Текст книги "Забвению неподвластно"

Глава 15

Ранчо Сиело. 5 августа 1929 года

За завтраком Дункан пил кофе и наблюдал за Меган, от корки до корки изучавшей «Санта-Фе нью-мексикэн». Два-три месяца назад она сочла местную газету слишком скучной и обычно просматривала светскую хронику в центральных изданиях: «Нью-Йорк тайме», «Вог», «Харперз» и «Нью-йоркер».

Раньше в ее разговорах превалировали две темы: последние новости моды и ее личное несчастье. Теперь же ее расцветающий интеллект временами ставил его в тупик, как бы стирая их различия. Иногда Меган вовлекала его в живой спор на самые разные темы, и он почти забывал о проблемах их супружества.

Он до сих пор не мог поверить, что она сама написала статью для «Харперз», а теперь задумала роман. Если бы она раскрылась раньше, их брак можно было бы спасти. Но то, что она так изменилась, стало результатом влияния Малкольма. Меган заставила себя перемениться, чтобы понравиться этому писателю. Ясно, что тот значит для нее гораздо больше, чем когда-либо Дункан.

Случайно взглянув поверх газеты, Меган поймала его изучающий взгляд. И залилась краской. Еще одна метаморфоза. Прежняя Меган никогда не краснела.

– Почему ты так на меня смотришь? – спросила она.

– Просто хотел поинтересоваться, каковы твои планы на день.

– Я собираюсь в Санта-Фе на ленч с Малкольмом. Он хочет в последний раз просмотреть мою статью о Марии Мартинес, прежде чем я отправлю ее в «Харперз». Кстати, нам в городе ничего не нужно?

– Можешь заехать по пути в бюро путешествий и подтвердить наши билеты на поезд.

Она смотрела на него непонимающим взглядом. В последние месяцы он часто замечал у нее этот взгляд. Он мог появиться в середине разговора, и тогда ее глаза внезапно меркли, а Дункан чувствовал, что дальше разговаривает с иностранцем, не понимающим английского языка.

– Ты ведь помнишь о предстоящей поездке?

– Конечно! – Ее голос был тверд, но глаза она отвела в сторону. – Сегодня с утра у меня полно всяких забот. Что ты говорил насчет билетов на поезд?

– Ладно, не стоит беспокоиться. Я сам их выкуплю, когда буду в городе. – Дункан хорошо понимал причину рассеянности Меган. Значительную часть времени она, казалось, была мыслями далеко от ранчо, где-то на другой планете. Но он-то знал, что она думает отнюдь не о космосе: в эти минуты она была с Малкольмом. Это знание разъедало его душу как раковая опухоль, как тяжкая болезнь, выращенная им самим.

Он встал из-за стола, глядя в сторону, чтобы глаза его не выдали.

– Если я тебе понадоблюсь, то до конца дня буду в студии упаковывать картины для выставки.

– Для выставки? – В ее глазах мелькнуло непонимание.

– Ради Христа, Меган! Ты же отлично знаешь, что я ежегодно устраиваю выставку в галерее Макса. Вспоминаешь? Это там, где мы познакомились! – К его глубокой жалости.

Она была настолько любезна, что сумела даже изобразить смущение:

– Я так виновата, Дункан! Я ведь знаю, насколько эта выставка важна для тебя.

– Временами мне кажется, что из-за этого несчастного случая у тебя не все в порядке с памятью. Доктор Адельман говорил, что такое может случиться.

Она бросила на него испытующий взгляд:

– Я была бы благодарна, если б ты сказал мне об этом раньше. Я давно уже беспокоюсь, поскольку, как мне кажется, забыла о многих вещах.

– О каких именно?

– О всяких. Например, о дате выставки. – Она подняла руку и невольным жестом ощупала шрам на голове.

Дункан внезапно вспомнил, как обнаружил ее тогда в лесу, с разбитой головой. Как он испугался за нее! Теперь он беспокоился за собственное самочувствие. Вне всяких сомнений, он опять влюбился в свою жену… но чертовски поздно. От этого он испытывал невиданную боль.

– Извини, – сказал Дункан, заметив, что Меган смотрит на него с недоумением, – о чем мы говорили?

