Текст книги "Покой жителей Верно"

Верно

В городе Верно давно ничего не случалось.

Граждане уже начинали волноваться. Гадали: к чему бы это подозрительное затишье? Может судьба готовит Верно к чему-то страшному, роковому? Или такая скучная жизнь будет теперь всегда, потому что у Богов, у судьбы, или у самих людей, вдруг кончилась фантазия?

Ни что в городской жизни не привлекало внимания, всё шло как всегда. За исключением лишь того, что раньше всегда что-нибудь было не так, а теперь, совсем как всегда. Это было очень странно и наводило на жителей тоску и тревогу.

Люди старались цепляться хоть за что-то: пытались найти больший, чем есть смысл и удовольствие, в простых каждодневных заботах, старательно множили вздорные слухи, силились припомнить старые сказки и вчерашние сны. Из-за отсутствия новостей, собеседникам приходилось вспоминать совсем уже давние события, а иной раз вовсе выдумывать чёрт знает что. Но как бы граждане не фантазировали, бесконечно перевирая прошлое, нынешний недостаток событий невозможно было восполнить.

Раньше в таверне постоянно обсуждали новые происшествия – живые, полные подробностей хитросплетения обстоятельств. Такие нарочно не придумаешь. А теперь: кто-то с отчаянной надеждой смотрел вдаль, кто-то напряжённо вглядывался в небо, кто-то врал взахлёб, то ли со скуки, то ли для самоуспокоения.

Горожане истощали винные погреба. Но вино радует, только если есть о чём говорить. Иные выходили к проезжему тракту, расспросить путников про их чужедальние дела. Да путники почему-то проходили всё реже, вести несли несвежие и мало. Может и в других землях та же напасть? Даже погода нынче стала какой-то невыразительной: ни холодно, ни жарко; солнца и облаков всегда в меру; ни гроз, ни штормов; и если дождь, то не ливень, а так, моросит невнятно.

И, может жители от скуки уже потихоньку сходили с ума, но многие, кому ночами не спалось, утверждали, что якобы ветер иной раз приносит с Горы какое-то нудное, монотонное эхо. Иные посмеивались: «Гора наша видать простыла на ветру и кашляет». Но многие верили: «дракон там, в глубине ворочается». А маленький Йоза сказал сегодня утром: «это каменный великан смотрит на нас сверху и хохочет».

Кто знает, может в тихую ночь слышно шум горных рек, или это отголоски камнепадов? Но «хохот» этот людям не нравился и вводил их в ещё большее уныние.

Совет

Городской глава Тано Ульм не любил действовать вопреки традициям, не по плану и торопясь, но сейчас понимал: «срочно надо что-то предпринять».

В ратуше собрали совет в его неизменном составе: Пастор Монг смиренно сложил руки и закатил глаза, будто в ожидании чудесного и немедленного избавления от нынешней напасти. Начальник полиции Петерсон строго зыркал по сторонам, будто в поисках виноватых. От лица науки присутствовал аптекарь Кёрн, держа при себе чемоданчик полный всевозможных стекляшек. А от лица городской общественности – семь старейшин, способных по любому случаю привести пару-тройку наиболее показательных примеров из прошлого.

Глава города выразил собравшимся своё глубочайшее почтение, озвучил повестку и заверил в готовности выслушать всех, у кого есть хоть какое-то представление: «как вернуть покой жителям Верно».

Неизменный Тано занимал свой пост с незапамятных времён. Человек, знающий наизусть систему городского водоснабжения, всегда умеющий разрешить принципиальные политические разногласия перепившей и недопившей стороны, неспешный и немногословный, он всем своим видом показывал, что сегодня без решения разойтись нельзя.

