Текст книги "Кофе с мышьяком"

– Что? Что случилось? – просипела я. Голоса не было, совсем как в страшных снах, когда хочешь крикнуть, а изо рта не вырывается ни звука.

Антонина продолжала всхлипывать. Никогда раньше я не слышала, чтобы уравновешенная, степенная Тошка так рыдала. Наверное, вид у меня был совсем невменяемый: я сидела на асфальте, прислонив к уху телефон, и открывала рот, как рыба, выкинутая из воды, так что на меня начали оглядываться прохожие. Какой-то мужчина подбежал, попытался меня поднять, но я мотала головой и пыталась вырваться из его рук.

– Да у нее какое-то горе, – послышалось среди сердобольных зевак. – Чего-то плохое ей говорят...

– У вас что-то случилось? – спросил мужчина. Я покачала головой, не в силах вымолвить ни слова. Способность мыслить и говорить у меня напрочь исчезла. Я понимала: если Антонина рыдает, значит, с моим ребенком какое-то несчастье.

Мужчина решительно отнял у меня телефон, послушал, а потом рявкнул в него так, что у меня уши заложило.

– Прекратите реветь! Успокойтесь и скажите все толком! Да! Нет! Я мимо шел, смотрю – женщине плохо. Да не вор я, не вор, что вы заладили! Передаю трубку. – И он вернул мне телефон.

– Стася, Шурка исчез, – всхлипнула Антонина.

– Где? Как?..

– Дмитрий Сергеевич его привез, и мы решили прогуляться до супермаркета, хлеба купить, молока и шоколадку, Шурка попросил. Там в холле есть какой-то автомат с игрушками, Шурка захотел крокодила какого-то достать. Там игра по пять рублей... Я велела, чтобы он там стоял и ждал меня, а сама пошла в зал. Ненадолго, минут десять меня не было. Вернулась – его нет. Весь магазин обежала, потом на улице его искала, прохожих расспросила. Его сотовый выключен, и никто Шурку не видел. Потом домой помчалась, а там его тоже нет...

Дальше я уже не слышала. Уши словно ватой заложило, а перед глазами пошли зеленые круги.

Пришла в себя я на какой-то лавочке. Вокруг толпились люди, кто-то держал меня за руку и щупал пульс.

– Очнулась! – радостно сказал тот же мужчина, что кричал на Антонину.

Часть третья

Над моей головой висело совершенно синее, прохладное, бездонное небо без единого облачка и сочувственно смотрело на меня. Точнее, кусочек неба, стиснутый старыми домами. Глядя в эту синеву, я попыталась встать, но голова кружилась, и я перевела взгляд вниз, на землю. Кто-то бесцеремонно пробился сквозь толпу, и перед моими глазами появились мужские ноги в тапочках и полосатых пижамных штанах. Оригинальный наряд для осеннего дня! Мой взгляд заскользил выше, отметил пижамную курточку в тон штанам, широкие плечи и знакомый небритый подбородок. Ромка подошел ко мне, встряхнул и одним рывком поднял с лавочки, благодаря чему я окончательно оклемалась, а мысли потекли в нужном направлении. Я все вспомнила.

Шурка!..

– Что случилось? – спросил он, ощупывая меня тревожным взглядом. – Тебе плохо?

– Ром, Шурка пропал, – сказала я, и меня затрясло как в ознобе. – А как ты тут очутился? Я же тебя в палате оставила...

– В окно увидел, как ты упала, – коротко ответил он и взмахнул рукой, пресекая дальнейшие вопросы. – Машина у тебя здесь? Отлично. Едем к тебе домой, по дороге все расскажешь.

– Наверное, надо в милицию обратиться, – выговорила я с усилием. Зубы у меня стучали так звонко, что слышно было, наверное, на Красной площади.

– Обязательно. Ну, поехали? Граждане, чего столпились? А ну, дайте пройти! Что это, по-вашему, бесплатное представление?

– А мы «скорую» вызвали, – неуверенно пискнул кто-то в толпе. – Уже едет.

– Позвоните снова и отмените вызов. Не до «скорой» сейчас.

– Ромка, как же ты в тапочках и пижаме?

– Ах черт! Ладно, фигня, некогда возвращаться. Ты сама машину вести сможешь? А то я весь в бинтах, да еще эти тапочки идиотские...

