Текст книги "Позиционная война"

Поднимаемая решетка была малозаметна, а значит, применение ее приводило к резкому снижению темпа атаки, перед препятствием противник вынужден был остановиться и, скучившись, представлял отличную цель для огня обороняющихся.

Противопехотные шипы и капканы

Эти устройства были не столько средством смертоубийства, сколько разновидностью инженерного заграждения, известного еще в Древнем Риме. В течение Первой мировой войны конструкция противопехотного шипа не претерпела практически никаких изменений, усовершенствования касались лишь технологии изготовления. Как и прежде, он представлял собой шип с четырьмя остриями, направленными в разные стороны с таким расчетом, чтобы один из них в любом случае торчал вверх, а остальные служили опорами.

«Вскоре я потерял направление, попал в воронку от снаряда и услышал голоса англичан, работавших у себя в траншее. Нарушив их покой парой гранат, я быстро скрылся в своей траншее, наткнушись при этом рукой на торчащий шип одного из наших славных капканов. Они состояли из четырех железных лезвий, на одно из которых я и напоролся. Мы ставили их на крысиные тропы» (Юнгер Э. «В стальных грозах»).

Шипами усеивали «ничейную» землю и усиливали проволочные заграждения. Делалось это с целью противодействия неприятельским ночным рейдам; наступив на такой шип, вражеский солдат тут же, по понятным причинам, обнаруживал не только себя, но и весь отряд. Кроме того, ими могли засыпать окопы и ходы сообщения при отступлении.

Известно, что австрийцами, по крайней мере, на итальянском фронте, для усиления проволочных заграждений применялись большие пружинные капканы. Их дуги были усажены стальными шипами, которые при срабатывании капкана пробивали ногу посредине лодыжки.

Тихо ждущая смерть

В наступившем XX веке, казалось бы, было все необходимое для бурного роста минного оружия. Есть мощные взрывчатые вещества, достаточно развитая промышленность, опробованные средства взрывания, даже основы минной тактики разработаны. Однако новый век с точки зрения развития минного оружия начался довольно вяло. К этому времени артиллерия уже достигла выдающегося развития. Ближние подступы к позициям заливались огнем пулеметов. На этом фоне мины смотрелись просто примитивно и неубедительно. Можно было предположить, что как оружие мины отходят в прошлое. К минам старались прибегать тогда, когда все иные средства вооруженной борьбы были исчерпаны и не дали желаемого результата. Можно сказать, что мины – последняя соломинка, за которую цепляется утопающий. Часто мины – оружие более слабой стороны (не обязательно слабой вообще, в масштабах войны, скорее более слабой стороны здесь, на этом участке, в данное время). В любом случае характер минного оружия имеет четко оборонительный принцип своего применения.

О минных действиях в ходе Первой мировой войны известно мало. Историки обходят эту тему молчанием – частично вследствие того, что мины, органично вписавшись в общую систему заграждений, протянувшихся перед линиями траншей от Балтики до Черного моря, как-то растворились в ней. А частично от того, что многие свидетели и участники Первой мировой сами мало что понимали в минах и, дабы не выглядеть глупо в своих книгах, просто ничего о минах не писали. Саперы же Первой мировой – народ молчаливый, свою боевую работу подвигом не считали, мемуаров писать не любили.

Если мы и находим упоминания о минной войне, то чаще всего это описания подземно-минной войны (а многие тогда только так и представляли себе мины), когда под ключевые узлы обороны противника прокапывались подземные ходы, порой в десяток и более километров, закладывалось несколько тонн взрывчатки и в нужный момент узел обороны взлетал на воздух. Или же можно прочесть рассказы об импровизируемых солдатами минах-ловушках, которые те оставляли в своих траншеях и блиндажах при отступлении, т. е. своего рода черный солдатский юмор или в отместку за проигранный бой.

О минах в их сегодняшнем понимании (в то время их повсеместно называли фугасами) в книгах, посвященных Первой мировой, речь обычно заходит тогда, когда на поле боя появляются первые танки. Мгновенно появившиеся противотанковые мины (первоначально импровизированные) стали одним из первых средств противотанковой борьбы. Вот только тогда это оружие стало заметным.

Некоторые военные историки полагают, что мины вообще появились как средство противотанковой борьбы, и лишь затем появились противопехотные мины – частично как перенос этого средства поражения на пехоту, частично как средство защиты противотанковых мин от деминеров. Эта ошибка больше характерна для западных историков, которые никогда не считали нужным внимательно изучать военную историю России. А ведь уже в Русско-японской войне 1904–1905 годов в обороне Порт-Артура русские довольно активно использовали противопехотные мины и создали несколько весьма удачных образцов. Тому свидетельством шрапнельный фугас штабс-капитана Карасева, образец которого нынче имеется в экспозиции Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи в Санкт-Петербурге.

