Текст книги "Актрисы старой России. От Асенковой до Комиссаржевской"

«С твёрдой уверенностью в свои силы…»

А певицу охватывали всё новые и новые идеи. Утомлённая интригами, Дарья Михайловна в 1873 году оставила оперную сцену и задумала невероятное, о чём так написала в «Воспоминаниях…»:

«Вдруг в голове моей блеснула новая и смелая мысль. Задумала я думушку, которая не давала мне покою ни днем, ни ночью, а именно: дай-ка возьму да объеду кругом света. С каждым днём эта мысль крепла у меня, поддерживаемая уверенностью в себе и сознанием, что я в силах привести ее в исполнение. Обдумывая, конечно, все и взвешивая, я ставила судьбу свою и даже, может быть, жизнь на карту. Нужно было все предусмотреть при составлении плана путешествия. Я остановилась на следующем: проехать через всю Сибирь к устью Амура, побывать во Владивостоке и затем проехать через Китай, Японию и Америку. Я должна была приготовляться ко всему, даже к гибели. Если б я не обдумала этого вопроса глубоко со всех сторон, вероятно, я не решилась бы на такое длинное и опасное путешествие; но я пришла к тому заключению, что если вернусь благополучно, то это будет как бы возвращение с победой со страшного поля сражения, если же погибну, то, значит, так судьба велит. И я твердо решилась ехать».

И вот решение принято. Впереди путешествие. Дарья Леонова отправлялась в него смело и решительно, хотя не имела даже достаточного количества средств для таковой поездки. На что она рассчитывала? На скромность в дорожных тратах? Или всё же рассчитывала периодически делать остановки, чтобы давать концерты?

Ведь пригласила же с собой аккомпаниатора Линев, который, получив задаток, отправился к назначенном сроку в Пермь, как бы в пункт старта.

Из Петербурга Дарья Михайловна выехала в середине июня 1774 года.

Журналисты не давали проходу. На вокзале Николаевской железной дороги обступили с вопросами. Вопросы касались маршрута путешествия. Не обошли вниманием и материальный вопрос. Дарья Леонова вспоминала эти импровизированные интервью. Спрашивали:

– Вы задумали ехать вокруг света, сколько же взяли вы с собой денег?

Отвечала:

– В настоящий момент у меня есть только 400 рублей.

Сегодня трудно понять, много это или мало. Остаётся прислушаться к самой актрисе: «Ответ мой немало удивил спрашивавших, потому что отправляться в путешествие вокруг света с 400 рублями в кармане было, конечно, рискованно. Но мне давали право рискнуть на это примеры того, что, когда я в летние путешествия мои приезжала куда-нибудь, в какой бы то ни было город, везде я встречала такое сочувствие, такой прием и в нравственном, и в материальном отношении, что и теперь, с твердой уверенностью на свои силы, не задумалась…»

Позади Сибирь со многими концертами и тёплыми встречами. За кормой океан…

Дарья Михайловна отметила в мемуарах:

«Название Тихий океан, можно считать ироническим. Сколько ни приходилось мне проезжать морей, нигде не бывает таких постоянных и сильных волнений, как в этом океане: волны на нем так велики, что пароход то совершенно скрывается между ними, то нос его поднимается так, что пароход принимает почти вертикальное положение; при этом набегающие волны громадой своей грозят совершенно поглотить пароход, но наш пароход был великолепно устроен, конечно, ввиду этих волнений океана, длинный и узкий; когда он находил на волну, то так рассекал её, что недолго оставался в воде, и мы, через толстые стекла кают видели только, как вода перебегает через рубку. Над местом, занимаемым рулевым, устроен стеклянный колпак, так что, как бы пароход ни погружался в воду, лоцман может все видеть».

Она переносила тяготы плавания необыкновенно стойко, и за пятнадцать суток путешествия по волнам при непрерывном шторме она одна из женщин «могла есть, все остальные были больны; англичан и американцев так это удивило, что они прозвали меня – женщина-матрос».

