Текст книги "Сочинения"

Алексей Николаевич Апухтин…

Девятнадцатый век подарил России много известных писателей и поэтов. Достаточно вспомнить Тургенева, Лескова, Тютчева, Фета. Среди этих блестящих имён не затерялось и имя Апухтина.

Алексей Николаевич Апухтин (1840–1893) вспоминается прежде всего как поэт. В начале литературного пути в нём видели будущую гордость России, второго Пушкина. Пушкиным он не стал, но как о поэте «милостью Божьей» о нём писали. В конце века Апухтин был популярен так, как мало кто другой. Романсы на его стихи «Пара гнедых», «Ночи безумные», «День ли царит» часто исполнялись в концертах, в музыкальных и аристократических салонах. Композиторов, а среди них были П.И. Чайковский, С.В. Рахманинов, А.С. Аренский, С.И. Танеев, И.А. Бородин привлекала музыкально-романсовая основа его поэзии. Кроме того, стихи поэта в силу их музыкальности вошли в сборники мелодекламации. Особый интерес вызывали у читателей и слушателей апухтинские стихи-исповеди, такие как «Сумасшедший», «С курьерским поездом», «Из бумаг прокурора».

При жизни Апухтина мало кто знал, что он был не только замечательным поэтом, но и талантливым прозаиком, автором незавершенного романа «Неоконченная повесть», повестей «Архив графини Д.», «Дневник Павлика Дольского», рассказа «Между смертью и жизнью».

Именно Апухтина-прозаика позже высоко оценит М. Булгаков, сказав, что «Апухтин – тонкий, мягкий, ироничный прозаик…». И добавит: «…форма этих произведений так художественна, а сжатость изложения так велика, что эти три маленькие повести стоят целых томов сочинений большинства современных романистов».

Рукописи с прозаическими произведениями поэта найдут после его смерти среди бумаг в саквояже. По словам присяжного поверенного А.В. Гарфа, это были «чистенько переписанные рукою А.Н. и переплетенные тетради его прозы, не видавшие ещё типографского станка» (Из письма А.В. Гарфа Жиркевичу от 26 марта 1905 г.).

В основу повестей Апухтина легли собственные наблюдения поэта и частичка его жизни.

Мария Андреевна Апухтина, урожденная Желябужская (1821–1859)

К сожалению, личная жизнь Апухтина оказалась не так легка и благополучна, как это могло показаться. Многие современники считали его баловнем судьбы, иные даже завидовали ему, и мало кто знал, что в поэте жила глубоко чувствующая, страдающая душа, которая раскрывалась в полной мере только в творчестве.

Апухтин родился в уездном городе Орловской губернии – Болхове. В метрической книге Спасо-Преображенского собора о рождении младенца была сделана такая запись: «Болховского уездного суда у судьи майора Николая Федорова Апухтина и законной его жены Марии Андреевой, кои оба православного исповедания, родился сын Алексей того тысяча восемьсот сорокового года ноября шестнадцатого, а крещен двадцатого числа… крестил протоиерей Петр Максимов с причетом».

Несмотря на метрическую запись, свой день рождения поэт отмечал 15 ноября (по старому стилю), что и стало считаться официальной датой его рождения.

Отцу Апухтина – Николаю Фёдоровичу – в это время принадлежало небольшое сельцо Шумово-Густоварь, тоже в Болховском уезде. Однако после его выхода в отставку в 1844 г. семья обосновалась в калужском имении матери – Павлодаре, что в двадцати верстах от Болхова. Название Павлодар имение получило от первого его владельца, математика Е.Д. Войтяховского, которому за научную деятельность оно было даровано императором Павлом I.

До одиннадцати лет Лёля (так ласково звали его домашние) Апухтин почти безвыездно жил в Павлодаре. Усадебный дом и сама усадьба не сохранились. Но из воспоминаний местной жительницы известно, что собой представляло «родное гнездо» поэта.

