Текст книги "Невыносимый"

– Да уж. Бывает. Но ничего. Зачем тебе кто-то еще, если есть я, верно? – слегка подкидываю его на руках, вызывая смех у мальчишки.

– Наверное, – отвечает и ищет глазами мать.

– Не наверное. Точно тебе говорю.

На разговор дочь прокурора тратит не больше пяти минут, но, судя по тому, как она прикусывает губы, трет пальцами лоб и то и дело хмурится и вздыхает, проходит тот совсем не легко.

– Не знаю, кого там твоя мама прежде выставляла в качестве твоего папы, но теперь им буду я. Как тебе?

– Ты? – искренне удивляется Макс. – Будешь моим папой?

– Я, – подтверждаю и прижимаю его к себе ближе.

– Правда-правда?

– Правда-правда.

– Да. Я хочу, – радостно кивает, но тут же поджимает губы. – Но только если мама разрешит, – добавляет, снова ища глазами Туманову.

Та разговор заканчивает еще минуту назад, но продолжает стоять на прежнем месте, глядя на свой телефон.

– Она не может запретить мне, – отвечаю сыну, а сам тоже на нее смотрю. – Сам у нее спроси, если не веришь. Хотя, на будущее, если я что-то тебе говорю, то так и есть. Даже не сомневайся. Мое слово – закон, – заканчиваю с пафосом и усмешкой, отпуская ребенка.

К матери.

В следующее мгновение я наблюдаю, как девушка, присев на корточки перед сыном, что-то негромко говорит, привычно мягко улыбаясь тому, пусть и через силу, после чего оба идут в мою сторону.

– Она сказала «да», – гордо оповещает меня Макс и снова лезет ко мне на руки.

Подхватываю и несу к машине.

– А я тебе что говорил?

Ребенок кивает и крепко обнимает меня за шею, насколько позволяет ему комбинезон и длина детских ручек.

Странное ощущение.

Еще более странно то, что от переполняющей меня ярости не остается и следа, а я только сейчас замечаю.

– Папа, – произносит совсем тихо в шею, почти вопросительно, словно и сам не верит, что говорит это.

Что я там о странностях только что говорил?

Теперь уж совсем непривычно…

И вместе с тем, то самое. Родное. Мое.

Никому не отдам…

Глава 7

Тая

За окном автомобиля городской пейзаж сменяется одной улицей за другой. Фары проезжающих мимо машин почти слепят, но я не обращаю на это никакого внимания. Я вообще словно в вязком вакууме нахожусь. Время и то стоит на месте по ощущениям. Так и не решила до сих пор, как реагировать на происходящее. Не сказать, что неожиданно, но… ждать и получать – разные вещи. Хотя первым порывом, когда поняла, куда Игнат нас привез, было выпрыгнуть из окна и бежать без оглядки как можно дальше. И будь я одна, наверняка, так и сделала бы. Но с ребенком бросаться в неизвестность – глупо и необдуманно. Именно поэтому приняла навязанные правила. В конце концов, я и так за последние сутки наделала полно глупостей. Нужно притормозить и, наконец, просчитать всю ситуацию. А она выходит откровенно паршивой. Потому что нет у меня времени больше. Ни на что. Не оставили мне его. В отличие от меня, Орлов все как раз хорошо продумал. Не зря переманивал все это время сына на свою сторону. Самый лучший рычаг давления на меня. Что бы ни происходило, сына я ни за что не оставлю, и мужчина это прекрасно знает.

Но черт бы его побрал!

Апофеозом всего становится возвращение домой, где нас уже ждет мой отец. А ведь я просила его по телефону не дергаться. Позволить мне самой договориться с Игнатом. Но когда он меня слушал? Или хоть кого-то? Смешно, но, если забыть, что оба мужчины стоят по разные стороны баррикад, характер у них почти один в один. Оба бескомпромиссные, упертые, с несгибаемой волей, твердые и нерушимые, как скальные острова посреди бушующего океана.