Сан-Франциско встретило огромным интересом театральных зрителей к выступлениям русской певицы.

А дальше предстояло пересечь материк и добраться по Тихо-океанской железной дороге до Нью-Йорка.

Тут тоже много любопытного, хотя, точнее сказать, тревожного. Разве она могла знать о таком в России? Разве такое было возможно в России? А здесь в семидесятые годы девятнадцатого века царили почто что средневековые порядки. Поразило объявление на вокзале:

«Извещаем публику, что в настоящее время опасность для проезжающих по Тихоокеанской дороге не так велика, потому что дикие направили свой путь в горы».

Опасно! Но что делать? Как же отказаться от кругосветного путешествия? Возвратиться назад по бурному Тихому океану?

И снова любопытный факт:

«В назначенный для отъезда день, утром, русский священник Кедроливанский прислал мне такое количество разных съестных припасов, что я удивилась и не понимала, для чего он это сделал. Оказалось, что на Тихоокеанской железной дороге иногда дня три невозможно бывает ничего достать на станциях…»

Много непохожего на Россию. К примеру, «американские вагоны совершенно особого устройства; днём у вас прекрасное помещение – бархатные скамейки, столик перед ними, а ночью раскидываются на этом же месте широкие кровати…».

Опасности же подстерегали чуть ли не на каждой версте пути:

«В одном месте поезд остановился, и мы должны были версты три или четыре переехать на лошадях. На этом месте не было сообщения по железной дороге, потому что незадолго целый поезд провалился здесь, и, говорят, это было делом диких».

Ну вот и Нью-Йорк позади. И снова наблюдение:

«Атлантический океан показался мне пустяком сравнительно с Тихим океаном. Двигаясь по морю, как будто по большой дороге, направо и налево беспрерывно встречаются разные суда и пароходы, чего в Тихом океане не было».

Ну что же, вполне понятно. Сообщение между континентами развивалось активно, и на водные дороги выпускались всё новые и новые пассажирские лайнеры.

Сколько продолжалось путешествие? Вспомним, начало было в июне 1774 года. А добравшись до Англии, Дарья Леонова получила сообщение, что «Россия объявила войну Турции». Пришлось поездку в Константинополь отменить. Известно, что Россия объявила войну Турции в апреле 1877 года, значит, путешествие уже продолжалось без двух месяцев три года.

И ещё одно наблюдение, которое наполнило сердце гордостью за Россию, за русских людей, в частности за русских театралов. За их добросердечие, их широкую душу, их щедрость. Это не скупые и мрачные англичане.

«Лондон мне не понравился: почему? Не сумею даже этого объяснить: я приехала осенью, когда в Лондоне кончается сезон театров и концертов. На другой день моего приезда давали второй раз “Аиду” с Патти. Я отправилась в спектакль, чтобы видеть здешний театр и составить понятие о лондонской публике; певцов же я знала почти всех. Роскошно одетые дамы приехали в ложи с букетами. Смотрю, и в первый ряд кресел пробираются дамы также с букетами. Меня очень интересовало, как будут бросать эти букеты на сцену. Каждый акт жду, что будет; но дамы продолжают держать букеты. Кончается спектакль. Вот, думаю, теперь начнётся бросание букетов; но увы! все дамы как пришли, так и ушли с букетами. По окончании спектакля публика вызывала артистов два-три раза и очень холодно, хотя исполнение было очень хорошее и оркестр превосходный».

И вот она снова в Петербурге. С театральной сценой покончено… Но со сценой вообще – нет. Дарья Леонова вспоминала:

«Я решилась устроить свой собственный концерт в Купеческом собрании с оркестром, в котором дирижировал Римский-Корсаков. На этот раз Бог помог мне наконец совершенно овладеть публикою, которая восторженно принимала меня. В то же время произошел поражающий факт, о котором расскажу, кстати.

