Текст книги "Тьма"

– Едем в Верхнеоральск!

– В Верхнеоральск? Это где же?

– Да тут неподалеку. Километров пятьсот к югу. Часов за шесть-семь докатим. Дорога хорошая, погода тоже… Так что, Ванечка, собирайся. Сегодня же и двинем.

– Но что там делать?

– Да… – неопределенно промямлил Мишка. – Дела некоторые у меня там.

– У тебя! А у меня и знакомых в этом Верхнеоральске не имеется. С какой стати?..

– Мы же с тобой вроде как компаньоны.

– Помощь, что ли, нужна?

– В некотором роде.

– Но ты же знаешь: я коммерцией не интересуюсь.

– Да это и не коммерция…

– А что же? Ты расскажи толком.

– Видишь ли. В этом Верхнеоральске живет один человек, который интересуется старопечатными книгами. Типа, коллекционирует. Денег у него полно, и он время от времени что-нибудь подкупает. Но, по правде говоря, волокет он в этом, в книгах старых, то есть не очень чтобы… Так что ему нужна консультация знающего человека. Тебя, например.

– Повторяю, торговля не для меня.

– А я и не заставляю тебя торговать. Расскажешь пару исторических анекдотов, потом покажешь товар лицом, а уж остальное за мной.

– Я думал, ты продашь книги знающим людям.

– Откуда сейчас знающие?! Откуда?! Все только деньги вложить желают во что-нибудь стоящее. Я тут, у нас, походил, позвонил… Интересует многих, но цена, видишь ли, слишком высока. Я говорю: так и расходы велики. Ездили черт-те куда. Страдали, мокли под дождем, утопали в болоте, подвергались нападениям диких зверей…

– Ну, хватил!

– А чего?.. Медведь же был! Чуть не сожрал нас, гад! Короче, говорю, это вам не по здешним трущобам шнырять. Но народ нынче тертый. Его словесами не пронять. Соглашаются: мол, да, конечно… понимаем… Но извини, Мишенька; слишком ты круто заценил. Уступи, тогда купим. И цену предлагают бросовую.

– Так отвези в Москву.

– В Москву… Можно, конечно. Но и там не лохи. Повторится та же история. К тому же дорога… На самолете везти опасно, поездом накладно… А этому верхнеоральскому деятелю загнать два-три тома – самое то. Для почину, так сказать. Я давно приметил: стоит начать продажу, а потом клиенты сами прибегут. Я, кстати, этому черту уже звякнул. Ждет он нас. Так что вперед!

– Слушай, Мишка. Я к тебе в подручные не нанимался, – уже сдаваясь, проговорил Иван. – У меня свои дела, своя жизнь. Да и вообще, торговать стариной мне претит.

– А кушать хлеб с маслом не претит? Кончай ломаться. От тебя что требуется? Корочки показать, да щеки потуже надувать. А дальше мои проблемы.

– Кто он такой, этот твой клиент?

– Да поп местный. Отец Владимир. Тот еще гусь. Жучила! Но деньги дает хорошие. Заодно посмотришь его коллекцию. Книг немного, но большинство – стоящие. Причем не только церковные. Есть, например, «Уложение» царя Алексея Михайловича, неполный «Дон Кихот» издания Эльзевиров [9]9
  Эльзевиры – семья нидерландских книгоиздателей XVI–XVIII вв., выпускавших книги, доступные массовому читателю. Эльзевирами также называются малоформатные издания.


[Закрыть], кажется, начало восемнадцатого, «Библия» с гравюрами Дорэ. Словом, подборка неплохая. Вот и глянешь…

Могучие сосновые боры, стеной стоявшие по обе стороны дороги, скоро кончились. «BMW» несся по шоссе меж пологими холмами, среди которых то тут, то там мелькали голубые блюдца озер. Время от времени машина проезжала мимо деревень, где вдоль дороги местные жители продавали всякую всячину: картошку, редиску, лук, яйца и мясо. Тут же торговали пирожками, жарили шашлыки, поили чаем из огромных самоваров. Словом, все было подчинено интересам проезжающих.

Начинался Южный Урал. Если верить Нострадамусу, где-то среди этих холмов и перелесков таился лжемессия. Иван хмыкнул…

– Ты чего? – встрепенулся Мишка.

