Текст книги "Башня континуума. Владетель. Том 2"

– Дэниэл! С ума сошел? Ты напугал меня до полусмерти!

– Извини, но ты такая смешная, когда пугаешься. Настоящая умора.

– Прекрати, прекрати немедленно, хи-хи, прекрати щекотать меня! Мы ведь на похоронах!

– Ведь мы уже не на похоронах, мы ушли оттуда? И правильно. Нечего нам там делать. Пойдем, выпьем по стаканчику.

– Я собиралась найти Ричарда.

– Дался тебе этот придурок.

– Ричард вовсе не придурок.

– Какой нормальный человек мог жениться на этой чертовой кукле. Разве полный придурок.

– Пожалуйста, не говори так об умершей!

– А что? Она стала гораздо лучше лишь оттого, что умерла? Вот и Торнтон. Смотри, сидит в беседке, оплакивает свою великую любовь. И кто он после этого? Разве не придурок?

Ричард поглядел на них стылым, бессмысленным взглядом. Мало того, что ему пришлось ехать на опознание жены, а потом вести долгие и мучительные беседы со следователями об ее наркотической зависимости и не самом целомудренном образе жизни, так еще и пресса, прознав о кошмарной, но живописной смерти Серафины, устроила настоящую вакханалию. Под шумок родственники персика шустро попытались обобрать сиятельного лорда Торнтона до нитки. Убитый горем, Ричард бы, пожалуй, безропотно отписал родне персика свое многомиллиардное состояние, к счастью, зашел Дэниэл и, размахивая винтовкой, прекратил этот шабаш.

Ох. Брр.

– Спасибо, Дэниэл. До сих пор не пойму, что это было… как если бы я умер и стал грязным вонючим куском падали, и разлагался под палящим солнцем на дороге, а они налетели большими, жирными, мясными мухами…

– Нет, Торнтон, это жена твоя была… хорошо, хорошо, мы должны быть добрей к мертвым, не то покойники восстанут из могил и начнут нам мстить. У-у-у!

Терри испуганно вскрикнула и шарахнулась. Дэниэл захохотал.

– Ну, говорю же, умора!

– Ты меня пугаешь. Правда, пугаешь. Тебе не стоит расхаживать повсюду с винтовкой. Ты ведь можешь кого-нибудь нечаянно убить.

– Кого-нибудь? Ну, пожалуйста. Я ведь не маньяк какой. Я не собираюсь убивать кого-нибудь. Я собираюсь убивать не кого-нибудь, а вполне определенных людей.

Терри не сумела подыскать подходящего ответа и решила притвориться, будто ничего не слышала. Боже милосердный, до чего непосильная задача – сохранять здравый рассудок. И кое-кто явно не справлялся.

Когда они дошли до дома, Терри увела Ричарда в спальню для гостей, уложила, стала поить чаем с мятой и всячески над ним кудахтать. А Дэниэл уселся в гостиной и начал вливать в себя спиртное, и занимался этим основательно и сосредоточенно, пока не вернулась Терри.

– Как наш безутешный вдовец.

– Вроде бы заснул. Сказал, поспит пару часов и поедет на работу.

– Батюшки светы, ведь сегодня выходной.

– Ричард сказал, накопились кое-какие дела. Съезди с ним, пожалуйста, Дэнни.

– Не хватит ли? Я и без того провел с ним последние четыре дня. Ходил с ним всюду и водил за ручку, как дите малое. И в морг тоже, опознавать тело. Поверь, приятного тут мало. Мертвые холодные безголовые девушки – это удовольствие на тонкого ценителя.

– Дэниэл!

– А ты никогда не задумывалась, что за сорт людей устраивается работать в морги служителями? Да. Вижу, никогда. Я бы, кстати, съел что-нибудь, – прибавил Дэниэл вполне безмятежно.

Терри приготовила салат с тунцом и крохотные, необычайно вкусные, острые сэндвичи. Они ели на кухне и пили кофе.

– Давай сходим сегодня куда-нибудь вечером.

– Куда?

– Допустим, в морг или на кладбище. У-у-у!

– Дэниэл!

– Хорошо, больше не буду. Может быть, пойдем в театр?