Первая мировая война долго не способствовала развитию минного оружия как тактического средства. На поле боя господствовали артиллерия и пулемет, которые надежно уничтожали наступающую пехоту, медленно продирающуюся сквозь изрытую воронками и перегороженную проволочными заграждениями местность. Атакующий батальон пехоты уничтожался за 5–7 минут. Кавалерии на таких полях сражений места не было и вовсе – всадник вместе с лошадью представлял собой слишком крупную мишень. Особой нужды в противопехотных минах не возникало, и от минирования проволочных заграждений перед своим передним краем довольно быстро отказались.

В отношении минной борьбы русская армия к войне оказалась готова технически, но не готова по запасам взрывчатых веществ и средств взрывания. Централизованных запасов было сделано лишь на 4–6 месяцев войны, которые были израсходованы в первые же два-три месяца. Так как германская армия не располагала ни средствами обнаружения мин, ни специалистами по разминированию, то даже одиночные фугасы сильно сдерживали продвижение войск кайзера, а в некоторых случаях и останавливали. Немцы предпочитали дожидаться, пока их саперные подразделения не проложат новые дороги в обход существующих.

В русской армии фугасами предписывалось закрывать пространства, не поражаемые пушечным и пулеметным огнем, мертвые пространства. Уже в начале 1915 года в армию стали поступать фугасы фабричного изготовления. Они шли под названиями «Большой шрапнельный фугас» и «Малый шрапнельный фугас».

Шрапнельный фугас. Эти фугасы подрывались с пульта управления электроимпульсом. Фугасы зарывались в землю в нейтральной полосе перед проволочными заграждениями на расстоянии около 200 метров от траншей. В качестве пульта управления использовалась подрывная машинка ПМ-13, созданная в 1913 году. Электроимпульс передавался по саперному проводу образца 1900 года.

В ходе войны в инициативном порядке офицерами и солдатами саперных частей изобретались, изготавливались и широко применялись весьма оригинальные мины. Их можно было бы отнести к группе противозаградительных (точнее, к средствам проделывания проходов в заграждениях).

Когда в 1915 году война приобрела позиционный характер, противоборствующие армии стали прикрывать свои позиции сплошными заграждениями из колючей проволоки. Преодолеть столь плотные заграждения без их предварительного разрушения было невозможно. Расход снарядов на проделывание одного прохода шириной 5—10 метров достигал 150–250 снарядов. Вручную проделывать проходы под плотным пулеметным огнем было невозможно. Саперами было разработано немало образцов удлиненных зарядов ВВ для разрушения проволочных заборов. Некоторые из них выдвигались вручную, другие были самодвижущиеся. Известны мина-заряд унтер-офицера Семенова, прибор-тележка рядового Савельева, подвижная мина Сидельникова, ползучие мины Канушкина и Дорошина, мина-крокодил полковника Толкушина.

Тактики применения мин не существовало. Пожалуй, только минирование при отходе войск на исходные позиции после захвата позиций противника, если он контратаковал превосходящими силами, можно было отнести к тактическому приему боя. Минировали траншеи, блиндажи, другие сооружения минами нажимного действия и минами-ловушками с тем, чтобы затруднить противнику использование его же траншей и оборонительных сооружений. Или же для прикрытия отхода, что чаще стало происходить в заключительный этап войны. Известен факт, когда после успешного сражения у Самбре (5–7 июня 1918 года) союзники не смогли преследовать поспешно отходящих немцев, и немецкие командиры смогли превратить бегство в планомерный отход.

Однако специально разработанных противопехотных мин еще не было. В качестве мин использовали обычные артиллерийские снаряды, в которых артиллерийский взрыватель заменялся на специальный взрыватель нажимного действия, часто на основе обычного снарядного взрывателя. Эти снаряды обычно зарывали на дне траншеи, или в полу оборонительного сооружения, или на дороге.

Немцы, кроме того, использовали взрыватели замедленного действия, которые взрывали снаряд в течение 48 часов, после того как он приведен в действие. Такие мины («адские машины», как тогда было принято говорить) было невозможно обнаружить. В ряде случаев это приводило к отказу французских и английских солдат возвращаться в свои окопы.