Монг бормотал что-то себе под нос и шарил взглядом по потолку, то ли в поисках знаков свыше, то ли сомневаясь в надёжности конструкций. Петерсон нахмурился и положил руку на большой деревянный свисток (уже с давних пор полиция в этих краях другого оружия не держала). Кёрн поглядывал, то на свой чемоданчик, то на старейшего из старейшин (его привели сюда под руки). Все помалкивали. Тано вопросительно перевёл взгляд на старейшего – старейший затрясся, будто бы в отрицательном жесте. Прочие старейшины засовещались меж собой, но… только разводили руками – видимо ничего похожего на нынешнюю странную напасть в прошлом не обнаруживалось. Тано понял «решение придётся принимать самому». На такой случай он благоразумно запасся уже готовым, хотя, по сути, лишь временным решением. Тано не спеша соединился с трибуной:

– Отсутствие событий – чудная напасть. Да и «хохот» этот…. Доселе со всеми бедами мы справлялись своими силами, потому как хватало нам своего ума – понять их причины. На этот раз, так полагаю, следует нам кого-нето отправить, разузнать, как обстоят дела в других землях. Надо бы дойти до Маяка, да и в Обсерватории поспрошать… словом «как следует оглядеться и посоветоваться». А там – как пойдёт. Дело может обернуться экспедицией по всему Острову, – Тано чуть было не улыбнулся, – уж где-нибудь, да знают, что нам делать.

Тано сделал небольшую паузу, больше для проформы, нежели ожидая каких-либо возражений и дополнений. Он «ощупал» внимательным взглядом собравшихся и продолжил:

– Тут мало быстрых ног. Послать нужно кого-то грамотного, понимающего, но лёгкого на подъём – дорога не близкая, да и не везде есть дороги…, – Тано умолк в ожидании предложений.

Лёгкий на подъём Петерсон приподнял бровь, и опустил уголки рта. Более чем грамотный Монг ёрзал и вертел головой. Кёрн сидел спокойно, зная, что без него в Верно не обойдутся. Старейшины принялись тихо ворчать про беспутность и никчёмность нынешней молодёжи….

Тано Ульм понял «опять решать самому». И снова у него было кое-что припасено. Он вновь не спеша оглядел собравшихся:

– Некого нам послать…, кроме Тоя. Молод, но, и грамотой владеет, и Быструю речь знает. Все книги, что в городе есть, прочёл дважды. И, вообще дело для него, для почтальона, самое подходящее. Через пару недель вернётся – хоть новостей принесёт, а может уже и решение готовое.

Тано, явно довольный своим мудрым выбором, позволил-таки себе умеренную, в рамках приличия, улыбку. Петерсон чуть не хлопнул в ладоши, но замедлив жест, лишь судорожно потёр руки. Монг, будто бы поправляя шляпу, незаметно вытер со лба пот. Все присутствующие одобрительно кивали, выказывая уверенность «в Обсерватории всегда знают, что делать» и «с Маяка конечно же будет видней».

Выходили из ратуши в приподнятом настроении. О решении, сразу же было объявлено на городской площади. Старейшины, «застряли» в окружении досужих граждан. Изнурённые скукой и крайне обеспокоенные нынешним положением дел жители смаковали подробности заседания. Они надеялись, что предприятие Тоя, если и не исправит положения, так может, хотя бы даст понимание происходящего, то есть вовсе ничего не происходящего в Верно. Оставалось только сообщить самому Тою, какое важное дело доверили ему на этот раз. Конечно, можно было за ним послать, но Тано захотелось пройтись – осенний воскресный день, других дел сегодня у него не было…. За Тано увязались и Петерсон с Монгом. Такая представительная делегация привлекала внимание прохожих. Жители останавливались, смотрели с любопытством, задавали вопросы и бежали искать – с кем обсудить услышанное.

Дом Тоя

Тано с Монгом шли, будто в танце – активно жестикулировали, обсуждая, как лучше пройти к дому Тоя. Петерсон, на шаг позади, покуривал трубку. Крупнейшее поселение Острова – Верно, по меркам Большой земли, городок небольшой. Но сложный ландшафт с перепадом высот, с ручьями и речушками, с множеством мостиков и лестниц делали дорогу длиннее. С одной стороны город, где дома были построены в разное время и из разного материала, выглядел как музей инженерной мысли. В то же время все сооружения были чем-то похожи, словно дальние родственники от мала до велика, собравшиеся здесь, чтобы водить хоровод вокруг городской ратуши. Буйная растительность и фантазия жителей превратили Верно в изящный лабиринт. Дома здесь стояли так близко, что соседи, выйдя поутру на балкон, здоровались за руку. Вечером те, кому лень было выходить из дома, заводили беседы, высовываясь из окон. Предлагали прохожим выпить чаю или чего ещё. Каждый подоконник к вечеру мог стать прилавком трактирщика.