Как всякая женщина, Терри очень чутко ощущала грань, перейдя которую мужчина из благородного рыцаря, ведомого святой мужской обязанностью оберегать и защищать, превращается в галантного, чуточку прилипчивого, ухажера. Время от времени она с раскаяньем понимала, что сама провоцирует Дэниэла на подобное поведение, обращаясь с ним, как с маленьким мальчиком, хотя он давно уже вырос и мог нечаянно перепутать ее истинно материнские заботы о нем с чем-то другим.

– Дэнни, знаешь… тебе стоит больше общаться с девушками своего круга.

– Эээ… какого круга?

– Девушками твоего возраста, разделяющими твои интересы и увлечения.

Дэниэла сегодня отчаянно раздирали какие-то черти, он откровенно потешался над ней.

– Морги и кладбища? У-у-у! Как романтично!

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

– Если не хочешь вечером никуда идти, ладно. Пройдемся по парку, постреляем по тарелочкам. От сидения в четырех стенах развивается клаустрофобия. К тому же, здесь с тобой не происходит ровным счетом ничего интересного, ты просто целый день плачешь и ждешь адвоката с очередной порцией бракоразводных документов.

Зачем Дэниэл таскал с собой смертоносную винтовку? Он мог просто убивать людей словами. Терри сжалась и тихо всхлипнула. Жестоко, но ведь чистая правда. Ее жизнь последнее время состояла из слез и разговоров с адвокатами. Она все чаще представляла себя старой девой в кресле-качалке, с вязанием в руках, со свернувшимся в ногах калачиком жирным кастрированным котом. Терри ненавидела котов. И кошек тоже. Но что поделаешь. Кто еще захочет составить компанию одинокой, несчастной старухе. Постойте. Да ведь она уже стала старухой. Двадцатисемилетней, дряхлой, седой, трясущейся старухой…

– Ты просто не понимаешь, как больно терять кого-то, кого так сильно любишь. Моя девочка, моя маленькая дочка. Сейчас ей было бы уже семь месяцев, она…

Дэниэл поспешно налил воды и протянул Терри.

– Извини, я не хотел, брякнул, не подумав. Но ты все равно не можешь остаток жизни провести взаперти, чтобы всякие придурки показывали на тебя пальцами и говорили, мол, какая ты странная, слегка прибабахнутая.

– Какая?

– Ну, извини, ударенная на голову немного. Я так не думаю, конечно, но люди бывают такими жестокими. Стоит пригласить куда-нибудь очень славную, очень грустную девушку, чтобы просто немного поднять ей настроение, они начинают думать, что ты имеешь на нее какие-то виды. Может, даже хочешь затащить ее в постель. Придурки.

Внутри у Терри что-то жалобно пискнуло.

– Как? Значит, мужчины даже не могут иметь на меня виды? Значит, со мной можно общаться только из жалости?

– Тереза.

– Дэнни?

– Прости, но ты давно смотрела на себя в зеркало? Давно?

– А что?

– А то. Жуть. Морги и кладбища. У-у-у! Знаю, я отвратителен, ты даже можешь стукнуть по голове сковородкой, если тебе станет легче, конечно.

– Дэнни.

– Тереза?

– Ты что? Что на тебя нашло? Ты вроде бы пытаешься… приволокнуться за мной? Пожалуйста, скажи, что это не так!

– А, если так? Ты возражаешь?

Терри возражала. Очень даже возражала. Это было ни в какие ворота! Ему действительно следовало найти милую девушку своего круга и возраста. Терри была на четыре года старше и годилась Дэниэлу если не в бабушки, то в пожилые тетушки. Это уж не упоминая массу прочих веских причин, по каким он никак не мог ухаживать за ней. Терри открыла рот, намереваясь расставить точки над i, но буквально в следующий миг на нее обрушился душераздирающий, взрывающий барабанные перепонки, звук. Вой льва, оказавшегося в западне. Хриплый, свирепый, исполненный первобытной ярости, рев.

– Ричард, – прошептала Терри, – Ричард?

Он выл все громче и отчаянней, будто с него живьем сдирали кожу и вынимали внутренности. У Терри потемнело в глазах и затряслись коленки.

– Боже!

На кухню вбежала молодая горничная, прелестная, как вспугнутая лань.

– Леди Ланкастер!

Свежий ее накрахмаленный фартук покрывали густые алые разводы.