«Родовое имение поэта было небольшое, стоял двухэтажный дом, верх деревянный, низ каменный. Внутри дома была тёплая лестница во второй этаж. Внизу была кухня, столовая, кабинет. Во втором этаже была спальня и детская. Был в имении небольшой, но очень тенистый и красивый парк, с чудесной липовой аллеей. Был там и пруд, и фруктовый сад…».

Апухтин ностальгически дорисовывает картину павлодарской усадьбы в автобиографической повести «Дневник Павлика Дольского», герой которой во многом повторяет жизненный путь самого автора.

«От этого старого дома, потонувшего в зелени лип и тополей, от этого громадного заглохшего сада… на меня так и пахнуло незабвенной порой светлого, чистого детства…».

В той же повести поэт даёт портрет своей старой няни, которая считалась членом семьи Апухтиных.

«Моё единственное развлечение, – говорит герой повести, – бесконечные разговоры с Пелагеей Ивановной, и эти разговоры исключительно принадлежат прошлому. Ей далеко за восемьдесят лет, она была взята из деревни в кормилицы к матушке и с тех пор осталась в доме. Она всегда считалась членом семьи, близко знала моих обоих дедов, и рассказы её выясняют мне многое в моём собственном характере и жизни».

Главным же источником радостного мироощущения для маленького Лёли была прежде всего его мать – Мария Андреевна Желябужская. О горячо любимой матери Апухтин писал: «Мать моя – урожденная Желябужская – женщина ума замечательного, одарённая тёплым, симпатичным сердцем и самым тонким, изящным вкусом. Ей, сколько мне кажется, обязан я этими порывами сердца высказывать свои ощущения». (А.Н. Апухтин – П.А. Валуеву 14 февраля 1856 г.).

Благодаря матери Апухтин вырос на русской классике: читать учился по Фету; преклонялся перед гением Пушкина, которого ещё в детские годы знал почти всего наизусть; обожал Тютчева, томик его стихов всегда можно было найти у изголовья на книжной полке поэта. Великим писателем считал Л. Толстого. С Тургеневым был с десятилетнего возраста лично знаком и с упоением читал его роман «Дворянское гнездо», когда тот появился в печати. Всё, заложенное в детстве, не прошло мимо чуткого сердца Апухтина. Он тянулся в мир идеальных отношений, высокой поэзии и красоты. Поэт жаждал любви и поклонения. Сформировался Апухтин в человека, требовавшего комфортных условий существования и благополучного расклада жизненного пути, но на его долю выпали и тяжёлые испытания.

Первым таким испытанием стала для Апухтина разлука с родным домом после поступления в Императорское училище правоведения – закрытое учебное заведение для будущих судейских чиновников и высшего персонала министерства юстиции. «Одиннадцати лет, – вспоминал Апухтин, – я поступил в училище. Целый год не мог привыкнуть к новой жизни, в которую судьба меня забросила, и поэтому всё написанное мною в это время носит на себе отпечаток грусти…». (А.Н. Апухтин – П.А. Валуеву 14 февраля 1856 г.).

 
Далёко от тебя, о родина святая,
Уж целый год я жил в краях страны чужой
И часто о тебе грустил, воспоминая
Покой и счастие, минувшее с тобой.
И вот в стране зимы, болот, снегов глубоких,
Где, так же одинок, и я печально жил,
Я сохранил в душе остаток чувств высоких,
К тебе всю прежнюю любовь я сохранил…
 

15 июня 1853

Смерть матери явилась новым испытанием для юного поэта. Она скончалась 23 апреля 1859 г. в самый разгар выпускных экзаменов в училище. Свое беспредельное горе Апухтин выразит в стихах, написанных на её могиле. Мария Андреевна была похоронена в селе Александровское-Боровое Болховского уезда Орловской губернии.

 
Ещё свежа твоя могила,
Ещё и вьюга с высоты
Ни разу снегом не покрыла
Её поблекшие цветы;
Но я устал от жизни этой,
И безотрадной и тупой,
Твоим дыханьем не согретой,
С твоими днями не слитой.
 

