Текст книги "Некромант. Такая работа"

В этом случае у тебя все еще есть шансы уйти с ринга живым, просто они мизерные.

Только приятель Ника тоже не трамвая тут ждал. А два злых некроманта – это немножко слишком даже для меня. Некоторые верят, что Темный Властелин всегда проигрывает, потому что проигрыш заложен в самой природе зла. Я бы тоже очень хотел в это верить, но хреново получалось.

У меня нет органа для веры. Для дыхания есть, для кровообращения – целая система, а вот для веры нет. Недоработка.

– Первый, третий – в сектор М, – негромко бросил в рацию майор Караев. – Второй, четвертый – держать позиции.

Из динамика донеслось короткое согласное кряканье. Слов из-за треска было не разобрать, но этого и не требовалось. Существуют структуры, где предполагается только одна реакция на отданный приказ – беспрекословное, немедленное повиновение. Никаких вопросов, никакого промедления.

Поймите меня правильно, мне это на руку было. У меня часто бывает так, что на объяснения нет времени. Но майор мне все равно не нравился. У меня такое чувство было, что он нас подставит. Может, даже не нарочно. Просто он все еще думал, что контролирует ситуацию – даже после того, как допил мою валерьянку. Он думал, что мы в безопасности, поскольку он мог приказать своим ребятам отправиться туда, где засело чудовище, и застрелить его, если оно начнет огрызаться.

На нем было пальто, приличные ботинки и брюки со стрелками, а руках он держал трещащую рацию. Я не был уверен, что в таком виде он похож на бригадира могильщиков, но оба некроманта вели себя так, словно все в порядке.

Могло ли это быть ловушкой?

Черт, могло. Но я надеялся, что у их спокойствия есть другое объяснение.

Есть причина, по которой большинство людей просто не замечает значительную часть того, с чем я работаю. Нормальный человек точно знает, как устроен мир. Он видит то, что ожидает увидеть, а для всего остального есть хорошее объяснение, нахлобученное на сознание, как шоры на лошадиную морду.

Мне просто показалось.

Шоры не дают лошади отвлекаться на посторонние предметы, чтобы она могла заниматься своим делом, не шарахаясь от толпы на ипподроме или машин на дороге. Это очень полезное приспособление для того, у кого слишком мало внутреннего ресурса. Так мало, что он весь должен быть брошен на достижение определенных целей. Например, денег прилично заработать. Или ремонт в квартире закончить. Или детей воспитать порядочными людьми, на которых можно будет рассчитывать в старости.

Человек, способный говорить с мертвыми, ничем принципиально не отличается от своих соседей по лестничной клетке. Оба некроманта оставались совершенно спокойными. Я чуял их, а они меня – нет, но это вовсе не потому, что я такой особенный чувак и круче их в тыщу раз. Просто я предполагал встретить здесь кого-то вроде них, а они ждали могильщиков с лопатами.

Лопаты у нас были.

Мы подошли так близко, что я мог бы метнуть эту лопату Нику в морду, если бы захотел. И попал бы, хотя я не самый лучший метатель лопат в мире. А он все еще не понимал, что за ним пришли. Не всегда все идет так, как ты задумал, но иногда это становится заметно только тогда, когда уже ничего исправить нельзя. Такое с каждым может произойти.

И с чудовищем, которое хорошо заплатило за свой входной билет на Котляковку, – тоже.

Я должен был почувствовать себя лучше от этой мысли, но не почувствовал. Цыбулин и Караев подозрительно медлили, хотя ритуал уже начался. Я ощущал терпкую, отдающую гнилью темную силу, кругами расходившуюся от Ника. Еще слабенько – так первые дождевые капли тревожат поверхность озера.

Но это было только начало грозы.

– Мы будем их арестовывать или что? – шепотом уточнил я.

– Еще минутку, – майор Караев покачал головой, – мне надо знать, что они собираются делать.

– Это я вам и так могу объяснить, – хмыкнул я.

– Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Знакомо? – Он усмехнулся, думая, что отлично меня поддел. Может, в другой раз я бы и повелся на это, но не сейчас. Не та ситуация у нас была, чтобы на дурацкие подначки реагировать.