– О дате выставки.

– Она должна открыться 16 октября.

– Спасибо, что напомнил. На этот раз я не забуду. Не могу дождаться, когда увижу Айру Макса! – В ее голосе звучал неподдельный энтузиазм, и он почти ей поверил. Осень в Нью-Йорке всегда была для них чем-то особенным, но он сомневался, что их брак продержится до этого времени. Меган покинет Санта-Фе, но вряд ли вместе с ним.

Что он всегда ей говорил? «Берегись своих желаний, они могут осуществиться!» Да, он хотел, чтобы Меган ушла из его жизни; но от того факта, что его желание скоро станет явью, его охватывало отчаяние.

Когда Дункан ушел, Джейд налила себе еще кофе, закурила сигарету и стала ждать, пока ее пульс успокоится. И почему только Дункан не сказал ей раньше о возможности амнезии из-за травмы! С таким диагнозом она могла больше не беспокоиться обо всех этих неизвестных ей вещах и позаботиться о хорошо известных. Таких, например, как приближающийся биржевой крах и его ужасные последствия. Очень скоро произойдет Апокалипсис, который ввергнет страну в трагедию.

Она взяла газету и перечитала заголовки. «Дирижабль графа Цеппелина пересек Атлантику», «Китайские кланы развязали междоусобную войну в Чикаго», «Наркоманы уволены из государственных учреждений Лос-Анджелеса». И наконец, «Цены на акции продолжают расти». Она перевела дух: пока еще не было признаков близости крушения Уолл-стрит.

До своего путешествия сквозь время Джейд очень мало читала о 20-х годах. Но она помнила, что рынок ценных бумаг рухнул в конце октября 1929 года. Через два с половиной месяца этот «мыльный пузырь» рванет, и прекрасные «старые времена» безвозвратно уйдут в прошлое. За одну ночь миллионеры станут нищими, брокеры будут десятками выбрасываться из окон небоскребов, «средний класс» потеряет все свои сбережения и выйдет на улицы с протянутой рукой. Новые бедняки заполонят страну. На десятилетия черная туча надвинется на весь мир, и из ее тени вырастет зловещая фигура Гитлера…

Джейд вздрогнула, представив, что будет впереди. Она, конечно, не в состоянии изменить ход истории. Но может хотя бы попытаться вывести из-под удара знакомых ей людей. Кого она может посвятить в свою тайну? Малкольма или Дункана?

Дулси мыла на кухне посуду после завтрака, когда увидела бегущую по дорожке сада сеньору. Она была в теннисных туфлях и шокирующих, неимоверных штанах, которые сшила сама. Сеньора называла их «шортами», и, видит Бог, они действительно были слишком короткими!

– Она опять этим занимается! – воскликнула Дулси, указывая пальцем в окно.

Джордж поднялся со своего места за столом и присоединился к ней.

– Ба! И зачем женщине вообще так бегать? – заявил он.

– Не понимаю. Это противоестественно! – Дулси потерла тыльной стороной ладони лоб, словно стараясь этим движением отогнать свои сомнения и тревоги. – Я вообще в этой женщине многого не понимаю!

Джордж обвил руками ее талию и на мгновение крепко прижал Дулси к себе.

– Ну, что касается женщин, то я в этом деле дока! Всегда готов помочь, только спрашивай!

Дулси вытерла руки и на отяжелевших ногах прошла к столу. Внезапно она почувствовала себя старой и больной.

– Не могу выбросить из головы сеньору!

– Ты только о ней все время и говоришь, – заявил Джордж, вновь усаживаясь за стол. – Сначала ты поклялась от нее избавиться. Затем чуть не сделала это, и сеньор хотел меня выгнать. Что ты задумала теперь?

Она взглянула на него с сомнением:

– Я, возможно… допустила по отношению к ней ошибку.

– Матерь Божья! Что ты имеешь в виду? – В его голосе звучало раздражение.

Хотя Дулси временами подшучивала над ним и называла «дурачком», в глубине души она понимала, что Джордж гораздо лучше нее. И она хотела выглядеть в его глазах достойно. Но как он отреагирует, если она открыто признается, что ошибалась, осуждая эту женщину, живущую в доме как сеньора Карлисл? Джордж молчал, ожидая ее ответа.

