Текст книги "Глаз бури"

– Что вы делаете? – удивленно спросил консультант. – Вы же собирались опросить соседей.

– М-да, но случился небольшой эксцесс, и я решил поискать кое-что насчет матери Агнессы в бумагах монастыря.

– Какой эксцесс?

Бреннон посопел и неохотно признался:

– В меня стреляли сегодня утром. Вал…

– Что?! – взревел Лонгсдейл; пес вскочил и оскалил клыки. – Кто посмел?!

– Полагаю, что этот самый чернокнижник. Кому еще это надо?

Пес глухо зарычал; Лонгсдейл, больше похожий на того, другого, чем на себя, размашисто осенил комиссара каким-то магическим знаком и пробормотал заклинание.

– И что это? – недовольно спросил Натан.

– Магическая броня. Она отводит глаза людям, которые намерены причинить вам вред.

– Отлично. А теперь подумайте, на какой куш рассчитывает ваш чернокнижник, если так яростно нападает? При чем не на вас, так что, очевидно, консультантов он за угрозу не считает. Уверены, что вам стоит его выслеживать?

Лонгсдейл задумался. Вдруг в комнате раздался несколько напряженный голос Валентины:

– Натан, вы бы не могли спуститься в гостиную? Я нашла стрелка.

Пес выбежал из комнаты первым, и комиссар заспешил следом – во-первых, чтобы порывистая зверюга не отъела свидетелю голову, во-вторых, потому что голос жены его встревожил.

Стрелок лежал посреди гостиной, и комиссар сразу понял, что он мертв. Валентина, которая стояла рядом, подняла взгляд на Бреннона и сказала:

– Это не я. Я его не убивала. Он был мертв, когда я его нашла.

Лонгсдейл опустился на колено у трупа, провел ладонью над его головой, пошептал и заключил:

– Instant mortem. У него не было шансов.

– Что это?

– Заклятие, убивающее на расстоянии. Видимо, на убийцу наложили чары еще при заказе. Когда пришло время, заклятие сработало. Боюсь, он уже никому ничего не расскажет, и даже некромантия тут не поможет – Instant mortem разрушает мозг и сердце.

– Черт!

– Я отнесу тело в лабораторию. Может, сумею что-нибудь из него вытащить.

Натан повернулся к жене. Она напряженно хмурилась.

– С тобой все в порядке? – спросил он.

– Да. А с тобой?

– Ну, это далеко не первый раз, когда подозреваемый порывается меня прикончить, – хмыкнул Бреннон и взял Валентину за руку. – Ты можешь уехать.

– И оставить тебя здесь? Нет!

– Но наше путешествие…

– Это уже неважно, – заявила вивене; комиссар поперхнулся. Как это – неважно?! – О, Натан, я не хотела тебя обидеть. Я имею в виду, что нельзя бросать все как есть, а без моей помощи вы не поймаете этого чернокнижника. Даже консультант в опасности, что уж говорить об остальных.

– Ладно, – проворчал Бреннон. – Кстати, вас, консультантов, берут какие-нибудь яды? Может, чернокнижник выманил Уркиолу из дома и с крыши стрельнул отравленной стрелой?

– Может быть, – кивнул Лонгсдейл. – Три-четыре смертельных для человека дозы мышьяка или цианида могут нас усыпить. Это объяснило бы, почему мы не нашли следов магии после похищения Уркиолы.

– Вот поэтому я категорически не рекомендую вам лезть в одиночку в его логово. Даже вместе с Джен. Можете вызвать хотя бы двоих-троих консультантов на подмогу?

– Попробую. Но они не сумеют прибыть сюда немедленно, а я не хочу терять время.

– Лучше для начала попробовать скрытно проникнуть в его дом. Я поговорю с кардиналом сегодня, после того как закончу с бумагами.

– Но с вами пойдет Джен, – строго сказал Лонгсдейл. – И даже не спорьте!

Кардинал любезно предложил Бреннону кофе, пирожные, фрукты и вопросительно уставился на комиссара. Натан положил на стол папку.

– Удивительно, как быстро вы выбили из монастыря все документы. Я-то думал, что мать Агнесса будет вцепляться в каждую бумажку мертвой хваткой.