– Не в этом случае.

– Что не так? – Он нахмурился, обернулся на Цыбулина. – Мы же можем просто застрелить их, если что-то пойдет не так, верно? В любой момент.

– Их – может быть. – Я усмехнулся. – Но это не на всех работает.

Две могилы зашевелились, и я ступнями почувствовал дрожь, прошедшую по земле. Так встряхивается мокрая собака, вернувшаяся с улицы, перед тем как влезть к вам на кровать и уляпать простыню следами. Только тут последствия другого класса были. Простыню можно отстирать или, на крайняк, выбросить. С тем, что готовилось произойти тут, так просто разобраться не получилось бы.

Я шагнул вперед, отодвинув Цыбулина плечом. Не знаю, как у меня это вышло, – при том, что полковник килограммов на двадцать тяжелее меня был, – но именно так все и было.

– Прямо сейчас! – шепотом сказал я. – Мы должны вмешаться, иначе…

– Они не понимают, – перебил меня Карим таким голосом, как будто не на работе торчал, а умирал в хосписе, один и даже без обезболивающего. – Кирилл, они не понимают.

Мы не настолько близкими друзьями были, чтобы он мог меня по имени называть, но у меня это как-то мимо сознания прошло.

– Эй! – Вот тут подручный Ника нас и отсек. – Что вы там застряли? Быстро сюда!

– Значит, подработка? – негромко спросил я.

У Карима на лбу пот выступил, и лицо было такое, словно его сейчас стошнит, но он нашел в себе силы выдать мне кривую ухмылку. Отличный парень. Серьезно – отличный. Мне даже жаль стало, что он не считает таким же отличным парнем меня самого.

– Нужно вскрыть эти могилы, – бросил коллега Ника. – Приступайте. У вас есть десять минут.

– Начальник, не успеем, – громко сказал я. – Земля-то вон какая мерзлая.

– Не успеете – денег не получите, – отрезал он, зыркнув на меня тем особым, полицейским взглядом, от которого паспорт с московской пропиской сам прыгает в руки.

Я сунул руки в перчатки и вонзил лопату в холодную землю. Тянуть время – паршивая методика, если ты собираешься влезть в чужой ритуал. Чем дальше, тем большую он набирает силу. Чем дальше, тем меньше у нас шансов остановить это без последствий. Но вот засада – когда ты работаешь на чужого дядю, у тебя не всегда есть возможность принимать решения.

Собственно, это одна из причин, по которым я стараюсь этого не делать.

Только одна вещь меня утешала: еще несколько минут, и сюда подтянутся ребята майора Караева. И ситуация изменится. Даже очень могущественный некромант не захочет получить в грудь десяток пуль, потому что магия не спасает от смерти.

Во всяком случае, я о такой магии ничего не знаю.

– Imperio et vocatio. – Голос Ника тек, как течет кровь из разрезанной вены, окрашивая теплую воду в ванне.

Объект, на котором он фокусировался, лежал прямо на земле, неловко скатившись с могилы. Скорчившись. И дрожал всем телом. Очень хорошее слово – «объект». Вполне годится для того, чтобы называть им того, кому ты все равно помочь не можешь. Этого не было видно, если просто глазами смотреть, но некромант выпотрошил его, как рыбу. Жизнь утекала из человека и впитывалась в землю. Самотеком. И я не знал, как это остановить. Через несколько часов про него скажут – «замерз».

Согласно официальной статистике, в Москве зимой ежедневно умирает от переохлаждения три человека. Двое из них валялись в полуметре от меня, а я ничего не мог сделать, чтобы спасти их.

Тот, кто был заперт в гробу у меня под ногами, рвался наружу.

Не сказать, чтобы я так уж налегал на лопату, но этот тихий, скребущий звук меня с ума сводил. Гроб еще не успел прогнить, и мертвый человек, разбуженный Ником, драл его изнутри слабыми, подсохшими пальцами. Это подло было – начать поднимать его еще тогда, когда он даже пошевелиться толком не мог.

