Текст книги "Москве не хватает любви"

***

Наутро мне было паршиво. Причем по-настоящему паршиво. Да, водку с Борей пить – это тебе не пивко в Ириной компании потягивать. Тут последствия куда серьезнее, таблеткой и банкой колы не отделаешься. Я кое-как доковылял до кухни, выпил залпом два стакана воды из-под крана и подумал, что сейчас очень кстати было бы проблеваться. Но сделать этого, конечно же, не получится – мой организм слишком привычен к алкоголю, и даже тот факт, что водку я пил в первый раз за последние пару лет, дела особо не менял.

Я вернулся в комнату и включил сборник лучших песен Эллиотта Смита. Этот печальный американский струнобой знает толк в похмелье! Хотя бы просто потому, что провел большую часть своей не самой долгой жизни именно в этом состоянии. Почувствовав, что воздух в комнате стал немного прохладнее, я натянул одеяло почти до самых глаз. Все ясно – это мой домашний призрак Гоша, тоже большой любитель творчества Смита, вылез из своего убежища за сервантом, чтобы послушать любимую музыку. И хотя размерами Гоша совсем невелик – точнее, настолько мал, что я так ни разу и не смог его увидеть, все-таки он – самый настоящий призрак. А потому и замогильный холод, которым от него веет – тоже самый что ни на есть настоящий.

Где-то на шестой или седьмой песне я уснул, а когда проснулся, музыка уже кончилась, и Гоша спрятался обратно за сервант, так что накрываться одеялом с головой больше нужды не было. Я еще немного повалялся на диване, потом встал и пошел наконец-то завтракать. Купленные вчера трубочки со сгущенкой пришлись очень кстати – вместе с крепким черным кофе они быстро вернули меня к нормальной жизни. Вот, теперь можно и в бассейн сходить.

Конечно, то место, куда я ходил плавать, не было настоящим бассейном. Просто фитнес-клуб с мелким двадцатипятиметровым корытом, в котором вечно плескаются огромные китообразные тетки, делающие вид, что они занимаются аквааэробикой. Я каждый раз боюсь, что кто-нибудь из них примет меня за съедобный планктон и проглотит. Но ничего не поделаешь, другого бассейна в округе не имеется.

Плавать я люблю с самого детства. Это вообще единственное связанное со спортом занятие, которое мне по душе. В стоимость абонемента входит еще и посещение спортзала, но все это болтание на турниках, тягание гантелей и раскорячивание на тренажерах ничего, кроме недоумения, у меня никогда не вызывало. И зря качки напяливают на себя майки с надписью «Горилла», ни одна уважающая себя обезьяна подобной херней заниматься не станет.

Народу в бассейне оказалось совсем немного, и я с удовольствием проплавал почти целый час. На животе, потом на спине, потом – снова на животе. А потом – в сауну. Сауна в этом фитнес-клубе, правда, очень сомнительная… То есть, сама по себе сауна-то нормальная, сомнителен уровень интеллекта ее посетителей. Эти товарищи почему-то думают, что если наплескать на камни побольше воды, то сауна станет русской баней. Но русской баней она от этого, понятное дело, не становится. А становится каким-то дерьмом. И вместо приятно-горячего сухого воздуха ты сидишь в испарениях едва теплой лужи. Хорошо хоть сраным эвкалиптом в этот раз не воняет.

Когда я вышел из клуба, солнце уже почти уползло за многоэтажки, и на улице стало слегка прохладно. Как всегда после плавания, мне очень захотелось есть. Причем есть не что попало, а именно картошку фри с сырным соусом. Я перебрался на другую сторону Щелковского шоссе и зашел в «МакДак», который, хотя и не был больше «МакДаком», картошку фри, к счастью, все еще готовил. Я взял большую порцию и два соуса.

Вечер воскресенья – мое любимое время на неделе. Особенно если погода стоит хорошая, и можно прогуляться пару часов перед сном. Я неспеша брел через промзону на Монтажной улице и ни о чем не думал. Вообще. Просто разглядывал железобетонные заборы вдоль дороги и всякие непонятного назначения постройки за ними. Постройки эти были огромными и твердыми, какими и полагается быть промышленным постройкам, а настроение мое – маленьким и хрупким, каким и полагается быть настроению воскресным вечером. В общем, все было именно таким, каким быть и должно. Я аккуратно перешагнул через рельсы старой железнодорожной ветки, пересекавшей улицу возле теплоэлектроцентрали номер двадцать три, поглазел на разбросанный вокруг мусор, и пошел дальше.

