Текст книги "Скарлетт"

Глава 4

Плантация Фонтейнов называлась Мимозой из-за рощицы деревьев, что окружали выцветший желтый домик. Нежно-розовые цветы деревьев опадали в конце лета, но листья были еще ярко-зеленого цвета. Они качались, словно танцоры, подхваченные легким ветерком, отбрасывая дрожащие узоры теней на пестрые стены похожего на масло дома. Он выглядел теплым и гостеприимным в косых лучах заходящего солнца.

«Ох, я надеюсь. Тони не очень изменился, – нервозно подумала Скарлетт. – Семь лет – это такое долгое время». Она еле тащила ноги, когда Уилл снял ее с багги. А если Тони выглядит старым, усталым и разбитым, как Эшли? Ей будет тяжело это вынести. Она поплелась позади Уилла и Сьюлин по дорожке к дому.

Дверь с шумом распахнулась, и все ее опасения исчезли.

– Кто это тут прогуливается, будто идет в церковь? Вы не додумались поспешить и поприветствовать героя, который вернулся домой?

Смех наполнял голос Тони так же, как это было всегда, его волосы и глаза были такими черными, как раньше, его широкая улыбка такая же яркая и озорная.

– Тони! – закричала Скарлетт. – Ты все такой же.

– Это ты, Скарлетт? Иди сюда и поцелуй меня. Ты тоже, Сьюлин: Ты не была щедра на поцелуи, как твоя сестра в старые времена, но Уилл наверняка научил тебя некоторым вещам после того, как вы поженились. Я намереваюсь расцеловать каждую особу женского пола старше шести во всем штате Джорджия.

Сьюлин нервно хихикнула и посмотрела на Уилла. Легкая улыбка на его спокойном лице означала разрешение, но Тони даже не затруднил себя дождаться этого. Он обхватил ее за растолстевшую талию и запечатлел поцелуй у нее на губах. Она покраснела от смущения и удовольствия, когда он отпустил ее. Франтоватые братья Фонтейн уделяли мало внимания Сьюлин в довоенное время щеголей и красавиц. Уилл положил ей на плечо свою твердую и теплую руку.

– Скарлетт, милая, – закричал Тони, раскрыв объятия.

Скарлетт шагнула к нему, крепко обвила шею руками. Ты подрос в Техасе, – воскликнула она.

Тони смеялся, целуя подставленные губы. Затем он поднял свою ногу, чтобы показать всем сапоги на высоких каблуках.

– Если бы каждый вырос в Техасе, – сказал он, – я бы не удивился.

Алекс Фонтейн улыбался из-за плеча Тони.

– Вы услышите о Техасе больше, чем надо знать, – протянул он, – только если, конечно. Тони впустит вас в дом. Он забыл о таких вещах. В Техасе они все живут около лагерных костров, под звездами, вместо стен и крыши.

Алекс светился от счастья. «Он, кажется, сам не против обнять и расцеловать Тони, – подумала Скарлетт, – а почему бы и нет? Они росли вместе, как два пальца на руке. Алекс, наверное, скучал по нему ужасно». Неожиданно слезы брызнули у нее из глаз. Шумное возвращение Тони домой было первым радостным событием в округе после того, как войска Шермана опустошили все вокруг. Она едва ли знала, как реагировать на такой приход счастья.

Жена Алекса, Салли, взяла ее за руку, когда они вошли в потертую гостиную.

– Я знаю, что ты чувствуешь, Скарлетт, – прошептала она. – Мы почти забыли, что такое веселье. Сегодня в доме было больше смеха, чем за последние десять лет вместе взятых. Мы заставим стропила звенеть сегодня.

Глаза Салли были тоже полны слез.

Затем стропила начали звенеть. Приехали Тарлтоны.

– Благодарение небесам, ты вернулся целым, мой мальчик, – Беатриса Тарлтон приветствовала Тони. – Ты можешь выбрать любую из моих трех девочек. У меня только один внук, а я не становлюсь моложе.

– Ох, Ма! – простонали хором Хетти, Камилла и Миранда Тарлтоны.

Затем засмеялись. Увлечение их матери племенными лошадьми и людьми было известно всей округе, чтобы они могли разыгрывать смущение. Но Тони покрылся ярким румянцем.