Я верю в Провидение, так как в жизни моей было много событий, укрепивших эту веру. Когда я вернулась из путешествия, мне сообщили, что Федоров, начальник репертуара, мой злейший враг, очень болен, но все-таки исполняет свою должность. И вот вышло странное совпадение: тогда существовало правило, что афишу для напечатания должен был подписывать начальник репертуара; когда принесли Фёдорову мою афишу для подписи, то он, говорят, страшно встревожился. Что чувствовал он? Сознавал ли все свои притеснения относительно меня, чувствовал ли злобу ко мне, только это так подействовало на него, что моя афиша была последняя, которую он подписал; на другой день он умер, и концерт мой пришелся как раз накануне его похорон. Все дивились этому совпадению; нужно же было ему, моему злейшему врагу, умереть ни раньше ни позже!»

Были мужья, но была ли любовь?

Путешествие вокруг света прошло успешно. Насмотревшуюся на заграницу певицу потянуло в русскую глубинку, и в 1879 году она убедила композитора Модеста Мусоргского проехать с ней по России, чтобы познакомить самые дальние уголки с настоящей русской музыкой.

Как уже упоминалось, о романах Дарьи Михайловны Леоновой сказано и много, и ничего. Некоторые её биографы или просто авторы статей о ней, о её жизни и творчестве смело заявляют, что она дарила любовь многим, и с приставкой «полагаю» перечисляют этих многих.

Относительно Михаила Ивановича Глинки уже было замечено, что такие отношения вполне возможны, поскольку он нашёл Дарью Леонову как певицу и в какой-то мере даже сделал её певицей, ну а в те времена, как тоже уже было отмечено, частенько в театральных творческих кругах совместная творческая работа завершалась отношениями известного характера.

Да и по воспоминаниям певицы, написанным крайне строго и скупо в отношении любовных дел, всё же заметно её необыкновенное отношение к Михаилу Ивановичу Глинке. Да и его постоянная забота о ней о чём-то говорит. Есть и соображения современников относительно очень близких отношений композитора и певицы. И всё же на вопрос, были ли любовные отношения, мы не вправе уверенно заявлять «да».

Но встретился на пути Дарьи Михайловны среди прочих композиторов, которые посвящали ей свои произведения, один несколько необычный, можно сказать, не вписывающийся в общий тон поведения. Это Модест Мусоргский…

Дарья Леонова в воспоминаниях написала:

«Теперь мне остается рассказать историю возникновения моих курсов пения. Еще ранее, чем была поставлена опера “Борис Годунов”, я познакомилась с композитором Мусоргским, который бывал у меня. Заметя в нём многие странности и вместе с тем чрезвычайно симпатичные черты во всех отношениях, и как художника и как человека, мне всегда хотелось поближе сойтись с ним».

Между ними возникли отношения, которые вызывали в ту пору много споров и подозрений. И ещё до создания курсов композитор и певица были вместе. Он писал ей произведения, она приглашала его жить у себя на даче и всячески опекала его. Да, да! Настало время, когда не она уже нуждалась в опеке, а молодой композитор, который хоть и завоевал уже и известность, и даже материальное благополучие, это самое благополучие легко растрачивал и утрачивал. Так что приглашение пожить на даче было даже спасительным, как и последовавшее за тем предложение проехать по России с весьма благородной целью – донести в глубинку настоящую русскую музыку.

И хотя Модест Мусоргский был композитором, а не аккомпаниатором, Дарья Михайловна Леонова пригласила его именно для того, чтобы он аккомпанировал ей во время её выступлений.

Музыкальное общество восприняло такое предложение далеко не однозначно. Владимир Стасов, например, сразу заявил Мусоргскому:

– Ты не должен соглашаться! Ты композитор и своим согласием роняешь своё имя и ставишь в неловкое положение других композиторов.

