Текст книги "Обречены и одиноки"

Задыхаясь, я быстро сплела боевое проклятие, которое использовали на мне самой. «Поцелуй Марены» – всепожирающее прикосновение самой богини смерти Изначального Хаоса, против которого устоять может лишь обладающий сильным артефактом маг. Энергетический поток был готов очень быстро, и я без малейшего промедления отправила его в Прайма, ничуть не промахнувшись. Отдача получилась существенная, но мои ониксы не подвели, и я смогла устоять на ногах, оставаясь в сознании. Боль в груди мгновенно утихла. На Прайме Киринионе не было ни единого артефакта, не считая обруча, который был скорее символом власти, чем магическим предметом, ведь от него не исходило магического фона.

Я не смогла сдержать победной улыбки.

Прайм, правящий Алнаиром более трех тысяч лет, упал на одно колено. Его лицо побелело. Мгновенно ставшие фиолетовыми вены вздулись и, как мне показалось, даже зашевелились. Киринион закрыл глаза. Картина была более чем прекрасной и грела сердце, по еще не остывшим душевным ранам, полученным в этом измерении, словно разливался бальзам.

И чего это он не падает окончательно?!

– Еще никто не ставил меня на колени, женщина, – жутким, пробирающим до глубины сознания голосом заговорил этот… по всей видимости, бессмертный.

Создатель! Ну почему никогда не бывает просто?!

– Ты связана с Арханиэлиусом. Он связан со мной. Поэтому, и только в этот раз, я поглощу все сам и не допущу последующей отдачи на твою смелую, пусть и плохо соображающую прекрасную головку, Аэлин. – Прайм встал и выпрямился, открыв полностью черные, как часть Изначального Хаоса, глаза. – И я в последний раз предложу тебе мирные условия разрешения спора, – добавил он.

Я очень испугалась. Мне было страшно до жути. Он только что поглотил проклятие, после которого я едва выжила, пробыв в гранях двое суток!

Но я не отступила. Потерять Архана было для меня страшнее.

– Я все еще жду твоего предложения, Прайм, – отозвалась я равнодушно.

Специально сказала «твоего» из чистого упрямства, потому что его это бесило. Прайм снова сглотнул. На секунду прикрыл глаза. Выдохнул. Я даже умилилась. Он применяет такую же технику аутотренинга, как и я. С дыханием. А мы похожи в чем-то. Только я не убиваю направо и налево, как некоторые… бессмертные.

– Ашерро не может быть одновременно твоим кесарем и моим децернентом. Поэтому я предлагаю обмен. Ты останешься здесь в качестве моего личного децернент, со всеми вытекающими отсюда обязанностями, – снова заговорил Прайм Киринион.

Меня передернуло. Быть равнодушной машиной для убийств – далеко не моя мечта. С другой стороны, похоже, выбора нет.

– Тогда Арханиэлиус сможет вернуться на Альтерру в качестве вашего кесаря, – закончил он.

– Ни за что! – крикнула Вероника.

– Будь по-твоему, – одновременно прошептала я.

Мой шепот показался мне гораздо громче ее крика.

– Да. Еще одно условие, – как победитель в этом состязании, улыбнулся Прайм. – Прежде Арханиэлиус женится на одной из женщин Алнаира. Во избежание дальнейших недоразумений, которые иначе определенно возникнут.

И я получила еще одну ласковую улыбку в подарок от беспощадного Прайма Кириниона. По моей щеке скатилась слеза. Он так и стоял совсем рядом со мной. «Не плачь, – подал внутренний голос единственный за много лет разумный совет. – Не плачь, Камелия. Не плачь». Рука Прайма коснулась моего лица, убирая следы предательских эмоций. Он снова улыбнулся.

– Аэлин, – сказал он с придыханием.

У меня даже голова закружилась. Не знаю, от чего больше – от того, каким тоном он произнес мое имя, от того, что он говорил прежде, или от его прикосновения. Наверное, от всего вместе. Нервы сдают в последнее время уж очень сильно.

– Церемония будет на рассвете, – услышала я еще одну фразу, брошенную им небрежно и властно.

Теперь он говорил как истинный правитель закрытого мира.

Затем как ни в чем не бывало Прайм Киринион вышел из тронного зала.