Пока не стемнело Беатриса Тарлтон настояла на том, чтобы Тони показал ей лошадей, которых пригнал с собой из Техаса, и спор о превосходстве восточных чистокровок над западными мустангами продолжался, пока все остальные не взмолились о перемирии.

– К столу! – пригласил Алекс. – Я даже нашел немного настоящего виски для празднества.

Скарлетт пожалела – не в первый раз – что крепкие напитки были тем удовольствием, в котором женщинам автоматически отказывали. Она бы выпила немного. Более того, ей бы доставило удовольствие поговорить с мужчинами вместо ссылки на другой конец комнаты к женским сплетням и разговорам о детях и домашнем хозяйстве. Она никогда не понимала и не принимала традиционное разделение полов. Но так был устроен мир, и она должна была следовать предписанному. По крайней мере, она могла развлекать себя наблюдением за дочками Тарлтонов, которые старались показать, что совсем не думали о том же самом, что и их мама: если бы только Тони посмотрел в их сторону!

– Маленький Джо, должно быть, до смерти рад, что его дядя приехал домой, – говорила Салли Хетти Тарлтон.

Хетти могла позволить себе игнорировать мужчин. У нее был уже толстый однорукий муженек.

Салли подробнейшим образом рассказывала о своем маленьком мальчике, наскучив Скарлетт. Она стала спрашивать себя, когда будет ужин. Он не должен быть поздно: ведь мужчины были фермерами, завтра им надо будет вставать на рассвете. Это означало ранний конец вечерним празднествам.

Она была права насчет раннего ужина, мужчины объявили, что они готовы к нему, после первой же рюмки. Но вечеринка все равно затянулась. Всем она слишком нравилась, чтобы закончить ее так скоро. Тони восхищал всех рассказами о своих приключениях.

– Прошло меньше недели, прежде чем я пристал к техасским рейнджерам, – сказал он. – Штат был под военным управлением янки, как и любое другое место на Юге, но, черт, – мои извинения, леди, – эти голубые шинели не имели ни малейшего представления о том, что делать с индейцами. Рейнджеры все время схватывались с ними, и единственная надежда у людей была, что рейнджеры станут и дальше защищать их. Чем они и занимались. Я с самого начала понял, что нашел парней моего склада, и присоединился к ним. Это было славно! Ни униформы, ни маршей с пустым желудком, куда тебя пошлет дурак-генерал, ни строевой подготовки! Прыгаешь в седло и отправляешься с такими же парнями на поиски стычек.

Черные глаза Тони сверкали от возбуждения. Алекс не сводил с него глаз. Фонтейны всегда любили хорошую драку. И ненавидели дисциплину.

– Как выглядят индейцы? – спросила одна из Тарлтонских девиц. – Они вправду пытают людей?

– Тебе не стоит об этом знать, – сказал Тони, и его смеющиеся глаза погрустнели. Затем он улыбнулся. – Они умны, как черти, когда дело доходит до драки. Рейнджеры сразу поняли, если они хотят побить красных дьяволов, им придется приспосабливаться к ним. Да, мы можем обнаружить человека или животное по следам на голой скале лучше, чем любая охотничья собака. Никто не сравнится с техасским рейнджером, и никто не ускользнет от него.

– Покажи всем свои шестизарядки. Тони, – не вытерпел Алекс.

– О, не сейчас. Завтра, может быть, или послезавтра. Салли не хочет, чтобы я продырявил ей стены.

– Я не прошу тебя палить из них, я сказал, покажи их, – Алекс ухмыльнулся своим друзьям. – У них рукоятки из резной слоновой кости, – похвастался он, – и вы только дождитесь, когда мой маленький братец приедет к вам верхом в большом седле в западном стиле. На нем столько серебра, что вы ослепнете от его блеска…

Скарлетт улыбнулась. Она должна была знать: Тони с Алексом всегда были первыми дэнди во всей Северной Джорджии. Тони явно не изменился ни капельки. Сапоги на высоких каблуках и серебряное седло. Она могла поспорить, что он вернулся с такими же пустыми карманами, как и во время бегства от виселицы. Было большой глупостью – обзаводиться серебряными седлами, когда дом в Мимозе нуждается в крыше. Но для Тони это так и должно быть. Это значило, что он все еще был Тони. И Алекс был так же горд, как если бы он вернулся домой с полным вагоном золота. Как она любит их обоих! Они могли остаться ни с чем, только с фермой, на которой надо вкалывать, но янки не сломили Фонтейнов.