Поднимать мертвых – вообще довольно подлое занятие, но к тому, что мы влезем в некромантский ритуал, я был заранее готов. А вот эта неожиданная мелочь меня здорово царапнула. Испуганный человек, только что ворочавшийся в своей постели, не просто оказался в разлагающемся теле. Он обнаружил себя глубоко под землей. В гробу, как Гоголь, внезапно очнувшийся от летаргического сна.

Не совсем то ощущение, без которого жизнь кажется пресной штукой.

Я чувствовал, как он пытается осознать то, что с ним происходит. Кошмар? Болезнь? Психоз? Они всегда пытаются, как будто осознание может спасти их. Приказ Ника тащил мертвеца наружу, навстречу мне – и парень не понимал, как так вышло, что он больше не может решать, что ему делать. В своей новой жизни он был бизнесвумен, и ничто в его мире не начиналось прежде, чем он даст на это свое согласие. А теперь он не мог даже остановиться, чтобы проанализировать ситуацию.

Просто лежал на спине, пытаясь проломить крышку гроба.

Его окончательно накрыло, когда с большого пальца правой руки отвалился ноготь. Это было больно – и совершенно неважно. Он не мог понять, как так может быть. И вот это оказалось самым страшным. Паника, плеснувшая из-под земли вонючей, пряной волной, оказалась такой, что я на мгновение оцепенел. Черенок лопаты выскользнул у меня из рук.

Черт, где шляются все парни с автоматами, когда они так нужны?

Карим, сжав зубы, откидывал и откидывал лопатой комья земли. Дело у него продвигалось куда лучше, чем у меня, – в его могиле уже был виден мертвый человек, выламывающийся из гроба, как бука из шкафа.

– Поторапливайтесь! – буркнул приятель Ника. Посмотрел на Цыбулина, изображающего работу. Обернулся на Караева, нервно дернул плечом. – А ты сюда поглядеть пришел, бригадир?

В ушах у меня шумело. Я наклонился, чтобы подобрать лопату. А потом обернулся к майору и едва не поперхнулся. Глаза у Караева горели фанатичным огнем. Черт, мне определенно стоило больше доверять своим предчувствиям.

Похоже, он вообще захват не планировал. Полковник проверял меня, прежде чем нанять. Сегодня он собирался поймать тех, кто поднимает мертвых. Возможно, только потому, что я был достаточно убедителен накануне. Но кто сказал, что у таинственного майора, который имел право рявкать на него, не могло быть собственных планов?

– У меня к вам есть деловое предложение, – сказал майор.

– Серьезно? – казалось, Ник ничуть не удивился. – Я слушаю.

– Нам нужны… – Майор замялся, но все-таки поправился: – Стране нужны такие люди, как вы. Специалисты, способные работать с особыми ресурсами. У нас очень широкие возможности, уверяю вас, они куда шире, чем вы можете себе представить. Думаю, мы можем обеспечить вам любые условия для работы.

Вот сволочь!

Интересно, а полковника Цыбулина поставили в известность, что целью нашей сегодняшней вылазки является не арест, а вербовка?

Я бросил короткий косой взгляд через плечо. У полковника лицо было такое, как будто его ударили.

– Майор! – прошипел он. – Вы с ума сошли?

– Не вмешивайтесь, – отбрил его Караев. – Это уже не ваша компетенция. Вы отстранены от руководства операцией.

Рация у него в руках подтверждающе крякнула. Ник уставился на нее так, точно крыса внезапно заговорила, но промолчал.

Знаете, это совсем не здорово, когда посреди партии кто-то решает, что он самый большой умник за столом и поэтому может вести свою игру. Но одно дело, когда ты можешь проиграть все деньги и вернуться домой с голой задницей. И совсем другое, если в итоге ты рискуешь вообще не вернуться.

– Я уполномочен сделать вам практически любое предложение, которое вы сочтете выгодным, – добавил Караев. – Но имейте в виду, нам требуется серьезный, лояльный сотрудник, готовый трудиться с полной отдачей. Наши партнеры – ведущие предприятия, работающие в таких сложных областях, как добыча тяжелых металлов, а также исправительные учреждения.

