Текст книги "Драгоценный дар"

Глава 4

Синди Даунинг стояла обнаженная у себя в квартире перед зеркалом в полный рост и сосредоточенно разглядывала себя, проводя ладонями по груди. Догадается ли он? Не заподозрит ли вдруг, что груди силиконовые?

И решила, что ее полушария на ощупь точь-в-точь как настоящие, ни за что не отличишь. Затем она взглянула на плоский живот и аккуратно подстриженный черный кустик чуть ниже. Да, она выглядит чертовски сексуально. Диета, упражнения и пластические операции превратили ее из толстой прыщавой дурнушки в красавицу, как будто только что сошедшую с обложки «Плейбоя».

Теперь, в тридцать пять лет, она куда привлекательнее, чем была в девятнадцать или двадцать пять. Даже собственная мать не узнала бы ее – если бы она сделала такую глупость и навестила старую каргу.

Как смеет доктор Стрэнд приписывать себе все заслуги, будто бы она тут и ни при чем – если, конечно, не считать оплату его умопомрачительных счетов? Стрэнд всего лишь выполнил ее заказ и сделал ей подбородок Джины Дэвис, скулы Софи Лорен и нос Мишель Пфайффер.

Еще Синди попросила скопировать глаза его жены, и ему это в некоторой степени удалось. С цветом глаз дело обстояло сложнее, но с помощью десятка контактных линз различных оттенков серого, синего и изумрудно-зеленого она решила и эту задачу.

Она вставила серые линзы, и природный тускло-карий цвет ее глаз исчез. В серых линзах она выглядит более интеллигентной, решила Синди, в зеленых – более сексуальной, а в синих – более молодой.

Следующие полчаса она провела за макияжем. Подчеркнула новую линию скул основой трех оттенков и румянами двух цветов, тени четырех различных цветов сделали глаза более выразительными. Четыре слоя туши удлинили и сделали густыми ресницы. Накладными ресницами она никогда не пользовалась – слишком неестественно. Еще пятнадцать минут она потратила на свои иссиня-черные волосы, уложив их так, чтобы они мягко обрамляли лицо.

Когда Синди закончила, из зеркала на нее смотрела уже не та женщина, которую она знала большую часть своей взрослой жизни. Клотильды Дисновски, несчастной уродины из маленького городка в штате Небраска, больше не существовало на свете. Вместо нее появилась Синди Даунинг – подающая надежды редактор и компьютерный ас из журнала «Техас изнутри». И всем этим она обязана Ари.

Это началось с него. Это должно закончиться им.

Должно.

Она безумно влюбилась в Ари, когда Пич Морган-Стрэнд собрала их всех три года назад в кабинете и представила его как нового главного редактора журнала. Конечно же, он не обратил на нее внимания. Кто тогда обращал на нее внимание?

О, он был вежлив – Ари всегда вежлив. После первого знакомства он никогда не путал ее имя, как, впрочем, и все другие имена. Синди умирала от любви к нему, а он был вежлив – и только.

Синди его не винила. В нее никто никогда не смог бы влюбиться. Те несколько свиданий, закончившихся сексом, проходили в темной комнате, и ее партнеры никогда потом не звонили и не просили о новой встрече.

Она мирилась с этим до тех пор, пока не встретила Ари. После того как Ари начал работать в «Техасе», внутренний голос сказал ей, что она может все изменить, стать такой женщиной, которую он заметит – и захочет.

Она взяла отпуск и провела его, исправляя форму носа. Чтобы расплатиться за операцию, ей пришлось продать свою новую машину и купить старую развалюху. Синди боялась, что кто-нибудь догадается об операции, но все с готовностью поверили ее рассказу, будто чуть заметные царапины и синяки на лице – это последствие дорожной аварии.

Потом было еще три операции. Каждый раз она возвращалась на работу все более красивой и выслушивала одни и те же глупые вопросы. Она изменила прическу? У нее новая косметика? Отдыхала на курорте?

