Текст книги "Москве не хватает любви"

***

Все выходные мне было скучно. Скучно настолько, что даже ничего вкусного поесть так и не захотелось. За окном целыми днями лил дождь, а я валялся на диване и слушал Эллиотта Смита. Пару раз из-за серванта вылезал Гоша, и тогда я забирался под одеяло с головой и проваливался в нервный дневной сон. В один из таких моментов мне приснилась Ира. Мы с ней гуляли, взявшись за руки, по желтовато-осеннему парку и смотрели на огромных сизых голубей с теленка размером, плававших по лужам и раскатисто курлыкавших. Ира схватила одного голубя за шею, ловко вскочила на него верхом, пришпорила пяткой кроссовка и крикнула: «Но-о-о! Но-о-о! Полетели!». Голубь закурлыкал, замахал крыльями, приподнялся на полметра над землей и кое-как долетел до соседней лужи. Там Ира слезла с него, подбежала ко мне и поцеловала. Больше ничего запоминающегося в эти два дня не произошло.

– Го? – спросил Лёва.

– Го! – ответил я, – Сегодня же понедельник.

И после работы мы пошли в чайную. Заказали пуэра, нахватали для меня побольше печенья, разложили доску, определили фору в пять камней, но начать играть так и не успели. Потому что мне позвонил Боря.

– Слушай, Вад, – начал он с места в карьер, даже не поздоровавшись, – Ты уже дома?

– Нет, – ответил я, – И пока что туда не собираюсь.

– Блин. Прям очень занят, что ли?

– Я в го играю.

– Во что? – Боря, судя по голосу, не просто удивился, а прям-таки охренел, – В китайские камушки, что ли?

– Ага, в камушки. В китайские.

– Я сейчас к Денису еду. И ты должен поехать со мной.

– Должен? – переспросил я, – Я тебе, чувак, ничего не должен, ты уж извини.

Я надеялся, что Боря обидится и бросит трубку, но трубку он не бросил. Хотя, возможно, и обиделся.

– Пожалуйста, Вадим. Я тебя заберу на тачке и отвезу, поехали. С меня бутылка.

Я задумался. Нет, не о бутылке – бутылку я себе и сам могу купить, этим делом меня так просто не соблазнишь. Я задумался о Денисе. Может быть, и вправду стоит его повидать? Неизвестно же, будет ли у меня другой шанс это сделать, или уже нет…

– Ладно, давай. Чайная в Сокольниках, адрес не помню, найдешь по карте.

– Через час буду.

Я убрал телефон в карман, повернулся к Лёве и развел руки в стороны.

– Извини, чувак, но мне через час надо по делам ехать. Давай, обыгрывай меня поскорее, да примемся за чай.

Когда приехал Боря, мы уже закончили партию, которую я, как всегда, проиграл, и допивали пуэр. Лёва пожал Борину руку, и я заметил, что мой старый приятель ему совсем не понравился. Хотя Лёве вообще мало кто нравится, так что ничего удивительного в этом нет. К тому же, Боря помешал ему играть, а за такое полагается дополнительная порция неуважения.

– Извините, что прервал вашу игру, – неожиданно вежливо сказал Боря, обращаясь в основном не ко мне, а именно к Лёве.

– Единственный способ заслужить его прощение – это помочь вернуть кота, – усмехнулся я.

– Кота? – Боря повернулся в мою сторону и сморщил гримасу, полную удивления и презрения одновременно, – Какого кота? Откуда вернуть? С того света?

– Нет, все не настолько плохо.

И я вкратце рассказал ему про Варвару и Тимошу, про любовь и расставание, про предательство и дерьмовый корм из пластмассовой миски.

– Я что-нибудь придумаю, обещаю. Еще раз извини, поехали, – Боря буквально вытянул меня за руку из-за стола и потащил к своему «Круизеру», не дав даже толком попрощаться с Лёвой.

– Неплохая тачка, – сказал я, развалившись в огромном кожаном кресле, – Это сколько ж надо подержанных колымаг продать, чтоб на такую заработать?