***

– Мне не нужен какой-то другой кот, – раздраженно сказал Лёва и отхлебнул чай из маленькой глиняной чашечки, – Мне нужен этот конкретный кот. Мой кот!

Мы уже закончили играть и теперь сидели, развалившись на мягких пуфиках и пили чай с сахарным печеньем. Народа в чайной кроме нас почти не было. Только тощая девчонка с разноцветными косичками на голове болтала о чем-то с бариста, время от времени оглашая помещение неприятным скрипучим смехом. Одета она была так, будто по накурке ограбила дешевый секонд-хенд, а всю добычу решила унести на себе. Футболка, джинсы, платье, куртка… Всех цветов радуги сразу и обязательно не по размеру. Образ дополняли холщовая нищенка с абстрактным принтом и классические черно-белые «конвера».

– Надо же, хиппи все еще существуют, – сказал я самому себе, а потом ответил на Лёвину тираду: – Ну, тогда я не знаю, что делать.

И Лёва прекрасно знал, что я не знаю, что ему делать. Эту неприятность с котом мы обсуждали уже не первый раз и даже, наверное, не двадцать первый. Если Лёва не говорит об Израиле или об игре в го, он говорит о коте. Кота зовут Тимоша, ему три года от роду, последний из которых он провел в плену у злобной старухи Варвары, разлучившей несчастное животное с заботливым и любящим хозяином. То есть, с Лёвой. Во всяком случае, именно так эту ситуацию описывал сам заботливый и любящий хозяин.

– Эта сука его даже не кормит нормально, я уверен! Насыплет какого-нибудь дерьма – и жри чего дали. А от дешевого корма у мейн-кунов почки отказать могут.

Да, потребность в здоровой пище Лёва считает совершенно обязательной не только для людей, но и для братьев наших меньших. По крайней мере, для одного брата уж точно.

– А ты ей денег не пробовал предлагать?

– Пробовал! Ни в какую!

– Может быть, мало предложил? – ехидно поинтересовался я, зная, что Лёва хоть и не настолько жаден, как стереотипные евреи из анекдотов, но деньги считать любит и умеет.

– Предложил пятьдесят тысяч. По-моему, это неплохая сумма за кота.

Я не знал, какая сумма за кота может считаться неплохой, а какая – не может, поэтому говорить ничего больше не стал. Да и вообще, вся эта эпопея с Тимошей мне уже порядком надоела. Никаких других идей, кроме как выкупить кота или украсть его, мне в голову не приходит. Но продавать Тимоху не хочет Варя, а красть его не хочет Лёва. Да и правильно делает – это кошелек с деньгами или телевизор можно утащить так, чтобы хозяин не догадался, кто это сделал, а с котом такое не прокатит. Кот нужен только Лёве – значит, и украсть его может прийти в голову только ему. А кража есть кража – посадить за нее на первый раз, может быть, и не посадят, но проблем все равно не оберешься.

– Слушай, заведи себе собаку! Собака – лучший друг человека, не зря же говорят. Она общаться с тобой будет, а не просто сидеть на тумбочке, как шерстяной истукан…

Лева посмотрел на меня как на врага народа и допил свой чай. А потом рассказал про брата, который с тех пор, как уехал к родителям в Израиль, никак не может вылезти из кредитов, хотя сменил уже три работы.

– Просто не надо брать деньги в долг у евреев. Даже если ты и сам – еврей.

Лева грустно посмеялся, и мы стали собираться по домам.

Вечером мне позвонила мама и сказала, что в среду я приглашен к ним в гости.

– Даша вернулась из отпуска, будем все вместе отмечать папину операцию. Ты же приедешь?

– Приеду, мам, обязательно!

– И не забудь, что у Даши скоро день рождения.

– Я помню, уже подарок даже купил.

Естественно, никакого подарка я не покупал, а про Дашин день рождения никогда бы и не вспомнил, если бы мама не сказала. Сколько ей лет-то вообще исполняется? Тридцать два? Тридцать три? Надо будет у папы уточнить. В конце концов, дочери у него не каждый год на свет появлялись, так что он мог даже и запомнить, когда именно это произошло. Но мог, впрочем, и не запомнить – папа не слишком-то любит забивать голову всякой малозначительной чепухой.

***

Когда я приехал, папа, мама и моя младшая сестра Даша уже сидели в комнате за большим столом с аккуратно расставленными на нем тарелочками, стаканчиками и рюмочками.