Вот и сейчас…

Никаких приветствий. Лишь два ледяных взгляда скрещиваются в немой борьбе. И я знаю, что ни один не отступит. Будут стоять на своем до победного конца. Подозреваю, кровавого. Я вдруг отчетливо понимаю, что мне все же придется сделать выбор. Желательно такой, который не приведет к необратимым последствиям. И прямо сегодня. Сейчас. Пока не стало слишком поздно. Хуже всего то, что я уже знаю, кого выберу. Еще раньше знала, как бы ни настраивала себя на обратное. Потому что только так будет правильно. Для всех. Но даже зная и понимая, смириться и принять вот так сходу ситуацию по-прежнему не получается. И вряд ли хоть когда-нибудь получится.

Настолько ухожу в свои мысли, что пропускаю момент, когда противостояние оказывается прервано появлением Лаки. Пес с громким и радостным лаем кидается нам навстречу, прыгает вокруг, умудряясь своим языком даже плечо Игната достать. Максим хихикает и тоже прыгает. Я же хватаюсь за спасительную соломинку.

– С Лаки нужно погулять, – говорю, глядя прямо на Орлова.

Тот с ответом не спешит. Сперва оглядывается по сторонам, изучая обстановку прихожей и видимой части коридора двухкомнатной квартиры. Не сказать, что здесь есть на что посмотреть. Евроремонта нет никакого, лишь самый простой: дешевые обои, а на полу линолеум, покрытый ковровой дорожкой. Из мебели тоже лишь необходимый минимум, чтоб было куда повесить верхнюю одежду и поставить обувь. Все чисто и аккуратно. Но разве много нужно двоим людям? Единственное, я люблю, когда в комнате зелено, поэтому горшки с цветами расставлены по всей квартире.

– Десять минут. За которые ты соберешь вещи. И мы уезжаем, – выдвигает Игнат встречным ультиматумом.

Я на это только устало вздыхаю и принимаюсь разуваться. Пальто не снимаю, только расстегиваю двубортный ряд пуговиц и прямо так прохожу на кухню. Выключатель не трогаю. Жалюзи открыты и лунного света вполне достаточно, чтобы видеть окружающую обстановку и друг друга. Отец следует за мной практически сразу, а следом слышится звук захлопнувшейся двери. Мы, наконец, остаемся одни. И я уже точно знаю, что этот разговор не принесет ничего хорошего нам обоим.

– Если сейчас с ним уйдешь, я тебе помочь уже не смогу. Так и будешь всю жизнь под этим монстром жить, – начинает он сходу, спасибо, на удивление миролюбиво. – Пока он не сдохнет. Повезет, если намного раньше тебя.

– Знаю. Но если сбегу от него, считай, так до конца жизни и буду бегать. Он не даст нам с Максом спокойно жить вдали от него. Из-под земли достанет, – повторяю вчерашнюю угрозу Игната.

В доме совсем не холодно, но меня начинает бить озноб, поэтому обхватываю плечи обеими руками в попытке удержать тепло в теле. А может, чтобы оставить себя на месте. Ведь на деле мне хочется согласиться на все встречные предложения отца и действительно бежать. Но это будет самый эгоистичный и неверный поступок в моей жизни.

– Я же тебе говорил, я разберусь. Ты – моя дочь. Моя семья. Я позабочусь о том, чтобы ты о нем больше не слышала. Надо потерпеть всего-то полгода-год. Все лучше, чем жить в страхе и оглядываться каждый раз, пока он рядом.

Смеюсь. И качаю головой.

Не разберется он. И не посадит. Если бы мог, уже давно все это провернул. А так скорее ляжет хладным трупом на дно какой-нибудь канавы. Я же видела фотографии того, что случалось со всеми теми, кто мешал Игнату. И вчера он прямо сказал, что будет, если мы решим выступить против него. И какой дочерью я буду, если позволю сейчас отцу так подставиться?

– Так уверен, что действительно сможешь? – уточняю уже вслух. – А от всех его врагов, которые захотят отыграться на нас с Максом, тоже защитишь? И так и будем жить, да? Они нападают, а мы снова бежим и прячемся?

Отец мрачнеет.

– То есть в меня, того кто дал тебе жизнь и вырастил тебя, ты не веришь, а в того козла, который живет за счет других жизней, ты очень даже вдруг уверовала? Или на что ты рассчитывала, когда под него в первый раз ложилась? Что он исправится, станет милым и хорошим, после того, как ты ему сказку о морали прочитаешь и кроху-сыночка родишь? Думаешь, он изменится? Такие, как Орлов, никогда не меняются! Легкой жизни не будет теперь, уж не жди в любом случае! Ты сама свой выбор сделала, когда ребенка от него родила. Теперь расхлебываем, как можем. Хотя бы сейчас голову включи и прекрати ерепениться, играя в предубеждение и гордость!