Таким языком пишут текст на официальные сайты. Я был уверен, что живые люди так не разговаривают, но он именно так и шпарил. «Лояльный сотрудник», «ведущие предприятия»… Стоп!

Как он сказал?

Что-то щелкнуло у меня в голове.

Дурак.

Я дурацкий, кретинский идиот, который только теперь понял, почему майор с таким деланым безразличием интересовался, не тот ли я парень, который умеет оживлять трупы и отдавать им приказы. Есть кое-что, что объединяет тюрьмы и компании, добывающие тяжелые металлы.

Это люди.

Я уже говорил, что использовать труд мертвых на самом деле выгодно? Наверняка говорил. Так вот, в случае работы на урановых рудниках вы можете помножить эту выгоду на десять. Уран, все его соединения и большая часть сопутствующих ему руд токсичны, но в случае с мертвецами это не имеет особого значения. Особенно если не очень важно, как они будут выглядеть, пока способны делать свою работу. И, кроме того, уран радиоактивен.

Гамма-лучи часто используются, когда требуется простерилизовать большой объем чего-нибудь хрупкого и плохо переносящего нагревание. Чашки Петри. Пипетки. Системы для переливания крови. Для трупов этот метод тоже работает, хотя и значительно хуже. Сколько времени обычный зомби будет способен проработать в шахте одного из Забайкальских рудников в режиме двадцать четыре на семь?

Правильный ответ – понятия не имею.

Но точно дольше, чем живой человек.

Поднимать мертвых, чтобы запихнуть на рудники, – это выглядит как-то нехорошо. Я имею в виду, даже для тех, кто не знает, что именно заставляет мертвые тела двигаться. Но что, если мертвец при жизни был убийцей? Серийным маньяком? Насильником, предпочитавшим охотиться на маленьких детей? Представьте себе какое-нибудь ужасное преступление, за которое и расстрел не может стать адекватным наказанием. Тем более что смертной казни у нас все равно нет – одна сплошная тюрьма, где плохой парень получает еду, крышу над головой и одежду. Все это оплачиваете вы. Ах да, еще он может сбежать, чтобы продолжать делать ужасные вещи.

Представили? Согласитесь, это чертовски обидно и несправедливо.

А теперь получите идеальное наказание для маньяка – прямо на блюдечке с голубой каемкой.

Вот преступник. Когда он умрет, это не избавит его от необходимости искупать свою вину. Он будет отрабатывать, пока не развалится на куски – в прямом смысле. И что вы думаете об этом теперь?

Может, я бы сам обеими руками ухватился за такую идею, если бы не знал совершенно точно, что происходит с человеком после смерти. Мари Дюпон, несчастная слюнявая идиотка, которую обожаемые бабушка с мамой подкладывали под всякого, способного заплатить, уже не была той Катариной, которая убивала так же легко, как чесала нос.

Смерть меняет человека, проводя его сквозь совершенство. И стыд за себя самого, паршиво прожившего вот эту конкретную жизнь, – чертовски болезненная штука. Настолько болезненная, что ее легко перепутать с вечными муками. Для мертвых время вообще течет иначе, чем для живых.

– Мы можем предложить вам также план развития, включающий в себя полную легализацию вашей деятельности, – сказал Караев, сочтя улыбку Ника знаком того, что он готов согласиться.

Он не был мерзавцем. Он был самоуверенным идиотом, лезущим в ту область, о которой ничего не знает. Вот только в нашем случае это куда хуже. Я бы сравнил его со слоном в посудной лавке, не будь я абсолютно уверен в том, что он – Моська.

– Моя машина стоит у ворот, – добавил майор. – Может быть, мы продолжим обсуждение в более удобном месте?

Ощущение было такое, точно их с Цыбулиным в одной школе учили людей вербовать. Только один из них понимал, что на самом деле происходит, а второй – нет. Я с самого начала видел, что майор Караев переоценивает свои силы. Вуду-шмуду, так он сказал.

Почему я ничего не сделал?