После операции на груди девушки в офисе поинтересовались, не носит ли она какую-нибудь особую модель лифчика. Глупые сучки. Синди представила, как впивается ногтями в их тупые физиономии. Она презирала их всех.

Всех, кроме Ари.

Синди не спеша оделась, наслаждаясь прикосновением к коже шелка и кружева. После долгих лет жесткой экономии, чтобы оплатить медицинские счета, она с огромным удовольствием тратила деньги на покупку красивых дорогих вещей.

Пока она одевалась, многочисленные зеркала позволяли ей видеть себя со всех сторон. Она примерила несколько поз, воображая себя высокооплачиваемой моделью, демонстрирующей нижнее белье. Когда-нибудь Ари увидит ее в таком одеянии. А точнее, сегодня. Уже совсем скоро.

Синди взглянула на часы и поспешно достала костюм, купленный в магазине подержанного платья на Ривер-Оукс. Она ненавидела богатых сучек, которые могут позволить себе избавиться от одежды после того, как наденут ее разок-другой, – ненавидела и завидовала, и мечтала стать одной из них.

Черные лодочки и сумочка от Шанель завершили туалет. Теперь остается только ждать. Скоро. Скоро. Скоро! Она уже сто раз проиграла в уме сцену, которая произойдет, когда она откроет дверь на звонок Ари.

Она пригласит Ари зайти и выпить кофе. Он, конечно, с радостью согласится. Итак, он заходит, не в силах отвести от нее восхищенного взгляда. Они садятся на диванчик, его рука как бы невзначай оказывается на ее бедре. Он наклоняется к ней… Ари – джентльмен, его поцелуй будет нежным и сладким.

Ари Раппапорт сел за руль своего «субурбана», поблагодарив про себя компанию «Дженерал моторз» за создание такого большого автомобиля, что в нем его почти не мучила клаустрофобия. Он медленно вывел этого бегемота из гаража своего дома на Западной улице и повернул на север, к кварталу, где жила Синди Даунинг. Ари до сих пор не мог понять, почему он согласился подвезти ее на отпевание Блэкджека.

Наверное, потому, что ему было ее жаль. Сначала автомобильная авария, после которой она осталась почти без средств, потом внезапно серьезно заболела ее мать, и Синди пришлось несколько раз ездить на другой конец страны. Да, ее жизнь была не слишком веселой. И все же… Было в ней что-то отталкивающее – что-то тревожащее в выражении ее глаз, чему Ари не мог точно подобрать определение.

Конечно, когда она попросила подбросить ее, он не смог отказаться. Это бы ранило ее. Но, не желая оставаться с ней наедине, он попросил Берта Ханраана поехать с ними. Для человека, который терпеть не может находиться в машине, он чертовски часто садится за руль, размышлял Ари. По дороге он завернул к Берту.

Ханраан много лет потратил на реставрацию викторианского особняка на бульваре Хайтс, превратив его в настоящее произведение искусства, который в прошлом году включили в программу экскурсий по архитектурным памятникам города. Берта тоже можно было назвать произведением искусства: умный, красивый, зрелый мужчина, обладающий безукоризненным вкусом, потрясающим гардеробом, неистощимым запасом забавных анекдотов и искренним любящим сердцем.

Они познакомились десять лет назад, когда оба работали в одной газете в Фениксе. Берт, сам вдовец, взял Ари под свою опеку после гибели Хелен, вытаскивал его из жутких приступов депрессии и умопомрачительных запоев. И он крепко держал его за руку в те минуты, когда разум и разбитое сердце подсказывали Ари, что ему лучше было бы умереть.

Берт удивительно быстро открыл на звонок Ари, наверное, ждал за дверью.

– Грустный сегодня день, – сказал Берт, ведя его на кухню. – Я сварил кофе по-ирландски, он успокаивает и дает силы.

Ари занял свое привычное место за антикварным дубовым столом, а Берт наполнил две чашки.

– Знаешь, нужно налить немного этого кофе в термос и отвезти Пич, – заметил Ари, попробовав ароматный напиток. – Она, наверное, сейчас еле держится.