Прав. Снова. Пусть и не во всем, на этот раз. Но оттого не менее больно и обидно слышать от него эти слова.

– Я ничего не думаю, – говорю и отворачиваясь к окну. – И знаю, что не изменится. Как и знаю то, что он не отступится и не отпустит Макса. Скорее уничтожит всех, кто встанет на его пути. Тебя – в первую очередь, папа. И в отличие от тебя, на него мои просьбы никого не убивать точно не подействуют, – пытаюсь хоть так достучаться до него.

– Ты поэтому из моего внука еще одного преступника и убийцу вырастить решила? – слышится за спиной полное гнева.

Вздрагиваю и крепче обнимаю себя за плечи. Не отвечаю ему ничего на его заявление. Потому что не знаю, что сказать. Ведь правда. Очередная. Бьющая по мне наотмашь.

– Хватит себя жалеть, Тая. Это ничем не поможет. В одном этот твой Орлов прав. Оставаться здесь тебе не стоит. Давно. Собирай вещи. Я тебя и Максима с собой заберу. Орлов, может, и страдает бешенством, да и не один, но и я – не мальчик. Ребята из убойного помогут. Сдержат. Никто не пострадает. И тебя с сыном никто не тронет. Гарантирую.

Ах, если бы так оно и было…

Только я больше в это не верю.

– Я не себя жалею, папа, – оборачиваюсь обратно к нему, стараясь выглядеть невозмутимой и уверенной в своих следующих словах. – Себя я давно разучилась жалеть. Еще пять лет назад. Но Игнат уже сказал Максу о том, что он его отец. И тот… счастлив. Счастлив, понимаешь? А если я соглашусь на твое предложение, то не только разобью его мечты, но и убийцей его отца стану. А я так не хочу, папа! Только не так! Не через смерть Игната, каким бы монстром он ни был!

«И уж точно не через твою…» – заканчиваю уже про себя.

– Ему четыре! Конечно, он счастлив! У вас же в доме мужика ни разу не было, а он нуждается в ком-то помимо матери, это вполне нормально. Вот только не в Орлове. Ничему хорошему он его не научит. Другого мужика себе найди, его он тоже примет. Маленький еще, ему без разницы. Если уж к Орлову проникся, любой другой и подавно ему на пользу пойдет. Он и не вспомнит о нем уже через год, чего ты зациклилась на этом? Или думаешь, Орлов заботится о том, что других сыновей без родного отца оставляет, когда в башку им стреляет и черепушки их проламывает?! – окончательно срывается отец, наряду с ударом кулаком по столу. – Не хочет она, видишь ли. Захоти!

– Да ты понимаешь, что тем самым войну в городе развяжешь? – тоже больше не сдерживаюсь я. – Он же кровью зальет все улицы, пока не получит Макса обратно! А когда найдет, думаешь, он меня пожалеет? Или тебя? Пристрелит всех нас и дело с концом. Сейчас его от этого шага сдерживает только моя покладистость. Да и… – замолкаю на мгновение, втягиваю в себя воздух и продолжаю уже на порядок спокойнее. – Так я буду рядом с сыном и смогу повлиять на его будущий выбор.

Так себе оправдание. Но если это убережет моего отца от смерти, как и десяток другой его людей, значит, оправданно.

– Все я понимаю! Понимаю! Это ты не понимаешь, я тебя, дура, уберечь хочу! И тебя! И внука! Да я его хоть сейчас изолирую! Ото всех! Хотя бы за похищение! – выплевывает в полнейшем негодовании. – Ай, кому я это рассказываю… – качает головой и шагает прочь из кухни. – Учти, потом не проси о помощи снова. Ты выбрала свою участь, свою судьбу. И сторону. Нет у меня такой дочери. И внука нет.

Входная дверь в квартиру хлопает повторно. А следом по полу разлетаются черепки цветочного глиняного горшка с фиалкой, который я кидаю себе под ноги на эмоциях.