Ник поднимал мертвых. И мне следовало не ждать, пока придут парни с автоматами и все это прекратят, а встроиться в ритуал. Я мог попробовать показать майору изнанку этого бизнеса, устроив ему сразу и многие знания, и многие печали.

Кретин!

– У меня есть встречное предложение. – Некромант усмехнулся. – Я убью вас всех. А сотрудничать мы будем уже после этого. Это будет очень, очень выгодное сотрудничество, уверяю вас.

А потом он посмотрел на меня, как змея. Только Ник улыбался, а змеи так не умеют. Я дернулся под его взглядом – и понял, что могу разве что моргнуть. Мертвец, разломавший свой гроб и выползавший из могилы у меня под ногами, привязывал меня к земле, как корни привязывают дерево. Это было чертовски похоже на капкан, которым Ник меня дважды уже ловил, но держало оно куда сильнее.

Как будто вцепилось во всего меня.

Говорят, что знание – это сила, вот только применить ее не всегда возможно. Я знал, за какую веревочку дернуть, чтобы дверь открылась, но добраться до нее никак не мог. У меня хреново получается Гудини изображать, поэтому я просто сделал единственное, что мне еще оставалось.

Я зажмурился.

Синдром дефицита внимания – паршивая штука, но именно она делает меня таким, какой я есть. От того, что я делаю в любой из моментов моей жизни, меня может отвлечь куча вещей. Любой резкий запах. Звук за окном. Прикосновение, которого я не ожидаю. Случайная, но крайне интересная мысль. Но эта дурацкая неспособность к длительной концентрации на чем-то конкретном позволяет мне замечать то, что большинство заметить не способно.

В темноте под веками, в компании двух очень нехороших парней, толпы просыпающихся мертвецов и одного вполне живого самоуверенного придурка я принялся рассматривать холод и тьму, затянувшие Котляковское кладбище. Так же спокойно, как если бы я в офисе сидел. Ну или в кафе с очередным психованным клиентом.

Я умею.

Я справлюсь.

Жаль только, что никто, кроме меня, не мог мне об этом сказать. «Ты действительно клевый парень и отличный специалист» звучит гораздо убедительнее, если это говорит кто-то другой.

Не ты сам. Так уж вышло, что я никогда не был силен в аутотренинге.

Каждый охотник желает знать, где сидит фазан.

Может, это и выглядит как заклинание, но на самом деле все гораздо проще. Я держал эту фразу в голове, чтобы не сбиваться, потому что в моей работе нельзя ошибаться. Не то чтобы ошибка взорвала меня изнутри – не так зрелищно. Больше похоже на настройку гитары. Не сделаешь все правильно – и шиш тебе будет, а не аккорд, даже самый простой, один из трех блатных.

Цифры скользили у меня в голове – от кровавой семерки до лиловой, цвета густых сумерек, единицы. Вокруг меня танцевала тьма. Я чувствовал ее, как чувствуют дым – не запах дыма, а вот это едва ощутимое прикосновение к коже, в котором есть искры, и пепел, и близость пламени.

Все, что мне было нужно, – это верить в то, что я смогу разобраться в рисунке этого танца. Верить, что я – царь мира или что-то вроде. Довольно простое упражнение, если смотреть со стороны. Попробуйте выполнить его как-нибудь на досуге.

Я увидел ее спустя одно долгое, очень долгое мгновение. Сеть была легкой, как дыхание, и прочной, как вечность. Тонкие нити струились по земле, цеплялись за кожу и камни, связывая мертвое с живым. Узор был четким и завершенным. Нику оставалось только наполнить его силой, чтобы тут началось то, хуже чего мало что придумать можно.

Колыбель для кошки.

Уверен, вы знаете эту игру, даже если не помните названия. В детстве с ней все сталкивались. Веревочка, связанная в кольцо, набор особых движений пальцами, сумма хитрых крестов и петель, образующих кучу разных фигур. Роскошное развлечение для дождливых дней, замечательная тренировка для пальцев.

