ложе праздности, как самолёт, который передвигают за веревочку на летнюю квартиру. Глаза его под восковыми скорлупками кожи двигались скоро – Ас, впрочем, не спал.

Ему вспоминался – по его желанию и под руководством внутреннего голоса – спецкурс, который он прошёл года два назад в плане текущей промывки мозгов. Спецкурс посвящался распознаванию обмана и самообмана. Ас был не вполне доволен результатами. Его куратор – большой и пухлый старик, которого еле удерживала форма устарелого образца – провёл с ним беседу по окончании лекций и тестов.

С архаической улыбкой на лице, хранящем под слоем дряблого жира волевые очертания костяка, куратор обошёлся без пространного анализа, просто придвинул Асу по столу, смяв угол карты, листок с данными. Ас просмотрел и сказал:

– Застрелиться?

Старик дробно рассмеялся и невнимательно оглядел офицера, присевшего по его просьбе напротив. Ас обратил внимание, что карта старая, с прежними госграницами Нибиру, захватывающими в красную каёмочку не более ста квадратных звёздных километров. То есть, карта была запрещённая. Видать, старик на особом счету, потому как другому такая рассеянность и любовь к раритетам обошлись бы дорого.

– Да нет… – Прогудел старик.

Ему нравился Ас. Да и как мог не нравиться такой бравый офицер, молодой, но с манерами чуть старомодными – ледяная вежливость и всё прочее?

– Но тут написано: шесть из десяти в первом случае…

– И девять из десяти во втором. – Подхватил куратор и со стариковским милым лукавством вытянул толстую руку, постучал пухлым пальцем по листку.

Ас смолчал. Старик был слишком хорош. Он и раньше про него слышал, но встретился впервые. Его заслуги перед Отечеством не имели срока давности, и, как говорят, он трижды уходил в отставку и уезжал даже в своё имение и трижды его слёзно возвращали, всякий раз с повышением.

Письмецо с новым титулом в адресе вручалось ему неизменно в садочке, где он пребывал в почти райском состоянии, по его собственному выражению. Под вишнею, любимым его деревцем, огромный и растолстевший, в белой рубахе и опирающийся на клюку, он с беззлобным подтруниванием ожидал бредущего к нему офицерчика и непременно сначала почти насильственно угощал его и в самом деле очень вкусным домашним напитком.

Отказ не принимался.

Засим он вздыхал, говорил каждый раз про штаны и, похлопав посланца по прогнувшемуся от почтения погону, отпускал с устным согласием.

Однажды в течение довольно длительного срока он был в немилости. Потом немилость закончилась.

Ас всё это знал. Обаяние дряхлого экс-командующего времён засекреченных волнений в поселении строгого режима на Спутнике и его не вполне определённая роль в этом восстании – он же его подавлял, так? – обаяние это начинало неуловимо, но необратимо воздействовать на Аса.

Бросив взгляд на карту, он решил скромно молчать. Почему его вызвали для отдельного разговора? Всем остальным результаты отдали в запечатанных конвертах, да и курс был вроде как довеском к учениям, проходившим недавно, на которых Ас получил повышение за инициативу и, как сказали при вручении удостоверения – истинно военный ум.

Или его данные по распознаванию обмана и самообмана из рук вон плохи? И с ним, таким перспективным, но неожиданно облажавшимся на пустяке, решили, как с ценным кадром, поработать отдельно?

А, может, и карта с неправильными границами – обыкновенная провокация?

– Мне ваши результаты нравятся. – Будто карту с козырем выбросил толстяк.

– Командованию не нравятся. – Твёрдо сказал Ас, принимая предложенный светский тон разговора.

Старик это понял и оценил, что недотрога и чистоплюй слегка подтаял.

– Сир, – молвил он с преувеличенной грубоватостью, – какое вам дело до нескольких штабников, которые вместо вас в самолёт не сядут и не полетят бить в воздухе чёртовых северонибирийцев?

Он вздохнул, причём, вздох перерос в хриплый протяжный кашель.

– А вот они без вас не обойдутся. Никак. Понятное дело, парней с педикюром в сапогах это слегка беспокоит. Вас, понимаешь, на перевоспитание не отправишь. Даже квантового физика можно отправить, а вас нет.

И он отчеканил:

– Не-при-лич-но.

Ас сообразил, что против него состряпано, очевидно, нечто более серьёзное, чем он предполагал. И это после его блестящих – он и сам это знал, он умел обойтись без опасной скромности – талантливых вылетов на учениях, после того, как его методика выхода из штопора и другие были запатентованы министерством!