Посвящение. 13 августа 1859 г.

К сожалению, Марии Андреевне не довелось увидеть цикл стихотворений любимого сына, который под названием «Деревенские очерки» появился в год её смерти в журнале «Современник». В этом журнале имя Апухтина стояло в одном ряду с Тургеневым, Некрасовым, Панаевым и другими известными писателями.

Однако имя многообещающего поэта недолго появлялось в печати. Сначала его поглотила светская жизнь, в которой он блистал своим остроумием, розыгрышами, экспромтами, шутками, поэтическим талантом, а потом почти на двадцать лет он совсем ушёл из литературы и покинул Петербург. В 1860-е годы, в неспокойную эпоху реформ Александра II поэт не пожелал быть участником литературной и общественной борьбы, которая в это время развернулась на страницах газет и журналов. Он стоял за чистоту искусства, свободу творчества и вдохновение, что подвергалось жёсткой критике и насмешкам со стороны демократической печати.

С 1863 по 1865 год Апухтин служил старшим чиновником особых поручений при орловском губернаторе Н.В. Левашове. Из Орла поэт писал: «…я, наконец, утверждён чиновником особых поручений и, таким образом, моя судьба определилась… С нетерпением жду первого следствия…». (А.Н. Апухтин – князю П.П. Мещерскому, 1863 г.) На службе Апухтин, впрочем, не сильно отличился – из порученных ему дел довёл до конца только одно. В свободное от работы время он посещал орловский театр, принимал участие в домашних спектаклях, ездил по губернии, навещая знакомых и друзей или принимая их у себя.

Причина «халатного» отношения Апухтина к своим служебным обязанностям заключалась не в лености его поэтической натуры, а в понимании ненужности, бесполезности честного труда при столкновении с реальной действительностью. Об этом говорит фрагмент из «Неоконченной повести».

Имение Апухтиных Павлодар в Орловской губернии. Фото конца XIX – начала XX вв.

Герой повести добросовестно провёл расследование по делу, присланному в департамент на заключение из министерства. Речь в нем шла о злоупотреблениях местных властей.

Наконец, Угарова позвали к директору. ‹…›

– Я прочитал вашу первую серьёзную работу и должен отдать вам полную справедливость: вы отнеслись к делу добросовестно, потратили на него много труда и таланта, но… спрашивается: к чему всё это?.. Вы опровергаете мнение министерства, приславшего к нам дело. Неужели вы думаете убедить его вашими «доводами»? ‹…›

– Зачем же в таком случае нам присылают дела на заключение? Ведь это – ненужная формальность ‹…›.

– А затем, мой юный друг, чтобы нам можно было получать жалованье и не умереть с голоду. Если бы уничтожить всё то, что может вам показаться ненужной формальностью, тогда могли бы упразднить всё наше министерство и довольствоваться одним Ильёй Кузьмичом с двумя писцами…» (Апухтин А.Н. Соч. М.: Худ. лит., 1985, С. 346–347).

Апухтин вновь возродился к творчеству в иную эпоху – эпоху так называемого безвременья. Это была поэма «Год в монастыре», оказавшаяся по своему настроению – тоски, разочарования, утраты иллюзий и веры – близка читателю восьмидесятых годов XIX века. Этим произведением открывались три прижизненных сборника поэта. Поэма соответствовала художественным принципам Апухтина и стала его любимым детищем. «Ты не можешь себе представить, – писал он 2 марта 1885 г. Г.П. Карцову, – с каким особенным чувством начал перелистывать рукопись этой квазипоэмы, которую я не могу разлюбить, несмотря на то, что она обесчещена типографским станком. «Не только каждая глава её пережита, но и писание каждой главы имеет свою историю». Историю создания поэмы со слов поэта передаёт А.В. Жиркевич: «Поэма «Год в монастыре» Апухтина, в сущности, ряд лирических отрывков. Он, по словам его, не писал её систематически, по определённому, заранее обдуманному плану, а задавшись темой, набрасывал поэму определёнными местами, пряча исписанные листки, без всякого порядка, в отдалённый ящик. Затем, когда таких листков набралось достаточно, рассортировал он этот весь случайный материал, привёл его в известную последовательность, систему, причём кое-что поневоле должен был отбросить. Алексей Николаевич любил читать наизусть эти не вошедшие в поэму отрывки, видимо, придавая им значение…». (А.В. Жиркевич. «Поэт милостью Божьей». «Исторический вестник», ноябрь 1906 г.)