Вот как так? Из-за одного и того же мужика дважды разругаться с родным отцом в пух и прах. Что я за дура такая? Ведь вот он шанс на спасение. А я снова его упускаю. Как пять лет назад, когда испугалась того, что будет, если Игнат узнает о беременности, а отец – о нем. Так и сейчас. Но перед глазами все время стоят те чертовы фотографии изувеченных Орловом людей. Точнее, по делу – не им самим, а его мордоворотами, но сути это не меняет. По факту все равно он. Только теперь на месте тех людей я вижу отца и мать. И это видение отзывается в груди фантомной болью. Настолько сильной, что я почти падаю на колени перед разбитым цветком. Вот так и моя жизнь: как ни старалась сохранить ее целой, а все равно разбила, не собрать. Но я все равно зачем-то пытаюсь спасти хотя бы цветок. Собираю землю руками в одну кучу и втыкаю в нее свою потрепанную фиалку. Говорят, они сильные, при должной заботе укрепятся на новом месте и вновь расцветут. А я? Я так смогу?

Должна…

К тому же:

– Не знал, что самое ценное из того, в чем ты нуждаешься – это пенсионный куст, – доносится со стороны входа на кухню.

Упускаю тот момент, когда моя уединенность перестает быть таковой. Орлов стоит в проеме, сверху-вниз наблюдая за всеми моими жалкими потугами по спасению цветка.

Пропускаю мимо ушей его выпад.

– Обещай, – прошу вместо этого срывающимся голосом. – Обещай, что, если мы уйдем с тобой, с Максом никогда не случится ничего плохого.

Полночно-синий взор становится почти черным.

– Именно для этого вы со мной и остаетесь.

– Почему тогда в этом случае не отправить нас с ним куда-нибудь подальше? Так ведь куда проще и безопаснее.

– А потом сидеть и каждую минуту дергаться, узнавая, как вы там? – служит мне встречной насмешкой. – Нет уж. Я не настолько мазохист, чтоб так себя подставлять. Будешь у меня на виду. Тогда будет действительно проще. Многим. Не только мне и тебе.

Согласно киваю, принимая его доводы. По этому вопросу. А вот дальше задаю новый:

– Ты его тоже вырастишь похожим на тебя?

И если раньше я лишь слегка посматривала на него, то сейчас фактически цепляюсь своим взглядом за его.

– Мой отец не был таким, как я. Мямлей был. Брат – наоборот, до одури весь из себя правильный. А вот дед… Он меня воспитал. И да, мы похожи. Так что однозначного ответа не жди.

– Тогда мне лучше и правда быть рядом с ним, – улыбаюсь совсем невесело. – Может тогда повезет, и он вырастет таким же сильным, как ты, но с границами дозволенного. Куда лучшим и достойным человеком, чем ты. Где он, кстати?

На губах Орлова мелькает ядовитая ухмылка.

– Макс во дворе. Играет с Лаки. Почти выучили команду «взять». За палкой пес гоняется, – произносит отстраненно, а его ухмылка становится лишь шире. – Куда лучшим и достойным, чем я, значит? Ты себя-то в зеркале видела? – добавляет зло.

– Ну, я, по крайней мере, никого не убиваю по поводу и без, – парирую, отворачиваясь и поднимаясь на ноги.

Да, я забываюсь. С кем говорю. И что говорю. Вспоминаю, лишь когда Игнат оказывается за моей спиной вплотную. Поздно.

– Спорное утверждение, – звучит над самым ухом. Еще секунда, и мужские пальцы забираются в мои волосы, сдавливают затылок, поворачивают и вынуждают вновь смотреть на него. – Ложное. Или ты ведешь подсчет тех, кого я убил за последние сутки, пока был с тобой, а я не в курсе? А может, это не ты вчера умоляла меня выстрелить в несчастных псов только потому, что испугалась?

– Я не имела в виду это, – отзываюсь едва ли громче него, хотя то больше похоже на оправдание. – Но громкий и резкий звук их бы спугнул.

– По-твоему я настолько без тормозов, что при каждом случае стреляю? По поводу и без, – припоминает мне мои же слова.

– Я видела твое дело, – признаюсь, разворачиваясь к нему всем телом. – И всех тех, кого ты убил. Их фотографии. Ты хорошо заметаешь следы, кстати. Почти не к чему прикопаться.