– Попытаюсь...

Понятия не имею, как мне удалось доехать до дома целой и невредимой. Внутри у меня мелко-мелко все тряслось, руки ходили ходуном, а глаза то и дело застилала пелена. Ромка подсказывал, куда поворачивать и на какую педаль нажимать, потому что я сама ничего не соображала. В голове у меня набатом гудела только одна мысль: «Шурка! Шурка! Мой сын в опасности!»

У подъезда сидела Антонина, зареванная и смертельно напуганная. Увидев меня, она упала на колени и зарыдала:

– Стася, девочка, клянусь тебе, я оставила его только на минутку!..

– Так, дамы, сейчас некогда устраивать истерики, – жестко сказал Ромка и помог Тошке подняться. – Рыдать будем потом, сейчас нужно действовать. Антонина, вы идете к Стасе домой и сидите на телефоне. Мало ли, вдруг с вами выйдут на связь.

– Похитители? – прошептала я, готовясь снова грохнуться в обморок.

– Не знаю, возможно. Мы с тобой, Стаська, едем в ближайшее отделение милиции и пишем заявление, пусть начинают разыскные мероприятия. Потом разделимся и будем прочесывать окрестности – ты на машине, а я пешком.

– В этой пижаме вас первый же патруль остановит, – заметила Антонина, утирая ладонями слезы.

– Ром, у меня дома были какие-то мужские тряпки, зайди и переоденься.

Действовали мы быстро. Роман облачился в Алексовы джинсы и рубашку, забытые им сто лет назад в моем шкафу, Антонину посадили на телефоне, снабдив кучей инструкций и выдав из аптечки пузырь валерьянки, а сами поехали в отделение. Заявление у нас приняли очень быстро, без лишних проволочек, а потом выпроводили на улицу, велев не путаться под ногами.

– Ром, а дальше что? – безнадежно спросила я, обшаривая взглядом окрестности: вдруг увижу где-нибудь родную рыжую макушку...

– Я обойду окрестности магазина, где потерялся Шурка, потом пройдусь по соседним домам, поспрашиваю... А ты садись за руль и поезди по округе.

Битый час я колесила по соседним улицам, останавливалась и совала всем прохожим под нос фотографию Шурки, которая всегда лежала в моем бумажнике. Никто ребенка не видел. Каждые двадцать минут мне звонил Ромка со своего мобильника и сухо сообщал: пока ничего. Ноль. Пусто. Бабки, нелегально торгующие у супермаркета семечками, хризантемами и домашними консервами, шепотом рассказали ему, что видели цыган – целую толпу, которые крутились недалеко от магазина, шумели, приставали к народу, клянчили милостыню. Потом они как-то в один момент исчезли, и по времени это примерно совпало с исчезновением Шурки.

При одной только мысли о цыганах у меня холодело внутри, и сердце начинало биться с перебоями. Воображение против воли рисовало картинки одна другой страшнее. Ребенок, избитый, просит милостыню в электричке... Его продали на органы за границу... Усыпили, связали и отвезли в какой-нибудь притон... О Господи, помилуй! Я отгоняла жуткие мысли, но они все возвращались и возвращались, доводя меня почти до истерики.

Или это не цыгане? Что, если Шурку украли те, кто не хочет, чтобы правда про Ким и Архипова выплыла наружу? Сначала меня запугивали мягко, даже деликатно – маленький поджог, вандализм с «ситроеном»... А теперь похитили сына, чтобы дать мне понять: сиди спокойно, не рыпайся. Да я готова не рыпаться, лишь бы получить ребенка обратно живым и невредимым!

Я подняла глаза к небу и непослушными губами прошептала молитву. Господи, пусть Шурка вернется ко мне, пожалуйста! Без него мне просто незачем жить. Пусть с моим мальчиком все будет в порядке!..

Итак, исчезновение ребенка как-то связано с Архиповым. Возможно, это давление на меня. Возможно, что-то иное. В любом случае тянуть больше нельзя: если Архипов жив и контролирует ситуацию, ему придется выползти на свет Божий и все объяснить. Мне теперь не просто необходимо, а жизненно важно узнать ответы на многие вопросы, а Архипов, думаю, может кое-что прояснить. Да я всю землю перекопаю голыми руками, но найду бывшего муженька! Живым или мертвым!