– Я очень внимательно следила за сеньорой все это время, – сказала наконец Дулси, – пытаясь заметить, когда она начнет колдовать. Но так и не заметила. Она ведет себя не как прежняя сеньора, но теперь я не думаю, что она ведьма или оборотень.

Джордж весь обратился во внимание и наклонился ближе к Дулси.

– Помнишь, как прежняя сеньора вменяла мне в обязанности планировать все покупки, готовить еду, а потом впадала в ярость, если ей что-то не нравилось?

Джордж с пониманием кивнул.

– А новая сеньора делает все, чтобы мы подружились. И, поверь, я делала все возможное, чтобы ее охладить. Вначале я пугалась ее присутствия. Но она ни разу не вышла из себя, ни разу даже не рассердилась. Просто временами выглядела опечаленной. Потом она составляет меню вместе со мной, и мы вместе обсуждаем список необходимых покупок. Она даже попросила меня научить ее готовить любимые блюда сеньора. Наконец, она пытается выучить испанский язык!

Джордж нахмурился так, что его брови сошлись на переносице:

– И такую женщину ты чуть не убила!

«Моя вина. Ох, моя вина!» – подумала Дулси, крепко сжав пальцы. Слава Господу, она ни разу не говорила Джорджу о своем разговоре с сиделкой Бингхемптон. Он наверняка был бы огорчен еще больше, если бы узнал, что она хотела отравить сеньору.

– Единственное, что меня извиняет, – это то, что я думала в то время о сеньоре как об оборотне.

– А сейчас что ты думаешь?

– Она не оборотень… Но она и не сеньора.

– Ты говоришь загадками!

– Я понимаю, что это звучит бессмысленно. Но взгляни на сеньора и сеньору. Иногда мне кажется, и я даже готова поклясться своей честью, что они снова влюбились друг в друга.

Джордж согласился:

– Я тоже это заметил.

– Но скажи мне тогда вот что: почему они не спят вместе? Почему иногда они выглядят такими счастливыми, а в другое время – самыми несчастными людьми на свете? И зачем сеньора бегает по дороге как сумасшедшая?

– Ну, как ты всегда говоришь: кто их, этих англичан, поймет? Но я тебя хорошо знаю. У тебя всегда есть какой-нибудь план. Что ты собираешься предпринять?

Она глубоко вздохнула:

– Я собираюсь сказать сеньору Карлислу правду. Что я сделала, что я думаю по этому поводу – сказать все. А затем попрошу рассчитать нас. Мы покинем ранчо Сиело, потому что уже стары для всяких тайн.

Малкольм прибыл на завтрак в «Ла-Пласуэллу» рано. Он хотел собраться с силами прежде, чем появится Хилари. Он специально выбрал людное место, чтобы сказать ей о своем решении. Он рассчитывал на ее здравомыслие и занимаемое положение в местном обществе и надеялся, что она не устроит спектакля со скандалом.

Он заканчивал первую чашку кофе, когда увидел ее, стоящую перед входом в зал. Она осматривалась, поворачиваясь как манекенщица, чтобы сидящие в зале могли оценить ее появление как следует. На ней была бледно-голубая пелерина в восточном стиле, наброшенная поверх подобранного в тон платья. Артистически уложенные платиновые локоны выглядывали из-под голубого тюрбана. Учитывая ее нежную, цвета слоновой кости кожу, в этом наряде она смотрелась как конфетка. Малкольм подумал, что это не случайно. Она хочет напомнить ему о своей неувядаемой красоте.

Малкольм помахал ей рукой, но она продолжала стоять при входе до тех пор, пока не стала центром внимания. И только после этого соизволила заметить Малкольма:

– Вот ты где, дорогой!

Хилари двинулась к нему скользящей походкой, напоминающей танцевальные па.

– Просто изумительно начинать день с завтрака в твоем обществе! – заявила она, когда Малкольм помог ей усесться. – Ты совсем меня забыл, милый; но я знаю, тебе необходимо одиночество, когда ты пишешь. Как, кстати, продвигается дело?

– Неплохо.

