Текст книги "Триумфы и драмы русских балерин. От Авдотьи Истоминой до Анны Павловой"

«Свет-Наташа! Где ты ныне?» Наталья Овошникова

Кто же первая любовь Пушкина?

Спор идет давно. Одни называют первою любовью великого поэта Екатерину Бакунину, сестру его сокурсника по Царскосельскому лицею Александра Бакунина. Другие уверяют, что первой любовью была крепостная балерина Наталья Овошникова.

Балерина, опять балерина! Впрочем, Пушкин увлекался многими балеринами, многим посвящал стихи. Среди них такие известные имена, как Истомина, Телешева…

Но кто же первая любовь? Наталья? Это следует из «Донжуанского списка Пушкина».

Но почему-то не берется в расчет, что список тот в значительной степени шуточный.

Посмотрим, как и при каких обстоятельствах появился этот список, представляющий собой перечень женских имен без фамилий. В 1829 году Пушкин был в гостях у сестер Ушаковых, одной из которых он несколько раньше даже делал предложение и получил согласие родителей, но некоторые обстоятельства развели влюбленных. Так вот, еще в период сватовства нередко заходили разговоры о любви, о былых увлечениях поэта. Сестры интересовались, кому посвящено то или иное стихотворение. И тогда Пушкин взял да написал список женщин, которыми увлекался в минувшие годы, от самой первой любви. Первой, но не ранней! Для чего сделано уточнение, расскажу дальше.

А пока коротко о списке. В Википедии о нем говорится:

«Впервые списки были напечатаны в 1887 году в “Альбоме Пушкинской выставки 1880 года”».

Вообще все произведения, нет-нет да появляющиеся после смерти авторов, всегда вызывают некоторые сомнения.

Пушкин в образе монаха, искушаемого бесом, подпись: «Не искушай (сай) меня без нужды». Автопортрет, помещённый в альбоме Ушаковых сразу после донжуанского списка

Ну, допустим, в данном случае муж одной из сестер Ушаковых П.С. Киселев мог вполне владеть информацией. В биографическом очерке А.А. Венкстерна было указано: по объяснению П.С. Киселева (мужа одной из сестер Ушаковых) – это донжуанский список поэта, то есть перечень всех женщин, которыми он увлекался. Первой посвященной спискам работой явилась статья Н.О. Лернера «Донжуанский список». Популярность термин получил после одноименной работы П.К. Губера «Донжуанский список А.С. Пушкина», изданной в 1923 году в издательстве «Петроград». Широко известно также высказывание поэта в письме к В.Ф. Вяземской (1830): «Моя женитьба на Натали (это, замечу в скобках, моя сто тринадцатая любовь) решена»; вероятнее всего, иронический характер этой цифры, вообще характерный для тона переписки Пушкина с Вяземскими (чуть выше в письме Пушкин сравнивает «первую любовь» со «второй»). Любопытно, что и сама княгиня Вера Федоровна, по-видимому, фигурирует в составленном Пушкиным списке из альбома Ушаковых.

Но это все уже касается самого Пушкина и его отношений с другими женщинами. Нас же интересуют непосредственно балерины как главный персонаж сборника, посвященного любовным историям этих волшебных слуг Мельпомены.

К примеру, если взять упомянутую Веру Федоровну, то тут тоже интересная история. Многие биографы называли ее возлюбленной Пушкина, а она была супругой его друга – князя Петра Андреевича Вяземского. Просто во время южной командировки – именно командировки, а не ссылки – Пушкина он оказался в Одессе в то время, когда там отдыхала княгиня Вяземская. Любовь в уединении? Как бы не так – Вера Федоровна подробно описывала мужу все, что происходило с Пушкиным, и даже в какой-то мере опекала его. Правда, есть и такое мнение: у Вяземских в семье сложились отношения весьма необычные для того времени. Они не только не препятствовали свободам друг друга, но даже порой делились впечатлениями от своих увлечений.