– Да, ей в последнее время досталось. Как она?

Меньше всего Ари сейчас хотелось говорить о Пич. Да что там говорить – даже одна мысль о ней вызывала боль. Тогда, в тот день, они вдруг стали так близки друг другу. Иногда ему казалось, что это был лишь сон.

На мгновение Ари позволил себе вновь пережить тот страстный поцелуй – по крайней мере с его стороны он был страстным. Он уже не знал, сходит ли с ума по Пич или просто сходит с ума.

У них не было ничего общего, кроме журнала. И хотя он потом еще несколько раз бывал у нее дома, чтобы встретиться с журналистами, больше ничего подобного не повторилось. Дьявол, да она даже ни разу на него не взглянула.

Днем Ари убеждал себя, что так лучше. А ночью он снова и снова переживал тот проклятый поцелуй, что приводило к предсказуемо неприятным последствиям. А он-то думал, что уже вышел из возраста подростковых сексуальных снов, как вышел из возраста юношеских прыщей.

Голос Берта вернул Ари обратно на землю:

– Есть какая-то причина, по которой ты не хочешь говорить о Пич?

Проклятие! Этот человек все замечает.

– Конечно, нет. Она держится лучше, чем я ожидал. Жаль только, что они с матерью не выбрали более скромное отпевание. Репортеры превратят церковную службу в балаган с клоунами.

– Думаю, этого хотел сам Блэкджек, – ответил Берт задумчиво. – Наверняка он пожелал, чтобы последний салют в его честь наделал как можно больше шума.

– Ты ведь знал его по Вьетнаму?

Берт кивнул.

– Не слишком хорошо. Он там дружил с еще одним техасцем, Кэролом Детвейлером. Бедняга съехал с катушек и помер ужасной смертью прямо на глазах у сенатора. Ты наверняка читал об этой истории. О ней писали все газеты.

– Как ты помнишь, несколько лет назад я и сам чуть не съехал с катушек.

Берт насмешливо взглянул на Ари:

– А по-моему, ты уже в полном порядке, раз идешь развлекаться с хорошенькой девушкой.

– Ничего себе развлечение! Да у меня от этой хорошенькой девушки мороз по коже. Все время кажется, что она на меня сейчас набросится.

Берт допил кофе и встал.

– Чувствую, наша поездка будет такой же захватывающей, как аттракцион с голодными тиграми.

Улетая в Хьюстон, Рэндольф Спеллинг и не предполагал, что так хорошо проведет время. Он нанял до отеля лимузин, превосходно пообедал у Сфуцци, вернулся к себе в номер, немного посмотрел телевизор и хорошо выспался впервые за несколько недель.

Проснувшись, он провел часок в тренажерном зале «Хьюстонца», чтобы разогнать накопившийся жирок в своем сорокапятилетнем теле, затем еще час поплавал в крытом бассейне отеля. Освеженный и полный сил, вернулся в номер и заказал завтрак.

Приняв душ, побрившись и надев свой любимый шелковый халат, он подошел к окну и взглянул на превосходную панораму, открывающуюся отсюда: тщательно разбитый парк, ухоженные лужайки, искусственные пруды с прозрачной водой. Все здесь кричало о больших деньгах – «Хьюстонец» был построен для клиентов с тугими кошельками. Неудивительно, что президент Джордж Буш использовал его в качестве своей резиденции, когда приезжал в Техас.

Появление завтрака прервало неторопливые размышления Рэндольфа. Лощеный молодой официант вкатил тележку, нагруженную свежими фруктами и закусками, сосудами с кофе и апельсиновым соком и бутылкой шампанского «Редерер Кристал».

– Хотите, чтобы я откупорил шампанское? – спросил официант.

Рэндольф кивнул.

Официант бесшумно открыл бутылку, налил шампанское в бокал.

– У вас превосходный вкус, сэр. Вы разбираетесь в хороших винах.

– Ты хочешь сказать – в дорогих винах?