– Много, – гордо ответил Боря, – Очень много. Но я этим больше не занимаюсь. Я теперь художник.

Вот тут настало время удивляться уже мне. Художник? Я был уверен, что он так и торгует автохламом, поэтому даже не спрашивал ничего про работу. Тем более что барыга из Бори вышел действительно отличный – квартира в Питере сто́ит хоть и поменьше, чем в Москве, но и на нее заработать не так-то просто. А Боря заработал. Чтобы было что c женой после развода делить.

– В смысле, картины пишешь? – спросил я и тут же понял, что это очень дурацкий вопрос.

– Конечно, картины, что же еще? У меня выставка через неделю будет, приходи, посмотришь. Вот только никак мастерскую из Питера перевезти не могу, помещение нормальное здесь хрен найдешь.

Картины, выставка, мастерская… Видать, Боря и вправду художник. Вот так новости! Нет, я помнил, что он учился в художественной школе, и даже ее закончил, но вот чтобы хоть кто-то считал Борю талантливым живописцем – такого я точно не помнил. А самым удивительным было то, что он не рассказал мне обо всем этом при первой же нашей встрече неделю назад. Как-то это на Борю совсем не похоже…

***

Денис был трезв. В принципе, я ожидал чего-то подобного, ведь не стал же бы Боря отрывать меня от игры и тащить в Измайлово ради того, чтобы посмотреть на пьяного Дениса. Это зрелище доступно для любопытных глаз триста шестьдесят четыре дня в году, и куда-то торопиться, чтобы его лицезреть, совершенно не обязательно. Но сегодня, видимо, особый день – триста шестьдесят пятый, вот потому Боря так и гнал свой «Круизер» по Стромынке и Большой Черкизовской, потому так и матерился, когда на светофоре ему выпадал красный.

Денис был трезв, а его однокомнатная квартира идеально прибрана. Конечно, от этого она не стала меньше походить на свинарник, просто теперь это был свинарник, в котором только что провели генеральную уборку. Никакого дерьма, грязи, пустых бутылок, объедков и всего такого – только старая дешевая мебель, рассохшиеся деревянные окна, да прожженный окурками линолеум. На кухонном столе стояли заварочный чайник и три чашечки с розовыми цветами на боках. А еще – пакет печенья курабье и шоколадка «Аленка». Угощения явно выбирал не Денис – курабье он не любил, предпочитая ему водку, а шоколад вообще не ел класса с седьмого. Виновник торжества уселся на колченогую табуретку и налил себе чая. Гостям он чай наливать не стал.

– Дэн, я так рад тебя видеть! – сказал Боря, и я подумал, что хочу немедленно отсюда уйти. Худшего начала и придумать-то было сложно.

Денис достал из кармана пачку крепкой «Оптимы» и закурил. Табаком на кухне и без того пасло почти невыносимо, а теперь дышать стало совсем нечем. Поэтому я тоже закурил, только не «Оптиму», а «Честерфилд», а Боря – «Парламент». Сигаретный дым смешался с тишиной и пополз куда-то в сторону форточки.

Выглядел Денис хреново. Очень хреново. Даже чистая зеленая футболка и почти не засаленные джинсы ситуацию особо не спасали. Огромные мешки под глазами, отечные щеки цвета кошачьего поноса с кровью, дрожащие руки… И взгляд. Взгляд, который если что-то и выражал, то лишь один единственный вопрос: «Хер ли вы сюда приперлись?».

У меня ответа на этот вопрос не было, а вот у Бори он, похоже, был. Не успев даже докурить сигарету, он начал исторгать из себя поток отборных банальностей про здоровье, свет, радость жизни без алкоголя и прочую ересь. Мне захотелось уже не просто уйти, а убежать отсюда куда глаза глядят, оставив на прощание облитый бензином линолеум и горящую спичку. Это был провал. Я догадывался, что Боря опозорится, но не думал, что он опозорится так капитально.