В своем Донжуанском – в некоторых документах Дон-Жуанском – списке Пушкин упоминал все же имена женщин в шутливой форме. Вряд ли он хотел на кого-то бросить тень. Потому и называл только имена. Это не Пабло Пикассо (о нем речь пойдет в одном из следующих материалов), который старательно записывал в свой дневник соблазненных им женщин, разделяя их на две категории. Одни у него звались «богинями», другие – «половыми ковриками». Думаю, комментировать тут нет необходимости.

Пушкин подобных пошлых делений не делал.

Первой в списке стоит именно Наталья. Среди ранних стихов Пушкина есть посвящение «К Наталье»:

 
Так и мне узнать случилось,
Что за птица Купидон;
Сердце страстное пленилось;
Признаюсь – и я влюблен!
Пролетело счастья время,
Как, любви не зная бремя,
Я живал да попевал,
Как в театре и на балах,
На гуляньях иль в воксалах
 

Имеются в виду, конечно, не вокзалы, а «увеселительные сады с помещением для концертов и балов».

Поэт, мастер эпиграмм, признается далее…

 
Легким зефиром летал;
Как, смеясь во зло Амуру,
Я писал карикатуру
На любезный женский пол;
Но напрасно я смеялся,
Наконец и сам попался,
Сам, увы! с ума сошел.
Смехи, вольность – все под лавку,
Из Катонов я в отставку,
И теперь я – Селадон!
 

Пушкин сравнивает себя с героем французского романа «Астрея» Селадоном, в котором писатель Оноре д’Юрфе (1568–1625) изобразил сентиментального влюбленного молодого человека. И как часто случается, имя этого героя, Селадона, стало нарицательным для волокит.

 
Ну а кто же героиня?
Миловидной жрицы Тальи
Видел прелести Натальи,
И уж в сердце – Купидон!
 
 
Так, Наталья! признаюся,
Я тобою полонен,
В первый раз еще, стыжуся,
В женски прелести влюблен.
Целый день, как ни верчуся,
Лишь тобою занят я;
Ночь придет – и лишь тебя
 
 
Вижу я в пустом мечтанье,
Вижу, в легком одеянье
Будто милая со мной;
Робко, сладостно дыханье,
Белой груди колебанье,
Снег затмившей белизной,
И полуотверсты очи,
Скромный мрак безмолвной ночи –
Дух в восторг приводят мой!..
 

Кто же эта миловидная жрица Талия? В греческой мифологии существовала муза комедии и фривольной поэзии – Фалия, дочь Зевса и Мнемосины. Она изображалась с венком плюща на голове и маской в руке.

Датировано стихотворение, строки из которого приведены здесь, 1813 годом. А перевод с французского таков:

 
«Почему мне бояться сказать это?
Марго пленила мой вкус».
 

Этот эпиграф взят из «Послания к Марго» французского писателя, военачальника и изобретателя Пьера Амбруаза Франсуа Шодерло де Лакло (1741–1803). «Послание к Марго» – сатирическое произведение, в котором высмеивается фаворитка французского короля Людовика XV Мари Жанна Бекю, по мужу графиня Дюбарри (1746–1793).

Пушкин признался в любви, но не раскрыл предмета этой своей первой любви.

Ну а строки в завершении стихотворения: «Знай, Наталья! – я… монах!» еще раз указывают на то, что написано оно в лицейские годы, поскольку поэт нередко называл Царскосельский лицей монастырем.

В ту пору рядом с Царскосельским лицеем было имение графа Варфоломея Васильевича Толстого (1754–1838), действительного статского советника, камергера. Граф создал в Царском Селе крепостной театр, разгар деятельности которого пришелся как раз на лицейские годы Пушкина.

В этом театре среди крепостных слуг Мельпомены особенно выделялась балерина Наталья Овошникова.

Данных о характере отношений Пушкина с нею твердых нет. Но из стихотворений видно, что он не только созерцал прелести балерины издали. Какое-то общение было. Во всяком случае, такое, которое дало возможность поэту влюбиться.