Зачем я говорю ему все это? Что хочу услышать в ответ? Что он не такой? Глупость какая! Все он именно такой и даже хуже. И пора бы мне уже принять этот факт, а не видеть в нем того, кем он когда-то зачем-то притворился для одной испуганной девочки.

– И сколько их? Этих фотографий? Десяток? Два? Три? В любом случае там лишь жалкая часть из того, что я сотворил. Стоит помножить, как минимум еще на десять. И даже тогда… Считать умеешь? Сколько минут моей жизни они успевают зафиксировать? Все тридцать с лишним лет? – кривится Игнат. – Или я тут один грешник? Остальные все святые? Чего ты хочешь от меня? Я не понимаю.

Если бы я сама понимала…

– То, чего я хочу, ты мне дать не в силах, – говорю, как есть, по итогу. – Потому что сам же забрал, – улыбаюсь криво и подношу свои пальцы к его лицу, провожу ими вдоль скулы, на которой сейчас играет льющийся в окно лунный свет. – Ты все у меня забрал, – продолжаю шепотом, вглядываясь во тьму его глаз. – Вот уже во второй раз. Хотя я сама виновата. Сама снова выбрала твою сторону. Глупо теперь об этом сожалеть.

Убираю ладонь и поворачиваюсь спиной, чтобы уйти.

Еще бы мне это было дозволено…

Мужские пальцы на моем затылке сдавливают крепче. Другая его ладонь перехватывает мою. И я в капкане.

– Знаешь, что по-настоящему бесит меня в этой жизни? – отзывается Игнат. – Вранье, – сам же отвечает. – Так что не ври мне больше, Тая, – его рука опускается вместе с моей мне на живот. – Если бы ты ничего от меня в самом деле не хотела, то и того, что происходит с тобой сейчас, не случилось бы. Сына у тебя бы тоже не было. Как и у меня, – скатывается до шепота.

А я зачем-то прикрываю глаза, вслушиваясь в его голос. Как ни странно, он меня успокаивает. Боль отступает. Прячется в глубинах души. И я крепче сжимаю мужскую ладонь в своей. Черпая из нее силы для себя.

– Да, – признаю чужую правоту в очередной раз. – Так было бы куда проще. Забыть и отпустить. Но только и ты – не тот Игнат, которого я запомнила. Совсем не он. Другой. Чужой. И я не хочу знать тебя такого. Вот моя правда.

Хватка на моем затылке слабеет. Но это не делает меня свободной. Он утыкается носом мне в волосы. Шумно втягивает воздух. Я больше не вижу его лица. Но почему-то кажется, что Игнат улыбается.

– Три…

Прикосновение к моей руке исчезает. Но не к животу. Жар его тяжелой ладони просачивается сквозь одежду, когда он слегка давит, тем самым еще плотнее прижимая меня к себе. По телу проносится дрожь давно позабытой неги. И я обманываю себя этим чувством, уверяя, что всё на самом деле не так уж и плохо.

– Два…

Мужское дыхание задевает скулу. Почти обжигает. Вынуждает меня саму дышать через раз. Его голос – глубокий, как бездонная пропасть. Разносится в тишине, кружит голову, утягивая за собой в самую бездну.

– Три…

Я слушаю его. Но не запоминаю. Мой пульс зашкаливает гораздо сильнее. Слишком ярко застревает в моей голове сам факт того, насколько он близко. И насколько ближе еще может быть.

– Пять…

Нет. Не поцелуй. Он лишь едва ощутимо касается моей щеки губами. Все еще давит на живот. Но даже этого хватает, чтобы тело откликнулось и потеснило волю разума.

– Пять…

Его ладонь смещается ниже и чуть в сторону. Гладит. Ласкает. Словно струны, умело перебирает натянутые почти до предела нервы. Ослабляет. Их. Меня. Все мое возможное сопротивление. Опускается на бедро и разворачивает к себе полубоком, сильнее распахивая пальто. И я невольно тянусь навстречу в стремлении заполучить больше.

– Два…

Почти мне в губы. На этот раз совсем не касаясь. Действительно с легкой полуулыбкой, так идущей ему. Пристально вглядываясь в мои глаза. Ловлю себя на мысли, что делаю то же самое. Смотрю. Любуюсь. Пропадаю. Как и пять лет назад.