Почти никто не задумывается, откуда она взялась и что означают все эти странные веревочные переплетения. Просто одна из многочисленных детских игр, вроде вышибалы, казаков-разбойников и резиночки. Но в мире существует чертова прорва вещей, которые не то, чем кажутся.

Ну или таких, которые можно использовать разным образом.

В колыбели для кошки есть много простых фигур. Я сам легко покажу вам четыре ромба или рыбу. Может быть, если я постараюсь, у меня выйдет бабочка или пара скатов, выпрыгивающих из воды, но с их помощью мало что удастся провернуть. У индейских и эскимосских шаманов обычно есть набор секретных фигур, передающихся из поколения в поколение, – они пользуются ими, чтобы упорядочивать мир.

Ник сплел лестницу Иакова.

Не такая уж сложная фигура, примечательная тем, что в конце работы из бессмысленной путаницы в одно движение получается аккуратное переплетение. Веревочная история о том, как сделать порядок из хаоса.

Правда, никто не гарантирует, что вам этот порядок понравится.

Нет, я знаю историю о том, как библейский патриарх и родоначальник народа израилева увидел сон, в котором «вот, лестница стоит на земле, и верх ее касается неба». Порядок от бога, обещания, заповеди и все такое, чтобы человек мог чувствовать себя в безопасности, пока следует правилам. Но фокус в том, что лестницу можно куда угодно приставить.

Это просто такая штука, с помощью которой некто может попасть туда, куда просто так не доберешься. И ангел может. И кое-кто из тех, кого вы точно не хотели бы увидеть у себя дома в субботу вечером. Лестница, сплетенная Ником, вторым своим концом вовсе не в небеса упиралась. Во всяком случае, не в те небеса, которые вам бы понравились.

Мне они точно ни к чему были.

Когда я открыл глаза, лестница все еще висела передо мной, едва видимая – паутинка, натянутая среди деревьев. Это как с объемными картинками. Главное – суметь ее увидеть, потом уже не потеряешь. Я чувствовал ее подушечками пальцев. Тонкая шероховатая веревочка, связанная в кольцо. Все, что мне было нужно, – это найти одно-единственное утолщение на ней, крошечный аккуратный узелок. А потом суметь его развязать.

В общем-то несложно, только отвлекаться нельзя.

– Ну здравствуй, маленький ублюдок, – сказал Ник, разглядывая меня с тем интересом, с которым энтомолог разглядывает насаженную на булавку бабочку. Надо сказать, чувствовал я себя похоже, но хоть не сдох сразу. И то хорошо.

Я забрал у него Марго. Ладно, пусть не я. Пусть Люс, это дела не меняет. Медиум, через которого он призывал своего чокнутого монстра, теперь был ему недоступен. Это должно было лишить его силы. Теоретически. Так, кажется, сказал Рашид.

Вообще-то это здорово – знать, что не только ты можешь ошибаться. Но не в этом случае.

Цыбулин молча стоял в двух шагах от меня. Я мог бы решить, что он просто растерялся. Мало кто не растеряется, если у него внезапно отнимут все полномочия и пообещают убить. Только полковник был крепким орешком. Грецким или, может быть, даже бразильским. Бледный, с плотно сжатыми губами, он неотрывно следил за мертвым парнем, выбирающимся из могилы. А правой рукой очень медленно подбирался к пистолету, спрятанному в подмышечной кобуре. Вид у него был такой, как будто он за сердце схватился.

Ник на него не смотрел даже – я его гораздо больше интересовал.

Он протянул ко мне правую руку, не убирая левой с надгробия, – и чужая сила потекла по моей коже. Влажное, скользкое ощущение, как будто угодил в болотное «окно» и теперь не очень понимаешь, как выбираться. Сила была как вода, поднимающаяся от ступней до самой макушки, плавно и неостановимо. Я услышал вскрик Карима – короткий, как будто кто-то неожиданно врезал ему и тут же зажал рот. Отличаться от нормальных людей всегда не слишком приятно, но в нашем случае – особенно. Ник оживил свою лестницу одним движением – так включают гирлянды на Новый год. И мы оба почувствовали это.