– Я зашла к лорду Торнтону, отнести ему чашку кофе, а там кровь! Кровь! Сколько крови!

Если бы Терри могла прочесть его мысли, она бы не то, что треснула его сковородкой по голове, а задала бы отменного пинка, велела собрать вещи и убираться вон из ее дома и ее жизни.

К счастью, Терри не умела читать мысли и не догадывалась о страсти, испепеляющей его уже долгие годы. Из-за нее много лет назад он ушел из дома. Из-за нее вернулся. А она ни о чем не подозревала. Смешно. Он надеялся, что все прошло, но ничего не прошло и не проходило, а становилось только хуже.

Дэниэл понимал, что теряет контроль над собой. Несколько раз он был близок к тому, чтобы наброситься на нее и изнасиловать. Терри бы никогда не стала с ним больше разговаривать, зная, о чем он думал, когда однажды вечером она зашла со стаканом горячего молока для него и пожеланиями спокойного сна. Ее скромный халатик и старушечья ночная рубашка не смогли бы вызвать похотливые мысли даже у серийного насильника, выпущенного на свободу после тридцати лет заключения. А у него вызвали. Она была такая маленькая, кроткая, несчастная, хорошенькая, как куколка, такая целомудренная, такая беззащитная. Он мог вцепиться в ее нежное горло зубами, выпить из нее кровь, жизнь, ее дыхание и ее слезы, и чтобы она осталась с ним навсегда, навсегда…

Но он не сделал этого. Он не сделал ничего.

Потом умер Кольт и случилась эта ужасная вещь с газетой. Но, во всяком случае, эти события отвлекли Дэниэла от несчастной любви и заставили задуматься о куда более серьезных вещах. Он начал планировать вендетту. Он собирался найти основателей Культа и убить их.

Плевать, что планы его звучали, как бредни сумасшедшего. Основателей Культа искали местные и федеральные власти, искал Синдикат, Отдел Благонадежности, Священный Трибунал, и, по последним слухам, учитывая опасность Культа, на высшем уровне подключилось Министерство Обороны. И не добились ровным счетом ничего. Они были коррумпированы, подкуплены, запуганы или попросту вопиюще некомпетентны. А он собирался пойти до конца. Нет, Дэниэл не торопился и не терял головы. Зачем. Он был еще молод, вся жизнь лежала впереди. Жизнь, которую он отныне посвятил мщению.

Даже факт, что пока у него не имелось зацепок касательно личностей заправил Культа, не тревожил Дэниэла. Ищущий да обрящет. Пока он готовился. Просыпался в четыре утра перед работой и наматывал круги по парку, причем его пробежки куда больше напоминали изнурительные марш-броски. Он трижды в неделю посещал стрельбище, и ездил к одному мужику, безымянному гуру, с которым его познакомил еще покойный полковник Чейз Кольт.

– Если будешь достаточно вежлив, а не как обычно, этот парень обучит тебя таким трюкам, что любой черный маг удавится от зависти. Все, что тебе останется делать, так это никогда не применять полученные знания на практике.

Выматывался Дэниэл до невозможности, но дело того стоило. Все же, разве он не заслужил небольшой передышки? Провести тихий, культурный вечер в театре с любимой женщиной. Нет, никаких непристойностей, грязных слов и мыслей. Нет, он намеревался вести себя, как галантный кавалер, нарядиться в смокинг, даже нацепить бутоньерку, кланяться и шаркать ножкой, весь вечер пить только лимонад, обожать Терри безмолвно, на почтительной дистанции…

А, черт! Чертовая мертвая шлюха. Чертова ее мертвая отрезанная голова. Чертова горничная. Чертов ополоумевший Торнтон. Чертова проклятая жизнь!

– А-а-ргхх…

Надежды на то, что ситуация наладится сама собой, испарились без остатка почти мгновенно. Торнтон страшно, дико выл, крушил мебель и, кажется, ломал и разбивал все, до чего мог дотянуться. Мимо пронеслись охранники, резвые, собранные, как гончие.

– Лорд Торнтон? Сэр?

– А-а-ргхх…

– Лорд Торнтон, пожалуйста, успокойтесь.

– А-а-ргхх…

Переговоры определенно не увенчались успехом. Судя по брани и крикам, Торнтон устроил своим мучителям первосортную скандинавскую Валгаллу.