Ее приветливые манеры стали для него сюрпризом. Хилари не принадлежала к числу женщин, которых можно оставлять на долгое время. К тому же она была достаточно умна и обладала прекрасной интуицией, чтобы понять его намерение расстаться с ней. Он ожидал – и даже надеялся, – что она разозлится на открыто демонстрируемое им в последнее время пренебрежение. Разъяренной Хилари он со спокойной душой мог бы сказать «до свидания». Прощаться с милой, улыбающейся Хилари будет намного труднее.

– Я была страшно занята в магазине эти несколько недель, – сказала она. – Такое впечатление, что остальной мир открывает для себя Санта-Фе. Ты не представляешь, как трудно заполнять полки галереи, когда обрушивается целая лавина туристов.

Ее болтовня была прервана подошедшим официантом. Она заказала яичницу с беконом. Малкольм, страшившийся в глубине души предстоящего часа, ограничился соком и еще одной чашкой кофе.

– Сегодня ты не очень голоден, – отметила она, когда официант отошел. – Надеюсь, это не из-за меня?

– Тебе лучше знать.

– Правда? Позднее я это обдумаю. Я действительно по тебе скучала.

Он взглянул на нее, думая, как начать разговор. Она тоже посмотрела ему в глаза с невинным видом. Но Хилари вовсе не была такой наивной. Насколько он в ней разбирается, она уже давно догадалась, что он собирается ей сказать.

– Я был очень занят романом, – сказал он. – Но я не встречался с тобой по другой причине.

– Тебе не нужно ничего говорить. Мы же давно договорились не вмешиваться в личные дела друг друга.

– Я рад, что ты это помнишь. Поскольку моя личная жизнь и является частью разговора.

Проклятие! Она его совсем запутала. Когда Хилари хотела, она могла очаровать даже дьявола.

Она взглянула на него влажными глазами:

– Признания, возможно, необходимы для спасения души, но со мной тебе не надо беспокоиться. Ты и раньше сбивался с дороги, но я не обращала на это никакого внимания. Простить и забыть – вот мой девиз.

– Но это не обычный загул. Речь идет о гораздо более серьезных вещах.

– Я предполагаю, что ты собираешься говорить о нашей общей подруге – Меган. Ради всех святых, ты можешь трахнуть ее хоть на центральной площади во время индейского базара. Но ведь ты устанешь от нее так же, как уставал от всех других. И когда это случится, приходи ко мне.

Он схватил руку Хилари и так сжал ей запястье, что она скривилась от боли.

– Я запрещаю тебе так говорить о ней!

– Отпусти! – зло прошипела Хилари, выдергивая свою руку. Но, сразу сообразив, что ее гнев в этот момент играет на руку Малкольму, она понизила тон до почти нормального. – Послушай, я понимаю, что ты свихнулся на Меган. Если ты собираешься с ней спать, это твое дело. У меня нет ни малейших возражений. Но я не хотела бы быть на твоем месте, если вас застукает Дункан. Не думаю, что он спокойно воспримет роль рогоносца.

– Почему ты всегда говоришь и думаешь только о сексе?

– Потому, что это единственная вещь, на которую обращают внимание мужчины, в том числе и ты.

– Это еще вопрос, Хилари. Просто ты всегда судишь о людях именно по себе.

Малкольм прервал разговор, заметив приближающегося официанта.

Хилари не обратила внимания на его шпильку. Она набросилась на яичницу так, будто бы не ела несколько дней.

– Очень вкусно. Хочешь попробовать? – спросила она.

Он сделал отрицательный жест:

– Мы можем разговаривать с тобой весь день, но это ничего не изменит. Я уже все решил и думаю, что будет честно с моей стороны сказать тебе об этом.

– Ты знаешь, как говорят в таких случаях? «У стоящего члена нет совести». Поэтому не говори мне о честности. У тебя на Меган просто стоит. Ну и что из этого?

Малкольм почувствовал почти непреодолимое желание встать и уйти. Но нельзя было допустить, чтобы не законченное сегодня дело омрачило розовое будущее, которое он себе готовил.