– Она пыталась, но, к ее несчастью, она обязана выполнять приказы инквизиции, особенно когда дело касается, как вы говорите, вмешательств с той стороны, – сказал Саварелли; он то и дело украдкой поглядывал на ведьму, которая заняла позицию у двери, подальше от распятия и подставки с роскошной Библией.

– Я изучил архивные записи монахинь. Они вели учет всех поступивших к ним девочек, особенно отмечая тех, кто потом постригся в монахини.

– Вы нашли что-то о погибших?

– Нет, я наткнулся на записи, которым тридцать восемь лет. – Натан достал из папки несколько документов. – В двадцать шестом году у ворот приюта оставили двух детей – мальчика лет семи и четырехлетнюю девочку. Мальчика монахини передали своим коллегам, а девочка осталась в приюте и сейчас известна нам как мать Агнесса.

Кардинал выхватил у него бумагу и принялся свирепо багроветь. Бреннон деликатно не стал спрашивать, почему никто не провел проверку персонала приюта, и продолжил:

– Она поменяла монахинь в ночь убийства, отправив на дежурство слабоумную женщину, которой никто не поверит. Однако сама настоятельница не могла надолго покинуть приют – я перечитал все показания, и получается, что монахини не видели ее около часа. Этого слишком мало, чтобы выбраться наружу, устроить призыв нечисти, потом убрать ее из приюта, чтобы она не устроила там бойню, и вернуться обратно.

Саварелли издал низкий горловой звук. Джен громко фыркнула из своего угла.

– Лонгсдейл говорит, что внутри приюта следов проведения ритуалов нет. Значит, кто-то извне…

– Они передали его в доминиканский приют для мальчиков-сирот! Проклятие!

– Почему?

Его преосвященство выпучил на Бреннона глаза и недоверчиво спросил:

– Вам что, неизвестно, какому ордену принадлежит инквизиция? Этот pezzo di merda, cazzo di caccare, figlio di puttana, brutte come lа merda de gatto, – брошь-переводчик не справилась с потоком слов, – этот ублюдок может быть одним из нас!

– А вот это уже не очень хорошо.

– Не очень?! – Кардинал выпалил еще с полдюжины эпитетов, о смысле которых комиссар догадался сам. – Я сам допрошу каждого недоноска в этом здании!

– В целом идея неплоха, но о чем вы будете их спрашивать? Этот мальчик после выхода из приюта вполне мог стать мирным булочником или сапожником.

– А мог и не стать!

Бреннон вздохнул:

– Конечно, будь мы в Блэкуите, я бы обязательно проверил всех родичей матери Агнессы до седьмого колена, но там в моем распоряжении штат детективов и полицейских, а здесь нас просто слишком мало, чтобы успеть все.

Его преосвященство недоуменно нахмурился.

– Как это – слишком мало? Вам чем-то не нравятся мои инквизиторы?

– Э-э-э… н-ну-у-у… – Комиссар замялся. Какой может быть прок с церковных крыс, которые ничего страшнее запойного пьяницы в жизни не видели?

– Мне кажется, – сухо сказал кардинал, – вы что-то имеете против нашего сотрудничества. Мы работали с Уркиолой, и я, и мой предшественник, и его предшественник, и его, и его, и так далее. Инквизиция копила сведения многие века, и уверяю вас, никто из моих людей не упадет в обморок при виде трупа.

– А при виде настоящей нежити? Или, того хуже, нечисти с той стороны? Я не могу требовать, чтобы они рискнули своими жизнями, ведь никто из них не солдат и не полицейский.

– Зато я могу, – невозмутимо отозвался Саварелли. – Тем более провести небольшое расследование в отношении матери Агнессы – это совершенно не опасно, и негласно мы делаем такое довольно часто.

– Гм… я бы не был так уверен насчет не опасно. Меня уже два раза пытались убить только за то, что я подошел к приюту. – Комиссар бегло рассказал кардиналу о недавних событиях, в том числе про найденное логово чернокнижника и свои опасения в связи с этим. Саварелли задумался, поглаживая крест на груди – такой массивный, что им можно было выбить глаз упорствующему грешнику.

– Даже не знаю, с чего начать, – наконец изрек его преосвященство. – Может, с того, что ваша супруга…

– Это не обсуждается, – холодно оборвал его Натан.