– Ноль…

Он бережно собирает мои волосы. Отводит их в сторону. Перекидывает через плечо. Пока я складываю нехитрую комбинацию из цифр. С номером моего телефона. Тем самым, что оставляла ему когда-то. И которым он пользуется почему-то только сейчас. Да и то весьма своеобразно.

– Хочешь ты, или нет, но тебе придется, Тая. Знать меня. Такого. Любого, – добавляет Игнат, потянув за завязку на юбке. – Знать. И любить.

Тяжелая плотная ткань совсем не держится без закрепа. Скользит вниз по ногам, падает на пол синей лужицей. Не успеваю поймать. Хватаюсь за воздух. На мне остаются только чулки и подвязки. Они – не такая уж и преграда. Кружевное белье – тем более. Нет, не избавляется, сдвигает в сторону, обжигая новым прикосновением к обнаженной плоти. И я лишь чудом удерживаю себя на краю манящего искушения. С силой цепляюсь за остатки разумных мыслей и мужскую руку.

– Нет, стой, подожди, – шепчу в бестолковой попытке остановить намечающееся безумие. – Игнат…

Если и слышит, то не слушает. Перекладывает мою руку себе на шею. Одну. Вторую. Пол уходит из-под ног, а я оказываюсь сидящей на кухонном столе. На самом его краю. С широко разведенными в стороны коленями. Он вклинивается столь же аккуратно, сколь безжалостно и неумолимо. Не оставляя ни шанса.

– Давай, соври мне еще раз, Тая. Соври, что не хочешь…

То ли вопрос. Уличающий во лжи. То ли просьба. То ли приказ. У меня нет времени осмыслить. Как и не остается возможности сказать что-либо в ответ. Губы смяты жадным поцелуем. И если секунду назад я еще помню о том, что должна его остановить, то теперь с моих уст срывается лишь жалобный тихий стон, вместе с новым проникновением его пальцев под тонкое кружево.

– Бл*дь… – хрипло ругается Игнат. – Какая же ты…

Не договаривает. Тяжело выдыхает. Шумно втягивает в себя воздух. Раскрывает и ласкает меня изнутри мучительно умело и медленно. Меня буквально вышвыривает в похожее воспоминание. По телу проносится сладостная дрожь. Сворачивается наэлектризованным клубком внизу живота. Простреливает током. И я не успеваю остановить слетевший с моих губ повторный предательский стон. Игнат ловит его своим ртом, поглощает вместе с новым поцелуем. Его пальцы во мне – проникают глубже, растягивают, почти доводят до сумасшествия только одним этим простым действием. Все еще невыносимо медленно.

– Боже… – выдыхаю на особо глубоком и неожиданно резком толчке.

Из меня словно весь кислород вышибает. Я тоже выгибаюсь. Инстинктивно прижимаюсь к нему ближе. Не могу не прижиматься. Я потом буду проклинать за эту слабость. И себя. И его. И нас обоих. Но здесь и сейчас мне нужно больше. Всего. Больше контакта. Больше поцелуев. И я уже сама тянусь к нему навстречу. Целую в ответ, наверное, слишком отчаянно. Плевать. Мои руки живут своей жизнью, отдельно от голоса разума, почти рвут пуговички на мужской рубашке, в стремлении добраться до его тела, почувствовать жар горячей кожи и впитать в себя. Да, это адово пекло. Мои легкие горят. В голове настоящее инферно. Откинув голову назад, я с жадностью глотаю новую порцию воздуха, никак не могу надышаться. Зато рвано и громко выдыхаю…

– О-ох… – вместе с новым проникновением.

Его член во мне ощущается чертовски огромным. Нет, мне не больно. Но Игнат замирает. Не двигается. Дает возможность привыкнуть. А я смотрю в синие глаза и понимаю, что вот теперь точно пропадаю. Окончательно и безвозвратно. Снова лечу в бездонную пропасть, сотканную из его обжигающего желания, полного трепета и нежности, на контрасте со всем тем, что я знаю. Да, сейчас рядом со мной тот Игнат, которого я помню, и образ которого давно храню в своем сердце. И я снова обманываю себя. Подменяю реальность. Вновь тянусь к нему навстречу. Позволяя увлечь себя в эту порочную игру из выбивающих дух резких глубоких толчков, уносящих на волнах разрастающегося удовольствия. Пусть по его правилам. Я наслаждаюсь ею. Нуждаюсь и жажду. Пью до дна. Окончательно пьянею. Далеко не скоро возвращаюсь в реальность. Оргазм накрывает и тело, и жалкие остатки моего разума слишком беспощадной эйфорией. Мгновения длиною в вечность. Я словно рассыпаюсь на части. Нет меня. Едва осязаемые поцелуи на лице и шее продлевают это иллюзорное чувство, даря обманчивое ощущение правильности происходящего, даже после того, как все заканчивается. Совсем ненадолго. Когда мужчина отстраняется, оставляя вместо себя холод и пустоту, обрушивается и понимание случившегося.