Я уже замечала, что в минуты реальной опасности мой мозг поначалу впадает в ступор, но потом постепенно приспосабливается к ситуации и начинает работать на диво ясно и четко. В состоянии стресса я горы могу свернуть! А главное, начинаю вспоминать, сопоставлять мелкие детали и замечать то, чего не замечала раньше.

Допустим, Архипов жив и просто прячется. Зачем, от кого, почему – не важно! Главное, я могу вычислить место, где он отсиживается, и связаться с ним. Думай, голова, думай!

Они исчезли с Ким в один день, потом я нашла архиповские вещи в квартире на Шелепихинской, там же, где видели Ким. Они явно прятались вместе! После того как по телевизору на всю Москву показали портрет Камиллы, им пришлось в дикой спешке убираться с насиженного местечка. А тут еще и убийство Рудакова! Если парочка каким-то образом причастна к этому преступлению, они должны были затаиться в надежном месте, желательно, подальше от людей, подальше от Москвы, где их могли узнать. Куда бы поехала я на их месте? Туда, где не спрашивают документов, к людям, которым можно доверять в любой, даже экстремальной ситуации. В захолустное местечко, где легко схорониться и переждать.

Я схватила телефон и набрала номер Волкодава. Длинные гудки. Они выворачивали мне душу, и я лихорадочно колотила по рулю, выплескивая эмоции.

– Давай, Андрей, возьми трубку, возьми, прошу тебя!

Словно услышав мой отчаянный призыв, он откликнулся – ледяным тоном, который ясно свидетельствовал: Волкодав более не желает общаться со мной.

– Что вам нужно?

– Андрей, у меня беда, – сказала я быстро, не дожидаясь, пока он бросит трубку. – Пропал мой сын, я его разыскиваю.

Несмотря на гнев и обиду, которую я ему нанесла, Волкодав все-таки оставался мужчиной. Настоящим мужчиной.

– Моя помощь требуется? – спросил он без лишних слов.

– Скажите, у той медсестры, которая выхаживала Ким, есть дома телефон?

– Есть, конечно. Подождите минуту, я вам продиктую.

Я быстро нацарапала цифры на первом попавшемся клочке бумаги, а потом стиснула его в кулаке.

– Это все? Я могу приехать, помочь в поисках. Это связано с... Ким?

– Боюсь, что связано. Спасибо за предложение, Андрей, я, возможно, обращусь к вам. Сейчас мы делаем все возможное.

– Удачи вам и вашему ребенку, – сказал он мягко.

Я сглотнула комок, застрявший в горле, и торопливо настучала номер медсестры. Как ее зовут? Любовь, кажется? Женщина с таким именем не откажет в помощи, я уверена!

Пока устанавливалось соединение, я прикрыла глаза и вспомнила бедный, чистенький домик тети Любы. Выскобленные полы, сверкающая плита в кухне, хрустящие от чистоты занавески... И приятный, странно знакомый запах... Чем же там пахло? Я стиснула зубы, вспоминая.

Пахло хорошей туалетной водой и дорогим молотым кофе. Да, совершенно точно! И почему я сразу не сообразила? Наверное, меня слишком смутил грубый тон хозяйки, и я не обратила внимания на такие говорящие мелочи. А зря. В приветливой, почти стерильной бедности деревенской избы эти запахи были чем-то совершенно инородным, не вписывающимся в общую картину. И это означает только одно: в ее доме был человек, который пил хороший кофе и душился французской туалетной водой. Архипов?

Я вспомнила необъяснимую агрессию, которой нас встретила тетя Люба. Стоило мне заговорить о Ким, как она буквально возненавидела меня и всячески давала понять, что не желает общения со мной. Она вела себя как самка, защищающая детеныша от врага. Кого она защищала? Ким?

Да, они оба были там, а я оказалась такой непроходимой дурой, что не сумела сделать правильных выводов из фактов, буквально бьющих в глаза. Главное, чтобы моя дурость не стоила жизни восьмилетнему ребенку.

Наконец мне ответил женский голос, и я плотнее перехватила трубку.

– Люба? Здравствуйте. Меня зовут Станислава, мы с Андреем были у вас несколько дней назад...

– Что вам нужно? – резко спросила она.