Знаменательным годом в развитии минного оружия явился 1916 год, когда 15 сентября 32 английских танка впервые атаковали позиции немцев на реке Сомма. Успех был потрясающим – немецкий фронт был прорван по ширине в 5 км и в глубину до 40 км. Новому оружию было нечего противопоставить. Пулеметы были бессильны против брони, полевые пушки эффективно бороться с танками не могли, специальных противотанковых пушек еще не было.

Единственным средством в тот момент, способным остановить танки, оказались мины. Сначала немцы поступали просто – врывали в землю вертикально артиллерийские снаряды, взрыватели которых оставались выше поверхности земли. Это были первые противотанковые противогусеничные мины. Затем немцы импровизировали много типов мин, включая деревянную ящичную мину. Мины взрывались от нажатия гусеницы танка или с пульта управления.

Однако противотанковые мины, импровизированные из снарядов или изготавливающиеся во фронтовых условиях солдатами, были очень ненадежны и опасны в применении. В Германии была срочно разработана и внедрена в промышленное производство стандартная противотанковая мина с 3,6 кг пироксилина. Взрыватель срабатывал под давлением гусеницы танка. Использовался и способ установки мин перед проволочным забором в двух метрах от него в сторону противника. К каждому третьему столбу забора привязывалась проволока, идущая к ящику со взрывчаткой, закопанному в двух метрах от забора. Когда двигающийся танк сваливал столб забора, заряд взрывчатки взрывался под днищем танка, уничтожая машину и экипаж. Эту простейшую мину следует считать первой противотанковой, противоднищевой миной.

Хотя первый успех танковой атаки сентября 1916 года оказался весьма скромным в итоге и настоящий успех к танкам пришел лишь во время сражения при Камбрэ в ноябре 1917 года, немцы оказались весьма предусмотрительными и начали фабричный выпуск противотанковых мин в декабре 1916 года. До конца войны они выпустили их почти 3 млн штук. Немцы после войны подсчитали, что потери союзнических танков от мин были очень существенны: англичане потеряли на минах до 15–28 % своих танков.

Известный немецкий генерал-теоретик и практик применения танковых войск Второй мировой Г. Гудериан в своей книге «Внимание, танки!» (1937 год) указывал, что только с конца июля 1918 года по конец войны (ноябрь 1918 года) французы на минах потеряли 3 танка типа «Шнайдер», 13 танков типа «Рено» и по невыясненным причинам (предположительно на минах) еще 1 танк «Шнайдер» и 70 танков «Рено».

Немцы же первыми пришли к выводу о том, что мины могут дать успех при выполнении двух обязательных условий:

1. Мины следует устанавливать длинными рядами и в два-три ряда; отдельно установленные мины или небольшие группы мин неэффективны.

2. Минное поле должно прикрываться огнем пулеметов и артиллерией; что исключает эвакуацию экипажа поврежденного танка и не позволят организовать буксировку танка в тыл; артиллерия добивает поврежденный танк.

Немцы выработали и первый стандарт противотанкового минного поля.

Успехи немецкого минного оружия заставили союзников озаботиться средствами преодоления минных полей. В 1918 году англичане на базе танка «Mark V» создают танк-тральщик. Он толкал впереди себя несколько тяжелых катков. Этот трал был разработан механизированной полевой ротой королевских инженеров (Mechanical Field Company, Royal Engineer) из Крайстчерча в Дорсете.

Союзники, полагая, что появление немецких танков не заставит себя долго ждать, также предприняли меры по разработке противотанковых мин. Англичане выпустили три образца мин – первый в виде отрезка трубы, второй из артснаряда, третий – ящичная мина. В начале 1918 года Экспериментальное отделение королевских инженеров (Experimental Section of the Royal Engineers) разработало мину для использования против немецких танков, которые начинали появляться на поле боя.

Следует заметить, что усилие срабатывания как немецких, так и английских мин периода Великой войны не превышало 45–50 кг и они могли срабатывать при наступании на них человека. Эти единичные случаи породили позднее среди военных историков ошибочный тезис о том, что противопехотные мины изначально появились как средство защиты противотанковых мин.

22 марта 1918 года немецкие танки, наступавшие на Гозенкур, наткнулись на английское минное поле, потеряли пару машин, после чего экипажи отказались двигаться дальше. Пожалуй, самый грандиозный успех противотанковые мины имели в марте 1918 года, когда наступающие 35 танков «Mark Vs» американского 301‑го тяжелого батальона (301st Heavy Battalion) наткнулись на это же самое минное поле, о котором все забыли. Американцы в этой атаке потеряли на минах 10 танков. Английские мины здесь представляли собой минометные мины, усиленные каждая 23 кг аммотола (аммонита), что приводило к проламыванию тонкого днища машин и гибели экипажа.