Но тут же понял, что одного слова этого слабого старого нибирийца будет довольно, чтобы скормить состряпанное самим недоброжелателям. И тогда пряное чувство чести, присущее ему от рождения, обожгло его. Он резко встал.

– Ваше высокоблагородие, разговор мне непонятен. Если я в чём-то провинился, отвечу. Если нет…

Он помолчал и выпалил:

– Какого чёрта?

Он замер. Прохладная его обычно кровь согрелась от гнева. Старик не вздрогнул, не изменился в лице. Его непроницаемое бледное лицо вдруг опечалилось. Он кивнул и сказал надтреснутым голосом:

– Вы свободны, господин офицер.

Ас отдал честь и совершил разворот. В спину старик сказал:

– Берегите себя, голубчик. Помните о своих результатах.

Ас вышел. Он знал, что всё сделал правильно и в конце ещё больше понравился старику.

Он прокрутил в памяти этот разговор, не имевший ровно никаких последствий для него, и стал вспоминать содержание заданий и тестов. Это его совершенно успокоило.

Но всё-таки он был тот, кого расслабить можно пусть до глубокого, но предела. Пришёл момент, и командир открыл глаза, посмотрел на дверь… окно Мегамира своим чередом сменяло кадры. Краем глаза командир отметил, что цвет пейзажей мягкий, чуть размытый, а фигуры двигаются быстро, как вампиры.

Он сунул руку под подушку. Под развивающиеся крещендо события на экране, Ас снова задумался, на сей раз подняв шлагбаум.

Та лёгкость, – или если уж искать слова – непринуждённость, с которой Билл принял вторжение в свою жизнь брата и новую участь, ни на секунду не обманули этого остроглазого, с тёмными волосами не военной длины.

Билл не просто так согласился с тем, что записи в книгах неба были переписаны.

Командир думал долго и целенаправленно.

Посреди размышлений вклинилась фраза из фильма, не почтённого вниманием командира. Ас засёк её краем вечно бодрствующего третьего, что ли, «я». Фраза была бойкая, и Ас приподнял подбородок и приоткрыл сомкнутые размышлениями глаза.

Он решил последить за картинками, сменяющими друг друга без задержек, что уже хорошо – быстрее соображаешь. История была про золото, как его украли. В фильме имелись – река, видения и всадники. Ас обратил внимание, что всадники держатся за поводья одной рукой. Все до единого. Вторая была либо на поясе – вроде подбоченился или на полях шляпы – Ас усмехнулся, – или просто свисала вдоль торса, небрежно лаская воздух кончиками пальцев.

Ас вспомнил, что ему говорили, будто Билл неплох в седле. Что, вполне вероятно, учитывая, с кем он провёл детство.

Ас сел ровнее и открутил фильм на пораньше, потом выпустил контрабанду, зажав её в коленях, провёл пультом по линии жизни фильма к началу событий. Вернулся к фразе и прослушал её, вникая в детали эпизода.

У него создалось впечатление, что из фильма удалён кусок, и, быть может, не один. Рассмотрев начало под бой часов, он снова ускорил события, и так ускоренные сюжетом.

Помимо прочих дробных, зацепивших его память реплик и движений, он не мог отделаться от ощущения, что фильм многократно смотрели. Дело было даже не в том, что диск использовался чрезмерное число раз, да и вообще был повреждён. Сам фильм, казалось, переполнился чьим-то посторонним вниманием, просто чувствовалось, как киношки касались взглядами, и очень заинтересованными. Кто-то когда-то и не раз считывал происходящее с живейшим напряжением. Вздохи и хлопотливые перемещения, прямо-таки дыхание постороннего пропитали экран. Слышался шепоток и ёрзанье, и щелчки пульта, гонявшие события туда-сюда.

Вмешиваясь таким божественным образом в жизни, созданные актёрами, неведомый зритель сам впечатался в призрачный мир почти уловимой тенью. Чей-то зеркальный силуэт возникал за широкими плечами героев.

Ас так и не смог установить, аннунаки играли в этом кино или их человеческие потомки.

Увлечённый неожиданно, он крутанул охотно подчинившуюся реальность и опять провёл персонажей сквозь ряд прозрений и подозрений. Не сказать, что это было приятно. Ас был не из тех лётчиков, которые отыскивают свой гороскоп и вечно находятся в поисках предзнаменований.

Тем более, что здесь, пожалуй, речь могла идти о воспоминаниях, но чьих?