И все же речь, скорее всего, идет о мечтах, воплотившихся не в быль, а в сон…

 
Ночь придет – и лишь тебя
Вижу я в пустом мечтанье,
Вижу, в легком одеянье
Будто милая со мной,
Робко, сладостно дыханье,
Белой груди колебанье,
Снег затмившей белизной,
И полуотверсты очи,
Скромный брак безмолвной ночи –
Дух в восторг приводят мой!..
Я один в беседке с нею,
Вижу… девственну лилею,
Трепещу, томлюсь, немею…
И проснулся… вижу мрак
Вкруг постели одинокой!
Испускаю вздох глубокий,
Сон ленивый, томноокий
Отлетает на крылах.
Страсть сильнее становится,
И, любовью утомясь,
Я слабею всякий час.
 

Поэт прямо признается, что видит ее «в пустом мечтанье».

Любопытный взгляд на отношения Пушкина с Натальей Овошниковой высказал в Интернете автор под псевдонимом doctor:

«Путь Натальи Овошниковой, несмотря на незначительность ее таланта, от маленького крепостного театра до петербургских сцен нам неизвестен, но он состоялся. Как актриса Наталья Овошникова не значится ни в одной первой роли: возможно, она не поднималась выше “кушать подано”. Но этим актрисочкам приходилось очень плохо, если они не “подрабатывали” у завсегдатаев кулис, к которым, несомненно, относился и молодой Пушкин. Иначе говоря, можно было бы считать Наталью Овошникову одной из порхающих бесчисленных “бабочек”. Но, как видно, в ней было нечто, что воскресило ее образ у Пушкина, живущего в ссылке в Михайловском, и это “нечто” водило рукой Пушкина в сугубо деловом письме к Всеволожскому. Более того, Пушкин, выступая в этом письме в качестве просителя, хочет упомянуть о своих прошлых “заслугах” перед Всеволожским и воскресить в памяти приятеля одну из тех, которая восхитила друга Никиту, когда Пушкин познакомил его с ней.

А.С. Пушкин. Художник Е.И. Гейтман

Можно с уверенностью сказать, что Наташа Овошникова заняла определенное место в сердце поэта, а не промелькнула перед его глазами, как мелькают бесчисленные субретки перед искушенными “креслами”».

Мнение автора подтверждается стихотворением «Дубравы, где в тиши свободы…»:

 
Дубравы, где в тиши свободы
Встречал я счастьем каждый день,
Ступаю вновь под ваши своды,
Под вашу дружескую тень.
И для меня воскресла радость,
И душу взволновали вновь
Моя потерянная младость,
Тоски мучительная сладость
И сердца первая любовь.
Любовник муз уединенный,
В сени пленительных дубрав,
Я был свидетель умиленный
Ее младенческих забав.
Она цвела передо мною,
И я чудесной красоты
Уже отгадывал мечтою
Еще неясные черты,
И мысль об ней одушевила
Моей цевницы первый звук
И тайне сердце научила.
 

Перевод эпиграфа с немецкого таков: «О волшебство первой любви!..». Это строки из стихотворения «Первая любовь» немецкого поэта Кристофа Мартина Виланда (1733–1813), издателя первого в Германии журнала литературы и искусства «Германский Меркурий».

Они написаны во время поездки в Царское Село и навеяны воспоминаниями о первой любви. Иные полагают, что они посвящены любви к графине Наталии Викторовне Кочубей, в замужестве Строгановой (1801–1855), но есть все основания предполагать, что все-таки посвящены они балерине Наталье Овошниковой.

Ей же посвящено и стихотворение «К молодой актрисе». Начинает поэт с упоминания о знаменитой французской драматической актрисе Ипполите Клерон (1723–1803).

 
Ты не наследница Клероны,
Не для тебя свои законы
Владелец Пинда начертал;
Тебе не много бог послал,
Твой голосок, телодвиженья,
Немые взоров обращенья
Не стоят, признаюсь, похвал
И шумных плесков удивленья;
Жестокой суждено судьбой
Тебе актрисой быть дурной;
Но, Хлоя, ты мила собой…
 

То есть артистические дарования Натальи Овошниковой оценены совсем невысоко и даже предречено: «Тебе актрисой быть дурной».