– Я все понимаю, чувак, – сказал Дэн и отхлебнул чая, – Мне ведь тоже помирать не очень хочется.

Да, Денис все понимает, в этом-то я не сомневаюсь. Вот только поделать с собой ничего не может. Вчера, или даже сегодня утром, отец привез его из платной наркушки, где Дэна хорошенько прокапали, прочистили, дезинфицировали и витаминизировали. Но уже завтра, или, в крайнем случае, послезавтра, он снова будет валяться в отключке где-нибудь между кухней и туалетом, тут уж и к бабке не ходи.

– Если тебе что-нибудь нужно, ты обращайся обязательно, – продолжал свою тираду Боря, – Я тебе помогу.

Под «чем-нибудь» он, естественно, подразумевал деньги. Денег у Бори было много. Он всегда мечтал стать богатым, и вот теперь, к тридцати семи годам, мечты его сбылись. Круизер, макинтош, дорогущая рубашка в мелкую вертикальную полоску и синдром бога – все атрибуты успешного человека были налицо. А у Дениса налицо были только признаки прогрессирующего цирроза печени. Эти двое жили в разных мирах, и понять друг друга не смогли бы ни при каких обстоятельствах.

Я же просто сидел на гниловатом деревянном стуле и пил чай. Мое присутствие здесь было совершенно не обязательным. Боря, видимо, думал, что при мне Денис будет чувствовать себя более спокойно и раскованно, ведь мы столько лет дружили, но это не прокатило. Даже наоборот – наедине с Борей ему было бы находиться комфортнее. Дэн видит меня насквозь и прекрасно понимает, почему я приехал. Потому что не смог отказаться. Понимает он и почему приехал Боря. Потому что Виктор Александрович попросил. А Боря не смог отказаться. Да и сам Денис тоже вряд ли принимал гостей по собственному желанию. Так мы и сидели втроем – люди, которые не смогли отказаться. Пили чай, ели курабье, ждали, когда все это уже закончится. И, в конце концов, дождались.

***

– Я уверен, что все будет хорошо, – сказал Боря, когда мы выехали на Щелковское шоссе.

А я уверен, что все будет плохо. Но говорить об этом, конечно же, не стану. Просто помолчу, глядя в окно, и пожую жвачку, чтобы изо рта наконец-то пропал этот мерзкий привкус дешевого печенья на пальмовом масле.

– Я умею убеждать людей, ты уж не сомневайся.

А я и не сомневаюсь. Боря умеет убеждать людей, тут он не врет. Вот только убеждать он их умеет в том, что им нужно купить именно этот ржавый «Опель», а не какой-нибудь другой. Но Денису не поможет ни один «Опель» на свете, даже самый небитый и некрашеный. Спасти его можно только заставив полюбить жизнь, а этого Боря сделать не может. Да и никто другой не может. Насильно мил не будешь.

– Спасибо, что подвез, – сказал я, вылезая из машины возле своего подъезда, – Бывай!

– Бывай! – весело ответил Боря, – Свидимся еще скоро, я уверен!

И я почему-то тоже был в этом уверен.

Придя домой, я выпил две бутылки пива в надежде, что это поможет мне поскорее заснуть, но ничего не вышло. Я ворочался с одного бока на другой, переворачивал подушку прохладной стороной кверху, стягивал с себя и натягивал обратно одеяло, но сон так и не приходил. Я думал о Денисе.

Последний раз мы с ним нормально разговаривали спустя где-то месяц после рождения его дочки Марины. Дэн позвал меня попить пивка, и я не отказался. Может быть, и зря не отказался. Хотя он смог бы уйти в очередной запой и без моей помощи, просто с ней это получилось немного проще. Сначала мы пили на лавочке во дворе, потом – возле магазина на одной из Парковых улиц, а к ночи перебрались на такси ко мне домой. На работу с утра я не пошел, сказавшись больным, а у Дениса работы как таковой давным-давно и не было. Он, правда, числился грузчиком в какой-то конторе, куда его пристроил по блату отец, и даже получал там зарплату, но на смены выходил по большим праздникам. Начальство это, впрочем, вполне устраивало, ведь работник из Дениса всегда был хреновый – больше вреда, чем пользы.