Глава 7. Разрушить нерушимое

Жизнь преподнесла очередной сюрприз – в комнате, куда меня отвели под чисто символическим конвоем воины Алнаира, меня ждали. Широкие плечи, невысокий рост и рыжий оттенок шевелюры, отливающей медью в свете алнаирийских солнц, помогли мне сразу определить, кто передо мной, несмотря на то что маг стоял лицом к распахнутому окну и спиной ко мне. Уже знакомый мне мужчина, служивший, как оказалось, двенадцатым личным децернентом Прайма Кириниона, брат Рейвен.

– Бажен? – удивилась и обрадовалась я.

Алнаириец повернулся и широко улыбнулся.

– Едва весть о непокорной особи женского пола, позволившей себе попытку проклясть энергетической магией нашего Прайма, пронеслась по резиденции, я сразу понял, кто пожаловал к нам в гости, архимаг измерения Альтерра.

– Я тоже рада тебя видеть, – улыбнулась я ему в ответ.

И правда была рада, потому что он не назвал меня брезгливо «женщина», как в день нашего знакомства, а это в свете предыдущих событий хоть что-то хорошее. Я вспомнила, как повел себя Арханиэлиус, а потому машинально приняла боевую позицию, еще больше развеселив Бажена.

– Я свободен в своей воле. Не бойся меня, – пояснил он.

Бажен оперся на высокий подоконник, позволяя ветру трепать непослушные завитки волос.

– Почему ты свободен в своей воле, а Ашерро нет? – спросила я в лоб.

А чего ходить вокруг да около? Меня все равно либо вскоре убьют, либо я перестану соображать самостоятельно, либо лишусь возможности снова увидеть Архана, что для меня еще хуже первых двух вариантов.

– Я заслужил, – перестав улыбаться, ответил он сухим тихим голосом.

«Рейвен мертва, ее возлюбленный наверняка тоже, а Бажен смог вернуться обратно в родное измерение. Да еще и стал не просто кем-нибудь, а самым что ни на есть близким к Прайму. Слишком очевидное совпадение. Уж не тем ли он заслужил эту свою свободную волю, что отдал родную сестру на растерзание правителю Алнаира?» – промелькнула в голове мысль, внушая мне, что доверять магу нельзя ни в коем случае.

Доверять, конечно, нельзя, но ведь вопросы-то задавать можно.

– Тебя приставили следить за мной? – спросила я.

На язык напрашивался совершенно другой вопрос: «Как ты мог убить свою сестру?!», – но я решила пока не наглеть окончательно.

– Мне приказали показать тебе кое-что.

Набрав в легкие побольше воздуха, Бажен указал на открытое окно. Как только я приблизилась и посмотрела вниз, последовали разъяснения.

– Довольно складная и симпатичная, – хмыкнул он. – Та, которая с длинными рыжими волосами, – алнаириец указал на девушку, спускающуюся с огненно-красного а’теши, прибывшую с огромной свитой и охраной из семи латунных отрядов. – Астарта. Невеста для архимага Ашерро.

– Как греческая богиня, – устало улыбнулась я.

Я подняла лежащее на кровати бараа угольно-черного цвета. Надела прямо поверх того, что было на мне. Наряд отвратный, но все лучше, чем полуголой ходить.

Что они хотели этим показать? Или чего добиться? Вывести меня из себя? Так я и без того в бешенстве. Но только не доставлю им удовольствия лицезреть это.

– Церемония будет на рассвете, – продолжил Бажен.

– Мне все равно, – сказала я глухо.

Да, мне действительно было все равно. Наш союз нерушим, и алнаирийские церемонии, пусть хоть десять раз на рассвете, нисколько не отменяют этого.

– Кажется, ты не поняла. Это будет церемония на крови, – дополнил Бажен.

Мне почудилась толика сочувствия в его голосе. Но меня больше удивило не это, а то, что он сказал. Не может быть такого!

Создатель, да как это возможно? До этого момента я твердо верила, что церемония единения нерушима. С другой стороны, у этого бессмертного фокусов, как я успела уяснить, полно.

Отчаянно борясь сама с собой, я спросила как можно более равнодушно:

– Разве это во власти вашего правителя?

– Власть Прайма безгранична, – сказал Бажен.