Союзники также своевременно предупредили Россию о возможности применения немцами танков на Восточном фронте. Под давлением союзников в России срочно были разработаны несколько образцов противотанковых мин и налажено их фабричное производство. Русские мины оказались более совершенными, нежели английские Все они были самовзрывного типа. Мина конструкции Ревенского была противогусеничная с взрывателем нажимного действия. Мины Драгомирова и Саляева имели взрыватель наклонного типа и взрывались как под гусеницами, так и под корпусом танка, уничтожая и экипаж, и машину. Однако на русском фронте немецкие танки так и не появились.

Мины-ловушки: смертельное остроумие. Однако мины нашли довольно широкое применение в иной ипостаси, а именно как солдатское средство мести за погибших товарищей, способ выплеснуть накапливающееся раздражение, усталость от войны, отражение личной ненависти к солдату противной стороны, даже своего рода развлечение, циничный солдатский юмор. На войне такие мины малоэффективны. Скорее, это оружие для террора противника. Вот что писал в те дни один из немецких офицеров:

«Люди в траншеях тратят целые дни, превращая каждый блиндаж в смертельную ловушку, и наиболее невинные вещи становятся адскими машинками. Некоторые блиндажи взлетают на воздух при открывании дверей. Чертежный стол с несколькими лежащими на нем книгами – ловушка, и от каждой книги тянется электропровод к заряду, способному уничтожить взвод. Граммофон, оставленный на столе и играющий пластинку, тоже ловушка, и он взорвется, когда мелодия закончится. Разбросанные груды банок тушеной говядины превратились в дьявольские снаряды гибели. Перед траншеями кладут сотни мин натяжного действия… Действительно, я никогда не думал, что британский томми обладает такой дьявольской изобретательностью».

М. Кролл пишет, что такое использование мин и не только их, нацеленное лишь на причинение потерь противнику вне их тактического применения и чисто военной необходимости вообще характерно для Первой мировой войны, которую он называет грандиозной бойней.

В блиндаже, только что отбитом у врага, на столе стоит обычный телефон. Входит солдат, телефон начинает звонить, побуждая снять трубку. С одной стороны, сделать это – стереотипная бессознательная реакция (условный рефлекс) цивилизованного человека, с другой – кто откажет себе в удовольствии сообщить звонящему (звонит-то явно вражеский офицер, полагающий, что в блиндаже еще свои солдаты) что-либо вроде: «А мы уже здесь, привет». Жертва не догадывается, что на самом деле это звонок из потустороннего мира, куда ее сейчас и приглашают. На столе стоит не телефон, а мина-сюрприз, провода от которой подведены к двери, и открывший дверь сам заставил телефон звонить. Снятие трубки приведет к взрыву.

Приоткрытый ящик стола. В нем видны бумаги. Естественная реакция – открыть ящик и посмотреть, что за бумаги. Мина-ловушка только этого и ждет. Взрыв.

На плите стоит кастрюля с приоткрытой крышкой. В ней явно что-то вкусное. Но стоит приподнять крышку – и желание покушать навеки останется последним желанием солдата. Притаившаяся в кастрюле мина стережет свою жертву.

Зима, в нетопленом доме открыта дверца печки, откуда видны дрова. Остается лишь сунуть туда зажженную спичку – и скоро станет тепло. Настолько тепло, что уже никогда бойцу не будет холодно. В печке притаилась мина, которая готова взорваться, как только до ее датчика цели доберется огонь.

У двери валяется опрокинутый стул, мешая пройти. Но стоит его приподнять или отодвинуть, как прогремит взрыв.

Следует заметить, что ранение или уничтожение солдата противника, как это ни покажется странным, не является основной задачей противопехотных мин и мин-ловушек. Они служат лишь средством для того, чтобы заставить солдат бояться мин, развить в них минный страх. Именно этот страх как раз и решает основную задачу мин – остановить противника, заставить его отказаться от определенных действий, например от использования помещений, оставленных машин, снаряжения, оборудования, бытовых предметов.

Часть 6
Поиск новых средств и способов прорыва позиционной обороны. Новые формы борьбы

Ход этой войны оказался абсолютно непредсказуемым для политиков и военных. Перед войной среди военных специалистов считалось общепринятым и очевидным, что война должна быть закончена тем же оружием, что и начиналась («коней на переправе не меняют»). Но развитие событий на фронтах оказалось столь неожиданным для всех воюющих сторон, что заставило срочно искать новые тактические приемы и лихорадочно разрабатывать принципиально новые виды оружия.