– Я знаю, что вы держите связь с Камиллой. Или Ольгой, как вам удобнее. Я почти уверена, что она отсиживается у вас вместе с моим бывшим мужем.

– С ума сошла? Что ты мелешь? – ахнула медсестра.

– Я прошу вас только об одном. Передайте Архипову, что он мне срочно нужен. Речь идет о безопасности, а возможно, и жизни нашего сына. Если Геннадий не появится, может случиться непоправимое, я даже думать об этом боюсь.

– Я никакого Геннадия не знаю, – сказала Люба, и в ее голосе мне почудились нотки неуверенности. Железная тетка дала слабину.

– Мне плевать на все ваши тайны. Главное сейчас – спасти ребенка. Передайте Архипову, что я буду ждать его сегодня, начиная с этой минуты, на Чистых прудах, на нашей скамейке. Он поймет. Я буду там сидеть сколько нужно, хоть до утра, хоть до завтрашнего дня. Пусть он не боится, я приеду одна. Передадите?

Люба пробормотала что-то невразумительное, после чего в трубке повисла пауза. Я аккуратно нажала на кнопку сброса вызова и уронила голову на руль. В другое время я ликовала бы, что дошла до всего своим умом и отыскала Архипова, сейчас же мне было плевать на все, кроме Шурки.

Целую минуту я пыталась восстановить дыхание и унять бешено колотящееся сердце, а потом позвонила Ромке.

– Ром, я сейчас еду на Чистые пруды, буду там ждать Архипова. Сообщаю тебе, чтобы ты был в курсе, где я нахожусь.

– Ты нашла Архипова?

– Не уверена, но кажется, нашла. Мы встретимся на Чистых прудах, и я попытаюсь все из него вытянуть. Если Шурку похитили из-за него, я хочу, чтобы он тоже подключился к поискам.

– Где ты его нашла? С ним все в порядке? Он общался с тобой?

– Ром, я с ним не говорила. Надеюсь, что мне удалось все правильно вычислить... У тебя никаких новостей?

– Нет, Стась, пока ничего. Будь на связи!

На Чистых прудах все было как всегда. Молодежь с пивом, оккупировавшая скамейки; парочки, смех и гомон, щемящий осенний запах холодной воды. По пруду плавали лодки, люди сидели даже на берегу, прямо на траве, пили пиво и наслаждались вечерне-субботним бездельем.

Я бросила машину где-то на бульваре – с парковкой здесь всегда были проблемы – и пешком дошла до пруда. Вот и наша лавочка... Знаменательное место! Мы любили сидеть здесь, смотреть на лебедей и лодки, пить пиво из горла и целоваться, не обращая внимания на окружающий мир. Тогда еще мы были молодыми, глупыми и беспредельно счастливыми. Здесь же, на этой самой скамеечке, Архипов сделал мне предложение. Я помню его страдальческое выражение лица: он страшно боялся моей беременности, родов, ребенка и связанной с ним гигантской ответственности. Предложение это я приняла стиснув зубы, ибо меня мутило не по-детски. Пиво отменялось, прогулочки и поцелуйчики тоже, начались суровые будни. Для Архипова, разумеется, я-то Шурке была рада с той самой секунды, когда узнала о его существовании.

Теперь на этой же лавочке вновь решалась Шуркина судьба. Я без лишних церемоний растолкала молодняк и уселась на самый краешек. Воображаю, как я выглядела, поскольку на меня смотрели с нескрываемым удивлением. Кто-то сочувственно взглянул мне в лицо и предложил сигарету, но я лишь молча покачала головой и приготовилась терпеливо ждать сколько потребуется. В телефонном разговоре я ничуть не преувеличила: сидеть здесь я буду, пока не увижу Архипова, даже если он появится завтра.

Через полчаса мне позвонила Антонина, и я с замиранием сердца приготовилась выслушать неприятные новости.

– Он нашелся! – завопила в трубку Тошка. – Жив-здоров, Стасенька! Какое чудо!

– Нашелся?! Где он?

– Вот, рядышком со мной, сейчас дам ему трубочку.

Я благодарно посмотрела на небо: спасибо, Господи, что не оставил меня! Спасибо!

– Мам, ты сильно испугалась? – послышался у меня в ухе Шуркин голос.

– Ребенок, родной мой, где ты пропадал? – сквозь слезы выкрикнула я. – Что с тобой случилось?