– У меня, если уж использовать твои выражения, на Меган не просто стоит. Хотя детали наших отношений тебя не касаются. И абсолютно честно, прошу прощения за использование этого слова, хочу тебе кое-что сказать. Я собираюсь жениться на Меган.

Тщательно подведенные брови Хилари поползли вверх.

– Я не ослышалась?

– Нет.

Ее громкий смех отразился от стен ресторана, и посетители обернулись в их сторону.

– Но, Малкольм, ты же не создан для семейной жизни! Кроме того, Меган уже замужем.

– От их брака почти ничего не осталось, – ответил он. Затем, осознав, что изменил своему решению не обсуждать с Хилари ситуацию, он резко оборвал себя.

Она подняла вилку и направила на него указующим жестом. В ее глазах отражалось полное недоверие.

– Я не понимаю, что в ней такого особенного, в этой женщине? Что она может делать в постели такого, чего не могу я?

– Мы не делим постель, я тебе уже говорил. Я хочу на ней жениться.

– Почему на ней, а не на мне? – Ее голос по-настоящему дрогнул.

– Ты сама должна это понимать.

Какое-то мгновение он думал, что Хилари швырнет тарелку ему в лицо. Но она не сделала этого, а когда заговорила вновь, ее голос вновь звучал ровно.

– Я подозреваю, ты хочешь сказать, что я хороша для постели, но плоха для женитьбы. Ты хладнокровное и бесчувственное животное.

– И это хладнокровное, бесчувственное животное предлагает расстаться. Ты, конечно, догадывалась, что этот день рано или поздно наступит?

– Но почему? Мы же были счастливы. Я никогда тебе ничего не запрещала: ни в постели, ни где-либо еще. Не так ли?

– Не начинай все сначала. У нас была договоренность, деловое соглашение, сделка, но никак не любовь. И я готов выйти из нашего бизнеса.

Он полез в карман пиджака и, достав конверт, широким жестом положил его на стол.

– Это тебе, с большой благодарностью. Надеюсь, мы останемся друзьями.

Хилари смотрела на конверт как загипнотизированная. Она напоминала кобру, готовящуюся к прыжку. Схватив конверт, Хилари принялась вынимать одну за другой бумаги – документы на дом, который он купил для нее по приезде в Санта-Фе, на магазин-галерею и чек на двадцать пять тысяч долларов. Она прочитала бумаги, облизнула губы и положила конверт на стол. Затем вновь схватила его и перечитала документы.

Малкольм отпивал кофе мелкими глотками и ожидал ее реакции. Он считал, что его дар более чем щедр. Имущество стоило более ста тысяч долларов, а чек на двадцать пять тысяч даст ей возможность быть финансово независимой.

В конце концов она вспомнила о его присутствии:

– Должна ли я поблагодарить за то, что ты вышвыриваешь меня вон?

– Конечно, нет. Но ты можешь сказать «спасибо» за дом и галерею, не говоря уж о наличных.

– Я принимаю все это. – Она открыла сумочку и быстрым движением спрятала документы, словно опасаясь, что он передумает. – Ну, а теперь, поскольку ты предложил нам оставаться друзьями, не скажешь ли мне, когда ты намерен поставить вопрос перед Меган ребром?

– Сегодня. Я пригласил ее на ленч.

Он сразу же понял, что лучше ему было бы держать язык за зубами. К его облегчению, в ее глазах ничего не отразилось.

– Я уверена, что ты совершаешь ошибку, дорогой. Если у тебя ничего не получится, если она тебя отвергнет и если ты будешь нуждаться в утешении – я буду до вечера в магазине.

Хилари отодвинула кресло и встала. К его удивлению, она потрепала его за подбородок.

– Я знаю, что ты думаешь по-другому, но мы созданы друг для друга. Ты обязательно вернешься. Просто не заставляй меня ждать очень долго.

Еще до того как он успел ей сказать, что она ошибается, или хотя бы попрощаться, Хилари развернулась и пошла к выходу, все убыстряя шаг. Когда она выходила из «Ла-Пласуэллы», то почти бежала.

Малкрльм ощутил непередаваемое чувство свободы, глядя, как она покидает ресторан. Он подумал, выкладывая на стол несколько долларовых бумажек за их завтрак, что она страшно ошибается: он никогда к ней не вернется.