– Ох, теперь-то я точно вас всех переживу! – смеялся отец, шевеля усами, – С новым-то сердцем.

– Папа, тебе просто поменяли клапан, никакого нового сердца, – сказала Даша таким серьезным тоном, будто отец действительно мог не знать, какую именно операцию ему делали. Она всегда была крайне занудной девчонкой.

– Так, давайте кушать, – мама принесла с кухни чугунную утятницу и поставила ее на центр стола, – Не ждите, пока остынет.

И она принялась раскладывать по тарелкам свое фирменное блюдо. То есть, какую-то непонятную бурду, название которой до сих пор оставалось мне неведомо, а вкус раз от раза менялся до неузнаваемости. Мама называет эту стряпню просто «горячее». Даже если она уже холодная. Впрочем, в этот раз стряпня получилась на удивление вкусной, хоть и выглядела, как всегда, не особенно аппетитно – какая-то смесь мясных ошметков и овощных кубиков, обильно политая коричневым соусом. Но я был голоден и потому не слишком требователен к эстетическим качествам предлагаемой пищи. Быстро умял целую тарелку, а потом еще и попросил добавки.

– У меня, кстати, новости имеются! – сказала Даша, когда мы закончили есть, и мама убрала тарелки со стола, – Я на втором месяце!

Мама с папой очень обрадовались этому известию, а я просто не удивился. У Даши уже есть два сына от первого брака, а ее новый муж, естественно, хочет обзавестись собственным наследником, так что все очень ожидаемо. За размножение у нас в семье отвечает Даша, и меня это полностью устраивает. Она рожает родителям внуков, а я заполняю их пепельницу окурками, когда приезжаю в гости. Мы с детства умели распределять обязанности по дому и никогда из-за всякой ерунды не ссорились.

По такому радостному поводу папа предложил выпить коньячку. Не себе, конечно, – после операции ему еще нельзя было употреблять алкоголь, а всем остальным. Мама и Даша были не против, а я отказался, сославшись на то, что еще за руль садиться надо. Я всегда приезжаю к родителям на машине именно для того, чтобы был повод отказаться от выпивки. Почему-то мне совершенно не хочется пить в их присутствии, хотя я прекрасно знаю, что ни папа, ни мама не имеют ничего против того, что я люблю иногда заложить за воротник.

– Главное – чтобы героином не кололся, – сказал мне отец, когда я впервые приполз домой на четвереньках. Наркотическая эпидемия девяностых унесла жизнь не одного его знакомого, даже несмотря на то, что они к тому времени были уже давным-давно не подростками.

И я папу не подвел! Какой уж там героин, даже травку-то всего несколько раз пробовал. От нее только жрать охота, да спать. Ну, еще однажды под кислотой беседовал о смысле жизни с настенным ковром в квартире случайной знакомой где-то на Шелепихе. В общем, с наркотиками у меня отношения как-то сразу не задались.

А вот торт «Северный мед» – это совсем другое дело! От него я никогда не отказываюсь. Во многом именно из-за этого торта я и люблю иногда бывать в гостях у родителей. И мама явно об этом догадывается, потому что всегда покупает именно «Северный мед», хотя сама больше любит «Санчо» или «Панчо».

– Вадимка, давай с собой кусочек положу, а? – спросила она, когда мы уже собирались расходиться, – У меня и контейнер подходящий есть, чтобы не помялся!

– Давай! Можешь даже два положить, я не обижусь!

– И Саше с Сережей по кусочку, да? – это мама спросила уже у Даши.

– Мам, им нельзя сладкое, ты же знаешь!

– Это тебе нельзя сладкое, а то попа как у меня будет! А они дети еще, им пока все можно!

Даша рассмеялась и согласилась взять два кусочка торта.

В благодарность за то, что она и в этот раз приехала на семейную встречу без сыновей, я сам отвез сестру домой через весь город, в Чертаново. Не то чтобы я так уж сильно не любил своих племянников, но все же «Северный мед» кажется мне куда вкуснее, когда под ухом никто не вопит. И Даша об этом знает. А внуков к бабушке с дедушкой она и так часто привозит, когда сама уезжает вместе с мужем куда-нибудь отдохнуть на выходные.

– Ты жениться так и не надумал? – спросила сестра, когда я остановил машину возле ее подъезда.

Мне было лень придумывать какой-то смешной ответ, и я просто отрицательно покачал головой. На том мы и попрощались.

***

В пятницу с утра работы у нас с Кириллом не было вообще. Телефон молчал, корпоративный мессенджер молчал, и даже на электронной почте было пусто, как у меня в холодильнике.