Но искупает то, что она «мила собой», что сулит «любовникам утехи».

А это уже другое дело…

 
Итак, венцы перед тобой,
И несомнительны успехи.
Ты пленным зрителя ведешь,
Когда без такта ты поешь,
Недвижно стоя перед нами,
Поешь – и часто невпопад.
 
 
А мы усердными руками
Все громко хлопаем; кричат:
«Bravo! bravissimo! чудесно!»
Свистки сатириков молчат,
И все покорствуют прелестной.
 

Ну и далее в том же духе… Главное, что

 
Все шепчут: ах! как хороша!
Увы! другую б освистали:
Велико дело красота.
О Клоя, мудрые солгали:
На сцене с миленькой актрисой,
Жать руку ей, надеясь быть
Еще блаженней за кулисой.
 

Ну, то есть брала только красотой. Не техникой танца, не талантом балерины, а красотой. Даже, наверное, не балерины – это звание еще надо было заслужить, а танцовщицы.

Отношения же Пушкина с Натальей Овошниковой можно увидеть через его же стихи.

 
Свет-Наташа! Где ты ныне?
Что никто тебя не зрит?
Иль не хочешь час единый
С другом сердца разделить?
Ни над озером волнистым,
Ни под кровом лип душистым
Ранней – позднею порой
Не встречаюсь я с тобой.
 
 
Скоро, скоро холод зимний
Рощу, поле посетит;
Огонек в лачужке дымной
Скоро ярко заблестит;
Не увижу я прелестной
И, как чижик в клетке тесной,
Дома буду горевать
И Наташу вспоминать.
 

Поэт, по подсчетам биографа, посвятил этой своей любви пять стихотворений. Это немало! Но ни одного из них не опубликовал. Может быть, не хочет, чтобы кто-то прикасался к его первой любви? Но ведь к другим-то увлечениям прикасаться дозволял. Мало того, публиковал стихотворения, посвященные любви ранней. Именно ранней. По его собственной градации, первой любви предшествовала любовь ранняя.

Впрочем, поговорим о ней несколько дальше. Пока же завершим размышления о судьбе балерины, возлюбленной поэтом.

Какова ее судьба? Доподлинно неизвестно. Но нам известны многие другие судьбы. О них рассказ в других повествованиях. А вот об одной из балерин поговорим, поскольку она жила примерно в то же время и к тому же еще была однофамилицей Натальи.

Звали ее Евдокия Овошникова.

Евдокия (Авдотья) Ивановна Овошникова (1804–1845) тоже была воспитанницей театрального училища, ученицей знаменитого в ту пору Шарля Дидло. Окончила учебу в 1822 году и вскоре стала солисткой балета. В 1825 году она упоминается как 2-я балерина балетной сцены.

Пушкин был знаком и с нею, но она не была его дамой сердца. У Евдокии Овошниковой был роман со знакомцем Александра Сергеевича – большим любителем балета да и театра вообще Никитой Всеволодовичем Всеволожским (1799–1862). Драматург и водевилист, он переводил стихи, даже пел. А известен тем, что основал общество «Зеленая лампа» – литературное общество петербургской дворянской, преимущественно военной, молодежи. Общество собиралось в 1819–1820 годах. Как будто бы и не антиправительственное, но в то же время включавшее в свой состав будущих декабристов С.П. Трубецкого, Я.Н. Толстого, А.А. Токарева и других.

Именно в эти годы Пушкин, посещая собрания, часто виделся с балериной в доме у Всеволожского. И даже, когда тот уехал на некоторое время в Москву, напоминал ему о тоскующей деве, имея в виду именно Овошникову…

 
Но вспомни, милый: здесь одна,
Тебя всечасно ожидая,
Вздыхает пленница младая;
Весь день уныла и томна,
В своей задумчивости сладкой
Тихонько плачет под окном
От грозных аргусов украдкой
И смотрит на пустынный дом,
Где мы так часто пировали
С Кипридой, Вакхом и тобой,
Куда с надеждой и тоской
Ее желанья улетали.
О, скоро ль милого найдут
Ее потупленные взоры,
И пред любовью упадут
Замков ревнивые затворы?
 