Что, настолько безгранична?! Я думала, что слово «безгранично» употребляется для поддержания авторитета и лживой лести для самовлюбленной натуры правителя.

– Безгранична лишь власть Создателя, – злобно ответила я.

Да, я не сдержалась. И в словах, и в эмоциях. Потеряла самообладание и разревелась. Новость о том, что мой единственный мужчина больше не будет частью не только меня, но и всей моей жизни, ранила слишком глубоко.

– Сейчас ваш кесарь привязан своим сознанием к нашему Прайму. Именно поэтому он так себя ведет. Но чтобы обряд был настоящим, Ашерро должен быть в своей воле. А это значит, что после того, как Арханиэлиус подтвердит обряд, прежде чем невеста скажет свое «да», у тебя будет время, чтобы предпринять что-нибудь. Твои друзья не уйдут в свой мир после церемонии живыми. Так гласит первый закон Алнаира. И еще никому не удавалось нарушить его, – совсем озадачил меня Бажен.

Он дотронулся до моего плеча и слегка пожал. Сочувствует, значит. Как будто оно мне надо. С другой стороны, все равно спасибо, что предупредил.

Я с надеждой посмотрела на мага, давшего мне только что лучик надежды в этом темном царстве.

– Я могу увидеть своих друзей?

Бажен покачал головой. В коридоре послышались шаги, и он быстро направился к выходу.

– Передай им: что бы ни случилось, ни при каких обстоятельствах они не должны возвращаться за мной, – утерев слезы, попросила я его настойчиво. – Пообещай, что скажешь, Бажен.

Личный децернент Прайма Кириниона рассеянно кивнул и вышел, тихонько прикрыв тяжелую дверь. Я еще немного побродила по комнате, утешая себя мыслью, что пусть я и не вижу выхода сейчас, но импровизации всегда давались мне неплохо, а значит, лучик надежды, затеплившийся в душе, еще может осветить мне дорогу из этой, казалось бы безнадежной ситуации. В худшем случае я останусь здесь, и это позволит мне наконец разгадать тайну, почему наш великий артефакт, рассеивающий сумрак, подкинул нам столько проблем, хотя должен был принести мир. В этих раздумьях я и уснула, полусидя на подушках, прямо на подоконнике открытого окна.

Проснулась уже после заката. Точно такая же спальня, отличавшаяся только цветовой гаммой от той, где жил в этом дворце Архан. Не красная, а зеленая комната была освещена лишь едва пробивающимся светом звезд с ночного неба.

Я разожгла несколько пульсаров, чтобы было светлее. Вытащила из прически ненавистные шелковые ленточки и распустила волосы. Жаль, расчески нет.

Побродив по комнате, от безделья принялась рассматривать ниши в стенах. Нашла карандаш и листки бумаги. Слова, метавшиеся в душе и не дававшие покоя, так и полились строками на бумагу.

 
Так темно и пусто. Вспомнить —
Одиночество убить.
Болью сердца задыхаясь,
Сделав усилие – жить.
Тишина – предвестье смерти,
Стерпеть все – без лишних слов.
И, не проронив ни звука,
Дать убить свою любовь.
Сделать выбор, понимая:
Мы не те, чт…
 

Оторвал меня от написания стихотворения непонятно когда вошедший Прайм, окончательно испортив все. Правитель встал прямо за моей спиной и с интересом разглядывал недописанное стихотворение.

– Да, сейида Аэлин, вы правы. Русский язык, безусловно, самый великий язык во всех измерениях. Такой аллегоричный, такой цветистый, иносказательный и сакральный, – произнес он тихо.

Стараясь не думать о том, откуда Прайм знает про язык, на котором я писала, потому что этот неубиваемый даже в мысли мои лезет, я отбросила карандаш и сказала ему так же тихо, только не столь беззлобно:

– Да, Прайм Киринион, вы действительно воплощение тоталитаризма всех миров. Даже моя муза сдохла при вашем появлении.

– Вам стоит выспаться. Вы же не хотите пропустить одно из самых важных событий в вашей жизни? – продолжал издеваться надо мной Прайм.