Той жил в северной окраине Верно, где домов было поменьше, а зелени побольше. Маленькие строения в один-два этажа как грибы теснились меж буйной растительности. Под окнами процветали ухоженные клумбы. Вдоль дорожек сутулились небольшие плодовые деревья. Изредка встречались и старенькие заброшенные хибарки, заботливо укутанные мхом и одичавшим кустарником.

Жилище у Тоя было скромное, но приметное. Дом на половину врос в склон, там, где каменный мост сгорбился над дорогой, расталкивая высокие обочины. Комната на верху была Тою и кабинетом и спальней: стол, окно над ним, книги на подоконнике и на полу, кровать, заваленная всё теми же книгами. Они лежали везде. Книги были заложены какими-то записями, схемами, картами, рисунками, птичьими перьями и друг другом. Можно было подумать, что хозяин читает все свои книги одновременно. Комната внизу выглядела нежилой, а служила одновременно гостиной, мастерской и кладовой. Здесь, местами упорядоченно, местами как попало лежали предметы, найденные Тоем во время прогулок. Причудливо сросшиеся коренья, камни странной формы и цвета, сломанные замки, потерянные ключи, какие-то детали. Зачастую предметы несли следы неких экспериментов, а некоторые экспонаты уже украсила паутина. Части от самых разнообразных механизмов иной раз соединялись во что-то интересное внешне, но совершенно неясное по назначению. Странные иероглифы из ивовых ветвей и медной проволоки свисали с потолка, и медленно вращались под действием сквозняков. Устроены они были так, что вращающийся знак можно было прочесть как последовательность нескольких. Несмотря на беспорядок все эти никчёмные, лишние вещи складывались в, своего рода, уют.

Этой осенью жизнь дома, вроде бы, шла своим чередом. Вот только последнее время песок с дороги стал осыпаться прямо на окно. И сломанный уличный градусник, давно замерший на одной отметке, теперь по нелепому совпадению вместо погоды, показывал будто бы уровень земли. Это наводило на Тоя тоску. Он любил свой дом, но смотреть в это окно ему теперь не нравилось. С песком поделать ничего не удавалось. Если Той выгребал его от окна, назавтра песок вновь осыпался с холма в том же количестве. Той обзывал это окно «песочными часами». А как-то раз взял и переставил градусник в окно кабинета, наверху. Теперь Той с удовольствием смотрел на сломанный градусник, который отныне показывал ничто иное как уровень горизонта между взгорьем и лесами.

Той задумчиво смотрел в окно кабинета, с удовольствием убеждаясь, что горизонт всё там же, как вдруг раздался стук в дверь (звонок в доме, как и многое другое, выглядел интересно, но не работал). Стук был нетороплив и обстоятелен. Той в два прыжка спустился на этаж. Старая лестница сипло охнула. Входная дверь испуганно пискнула и на уровне лица Тоя обнаружилась большая рука Тано, сжатая в кулак. Тано, улыбаясь, расправил пальцы руки в приветственный жест:

– И постучать ещё толком не успел.

Той удивился и обрадовался визиту, представляя, что за важное письмо или посылку ему придётся доставить и как далеко. Он истосковался по работе. В городе новостей не было, и никто не спешил никого ни в чём уведомить. Гости ещё более обрадовали Тоя, объяснив, насколько далеко и надолго ему придётся отправиться на этот раз. Тано торжественно вручил Тою поручительное письмо с удостоверяющей печатью и просьбой о содействии. Монг – мешочек ароматных сухарей. Петерсон – пару крепких походных башмаков и двадцать монет.

Теперь они молча стояли и смотрели на Тоя, прикидывая, что из этой затеи выйдет. Той выглядел обнадёживающе: улыбался, предлагал чаю и уже успел напялить один из новых башмаков.