– Может, интернет не работает? – предположил я и открыл на компе первый попавшийся сайт, – Да нет, вроде все нормально. Неужели мы перестали торговать китайским дерьмом и перешли на что-то более качественное?

Кирилл расхохотался. Нет, таких чудес на свете даже по пятницам не случается.

Впрочем, не всё в нашем кабинете, несмотря на отсутствие работы, было так уж радужно. Еще в понедельник от настенного календаря отвалился красный магнитный квадратик, которым выделяется текущая дата. Отвалился, а потом куда-то потерялся. Это было очень неудобно, ведь приходилось постоянно вспоминать, какое сегодня число и день недели. Минут десять я сидел, смотрел на календарь и думал о том, что надо бы где-нибудь найти новый квадратик, но в конце концов мне стало лень решать эту проблему, и я принялся играть в гонки на телефоне.

За полчаса до обеда к нам в гости зашла Ира. Сегодня на ней было светло-зеленое платье в крапинку и черные кроссовки «New Balance». Красиво. Пришла она не только для того, чтобы позвать меня выпить пива в «Причале» после работы, но еще и для того, чтобы попросить денег. Не для себя, конечно, а для других, но все равно как-то это было несолидно для заместителя начальника отдела кадров.

– Ребята, наша фирма участвует в кампании по сбору гуманитарной помощи для детей из малоимущих многодетных семей, – Ира дала нам с Кириллом по разноцветному листочку с какими-то надписями и картинками, и продолжила, – Если у вас есть какие-то ненужные детские вещи, можете приносить мне. Или еще есть вариант помочь материально.

– А вещами – это разве не материально? – поинтересовался я.

Ира на мгновение впала в ступор.

– Я имею в виду – деньгами.

– А-а-а, деньгами, – я изобразил на лице глубокое разочарование, смял разноцветный листок и выбросил его в корзину для мусора, – Не, деньги мне и самому пригодятся.

– Ты совсем не хочешь помочь детям? – спросила Ира, и я, естественно, тут же вспомнил фильм «Собачье сердце».

– Не-а, не хочу.

– Сам-то, насколько я знаю, в нормальной семье рос, да? Но не всем же так повезло.

– Слушай, я одного не понимаю – если эти твои семьи все из себя такие малоимущие, нахрена они стали многодетными, а?

Ира замолчала, и на ее милом личике отразилось раздумье. Похоже, она и вправду собиралась что-то ответить на мой риторический вопрос.

– Ир, не обращай на него внимания, – встрял в наш разговор Кирилл, – Он за всю жизнь ни на кого кроме себя ни копейки не потратил.

Это была, конечно, не совсем чтобы ложь, но и не совсем чтобы правда. Впрочем, объяснять мне ничего не хотелось, и я просто отвернулся к монитору.

Кирилл пообещал, что спросит у соседки, имевшей в хозяйстве двух малолетних отпрысков, насчет ненужных вещей, и, если что-нибудь найдется, обязательно принесет. На этом обсуждение гуманитарной помощи было окончено, и Ира ушла. А я еще какое-то время сидел, глядя на оставшееся после нее пустое место посреди кабинета и думал о том, что семью, в которой я рос, вряд ли можно считать абсолютно нормальной. Но она, по крайней мере, не была малоимущей, а, значит, мне и вправду повезло. Иногда отсутствие невезения – это уже удача…

– Красивая девка, все-таки, – самым наглым образом прервал мои размышления Кирилл, – Повезло тебе.

– Иногда отсутствие невезения – это уже удача.

– Чего?

– Да ничего. Ты надоел уже со своими комментариями. Мы просто ходим попить пива после работы. У меня с друзьями в последнее время дело совсем плохо стало, а пива-то хочется. Не одному же в кабаке вечно сидеть?

Кирилл ухмыльнулся и ничего больше не сказал. Естественно, он знает, что я ему вру. И я знаю, что вру ему. Где-то с начала лета мы с Ирой все чаще стали ходить в «Причал», и все дольше там сидеть. Вот и сегодня тоже пойдем. Означает ли это что-нибудь кроме того, что нам нравятся слабоалкогольные напитки? Да, пожалуй, означает. Вот только вовсе не то, о чем думает Кирилл. Ира регулярно зовет меня в бар не потому, что я ей нравлюсь, а потому, что это она мне нравится.

***

– Ты книжку прочитал уже? – спросила Ира, когда мы уселись за тот же столик, что и в прошлый раз.