По-прежнему глядя на бумагу, я задала встречный вопрос:

– Я так понимаю, для вас не стало сюрпризом мое появление в вашем мире. Теперь вы получили то, что хотели, – первого по силе мага, не второго. Так зачем нам с вами еще вести какие-то беседы? Шли бы вы… к себе, Прайм Киринион.

Я говорила сдержанно и тихо. Очень старалась, хотя внутри все так и кипело от негодования.

– Аэлин, Аэлин, – произнес он шепотом.

Мужские пальцы коснулись кристаллов в моих волосах. Похоже, терпение у меня только что кончилось. В порыве злости я скомкала недописанное стихотворение и швырнула в Прайма. Он удивился.

– Посмотрим, как вас, уважаемый и достопочтенный Прайм, удивит это, – говорила я и одновременно плела боевое проклятие высшего уровня.

Первое, чем я в него запустила, «Мор египетский» – неприятное проклятие, вызывающее язвы и нарывы по всему телу. Затем всеми любимый «Танатос», вызывающий разрушение на молекулярном уровне, правда, применяется обычно на нежити, но этот тоже не совсем живой. «Горе от ума» – проклятие, мгновенно сводящее с ума и дезориентирующее противника. «Вечное упокоение» – заставляет падать замертво любого, кто не умеет создавать отражающие щиты, а Прайм даже попытки не предпринял, чтобы закрыться от волн энергии. «Четкер» – в просторечии «Дух смерти» – проклятие, отделяющее душу от оболочки. Он поглотил все.

«Хоть бы у тебя передоз был», – подумала я злорадно.

Я не наделась убить его. Нет. Просто я разозлилась, и мне нужно было на ком-то сорвать свою злость. Прайм не отразил обратно ни одного проклятия. И даже с места не сдвинулся. Он лишь стоял рядом, смотрел на меня немигающим взглядом и пристально следил за моим приступом истерики. Только теперь я заметила, что в его руках деревянная расческа, украшенная позолотой. Поздно. Мне она уже не нужна.

– Вот же сволочь бесчувственная, вечно живущая, – досадовала я вслух.

Как-то совсем обидно стало, что я не причинила ему никаких неудобств. Выпустила последнее, потому что мой резерв уже был почти на нуле. Проклятие «Черная немочь», вызывающее симптомы энтеровирусной инфекции со всеми побочными эффектами одновременно – рвота, диарея, приступы судорог с потерей сознания, расстройство гемодинамики.

Прайм не ожидал такой подлости, потому что если это поглотить, то последствия только усиливают эффект. Мужчина мгновенно позеленел и с ошеломляющей скоростью исчез из комнаты. Вовремя он сбежал, потому что ровно через секунду на то место, где он стоял, с грохотом обрушилась деревянная ширма, разлетевшаяся впоследствии на несколько частей в ударе об двери. Это я так обнулила резерв. Ну, раз уж пусто, так пусть совсем.

Примерно через полчаса за окном тоже что-то грохнуло, оглашая шумом весь город.

Время тянулось и тянулось. Я желала, чтобы рассвет наступил скорее, и в то же время не хотела, чтобы ночь заканчивалась.

За час до рассвета мне принесли новое бараа, такое же отвратительное в покрое, но удивительное по структуре ткани – она была плотная и воздушная одновременно, легкая и дышащая, но не прозрачная, пурпурного цвета с крупным золотым рисунком. Я посмотрела на себя в принесенное служанками зеркало. Эмоции сдержать снова не удалось.

– Проклятое измерение, – вслух сказала я.

Храмовый комплекс, расположенный на территории резиденции, был почти весь построен из белого мрамора и украшен изразцами из золота и традиционными для Алнаира обсидиановыми статуями воина, то есть Прайма Кириниона.

Интересно, у него комплекс неполноценности, что ли? Везде статуи имени себя, мрамор, золото и шелк. У кого-то определенно было несчастливое детство.

Церемонию решили провести на смотровой площадке на крыше храма, а потому мне пришлось, спотыкаясь о подол бараа, подниматься по сотням ступенек, опоясывающих восточную стену храма. К тому времени, как я в одиночестве – охрану из двенадцати латунных я не считаю – добралась до пункта назначения, уже все были в сборе. Арханиэлиус и Киринион, в одинаковых белых костюмах, состоящих из рубашки и широких брюк, в латах из платины, расписанных рунами из красного золота.