– Да так… А ты бывал в этом Верхнеоральске?

– Два раза. Городишко крохотный. Промышленности, насколько я понял, никакой. Видок у него – как при царе Горохе. Там и домов-то современных почти нет. Центр сельскохозяйственного района. Но живут крепко.

– За счет чего же?

Мишка пожал плечами:

– Кто его знает. Может, благодаря собственным подворьям. Поросят выращивают, телят… А мясо на продажу возят в Соцгород. Он совсем недалеко. Кроме того, граница с Казахстаном рядом. А значит, контрабанда… Или воровство…

– Как это?

– Очень просто. В Казахстане воруют скот и переправляют в Россию. А тут перерабатывают на колбасу. Народ нынче ушлый.

– А этот отец Владимир?..

– Служит в тамошней церкви. Видный мужчина из себя. Однако попивает, похоже. Со скуки, видать. Понятное дело: никаких развлечений. Разве что по бабам бегать. Так за это дело попадья его скалкой лупит. Стервозная особа, между нами. Детей у них нет. Вот он от безделья книжки и решил коллекционировать. Сейчас все что-нибудь собирают, – Мишка хохотнул. – На наше счастье.

Верхнеоральск – городок в прошлом казачий. Но найти в нем что-либо стоящее – это вряд ли. Может, шашка какая сыщется… или обрез. Но больше всего там утюгов. Знаешь, в которые уголья закладывают. Ими пользуются и по сей день. Представляешь?! И в Туву ездить не нужно. Древний быт, вот он, под боком. Кстати, там тоже староверы живут… Или жили. Отец Владимир рассказывал. Деловой он мужик, хотя и выпивоха. Мясопереработку имеет – колбасу делает, пельмени… Вроде еще молоком подторговывает.

– Это как?

– Да очень просто. Имеет с десяток голов крупного рогатого скота. Не сам доит, конечно. Тем более не супружница его. Нанимает людей. Пастух, доярки… все такое. А надои сдают на молокозавод. – Мишка оторвал ладонь от руля и потер большой палец об указательный, словно пересчитывал деньги. – Нормальный бизнес.

– А между делом проповеди читает, – язвительно заметил Иван.

– А чего… Все – путем! Так и нужно жить. Нести и телесное, и духовное в массы.

Пейзаж постепенно изменился. Вместо холмов и озер по обе стороны шоссе теперь лежала распаханная степь, на которой то там то сям, словно бородавки, торчали березовые колки.

Иван равнодушно глазел по сторонам, размышляя: за каким чертом его потянуло в этот неведомый городишко. Сидел бы дома, в Свердловске, копался бы в книгах… А тут едет… Куда, зачем?..

«А может, все это неспроста? – нашептывал внутренний голос. – Может, это путешествие – часть какого-то тайного плана, вернее, интриги, в которую его втягивают. Или уже втянули? Но кто? И зачем?»

Его не покидало родившееся в последнее время, однако уже крепко сидящее в подсознании ощущение: некто манипулирует им, дергает за невидимые ниточки, заставляя двигаться, да что там двигаться, думать по заданной схеме. Ощущение это возникло еще там, в Туве, в чащобах… Дорога сквозь бурелом в заброшенный скит; восьмиконечный крест на коньке; черные тома… Словно те, кто некогда касался этих книг, тянут к нему свои руки из дремучих веков, пытаются подцепить костлявыми пальцами, направить в ведомом только им направлении.

– По шашлычку? – неожиданно прервал поток смутных мыслей голос Мишки.

– Чего? – не понял Иван.

– Подкрепиться, говорю, надо бы. Сейчас на пути возникнет деревенька. В ней шашлычки отменные жарят. На любой вкус. Из баранины, из свинины… Можно и из собачатины заказать, – он сочно засмеялся. – Ты какой предпочитаешь? Я лично свиные люблю, да чтоб пожирнее. Съедим по паре. Ты пивком запьешь, а я компотом или кофеем. Ехать еще прилично, так что нужно подхарчиться.

Иван, естественно, не возражал.

Шашлыки и вправду оказались неплохи. Они сидели в небольшом зальце, переделанном из строительной бытовки. Иван пил пиво, а Мишка дожевывал последний кусок сочного мяса.

– Еще по одному, что ли? – неуверенно произнес он. – Ты как?