Ас, как склонное к трезвому осмыслению реальности военнообязанное лицо, самокритически глянул на бутылку, поставленную им аккуратно возле дивана. Неужели? Он мотать головой не стал, но коснулся лба чужим жестом. Ему не хотелось, чтобы повторилась та объективно необъяснимая боль, которая раздражала его вот уже несколько дней, возвращаясь, как рецидивист, не охочий до воли.

Вчера у него даже возникло ощущение, что она торопится к нему в голову, как пущенный камень или лиса-пролаза в курятник.

Ещё не хватало стать тут жалким ипохондриком. Не подкинуть ли это словечко Биллу, чтобы его озадачить?

Но, к его облегчению, в голове властвовала тишь, и кровь пульсировала в нужном и привычном ритме, чуть умягчённом принятием контрабандного и, к слову, слабого напитка.

Нет, дело не в алкоголе, утешил себя командир, и это его рассмешило – так все алкоголики говорят. Уровень субстанции в бутылке понизился ненамного.

Он снова стал смотреть кино, всё больше интеллектуально возбуждаясь из-за своего шпионажа внутри плоского мира.

Лес, потом горы, потом река. Ас шевелил губами, подсчитывая все экзотические мысли, которые у него появлялись.

Содержание было одиозным для нибирийца, знающего историю не по школьному курсу. Здесь в аллегорической форме речь шла об ограблении Эриду, хотя автор вроде бы не ставил такой задачи.

Пейзаж – Ас внезапно осознал, что видит лес, горы и реку на чужой планете – казался гармоничным и отражал мысли и чувства героев.

Духовное послание, очевидно, заключалось в простой и ясной мысли…

Ас нагнулся, порылся в коробке из-под обуви, чтобы отыскать футляр, где помещался вставленный кем-то в Мегамир фильм. Но пустых футляров не нашёл.

Когда он был снят?

Судя по реалиям жизни – в слаботехнологическую эпоху… но многое – шутки и показ действительности намекали, что фильм исторический, и в нём потомки осмысливали более ранние события, щёлкая пультом по десятилетиям.

История Эриду не могла быть знакома Асу – так, кое-что в общих чертах. Но это не имело значения – короткая, а с точки зрения нибирийца, просто мгновенная история второй великой расы мало чем отличалась от теряющейся в миллиардах ярролет летописи Родины.

Да помилуйте, господа… война… национализация… и насилие.

Насилие, изображённое изящно и непринуждённо, по всем правилам хорошего тона… в этой художественной реальности властвовало нравственное начало: всякое зло наказывалось через определённое количество минут, так что зритель не успевал разувериться в силах света.

Всё это не было новостью для соотечественника. Вот, значит, как…

Он вглядывался в лица героев. Поди пойми, кто они.

Он заметил для себя, что фильм сугубо мужской. Белая богиня присутствовала на обочине в образе недостижимой мирной жизни. Светлые волосы и синие глаза мелькнули обезличенно только раз.

Всё остальное было, как сказано – кони, крики и вечное мужественное, показанное щедро в лучших и худших проявлениях.

Шанни читала в Спальне. Опираясь на локоть, она заглядывала в книгу, надеясь найти там что-то между строчек, как эти идиоты, забавлявшиеся с лживой газетной статьёй. Книга-то лжива не была, наверное.

Голос и дыхание. Она вздрогнула, ей показалось, что из книги еле слышно донеслась внятная фраза.

«Меня сегодня возьмут и расстреляют, а мне ещё правду узнать надо.»

И увидела, что дверь в её комнату приоткрылась. Погасив свет, она вышла в коридорчик между комнатами и, подкравшись, остановилась перед закрытой дверью в Гостиную. Под дверью еле приметно мерцал голубой огонь – наверное, включён тот старый Мегамир. Приглушенный Асом из деликатности звук всё-таки был слышен.

Ей почудился винный запашок, но она себя одёрнула. Не всё же время они будут… к тому же, он – не на шутку ответственный, как и она сама.

Она преспокойно подслушивала некоторое время. Вернулась в свою комнату и, присев на кровать, взяла книгу – открыла на закладке.

Фраза, на которую она наткнулась в библиотеке, уже была отмечена ею. Как странно… Ощущение чьего-то вмешательства вновь посетило её.

Звук в библиотеке её не испугал. Она поняла, что это раскатились бильярдные шары. Виной всем этим странностям движение корабля.

Но она знала, что это ерунда. Синергетическое движение гарантирует абсолютный покой.