Где-то я уже видела такие символы.

Взглянув на обруч, венчавший его величество местного измерения, я поняла, что не ошиблась – рисунок был исполнен в той же манере, что и на алнаирийской короне. Но меня это не удивило. Должна же быть в Прайме хоть капля добропорядочности, ведь женит не абы кого, а кесаря Альтерры. Ну и наряд соответственно подобран. Жаль, фантазией Прайм не отличается, вот и одел по себе. На Веронике было бараа черного цвета – совсем без орнаментов и рисунков. Тимура не было. Это плохо. За ними всеми – еще тот, кто церемонию проводит. Колдун вроде обычный, обладающий заурядными способностями. На него я внимание обращать не стала. Позади Архана и Кириниона стояли одиннадцать личных децернентов, одетых в черное. Как будто похороны. У меня вот платьице еще ничего, в отличие от остальных собравшихся. И тут я взглянула на невесту. Лица я толком не разглядела, потому что оно было скрыто под капюшоном: вроде как карие глаза, тонкие черты, длинные черные ресницы. Медные волосы вились каскадами, заканчиваясь где-то в районе колен. Ничего себе, складная и симпатичная. Да она – красота писаная! Или неписаная. Не уверена, как правильно. Но и это не самое главное. Бараа на невесте точно такое же, как у меня! Тут кто-то из тех, что стояли позади меня, натянул мне на голову капюшон моего платья и с силой толкнул меня к алтарю.

Это что же получается – меня сейчас замуж выдавать будут?! Веселенькая у меня жизнь. Два замужества. Один жених. Ни одного развода. И теперь вот снова свадьба.

– О Создатель, за что ты так со мной? – простонала я вслух.

Негодующе посмотрела в абсолютно бесчестные черные, как сама бездна, глаза Прайма.

– Не стоит на мне жениться, – сказала я, делая шаг назад. – Я готовить не умею.

Создатель, что я несу?! Сделала еще шаг и уперлась в спины стоящей позади свиты. Резерв-то на нуле. И платьице неудобное. Зато теперь понятно, почему Тимура нет. Вот он бы мне точно помог.

Прайм Киринион шагнул вперед – ко мне. Я тоже – назад, от него. Случайно наступила кому-то на ногу. На плечо легла тяжелая рука воина. От пытался сдвинуть меня со своей ноги. А я что? Я ему пальцы сломала. Случайно. Все. Привычка. Знаю, что дурная. Избавиться от нее не получается все равно. Воин тихонько взвыл, но, судя по тому, что Прайм только улыбнулся, а меня никто убивать не собирался, видимо, ничего страшного не произошло.

– Мне напомнить условия нашей сделки? – спросил он тихо и вкрадчиво.

Правитель медленно и уверенно подходил ближе, а мне отступать было некуда.

– Что-то не припомню пункт о свадьбе, – пояснила я, напрасно пытаясь сделать еще шаг назад.

– Я не о том, – меланхолично заявил Прайм. – Я про ту часть, где у кое-кого сердцебиение останавливается.

Вот же… сволочь!

– Если я попрошу прощения за то, что вчера прокляла вас… – начала было я.

Глаза у Вероники округлились. Она не ожидала. Да я сама от себя не ожидала.

– За все шесть раз. Может, тогда вы передумаете? – предложила я мирно.

Обладатель черных, словно сама бездна, глаз подошел ко мне вплотную. Снял капюшон с моей головы. Провел ладонью по кристаллам. Вероника уже не то чтобы удивлена, она вообще не в этой реальности от потрясения. Впрочем, как и я.

– Видишь ли, Аэлин, – сказал он и склонился к моему лицу так близко, что я дышать перестала. – Мои личные децерненты хороши. И ты хороша. Лучше их. В этом я вчера убедился. Только у моих подчиненных есть один изъян – они часто меняются. Я желаю, чтобы ты оставалась рядом как можно дольше. Поэтому – нет, Аэлин. Все будет только так.

«Все будет, – мрачно подумала я. – Брачная ночь тоже будет?!»

В черных глазах зажглись веселые огоньки. В моих – возмущение.

– Аэлин, – позвал меня Прайм.