А спустя два года, 27 июля 1821 года, он снова упомянул ее в письме к брату Льву Сергеевичу:

«…Вот еще важнее: постарайся свидеться с Всеволожским – и возьми у него на мой счет число экземпляров моих сочинений… экземпляров 30. Скажи ему, что я люблю его, что он забыл меня, что я помню вечера его, любезность его… Овошникову его, лампу его – и все елико друга моего…»

В конце октября 1824 года, уже из ссылки, из Михайловского, писал: «Не могу поверить, чтобы ты забыл меня, милый Всеволожский… наперсника твоих шалостей, того Пушкина, который отрезвил тебя в страстную пятницу и привел тебя под руку в церковь театральной дирекции, да помолишься господу богу и насмотришься на госпожу Овошникову…»

Есть все основания полагать, что, составляя план нового своего романа «Русский Пелам», заметил о герое, что тот «продолжает свою беспутную жизнь. Связь его с танцоркой…»

Эта связь оставила заметный след. В 1823 году Овошникова родила Всеволожскому сына, которого назвали Ираклием Никитичем Никитиным, а в 1827 году дочь, Елизавету Никитину. Оба – и сын, и дочь – окончили балетное отделение театрального училища. Дочь в 1845 году стала танцовщицей Петербургской императорской труппы.

Сын родился еще до женитьбы Всеволожского. Всеволожский венчался в 1825 году с княжной Варварой Петровной Хованской (1805–1834), ну а дочь родилась, уже когда он был женат. Впрочем, на это в то время особенно косо не смотрели.

Евдокия (Авдотья) Овошникова покинула сей мир в 1845 году. Дети продолжили ее дело.

Больших успехов добился сын Овошниковой и Всеволожского Ираклий Никитин. Еще в 1840 году, за год до окончания театрального училища, он дебютировал в Петербургской императорской труппе двумя крупными партиями: ролью Колена в балете «Тщетная предосторожность», который он сам же поставил в училище, и ролью Джеймса в «Сильфиде». В 1841 году по окончании училища Ираклий Никитин поступил в императорскую труппу. Причем его взяли сразу солистом. И, несмотря на засилье в то время иностранных актеров, он довольно быстро завоевал свое место под солнцем и даже стал первым русским танцовщиком романтического репертуара.

С 1845 года Ираклий Никитин работал в Москве, на сцене Императорского Большого театра, но в 1846 году, устав от борьбы за роли с иностранцами, уехал в Париж, затем в Вену. Именно в Венском императорском балете он получил известность. В Россию он вернулся лишь тогда, когда настала пора прощаться со сценой. С 1869 года жил в Москве, продолжая театральную деятельность в качестве педагога Московского театрального училища, где подготовил в числе других знаменитую балерину Екатерину Гельцер.

Наталья Овошникова или Софья Сушкова?

Кто же она – барышня, первой разбившая сердце поэта? Наталья? Нет, первые стихи посвящены той, которую поэт называл «ранней любовью».

Эта любовь, ранняя любовь, оставила отпечаток в поэзии, заметный отпечаток. Она отмечена и в литературе, посвященной Пушкину.

Писатель Петр Константинович Губер (1886–1940) сообщил в своей книге: «Пушкин впервые испытал любовь еще совсем ребенком». И далее указал, что в черновой программе автобиографических записок поэт отметил в части, касающейся детства, отдельным пунктом «Ранняя любовь», а среди перечисления событий лицейского периода: «Первая любовь», то есть «разделял эти два факта, очевидно, не считая своей “ранней” любви за настоящую», ведь тогда ему было не более 6–9 лет. И хотя о ранней любви, по словам П.К. Губера, «не сохранилось почти никаких биографических данных… в стихотворном “Послании к Юдину” припомнил этот полузабытый эпизод»:

 
Подруга возраста златова,
Подруга красных детских лет,
Тебя ли вижу, – взоров свет,
Друг сердца, милая… (в некоторых изданиях стихотворения значится Сушкова, а в других – просто отточие)
 
 
То на конце аллеи темной
Вечерней тихою порой,
Одну, в задумчивости томной
Тебя я вижу пред собой;
 
 
Твой шалью стан непокровенный,
Твой взор на груди потупленный.
Одна ты в рощице со мною,
На костыли мои склонясь,
 
 
Стоишь под ивою густою,
И ветер сумраков, резвясь,
На снежну грудь прохладой дует,
Играет локоном власов,
 
 
И ногу стройную рисует
Сквозь белоснежный твой покров…
 

Петр Иванович Бартенев (1829–1912), русский историк, литературовед и признанный «зачинатель пушкиноведения», рассказал:

«Маленький Пушкин часто бывал у Трубецких (кн. Ивана Дмитриевича) и у Сушковых (Николая Михайловича, тоже литератора), а по четвергам его возили на знаменитые детские балы танцмейстера Иогеля».

Вот там-то, на детском балу, Саша и встретил девочку, которая заставила бешено забиться его сердце.

Именно в подмосковном селе Захарово, где сейчас расположен прекрасный музей поэта, к Пушкина пришло озарение детской любви, как выразился сам Александр Сергеевич, «ранней любви».

 
Мне видится мое селенье,
Мое Захарово; оно
С заборами в реке волнистой,
С мостом и рощею тенистой
Зерцалом вод отражено…
 
 
На холме домик мой; с балкона
Могу сойти в веселый сад,
Где вместе Флора и Помона
Цветы с плодами мне дарят…
 

Этой любви и ее предмету писатель П.Г. Губер отвел несколько страниц своей книги:

«Софья Сушкова была на год моложе Пушкина. Относительно дальнейшей ее судьбы известно только, что она вышла замуж за А.А. Панчулидзева, бывшего губернатором в Пензе, и скончалась в 1843 г. В “Послании к Юдину” обращает на себя внимание чрезвычайная конкретность и вместе с тем некоторая нескромность изображаемых сцен. Эту последнюю приходится отнести всецело на счет поэтического вымысла. Само собою разумеется, что никаких тайных свиданий не могла назначать Пушкину юная особа, имевшая от роду всего восемь лет и находившаяся, надо полагать, на попечении нянек и гувернанток. Скороспелый эротизм Пушкина был в данном случае только неизбежной данью тому литературному жанру, на служение которому он отдавал в те годы главные силы своего таланта. Гривуазные французские поэты – Вольтер, Грекур, Грессе, Дора, Лебрэн и Парни – явились для него первыми литературными образцами. Они же раньше товарищей по лицею, которых Пушкин вообще сильно обогнал в своем развитии, стали для него учителями в искусстве любить».

Из биографии Пушкина известно, что он в течение шести лет проводил летние месяцы в Захарове. Приехал впервые в шестилетнем возрасте. А в последний раз отдыхал в тех краях двенадцати лет. Поскольку там был большой урожай на раннюю поэзию, теперь зачастую Захарово называют поэтической родиной Пушкина. Ныне Захарово входит в Одинцовский район.

Неподалеку от Захарова еще один пушкинский музей – в Больших Вяземах. Большие Вяземы в ту пору принадлежали князьям Голицыным, потому и город ныне назван: Голицыно Одинцовского района.

Вот о тех краях и писал Пушкин в стихах, посвященных своей ранней любви. «Послание к Юдину» – это своего рода миниатюрная повесть о любви. Обратим внимание на такие удивительные строки…