– Твои десять минут вышли, – ставит перед фактом Игнат, прежде чем покинуть кухню. – Нах*р твои шмотки. Поехали домой. Все, что нужно, сам куплю.

Недалеко уходит. В ванную. Через пару секунд слышится шум воды. А я так и сижу на столе, глядя перед собой невидящим взором. Перевариваю. И если поначалу я еще пытаюсь убедить себя в том, что ничего страшного не произошло, тем более, не абы с кем, а все же с отцом своего сына, то стоит только соскочить со стола, как на разум штормовой волной обрушивается иная правда. Ведь он… этот… нехороший человек… снова! Он снова не предохранялся! Да и я хороша! Чем думала, когда поддавалась его желанию? Точно не головой. Лучше бы не разговоры с ним вела, а к сыну шла, тогда бы не приходилось теперь так страдать. Еще и это! Медаль матери года мне точно не дадут! Правильно отец обозвал бестолковой. Успокаивает только то, что я помню, сколько охраны выделил Игнат для Максимки, так что за его безопасность точно переживать не стоит. А вот прибраться и вещи собрать – да. Хотя бы самый необходимый минимум. Тем и собираюсь заняться, попутно раздумывая, как бы поделикатнее попросить Игната заехать по пути к нему в аптеку. Хотя о деликатности думать уже как бы поздно. Тем более, о ней только я и думаю. Орлов такой проблемой точно не страдает.

– Ты пьешь противозачаточные? – спрашивает он по возвращению.

Вопрос в лоб, что говорится. И я непроизвольно краснею.

– Нет, – произношу негромко и отворачиваюсь в намерении поскорее скрыться от его прожигающего взгляда в ванной.

Хотя это все равно не спасает от ответного:

– Опрометчиво, – следует небольшая пауза, а последующее звучит слишком уж самодовольно: – Разве что прежде не было в этом никакой необходимости. Тогда почти логично.

Ничего не отвечаю, но дверью хлопаю громче, чем намеревалась. И снова бью его в своих мыслях.

Индюк самодовольный!

Благо, когда возвращаюсь, в квартире, кроме меня, нет никого больше. Пользуюсь моментом, чтобы сделать, наконец, то, зачем приехали сюда. Беру совсем немного, но в итоге три сумки набирается. Плюс рюкзак с принадлежностями для каратэ. М-да… и как теперь это все тащить? Впрочем, о чем это я? Не впервой, в конце концов. Рюкзак мне на плечи, сумки в руки и вперед. Чтобы замереть на выходе из подъезда, глядя на мило беседующего Игната. С Дашей.

Вот будто мало мне проблем на сегодня! Страшно представить, что эта незатыкающаяся особа легкого поведения наговорила ему. Зато понятно, чего он поначалу меня торопил, а теперь и дела никакого нет до того, как долго я справлюсь. Конечно, когда на тебя с таким восторгом смотрит такая милая рыжая хохотушка с довольно выдающимися объемами и сверху, и снизу… чего не скрывает расстегнутый полушубок…

В общем, мое раннее желание наплевать на УК РФ принимается разрастаться с геометрической прогрессией.

Особенно, когда к этим двоим еще и Макс подбегает.

Честное слово, как какая-нибудь счастливая семья! Не считая того, что это все-таки мой сын!

От последующей глупости останавливает появление одного из охранников Игната, который молча забирает у меня сумки с рюкзаком и уходит к машине.

– Спасибо, – только и успеваю сказать ему вслед.

Хотя ему до моей благодарности и дела нет. Никак не реагирует. И не он один. Стоящая у детской площадки троица тоже все еще не замечает моего появления.