– Рискнули же вы на такой жениться, – пробормотал кардинал. – То есть вы уверены, что это не она прибила стрелка в порыве гнева?

– Да. Лонгсдейл подтвердил.

– Насчет дома чернокнижника я с вами согласен. Однако тут я как раз способен вам помочь. Кондимецце – это богатый квартал, где живут уважаемые горожане, купцы и главы торговых гильдий. Если вы хотите проникнуть в чей-то дом, не привлекая внимания, то служители церкви – именно те, кто вам нужен.

Тут Бреннон вынужден был согласиться. В Фаренце церковники пользовались большим влиянием, куда бо́льшим, чем полиция. Вряд ли даже чернокнижник станет нападать на священников среди бела дня.

– Хорошо, но нам лучше поторопиться. Лонгсдейл и его помощник, – комиссар кивнул на ведьму, – перебили всех мараббекк. Если чернокнижнику нужна нежить, то он скоро примется за создание новой.

– Мы отправимся сегодня же. К двум часам я все подготовлю. Думаю, четырех человек достаточно?

– Даже трех. Мы ведь не хотим излишнего внимания, а с вами будет Лонгсдейл, его помощник и я.

Кардинал с некоторым скепсисом посмотрел на Бреннона, но спорить не стал.

Лодки плавно скользили мимо красивых домов с колоннами, барельефами и изящными резными ставнями. Кондимецце был очень похож на богатые и респектабельные кварталы Блэкуита, только вместо мостовой – канал.

– Какой дом? – деловито спросил Бреннон.

– Вон тот, – кивнул Лонгсдейл. – Светло-голубой с позолоченными карнизами и скульптурными изображениями голубей.

Натан сидел рядом с ним, псом и ведьмой. Консультант попытался обвешать его амулетами, заклятиями и оружием, как рождественскую елку – шарами, но Бреннон решительно воспротивился. Он прихватил пару револьверов – один обычный, второй заряженный пулями против нежити – и уже привычный акрам. В конце концов, они же не собираются брать дом штурмом и устраивать побоище. То есть комиссар на это надеялся.

Кардинал кроме гребца, брата Луки взял с собой еще одного человека – с виду тихого и бесполезного книжного червя, брата Маттео. Впрочем, Натан уже убедился, что инквизиторская внешность бывает обманчива.

Лонгсдейл остановил лодку напротив голубого палаццо, по фасаду обильно утыканного колоннами и лепниной. На первый взгляд он не отличался от остальных домов. Джен напряженно втянула носом воздух и оживилась:

– Тут припахивает нежитью. Впрочем, в этом городишке то и дело смердит из-за провала на ту сторону.

Кардинал снял с запястья медальон, макнул его в воду и пробормотал длинную фразу на элладском. Натан только хмыкнул.

– Канал чист, – сказал Саварелли. – Нежить тут была, но сейчас ее нет.

– Логично. Наш чернокнижник слишком умен, чтобы гадить там, где живет.

Палаццо принадлежал Козимо ди Камальо. Кардинал назвал его «юным», хотя мальчику исполнилось уже тридцать шесть. Он унаследовал от отца крупный банк (Бреннон проверил бы, не помогли ли Камальо-старшему переправиться на тот свет, но времени на это не оставалось). Семьи у Козимо не было, однако при доме состояло немало прислуги – комиссар развернул предоставленный кардиналом список. Из этих двадцати трех человек чернокнижником мог оказаться любой.

Лодки причалили около входа, и брат Лука ударил в колокол у дверей. Бреннон тоскливо вздохнул: тут не помешало бы окружение из доброй дюжины, а то и двух полицейских. Пока они входят в дверь, чернокнижник может утечь в окно.

– Не беспокойтесь, – пробормотал Лонгсдейл. – Я окружил палаццо невидимым периметром. Никто не войдет и не выйдет, пока мы не закончим.

Седовласый мажордом проводил их в кабинет синьора Камальо. Поднимаясь по лестнице, комиссар оглядывал обстановку – внутри было роскошно, но никаких намеков на черную магию. Джен и пес принюхивались, но пока тоже ничего подозрительного не улавливали. Брат Маттео принялся что-то бубнить под нос, щелкая четками. По ним постреливали искры магического тока.