Поэма «Год в монастыре» была написана в форме дневника, который герой ведёт на протяжении года во время своего пребывания в монастыре. Апухтин открывает дневник 15 ноября, что соответствует дню рождения самого поэта. Герой поэмы, светский молодой человек, будучи обманут любимой женщиной, пытается бежать из мира лжи, измены, лицемерия в монастырь и найти там покой своей израненной душе. Однако из-за недостатка веры и силы воли (он сам себя называет неудавшимся монахом) он возвращается в привычную для себя среду, как только слышит её зов. Словами: «Скорее в путь! Она меня зовёт!» – Апухтин завершает поэму. Сюжету поэмы предшествует «Посвящение», и хотя имя той, кому оно адресовано не было печатно указано, современникам хорошо было известно, что это Александра Валериановна Панаева-Карцова (1853–1942), последняя любовь поэта, его муза и вдохновительница. В декабре 1877 г. Апухтин признавался в своей любви к ней П.И. Чайковскому: Как неисправимый идеалист я снова влюблён и никогда ещё не был влюблён как теперь. Вижу отсюда твою ироническую улыбку, всегда, мол, ты говорил это. Но ты ошибаешься. Это действительно последняя любовь, в которую я вложил всю свою душу… Когда-нибудь я напишу тебе о любви моей, и выйдет объёмистый том. Действительно, Панаевой были посвящены многие стихотворения поэта последних лет жизни, в том числе и знаменитый романс П.И. Чайковского на стихи Апухтина «День ли царит». Александра Валериановна не та роковая женщина, которая мучила героя поэмы, она была другой… «Это удивительное существо, – писала светская приятельница Панаевой Е.К. Остен-Сакен. – Доброты, скромности и красоты необычайной, при удивительном своеобразном и ещё сильном таланте певицы – без всякого самомнения, без рисовки, без женских ужимок, которые так часто портят даровитейших женщин». Очарование этой лучезарной красавицы передаёт портрет работы художника К. Маковского, который можно видеть в музее П.И. Чайковского. Александра Валериановна высоко ценила свою дружбу с поэтом и часто в концертах исполняла романсы на его стихи. За поэму «Год в монастыре» он был награждён поцелуем.

 
Был поцелуй за «Год в монастыре»
И за «Певицу» был особо.
А третий в ноябре за Боба.
 

25 февраля 1885 г.

В январе 1885 г. Апухтин благородно благословил любимую женщину стать женой Боба, его близкого друга кавалергарда Г.П. Карцова (1861–1931).

 
О, будьте счастливы!
Без жалоб, без упрёка,
Без вопля ревности пустой
Я с вами расстаюсь… Пускай один, далёко
Я буду жить с безумною тоской,
С горячими, хоть поздними мольбами
Перед потухшим алтарём.
О, будьте счастливы, – я лишний между вами,
О, будьте счастливы вдвоём!
 

В основу поэмы легли как жизненные наблюдения Апухтина, так и некоторые факты его собственной биографии. Хорошо зная изнанку светской жизни, ему было не сложно представить и передать мысли, чувства, мотивы поступков героя. Монастырская жизнь также была знакома Апухтину т. к. не раз приходилось ему бывать в монастырях – Болховском Оптином, Козельском Оптином, Валаамском, Святогорском.