– Дэнни… может быть, ты сходишь, посмотришь, что там такое, – пролепетала Терри.

Дэниэл спокойно отхлебнул из стакана.

– Нет.

– Пожалуйста.

– Тебе надо, ты и иди.

– Я боюсь.

– Да ну?

– А ты такой храбрый…

– Ладно, ладно. Посиди здесь, хорошо?

Терри покладисто кивнула. Дэниэл одним глотком допил остатки, поднялся и вышел в холл, куда Торнтон вылетел из коридора, сея хаос и разрушение. Вид у него был настолько невменяемый, что трудно, почти невозможно было поверить в то, что еще час назад он выглядел вполне нормальным и адекватным. К тому же, он истекал кровью.

– Что стряслось, – поинтересовался Дэниэл, зажигая сигарету и выпуская дым через ноздри.

Ему поведали, что лорд Торнтон разбил оконное стекло, вскрыл себе осколками вены и начал выводить на стенах своей кровью какие-то странные символы. А, когда его вежливо попросили перестать делать это, взбеленился.

Письмена кровью? Неужто безутешный вдовец собрался покончить с собой и сочинял предсмертную записку? Что за ребячество? Хотя, похоже, Торнтоном руководили причины другого, уже совершенно безумного и оттого непостижимого порядка. В его дикие завывания вплеталось рефреном какое-то слово.

– Проказа… проказа…

Проказа? Или зараза? Дэниэл не был уверен, что расслышал правильно.

– Ричард?

– А-а-ргхх…

Однако стоило прекращать балаган, пока Торнтон не истек кровью, не убил кого-нибудь или не сравнял с землей особняк. Дрался он отчаянно, ибо в роду у него, помимо гениального изобретателя, числилась целая вереница чистопородных бешеных скандинавских викингов. Пусть так, зато у Дэниэла была винтовка. Пока Торнтон, рыча и воя, пытался разорвать на части ни в чем не повинных охранников, Дэниэл, мягко ступая, подкрался и, улучив подходящий момент, треснул безумца прикладом по затылку.

Подобный удар с легкостью мог отключить человека на час-другой, но Торнтону в его невменяемом состоянии показался небольшим подзатыльником. Все же, его достаточно оглушило, чтобы, разворачиваясь к Дэниэлу, он на полсекунды замешкался с ответными действиями и тотчас получил сокрушительный удар под подбородок и под дых.

Дэниэл в раскаянии подумал, что перестарался, и ошибся. Минуты через три Ричард очнулся, по-прежнему невменяемый и очень бодрый, готовый продолжать веселье, но его уже намертво прикрутили к спинке кровати ремнями и оказывали посильную медицинскую помощь. Он был не в восторге от всего этого.

– А-а-ргхх, – злобно рычал Ричард, прикладывая недюжинные усилия, чтобы извернуться и цапнуть доктора зубами за холеную руку с острым шприцем.

– Лорд Торнтон, умоляю, я понимаю, вам очень неудобно, неприятно и больно, но потерпите немного.

– Что с ним? – спросил Дэниэл.

– Боюсь, прямо сейчас не могу сказать ничего конкретного.

– Черт! Вы же доктор!

– Поэтому, как доктор, откровенно скажу вам, подобное поведение может являться симптомом целого ряда заболеваний, начиная от эпилепсии и острого алкогольного делириума и заканчивая инсультом и неоперабельной опухолью головного мозга. Что вы на меня уставились? Распорядитесь, пусть принесут горячей воды и чистые полотенца. И пришлите мне кого-нибудь помочь, мне трудно держать его одному. И выйдите, не мешайте работать.

Все заняло не меньше часа. Терри сидела белая, потерянно наблюдая, как прислуга ликвидирует следы разгрома в гостиной и замывает пятна крови на паркете. Пришел доктор, вид у него был довольно мрачный.

– Вы по-прежнему не знаете, что это, да?

– Какой вы любознательный молодой человек, Дэниэл.

– Да, я такой.

– Ну, это явно не результат воздействия наркотических или лекарственных препаратов. Не мозговое кровоизлияние. Физически лорд Торнтон вполне здоров, я полагаю. Возможно, имеет место скверная и болезненная реакция на смерть жены. Трудно поверить, но, случается, даже полностью здоровые люди выказывают себя крайне неадекватно в тяжелых стрессовых ситуациях.