Козимо ди Камальо поднялся навстречу гостям, вынырнув из-за гигантских гроссбухов, – и Бреннон с первого взгляда понял, что синьор узнал Лонгсдейла и пса. Камальо уставился на консультанта, перевел взгляд на собаку, и его глаза испуганно расширились. Вместо того чтобы выйти из-за стола, банкир подался назад и схватился за спинку кресла, словно хотел за ним спрятаться. Пес оскалился.

Саварелли величаво приблизился к Камальо и протянул руку для поцелуя. Тот, очнувшись, приложился к кардинальскому перстню и покосился на Бреннона, потом на ведьму. Комиссар ответил ему безразличным взглядом, как совершенно незнакомому человеку. Что за странный страх на его физиономии? До этого чернокнижник действовал нагло и вполне решительно. Испугался личной встречи?

– Что привело ваше высокопреосвященство в наш скромный дом? – спросил банкир. Он даже забыл предложить кардиналу кресло, и его преосвященство устроился в нем без приглашения. Камальо остался стоять.

– Дела светские, синьор, дела светские, – безмятежно отозвался Саварелли. – Как нам известно, ваш банк охотно выдает ссуды на торговлю с Мазандраном. Наш труд требует определенных затрат, а потому мы решили вступить в торговые отношения с язычниками-раджами.

Камальо несколько расслабился. Над его верхней губой поблескивали бисеринки пота, но банкир наконец отвел глаза от Лонгсдейла, пса и комиссара, чтобы посмотреть на кардинала.

– Это господа Лонгсдейл, Рейден и Бреннон, – продолжал кардинал, – наши партнеры для торговли в Мазандране.

– Могу ли я осведомиться, есть ли у синьоров рекомендательные письма? – спросил банкир. – Ни в коем случае не хотелось бы оскорбить их недоверием, но интересы нашего банка…

Дальнейшую воркотню комиссар не слушал, сосредоточенно рассматривая подозреваемого и постепенно подступая к столу слева, пока Джен подбиралась справа. Лонгсдейл и его фамилиар стояли прямо перед Камальо, отвлекая его внимание на себя. Брат Лука со скучающим видом оглядывал кабинет, его коллега по инквизиции покачивал четками, как будто случайно переходя из угла в угол.

– Конечно, мы предоставим все бумаги, – сказал консультант, когда Камальо отбормотал свое про банк, гарантии и деловую репутацию. – Но мы надеемся на ответную любезность с вашей стороны. Наша компания не ведет дела с сомнительными конторами, и до нас дошли слухи, что ваш банк был одним из попечителей детского приюта, где несколько дней назад убили десятерых воспитанниц.

– Мы здесь совершенно ни при чем! – с жаром воскликнул банкир. Пес щелкнул зубами, и Камальо отпрянул, едва не врезавшись в комиссара.

– Интересное у вас колечко, – произнес Натан. – Фамильное поди, а? Блестит-то как!

Банкир сжал руку в кулак и выбросил его вперед. Кольцо вспыхнуло синим. Комиссара отшвырнуло к стене, а Саварелли внезапно с такой силой толкнул массивный стол, что тот врезался в банкира и впечатал его в кресло. Камальо рухнул на пол и издал такой вопль, словно у него лопнули все ребра разом.

– Не кричите, – невозмутимо велел Лонгсдейл. – Я окружил комнату silentium circa.

– Нет! – взвыл банкир. – Вы не знаете! Вы не понимаете! Боже, боже, уйдите! Я же… он же… о господи!

Последний возглас вырвался у него, когда ведьма, перескочив стол, угрожающе нависла над Камальо и занесла пылающую руку. Саварелли восторженно запыхтел; инквизиторы, крестясь, попятились от стола.

– Только вякни что-нибудь из заклинаний, – промурлыкала Джен. – Спалю рожу до костей.

– Вы не понимаете, – пролепетал банкир, уже весь белый; его так трясло, что зубы клацали. – Он же… он ведь узнает…

– Какой «он»? – спросил Бреннон, присев на корточки около ведьмы. Банкир как-то странно дернулся. Глаза у него вылезли из орбит, в уголках рта появилась пена.