Возмущался и Балакирев, который вместе с Мусоргским принадлежал к так называемой «Могучей кучке».

Он заметил, что если бы был жив Михаил Иванович Глинка, то сразу бы убедил, что этого делать нельзя. Тем не менее Балакирев решил воздействовать сразу и на Мусоргского, и на Леонова через очень авторитетную в то время сестру Михаила Ивановича Людмилу Ивановну. Он написал ей письмо, в котором просил вмешаться в ситуацию:

«Если бы вы могли разрушить эту поездку с Леоновой. С одной стороны, вы избавите его от постыдной роли, которую он хочет взять на себя, а с другой – Модест и Леонова очень рискуют. Ну да как у него польётся кровь откуда-нибудь, как это случилось у вас, приятно ли ей будет с ним возиться…»

Дело в том, что Мусоргский был очень болен. Но, несмотря на болезнь, решил ехать, тем более ехать предстояло с Дарьей Леоновой.

Тут же нашёлся и администратор Фёдор Гриднин, к слову сказать, нечистый на руку, по заявлениям некоторых «знатоков», сожитель Леоновой, а по некоторым данным – её будущий супруг. Ещё раз хочу напомнить, что любовная составляющая личной жизни Дарьи Леоновой очень и очень закрыта.

М.П. Мусоргский. Художник И.Е. Репин

Если считать Гриднина сожителем, то каким же образом можно объяснить роман Мусоргского и Леоновой? Если же принять версию, что он будущий муж, тогда ещё так-сяк. Ну что ж, наблюдал за романом, а когда стало ясно, что с композитором ничего серьёзного у Леоновой не получается сделал предложение.

Мусоргский был влюблён в певицу, влюблён, несмотря на то что она была несколько старше его. Да и молодость осталась уже позади. Но голос, голос потрясал по-прежнему. Мусоргский с восторгом писал в столицу друзьям, убеждая их, что поступил правильно:

«Дарья Михайловна была, есть и пребудет бесподобна. Что за необыкновенный человек! Энергия, мощь, коренная глубина чувства, все неизбежно увлекающее и приковывающее. И слёз было довольно, да и восторга не занимать стать – мы покрыты цветами, и какими!..»

Гастроли начали с Полтавы и Елисаветграда. В репертуаре, конечно же, сцены из опер, поскольку Дарья Леонова в первую очередь оперная певица, да и редко в глубинку залетали исполнители, способные показать, что такое настоящая опера. С огромным успехом проходило и исполнение романсов.

Вдохновлённая поездкой с композитором, который тронул её сердце, Дарья Леонова даже сама сочинила стихотворение-пьесу, назвав её «Письмо после бала». Мусоргский помог оформить это в прекрасное вокальное произведение. И она воодушевлённо исполнила его в Елисаветграде:

 
В вихре вальса кружась,
Вы шептали о мечтах золотых вашей юной души.
И я слушала вас, вместе с вами кружась,
И восторгом мне был лепет юной любви…
 

Крым – место благословенное. Широко известно, что когда-то, до присоединения к России, он представлял собой полное убожество. Но светлейший князь Потёмкин положил начало благоустройству полуострова. И вот он расцвёл, превратился в живописнейший край.

Мусоргский и Леонова совершали прогулки по горным отрогам, любовались морем, в прежние далёкие времена именованным не Чёрным, а Русским морем.

Какое вдохновенное место! Модест Петрович Мусоргский садится за работу, точнее, делает её на ходу, в движении, в мчащейся коляске. Родятся фортепьянные пьесы «Гурзуф» и «Байдары», затем большая картина «Буря на Черном море». Там же появляется из-под его композиторского пера, а точнее, из-под фортепьянных клавишей “Песенка Мефистофеля о блохе”, которую он преподносит Леонова в виде посвящения. Она тут же разучивает и исполняет её на первом же концерте.