Ведь позиционная война никем не планировалась и не предвиделась. Большая часть пехотного вооружения того времени была рассчитана на дальность стрельбы больше километра. Войска тренировались в стрельбе на максимальные дальности. Траншейная война внесла свои коррективы. Мощное и дальнобойное оружие применялось практически вплотную, в упор. Участились рукопашные схватки. Пулеметы и шрапнель выкашивали целые пехотные подразделения. В сражении при Монсе процент ранений среди немецких солдат, атакующих британские позиции в тесных порядках, был просто ужасающий. Как потом выяснилось, винтовочные пули при стрельбе на дистанции менее 1000 метров пробивали двух-трех человек, при стрельбе в упор – до шести-семи человек!

Ужас траншейной войны

В первый момент полуторамиллионную германскую армию, казалось, ничто не могло остановить. Она потеснила французов по всему Западному фронту и 31 августа прорвала в сражении у Монса оборону малочисленного Британского экспедиционного корпуса. Однако уже в сентябре французам удалось остановить немцев в сражении на Марне. Обе стороны, зарывшись в землю, построили обширные системы окопов. Эта линия окопов протянулась на 700 км через всю Францию. Окопной войне на Западном фронте было суждено продлиться целых четыре года. Бои велись месяцами. Командование то и дело бросало войска в наступление, и один день уносил жизни десятков тысяч людей, погибших ради жалкого клочка земли. Почти до самого конца войны линия фронта не смещалась больше чем на 65 км в ту или иную сторону. Массированные наступления союзников (главным образом, французов) в 1915 году сопровождались огромными людскими потерями, не принося заметных успехов.

Когда боевые действия затянулись, часть северо-запада Франции оказалась захваченной противником и началась жестокая траншейная война, в которой противостояли огромные людские массы, со значительными потерями, цветы со стволов винтовок исчезли, уступив место критической ясности. Многие тогда заметили, как они позволили себя «оболванить» лживой пропагандой. Речь больше шла не о «самой последней» из войн – чтобы наступил вечный мир! – а о том, чтобы стать подопытными мышками для ужасных машин для убийства и пушечным мясом, для того, чтобы грудь нескольких генералов засияла медалями. «Свежая и веселая» война обернулась для всех ужасающей бойней, в которой погибло огромное число мужчин в расцвете лет.

С русской стороны первые успехи скоро сменились поражениями. Наглядно предстали все пороки существующего строя: бездарное высшее командование, практически отсутствующее военно-техническое обеспечение, невероятный расцвет спекуляции и казнокрадства в тылу. Чтобы помочь союзникам на западе, русский генштаб отправлял в атаку на немецкие позиции, ощетинившиеся пулеметами и пушками, солдат, вооруженных винтовками с несколькими патронами, часто без артподготовки (из-за нехватки снарядов). «Костлявая с косой» собирала обильный урожай. Миллионы убитых и раненых на русском фронте вызывали все более глубокое возмущение в обществе.

Русская гвардия пострадала особенно сильно. Полковник лейб-гвардии Финляндского полка Дмитрий Ходнев: «К февралю 1917 года, понеся за время войны страшные потери, гвардейская пехота как таковая почти перестала существовать! «Старых» – кадровых офицеров, подпрапорщиков – фельдфебелей, унтер-офицеров и рядовых «мирного» времени, получивших в родных полках должное воспитание – «добрую закваску», понимавших и свято хранивших свои традиции, видевших мощь, славу, величие и красоту России, обожавших царя, преданных ему и всей его семье, – увы, таких осталось совсем мало! В действующей армии, в каждом гвардейском пехотном полку насчитывалось человек десять-двенадцать таких офицеров (из числа вышедших в поход 70–75) и не более сотни солдат (из числа бывших 1800–2000 мирного времени). В каждом бою гвардейская пехота сгорала как солома, брошенная в пылающий костер. Перебрасываемая постоянно с одного участка фронта на другой… посылаемая… в самые опасные, тяжелые и ответственные места, гвардия все время уничтожалась…» Можно предположить, что если бы удалось сохранить гвардию, то, возможно, результат Октябрьского переворота получился бы совсем иной (если бы он вообще оказался возможным).

Выход России из лагеря Антанты был компенсирован вступлением в войну Соединенных Штатов, но боевой дух солдат союзников упал, так как теперь все осознавали абсурдность этой всеобщей бойни и, кроме того, находились под влиянием взорвавшейся русской революции. В апреле 1917 года на французском фронте вспыхивали массовые солдатские бунты, жестоко подавлявшиеся.