– Меня цыганки украли, представляешь! – Чувствовалось, что сын до сих пор напуган и в то же время лопается от возбуждения. Еще бы, такое приключение! – Налетели, юбками своими затрясли, я ничего и не понял... Потом куда-то потащили, в какой-то подвал...

– Как же ты дома-то очутился?

– А меня Денис спас.

– Денис?!

– Ага, мам, он сейчас здесь. Антонина в его честь печет наполеон и плачет. Мам, скажи ей, пусть не ревет, я ведь уже нашелся!

Происходило нечто невероятное, какой-то сюр, по телефону и не понять. Мои мозги напрочь отказывались соображать, и я решила поехать домой, там во всем разобраться. После пережитого потрясения ноги меня не держали. Пока была впереди цель, я могла действовать на автомате, как робот, невзирая на усталость, но теперь напряжение дало о себе знать, и я ощущала себя шариком, из которого вышел воздух. Этакая сморщенная маленькая тряпочка, совершенно ни на что не годная. За рулем я сейчас представляла бы нешуточную опасность, а потому на бульваре я поймала такси.

– На Липецкую улицу. И умоляю вас, побыстрее, я очень-очень тороплюсь.

С физиономией, залитой слезами, и одновременно лучащаяся счастливой улыбкой, я, наверное, представляла собой незабываемое зрелище, так что таксист, покосившись на меня, потребовал деньги вперед. В кошельке лежала только пятидесятидолларовая бумажка, и я не раздумывая протянула ее таксисту. После чего доехала домой с ветерком, и мне даже из машины помогли выйти, словно какой знаменитости.

Едва я вошла в коридор, ко мне метнулся какой-то вихрь и повис у меня на шее. Ребенок был цел и невредим, только бледное, осунувшееся личико и лихорадочно блестящие глаза выдавали Шуркино волнение. Я прижала сына к себе и заревела, орошая слезами его макушку. Он терпеливо ждал, пока я выплачусь, и по-взрослому утешал меня:

– Мам, ну ладно, успокойся, уже все хорошо, не плачь...

– Как же, не плачь, – всхлипывала я, обнимая его.

– А вот так, мешки под глазами будут и нос картошкой.

Мой ребенок умел утешить женщину! Я рассмеялась и поднялась на ноги, не решаясь отпустить от себя Шурку даже на миг. Так и шла, обняв его за плечи.

В кухне Антонина и вправду пекла торт, не переставая плакать, и время от времени прикладываясь к пузырьку с валерьянкой. Руки у нее дрожали еще почище моих. За столом восседал взволнованный, но страшно довольный Денис.

– Стаська! – При виде меня он встал и смущенно улыбнулся. – Извини, что я без приглашения.

– Ты, как я понимаю, моего ребенка спас? О каком приглашении может идти речь! Денис, не знаю, как тебя и благодарить...

Сейчас я, пожалуй, даже любила этого парня и была готова простить ему все прошлые грехи. Денис подошел, заглянул мне в глаза, а потом нерешительно и робко обнял меня. Я не сопротивлялась. Сейчас весь мир казался мне сплошным комком непередаваемого счастья.

– Послушай, откуда ты узнал, что Шурка пропал? Как тебе удалось его найти?

– Чистая случайность, – ответил он, пожимая плечами. – Я понятия не имел о Шурке, просто ехал по своим делам. Смотрю, толпа цыганок тащит какого-то пацаненка, явно не своего. Джинсики, рюкзачок, ботинки модные... Цыганские дети на улице все грязные, в пестром рванье, а тут одежда приличная. Я машину на всякий случай остановил, пригляделся, смотрю: пацан как будто в шоке, еле ногами перебирает. А цыганки кричат, его подталкивают, за руки тащат. Я подумал, что как-то некрасиво все это смотрится, и вышел из машины.

– Где это было? – перебила я его.

– На Михневской, недалеко от станции Бирюлево-Пассажирская. Тут рядышком.

Я знала это место – несколько минут на машине от нашего дома. Железнодорожная станция, рынок, рядом гаражи – не слишком уютное местечко. А цыгане успели довольно далеко утащить Шурку от нашего супермаркета, и как это ни одна сволочь не сообразила позвонить в милицию? Денис абсолютно прав: ситуация, когда толпа цыган волочет русского мальчишку в хорошей одежде, дурно пахнет, и надо быть черствой скотиной, чтобы не попытаться ему помочь.