Дарья Михайловна завершила карьеру певицы, но не рассталась со служением русской музыке. Настало время передавать богатейший опыт, и она перешла к педагогической работе. В 1880 году решила открыть музыкальные курсы в Санкт-Петербурге, и в этом нелёгком деле рядом с ней был снова Мусоргский.

11 февраля 1881 года был музыкальный вечер, на котором выступала Дарья Михайловна Леонова под аккомпанемент Модеста Петровича Мусоргского. Неожиданно мелодия оборвалась. Композитор упал в обморок. Дарья Леонова подбежала к нему и, склонившись, тут же отшатнулась, призывая на помощь:

– Скорее доктора. Апоплексический удар!

Это первый диагноз непрофессионала.

Апоплексический удар – это уже ныне неприменяемое название инсульта – острого нарушения кровоснабжения головного мозга.

Много было потом диагнозов, поставленных и «знатоками» из творческой когорты и врачами. В них до сих пор пытаются разобраться специалисты.

Критик и литературовед Елена Николаевна Иваницкая в статье «Кто виноват?» привела воспоминание лечащего врача Модеста Мусоргского Льва Бертенсона:

«Когда Мусоргский, не имея никаких средств к существованию, серьезно заболел, то наиболее близкие друзья его: В.В. Стасов, Ц.А. Кюи, Н.А. Римский-Корсаков и А.П. Бородин, лично и вкупе, обратились ко мне с просьбой хорошо устроить Мусоргского в больнице. Я был лишь младшим ординатором [в Николаевском военном госпитале], то есть мелкой сошкой без всякой распорядительной власти и мог действовать лишь в качестве скромного ходатая по просьбе таких тузов, как Римский-Корсаков, Стасов и др. Пообещав, не без смущения, всячески постараться хорошо устроить “великого человека”, я стремглав бросился к главному врачу».

И далее повествует: «Начальником госпиталя был тогда знаменитый профессор Н.А. Вильчковский. Он сначала отказал, недовольно объяснив, что проситель хочет невозможного. Но тут же смягчился, проявил гуманизм и придумал необычайный выход из безвыходного положения: предложил положить больного в госпиталь на правах “вольнонаемного денщика ординатора Бертенсона”».

Далее сообщается в статье:

«Вечером того же 14 марта Алексею Суворину в газету “Новое время” была отправлена записка. Федор Гриднин писал, что предсмертные формальности “только что” совершены, пусть газета сообщит в завтрашнем номере, что положение больного безнадежно, кончины ждут с часу на час, страшный паралич подходит уже к лёгким… – “Завтра уведомлю вас о последующем”».

16 марта 1881 года Модест Петрович Мусоргский ушёл из жизни.

Дарья Михайловна Леонова пережила его почти на 15 лет и умерла 25 января 1896 года в Петербурге. В некрологе говорилось:

«Семья русских оперных артистов понесла 25 января тяжелую и невознаградимую утрату в лице Дарьи Михайловны Леоновой, слава о которой как о замечательной певице проникла во все утолки нашего отечества, переплыла даже моря и океаны.

(…)

Прослужив более двадцати лет на Императорской сцене, Леонова еще в полном расцвете таланта покинула её. Но и с выходом в отставку она не оставила служение своему дорогому искусству.

Решившись на неслыханный дотоле шаг, она предприняла кругосветное концертное путешествие, везде по пути знакомя публику с произведениями родных композиторов».

В период педагогической деятельности, говорилось далее, «поставленные сразу на твердую почву классы рядом ученических концертов вполне доказали всю славу Леоновой как и талантливого, опытного профессора».

На сцене «Горькая судьбина», а в жизни горькая судьба
Как Полина Стрепетова (1850–1903), «можно только переживать, а не играть…»

У «горькой судьбины» счастливая судьба!