Гости не спеша уточнили детали предприятия, прикинули возможные вариации, вероятные препятствия, дали пару добрых советов, и по причине волнительности момента выпили весь имеющийся в доме чай.

Уже было сказано всё, что только можно. И по случаю. И вообще. За окном успело стемнеть, когда Тано наконец возвестил:

– Однако нам пора. Да и ты тут не задерживайся! Город ждёт новостей.

Монг прослезился. Петерсон сжал Тою руку. Той заверил:

– Утром выйду, к вечеру буду у перекрёстка. А там уж решу, куда сначала – к Маяку, или в Обсерваторию.

Засыпая, Той решил, что выйдет пораньше и завтракать будет уже в дороге, сидя под раскидистым дубом. И чтобы за спиной был лес, а перед глазами поле.

Трактир

К вечеру следующего дня Той уже с трудом узнавал места, но в дороге не сомневался. Когда-то в юности он добирался до перекрёстка. Тогда Трактир представлялся ему волшебным замком. Внутрь безусых не пускали и Той ходил кругом, исследуя причудливый фасад, украдкой заглядывая в окна и населяя всё видимое воображаемым смыслом, сказочными существами и чудесными событиями. Вообще он много бродил по окрестностям. Когда в альбоме, а когда на обрывках обёрточной бумаги, Той успевал делать зарисовки и заметки. Потом, уже дома, он формировал на их основе не очень точные, но полные изящного художества карты окрестных земель. В Верно они пользовались успехом. Особенно у граждан солидных, коим не пристало самим шляться, где попало, а вид из окна родного и любимого дома давно наскучил. Приятно глядеть зимним вечером на висящую над камином карту и вспоминать места, где когда-то бывали, или всегда хотели побывать, да всё не досуг. Поглядывая на такую карту, легко было поддерживать разговор даже с плохо знакомыми гостями. Такая карта в доме была вроде «камина греющего душу», или будто ещё одно окно: вдаль, в прошлое, в будущее и вовсе несбыточное.

Темнело. Той, улыбаясь, глядел вдаль, представляя, какие мосты и ограды украсят дорогу впереди. На случай особо интересных конструкций или происшествий у него был с собой небольшой альбом на половину уже изрисованный и исписанный Быстрой речью. Он шёл с удовольствием, но ближе к ночи дорога всё больше устало прогибалась и недовольно ёрзала под ногами. В тишине со стороны Горы стал хорошо слышен тот самый «хохот». Захотелось уже некоторой определённости с ужином и ночлегом. Той торопился убедиться, что Трактир у перекрёстка всё ещё на своём месте. Споткнувшись пару раз о памятные с детства коряги, Той понял, что уже близко. Шёл и прикидывал: чего он больше хочет – есть, или спать. Он ещё не решил, куда пойдёт после, но не зайти по дороге в Трактир было никак нельзя. Как там потом будет в дороге? А здесь, не только приятные детские воспоминания, но и горячий ужин, холодное пиво, тёплая кровать с прохладными простынями. Да и дело обязывало Тоя заглянуть в Трактир – трактирщик, среди прочего, обязан был отвечать на все вопросы посетителей и быть в курсе всех новостей. Той шёл, вспоминая всё, что знал об этом месте. Друзья постарше рассказывали про девушек разносящих пиво, молодых, улыбчивых, несущих пиво разом по дюжине кружек, крепко и нежно прижав ношу к груди. Когда-то в прошлом здесь случалось видеть и иные забавы. Народ Острова в целом миролюбив, но пиво и простой люд, с его простыми грубоватыми развлечениями… в Трактире можно было наблюдать драку. Редко из-за натуральной ссоры, обычно соревновательно, на спор, с денежными ставками и азартными болельщиками. Притом, драка всегда предварялась соревнованием в питии и обжорстве, от чего последующая схватка являла собой скорее комичное представление, чем суровый, бескомпромиссный поединок. Однако после одного случая кулачные бои в Трактире запретили – старый Эб, вечно пьяный завсегдатай подобных развлечений, во время драки случайно задохся, подавившись рвотой. Теперь старые бывалые драчуны соревнуются лишь следующим образом: выходят на двор, становятся друг напротив друга, им подаётся по одному жареному цыплёнку…, в общем, побеждает тот, кто за «карьеру кулачника» сохранил больше зубов.