Он предложил руку. Я помедлила немного. Ночное представление с болью в груди помнилось отчетливо, поэтому я все же вложила свою ладонь в его. Так мы и дошли до алтаря. Тот, который обряд должен проводить, приступил к исполнению своих обязанностей, что-то тихонько говоря. Что конкретно, я не слушала, потому что отчаянно пыталась сообразить, что делать, при этом стараясь не формулировать это в своих мыслях.

Речь длилась минут десять. Мне этого вполне хватило.

– Мне нужен шафер, – наконец выпалила я.

Прайм удивленно посмотрел на меня. В глазах читалось недоверие и, конечно же, неодобрение, а потому я быстренько нарисовала в голове образ благочестивой католички, выходящей замуж в белоснежном платье и длинной, с пятиметровым шлейфом, фате. И шафера, ведущего невесту под руку. И марш Мендельсона. И как все радуются вокруг, бросая к ногам влюбленных рис и розовые лепестки. Для окончательного эффекта.

«У меня никогда не будет такого», – почти всхлипывая, подумала я.

Тут я, конечно, слукавила, потому что именно такая свадьба была у меня и Александра. Но ведь Прайм не знал об этом. Правитель, как я и рассчитывала, проникся ситуацией. Знаком прекратил церемонию, а через десять минут огромный изумрудный дракон приземлился на край крыши храма, опаляя всех жарким дыханием.

Я чуть было не подумала, что Прайм не настолько жесток, как все считают, но вовремя одернула себя.

Потом снова нудная речь колдуна, потом Арханиэлиус сказал «да», хотя мое сознание кричало изо всех сил «нет». Из его рассеченной ладони полилась кровь, окропляя символы на алтаре, и внутри меня что-то оборвалось, образовывая пустоту размером в бездонную пропасть.

«Проклятое измерение, – вновь подумала я. – Вот и мой будущий муж со взглядом бездны, и я сама – теперь вместилище ее».

Невеста повторила действия Арха, и я поняла, что вернуть ничего не получится. Это конец того, что я называла «я и он». Безвозвратный и неоспоримый конец.

Ни о чем не думая, я попыталась вслушаться в слова, произносимые теперь для меня и Прайма. Подчиняться, хранить верность и так далее. Ничего нового и интересного. Все в духе Алнаира. Когда колдун закончил свою речь, Прайм тепло улыбнулся мне и произнес свое «да». Рассек церемониальным кинжалом правую руку и обагрил алтарь, закрепляя высказанное согласие. Пришла и моя очередь. Прайм с напряжением следил за мной. Я решила не заставлять великого правителя ждать.

Приняла кинжал из его рук. Покрутила его в правой руке.

– Когда американский авианосец шел на испанский маяк, капитан дал обещание сроком в полгода, – произнесла я спокойно. Глядя только на кинжал, я медленно рассекла левую ладонь, как и положено. – Я исполню обещание.

Я вытянула руку вперед, но не капнула на алтарь. Пока Прайм соображал, что происходит, я успела сжать руку в кулак, обагряя кровью серебро на моих пальцах для того, чтобы артефакт принял жертву и поделился со мной тем, чего мне так не хватает. Магия крови – единственная возможность сейчас открыть портал. Да, я растратила весь энергетический резерв по глупости, но благодаря этому Прайм не поставил защиту от перемещений, ведь он не знал, что я и на такое способна.

«Сюрприз тебе, муженек. И далеко не единственный», – не смогла я удержаться, чтобы не отправить новоиспеченному супругу мысленный посыл.

– Не возвращайтесь, – на прощание сказала я друзьям.

На короткий миг вспыхнувший сияющим серебристым светом портал забрал с собой тех, ради кого я это сделала. Он унес уже не моего архимага, главнокомандующую и даже огромного изумрудного дракона. Унес далеко отсюда – к раскидистой иве и древним вековым дубам, хранящим в своих темно-зеленых кронах мое умиротворение и покой, где-то там, в Екатерининском парке.

Я закрыла глаза, потому что ноги все равно уже не держали, и положила все еще кровоточащую руку на алтарь. Произнесла заветное:

– Да.

Я сделала это добровольно, потому что это единственное, что теперь могло спасти мою жизнь. А темнота привычно поглотила меня, укачивая в своих объятиях.