Биограф поэта Модест Чайковский пишет: «Незадолго до кончины А.Н. мне рассказывал о ежегодных поездках с матерью для говения в Оптину пустынь, к великому старцу Макарию. Какой непередаваемой прелестью дышал его рассказ! «Такой массы и таких чудных цветов, как в Оптином скиту, говорил он, я уже потом во всю жизнь мою не знал. Мне теперь кажется, что я видел там голубую георгину даже…». В Козельском Оптином монастыре был похоронен прадед Апухтина по материнской линии – Алексей Иванович Желябужский, бывший сержант Преображенского полка, умерший в 1841 году в сане инока Алексия. Здесь же в Оптиной пустыни был похоронен и дед поэта – штабс-ротмистр Андрей Алексеевич Желябужский (1794-1857), помещик сельца Гутнева Тихвинского уезда Калужской губернии и Рязанцева Белёвского уезда Тульской губернии. И ещё один Желябужский – отец Серафим – тоже покоится в этом монастыре. Мать поэта возила сына не только в Оптин Козельский монастырь, но и в Оптин Болховский к архимандриту Макарию (М.Я. Глухарёв, 1792–1847), отличавшемуся прозорливостью и молитвенностью. Он был алтайским духовным миссионером, перевёл с древнееврейского на русский язык Ветхий Завет и другие священные тексты, с 1844 года являлся настоятелем болховского Оптина Троицкого монастыря.

Описывая в поэме обитель, Апухтин говорит: «Наш монастырь построен на горе…». В самом начале XIX века, в 1817 году, то же самое о болховском монастыре сообщает И.М. Долгорукий: «17 июня: День воскресный! Я с маленькою дочерью отправился в карете в мужской Тихвинский монастырь, что под Болховом. Положение монастыря красиво: он на горе. Господствует над всей местностью. В своё время воды Нугри подступали к подножью холма…».

История послушника Кирилла была навеяна Апухтину посещением Валаамского монастыря. М.И. Чайковский об этом пишет: «Так, во время поездки летом 1866 года с П.И. Чайковским на остров Валаам поэт был свидетелем события, которое изображено в поэме в истории послушника Кирилла… И самоё путешествие, и красота природы островов оставили глубоко поэтическое воспоминание. Апухтин воспроизвёл их в своей поэме «Год в монастыре». Учитывая обличительный характер поэмы, монахи Валаамского монастыря лишили Апухтина права посещать остров. Посещение в 1870 г. Святогорского монастыря было связано исключительно с желанием Апухтина поклониться праху любимого поэта Пушкина, который был возвышенным идеалом всей его жизни. Поэма «Год в монастыре» была закончена летом 1883 г. в имении друзей Апухтина Жедринских Рыбница Кромского уезда Орловской губернии, у которых он не раз проводил летние месяцы. Прежде чем отдать поэму в печать, рукопись читалась в кругу друзей и лиц, мнением которых поэт дорожил. «В скольких руках перебывала эта рукопись, и скольким лицам она читалась, начиная с первого чтения на твоём новоселье на Кирочной!» – писал он в марте 1885 г. Г.П. Карцову. Сотрудник журнала «Русский вестник» в письме к редактору М.Н. Каткову сообщает, что поэма читалась в гостиных с «огромным успехом», и добавляет: «вещь действительно прекрасная». Однако, ознакомившись с поэмой, Катков печатать её не стал, т. к. находил в ней оскудение веры и требовал переделок, на что Апухтин не согласился. И тогда она была напечатана в журнале «Русская мысль». «Я печатаю, вынужденный крайностью…», – писал он М. Чайковскому в феврале 1885 г., имея ввиду денежные затруднения. После выхода поэмы в свет Апухтин стал внимательно отслеживать в периодической печати критические отзывы на свой труд. В большинстве своём они были положительные, но встречались и те, что заставляли его переживать. «…вчера Бахметьев – пишет Апухтин в феврале 1885 г. Г.П. Карцову – возвестил, что в Москве «Год в монастыре» имеет огромный успех, что подписка на «Русскую мысль» вследствие этого усилилась». Далее он продолжает: «Год в монастыре» имеет, как кажется, успех в публике и понемножку поругивается в журналах. Первый выстрел против меня был сделан из «Гражданина» – «По-видимому, автор не боится больше печати и печатает в «Русской мысли» рядом с бывшими сотрудниками «Отечественных записок»… Второй гром был не из тучи – из журнала «Петербург». В пятницу появилась довольно сочувственная статья в «Петербургских ведомостях». Там объявляется, что я настоящий поэт, но также как и в предыдущих статьях делается мне выговор за слабость характера моего героя – как будто я был обязан изображать энергических тиранов… «Новое время» молчит, но, по некоторым сведениям, готовит большую ругню.