Из-за деревьев Тою уже подмигивали жёлтые огоньки. Трактир вырисовывался в темноте зыбким силуэтом, ещё позволяя воображению дорисовывать детали, позволяя считать себя волшебным замком, логовом чародея, или старым скрипучим кораблём в ночном рейде. Деревья кончились и Той с интересом разглядывал, открытые настежь ворота двора, фонарь при входе, потёртую вывеску. Стали слышны, то ли монотонные песни, то ли неторопливые, нараспев разговоры, под аккомпанемент позвякивающей посуды. Теперь уже и слепой добрался бы до трактира, и даже глухой – по запаху. Тою казалось, дорога ведёт прямо в его детские мечты о дальних путешествиях и сказочных приключениях. Раскачиваемый ветром фонарь при входе приветливо кивал гостю. Той мелодично скрипнул дверью и окунулся в шумок зала, полного пьяных, сытых и просто усталых людей. Наблюдая мачты перевёрнутых табуретов на незанятых столах и волнующиеся паруса грубых занавесей у открытых окон, Той окончательно определился: «скорее, старый корабль, чем логово чародея». Всё здесь было примерно так, как Той себе и представлял. Разве что, ожидал чуть больше веселья и шума. Посетители в целом выглядели какими-то вчерашними. Будто через чур засиделись. Будто они тут ждут чего-то и уже долго, а всё никак не пора. На вошедшего поглядывали с любопытством и даже как-то с надеждой. Той прошёл к стойке. Аппетитные запахи уплотнились настолько, что Тою казалось – можно надышаться ими досыта и сэкономить на заказе. Трактирщик, поблёскивая то посудой, то лысиной, крутился во все стороны, не переставая всё время говорить что-то подручным и гостям. Той попросил ужин. Трактирщик распорядился и пока Той искал в сонной голове нужные вопросы, заговорил сам:

– Вижу, что из Верно… и не просто так, а с поручением.

Той хотел было удивиться, но передумал, представив, как он выглядит в дорожных башмаках, с сумкой за спиной, возраст, опять же, в самый раз для посыльного и время прибытия как раз такое, будто он шёл весь день, выйдя с утра из Верно:

– Всё так. С удовольствием расскажу вам о своём деле и приму добрый совет.

Той аккуратно, почти торжественно передал трактирщику поручительное письмо. В зале притихли и стали оборачиваться к стойке. Той рассказал… Той любил и умел рассказывать. В Верно ему постоянно приходилось быть устным почтальоном для неграмотных жителей. Он умел подать даже плохую весть так, что адресат оставался в хорошем расположении. Но сейчас шуток он добавлял в свою речь умеренно, показывая тем самым, что обстановка в Верно весьма серьёзна.

Трактирщик терпеливо выслушал и грустно улыбнулся:

– Все нынче идут через перекрёсток и рассказывают одно и то же. Повсеместные жалобы на отсутствие новостей, да «хохот» с Горы, вот новости единственные и всем нынче уже известные. И нам явно не хватит их одних, чтобы скоротать все вечера этой осени, – трактирщик несколько замедлил свои однообразные движения. – Не знаю, что и советовать. Если так вам надобно новостей добыть, так может уже впору за ними на саму Гору и отправиться? Только как бы эти вести не оказались дурными…

– Так уж нам хоть каких-нибудь, – прогудел из-за ближайшего столика здоровенный рыбак в широкополой шляпе.