– Мне хватит.

– А я, пожалуй, приму последний.

Но, видно, Мишка не рассчитал своих сил. Съев половину, он утробно рыгнул, глотнул клюквенного морса и сообщил:

– До упора. Больше не лезет.

– А ты найди в себе ресурс.

– Какой тут ресурс. Налопался от пуза. Глаза только не сыты. Ну, если один кусочек. – Он оглядел внутренности зальца. Поодаль, за столом сидели три парня, по виду кавказцы, и, сдвинув головы, о чем-то таинственно шептались. В дальнем углу дремал пьяный.

– Нормально, Иван Петрович… Я говорю: нормально живут. – Он кивнул в сторону буфетчицы, уставившейся в экран маленького телевизора, по которому шел какой-то сериал. – И шашлыки тебе, и водка… А хочешь – пиво трескай. Или, допустим, коньяк. Даже вон виски имеется. Капитализм! А раньше… И вспоминать тошно. На дороге пусто. Разве пирожок с картошкой купишь, да и то – из-под полы. Опасались, стереглись… В каждом покупателе мента подосланного видели. Частное предпринимательство не приветствовалось. Ты вот мне скажи, – неожиданно перевел он разговор, – сколько в своем универе зарабатываешь?

– Все мои.

– А все же?

– Меньше твоего. Намного.

– Это понятно. А больше не хочешь?

– С твоей, что ли, помощью?

– Хотя бы. Я вот не понимаю этого целенаправленного сиротства. Ладно, когда один. А заведешь семейство? Жена, детки по углам… И все жрать просят. Причем жратву подавай повкусней. Но, как говорится: не хлебом единым… Накормишь, нужны будут тряпки, тачка… Да поехать на отдых куда-нибудь захочется. Хотя бы в Турцию. А откуда бабульки? Кандидатам нынче много не платят. Так давай ко мне. Как раз компаньон нужен. Объемы растут, за товаром пригляд требуется. Раз в пять больше зашибать будешь, а то и в десять. Я к тебе пригляделся. Ты меня устраиваешь. А излишне щепетилен… Так это явление временное. Быстро пройдет.

– Ты думаешь?

– Уверен! Все в основном одинаковы. Всем нужны деньги, и чтобы их было побольше. Нет, я понимаю, встречаются и исключения. Но таких мало. Крайне мало! Так что?

– Надо подумать.

– Ну думай, думай… С другой стороны, тебе никто не мешает заниматься наукой. Да ради Бога! Только на пользу пойдет.

– Это как же совместить?

– Другие же совмещают. Я же тебе рассказывал про попа, к которому мы едем. И мясопереработка у него имеется, и молочная ферма… И молиться не мешают. Еще как кадилом машет. Я сам видел. Святой человек, одним словом. Но вот в коммерции своего не упустит. Побольше бы таких.

– И что тогда?

– Тогда знамя капитализма, не знаю уж, какого оно цвета, но точно не красного, в полную силу заплещется над нашей многострадальной родиной. А то вроде взвилось и тут же сникло. Опять взвилось – опять сникло. А нужно, чтоб реяло постоянно.

В Верхнеоральск приехали под вечер. Перед самым городом их застигла гроза. Кучевые облака, весь день без толку болтавшиеся в небесах, сгустились, почернели и превратились в тучи, похожие на клокастых верблюдов, которые повисли над самой землей, словно прилегли на отдых. Первая капля шлепнулась на ветровое стекло, напомнив видом делящуюся амебу, какой ее рисуют в учебниках биологии. Затем сверкнуло, послышался слабенький гром, будто груда пустых консервных жестянок рухнула на землю. И полило! Мириады капель слились в единый поток. Машина неслась по асфальту, как по реке, а сверху изливались водопады. Молнии пронзали тучи и впивались в раскисшие поля, и Ивану казалось: одна из них вот-вот ударит в машину. Та же мысль, видать, появилась и у Мишки, потому что он спросил:

– А если в нас попадет?

– Ничего не будет, – авторитетно заметил Иван. – Ведь машина заземлена.

Мишка с сомнением покачал головой, но развивать тему не стал, а только снизил скорость.

Гроза кончилась так же внезапно, как и началась. Тучи унеслись на юг. Умытые небеса вновь заблистали фарфоровой голубизной.