– Я вижу: его втащили в какой-то дом, обычную пятиэтажку. Точнее, в полуподвальное помещение, там у народа что-то вроде кладовок устроено. И тут я как раз Шурку узнал и побежал за ним. Стал кричать, грозить милицией, выхватил корочки – пропуск на работу, но выглядит солидно, с золотым тиснением. Заорал, что я из ФСБ, вооружен, стреляю без предупреждения... – Денис засмеялся, поглядывая на ребенка. – Сам не знаю, откуда что взялось. Эти тетки со своими детьми мигом разбежались, как крысы, только их и видели. А я в подвал вломился, смотрю: Шурка там в углу стоит, какую-то палку схватил, готовится обороняться.

– Настоящий мужчина! – растрогалась я и еще крепче прижала его к себе.

– Да ладно, – смутился ребенок.

– Я его – в охапку и к тебе повез.

– Да, надо же Ромке позвонить! – запоздало вспомнила я. – Он же ничего не знает, так и мотается тут по окрестностям...

– Не волнуйтесь, я уже позвонила, – успокоила меня Антонина. – На торт пригласила, отметить Шуркино возвращение, но он сказал, что ему надо в больницу, что ли...

– Точно, он ведь сбежал прямо в пижаме, ему нужно вернуться в палату. У человека все-таки ножевое ранение, это вам не шуточки!

– А, ну ладно. Я потом ему персонально испеку вот такой тортище! – решила Антонина. – Хороший он парень, помогал Шурочку искать, дай Бог ему здоровья!

И тут я вспомнила про Архипова. Будет чрезвычайно весело, если он уже приехал и теперь ждет меня на Чистых прудах. Я схватила сотовый, набрала номер медсестры Любы, но там никто не взял трубку. Ах ты, черт, и ведь никак не предупредишь, что опасность уже миновала!

Значит, надо ехать и ловить его там.

– Дорогие мои, у меня очень, очень важное дело! – объявила я, влезая в рукава вельветового пальто. – Очень не хочу вас покидать, но это чрезвычайно срочно. Шурка, обещай, что не выйдешь из дома до моего возвращения!

– Никуда я его не пущу! – вскинулась Антонина. – Буду теперь за руку везде водить.

В глазах ребенка плеснулся ужас от такой перспективы, он открыл было рот, чтобы возразить, но Тошка сурово на него взглянула, и сын отказался от намерения поспорить.

– Денис, если хочешь, дождись меня, и мы спокойно обо всем поговорим.

– Я бы с удовольствием, но не буду вам мешать. Ты, наверное, захочешь с Шуркой побыть, – деликатно ответил он. – Так что я поеду. Но ты знай, что всегда можешь на меня рассчитывать. Если хочешь, можем встретиться на днях, тогда и пообщаемся.

– Хорошо, там видно будет, – ответила я, целуя сына. – Спасибо тебе еще раз, Денис! Все, дорогие, я уехала, но скоро вернусь. Да, Антонина, у меня тут небольшие финансовые затруднения... Не могли бы вы одолжить пятьсот рублей на такси? Я завтра вам обязательно верну...

– Давай я тебе одолжу! – вскинулся Денис.

– Спасибо, но я тебе и так слишком обязана...

Антонина сунула мне не пятьсот, а тысячу рублей, и я помчалась обратно на Чистые пруды.

Архипов сидел на скамейке, мрачный и встревоженный, хрустя пальцами и то и дело оглядываясь по сторонам. Сердце у меня екнуло. Жив! Я шла к нему, проталкиваясь через толпу прохожих, и жадно рассматривала знакомые черты. Вроде бы цел и невредим, только немного похудел, глаза ввалились, а легкая небритость ему даже идет. Впрочем, подойдя поближе, я ужаснулась произошедшим в нем переменам. От модного и легкомысленного художника не осталось и следа: сейчас передо мной сидел человек, больше похожий на побитого жизнью пса. Потухший взгляд, затравленные движения... Кадык судорожно двигался, и казалось, Архипову стоит больших усилий не сорваться с места и не убежать, расталкивая беззаботно прогуливающихся людей.