Той окинул взглядом столы. Его внимание осторожно черпало мутноватое пространство низенького зала и аккуратно выуживало неприметных местных, в основном рыбаков. Колоритный здоровяк в шляпе за ближайшим к стойке столом затмевал всех прочих. Той поблагодарил хозяина и попросил передать с кем-нибудь записку в Верно. Не отходя от стойки Той быстро кривовато вывел: «Дошёл до Трактира. Здесь и всюду та же напасть. Только «хохот» чуть громче. Дальше пойду к Обсерватории». Поставив дату, Той захотел присесть в укромном уголке, помолчать и послушать других за кружкой пива. Он выбрал столик, который не заметил поначалу – скрытый тенью, у самого входа. Отсюда видно весь зал и удобно разглядывать входящих. «Хорошее место для засады», – улыбнулся Той и принялся тихонько поджидать свой ужин и …мало ли чего ещё. Местные с приходом Тоя несколько оживились. Той с интересом прислушивался к их разговорам. И даже достал блокнот на всякий случай. Среди прочего в глубине залы чаще прочих мелькали слова «Гора» и «Маяк». Якобы кто-то видел с Маяка сигнальный костёр с Переправы. И стало быть вроде как уже пора. А что пора, куда пора – никто не понимает. Потому как понимавшие что-либо – это давно почившие в земле мертвецы, или вовсе уже неможные старики в Обсерватории. Той засомневался: «В Обсерваторию? Или может, пойти сначала к Маяку? Узнать толком – что там видели?». Надо было решать. Той решил взять пива. Это было промежуточное решение, но он надеялся, что пиво придаст ему решимости для окончательного. Пиво принесли сразу, а вскоре и ужин. Той сделал глоток: «Пойти к Маяку, оглядеться, узнать у смотрителя, что он видел за последний месяц?» Глотнул ещё: «Обсерватория… те смотрят в основном на небо, но поведать могут и о многом другом. И о прошлом, и о насущном, а иной раз знают и кое-что наперёд». Он потягивал пиво, отмеряя глотками аргументы в пользу того или иного направления. Но сбился со счёта и допил одним махом. Той чувствовал – время уже позднее, а, не приняв решения ему не заснуть. Чтобы на этот раз не сбиться со счёта он решил взять сразу ещё две – «Маяк» и «Обсерваторию».

Пиво заканчивалось. Выходило какое-то неубедительное преимущество в пользу Маяка. Разговоры вокруг совсем стихли, кружки мерно постукивали по столам. Заснувший за столиком рыбак невнятно бормотал что-то вроде «…отрезай сыр от колбасы…». Глядя на него Той размышлял: «Взять ещё кружку? Нет, точно пойду в Обсерваторию, а насчёт пива – тут надо подумать ещё…»

Задремавший Той, очнулся услышав как открылась скрипучая дверь Трактира. Не один Той, все местные с любопытством рассматривали интересного гостя. Посетители оживились, Трактир слегка «загудел». Сумка искателя с множеством отделений и карманов была туго набита внутри, и обвешана снаружи. Диковинные приборы и инструменты заворожили Тоя. Один из приборов расположился прямо на лице гостя – у него на носу повисло маленькое коромысло, опрокидывающее в трактирный сумрак внимательный, пытливый взгляд. В Верно очки носил только аптекарь Кёрн. А рыбаки могли и вовсе не знать назначения блестящего предмета. Той исполнился уверенности, что эта ходячая лаборатория способна выпарить и выцедить новость там, где любой только зевнул бы и пожал плечами. Поймав момент, когда взгляд искателя коснулся его «засады», Той поднял руку в приветственном жесте:

– Сердечно прошу составить мне компанию! С меня пиво и интересный разговор.

Время было позднее. Видимо гость устал. Он сходу развернулся к столику Тоя и молча расположился, «усадив» свою поклажу на свободный стул. Ему было ясно: вскоре местные рыбаки, охотники и прочие простаки будут его, как редкую дичь, загонять досужими вопросами. И чтобы не обидеть, придётся аккуратно отвечать как можно более доступным образом. Он надеялся, только, что начнут не сразу, дадут время утолить жажду и голод. Той при этом не был похож на рыбака. Искатель мог надеяться, что в лице Тоя он найдёт понимающего хоть что-то собеседника. Искатель поправил очки и представился:

– Ингмар, предпочитаю светлое, следую к Маяку.