Неужели здоровый человек, даже изнывая от горя, будет кромсать себя, а потом выводить кровью на стенах причудливые знаки, похожие на каббалистические символы, исполненные тайного, непостижимого, ускользающего смысла. А рядом с этими знаками, на белых, с золотой окантовкой обоях, как ясно запомнил Дэниэл, четко обрисовался кровяной отпечаток ладони.

– Вы видели эти знаки?

– Да, видел. Вот уж не думал, что лорд Торнтон увлекается оккультизмом.

– По мне, больше похоже на какие-то математические формулы, – пробормотал Дэниэл.

– Возможно. Не знаю. Вам о чем-то говорят эти символы?

Дэниэл замялся. Было неловко обсуждать человека в столь внезапно странном ракурсе.

– Ну, пару недель тому назад мы с Ричардом выпили немного после работы. Да. И поехали к нему домой. И он показал мне свою лабораторию. Оборудование. Генераторы. Измерительные приборы. Пробирки. Турбины. Хмм. Я не слишком силен во всяких высоколобых технических штуках, понимаете. Наука – не моя стихия. Да. И Ричард рассказал мне, он, мол, проводит кое-какие эксперименты.

– По работе?

– Что? Нет. Ричард сказал, он собирается изобрести, ммм, машину.

– Какую машину.

– Ммм. Машину. Времени.

Повисло долгое молчание.

– Машину времени? Занятно. Причем тут эти символы?

– Если я не путаю, я видел в его лаборатории записи. Листки бумаги с похожими значками.

Доктор потер гладко выбритый, сильно надушенный хлороформом, подбородок. Ему явно сделалось очень грустно, грустно и печально.

– Лорд Торнтон не говорил случайно, что его величайшее изобретение всех времен будет иметь решающее значение для судеб человечества?

– Да, точно, говорил. Он сказал мне, что машина времени спасет человечество от глобального катаклизма, то есть конца света. Он…

Дэниэл осекся.

– О, черт! Торнтон спятил! Вот дерьмо! Твою мать!

Доктор поглядел с сильным укором.

– При всем уважении, «спятил» ни в коем случае не может считаться точным медицинским диагнозом. Давайте сделаем так. Непосредственной угрозы для жизни лорда Торнтона я сейчас не вижу. Я понаблюдаю за ним несколько часов, возможно, до вечера. Если его состояние значительно не изменится к лучшему, созовем консилиум и далее будем действовать по результатам.

– Вы собираетесь отправить этого психа в сумасшедший дом, да?

Доктор ущипнул Дэниэла за щеку, как делал, когда Дэниэл был еще сопливым малышом и во время болезни отказывался пить горькое, но целительное, лекарство.

– А, куда, по-вашему, голубчик, отправляются изобретатели машин времени. Неужто в самом деле отправляются путешествовать во времени? Как считаете? Нет? Не хочу вас расстраивать, но они отправляются туда, где о них заботятся квалифицированные специалисты и следят, чтобы они не причинили вреда ни себе, ни окружающим. У вас имеются еще вопросы?

3

Кит не знал, как он это пережил. Он ощущал себя так, будто постиг Истинное Дао, но не путем медитаций, длительных размышлений и молений Просветленному, а при помощи лоботомии. Он появлялся на работе и каждый день исправно выполнял свои должностные обязанности, но, если бы его спросили, чем он занимался все это время, он бы не сумел внятно ответить. Что он делал. Что делали его служащие. Что чувствовала Шарлотта, несчастная женщина, которую он нечаянно втянул в череду своих злоключений? Кит не знал. Ему было все равно.

Однако кое-какие досадные мелочи мешали безвозвратно погрузиться в пучину блаженного оцепенения. Младший братец, к примеру.

– Лорд Ланкастер…

– Да.

– Не могли бы вы уделить мне минутку?

Кит оторвал взгляд от стопки бумаг и поглядел на упитанного джентльмена в дорогом костюме, потерянно переминающегося с ноги на ногу перед необъятным письменным столом.

– Что? Кто вы такой?

– Начальник рекламного отдела, милорд.

– По какому вы вопросу.

– Собственно, я хотел поговорить о вашем брате. Сэр?