– Уйдите! – засипел он. – Уйдите, оставьте меня, ради бога… он же меня убьет!

– Спорим, я успею раньше, – хмыкнула Джен. – Ну, отвечай!

– Да убирайтесь же! – взвыл Камальо. – У меня всего лишь минута, чтобы… чтобы… – Его голос прервался. Банкир кашлянул, дернулся и вдруг заскреб руками по горлу, колотясь об пол, как рыба, вытащенная из воды.

– Назад! – крикнул Лонгсдейл. – Это Instant mortem!

Комиссар шарахнулся прочь. В углу брат Маттео бубнил молитвы, а бледный брат Лука сжимал стул, подняв его перед собой как щит.

– Сможете что-нибудь сделать?!

Консультант упал на колени рядом с Камальо, протянул над ним руки и быстро забормотал. Вокруг горла, головы и груди банкира появились светящиеся лиловые полосы. Саварелли бросился к нему и схватил за руки, не позволяя раздирать кожу на голове и горле. Пес навалился на банкира, припечатав его к полу.

– Это оно! – зарычала Джен. – Давайте скорее – вы еще успеете поймать след!

– Откачайте свидетеля! – крикнул Бреннон. – Он должен остаться в живых!

– Да на кой черт он вам нужен? – воскликнула ведьма. – Вы его что, в суд присяжных притащите?

Лонгсдейл быстро забормотал на каком-то непонятном языке. Выхватив из ножен трехгранник, он нацелился на полосы и наконец одним взмахом рассек пульсирующие путы. Камальо судорожно забился в могучих руках кардинала, но через секунду безвольно обмяк.

– Господи, – выдавил брат Лука; его коллега так и застыл, вцепившись в четки.

– Не успели, – сказал его преосвященство, щупая запястье жертвы. Впрочем, комиссару все было ясно и так: очередной мертвый свидетель, черт подери!

– Это не он, – буркнул Бреннон. – Не чернокнижник. Хотя вас он узнал, как и пса.

– Как-то быстро ваш чернокнижник избавляется от сообщников, – заметила ведьма. – У него их неограниченный запас, что ли?

– Может быть, и так, – процедил комиссар. – Лонгсдейл, сумеете поймать след?

Консультант кивнул и занялся делом. Кардинал поднялся на ноги, хмуро глядя на труп. Пес слез с него и обнюхал остатки полос.

– Ваш стрелок выглядел так же?

– Получше. Видимо, с ним все произошло быстрее, или он ничего не понял и меньше сопротивлялся. Судя по последним словам банкира, он знал, что его ждет. Нам нужно обыскать дом. У вас тут, похоже, не один чернокнижник, а целая банда.

– Но зачем? – Кардинал окинул взглядом богато обставленный кабинет. – У Камальо и так было все, чего можно пожелать: состояние, положение в обществе, молодость, здоровье. Как он вообще в это впутался?

– Может, ему красоты не хватало, – хмыкнула Джен. – Или чтоб бабы любили. Или денег было мало. А может, его просто запугали.

– Это он превратил девочек в нежить и управлял ими? – спросил Бреннон. – Или кто-то занимался этим в его доме?

– Теперь мы этого уже не узнаем. Что вы будете делать с трупом?

Бреннон повернулся к инквизиторам. Против ожидания, те уже почти пришли в себя – были белее молока, тряслись, но по крайней мере не бились в истерике и не лежали в обмороке.

– Ну, с боевым крещением, – буркнул комиссар. – Видели такое раньше?

Подчиненные Саварелли замотали головами.

– Скоро еще и не такое увидите. Нужно привести тело в порядок, чтобы это выглядело как смерть от сердечного приступа.

– Я смогу, – сказал брат Маттео и нервно облизнул губы. Бреннон удивленно поднял бровь. – Я знаю несколько… несколько слов для лечения. Думаю, для мертвого тела они тоже подойдут.

Комиссар повернулся к его преосвященству, но вопрос «Чему вы их учите в вашей инквизиции?» так и остался невысказанным, потому что кардинал притопывал по паркету и прислушивался к звукам. Джен следила за ним с нарастающим интересом.