– Теперь и я знаю, что к Маяку иду! – обрадовался Той. Сегодня «Обсерватория сама пришла к нему» и завтра можно будет уверенно следовать к Маяку, по дороге выясняя, что знают о нынешней напасти в Обсерватории. А там, на Маяке, как говорится, «будет видней». Он не хотел сразу досаждать Искателю расспросами. Той планировал, как минимум, уговориться с Ингмаром, обстоятельно побеседовать завтра на свежую голову и, как максимум, до Маяка идти вместе и по дороге узнать о Горе как можно больше подробностей. Той выложил на стол карту Острова, сделанную им собственноручно на основе старых, пожелтевших рисунков и записей, грубых схем и россказней бывалых рыбаков. К его радости, Ингмар заверил:

– К Маяку пойдём вместе. По дороге и на твои вопросы отвечу, и сам кое-что спрошу. Карта твоя мне понравилась. Будет интересно сравнить с той, что дали мне в Обсерватории.

Ингмар, два дня шедший в одиночку от самой Обсерватории, тоже был рад попутчику. Уставшие и хмельные они с любопытством прислушивались к болтовне рыбаков. С приходом Ингмара местные оживились.

– …Дракон, Дракон. Видел его кто?

– Видели! …ну не то чтобы Дракона, но кое-что.

– Все эти россказни от пьянства в непогоду!

– А прошлой ночью нам всем одно и то же казалось? Смех, недобрый такой… меня тогда аж дрожь пробрала, и пол, кажись, тоже трясся.

– Да ты вечно трясёшься! Иной раз и повода не ждёшь!

– Вот вы всё «горные ручьи шумят, камнепады», а я помню, старики говорили про логово в Горе. Да я сам… и дым видел! И огонь! И звук такой… ни на что не похож, вот точно там Дракон в Горе ворочается. То ли тесно ему там стало? А мож заскучал, как и мы тут?

– Ну да! Того и гляди в гости придёт и всё твоё пиво выжрет, – неискренне сочувствовал очередной скептик.

– Ага, – поддержали его за соседним столом, – а как Дракон перепьётся, ему будут рыбаки мерещиться!

– Ох, давайте братцы тоску зальём. Не Дракону ж оставлять?!

– Там не Дракон, – заскрипел совсем седой рыбак, с бровями такими, что росли бы в другом месте, сошли бы за усы, – там механизм особый, с Горой нашей на своём языке беседует. Мне про то внучка моя разъясняла в письме. Она, как ни как в Обсерватории обучается.

– Если там всё так хорошо знают, что ж никто по сей день с Горой нашей не сладил, «хохот» этот дурной не унял?

– Видать и там не всё знают.

– Да что про Гору… всё равно никто туда соваться не решится после того обвала.

– Это когда Гортанг ушёл с учениками в верховья?

– Сгинули они все из-за одного ученика непутёвого!

– Что-то этот его недоучка чудное, говорят, сотворил. Вот от того с тех пор в верховьях и непорядок. Забыл я, как его звали…

– А звали его, то ли Ориент, то ли Потивеган…

– Да двое их было! Вернее, даже трое… и третьей была баба.

– Да что толку, двое, трое!? С Горой нам никогда не совладать.

– Всегда она нам покоя не давала, – кивали бородачи.

– А теперь, чем дальше, тем хуже будет, – предположил седой, лохматый старик со скрипучим голосом.

– С этой Горы к нам тоска вечерами и спускается, – подытожил рыжебородый, оттопырив указательный палец, не выпуская кружки.

Той слушал с интересом и пытался угадать по лицу Ингмара, какие сплетни имеют под собой основание, а какие не более чем местный фольклор. Рыбаки всё не унимались:

– И никуда нам с нашего Острова не деться…

– Иные говорят, корабль можно построить на вроде тех, что с Маяка видели. Такой, чтоб до Материка доплыть.

– Да как же ты узнаешь, куда плыть? Моря-то вокруг много.

– А плыть туда, откуда чужедальние корабли видать.

– Ну, куда плыть – решили. Шторма, рифы и чтоб припасов хватило – это ладно. Но ведь рыбаки знают – если отплыть слишком от рыбацкого берега, течение закрутит и понесёт на скалы.