Кит машинально улыбнулся и тотчас раскаялся в том. Улыбка немедленно намертво прилипла к губам волчьим оскалом, как у пузатого божка достатка и преуспевания.

– В чем дело.

– Видите ли, мистер Ланкастер постоянно называет меня придурком. А еще постоянно грубит и огрызается. Курит на рабочем месте. А иногда и травку. И повсюду расхаживает с винтовкой, а однажды приставил ствол к моему виску! Представляете?

Дэниэл обладал вящей неспособностью уживаться в коллективе. В любом коллективе, включая родную семью. Увы, перевоспитывать Дэниэла было уже поздно. Вдобавок, он доводился Киту родным братом, а начальник рекламного отдела – чужим малознакомым человеком.

– Вы вообще понимаете, кто я? Вы понимаете, что у меня дел по горло? Вы не можете просто приходить в мой кабинет и ныть из-за каждого пустяка. С какой стати я должен разбираться с вашими подчиненными, объясните.

– Милорд, я не хотел говорить об этом открытым текстом, но не будь мистер Ланкастер вашим братом, я бы уже давно его уволил.

– Иначе говоря, вы вконец обнаглели и обвиняете меня в том, что я развел на работе кумовство, – ответил Кит вполне победоносно и грохнул кулаком по столу.

А то! Кто тут был самый главный?

– Сэр, я не спорю, ваш брат толковый паренек, предложения, которые он внес касательно рекламной кампании чрезвычайно неплохи, но, поймите, его поведение…

У Кита не было сил слушать эту ахинею. Лицемерно пообещав разобраться, он велел вызывать к себе брата. Дэниэл соизволил появиться минут через пятнадцать, войдя в кабинет обычной шаркающей походкой, создающей ложное ощущение расслабленности. На деле он всегда пребывал в состоянии звериной настороженности и полной боеготовности, и вид имел непритворно пугающий. Весь в черном, с коротко стриженым затылком штурмовика, с раскосыми глазами голодной рыси, с винтовкой и тлеющим в зубах сигаретным окурком, он походил на солдата, которому позабыли сообщить, что война закончилась, давно закончилась… полным и окончательным триумфом… неприятеля. Хотя сам Дэниэл, похоже, вовсе не считал войну законченной, а считал, что она просто перешла в стадию партизанских вылазок и диверсий на оккупированной противником территории.

– Ваше преподобие. Чего изволите?

– Прекрати паясничать. Ко мне заходят всякие придурки и жалуются на тебя.

– Да, придурки. Вот придурки!

– Ты хоть понимаешь, что твой словарный запас равен словарному запасу питекантропа?!

– Кого? – лениво переспросил Дэниэл, почесываясь пятерней и похрюкивая.

– Питекантропа! – выкрикнул Кит.

– А? Ух! Ух-ха-ха!

– Ладно. Давай притворимся, что я тебя отчитал, а ты пообещал быть паинькой.

Дэниэл выглядел слегка разочарованным оттого, что его боевой запал пропал втуне. Нахальный поросенок явно рассчитывал получить взбучку и закатить скандал.

– Я вообще-то собирался пойти пообедать.

– Без проблем. Иди.

Дэниэл засопел, явно изнемогая от неразделенной любви к ближним.

– Может, вместе пообедаем?

– Голубчик, тебе давно пора вырасти и, наконец, прийти в себя. Я не обедаю с клерками. Я не верю в демократию. И не подаю нищим. Кстати, на обратном пути зайди в бухгалтерию.

– За расчетом?

– За деньгами, олух ты Царя небесного!

– Какими деньгами? – искренне изумился Дэниэл.

Вероятно, в своем воображении бескомпромиссный борец за счастье человечества уже обитал в бесклассовом обществе, где деньги упразднили за ненадобностью или заменили ракушками и цветными стеклышками.

– Ты зачислен в штат, ты работаешь, ты получаешь зарплату. Что непонятного? Все понятно? Что уставился? Кыш! Кыш!

Дэниэл ушел. Обычно, уходя, он действительно уходил, и надолго. Иногда на годы. Но не сейчас. Вернулся он через полчаса и свалил брату на стол разноцветные свертки с различной снедью. Сэндвичи с курятиной, сладкие пироги, пончики в глазури.

– Ты не обедал, хоть кофе выпей.