Молодой человек улыбнулся:

– Это вы сказали, сэр, не я.

Рэндольф самодовольно улыбнулся. И не удержался, чтобы не похвастаться:

– Все за счет налогоплательщиков. Я был секретарем сенатора Моргана. Приехал сюда на заупокойную службу.

На официанта это произвело должное впечатление.

– Я бы и сам хотел когда-нибудь поработать в Вашингтоне. Может быть, вы смогли бы замолвить за меня словечко в одном из отелей?

Рэндольф не обратил внимания на эту просьбу. Все в той или иной степени хотят пробиться наверх, размышлял он, когда официант ушел. Но не всем это удается. Так что Рэндольф по праву гордился тем, что ему это удалось.

Он взял бокал с шампанским и долил в него немного соку.

– За Блэкджека, – произнес он, высоко поднимая бокал.

Рэндольф Сперлинг был типичным представителем правительственного аппарата: уверенный в себе, образованный, с хорошо подвешенным языком и любящий хорошо пожить, особенно за счет народа. Образование он получил, можно сказать, бесплатно, взяв деньги на оплату учебы в долг у правительства (и до сих пор не выплатил заем), быстро сделал карьеру, получая при этом неплохие денежки: жалованье, премии, надбавки и «левые» суммы, которые перепадали ему благодаря махинациям Блэкджека Моргана.

Он улыбнулся и подумал, что следует внести «Хьюстонец» в свой личный список отелей наряду с такими гостиницами, как «Жорж Сэнк» в Париже и «Парк Хиатт» в Токио. Некоторые из поездок он действительно совершал по заданию правительства. Но большая часть была каникулами, умело замаскированными под командировки с целью сбора каких-то никому не нужных сведений.

Эти траты проходили незамеченными, внесенные в общий счет на семь миллиардов долларов за правительственные командировки, который конгресс представлял к оплате каждый год, – и это не считая двух миллиардов затрат на личные самолеты, которые правительственные бюрократы держали под рукой, не говоря уже о счете в один миллиард долларов в год на их обслуживание.

Что там говорил Эверет Дирксон насчет того, что миллиард там, миллиард сям в конце концов складываются в настоящие деньги? Администрация выбрасывала на ветер суммы, превышающие годовой бюджет большинства стран третьего мира.

Он будет скучать по прежней жизни. Даже его новая работа в качестве лоббиста с окладом в четверть миллиона долларов не сможет возместить все те блага, которые он потерял, когда старик сыграл в ящик.

Он, пожалуй, будет скучать по сенатору, подумал Сперлинг, готовя себе следующий коктейль «Мимоза». Блэкджек был настоящей акулой, пока не забыл, с какой стороны хлеб намазан маслом – и кто его намазывает.

Кто бы мог подумать, что один из самых прожженных коррупционеров – сенатор, превративший вашингтонскую кормушку на два десятилетия в пиршественный стол для гурманов, – внезапно укусит руку, которая его кормила все эти годы? Если бы Блэкджек продолжал играть по правилам, он и поныне был бы могуществен, богат – и жив.

Рэндольф повертел бокал, любуясь разноцветными бликами. Термин «служить обществу» стал теперь абсурдным, размышлял он. Теперь, скорее, больше подходит выражение «служить самому себе». Кто это сказал, что народ имеет то правительство, которое заслуживает?

Синди Даунинг жила в одном из районов Вестхаймера, построенном в семидесятых годах, во время нефтяного бума. Потом нефтяной бизнес пришел в упадок, и район тоже обеднел. Город уже много лет пытался возродить его, но ему это так и не удалось.

– Я вернусь через минуту, – сказал Ари Берту, поставив машину у обочины.

Ему потребовалось несколько минут, чтобы найти квартиру Синди в лабиринте коридоров. Она открыла на его стук – тщательно накрашенная, причесанная и наряженная, похожая на манекен из универмага. И улыбка у нее была, как у манекена.

– Добро пожаловать в мою скромную обитель! – пронзительно воскликнула она. – Не выпьете ли чашечку кофе?