Русский писатель-драматург Алексей Феофилактович Писемский (1821–1881) в 60-е годы XIX века переживал не лучший период в своей жизни и творчестве. Пьеса «Горькая судьбина», написанная им в 1859 году, с треском провалилась сначала в обеих столицах, а затем в нескольких губернских городах. А ведь писатель к тому времени был уже достаточно знаменит и популярен. Его роман «Тысяча душ», увидевший свет в 1858 году, был с огромным интересом встречен читателями и, что тоже очень важно, тепло принят критикой. После взлёта всегда нелегко переживать падение.

Что же случилось? Почему такое неприятие, ведь пьеса-то из народной жизни, а всё, что связано с народными мотивами, в середине XIX века воспринималось с особым интересом.

Писемский не мог понять, в чём же дело.

Но однажды к нему заглянул писатель граф Владимир Александрович Соллогуб (1813–1882). Это был литератор высоко и разносторонне образованный. Он уже стал популярным благодаря своим прозаическим и поэтическим произведениям. Его пьесы с успехом ставились в различных театрах. Будучи чиновником, достигшим чина тайного советника, он много разъезжал по стране, бывал в провинции. Его дружба с Пушкиным, начавшаяся едва несостоявшейся дуэлью, тоже прибавляла популярности. И вот он по-приятельски заглянул к Писемскому, причём разговор начал с каким-то очень загадочным видом.

А.Ф. Писемский. Художник И.Е. Репин

– Ну что, переживаешь, брат, горькую судьбину «Горькой судьбины»? – спросил, хитровато щурясь.

Писемский только рукой махнул:

– Что говорить? Неудача. Вот только причин не пойму…

– И не надо…

– Что «не надо»? – удивлённо переспросил Писемский, пристально глядя на Соллогуба.

– Причины неудач понимать не надо. Потому что, – он сделал паузу и выпалил: – Потому что надо праздновать успех. Не просто успех. Триумф пьесы! У твоей «Горькой судьбины» счастливая судьба!

– Не понимаю, – с неподдельным интересом проговорил Писемский.

– Что тут понимать! Пьеса с триумфом прошла в Рыбинске! Да ещё с каким триумфом!

Писемский некоторое время смотрел на Соллогуба, словно не веря ему, потом стал постепенно приходить в себя и с жаром спросил:

– Кто? Кто играл Лизавету? Мне кажется, в исполнении главной роли всё дело.

– Елизавету? – переспросил Соллогуб и, намеренно сделав паузу, чтобы усилить эффект, сообщил: – Стрепетова играла!

– Стрепетова, Стрепетова! А-а, вспомнил. Значит, Лизавету играла Елизавета? Да ведь Елизавета Ивановна, кажется, уже в годах. Да, да, помню её. Ничем особо и не блистала. И вдруг такой успех?! Даже не верится, ей-богу, не верится.

– Нет, не Елизавета играла Лизавету, а Полина! Полина Стрепетова! Юное дарование!

– Да сколько ж ей лет, юному дарованию? Я не слыхал о ней.

– Ей-то? Да, кажется, то ли шестнадцатый, то ли семнадцатый пошёл! А пьеса, между прочим, уже с триумфом прошла в Ярославле, теперь идёт в Симбирске…

– Вот это новость… Вот спасибо за добрую весть, – обнял Писемский Соллогуба и задумчиво проговорил: – Полина Стрепетова… Полина! Вот бы увидеть её!

Так уже знаменитый писатель и драматург впервые услышал имя той, судьба которой в грядущем крепко переплелась с его творчеством. Но об этом несколько позже. А пока попробуем разобраться, как же так получилось, что пьеса, провалившаяся на ведущих сценах страны, была с восторгом воспринята в провинции. И в самой ли пьесе дело? А может, в первую очередь в исполнении главной роли?

Что ж, это ещё удивительнее, ведь главную роль исполняла актриса, которая даже театрального образования не имела, да и была до сих пор на подхвате. И вообще, судьба её далеко не обычна, сложная судьба…