– Займитесь трупом, – кивнул инквизитору Бреннон. – Что вы делаете?

– Мне кажется, что паркет уложен неровно и под одной из досок есть полость, – ответил кардинал. – Был странный звук, когда мы шли… так-так!

Комиссар присел на корточки перед доской, по которой Саварелли постукивал каблуком. Ведьма провела по ее краю; он обуглился, и внутри что-то тренькнуло. Джен прожгла пальцами три дырки в дереве и выдернула ее из паркета. Бреннон достал из щели плоскую коробочку. Замка на ней не было, и комиссар протянул находку девушке:

– Сможешь открыть?

– Только если оно не взорвется! – торопливо добавил кардинал. Джен покрутила коробочку в руках, понюхала и показала псу, который решил присоединиться к их компании. Он задумчиво попробовал вещицу на зуб; дерево слабо хрустнуло, и пес с довольным видом положил остатки коробочки к ногам Бреннона. Натан обернул руку платком и стал раскладывать на полу ее содержимое.

В коробке лежали документ в плотном чехле, две непрозрачные склянки и брелок с тремя ключами. Ведьма открыла бутылочки, понюхала и поморщилась:

– Это не зелья. Просто сильнодействующие яды.

Бреннон вытряхнул из чехла документ и развернул. Текст был ему непонятен. Внизу страницы блеснули ярко-синим две подписи. Они искрились, как снег на солнце, и комиссар показал их его преосвященству:

– У вас тут делают такие чернила?

Саварелли склонил голову набок, как большая сова, и осторожно взял документ двумя пальцами.

– Чернила тут ни при чем. Это заколдованный контракт, написанный на весьма изящной латыни.

– И что в нем? – удивленно спросил Натан: он и не подозревал, что кто-то додумается заколдовать юридический документ. Ведьма встала и подошла к телу банкира, над которым все еще трудились Лонгсдейл и брат Маттео.

– Любопытно, – хмыкнул кардинал. – Одна из подписей оставлена синьором Камальо. Хотел бы я знать, что заставило его подписать договор, в котором написано, что за предательство положена немедленная смерть.

– Так и написано?!

– Да. Собственно, – кардинал бросил взгляд на труп, – это мы и увидели.

Бреннон обернулся к банкиру. Джен сняла с его пальца кольцо и поднесла к документу. Бумага завибрировала, и по кольцу пробежала искра.

– Эге, – сказал комиссар, – вот так оно и сработало. Но как этот чернокнижник заставил банкира носить на себе бомбу за…

Кольцо в руке Джен вдруг задрожало и начало обугливаться. Контракт тоже стал стремительно чернеть и осыпаться пеплом.

– Это не я! – взвизгнула ведьма и бросила кольцо на стол.

– Лонгсдейл! – взвыл комиссар, на глазах которого исчезала важнейшая улика. Консультант обернулся, вскочил и выкрикнул заклинание – одно, другое, третье, четвертое, пока самоиспепеление контракта не остановилось. В руке кардинала остался клочок размером с четверть ладони. Лонгсдейл заключил остаток улики в прозрачный шар и сказал:

– Теперь мне ясно, почему след от Instant mortem приводил меня в эту комнату. Оно закольцовано на контракте. Умно, ничего не скажешь.

Бреннон хмуро оглядел очередное тело, двух инквизиторов, хлопочущих над тем, чтоб оно выглядело не таким потрепанным, мрачного, как туча, кардинала и буркнул:

– Ладно. У нас есть ключи, значит, поищем, к чему они подходят. Лонгсдейл, есть какие-нибудь чары, чтоб скрыть нас от прислуги, пока мы будем шарить по дому?

Консультант кивнул.

– Хоть что-то хорошее. Вы приберитесь здесь и сделайте вид, что банкир помер от внезапного сердечного приступа.

– А с этим что делать? – Саварелли покрутил шар с клочком бумаги.

– Я покажу его другому консультанту, – сказал комиссар. – Это по его части.

Энджел Редферн выглядел утомленным, напряженным и мрачным, словно его что-то грызло изнутри. Вряд ли это была совесть – скорее всего, пироману не нравилось, что Пегги отправилась отмечать свой день рождения с семьей. На клок контракта в шаре он тоже смотрел без малейшего восторга.