У Кита уже в печенках засели необъяснимые попытки Дэниэла выказывать братские заботы. Не иначе, богомерзкий поросенок где-то с размаху, обалденно, треснулся головой. Вот уже месяц Дэниэл вечером заходил к брату, забирал его, вез домой и передавал на руки прекрасной миссис Лэнгдон, будто посылку. Иногда Дэниэл оставался на ужин, мыл посуду, пока Шарлотта варила кофе, а потом они с ней сидели в гостиной и вели долгие, изысканные беседы о садоводстве, рекламе, культуре, музыке, литературе, политике и религии.

Особенно о религии. Ибо, как всякий фанатик, Дэниэл исступленно жаждал обратить окружающих в свою веру… в атеизм. И никак не желал признать простого факта, что неверие само по себе является актом веры. Кит уже давно перестал спорить с братом, понимая, что зачем-то Господь сотворил и неверующих в Него.

– Тьфу! Христа ради! Почему ты еще не ушел? Поросенок ты!

– Не надо на меня кричать. Лучше поешь и успокойся. Хватит. Ты ни в чем не виноват.

Кит знал, что не виноват, но он не мог есть и успокоиться тоже не мог. Казалось бы, вот оно, желанное просветление, но какое там. Он лишился не только лучшего друга, но и незаменимого, прекрасного вице-президента. Маниакально-депрессивный психоз! Мертвая, отрезанная голова! Машина времени! А-а-ргхх!

– Да уйдешь ты наконец или нет!

Дэниэл стоически проигнорировал выкрики с мест.

– Ведь Ричарду уже, кажется, лучше. Ты сегодня собирался навестить его?

У Кита сложилось впечатление, что Дэниэл, единственный на свете, по неведомым причинам не считал несчастного Ричарда сумасшедшим. Скорее всего, Дэниэла потрясло сознание того, что взрослый, разумный человек, обремененный работой, семьей и выводком детей, как брачных, так и небрачных, может потратить уйму времени и сил, а также многие миллионы, на создание машины времени. Вот таким был Дэниэл, романтическим головорезом.

– Не понимаю, – проговорил Кит на уни-глаголице, – ты был в его лаборатории, объясни мне, Даниил, неужели все это тебе ничуть не показалось странным?

– Не знаю, но у этого придурка был такой счастливый, вдохновенный вид.

– Счастливый или полоумный?

– Да, наверное, но, с другой стороны, мы оба знали, что так и получится, что ты начнешь обзываться и доказывать, будто создать машину времени невозможно, и мы с этим придурком Торнтоном, в результате, будем выглядеть полными придурками.

– Но это действительно невозможно! Это на самом деле настолько невозможно, что даже нет смысла рассказывать, отчего и почему! Это как с вечным двигателем. Даже если ничего не знать о законе сохранения энергии и элементарных началах термодинамики, понятно, что сама по себе идея неправильна, бессмысленна и порочна. Невозможно создать что-то из ничего!

– К тому же, на практике, изобретение вечного двигателя обрушит экономику, – сказал Дэниэл, улыбаясь во весь рот.

Кит поразмыслил и немного удивился.

– Обрушит… как пить дать обрушит. И что?

– А то. Здесь определенно имеет место быть вековечный ЧУДОВИЩНЫЙ ЗАГОВОР промышленников против изобретателей вечных двигателей, – закончил Дэниэл торжественно.

Кит не знал, что это. Должно быть, до предела расшатанные нервы. Он захохотал и хохотал до тех пор, пока младший брат с встревоженной миной не выплеснул ему в лицо кофе, уже изрядно остывший, по счастью.

– Кретин! Мне теперь придется переодеваться.

– Ну и ладно. Переоденешься и поедем.

– Не вздумай тащить с собой винтовку!

– Извини, но я не хочу оказаться безоружным, когда они на нас накинутся.

– Кто накинется? Психи?

– Вот-вот. Психи и доктора со шприцами.

***

Тридцать Четвертый госпиталь психосоматического здоровья меньше всего напоминал легендарный Бедлам. Кремовый пятиэтажный особняк старинной постройки, окруженный садами и парками, настоящий оазис в сердце бушующего мегаполиса. Пока они шли к главному входу в здание, ярко светило солнышко, в кронах деревьях в уютных гнездышках радостно щебетали довольные и сытые пташки, а над чашечками благоухающих цветов порхали пчелки и бабочки. Из атмосферы всеобщей благодати слегка выбивались решетки на окнах клиники.