– Как ты изменился! – с ужасом сказала я, останавливаясь напротив скамейки. – Что с тобой, ты болен?

Бывший муж вздрогнул и посмотрел на меня в упор. Веки покраснели и набрякли, словно он в последнее время плохо спал.

– Где Шурка? – спросил он, резко поднимаясь. – Что случилось?

– Не волнуйся, с ним все хорошо, все в порядке...

– Стася, ты что, меня обманула? – рявкнул он сердито, и я узнала в нем прежнего Архипова. – Какого черта ты людей на уши подняла, меня сюда вызвала? Поразвлечься захотелось?!

– Извини, но у меня действительно были проблемы, Шурку похитили цыгане, но сейчас он уже нашелся, сидит дома, все в порядке. Честно, я тебя не обманываю.

– Бред какой-то! – Он помотал головой и взглянул на часы.

– Архипов, ты не представляешь, как я рада тебя видеть! – сказала я искренне. – Мы были уверены, что ты умер... Где ты пропадаешь? Почему не сообщил о себе родителям? Твоя мать слегла от горя! А о сыне ты подумал?

Он прерывисто вздохнул и посмотрел на меня тоскливым взглядом.

– Стась, это все очень сложно...

– Я понимаю, что не просто! Скажи, Генка, что происходит? У меня столько вопросов накопилось, и я тебя не отпущу, пока ты мне всего не расскажешь!

Он полез в карман, вытащил пачку сигарет, прикурил... Я смотрела на него и мысленно умоляла: «Расскажи, расскажи, пожалуйста!» И вдруг произошло что-то неладное: Архипов пошатнулся, выронил сигарету и с какой-то детской обидой посмотрел на меня. Сделал шаг, потом второй и схватился за меня, чтобы не упасть. Я ничего не понимала и изумленно смотрела на него, пытаясь понять: с чего это вдруг бывшему мужу пришло в голову подурачиться. На бульваре вдруг дружно засигналили: какая-то невзрачная грязная машина резко сорвалась с места и понеслась вверх по улице, визжа протекторами и виляя, как подстреленный заяц.

А потом Архипов упал. Свалился кулем прямо мне под ноги, закатил глаза и захрипел; в уголке его рта вскипала розовая слюна. Я плюхнулась рядом с ним на колени и схватила его за плечо.

– Эй, Ген, что с тобой? – испугалась я. – Вставай! Кто-нибудь, помогите, здесь человеку плохо!

К нам уже бежали со всех сторон люди, а я пыталась поднять Архипову голову и заглянуть в глаза. Его взгляд медленно угасал, он смотрел куда-то вбок и пытался из последних сил что-то сказать. В груди у него забулькало, изо рта пошла кровь. Я уже понимала, что это конец, но сердце отказывалось верить тому, что происходит.

– Гена! Геночка! Ты что? Не умирай, прошу тебя, ради Шурки, не умира-а-ай!..

Его остекленевшие глаза смотрели куда-то вдаль, в выцветшее сентябрьское небо, словно видя за ним нечто недоступное для нас, живых. Я сидела на грязном асфальте, держала на коленях архиповскую голову, а из-под его спины вытекала струйка яркой, страшной крови.

...Меня оттаскивали за плечи, я кричала, плакала и пыталась в последний раз погладить его волосы, мягкие и пушистые, словно у ребенка.

28 September

From: Stanislava Podgornaya

To: Alex Kazakov

No Subject

Архипов убит, застрелен, все плохо, все хуже некуда...

Домой я вернулась поздно ночью. Не помню, что я говорила приехавшим на вызов сотрудникам милиции, не помню, какие давала показания, не знаю, кто довез меня до дома... Я была в невменяемом состоянии. Единственное, что я помнила совершенно отчетливо, – страшный, остановившийся взгляд голубых глаз, так похожих на Шуркины! Этот взгляд преследовал меня, и стоило хоть на секунду закрыть глаза, как кошмар оживал заново: крики, шум машин, плеск весел по воде, жуткое бульканье, которое вырывалось из груди Архипова, когда он пытался что-то сказать... Милицейские сирены, чьи-то жесткие пальцы на моих плечах..

Я так и не услышала его последних слов. Я так и не успела ничего ему сказать перед тем, как он ушел ТУДА... Прости меня, Архипов, если сможешь.