– В потайной комнате за панелями в спальне мы нашли небольшую чародейскую лабораторию, – закончил Бреннон. – Саварелли сейчас решает вопрос с вывозом всего этого богатства, чтобы Лонгсдейл занялся изучением банкирского наследства. Но меня больше всего беспокоит чертов контракт. Какими знаниями должен обладать тот, кто способен собрать такую персональную мини-бомбу?

– Большими, – отозвался Редферн. – К тому же достаточно глубокими и систематизированными.

– Значит, этот тип практиковался и изучал магию годами, если не десятилетиями. И никто не замечал. Даже ваши консультанты.

– Об этом я вам и толкую уже который месяц, – устало сказал пироман. – А до вас только сейчас начало доходить. Отдайте Маргарет остаток контракта, когда она привезет вам чемодан. Я этим займусь.

– Ройзман набрал себе сообщников, но магией орудовал единолично. А этот тип не просто навербовал подручных, но еще и обучил чародейским фокусам.

– С чего вы взяли, что их больше одного? Полагаю, что Камальо был единственным.

– Возможно. По крайней мере, с тех пор как в дело вмешались мы, чернокнижник занят тем, что пытается от нас избавиться. Хоть какая-то польза, – недовольно буркнул комиссар. – Он хотя бы перестал убивать людей десятками.

– Вот видите. Будь у него несколько обученных сообщников, он бы давно закончил начатое.

– Начатое что?

Редферн только вздохнул, поморщился и потер висок. Признаваться в неудачах пироман не любил. Меж тем никто из них ни на шаг не приблизился к пониманию, что и зачем делает неведомый чернокнижник.

– Валентина нашла на соседней крыше мертвых птиц, – сказал комиссар. – Кто-то пролил яд – раствор стрихнина, которым можно уморить быка. Этой дозы хватит, чтобы вырубить консультанта на какое-то время. Никакой магии, никаких следов. Я продолжу допрос соседей, пока кардинал будет разбираться с поисками брата настоятельницы.

Энджел побарабанил пальцами по столу и сказал:

– Пусть начнет со своих инквизиторов. Они копили сведения о магии в течение нескольких веков. Человек с доступом к инквизиторским архивам вполне способен набраться таких знаний, до которых даже Ройзман с трудом бы дотянулся.

– Об этом Саварелли догадался, – фыркнул комиссар: его преосвященство от такого открытия наверняка изобрел немало доселе неизвестных ругательств. – Но наш чернокнижник далеко не идиот. Он прекрасно понимает, где его станут искать в первую очередь. Даже если он и числился среди инквизиторов – там его давно нет.

– Все это – не более чем предположения, – поморщился пироман. – Поэтому я кое-что для вас собрал. – Он встал, скрылся из виду и передвинул зеркало так, чтобы показать Бреннону большую карту Фаренцы – точнее, макет из дерева и стекла. Натан с интересом осмотрел дома, каналы и островки: карта простиралась до выхода из залива. На ней то и дело вспыхивали разноцветные огоньки – то группками, то по одиночке.

– Что это?

– Сигнальная система, – раздался голос Энджела. – Она фиксирует любые проявления магии, нежити, нечисти, отслеживает даже таких, как ваша ведьма. Это, гм-м-м… тестовый образец. Я давно его разрабатывал, он пока еще не идеален, но опробовать уже можно.

– Впечатляюще. Но я не очень понимаю, как ваш образец укажет нам именно на чернокнижника.

– Именно на него – нет. Но система сразу же зафиксирует вспышку активности. Особое внимание нужно обращать на одновременное проявление магии и нежити или нечисти.

Бреннон нашел на карте дом Паоло Уркиолы – окруженный белым свечением, словно маленькая луна. Потом перевел взгляд к заливу – остров Лиганта пульсировал темно-лиловым под золотистой сетью. Около палаццо Камальо мерцал целый сноп золотых и алых искр – Лонгсдейл и ведьма трудились, не покладая рук.

– А для Блэкуита такую можно сделать?

– Можно. – Пироман издал довольный смешок. – Но не сразу. Пока что я займусь наблюдениями за Фаренцей. Уверен, чернокнижник не будет сидеть сложа руки и скоро снова чем-нибудь нас порадует.