– И в жизни так же, – неожиданно заявил Мишка.

– Ты о чем? – не понял Иван.

– Да о дожде. Бывает, неприятностей и не ждешь вовсе, а они тут как тут. Наползут как тучи, и кажется, нет им конца. А пройдет малость времени, и рассосутся, словно их и не было.

– Глубокая мысль, – прокомментировал Иван.

– А ты не смейся, а лучше бери на вооружение. Никогда не стоит отчаиваться. Все, как известно, проходит.

Городок оказался именно таким, каким его представлял Иван по рассказам Мишки, старым, грязноватым и каким-то скособоченным. Возможно, это ощущение возникало потому, что на пути им встретилась пара-тройка древних особнячков, подпертых для устойчивости громадными деревянными сваями. И еще одна деталь удивила Ивана. На улицах Верхнеоральска было слишком многолюдно. То тут, то там встречались группки о чем-то оживленно переговаривавшихся и размахивавших руками граждан. Если бы, скажем, это явление наблюдалось в каком-нибудь крупном городе накануне ответственного футбольного матча, тогда все было бы понятно. Но здесь, в степной глуши, в час, в который население должно сидеть перед экранами телевизоров и напряженно взирать на похождения ментов на Улицах разбитых фонарей, подобная социальная активность казалась странной.

– Как думаешь: чего это они митингуют? – недоуменно спросил Иван у Мишки.

– Выпили, видать, – авторитетно ответил Гурфинкель. – Сегодня, кстати, какой день?

– Суббота, кажется…

– Тогда все ясно! Престольный праздник у них. Знаешь: такое религиозное мероприятие.

– Что-то не похоже, – в сомнении заметил Иван. – Если бы религиозное мероприятие, тогда бы они просто шатались по улицам и орали песни, а тут, ты посмотри, о чем-то спорят.

– Ничего не значит, – засмеялся Мишка. – Может, просто ведут дискуссию о Символе Веры. Или выборы в местную администрацию проходят… Сейчас разберемся. Отец Владимир наверняка в курсе.

«BMW» медленно ехал по улице, то и дело притормаживая и даже останавливаясь перед кучками людей, которые, только когда машина подъезжала к ним вплотную, неохотно расступались. Наконец впереди показались голубые купола храма. Возле церкви стояло особенно много народу.

– Я же говорю, празднуют, – удовлетворенно констатировал Мишка. – Как там у Ильфа и Петрова в «Золотом теленке»?.. «Праздники такого рода, – разъяснил водитель «Антилопы», – часто бывают у селян».

– Молодец, помнишь классику! – одобрил Иван. – И все-таки могу поспорить, здесь нечто иное.

Машина обогнула церковную ограду и остановилась перед добротным двухэтажным домом из красного кирпича.

– Приехали, – сообщил Гурфинкель. – Вот его хоромы. Пойдем навестим служителя культа.

Они поднялись на крыльцо, по обеим сторонам которого имелась ажурная кованая решетка, и Мишка нажал на кнопку звонка.

Иван услышал, как где-то в глубине дома раздалось мелодичное бряцание, но никто не открывал. С полминуты Мишка ждал, потом снова надавил кнопку. И вновь никакой реакции не последовало.

– Не вовремя приехали, – насмешливо заметил Мишка. – Трахаются, видать… Придется вам, святые угодники, прервать акт. Неудобно, конечно, но куда же нам деваться.

– Может, ушел куда? – предположил Иван.

– Куда он, к черту, мог уйти?! Гулять, что ли? Не верю! К тому же в доме он не один. Есть еще матушка, как там ее величают? Кажется, Верой. Да и прислуга имеется. – И Мишка вновь стал звонить.

Наконец за дверью послышалась возня, и она слегка приоткрылась. В проем просунулась голова, повязанная платочком, принадлежащая, по-видимому, существу женского пола.

– Кого нужно? – хмуро спросила голова.

– Отца Владимира, – ответил Мишка.

– Нету его.

– Как это нет?! – возмутился Мишка. – Мы договаривались… Нам назначено.

– Кого там нечистый принес, Фрося? – расслышал Иван женский голос, раздавшийся откуда-то из глубин дома.

– Говорят: назначено.

Дверь раскрылась чуть шире. На пороге возникла миловидная молодая дама в махровом халате. Голова ее была повязана банным полотенцем.