Под ногтями у меня ныло, как будто я содрал их и сам не заметил, как это вышло. И царапины снова начали кровить. Плохой знак. Я так говорю не потому, что крови не переношу или что-нибудь еще в этом роде. Так всегда бывает, если сила, с которой ты столкнулся, тебе не подходит. Это случается гораздо чаще, чем вы думаете. Не то чтобы хорошие парни не могли использовать злую магию, или наоборот. В силе нет ни зла, ни добра. Все намного проще. Наверное, вы слышали о том, что европейцы не пьют квас, а у азиатов нет фермента для переваривания молочного белка. Магия принципиально ничем не отличается от продуктов, которые вы едите каждый день, просто ее нельзя купить в магазине.

От некоторых ее видов меня выворачивает.

От других наверняка вывернуло бы вас.

– Я рад, что ты рискнул навестить меня, брат, – сказал Ник. – Может быть, ты думал, что бог направляет тебя, чтобы ты счастливо избегнул всех ловушек, но это был я. И ты оказался достаточно глупым, чтобы дойти до конца. Признаться, я страшно этому рад. Потому что ты, пожалуй, единственный из всех этих… – он усмехнулся, – гуманистов, кто способен хотя бы понять, что я делаю.

Он совершал ту же ошибку, что и раньше. Злой Темный Властелин был слишком честолюбив, чтобы убить нас всех просто так. Он хотел, чтобы я оценил красоту его замысла и признал, что он круче меня и вообще круче всех, кого я знаю.

Осталось понять, смогу ли я воспользоваться этой его ошибкой.

– Что ж, очень жаль, – холодно сказал Караев, сделав вид, что ему все понятно. – Убить его.

Обалдеть можно. Большой парень командовал. Вокруг нас черт знает что творилось, меня скрутило в пирожное «Улитка», у Карима глаза были совершенно стеклянные, Цыбулина била мелкая дрожь, плохие парни приперли нас к стенке, а он – командовал.

У некоторых чувство собственной важности так велико, что за ним больше ничего разглядеть не получается.

Мары клубились вокруг нас, как густой туман, и ветер перемешивал его. А за спиной у Ника, плечом к плечу, как юные ленинцы, вставали мертвые. Они чуяли меня так же, как я ощущал их. Один, второй… Третий. Еще пара, очень старые, похожие друг на друга, как две мумии из Пушкинского музея. Черт! Откуда их взялось столько? Черенок лопаты жег мне руки, но разжать пальцы и выпустить его я не мог.

Вонзить лопаты в кладбищенскую землю в нашем случае было все равно что тюкнуть по яичной скорлупе. Теперь то, что скрывалось внутри, знало, что пора выбираться наружу. Земля просто выпускала то, что ей принадлежало. Хотя нет, не совсем так. Она выхаркивала мертвецов, как туберкулезник выхаркивает кровь и слизь, бывшую когда-то его легкими. Честно сказать, я не был уверен в том, во что превратится это кладбище после того, как мы отсюда уйдем.

Если мы отсюда уйдем.

Ну да, сегодня я был пессимистом. Вы бы тоже им стали на моем месте.

Из-за деревьев начали стрелять, вот только не совсем туда, куда предполагал Караев. Я не знаю никого, кто был бы способен отклонить пулю. Нет такой магии, которой можно было бы ставить щиты, как в анимэ или компьютерных играх. Но есть кое-что, способное сбить прицел даже самому хорошему стрелку. Очень трудно целиться, если у тебя руки трясутся и перед глазами дрожит кровавая пелена. Или тогда, когда кто-то выскакивает из темноты и вцепляется зубами тебе в рожу.

В темноте кричали.

Ник улыбался, наблюдая за тем, как подстреленный майор оседает на землю. Кровь мгновенно пропитала серые брюки со стрелками. Две или три мары, отпихивая друг друга, принялись жадно лакать горячую красную жидкость. Это была хорошая жертва, но не такая хорошая, как если бы снайпер убил майора.