– Угу. Надеюсь, он не подорвет к черту полгорода, чтобы замести следы.

– А вы, пока будете бродить с допросами по соседним домам, – строго сказал Редферн, – не забудьте купить Маргарет подарок.

Бреннон счастливо вздохнул: как хорошо, когда есть жена, которая берет на себя самые обременительные заботы!

Маргарет медленно шла по аллее. Парк вокруг замка плавно переходил в лес и был таким густым, что она не могла случайно встретить здесь Энджела. Вернувшись из Блэкуита, девушка отдала ему чемодан дяди и ушла – сначала к себе, потом в парк, чтобы пройтись и подумать. Редферн не пытался ее удержать или заговорить с ней – они едва обменялись парой фраз, но мисс Шеридан чувствовала, каким пристальным взглядом он ее провожал.

Девушка сорвала веточку жасмина. Его листья формой напоминали медаль, которую папа получил за сражение на Розмар-стрит. Но он почти никогда не надевал награду – она лежала в футляре у мамы в бюро, словно отцу неприятно было видеть эту вещь.

Маргарет снова вспомнила об этом сегодня – обычно они отмечали ее день рождения вместе с Эдвином, хотя старший брат родился в сентябре, в разгар той самой битвы, за которую папе вручили награду.

«Почему папа не носит медаль? – спросила девушка у мамы, когда они сели пить чай в гостиной, оставив отца и брата в столовой. – Даже день рождения Эдвина не хочет отмечать».

«Папа не любит об этом вспоминать», – ответила мама.

«Но почему? Тетушки уверены, что он должен гордиться тем, что сам защищал тебя во время… кхм…»

«Не все могут гордиться тем, что убивали других людей, – с холодком сказала мама. – Неважно, во имя каких целей».

«Но он же делал это не просто так, а во время войны за независимость, когда все…»

«Он убивал других, чтобы мы выжили. Только те, кому никогда не приходилось убивать, могут так легко рассуждать о том, что почетно носить награду за убийства».

Маргарет, нахмурившись, опустила голову на руку. Она много раз слышала от тетушек (со стороны Бреннонов, конечно; никто из Шериданов с нею не общался), какой отчаянно героический поступок совершил ее папа, а некоторые, например тетя Сара, особенно подчеркивали «Всего в двадцать-то лет!» Как будто возраст имеет какое-то значение, когда толпа солдат, вооруженных до зубов, всего через дорогу от твоего дома.

«А твои тетки, – добавила мама, – обычно понятия не имеют, что несут. Неужели ты думаешь, что мы не отдали бы все что угодно, лишь бы ничего этого не было?»

«По-твоему, папа предпочел бы забыть?»

«К сожалению, – сухо сказала миссис Шеридан, – такого варианта не предусмотрено. Он может только не вспоминать».

Маргарет повернула к замку, рассеянно теребя веточку жасмина. В тот день в доме погиб брат папы, в честь которого назвали Эдвина, и девушка всегда думала, что именно смерть брата вызывает у отца такие тягостные воспоминания. Но, значит, дело не только в этом…

Она остановилась, глядя на темный силуэт за светящимися окнами столовой. Энджел стоял у застекленных дверей на террасу, будто ждал возвращения Маргарет. Сколько лет он старается не вспоминать? Двести? Меньше? Почему продолжал, даже зная, что именно делает с людьми?

Девушка свернула к дорожке, что вела к лестнице на террасу. Уже стемнело, и парк сливался с лесом в темное хвойное облако, не освещенное ни единым огоньком. Маргарет, поднявшись по ступенькам, смотрела с террасы в чащу елового бора, пока наставник не положил руку на перила рядом с ней.

– Вы бы предпочли забыть? – спросила девушка. Энджел взглянул на нее. – Не помнить, что вы сделали? Вы ведь можете стереть себе память?

– Да, – помолчав, отозвался он, – но я все равно не стану.

– Почему?

– Лучше я буду всегда знать об этом, чем однажды внезапно вспомню. Или, забыв обо всем, снова повторю.

Маргарет повернулась к нему. Этот вопрос не давал ей покоя.

– Почему? Вы же с первого раза поняли, что натворили! Почему вы продолжали?