– Господи, как бы мальчики хотели скакать и полировать серебро своими задами, – сказала Беатриса Тарлтон. – Я прямо вижу близнецов сейчас.

У Скарлетт замерло дыхание. Зачем надо миссис Тарлтон все испортить таким образом? Зачем портить такое счастливое время, вспоминая, что почти все их старые друзья умерли?

Но настроение не испортилось.

– Они бы не удержали своих седел и недели, мисс Беатриса, вы знаете это, – ответил Алекс. – Они их или проиграли бы в покер, или бы продали, чтобы купить шампанское в конце вечеринки. Помните, когда Брент продал всю мебель из своей комнаты в университете и купил всем ребятам, которые не пробовали курить, долларовые сигары?

– А когда Стюарт проиграл свой костюм в карты, и ему пришлось покинуть вечеринку, завернувшись в коврик? – добавил Тони.

– Помните, когда они заложили все книжки Бонда по законодательству? – сказал Джим Тарлтон. – Я думал, что вы с них живых сдерете шкуру, Беатриса.

– Она у них всегда опять отрастала, – сказала миссис Тарлтон, улыбаясь. – Я попыталась переломать им ноги, когда они подожгли ледник, но они бегали слишком быстро, я не могла поймать их.

– Это было время, когда они пришли в Лавджой и спрятались в сарае, – сказала Салли. – Коровы на целую неделю остались без молока, когда они попытались сами надоить себе ведро.

У каждого была своя история о близнецах Тарлтона, и эти истории напомнили о других их друзьях и братьях – всех ребятах, которые не вернулись домой. Рассказы эти были проникнуты любовью, и темные уголки комнаты постепенно наполнялись ожившей улыбающейся молодостью тех, кто умер, но о них вспоминали с любовью, а не с отчаянной горечью.

Старшее поколение также не было забыто. У всех, кто собрался вокруг стола, были богатые воспоминания о старой мисс Фонтейн, острой на язычок бабушке Алекса и Тони. И об их матери, прозванной Молодой Мисс, пока она не умерла в свой шестидесятый день рождения. Скарлетт обнаружила, что может добродушно подсмеиваться над привычкой своего отца напевать песни ирландского восстания, когда он, как он говорил, «принял каплю или две», и даже слушать, как говорят о маминой доброте, без замирания сердца, что было раньше мгновенной реакцией на упоминание имени Эллин О'Хара.

Тарелки давно опустели, огонь в камине догорал, а разговор все продолжался, и выжившие вернули к жизни всех любимых, кто не мог уже быть здесь, чтобы приветствовать Тони. Это было счастливое время, когда заживали душевные раны. Тусклый мерцающий огонек масляных ламп не освещал шрамов и рубцов, оставленных армией Шермана в прокуренной комнате. На лицах собравшихся у стола не было морщин, на их одежде не было заплат. В эти короткие мгновения казалось, что Мимоза была перенесена в безвременное место, где не было боли, и не было войны.

Много лет назад Скарлетт поклялась себе, что никогда не будет оглядываться назад. Воспоминания довоенных лет, тоска по ним только причинят ей боль и ослабят ее, а ей нужна была вся ее сила и целеустремленность, чтобы выжить и защитить свою семью. Но общие воспоминания в столовой Мимозы не были источником слабости. Они придали ей силы, они были доказательством, что хорошие люди могут пережить любые потери и сохранить способность любить и смеяться. Она гордилась, что была в их числе, гордилась, что могла назвать их своими друзьями, гордилась, что они были теми, кто они есть.

Домой Уилл шел впереди багги, неся сосновый факел в руке и освещая дорогу лошади. Ночь была темной, и было очень поздно. В безоблачном небе звезды светились так ярко, что месяц казался почти прозрачным, бледным. В тишине раздавалось цоканье копыт.