…тяжело чувствовать себя в такой враждебной атмосфере…».

Какие бы ни были отзывы в печати, несомненно то, что поэма «Год в монастыре» вернула Апухтина в большую литературу. На следующий год после выхода поэмы увидел свет и первый сборник стихов поэта (1886), который мгновенно разошёлся. В 1891 г. издание было повторено. В третий раз, в 1893 г., оно вышло незадолго до кончины поэта.

В последние годы жизни Апухтин много страдал физически и морально. Тяжёлая болезнь разрушала его организм, к тому же он чувствовал себя одиноко, несмотря на то, что вокруг него всегда было много людей.

 
Один я, длится ночь немая,
Покоя нет в душе моей,
О, как томит меня, пугая,
Холодный мрак грядущих дней!
 

«Накануне смерти он пожелал видеть священника, сам сделал все распоряжения для принятия его, приказал одеть себя во всё чистое и исповедовался и причащался, сняв халат, в одном чистом белье. Исповедовал его молодой священник-магистр, которого после исповеди, длившейся 25 минут, спросили: «Как вы находите, батюшка, была ли исповедь искренней?» На что священник ответил: «Я желал бы, чтобы всякий умирающий отходил из жизни так, после такой исповеди, как этот господин…» (Г.П. Карцова – А.В. Жиркевичу. 1 декабря 1893 г., Ницца).

Апухтина всегда волновали вопросы смерти и веры, и он остро чувствовал в себе недостаток последней. В повести «Дневник Павлика Дольского» герой Апухтина говорит: «Я человек верующий, но недостаточно верующий. Я прочитал важнейшие сочинения материалистов, но недостаточно уверовал и в них. Я убедился в том, что помимо всяких учений и книг в глубине каждой человеческой души таится мысль, что наше существование прекратиться не может…».

И вот, несмотря на все размышления Апухтина о вере и неверии, ушёл поэт из жизни как истинно православный христианин.

Апухтин умер 17 августа (по старому стилю) 1893 года и был похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской лавры.

В газете «Гражданин» можно было прочитать следующее сообщение: «Сегодня, в маленьком кружке приятелей предали земле тело бедного Апухтина…».

Позднее появятся статьи с неоднозначными отзывами о его личности и поэтическом творчестве. Газеты и журналы будут писать: «Поэзия его в области нашей литературы всегда будет производить грустное впечатление прекрасного храма, талантливо задуманного, но недостроенного…»; Апухтин является жертвой воспитавшей его среды не только как человек, но и как поэт…»; «Апухтин имел несчастье быть одаренным сверх поэтического таланта весьма недюжинным умом и сердцем, жаждущим любви и участия, способным любить нежно и самоотверженно…».

Апухтин знал, что людской суд современников будет над ним суров, т. к. по его же словам, «он не был образцом добродетели», хотя «бесчестных поступков не совершал».

 
Вечный покой, отстрадавшему много томительных лет.
Пусть осияет раба твоего нескончаемый свет!
Дай ему, Господи, дай ему, наша защита, покров,
Вечный покой со святыми Твоими во веки веков!..
 

А. Апухтин. Реквием

Л.М. Маричева, заведующая музеем писателей-орловцев, автор вступительной статьи к книге А.Н. Апухтина «Год в монастыре»