На входе у Дэниэла попробовали отобрать оружие, но он не дался.

– Нет! Нет! За кого вы меня принимаете? За вонючего хиппи?

– Оставьте, у него имеется разрешение на ношение оружия, – сказал Кит, – ведь имеется, Дэниэл? Неужели действительно имеется? Я потрясен. Вот, ознакомьтесь.

– Сэр, ношение оружия в здании клиники разрешается исключительно охране, причем согласно специальным положениям должностных инструкций.

– Просто не трогайте меня, а я не трону вас, договорились? Пошли, поросенок.

Так Дэниэл остался при винтовке, а Кит – при своих мрачных мыслях. Наверное, ему чудилось, будто несчастных страдальцев, запертых здесь, донимают демоны. Пока они шли по коридорам, он тоскливо оглядывался по сторонам, украдкой крестился и бормотал молитвы.

– Здравствуйте, здравствуйте!

– Кто вы? – обреченно спросил Кит, явно ожидая, что злая судьба свела его с очередным психом, но перед ними предстал сам главный врач Тридцать Четвертого госпиталя. Несомненно, встреча с лордом Ланкастером оказалась самым потрясающим и важным событием в его жизни. Прежде чем пригласить их в кабинет, главный врач не меньше пяти минут сердечно тряс Киту руку. В обычной ситуации Кит бы давно осадил прилипчивого фон Захер-Мазоха, но сейчас только слабо улыбнулся и махнул рукой в сторону Дэниэла.

– Мой младший брат.

– А, мистер Ланкастер? Помню вас, как же. Ведь это вы к нам привезли лорда Торнтона. Присаживайтесь.

Заботливо устроив Кита в кресле, главный врач налил ему бренди, кофе и стакан воды. Дэниэла он проигнорировал, как никчемное существо, находящееся в самом низу социальной лестницы. Дэниэл пристроился в углу на кожаном диване, чинно положив винтовку на колени, и стал смотреть в окно, на цветущие сады и синие пруды, краем уха прислушиваясь к беседе.

– … и лорд Торнтон считает, понимаете, будто находится под воздействием некоей глобального сорта аномалии.

– Как? – переспросил Кит нервозно. – Аномалии?

– Лорд Торнтон называет это ржавчиной, иногда – проказой.

Проказой? Или заразой? Черт, Дэниэл опять не расслышал. Необъяснимое, но сильное чувство тревоги охватило его. Железобетонные парни вроде Ричарда не свихиваются из-за пустяков. Мог ли он знать что-то такое, чего не знали они все? Нечто ужасное, способное лишить рассудка. Главный врач тем временем продолжал горестный рассказ.

– Насколько я уразумел из наших с ним бесед, лорд Торнтон считает эту аномалию неким в высшей степени злонамеренным и неуправляемым процессом, зародившимся в глубинах Вселенной и разъедающим ткань пространственно-временного континуума. Прорехи в ткани пространства-времени приводят к разрывам сложносоставных цепочек причинно-следственных связей, что приводит к образованию своего рода «артефактов», или же «чудес и знамений», словом, событий, которые в обычных условиях никогда бы не произошли.

– Так, – произнес Кит страшным, мертвым голосом.

– Разумеется, все это измышления и его бредовые теории, лорд Ланкастер. Он сообщил мне, что обнаружил аномалию, работая над машиной времени. Понимаете?

– Так.

– Во избежание глобальных катаклизмов, порожденных этой аномалией, лорд Торнтон считает, что должен восстанавливать разрушенные этой аномалией причинно-следственные связи. Хмм. Звучит бредово, понимаю. На практике он постоянно составляет и записывает математические формулы. Занятно, но он, по-видимому, вкладывает в свои записи некоторый мистический, даже религиозный, смысл. У меня здесь имеются образцы его записей, лорд Торнтон любезно позволил мне позаимствовать немного.

– Так, – процедил Кит.

Главный врач выдвинул ящик письменного стола, достал красную папку с тесемками, протянул Киту. Дэниэл тоже решил посмотреть, встал, подошел, заглянул брату через плечо. Ему уже доводилось видеть эти диковинные значки и закорючки, перемежающиеся длинными столбцами цифр.