Сьюлин дремала, но Скарлетт не поддавалась сонливости. Она хотела, чтобы вечер не заканчивался, чтобы его теплота и счастье продолжались вечно. Каким сильным выглядел Тони! И каким полным жизни, довольным своими смешными сапогами, самим собою, всем. Тарлтонские девицы вели себя, как рыжие вредненькие котята перед миской сливок. Интересно, какая из них заполучит его? Беатриса Тарлтон, безусловно, проследит, чтобы одна из них поймала его!

Заухала сова в придорожном лесу. Скарлетт хихикнула про себя.

Они еще не проехали и половины пути до Тары, когда Скарлетт вспомнила, что не думала о Ретте уже много часов. Меланхолия и беспокойство сразу свалились на нее, как свинцовый груз, и она заметила вдруг, что ночной воздух был холодным и она замерзла. Скарлетт поглубже завернулась в свою шаль.

Я не хочу думать ни о чем сегодня. Я не хочу испортить это хорошее состояние. Спеши, Уилл, здесь холодно и темно».

На следующее утро Скарлетт и Сьюлин повезли детей в Мимозу. У Уэйда засветились глаза, когда Тони вытащил свои шестизарядки. Даже Скарлетт была восхищена, когда Тони прокрутил их вокруг своих пальцев и одновременно подбросил вертящимися в воздух, затем поймал и загнал в кобуры, которые висели у него на бедрах на модном, отделанном серебром, кожаном ремне.

– Они и стреляют? – спросил Уэйд.

– Да, сэр, стреляют. И когда ты немного подрастешь, я научу тебя пользоваться ими.

– Крутить так же как ты?

– Ну да, обязательно. Нет смысла иметь шестизарядки, если ты не можешь проделывать с ними такие штуки, – Тони потрепал волосы Уэйда грубой мужской рукой. – Я научу тебя ездить по-западному, Уэйд Хэмптон. Я полагаю, ты будешь единственным парнем в этих краях, который знает, каким должно быть настоящее седло. Но мы не можем начать сегодня. Мой брат собирается преподать мне уроки фермерства. Посмотрю, что это – каждый должен постоянно чему-то учиться.

Тони быстро поцеловал Сьюлин и Скарлетт в щечки, маленьких девочек в – макушки и распрощался.

– Алекс ожидает меня внизу у речки. Почему бы вам не найти Салли? Я думаю, она развешивает белье за домом.

Салли, казалось, была рада их видеть, но Сьюлин отказалась зайти вылить по чашечке кофе.

– Мне надо ехать домой и делать то же, что и ты, Салли, мы не можем задерживаться. Мы просто не хотели уезжать, не поздоровавшись.

И она поторопила Скарлетт к повозке.

– Я не понимаю, почему ты была так груба с Салли, Сьюлин. Твоя стирка обождала бы, если бы мы выпили по чашечке кофе и поговорили о вечеринке.

– Скарлетт, ты ничего не знаешь о хозяйстве на ферме. Если бы Салли запоздала со стиркой, все остальное она бы сделала тоже с опозданием. Мы не можем нанять здесь слуг, как вы делаете в Атланте. Нам приходится делать очень многое самим.

Скарлетт сдержалась, чтобы не отреагировать на ее тон.

– Я, может, поеду в Атланту сегодня днем.

– Так будет для всех нас намного легче, – ответила Сьюлин. – Ты доставляешь много хлопот, и мне нужна спальня для Сюсси и Эллы.

Скарлетт было открыла рот, чтобы возразить. Если бы Тони не приехал домой, она бы уже сейчас была там. Люди будут рады увидеть ее. У нее было много друзей в Атланте, у которых достаточно времени и для кофе, и для партии в вист, и для вечеринки. Она выдавила улыбку детям, отворачиваясь от Сьюлин.

– Уэйд Хэмптон, Элла, мама должна поехать в Атланту. Я хочу, чтобы вы обещали, что будете послушными и не причините тете Сьюлин никаких хлопот.

Скарлетт ожидала возражений и слез. Но дети были слишком, увлечены обсуждением шестизарядок Тони, чтобы обратить на нее какое-нибудь внимание. Когда они приехали в Тару, Скарлетт распорядилась, чтоб Панси собрала ее багаж. Только тогда Элла заплакала.

– Присей уехала, а я не знаю здесь никого, кто бы заплетал мне волосы, – рыдала она.