– Времени нет, к сожалению. Внизу ждет Берт.

Ослепительная улыбка Синди погасла, словно лампочку выключили.

– Не знала, что он поедет с нами. И сколько человек вы еще с собой пригласили?

– Только Берта, – ответил Ари, удивляясь, почему Синди обиделась на присутствие еще одного пассажира в машине, где легко могла поместиться футбольная команда. – Я не думал, что вы будете против.

Нахмуренные брови Синди не отражали и сотой доли ее ярости. Она рассчитывала получить Ари в свое полное распоряжение. Дорогие цветы, купленные ею в гостиную, долгие часы, потраченные на уборку, – все пошло коту под хвост. И все из-за этого Берта Ханраана, будь он проклят! Ну ничего, он еще пожалеет. Никто не смеет стоять у нее на пути!

Заметив пристальный взгляд Ари, она принужденно улыбнулась накачанными коллагеном губами.

– Как я могу быть против? Это же ваша машина. Кроме того, вы знаете, как я люблю Берта.

Ари шел впереди, Синди за ним, а в голове у нее проносились путаные мысли. Это Берт Ханраан все испортил. Если бы не он, Ари сейчас сидел бы с ней в гостиной и держал ее в объятиях. Они бы целовались, а не ехали на это никому не нужное отпевание какого-то политикана, который наконец-то получил по заслугам.

Внезапно у нее возникла новая идея. Она не позволит этому пронырливому хорьку Ханраану испортить ей весь день. Нет уж, дудки! Никто не может взять верх над Синди Даунинг. В покрытый трещинами тротуар легко может попасть тоненький каблучок. Выбрав подходящий момент, Синди споткнулась и вскрикнула. Ари резко обернулся, как раз вовремя, чтобы подхватить ее, пока она не упала.

– Ох, я подвернула ногу, – всхлипнула она, прижимаясь к нему всем телом, будто бы в поисках опоры. Ей даже удалось выдавить пару слезинок. – Как больно!

Несколько мгновений Ари колебался. Потом, как Синди и надеялась, взял руководство на себя.

– Можете ступить на ногу?

Она попыталась и снова вскрикнула.

– Надо проверить, не сломана ли кость, – сказал он, опускаясь на колени и ощупывая ее лодыжку.

От восторга, охватившего ее от его прикосновений, Синди снова вскрикнула. Только на этот раз крик был непритворным.

– Больно? – спросил Ари, осторожно ощупывая ее ступню. Она так и знала, что у него чудесные руки!

– Немножко. Я так глупо себя чувствую. Я знала, что рискую жизнью, гуляя в таком месте на высоких каблуках. Но мне сегодня хотелось выглядеть особенно привлекательной. Чтобы выказать уважение.

Ари встал и крепко обхватил ее за талию.

– Давайте я помогу вам вернуться домой.

– Нет, – вырвалось у нее. – Я ни за что на свете, не пропустила бы это отпевание. Даже новое платье купила. Не обращайте внимания на мою ногу. Мне и правда хочется поехать.

– Звучит так, будто вы предвкушаете удовольствие от этой церемонии, которую большинство людей сочтут довольно мрачным мероприятием.

– Конечно. Там ведь будут все крупные шишки. – Тут она заметила выражение лица Ари и сразу поправилась: – То есть я хочу сказать, что собираюсь пойти туда ради Пич. Она так хорошо ко всем нам, сотрудникам журнала, относится. Самое меньшее, что мы можем для нее сделать, – это поддержать ее в трудную минуту.

Похоже, он перестал хмуриться. Она продолжала опираться на него, пока он помогал ей добраться до машины. Берт стоял рядом с «субурбаном», докуривая сигарету. Он вежливо улыбнулся Синди. Но в глазах его была открытая неприязнь. Ух, как же она его ненавидит! Так и вцепилась бы ему в волосы.