– Зря я на ней женился, – сказал он, когда мы наконец-то опохмелились с утра, – Зря.

– А я тебе говорил. Еще и ребенка заделали! Ты правда думал, что это – такая уж хорошая идея, Дэн?

– Думал, – признался он, – Я думал, что почувствую… Что-то такое почувствую, в общем… Ну, ты понимаешь, наверное.

О да, я его понимал. Я все понимал, хотя с выражением собственных мыслей у Дениса дела, как всегда, обстояли не очень хорошо. На самом деле он надеялся не почувствовать что-то. Он надеялся перестать что-то чувствовать. А именно – перестать чувствовать одиночество. И страх. Вот только ребенок здесь помочь ничем не мог, как не могла помочь и его жена Лера – толстозадая хабалка из Гольяново, торговавшая пивом и сигаретами в круглосуточном магазинчике возле метро «Первомайская». За Дениса она вышла только потому, что его отец был полковником полиции. Думала, видать, что сумеет этим родством как-нибудь с толком распорядиться. Вот только думать ей лишний раз не стоило. Плохо у нее это дело получалось.

Денис тоже понимал, что Лера – не самая завидная невеста на свете, но все-таки не побрезговал клюнуть на соблазнительные виляния целлюлитными ляжками перед своим носом. Оно и понятно, ведь когда ты – тридцатилетний алкаш без всяких перспектив на будущее, брезговать хоть какой-нибудь, но все-таки бабой, совершенно непозволительно. Я тогда Дэну даже, помню, немного позавидовал. Сам-то вечно придирался к женщинам по ерунде – у этой морда лошадиная, эта двух слов без рюмки связать не может, та вообще жвачку с открытым ртом жует… И, в итоге, большую часть жизни просидел один, как сыч. А точнее – как та принцесса, что все ждет своего принца на белом коне, хотя в глубине души и понимает, что в лучшем случае прискачет только конь. Да и тот – серый в яблоках.

Одиночество я тоже иногда, конечно, чувствовал, вот только оно заставляло меня беспробудно пить. А Дениса заставляло. Может быть, все дело в том, что он верил, будто жизнь может быть другой – счастливой, беззаботной и вечно веселой, как вечеринка в фильме про американских подростков. И синька его в этой вере до поры до времени поддерживала. Я же в подобную ерунду не верил никогда, зато верил, что, если не выйду на работу два дня подряд без уважительной причины, меня могут уволить. Вот именно поэтому вечером я попросил Дениса уйти. Дружба дружбой, но жрать мне все-таки было на что-то нужно. Мой-то папаша – не полковник полиции.

***

На работу во вторник я пришел злым и невыспавшимся.

– Бухал, что ли, всю ночь? – ехидно спросил Кирилл.

– Нет. Бухать я буду сегодня.

– То есть, завтра тебя не ждать? – он уже успел отвыкнуть от того факта, что я иногда прогуливаю работу, ведь последние пару лет за мной такого замечено не было, и изрядно удивился.

– Да черт его знает. Как дело пойдет. Только не надо говорить, что ты тут без меня не справишься, – ответил я и отправился в отдел кадров, чтобы позвать Иру выпить после работы

Ира тоже была удивлена. Такой уж, видать, день сегодня выдался – день, когда я решил удивлять всех, с кем заговорю.

– Может, лучше в пятницу? – спросила она, – Я как раз свободна буду.

– Нет. Лучше сегодня. Сможешь?

– Ну ладно, давай сегодня. Я маму попрошу, чтобы она с Митей посидела.

Весь день я усердно работал. Не покладая телефонной трубки слал людей нахер целыми семьями и коллективами, на все возражения отвечал так, что они немедленно затыкались, даже если были абсолютно правы, и вообще распространял вокруг себя такую концентрированную злость, что даже Кирилл не решался лишний раз со мной заговорить. Только поглядывал искоса с опаской и что-то иногда бормотал себе под нос.