Скарлетт превозмогла порыв отшлепать свою маленькую девочку. Она не может оставаться в Таре, раз уже настроилась ехать, она сойдет с ума, ничего не делая и не разговаривая ни с кем. Но она не может уехать без Панси, это было неслыханно, чтобы леди путешествовала одна. Что она будет делать? Элла хотела, чтоб Панси осталась с ней. Может пройти много дней, пока Элла не привыкнет к Люти, мамушке маленькой Сюсси. А если Элла будет продолжать в том же духе день и ночь, Сьюлин может передумать насчет пребывания ее детей в Таре.

– Ну ладно, хорошо, – резко сказала Скарлетт, – прекрати этот отвратительный шум, Элла. Я оставлю Панси здесь до конца недели. Она научит Люти ухаживать за твоими волосами.

«Мне придется присоединиться к какой-нибудь женщине на станции в Джонсборо. Там наверняка должен быть кто-то респектабельный, с кем я смогу разделить дорогу. Я еду дневным поездом, и точка. Уилл может отвезти меня на станцию и успеть вечером подоить своих противных старых коров».

На полпути к Джонсборо Скарлетт прекратила легкую болтовню о возвращении Тони Фонтейна. Она помолчала немного, затем выпалила то, что было у нее на уме.

– Уилл, насчет Ретта. О том, что он уехал так быстро, я имею в виду, я надеюсь, что Сьюлин не будет болтать об этом по всей округе.

Уилл взглянул на нее своими бледно-голубыми глазами.

– Скарлетт, ты это лучше знаешь. Семья не чернит себя. Я все время считал, это очень грустно, что ты не видела ничего хорошего в Сьюлин. Оно в ней, но оно как-то не проявляется, когда ты находишься рядом. Ты должна поверить мне на слово. Не обращай внимания на то, как ты к ней относишься. Сьюлин никогда никому не расскажет о твоих личных неприятностях. Она не больше тебя хочет, чтобы трепали языками о семействе ОаХара.

Скарлетт немного расслабилась. Она безоговорочно доверяла Уиллу. Его слово было более надежным, чем деньги в банке. И он был рассудительным. Она ни разу не видела, чтобы Уилл ошибался в чем-то, за исключением, может быть, Сьюлин.

– Ты ведь веришь, что он вернется, не правда ли, Уилл? Уиллу не надо было спрашивать, кого она имела в виду. Он услышал беспокойство в ее словах. Он тихо покручивал соломинку в углу рта, пока раздумывал над ответом. Наконец он медленно произнес:

– Я не могу сказать, что верю. Скарлетт, но я не тот, кто может знать. Я его видел не больше четырех-пяти раз.

Ей казалось, будто он ее ударил.

– Ты просто вообще ничего не понимаешь, Уилл Бентйн! Ретт расстроен сейчас, но он это переборет. Он никогда не поступит так низко, чтобы уехать и оставить жену в затруднительном положении.

Уилл кивнул. Скарлетт могла принять это за согласие, если б захотела. Но он не забыл, как язвительно описывал Ретт сам себя: Он был негодяем. Согласно тому, что говорили ребята, он всегда им был, и похоже, им останется.

Скарлетт уставилась на знакомую красную глинистую дорогу впереди. Ее зубы были сжаты, мозг яростно работал. Ретт придет обратно. Он должен, потому что она хочет этого, а она все время получала то, что хотела. Ей надо только настроиться на это.

Глава 5

Шум и суматоха в Пяти Углах воздействовали как тоник, на состояние духа Скарлетт. Точно так же подействовал на нее и беспорядок на ее столе дома. Ей не хватало жизни и действий после оцепеняющей последовательности смертей. Ей также не хватало работы.

Здесь были груды непрочитанных газет, кипы ежедневных деловых счетов из ее торговой лавки. Скарлетт вздохнула и подвинула стул ближе к столу.

Она проверила свежесть чернил и запасы перьев. Затем зажгла лампу. Стемнеет намного раньше, чем она покончит со всем этим, может, даже она сегодня поужинает прямо во время работы.

Она с нетерпением потянулась за счетами из магазина, затем ее руки застыли в воздухе, когда она заметила огромный квадратный конверт на пачке газет. Он был просто подписан «Скарлетт», это был почерк Ретта.