Или они опять врезались в какой-нибудь старый спутник?

Шанни очень захотелось опять подкрасться и посмотреть, что там вечное командирское… но она никак не могла оправдать это действие и воздержалась. Кроме того, ужасно спать захотелось, спать…

А если бы подкралась, то увидела бы в щели приоткрытой двери то, что её испугало бы или возмутило. В общем, без вскрика не обошлось бы. Увидела бы она глаз – серый, ясный и чуть замутнённый стыдом за подглядывание, ибо и командир не мог найти себе оправдания.

То есть… что это я. Оправдание у него было, конечно. Тем не менее, усилив звук реки, по которой с яростными криками сплавлялись герои, Александр поднялся с удобного дивана таким движением, что залюбуешься. И если Билл прав, и у них на борту этого подозрительного, кем-то обжитого корабля кто-то есть из мира, отделённого незримой стеною, то, и впрямь, залюбовался…

Волчьим шагом он приблизился к двери, но не ограничился этим, а вышел в коридорчик, и крепкими пальцами взявшись за ручку, отодвинул без малейшего предательства со стороны дверных петель, дверь – заглянул.

Потом ушёл, пятясь, и унося в памяти всё подряд – и книгу тоже. Спустя четверть часа командир под приглушённый смех спал. Он только присел, переживая приключение, которое сам себе навязал, только потянулся к воротнику и загрёб его в горсть, и – заснул. Смех раздавался из Мегамира, конечно. Потом было ещё что-то…

Всё же, каким бы уверенным в себе он не был, его собственный поступок у двери смутил его и выбил из колеи. Кроме того, пока он подглядывал, сосредоточив все усилия на беззвучии и на проклятой двери, был пропущен какой-то момент. Может быть, и не столь важный.

Огонёк на тёмной стороне Глобуса как-то переменился… ослабел, но так, будто набирал силу.

3. Забавное поведение кухонной утвари

Билл встал поздно и тяжкой поступью ожившей каменной статуи больших размеров, с силою трогая себя везде, в перекошенной пижаме направился на кухню. Его не разбудили, и он гневался. Волосы его – всей густотой и мощью нечесаных миллиардов твёрдых волосков – стояли дыбом от обиды на весь мир, а по причине недоступности оного, на экипаж Глобуса.

– Меня бросили… – Сказал он себе. – Никто меня не разбудил.

Полный праведного гнева, он и не подумал, что друзья позаботились о нём и не решились тревожить после довольно серьёзного испытания ночным дежурством.

Ас был так деликатен, что за ранним завтраком, ради которого он на семь минут сбежал вниз из рубки, не разжился ни единой шуточкой и заочно очень похвалил Билла за боевой настрой и скромность. Об изъятой бутылке, разумеется, ни словом не помянул.

Ну, это-то, правда, не такое уж достижение. Мы помним, что, ограбив Билла, комр вовсе не отнёс контрабанду назад в буфет. Но – не будем мелочными. Ведь не мелочен же командир Глобуса, летевшего теперь вольно и весело.

Кораблик как рыба в воде чувствовал себя в черноте и пустоте.

Зеленоватое его тело, самой нежной и точной формы, которую когда-либо одобряла Вселенная, крутилось вокруг своей оси, одновременно двигаясь в указанном на карте направлении. Глобус мог бы обойтись и без этих планетарных штучек, издавна заведённых в компании ему подобных, мог бы лететь, как пущенный камень – но зачем это мирным путешественникам, не особенно торопящимся достичь цели?

Они быстро и со всем возможным комфортом, не забыв о салфетках и подставках для горячего, перекусили. Энкиду собрал и завернул долю Билла, а Шанни вдобавок накрыла тарелку прозрачным колпаком. Кофе ему заварили и разошлись каждый по своим делам. Сегодня Шанни не стала пользоваться данным ей командиром разрешением и пока не отправила Энкиду с заданием.

Сама же не позволила себе прохлаждаться с найденной книгой, а занялась всякими мелочами – подмела пол в кухне, прикинула, сколько картошки придётся чистить на обед (плюс дипломатические колебания относительно того, кого следует задействовать… быть может, Билл всё-таки продерёт глаза?), собрала бельё для стирки (милое смущение Энкиду, который сунул что-то в корзину, пока она отвернулась).

К командиру она не посмела обратиться с такими требованиями, просто поставила под диван в Гостиной корзину, рассудив, что военный, охочий до чистоты нибириец, церемониться не будет.