Ну, ладно, сами напросились!

Подхожу к ним, как можно тише и незаметней. С учетом, что Игнат, уже с Максимкой на руках, стоит ко мне спиной, это сделать не сложно. А Даша и вовсе увлечена разглядыванием мужского образчика красоты. Ей в такие моменты вообще все побоку. Один только Лаки, завидев меня, бросается навстречу, радостно виляя своим пушистым хвостом. Глажу его между ушей и все так же неспешно подхожу к застывшей у горки троице.

– …эх, Максимка, я б на месте твоей мамы тоже на других мужиков не смотрела, будь у меня такой в заначке, – мечтательно вздыхает сама мисс Беспардонность, показательно осматривая Игната с головы до ног и обратно, и тут же поправляет себя: – Хотя нет, столько ждать, как Таська, я точно не смогла бы! Давно бы другого отца тебе нашла. Может, даже и не одного, – выдает еще более мечтательно, чем в начале своего монолога.

Вот бы сквозь землю сейчас провалиться!

Прям ни раньше, ни позже не могла появиться во дворе, а именно тогда, когда не следовало. И опять болтает не то, что нужно. Убеждаюсь в том, когда выхожу вперед и замечаю на губах Игната мрачную ухмылку. Явно неспроста слушает. Опять выводы делает. Но и это не самое страшное.

– Нет, больше пап мне не надо, – качает головой Максим. – Нам с мамой и одного хватит, – добавляет серьезно. – Самого лучшего! – заявляет совсем уж гордо, обнимая мужчину за шею крепче.

Будто боится, что тот исчезнет.

А я вот не отказалась бы от такого…

Особенно, когда слышу:

– Да и вряд ли твоя мама еще одного папу потянет, – снисходительно поддакивает ребенку Игнат.

– Как знать, – говорю уже сама, вставая между ним и Дашей, глядя на него с вызовом. – Я ж ни разу не пробовала, чтобы такое утверждать, – усмехаюсь.

И очень стараюсь сохранить эту эмоцию на своем лице, банально прячусь за ней, дабы не стушеваться под встречным полночно-синим взором, полным скрытого обещания скорой расправы за такую дерзость с моей стороны.

– Ты сперва со мной справься.

Сказала бы я, да благоразумно молчу. По этому поводу. Перевожу тему на иное.

– Мы сегодня доедем до твоего дома, или еще с десятком людей пообщаемся предварительно?

– Ревнует, – доверчивым шепотом тут же комментирует мой выпад Даша для Максимки, который весело хихикает на это.

«УК РФ, Тая, УК РФ…» – проговариваю несколько раз про себя, пока они развлекаются за мой счет.

– Мамочка, не ревнуй, папа с Дашей почти не говорил, – вставляет сын, перебираясь ко мне на руки. – Это Даша говорила, – утешающе гладит меня по голове. – Но все только про тебя.

Можно подумать, от этого мне намного легче…

К тому же, узнать, что именно она успевает ему про меня еще нарассказывать, возможности никакой не остается.

– В машину, – мрачно командует Игнат, подталкивая нас с сыном в нужную сторону.

Не сопротивляюсь. И самой уже хочется сбежать от соседки как можно дальше. Так что в теплый салон усаживаюсь с долей некоторого облегчения. Рядом с сыном. Лаки устраивается по другую сторону от своего маленького хозяина и затихает, уложив голову на свои скрещенные лапы.

– Мама, – зовет меня Макс, пока я его пристегиваю, – а что, у кого-то и правда бывает несколько пап сразу?

Начинается…

– Бывает, – не вру.

– Да. И, как правило, один из них – мертвый, – вставляет язвительно Игнат, прежде чем трогает машину с места.

– Почему мертвый? – удивляется ребенок.

Я же тоскливо вздыхаю.

Вот не мог, что ли, помолчать?

Все объяснение сбил своим высказыванием!

– Папа не правильно выразился, – посылаю тому, о ком говорю, выразительный взгляд. – Не обязательно мертвый.

Зарабатываю в ответ не менее выразительный взгляд. Точно такой же, как тогда, когда про «ни разу не пробовала» говорила.

– Папа не «не правильно» выразился. Просто забыл уточнить: не в нашем случае «не обязательно». В нашем – без вариантов.