«Я не буду его читать сейчас, – моментально подумала она, – он отвлечет меня от работы. Меня не волнует, что в нем, ни капельки, я оставлю его на десерт». И она занялась счетной книгой.

Но она теряла нить подсчетов, которые она производила в уме, и, наконец, отбросила счета. Ее пальцы вскрыли запечатанный конверт.

«Поверь мне, – начиналось письмо Ретта, – когда я говорю, что глубоко переживаю твою тяжелую утрату. Смерть Мамушки – огромная потеря. Я признателен, что ты известила меня вовремя, чтобы я успел приехать до ее ухода в мир иной».

Скарлетт в ярости оторвалась от жирного почерка и заговорила вслух.

«Признателен, держите меня! Так ты мог налгать и ей, и мне, ты, шалопай!»

Она желала бы сжечь это письмо и бросить пепел Ретту в лицо, выкрикивая ему эти слова. О, она отомстит за посрамление перед Сьюлин и Уиллом. Неважно, сколько ей придется ждать этого, она найдет способ. У него нет никаких прав так относиться к ней, так относиться к Мамушке, жульничая даже с ее последней волей.

«Я сожгу его прямо сейчас, я даже не дочитаю остальное!» Ее рука протянулась за коробком спичек, но она сразу же выронила его. «Я умру от желания узнать, что же было в нем», – призналась она себе и опять наклонила голову над письмом.

В ее жизни не будет изменений, заявлял Ретт. Счета по домашнему хозяйству будут оплачиваться его адвокатами, договоренности, которые были достигнуты много лет назад, и все деньги, снятые Скарлетт со счета, будут возмещаться автоматически. Она может сообщить в любые магазины, где открыла кредиты, о процедуре оплаты покупки: присылать счета прямо к его адвокатам. Либо она может расплачиваться чеками, а деньги на ее счету будут возмещаться самим банком.

Скарлетт прочитала это с восхищением. Все, что относилось к деньгам, всегда интересовало ее, особенно с тех пор, когда она узнала, что такое нищета. Деньги – это спокойствие, верила она. Она копила деньги, которые зарабатывала сама, и сейчас, видя щедрость Ретта, была в недоумении.

«Какой же он дурак, я бы могла ограбить его, если бы хотела. Наверняка, его адвокаты занимались этими счетовыми книгами долгое время.

Но Ретт, должно быть, очень богат, если может тратить деньги, не интересуясь, куда они уходят. Я знала, что он богат. Но не до такой степени. Интересно, сколько у него денег?

Очевидно, он все еще любит меня, это служит доказательством. Никакой мужчина не баловал бы так женщину, как Ретт баловал меня все эти годы, если бы он не любил до безрассудства, и он собирается продолжать давать мне все, что я захочу. Он должен испытывать те же чувства, иначе бы он держал меня в узде. Ох, я знала это! Он не имел в виду то, что тогда говорил. Он просто не поверил мне, когда я сказала, что люблю его».

Скарлетт прижала письмо Ретта к щеке, как будто это была рука, которая писала его. Она докажет ему это, докажет, что любила его всем сердцем, и тогда они будут так счастливы, они будут самыми счастливыми людьми во всем мире!

Она покрыла письмо поцелуями, прежде чем положить его в ящичек. Затем с энтузиазмом принялась за работу. Занятие делом укрепило ее. Когда служанка постучала в дверь и робко спросила об ужине, Скарлетт едва взглянула на нее.

– Принеси мне что-нибудь на подносе, – сказала она, – и зажги огонь в камине.

К вечеру заметно похолодало, и она была голодна, как волк.

Она спала очень хорошо этой ночью. Лавка нормально работала в ее отсутствие» и ужин был очень сытным. Хорошо быть дома, особенно когда письмо Ретта лежит под подушкой.

Она проснулась и с удовольствием потянулась. Хруст бумаги под подушкой заставил ее улыбнуться. Она позвонила, чтобы ей принесли завтрак на подносе, и стала планировать свой день. Первым делом магазин. В нем, наверное, кончаются запасы. Кершоу достаточно хорошо справлялся с бухгалтерией, но у него не было даже куриных мозгов. У него закончатся мука и сахар, прежде чем он подумает о пополнении бочонков, и он, наверное, не заказал керосин, хотя с каждым днем становилось холоднее.