Хилари не заметила изумления Рауля по поводу ее раннего возвращения.

– Дай мне выпить, – буркнула она.

– Кофе?

– Нет! Виски, и побольше.

Сначала она бесцельно слонялась по комнатам со стаканом в руке, не испытывая никакого удовлетворения от того, что этот дом теперь полностью принадлежал ей. Мысль о том, что Малкольм уходит от нее навсегда и никогда не вернется, сжимала ей сердце. Да кто он, к черту, такой? Нет, должна быть возможность остановить его или хотя бы разрушить его планы. Лучше она сдохнет, чем будет молча наблюдать, как эта парочка устраивает свое счастье и готовится к жизни в блаженстве!

В половине первого, приняв ванну и переодевшись, она села в свой «шевроле». Эта машина ее крайне раздражала. Малкольм купил ей автомобиль в 1926 году, и он ей сразу же не понравился. Еще недавно она обдумывала план, как бы расколоть Малкольма на покупку «паккарда-кабриолета», подобного тому, что был у Меган. Впрочем, теперь даже если она не найдет новую «дойную корову», то сама приобретет этот автомобиль. Заводя мотор, она чертыхалась. Да будут прокляты все мужчины за то, что они сделали с ней! Когда-нибудь, как-нибудь – она найдет возможность отомстить.

Хилари давала волю своей злости, пока не свернула на дорогу к ранчо Сиело. Понимая, что разговор с Дунканом потребует всего ее внимания, она загнала ярость в дальние уголки своего подсознания.

Выключив мотор машины, она посмотрела на часы. Был ровно час дня. Малкольм и Меган должны как раз сейчас заканчивать ленч. Если привычки Малкольма не изменились, то он не допустит, чтобы официант прерывал их романтическую беседу. Поэтому он будет ожидать, пока уберут со стола приборы, прежде чем начнет изливать свою душу. Меган вряд ли возвратится раньше чем через пару часов.

Посмотрев в висевшее перед ней зеркало заднего обзора, Хилари оценила свой внешний вид: припудрила нос, подправила помадой губы и взбила волосы. Когда она выходила из машины, солнце исчезло за тучами. Хилари взглянула на небо: кажется, собирается гроза.

– Дункан! – крикнула она, постучав в дверь студии. – Это я, Хилари.

Ее сердце бешено колотилось, пока она ожидала отклика. Его не было. От этой поездки зависит все. Она еще раз постучалась, позвав громче, и опять не услышала ни слова в ответ. Тогда она приложила ухо к замочной скважине. Из студии раздавался стук молотка. Она открыла дверь и вошла.

Дункан стоял к ней спиной. Он возился около большого деревянного ящика, сильными ударами вгоняя гвозди в обшивку. Некоторое время Хилари наблюдала за игрой его мышц, не выдавая своего присутствия. Дункан обладал необузданной силой и мужественностью, которые ей так хотелось почувствовать. Сегодня для попытки соблазнения было подходящее время. Но его можно подцепить на крючок, только если действовать с величайшей осторожностью.

Она придала себе самый скорбный вид, после чего приблизилась и коснулась его плеча. Он резко повернулся, угрожающе подняв молоток, как бы готовясь отразить нападение непрошеного гостя. Хилари пронзил страх, и мгновение она наслаждалась им. Опасные мужчины всегда притягивали ее.

– Что ты здесь делаешь? – грубо спросил он.

«Не самое благоприятное начало», – подумала Хилари.

– Ты говорил, что если я буду нуждаться в помощи, то могу обратиться к тебе. И сегодня я в ней нуждаюсь.

Ее плечи продуманно поникли.

Угрожающее выражение лица Дункана смягчилось.

– Извини. Ты застала меня врасплох. Я никого сегодня не ожидал. Выпьешь кофе или чего-нибудь покрепче?

Он расстегнул свой плотницкий ремень с инструментами и бросил его на ящик.

– Я бы выпила бренди. Да и тебе советую. То, что я хочу сказать, прямо затрагивает и тебя.

Единственным знаком того, что он понял ее намек, стали чуть дрогнувшие брови Дункана. Он подошел к бару, достал бутылку и два бокала и поставил их на столик около дивана. Когда Хилари присела, он налил им обоим.