 
То часом полночи глубоким,
Пред теремом твоим высоким,
Угрюмой зимнею порой,
Я жду красавицу драгую –
Готовы сани; мрак густой;
Все спит, один лишь я тоскую,
Зову часов ленивый бой…
И шорох чудится глухой,
И вот уж шепот слышу сладкой, –
С крыльца прелестная сошла,
Чуть-чуть дыша; идет украдкой,
И дева друга обняла.
Помчались кони, вдаль пустились,
По ветру гривы распустились,
Несутся в снежной глубине,
Прижалась робко ты ко мне,
Чуть-чуть дыша; мы обомлели,
В восторгах чувства онемели…
Но что! мечтанья отлетели!
Увы! я счастлив был во сне…
В отрадной музам тишине
Простыми звуками свирели,
Мой друг, я для тебя воспел
Мечту, младых певцов удел.
Питомец Муз и вдохновенья,
Стремясь Фантазии вослед,
Находит в сердце наслажденья
И на пути грозящих бед.
Минуты счастья золотые
Пускай мне Клофо не совьет:
В мечтах все радости земные!
Судьбы всемощнее поэт.
 

Нужно заметить, что П.Г. Губер, говоря о скороспелом эротизме, мне кажется, глубоко ошибся, возможно, просто не вникнув в смысл стихотворения. Ну, судите сами, дорогие читатели, какой уж тут эротизм?

Ты хочешь, милый друг, узнатьМои мечты, желанья, целиИ тихий глас простой свирелиС улыбкой дружества внимать. Но можно ль резвому поэту, Невольнику мечты младой, В картине быстрой и живойИзобразить в порядке светуВсе то, что в юности златойВоображение мне кажет?

Пушкин обращается к своему лицейскому однокашнику, откровенно говорил ему, что память детства настолько жива, что хочется писать о ней и о мечтах, охватывающих все существо. Ну, разве не мечтали мы с вами, дорогие читатели? Разве мы не мечтали мальчишками о необыкновенных подвигах во имя любимых, разве не мечтали о лихих схватках с врагом, в которых непременно видели себя победителями, но порой израненными в боях. Казалось, это верный способ заставить замереть девичье сердце.

Вот строки из того же послания…

 
Меж них, окутанный плащом,
С седым, усатым казаком
Лежу – вдали штыки сверкают,
Лихие ржут, бразды кусают,
Да изредка грохочет гром,
Летя с высокого раската…
Трепещет бранью грудь моя,
При блеске бранного булата,
Огнем пылает взор, – и я
Лечу на гибель супостата. –
Мой конь в ряды врагов орлом
Несется с грозным седоком –
 

В мальчишеских мечтах этим грозным седоком был конечно же автор этих строк. И, конечно, он не мог не упомянуть о ранах на поле брани, которые не могут оставить равнодушными девичье сердце.

 
Военной славою забытый,
Спешу в смиренный свой приют;
Нашед на поле битв и чести
Одни болезни, костыли,
На век оставил саблю мести…
 

И ради чего все эти мечты? Да вот же, вот…

 
Одна ты в рощице со мною,
На костыли мои склонясь…
 

Поэт видел себя храбрым воином, получившим раны в боях. И никаких намеков на «скороспелый эротизм» не только в этом эпизоде, но и во всем «Послании к Юдину» не проглядывается. К тому же это ведь сон!

 
В восторгах чувства онемели…
Но что! мечтанья отлетели!
Увы! я счастлив был во сне…
 

Яркие воспоминания детства, воспоминания и о робких встречах, и о дерзких мечтах, о волшебных снах. Все это связано с селом Захарово и Большими Вяземами, и Государственный историко-литературный музей-заповедник А.С. Пушкина хранит память о тех годах.

Но вернемся к балеринам и к их любовным драмам. Действительно, драм было больше, нежели счастливых развязок любви. О многих представительницах этой волшебной профессии мало что известно. Даже имена не всех балерин сохранила история балета. А вот тех, кто сумел зажечь сердца поэтов или воспламенить любовь в сердцах сильных мира сего, мы знаем из многочисленных воспоминаний современников и других документов истории.

Так и с Овошниковыми. Наталье посвящено по меньшей мере пять стихотворений. И кем посвящено! Самим Пушкиным. Евдокия (Авдотья) известна нам опять же благодаря тому, что была возлюбленной приятеля Пушкина Всеволожского, да и сам Пушкин не раз упоминал о ней в письмах и стихах.