Она не добралась до газет прошлой ночью, и поездка в магазин освободит ее от этого скучного чтения. О событиях в Атланте она узнает у Кершоу и клерков. Нет ничего лучше торговой лавки для сбора всех новостей» округе. Люди любят говорить, ожидая, когда завернут их покупки. Да, в половине случаев она заранее знала, что будет на первой странице газеты, которая еще даже не прочитана. Она может выкинуть всю пачку газет, что лежит у нее на столе, и не пропустит ни одной новости.

Улыбка исчезла с лица Скарлетт. Нет, она не должна выкидывать. Там будет заметка о похоронах Мелани, а она хотела увидеть ее.

Мелани…

Эшли…

Магазину придется подождать. На первом месте у нее другие обязанности.

«Что только дернуло меня пообещать Мелли, что я присмотрю за Эшли? Но я обещала. И лучше отправиться сначала туда. Неплохо бы захватить с собой Панси, чтобы все выглядело, как надо. Злые языки, должно быть, болтают по всему городу об этой сцене на кладбище. Нет смысла разжигать сплетни». – Скарлетт быстро пересекла по толстому ковру комнату, направляясь к вышитому звонку, потянула и дернула его раздраженно. Где же завтрак?

Нет, Панси была в Таре. Ей придется взять еще кого-то из слуг, эта новенькая девочка, Ребекка, ее устроит. Она поможет ей одеться, не нарушая заведенный порядок. Ей нужно было отправиться в путь и покончить с ее долгом.

Когда ее экипаж остановился перед крохотным домиком Эшли и Мелани на Айви-стрит, Скарлетт увидела, что траурная лента снята с двери, а ставни закрыты.

«Индия, – тотчас же подумала она. – Конечно. Она взяла Эшли и Бо жить в дом тетушки Питтипэт. Она, должно быть, очень довольна собою».

Сестра Эшли, Индия, всегда была непримиримым врагом Скарлетт.

Скарлетт прикусила губу и задумалась над дилеммой. Она была уверена, что Эшли переехал к тетке Питтипэт вместе с Бо, это было самое разумное, что он мог сделать. Без Мелани, а теперь и без Дилси не было никого, кто присматривал бы за его домом и нянчил его сына. У тетушки было комфортно, безупречный порядок в домашнем хозяйстве и постоянная любовь к маленькому мальчику от женщин, которые все время ласкали его.

«Две старые девы, – презрительно подумала Скарлетт. – Они готовы преклоняться перед любыми штанами, даже если это короткие штанишки.

Если бы только Индия не жила с тетушкой Питтипэт!» Скарлетт справилась бы с тетушкой Питти. Застенчивая старая леди, не способная обидеть даже котенка, оставила бы ее в покое.

Но сестра Эшли другое дело. Индия так и желает сцепиться, наговорить обидных слов своим холодным голосом, указать Скарлетт на дверь.

Если бы только она не пообещала Мелани, но она это сделала.

– Отвези меня к мисс Питтипэт Гамильтон, – приказала она Элиасу. – Ребекка, отправляйся домой, пойдешь пешком.

Индия открыла на ее стук. Она посмотрела на модный, отделанный мехом траурный наряд Скарлетт, и улыбка удовлетворения появилась у нее на губах.

«Улыбайся сколько хочешь, старая ворона», – подумала Скарлетт. Траурное платье Индии было из монотонного черного крепа, не украшенное даже пуговкой.

– Я пришла навестить Эшли, – сказала она.

– Тебя здесь никто не ждет, – ответила Индия и стала закрывать дверь.

Скарлетт уперлась.

– Индия Уилкс, не вздумай хлопать дверью перед моим носом. Я пообещала Мелли и сдержу слово, даже если придется убить тебя для этого.

Ответом Индии послужило более сильное нажатие на дверь. Настойчивое сражение продолжалось несколько секунд. Затем Скарлетт услышала голос Эшли:

– Это Скарлетт, Индия? Я бы хотел поговорить с ней.

Дверь распахнулась, и Скарлетт последовала внутрь, с удовлетворением замечая, что лицо Индии покрылось от злости красными пятнами.