– Может разве до нас когда-не-то доплывет большой корабль с большой земли. Ведь доплыли когда-то сюда наши предки?!

– Так, то была «научная экспедиция». Дело им было какое-то до этой нашей треклятой Горы.

– Плыть издалека, чтобы опять разбить корабль о наши скалы и никогда не вернуться на большую землю?! Может и вновь будет такое когда-то. Бывают такие люди, которым надо то, что никаким другим не надо.

– Одному одно надо, другому другое, а что из этого всего получится…

– А я уж и не знаю, чего хочу.

– Если не знаешь, чего хочешь, значит, хочешь перемен…

Ингмар и Той переглядывались, иногда улыбались и запивали услышанное пивом. Той наполнил кружку. Пена, шипя, полезла на волю:

– Ну и в шторм мы с тобой попали, – Той кивал в сторону рыбаков, – смотри, как их шатает! Как в их кружках пиво волнуется!

Ингмар о чём-то задумался, глядя на свою сумку. За то трактирщик расслышал Тоя:

– Так ежели «море пива», тут и волнение может подняться и шторм!

Оживление всё нарастало. Трактир «гудел». Отдельные разговоры смешались в «кипучее варево». Все говорили со всеми. Кто-то, видать самый уставший, ворчал:

– Эх, всё врёте и врёте.

– Да я, кроме правды ничего в голове не держу!

Тут же вступал третий:

– Эко у тебя там тесно! А я иной раз и привру. Да может, наловчился уже так, что и правду тебе сбрешу!?

Реплики летели со всех сторон как сухие поленья в гудящий костёр:

– А можно врать и говоря правду, если излагать, без понимания.

– Как бы нам тут слишком-то не забрехаться.

– Да не спиться с тоски вусмерть.

– Спиться с вашими аппетитами не удастся, погреба скоро опустеют, – утешил рыбаков трактирщик, и вполголоса добавил, – а вот, если топиться начнёте, то, пожалуй, воды в море на всех хватит.

Здоровенный рыбак вдруг бросил свою огромную шляпу в потолок, обнаруживая шевелюру похожую на осьминога. Шляпа выглядела много старше своего хозяина. Привычная к его буйному нраву она кротко повисла на канделябре. Здоровяк взялся для убедительности за кружку и возвестил:

– Нечего нам тут отчаиваться! Как говорил сказочный король гоблинов, Фузг: «Вы слабые, тупые и уродливые, но победа будет за вами!».

– Ох уж этот наш вечный праздник конца света!

– Конец, так конец. Жены у меня нет, детей… так просто не скажешь. А вчера сапоги в реке утопил, и табак мой отсырел. Мне теперь терять нечего!

– Если тебе нечего терять, значит, ты сам потерялся.

– Да так и есть! То на чужое место сяду, то дело пустое затею, то слово нужное забуду…

– Все мы тут потерялись. И ведь, как мал наш Остров, если с бескрайним Морем сравнивать. А как понять всё это? Гора, Гортанг с его непутёвыми учениками, Арфа, дела эти давние…. О чём речь, все знают. Да только слухи одни и прижились среди нас. Тогда, те, кто понимал что происходит, себя не берегли. Если б мёртвых спросить…, а живым видать правды вовсе не досталось.

– А-а, всё что угодно можно объяснить тем, что девка понравилась! Была там некая Вилегва…

– Ориент, опять же по слухам жив. И слухи эти, не какие попало. Вот у кого бы про Гору спросить!

– Тебе или мне искать Ориента без толку. Ну, найдёшь, и что!? Тут нужно знать, о чём спрашиваешь. Учёного человека надобно.

– А-а, что говорить зря, если никто ничего толком не знает? Помню я несколько таких загадочных историй. Все они в итоге заканчивались одинаково «на удивление всем это оказалось тем, чем казалось!»

Болтовня на какое-то время притихла. И вот местные видимо решили, что уже будет прилично побеспокоить людей грамотных, может чего и понимающих в тех стародавних делах. Здоровяк с «осьминогом» на голове первым приподнялся со своего места:

– Идём Олаф, с умным человеком побеседуем. Да что ты там всё жрёшь?!