– О чем ты хочешь мне сказать? – спросил Дункан, протягивая ей бокал.

Хилари поднесла его к губам и выпила одним махом, так, что даже закашлялась, а на глаза навернулись слезы.

– Мне было необходимо выпить, – сказала она.

– Я вижу, что ты расстроена. Не хочу выставлять себя ясновидящим, но подозреваю, что это связано с Малкольмом и Меган. Что произошло на этот раз?

– Ты знаешь, что они сегодня встречаются за ленчем?

Дункан подтвердил:

– Да, Меган сказала, что Малкольм собирается внести последнюю правку в ее статью для «Харперз».

– Это только предлог. У Малкольма гораздо более веская причина для встречи. Он собирается просить Меган выйти за него замуж.

На лице Дункана не дрогнул ни один мускул. Он продолжал спокойно смотреть на нее, но его глаза потемнели, словно небо перед бурей.

– Когда ты об этом узнала?

– Сегодня за завтраком. Малкольм сам мне сказал.

– Почему ты приехала сюда? И что ты от меня хочешь?

Хилари опешила и потянулась за сигаретой. Подобного вопроса она от него не ожидала. Любой мужчина отреагировал бы на такое известие крайне болезненно. Она надеялась подогревать эмоции Дункана до тех пор, пока они не достигнут пика. А когда он потерял бы над собой контроль, она бы его соблазнила.

– Тебя не выводит из себя мысль о том, что они сейчас наедине? Бог знает, что они вытворяли все это время за нашими спинами! Они и сейчас скорее всего над нами смеются.

– Я понимаю, что ты сейчас переживаешь. Но должен сказать, что, если Меган попросит меня о разводе – по любой причине, – я соглашусь.

Хилари была настолько поражена, что некоторое время, не в силах ничего произнести, только хватала ртом воздух.

– У тебя нет никакой гордости! – произнесла она наконец.

Теперь пришла его очередь отпить бренди.

– Я не собираюсь оспаривать развод. Нет никакого смысла. Невозможно заставить кого-то любить или оставаться в семье против желания.

Хилари больше не могла сдерживать клокотавшую ярость.

– Будь ты проклят! Ты же обещал мне помочь! – закричала она, вскакивая с дивана.

– И помогу, если буду в силах. – Его голос был неестественно спокоен. – Но я не могу разрушить для этого три судьбы.

Она промчалась по студии, а затем резко обернулась:

– Все вы, мужчины, одинаковы! Вы твердите о честности, а когда приходит время, играете без правил. Я говорила тебе, что в этом мире у меня никого нет. Твоя жена крадет единственного мужчину, который для меня что-то значит, а ты заявляешь мне в глаза, что не собираешься коверкать их жизнь. А что делать мне? – Ее голос поднимался все выше, пока не сорвался на крик.

Она видела, как на скулах Дункана заходили желваки.

– Я действительно сожалею, Хилари. Я говорил, что сделаю для тебя все, что смогу, и не отказываюсь от своих слов. Предполагаю, что Малкольм предложил тебе финансовую помощь. Он что-нибудь сделал для твоего будущего?

– Ни хрена он не сделал! Эта свинья! Он просто бросил меня!

Хилари моментально сообразила, как повернуть дело в свою сторону, получить реальную выгоду взамен рушащейся жизни. Она понизила тон и опустила глаза, чтобы он не заметил полыхавшую в них ненависть.

– Я не хочу перекладывать свои беды на тебя. Проблема состоит в том, что я завишу от Малкольма в расходах по эксплуатации помещений. У меня огромная задолженность по закладным на дом и галерею, а мой бизнес не приносит пока достаточных доходов. Но я уверена в будущем. Я знаю, что могу изменить ситуацию, с небольшой помощью, конечно.

– Сколько тебе нужно?

Она тяжело вздохнула и снова присела на диван рядом с ним.

– Ах Дункан! Я не хочу, чтобы все сводилось к деньгам. Я хотела бы, чтобы мы просто оставались друзьями и в ближайшие месяцы морально поддерживали друг друга.