Вместо этого Синди подошла прямо к нему и обняла так, словно они старые друзья, которые не виделись сто лет. Потом с помощью Ари села на свое законное место на переднем сиденье рядом с Ари, предоставив Берту забраться на заднее.

Когда они тронулись в путь, она оглянулась на Берта через плечо.

– Как вы считаете, то, что произошло, повлияет на дела в «Техасе изнутри»?

– Каким образом? – спросил Берт.

– Я подумала, не будет ли Пич проводить больше времени в редакции теперь, когда она развелась и все прочее?

– Сомневаюсь, – ответил Ари напряженным голосом. – Пич прежде всего принадлежит хьюстонскому высшему обществу. Уверен, когда уляжется пыль, она вернется к своим светским обедам и занятиям благотворительностью.

Ари Раппапорт глубоко заблуждался. Скандал, смерть отца и развод разрубили пуповину, связывающую Пич с ее прошлой жизнью. Пока Пич везла Беллу к месту заупокойной службы, она обдумывала свое будущее.

В последние три дня она почти не спала, а ела еще меньше. Тем не менее Пич еще никогда не чувствовала себя такой энергичной и полной решимости. Она не станет брать у Герберта ни цента. После их последнего телефонного разговора она не могла вынести даже мысли о том, что их хоть что-то будет связывать.

– Ты сука, – кричал он в трубку, – как ты могла вот так уничтожить мою одежду? Что я теперь надену, черт возьми?

Она уже готова была сказать ему, что ей очень жаль, что, когда она изрезала его гардероб, у нее был нервный срыв. Но в последнюю секунду, к собственному удивлению, произнесла:

– Это ты хотел развода. Если у тебя есть ко мне претензии, изложи их моему адвокату.

Ее трясло целых пять минут после того, как она положила трубку. Однако позже ей даже понравилось, что он назвал ее сукой. Половую тряпку сукой обычно не называют.

Своему адвокату она дала указания требовать дом и «ягуар». За дом заплатил Блэкджек. А машину она купила на доходы от журнала «Техас изнутри», ее единственной отдельной собственности.

– Герберт приедет на отпевание? – спросила Белла, словно читая мысли Пич.

– Сомневаюсь, – ответила Пич.

Наутро после смерти Блэкджека у Пич не осталось другого выхода, как рассказать Белле о разводе. Она ожидала, что мать предложит попытаться во что бы то ни стало сохранить их брак, испробовать все – от второго медового месяца до визита к психоаналитику.

Вместо этого Белла обняла ее и сказала:

– Я глубоко убеждена, что, когда одна дверь захлопывается, другая открывается. Просто надо ее найти.

Потом у них было так много неотложных дел, что просто не было времени поговорить о Герберте.

– Я думала, ты расстроишься из-за моего развода, – сказала теперь Пич.

– Я всегда желала тебе счастья, дорогая. И я сильно сомневалась, что Герберт способен его тебе подарить. И твой отец был со мной согласен.

Пич была поражена.

– Почему же вы никогда ничего мне не говорили?

– Ты была так ослеплена им, что нам казалось, ты не прислушаешься к нашему мнению.

– Ослеплена – вот правильное слово. Я смотрела на него снизу вверх почти так же, как на папу. Но Герберт совсем не похож на Блэкджека. Папа никогда бы не бросил тебя ради другой женщины.

На лице Беллы промелькнуло странное выражение.

– Никогда не знаешь, что происходит в семейной жизни других людей.

– Мне следовало раскусить Герберта еще тогда, когда он говорил, как ему будет полезно имя Морган, после того как он откроет свою практику в Хьюстоне. – Пич стиснула зубы. – Он просто аферист. А я – дура.

– Не суди себя так строго. Ты была молода и впечатлительна, а Герберт, безусловно, продемонстрировал себя с самой лучшей стороны. Он делал все, что в человеческих силах, чтобы вскружить тебе голову.

– Вас с папой ему не удалось обмануть.

– Мы, не были влюблены, как ты.

Пич крепче стиснула руль.

– Больше никогда не позволю мужчине ослепить себя.