– Нет еще, в процессе.

– Да чего там читать-то? Я за одни выходные осилила. Помню, в юности мне Гиллиам очень нравился. Он смешной.

Ну да, Гиллиам – смешной, тут поспорить сложно. Но с чего она взяла, что мне нравятся смешные книги? С чего она взяла, что мне вообще нравятся книги? Последний раз я много читал, когда в двадцать лет сломал ногу, поскользнувшись на замёрзшей луже, и почти всю зиму просидел дома. Смартфонов тогда еще не было, а от телевизора меня уже тошнило, вот и пришлось целыми днями только тем и заниматься, что читать. Гиллиам, Брэдбери, Толкиен, Кизи, Сэлинджер… Я освоил почти всю папину книжную полку, но любителем литературы так в итоге и не стал. Занудные они все какие-то, эти писатели. Даже те, которые смешные – все равно занудные.

– Я хочу картошки! – сказала Ира, когда мы приступили ко второму стакану, – Тебе взять?

– Ага, возьми. И два соуса еще!

– Окей!

Ира пошла к стойке, и я заметил, что парень, сидящий за соседним столиком, пялится на ее ноги. Да, ноги у Иры красивые, я его вполне понимаю. И вообще она вся целиком красивая. В этом-то и была главная проблема. Я никогда раньше не имел дела с красивыми женщинами, и совершенно не представлял, как с ними нужно обращаться. Все мои немногочисленные подружки вполне годились для того, чтобы после пары бутылок пива взять их за руку и сказать что-нибудь вроде: «Вы не слишком привлекательны, я – тоже совсем не Челентано, чего зря время терять?». Но с Ирой я на такое не способен. Рядом с ней я чувствую себя нелепым угловатым подростком, пытающимся заглянуть под юбку взрослой женщине на эскалаторе в метро. И моей смелости хватает лишь на то, чтобы шутить и любоваться.

– У тебя такой вид, как будто ты помирать собрался, – сказала Ира, вернувшись за столик с картошкой и соусами.

– А, может быть, и вправду собрался, откуда тебе знать? Я вчера в трамвае чеченцу на ногу наступил, а эти ребята обид не прощают. Вот я и готовлюсь…

– Как ты узнал, что он – чеченец?

– Ну, морда у него такая была… Как будто еще вчера Ачхой-Мартан оборонял, понимаешь?

– Да выдумываешь ты все! – засмеялась Ира и поправила волосы, – Как всегда!

Ее легкость и простота вовсе не помогают мне чувствовать себя рядом с ней увереннее. Даже наоборот – если красивая женщина еще и проста в общении, то это уже высший сорт. А где я, и где высший сорт?

В бар вошел высокий статный мужик в белом поло и с окладистой бородой, и уселся за стойку. Вот это, я понимаю, самец! Сейчас он подойдет к нам, властно обнимет меня за плечи и скажет что-нибудь вроде: «Беги-ка домой, мальчик, тебя бабушка заждалась!». А сам сядет рядом с Ирой и положит свою увесистую ладонь ей на коленку. «Ну что, детка, не хочешь прокатиться на моем волосатом мотороллере?». Она виновато глянет на меня и…

– Да что с тобой сегодня, Вадим? – Ира помахала рукой перед моим лицом, а потом сунула мне в полуоткрытый рот ломтик картошки. Я его съел.

– Просто задумался. О роли человека в обществе, так сказать.

– И какая же у тебя роль в обществе?

– Хреновая.

Я посмотрел на Иру и вспомнил, что еще с утра собирался сделать ей комплимент насчет нового цвета волос. Не то чтобы он слишком уж сильно отличался от старого, но я слышал, что если женщина меняет что-то в своей внешности, это надо обязательно заметить и оценить. Но теперь уже поздно, целый день прошел. Поэтому я решил вместо комплимента рассказать ей про Борю.

– У меня тут старый приятель из Питера вернулся, спрашивал, не продает ли кто квартиру. Желательно в северных районах.

– Хорошие у тебя приятели, – ехидно сказала Ира, – Если у него есть деньги на квартиру, то и на риэлтора, думаю, найдутся.

И то верно. А еще верно то, что она не будет так вот сидеть со мной каждую пятницу до скончания времен и ждать, когда я наконец решусь сделать первый шаг. Я и так уже выбрал все возможные лимиты времени. От этих размышлений мне стало совсем грустно, и я сказал, что пива больше не хочу. Мы допили то, что оставалось в стаканах, доели картошку и пошли к метро.