Энкиду вслед предложил ей услуги по части общения со стиральной машиной, но Шанни сказала, что в этом нет нужды, спасибо – она умеет немножко обращаться с простыми механизмами.

Она как раз нажала на последнюю кнопку, когда услышала над головой шлёпающие шаги, которые никак не были похожи на звуки, издаваемые привидением, и сразу же – яростный громовой голос Билла.

Она улыбнулась и, глянув на весело закрутившееся в барабане бельё, помчалась утешать разъярённого леану, выяснившего, что все всё съели и ушли, оставив его в одиночестве.

Она поспела вовремя. Энкиду, силой подавляя улыбку, лежал на своей кровати, соблазнительно почёсывая колено, а громадная спина Билла в полосочку грозно заграждала вход. На успокоительный голос Шанни Билл обернулся со свирепым видом.

Мысль, что он предстал перед красоткой и умницей в самом невыгодном свете ему, разумеется, не пришла.

Он потуже затянул халат и с сиротливым видом угрюмо поплёлся на кухню за тоненькой Шанни, ведущей его, как на веревочке, обещаниями горячего кофе и уважительными похвалами в адрес его длинного дежурства, которое на пороге кухни уже превратилось в «практически героическое терпение».

На кухне Билл упал на стул и, как заметил позднее нехороший Ас, «не приходя в сознание», сожрал свой завтрак и высосал целый термос кофе, не переставая ворчать, впрочем, уже вполне невнятно и всё менее сердито по мере поступления калорий.

Он честно продежурил до шести утра, не сомкнув – по его выражению – очей. Сурово был встречен Ас, пришедший сменить его, а вид комра – свежего, во всей силе идеальной мужской военнообязанной красоты, причёсанного и пахнущего кофием слегка и сдержанно – вовсе расстроил бледного развалившегося в кресле с ногами на клавиатуре дежурного. Окно было полно пустотой и мраком.

После еды и при виде нежного лица напротив, освещённого глазами и волосами, Билл начал приходить в себя. Он сменил гнев на некоторую милость и расспросил, что да как. Несколько раз он пытался снова разозлиться, но Шанни ловко пододвигала по столу хлебницу с кексиками.

Билл разговорился и, судя по всему, простил домашних, запрятав этот случай в темницу своей души до тех времён, когда можно будет его вытащить и, встряхнув-освежив, использовать, а может, при случае и отомстить. Он позволил Шанни улизнуть, а сам после размышлений решил причесаться, что ли.

Ас, не отрываясь, жалил взглядом клавиатуру своего лётного музыкального инструмента:

– Всё. Граница позади.

– Даже не почувствовал. – Быстро сообщил Билл и прежде, чем Ас успел принять меры к самозащите, принялся делиться ощущениями, сплошь физиологического характера.

– Если они и владеют новым открытием… – Напомнил Энкиду. – То они его не использовали.

Ас невольно испытал в его адрес благодарность.

– Глобус можно вычеркнуть и забыть о нём. – Отчеканил он. – Самые упорные патриоты в управлении полётом должны были это сделать.

Вот она стена Большого Квадрата, спровоцировавшего глупые шутки во время Первого Ужина. Материал, из которого она построена, самый остроумный и доступный – пустота и мрак, укреплённый гвоздями звёзд.

Всё.

Вот он…

– Вот он…

Бирюзовая точка на зачернённом холсте. Пальцы потянулись к движущемуся предмету в глубине карты. Планеты и астероиды… один, кажется, с несколькими хвостами.

Пальцы легко прошли над ним в мармеладной густоте небес и прижали шарик. Он тут же выскользнул и полетел дальше, мимо каменного браслета. Смех над картой сопровождал полёт.

– Вот он…

И снова рука протянулась.

А здесь в комнатах Глобуса, в потеплевшей рубке – (система смилостивилась), Билл въедливо воскликнул:

– Ты вздрогнул.

– Нет. Это клавиатура вздрогнула потому, как мне кажется, по моему скромному командирскому разумению, что кто-то попытался на неё присесть.

Глобус со стороны – скажем, какого-нибудь обитателя вселенной, летящего среди косматых звёзд, – закрутился самую чуточку быстрее, будто его подтолкнули.

Крутился свет востока, и тишина запада обретала часть этого света. Игра тонов была здесь обычным делом.

На кухне со стола свалилась маленькая вилочка из обнаруженного Шанни изысканного набора предметов для поедания пищи. Набор Шанни приговорила к выбросу на астероид, но сначала решила начистить, так как Билл, которому она вчера поручила это, выполнил просьбу халтурно.