Как все низшие духи, мары любят кровь, но смерть они любят больше. Раненый человек напуган и уязвим, даже если его не в первый раз подстрелили. Честно, это гадкое ощущение, и к нему нельзя привыкнуть. Вот только когда нормальный человек умирает, он обычно куда больше пугается. Большинство людей не помнит, как это происходило с ними в прошлый раз. Они думают, что с ними случилось что-то особенное.

Что-то непоправимое.

И не надо мне сейчас говорить о далай-ламе и прочих продвинутых чуваках.

Я – не далай-лама. И вы тоже.

– Ну что ж. – Ник улыбнулся. – Время закончить то…

В этот момент у меня в кармане заорал мобильник. Некромант поперхнулся на середине фразы, его напарник выронил из рук свечу, которую как раз пытался зажечь. Спичками. На ветру. Молодец какой, честное слово.

– Неожиданно. – Голос у Ника сделался бесцветным, как амеба. – Наверное, это очень важный звонок. Не хочешь ответить?

Чего я меньше всего хотел, так это при нем разговаривать по телефону. Но рука моя нырнула в карман, ухватила трубку и поднесла ее к уху. Я даже не успел посмотреть, кто звонит.

– Кирилл Алексеевич?

Марина. Черт. Более неудобного времени она выбрать не могла.

– Да.

– Я звоню, чтобы узнать, как все продвигается.

Офигенно быстро, я бы сказал. Быстрее, чем мне хотелось бы.

– Марина, может быть, я перезвоню вам… через час? Я немножко занят.

Согласен, тут я слегка покривил душой. Когда вокруг тебя полно мертвецов, в воздухе пули свистят, а плохой парень издевательски называет тебя «брат» – это трудно назвать «немножко занят». Но вряд ли кому-нибудь стало бы легче, если бы Марина испугалась.

– Снова, – раздраженно сказала Марина. – Вы снова заняты. Я понимаю, у вас работа, но я все-таки уже оплатила ваши услуги. И я хочу видеть результат. Вы хороший гипнотизер, Кирилл Алексеевич, но, на мой взгляд, этого мало. Вам следовало бы более внимательно относиться к нуждам ваших клиентов.

В каком-то смысле она была права, но у меня оставались еще примерно сутки на решение проблемы. Сутки на то, чтобы разобраться с Ником и выдать ей приемлемый результат. Куча времени.

– Я на выезде, извините, – сказал я. – При моей работе это часто случается.

– Ну вы же смогли ответить на звонок. – Марина хмыкнула. – Значит, пять минут для меня найдете.

Ничего это не значит. Я нажал «ответить» лишь потому, что так хотелось Нику. Терпеть не могу людей, считающих, что могут распоряжаться чужим временем только потому, что они заплатили авансом. Дергать фрилансера до наступления дедлайна – признак плохих манер, но в другое время я спустил бы это на тормозах.

В трубке послышался детский голос, потом резкий автомобильный гудок, и я вздрогнул. Может быть, конечно, Марина просто забрала ребенка с занятий в музыкальной школе или секции ушу и теперь везла домой. Вот только у меня было дурное предчувствие.

– Я подъеду к вам минут через десять, – добавила она.

– Меня нет в офисе, – напомнил я.

– Я знаю, где вы, – совершенно спокойно сказала Марина.

– Любопытно… – пробормотал Ник, склонив голову набок, как прислушивающаяся к чему-то курица. – Кажется, ты оказался даже полезнее, чем я думал. Дай мне трубку.

Он протянул руку ко мне. Меня рвануло вперед, чуть не уронив на землю, словно он хотел из меня кишки через нос вытянуть. Болевые приступы ему хорошо удавались, ничего не скажешь. Перед глазами у меня заплясал красный туман, колени подломились, и я рухнул в ледяную кашу – могильная земля, снег и мокрый пепел. Такие пятна потом трудно отстирать, ну и черт с ним. Пока невидимый каратист выворачивал мне руку, я нажал большим пальцем на корпус телефона в секретном месте – и задняя крышка отскочила. Некоторые меняют мобильники каждый год, но не я. У меня старый телефон, очень надежный и дешевый, с длинной трещиной в корпусе. Я разбивал его несколько раз.