Эшли вышел в коридор, чтобы поприветствовать ее. Он выглядел больным. Темные круги вокруг бледных глаз, глубокие морщины, идущие к уголкам рта. Его одежда казалась слишком большой для него, куртка свисала на его покосившейся фигуре, как сломанные крылья черной птицы.

У Скарлетт перевернулось сердце. Она больше не любила Эшли так, как все эти годы, но он все еще оставался частичкой ее жизни. У них было так много общих воспоминаний. Она не могла спокойно вынести его вида.

– Милый Эшли, – нежно сказала она, – иди сядь сюда. Ты выглядишь усталым.

Они сели на диванчик в тетушкиной маленькой гостиной. Скарлетт говорила мало. Она слушала, пока Эшли рассказывал, повторяясь и прерывая – себя в сбивчивом зигзаге воспоминаний. Он рассказывал о доброте его умершей жены, ее сердечности, благородстве, любви к Скарлетт, Бо и к нему. Его голос был тихим, лишенным эмоций, обесцвеченным горем и безнадежностью. Его рука слепо нащупала руку Скарлетт и сжала ее с такой отчаянной силой, что у нее заломило кости. Она сжала губы, но не выдернула руку.

Индия стояла в дверях – темный, неподвижный наблюдатель.

Наконец Эшли прервал самого себя и повернул голову, как ослепший и потерявшийся человек.

– Скарлетт, я не могу жить без нее, – застонал он, – я не могу.

Скарлетт освободила свою руку. Она должна пробиться через заслон отчаяния, окружающий его, или это погубит его, она была уверена. Она встала и наклонилась к нему.

– Послушай меня, Эшли Уилкс, я выслушала тебя, а теперь ты послушай меня. Ты думаешь, что ты единственный человек, который любил Мелли и зависел от нее? Я тоже любила, даже больше, чем думала. Я надеюсь, что и другие сильно любили Мелли. Но мы не собираемся зачахнуть и умереть от этого, как ты. И я стыжусь за тебя. Мелли тоже, если она смотрит на нас с небес. Представляешь ли» что она пережила, чтобы родить Бо? Да, я знаю, как она страдала, и я говорю тебе, что это убило бы сильнейшего мужчину, когда либо созданного Богом. Теперь ты – все, что у него осталось. Так ты хочешь, чтобы Мелли это видела? Что ее мальчик сам по себе, практически сирота, потому что его отец слишком жалеет себя, чтобы заботиться о нем? Ты хочешь разбить его сердце, Эшли Уилкс? Именно это ты и делаешь.

Она поймала его подбородок своей рукой и заставила взглянуть на нее.

– Соберись, ты слышишь меня, Эшли? Ты пойдешь на кухню и закажешь повару горячую еду для себя. И ты съешь ее. Если тебя вырвет, ты съешь еще раз. Ты найдешь своего мальчика, возьмешь его на руки и скажешь ему, что его отец позаботится о нем. Подумай о ком-нибудь, кроме самого себя.

Скарлетт вытерла свою руку об юбку, будто Эшли ее испачкал. Затем она вышла из комнаты, оттолкнув Индию.

– Мой бедный, дорогой Эшли. Не обращай внимания на ужасные вещи» которые говорила Скарлетт. Она чудовище.

Скарлетт остановилась, развернувшись. Она вытащила визитную карточку из своей сумочки и бросила ее на стол.

– Я оставлю свою карточку вам, тетушка Питти, – прокричала она, – раз вы боитесь встретиться со мной лично.

Она вышла, хлопнув дверью.

– Поезжай, Элиас, – сказала она кучеру, – куда угодно.

Она не могла выдержать ни одной минуты больше в этом доме. Что она будет делать? Прорвалась ли она к Эшли? Она вела себя нехорошо, хотя она должна была так действовать. Эшли обожал своего сына, и может, он соберется ради Бо. «Может» ее не устраивало. Он должен, она заставит его это делать.

– Отвези меня к мистеру Генри Гамильтону, в адвокатскую контору, – сказала она Элиасу.

Дядюшки Генри боялись почти все женщины, но не Скарлетт. Она понимала, что воспитание вместе с тетушкой Питтипэт сделало его женоненавистником. И она знала, что нравилась ему. Он говорил, что она не такая глупая, как остальные женщины. Он был ее адвокатом и знал, какой проницательной она была в деловых вопросах.