– Я понимаю. Тяжело сознавать, что ты сделал в жизни решающую ошибку…

Дункан, казалось, говорил о себе.

– У меня были мечты о перестройке работы галереи, – продолжала Хилари. – Мечты о превращении Санта-Фе в Мекку для коллекционеров. А теперь…

Она опустила плечи, как бы признавая свое поражение, и голос ее прервался.

– Тебе не нужно менять планы. – Дункан встал и подошел к встроенному в стену шкафчику. Когда он возвратился к дивану, то держал в руках чистый чек. В то время как она за ним наблюдала, он проставил дату и надписал ее имя.

– Во всей этой истории я выигрываю больше, чем ты. Какая сумма тебя устроит?

– Для начала десять тысяч долларов.

Он спокойно вписал цифру в чек.

Она взяла чек и опустила в сумочку.

– Могу ли я сделать что-нибудь для тебя? Я знаю, что тебе больно и одиноко. Я могу успокоить тебя. Мы можем успокоить друг друга. – Она протянула руку и провела пальцем по линии его губ.

Он отстранился и встал.

– Спасибо за предложение, но я не думаю, что это чему-нибудь или кому-нибудь поможет. А теперь, если у тебя нет возражений, я хотел бы побыть один.

Она тоже встала, приподнялась на цыпочки и поцеловала его, проведя кончиком языка по его сомкнутым губам.

Поскольку он не отреагировал, она повернулась к двери, взмахнула на прощание, рукой и вышла из студии, едва сдерживая ликование. Дункан Карлисл оказался простаком – курицей, несущей золотые яйца и созревшей для потрошения! Все, что ей нужно делать, – это играть на его чувстве вины. И тогда она получит гораздо больше, чем. эти несчастные десять тысяч.

– Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой, – сказал Малкольм.

Джейд, отпивавшая воду из бокала, поперхнулась, услышав это. Пытаясь вдохнуть, она беззвучно разевала рот и чувствовала, как ее лицо багровеет. Малкольм вскочил и принялся хлопать ей по спине.

– Ох, извини! Я понимаю, что не должен был этого говорить… Но я думал, ты знаешь о моих чувствах к тебе.

Он выглядел настолько сконфуженным, что ее сердце против воли потянулось к нему.

– Я очень тронута, это правда, но я никогда даже не думала об этом!

– Ни разу за все эти недели? Не могу в это поверить! Я и ты – знаешь, я никогда в жизни не испытывал такого влечения к женщине. Когда мы были вдвоем, разговаривали о литературе, ты просто оживала. Я никогда не видел тебя более счастливой, более воодушевленной. Ты же видишь, как мы подходим друг другу!

Его уверенность отозвалась в ней болью. Какую путаницу она внесла в жизнь Меган! Джейд знала, что Малкольм увлекся ею, или, возможно, Меган. Проблема состояла в том, что, погруженная в собственные заботы, она не сообразила, насколько далеко все зашло. А теперь она должна обидеть Малкольма, и с этим невозможно ничего поделать!

– Ты мне нравишься даже больше, нежели думаешь, и я восхищаюсь твоим талантом писателя, но я тебя не люблю.

Произнеся эти слова, она впервые за последние недели сказала правду. Нет, она не любит Малкольма. Несмотря на то что она наслаждалась его обществом, обожала его книги, делила с ним радость писательского труда – несмотря на все это, она не была влюблена в Малкольма. Джейд была благодарна ему за многое, особенно за дружбу. Но не более. Не эта дружба заставляла ее просыпаться среди ночи, не она сжигала, отзывалась болью, голодной страстью. Это все было предназначено другому мужчине. Дункану. Чем больше он раздражал и расстраивал ее, чем больше скрывался за занавесом холода, не разрешая почувствовать свое тепло, тем больше она любила. Полностью, безоговорочно, необратимо.

После этого самопризнания все ее сомнения и опасения улетучились. И она почувствовала себя так, как, наверное, чувствует себя слепой, обретший зрение, как безногий, у которого вдруг появились новые ноги.

Малкольм не отводил взгляда от ее лица, не в силах поверить в ответ.

– Мне нужно немного времени, чтобы все обдумать. Невозможно рассказать, как я себя чувствую.