Улыбка Беллы была ласковой и мудрой.

– Никогда не говори «никогда», дорогая.

– Нет, я серьезно. Я не жалею о годах, которые потратила на то, чтобы быть женой и матерью, но пора мне решить, что делать с оставшейся жизнью.

Ритуальный зал Джорджа Льюиса на Беринг-стрит видел похороны двух поколений выдающихся граждан Хьюстона. Но никогда еще в нем не собиралось столько народу, сколько сегодня ждало появления Пич и Беллы. Шестьдесят репортеров с высоко поднятыми теле– и видеокамерами, зажав в руках микрофоны, боролись за лучшее место у входа в часовню.

Эта бурлящая толпа напомнила Пич о китах-убийцах, подстерегающих неосторожных тюленей. Она свернула на автомобильную стоянку.

Ари был прав, когда советовал устроить отпевание в узком кругу.

– Возможно, Ари и прав в отношении многих вещей, – ответила Белла со своей обычной невозмутимостью, – но только не насчет отпевания. Блэкджек не захотел бы покидать Хьюстон, словно вор в ночи.

Пич поставила машину в самом конце стоянки, надеясь, что их не сразу заметят. Может, попробовать незаметно обойти церковь и зайти с черного хода? Попытаться можно, только действовать надо очень быстро.

Пич выскочила из машины, одновременно делая знак Белле, чтобы она тоже выходила.

Кто-то крикнул: «Вот они!» – и весь полк репортеров одновременно развернулся в их сторону с военной четкостью.

– Нам придется бежать, – сказала она Белле.

Внезапно кто-то дотронулся до ее плеча. Они уже здесь! Подкрались сзади со своими микрофонами! Она резко обернулась, готовая уже сказать какую-нибудь грубость.

– Это ты? – ахнула она.

Ари смотрелся просто потрясающе в темно-синем костюме. Черт, она ведь только что дала клятву, что больше ни один мужчина не сможет ее ослепить. Но она тогда совсем забыла про Ари. К тому же, кроме красивой внешности, он обладает еще и сверхъестественной способностью появляться именно в тот миг, когда она больше всего в нем нуждается.

Он встретился с ней взглядом, и Пич замерла, как кролик перед удавом. Весь остальной мир – отпевание, пресса, даже мать – исчез.

Слова Ари вернули ее к действительности.

– Что бы ни случилось, я хочу, чтобы вы с матерью шли вперед. Мы с Бертом берем на себя толпу.

И они провели Пич и Беллу сквозь строй репортеров, как нападающие, прорывающиеся к штрафной площадке, сметая на своем пути микрофоны, камеры и держащих их людей. Они так неслись, что Пич боялась, что сейчас упадет и ее растопчут. Когда двери похоронного зала закрылись за ними, она еле перевела дыхание.

– Я уже много лет так быстро не бегала, – улыбнулась Белла.

– И я тоже, – ответил Берт со смехом. – По-моему, эта физкультура нам на пользу.

В этот момент за спиной Пич раздался яростный женский голос:

– Проклятие! Мой костюм пропал.

Костюм! Им чуть голову не оторвали, а кому-то жалко костюм. Пич обернулась, чтобы посмотреть, кто произнес эти слова.

Синди Даунинг стояла у самой двери – и вид у нее был весьма жалкий. Волосы растрепаны, рукав жакета наполовину оторван, а на одном чулке поехала петля. На мгновение Пич показалось, что Синди сейчас бросится на нее с кулаками. Но потом она дружелюбно улыбнулась, и Пич решила, что у нее просто разыгралось воображение.

– Мне очень жаль, – сказала Пич. – Я не знала, что вы идете сзади.

– А где мне еще быть? Я приехала с Ари. – Синди подошла к нему и уверенно взяла его под руку, будто всю жизнь это проделывала.

В эту минуту Рэндольф Сперлинг появился из дверей часовни, принеся с собой запах похоронных цветов.

Все готово.

«Все, кроме меня», – подумала Пич, входя вслед за Рэндольфом в зал.