Мне сделали какой-то укол, от которого в голове все зазвенело и поплыло. Антонина торопливо увела Шурку к себе домой, а ко мне приехала Флоранс. Она оттащила меня от компьютера, за которым я пыталась написать письмо Алексу, вытряхнула меня из окровавленных, пропитанных грязью и пылью тряпок, поставила под душ, потом напоила гадкой микстурой, остро пахнущей травами, и уложила в постель. Сама легла рядом, обняла меня и тихо заплакала.

Ночь прошла как в бреду, а рассвет я встретила на кухне, куря одну за другой сигареты Флоранс. Усилием воли я заставляла себя вспомнить, о чем говорили вчера милиционеры.

Архипова убили выстрелом из пистолета, пробили легкое. Стреляли из машины, припаркованной на бульваре прямо за нашей знаменательной скамеечкой, после чего водитель с места происшествия скрылся. Эту машину обнаружили в двух кварталах от метро «Чистые пруды» с ключами в замке зажигания. Это была «копейка» восьмидесятого года выпуска, владелец которой, пожилой человек, вот уже второй месяц лежал в больнице, где ему ампутировали ногу. Ясно, что угнали первый попавшийся транспорт, чтобы потом бросить.

Никто не смог дать описание водителя «копейки», но двое очевидцев уверяют, что это был высокий человек, одетый во все черное. Мужчина или женщина? Уточнить они затруднились.

Из комнаты вышла сонная Флоранс, печально покосилась на полную пепельницу окурков, но упрекать не стала.

– Как ты? Кофе хочешь? – хриплым со сна голосом спросила она.

– Хочу, – равнодушно ответила я.

– А может, отдохнешь немного? Сейчас только полседьмого утра...

– Извини, Фло, я не могу отдыхать.

– Бедолага ты моя, – вздохнула подруга и погладила меня по голове. – Ну поплачь, поплачь, тебе полегчает.

Плакать я не могла – вообще не в силах была выдавить ни слезинки. Весь запас слез я израсходовала вчера, на Чистопрудном бульваре.

Мы в молчании выпили кофе; за окнами медленно разгорался рассвет, обещая теплый и солнечный день.

– Стась, его убили? – нарушила тишину Флоранс.

– Убили.

– Кто? И почему?

– Фло, если бы я знала...

Подруга смотрела на меня со странным выражением лица – словно хотела что-то сказать, но не решалась.

– Тебе не кажется, что это могла сделать... она? – наконец с усилием выговорила Флоранс.

– Ким, что ли? А черт ее знает. Я уже совсем ничего не понимаю.

Я уронила голову на скрещенные локти и глухо пожаловалась подруге:

– Это так нелепо! Если бы ты видела его лицо... Обиженное, непонимающее, как у ребенка, которого обидели в песочнице...

– Как он себя вел? Волновался, нервничал?

– А ты бы не волновалась, узнав, что с твоим сыном случилось нечто ужасное? Конечно, он выглядел нервозным и взвинченным!

– Ладно, извини, давай не будем об этом. – Увидев, что меня начинает бить дрожь от воспоминаний, подруга решила оставить опасную тему. – Может, ты все-таки ляжешь? Тебе предстоят трудные дни, надо хоть немного отдохнуть.

Я послушно кивнула, сползла с диванчика и поплелась в комнату. Флоранс уложила меня в кровать, подоткнула, словно ребенку, одеяло, и я провалилась в тяжелый, неспокойный, не приносящий покоя сон. Разбудил меня звонок в дверь. Не знаю, сколько прошло времени, но в комнате было уже совсем светло, на полу лежали солнечные квадраты, и дети весело вопили за окнами. Звонок повторился – долгий и настойчивый. С кухни доносился шум воды: Флоранс моет посуду и не слышит, что кто-то пришел.

Я выбралась из кровати, набросила халат и потащилась в прихожую, пытаясь по дороге привести мысли в порядок. Наверняка явился кто-то из милиции, хотят задать вопросы, а у меня в мозгу как будто атомный взрыв произошел – ни единой связной мысли. Я щелкнула замком, открыла дверь, посторонилась, пропуская гостя... Человек стоял на пороге и смотрел на меня, а я была не в силах пошевелиться. Руки и ноги словно свинцом налились, к горлу подкатил комок – не вздохнуть!..