Нам неясна судьба Натальи. Хотя имя ее Пушкин обессмертил не только в посвященных ей стихах. Есть у некоторых биографов и исследователей и еще одно интересное предположение.

Выбирая имя главной героини своего бессмертного романа в стихах «Евгений Онегин», Пушкин остановился на имени Татьяна. Почему? Так и просится объяснение то, что лежит на поверхности:

Биограф Пушкина Лотман указывал, что поэт не случайно написал:

 
Впервые именем таким
Страницы нежные романа
Мы своевольно освятим.
 

Просто до выхода в свет «Евгения Онегина» имя «Татьяна» считалось «простонародным» и старомодным. А в черновиках даже значится имя… Какое бы вы думали? Наташа. Писатель Владимир Набоков (1899–1977) писал: «В черновике строфы (2369, л. 35) вместо имени Татьяна Пушкин пробовал для своей героини имя Наташа (уменьшительное от “Натальи”). Было это за пять лет до его первой встречи с будущей женой Натальей Гончаровой. “Наташа” (как и “Параша”, “Маша” и пр.) по сравнению с “Татьяной” имеет значительно меньше возможностей рифмовки (“наша”, “ваша”, “каша”, “чаша” и несколько других слов). Это имя уже встречалось в литературе (например, “Наталья, боярская дочь” Карамзина). У Пушкина Наташа появляется в “Женихе, простонародной сказке” в 1825 г. (см. гл. 5, сон Татьяны) и в конце того же года в “Графе Нулине”».

Видимо, Пушкину очень хотелось назвать героиню именем своей первой или одной из первых возлюбленных. И он в какой-то мере решил эту проблему по умолчанию. Смотрите… Татьяна, можно произнести Тата? Можно. Хотя ближе к этому самому Тата стоит Наташа. То есть получается: Наталья – Наташа – Тата – Татьяна…

И это еще раз подтверждает, что вслед за ранней любовью у Пушкина была первая любовь именно к балерине.

Мы не будем докапываться до того, каких пределов достигло сближение, ведь первое стихотворение Пушкин написал в 14 лет, а последнее из цикла стихов, посвященных Наталье, в 16 лет.

Рановато? Но ведь в «Евгении Онегине», как помним, был и такой пример…

 
Мой Ваня
Моложе был меня, мой свет,
А было мне тринадцать лет…
 

Да и возможности были, ведь актрис, даже крепостных, не содержали на строгом казарменном положении. Им дозволялось гулять по парку, в котором было немало уединенных мест.

Есть и стихи, весьма фривольные, правда, появившиеся в пушкинских изданиях уже в лживодемократическое время, а потому нельзя уж слишком верить тому, что они действительно пушкинские. Сомнение вызывает то, что они несколько похабны. А похабщину обычно приписывают знаменитостям. Надеясь их как-то принизить.

Привожу стихотворение, посвященное Александром Сергеевичем Пушкиным балерине Наталье Овошниковой, не полностью. Полностью привести рука не поднимается.

 
Недавно тихим вечерком
Пришел гулять я в рощу нашу
И там у речки под дубком
Увидел спящую Наташу.
Вы знаете, мои друзья,
К Наташе вдруг подкравшись, я
Поцеловал два раза смело,
Спокойно девица моя
Во сне вздохнула, покраснела;
Я дал и третий поцелуй,
Она проснуться не желала,
Тогда я…
 

К тому же, если бы любовные приключения дошли до чего-то серьезного, вполне можно было ожидать такого исхода, как во время ссылки в Михайловском, когда крепостная девушка Ольга Калашникова родила от него сына. И неопытность обоих, и отсутствие известных средств, столь яро насаждаемых нам Западом в 90-е годы с целью помех деторождению и увеличению населения страны, приводили к исходу, нежелательному для многих тайных пар.

Сведений о том, что роман с Натальей Овошниковой кончился подобным образом, нет.

Не правы и те, кто настаивает на том, что со всеми 113 барышнями, занесенными в Донжуанский список, Пушкин был в близких отношениях.

Когда речь идет о гении, гораздо важнее выяснить, что дал тот или иной его любовный роман для поэзии!