– Ты на повышение, что ли, захотел? – усмехнулся он, когда рабочий день наконец-то закончился.

– Не бойся, Кир, никуда я не захотел. Твоя задница в безопасности. Просто очень хотелось сделать кому-нибудь хреново.

– А, ну тогда все в порядке!

В баре мы с Ирой взяли сразу по два стакана, уселись за свободный столик, коих во вторник там было немало, и принялись пить. Пил я быстро и с удовольствием. Наверное, даже слишком быстро.

– У тебя что-то случилось? – спросила Ира и от ее голоса мне стало чуточку теплее. Такое бывает, когда я не слишком сильно увлекаюсь кислыми размышлениями о собственной неуместности, и обращаю побольше внимания на светлые стороны нашего общения. Голос у Иры мягкий и красивый, как и она сама. Красивый той понятной и доступной красотой, в которую вечно влюбляются мужики. Даже те, которые уверены, что уж их-то такими простыми штучками, как приятный женский голос, не проймешь. Вот и я не стал исключением.

– Да нет… Просто настроение такое, что выпить хочется. А одному глупо по барам ходить.

– Понятно, – сказала Ира, но, естественно, мне не поверила. По синим кругам под глазами сразу было понятно, что прошлой ночью я почти не спал.

– Я вчера у друга в гостях был. Он пьет очень сильно. Грустно от таких вещей становится. И выпить охота. Ха-ха-ха.

Ира оказалась поумнее Бори и не стала выдавать банальных глупостей о важности внимания и взаимопомощи, вместо этого просто понимающе кивнула и сделала несколько глотков пива.

– Да, грустно. У меня отец так умер, от пьянки.

– Вечная русская проблема. Пьем от того, что херово жить, а жить от этого от этого становится еще херовей.

Ира не стала смеяться над этим нелепым каламбуром даже из вежливости, просто сидела и смотрела на меня своими светло-зелеными глазами. Взгляд у нее был такой, что мне захотелось лечь и уснуть. Прямо здесь, за столиком в баре. Уснуть тяжелым и глубоким сном, не просыпаться долго-долго, и ничего-ничего не видеть. Ни снов, ни реальности, ни этого ее взгляда, как будто говорящего: «Не переживай, все будет плохо. Обязательно будет плохо, ты только не переживай».

– Тебе сны часто снятся? – спросил я, не придумав лучшей темы для продолжения разговора.

– Почти каждую ночь. Вот только я их сразу забываю.

– Да я тоже обычно забываю, но на выходных приснился один настолько странный, что я его запомнил. Мы с тобой гуляли по парку и там были голуби. Огромные водоплавающие голуби. И они так громко курлыкали! А потом ты одного из них оседлала и даже полетала на нем немножко. Как ты думаешь, к чему такое может присниться?

– Ого, я тебе снюсь! Прикольно! – Ира улыбнулась, а потом добавила: – Я не знаю толкований снов, но такое наверняка снится к чему-нибудь хорошему.

– Будем надеяться… Пойду еще пива возьму.

– Ты уверен? – с сомнением спросила Ира, – Завтра на работу.

– Уверен, – ответил я. И, разумеется, облажался.

***

Длиннющий товарный поезд медленно полз мимо станции «Лосиноостровская», грохоча колесами на стыках рельсов и время от времени оглашая пространство надрывным свистом. Денис допил бутылку пива, выбросил ее куда-то в сторону и встал.

– Ладно, прощай.

– Прощай, – ответил я и пожал его маленькую теплую руку. – Электричку ждать не будешь?

– И этот сойдет. Скорость здесь не особо важна.