Шанни отряхивала джинсы, пострадавшие в результате доскональной уборки кухонных углов. Она обернулась и, нагнувшись, подняла вилочку.

В этот момент произошло сразу два мелких происшествия – пол слегка приподняло (остаточные последствия привыкания системы, как предупредил Ас) и почему-то, по необъяснимой связи мыслей, Шанни, вспомнила фасон платья, виденного ею недавно.

Ни то, ни другое не сбило бы её с толку, но сбило третье – она вспомнила, где она видела платье.

Вот почему в кармане Шанни оказалась вилочка. Она автоматически сунула её туда и спешным шагом, будто опаздывала, направилась вверх.

Он был в Гостиной. Она сразу приступила к делу, но для начала так очаровательно улыбнулась, что Энкиду сначала недоумённо посмотрел, а потом только поднялся и выпрямился. Он чистил ковёр вручную.

– Что с нашим пылесосом?

– Он в порядке. – После недолгого молчания, полного, как поняла Шанни, размышлений, ответил чистильщик.

– Энкиду, я хотела спросить, не видел ли ты…

– Ас в техпомещениях на севере. Если ты была в кухне, то могла слышать… он даже произнёс несколько литературных проклятий. Что-то с второстепенным обеспечением.

Шанни вместе с ним улыбнулась.

– Нет, проклятия меня сейчас не интересуют. Я имела в виду альбом…

– Какой, прости?

Шанни ответила без запинки:

– Тот, что был на антресолях вместе со стрелялками и который ты спрятал под диван. Под вот этот диван.

Энкиду ответил ей ничего не выражающим взглядом и, снова опустившись на колени, вытащил и протянул ей толстый семейного типа альбом, тщательно протёртый от пыли.

Шанни протянула руку, но Энкиду не спешил отдать. Шанни сказала сквозь зубы:

– Сейчас же отдай. А то…

– У тебя сколько было по техническому обслуживанию механизмов управления? – Ас явился с ужасной тряпкой, которой он классически обтирал свои аристократически цепкие пальцы.

Энкиду отдал альбом Шанни. Она пощекотала переплёт:

– Вот спасибо, я обыскалась.

– Текущий ремонт?

Ас глянул на альбом.

– Ремонт узлов, которые работают на плазменных волнах.

– У, старьё. —Шанни сунула книгу под мышку. – Это и девочка починить может.

Ас обратился к ней чуть ли не с поклоном:

– Шанни… это грязная работа. И ты, хоть меня убей или отдай под арест по обвинению в дискриминации девочек, я не могу вежливенько пропустить тебя вперёд в грохочущее и пылающее помещение, где мне вдобавок пришлось бы сталкиваться с тобой очень тесно.

– Что так?

– Да потому что ерунда это.

Энкиду ждал.

– Почему бы леди не постоять в сторонке и не высказать свой совет издалека, как полководцу?

– Вот, тигра дело говорит. На это я согласен.

– Нет, спасибо. У меня есть более важные дела. Я пойду в грохочущее картошкой помещение и пылающим от гнева ножом буду чистить корнеплоды для пропитания отважных мужей.

Ас подутратил лживого энтузиазма:

– Да ну тебя. Ты вот Билла излови, а сама приходи к нам.

Шанни подумала.

– А где он?

Энкиду поманил их пальцем к себе и сообщил:

– Он моет голову. Прости, Шанни, за подробности.

– А что там с узлами? – Она не ответила на заигрывание Энкиду.

– Пустяк. Проверим кое-что. Да мне просто отвёртку надо, чтоб кто-нибудь держал.

Он, чуть ли не извиняясь, улыбнулся Шанни, и они исчезли – нет, не так просто, а шли плечо к плечу и молчали, чтобы, видимо, не осквернять домашней тиши дискриминационными разговорами.

Шанни спросила себя – вздохнул он облегчённо, когда отделался от неё? И был ли продуман этот их небрежный обмен репликами? Плазменные волны? Узлы… бред. Какое слово обозначало здесь спрятанный смысл?

Или она ошибается. Но это ещё опаснее. Значит, она утратила проницательность.

Ас позвал её посмотреть замечательное, как он сказал, космокино. Он явился собственной персоной спустя где-то час после того, как увёл Энкиду чинить мифические узлы. Вёл себя так, будто хотел загладить какую-то вину. Или уж ей это померещилось ввиду её особой чувствительности к мужскому вранью.