– Ну, смотри…

Дэн подошел к рельсам, встал на корточки и сунул голову под колеса. Наверное, его шея хрустнула, когда тяжелый стальной диск перерезал ее ровно посередине, но я этого звука не услышал. Не услышал его разумеется и машинист, так что поезд просто пополз дальше, не обращая внимания на то, что между рельсами теперь валялась человеческая голова. Когда последний вагон скрылся из виду, стало совсем тихо. Именно ради этой тишины мы с Дэном и ходили сюда через весь Лосиноостровский парк. Тишина, которая остается, когда кончается поезд. Но теперь мне придется слушать эту тишину в одиночестве, ведь уши Дениса остались на голове, а голова осталась между рельсами.

Именно так он и хотел умереть. Несколько раз говорил мне, что лучшего способа придумать просто невозможно. Хуяк – и пиздец. Никаких страданий, никакого ожидания, никаких переломанных конечностей или предсмертных хрипов. Просто, быстро, эстетично.

Вот только мне-то теперь что делать? Вызывать ментов? Или просто уйти? Я первый раз своими глазами видел, как умирает человек, и совершенно не представлял, как нужно поступить в такой ситуации. А рядом не было никого, кто мог бы мне хоть что-то подсказать. Даже позвонить некому. «Привет, это Вадим. У меня тут другу голову поездом отрезало, ты не посоветуешь, как нужно себя вести, если такое случается?». У кого можно спросить что-то подобное? Ну, разве что у Гоши… Все-таки, он призрак, а, значит, должен знать толк в делах, связанных со смертью. Но у Гоши нет телефона, ведь мобильная связь не рассчитана на общение с загробным миром. Эх, Гоша, Гоша… Что ж ты так далеко именно сейчас, когда больше ни на кого нет надежды?

– Вадим! – раздался вдруг голос, принадлежавший явно не Гоше. – Вадим!

Я открыл глаза и некоторое время не понимал, где нахожусь. Комната незнакомая, но на больничную палату вроде бы не похожа. Это уже хорошо. А еще лучше то, что я в ней не один.

Возле меня сидела Ира и расчесывала волосы большой деревянной щеткой. На ней были белая футболка с нарисованной собачкой и серые спортивные штаны. Сквозь тонкую ткань футболки просвечивали соски. Грудь у Иры маленькая, зато бедра широкие и красивые. Я протянул руки, обнял ее и поцеловал в губы. Ира не отстранилась. Я не мог вспомнить, занимались ли мы вчера сексом, но, скорее всего, нет. Привычки по пьяной лавочке тащить женщин в койку за мной никогда не наблюдалось. Но раз уж Ира не отказывается со мной целоваться – то просто будем считать, что мы оставили самое приятное на утро.

– Кто такой Гоша? – спросила она, улегшись рядом со мной поверх одеяла.

– Гоша? – не понял я.

– Ты что-то бормотал во сне, звал какого-то Гошу, поэтому я тебя и разбудила.

– Это… – я не знал, что лучше сказать в такой ситуации, поэтому решил сказать правду, – Это мое домашнее привидение. Живет за сервантом, иногда вылезает музыку послушать.

Ира смотрела на меня и улыбалась. Улыбка ее была доброй, но при этом немного грустной. Нашла, блин, мужика! Мало того что нажрался как скотина, так еще и с головой непорядок. Ладно бы устроил с бодуна скандал, заставил за пивом бежать, или, например, башкой об угол приложил… Так ведь нет, все еще хуже – целоваться лезет, про призраков за сервантом рассказывает!

– Ты Кириллу сказал, что сегодня на работу не придешь?

– Сказал. А ты чего не пошла?

– А тебя куда было девать? – усмехнулась Ира, – Ты просыпаться ни в какую не хотел.

Ну да, опозорился, что тут еще сказать. Впрочем, мне не привыкать – многие мои алкогольные похождения заканчивались разной степени тяжести позорами, но я с некоторых пор стал относиться к этому спокойно. В конце концов, разве не в этом смысл пьянки – сделать что-то такое, чего ты по трезвости никогда не сделал бы? Я обнял Иру и снова поцеловал. Надо было еще многое успеть, пока я не протрезвел окончательно.