– Вам кого, ребята?

– Во-первых, с легким паром, – сказал Мишка. – Здравствуйте, матушка. Мы с отцом Владимиром договаривались о встрече. Именно сегодня. Приехали издалека. Тащились, можно сказать, целый день, и вдруг такой облом. Куда же он, матушка, делся? Уж не вознесся ли?

Однако Мишкина шутка отнюдь не вызвала смеха. Напротив, обитатели дома, похоже, испугались. Женщина в платочке поспешно перекрестилась, а лицо попадьи перекосилось, как от зубной боли. Она с испуганным недовольством оглядела приезжих, потом распахнула дверь:

– Хорошо, заходите.

Мишка, а следом за ним Иван прошли в просторный, прекрасно обставленный холл.

– Садитесь пока… – попадья указала на кожаные кресла. – Вы, ребята, не вовремя прибыли.

– Что значит не вовремя? – Мишка, похоже, разозлился. – Мы же не просто так прикатили, а по делу. Серьезному делу! И заранее сговорились. Мы люди деловые и ответственные. Так что отведите нас к отцу Владимиру.

– Я понимаю… – тон попадьи смягчился. – Но отец Владимир… Как бы выразиться поделикатнее… Заболел.

– Как заболел? Когда мы вчера созванивались, он был совершенно здоров. Вы поймите, матушка, мы проехали тысячу километров (тут он загнул)… даже с лишним. Конечно, я понимаю: болезнь есть болезнь… И все же… Неужели он так плох, что мы с ним не можем пообщаться?

И попадью словно прорвало. Миловидное ее лицо вдруг стало злым и плаксивым.

– У нас тут такое творится! – почти завизжала она. – Такое!!!

– А что, позвольте узнать, у вас происходит?

– Светопреставление! – завопило существо в платочке, при ближайшем рассмотрении оказавшееся сухонькой старушенцией с чрезвычайно постным выражением лица. – Истинное светопреставление!

– Пожалуйста, сообщите подробности, – настаивал Мишка. – И скажите: пока мы к вам добирались, обратили внимание на некое смятение в здешних умах. То есть по улицам вашего города бродят людские толпы, машут руками, что-то сбивчиво толкуют… Как это все понимать?

– Вот-вот, и я об этом же, – горячо заговорила попадья. – Тут у нас такие дела творятся, такие дела!..

– Поконкретнее.

– Началось все несколько дней назад…

И попадья сбивчиво, однако более или менее последовательно и не слишком перевирая, поведала о событиях, которые читатель и так знает.

При рассказе об оживлении на кладбище тела Толика Картошкина на лице Мишки появилась скептическая усмешка, а Иван насторожился, а когда повествование попадьи пошло до событий в храме, Мишка откровенно ухмылялся. Однако попадья не обращала внимания на подобные проявления сомнения. Судя по всему, ей просто очень хотелось выговориться.

– Так говорите, матушка, отец Владимир в воздух поднимался? – едва сдерживая смех, переспросил Мишка.

Попадья молча кивнула.

– Истинная правда! – заверещала постная старушка. – Своими глазами зрела.

– И высоко ли?

Тут до попадьи, похоже, дошло, что ей как будто не верят.

– Я бы, ребята, и сама засомневалась, если бы мне кто-нибудь подобное рассказал, но все видели… А про Картошкина тоже правда… Вот матушкой Богородицей клянусь, – и попадья перекрестилась.

– И кто же за этим, по-вашему, стоит? – поинтересовался Иван.

– А стоит один проходимец, – тут же ответствовала попадья. – Мужчина средних лет, зовут Шуриком, длинноволосый, с бородкой, ходит в джинсовой одежде… Собрал вокруг себя шатию из местных алкоголиков, шатается по городу и народ смущает. Да вы сами видели… Вызывает народные волнения.

– Но если судить по вашим рассказам, – снова перехватил инициативу Мишка, – он чудеса творит.

– Не знаю, какие уж чудеса, скорее их можно назвать мерзостями.

«Ну, вот предсказание и сбылось, – думал Иван. – Выходит лжемессия все же объявился! Неужели подобное возможно? Значит, Нострадамус или кто-то другой, сделавший предсказание, оказался прав. Но почему сейчас? И как могло случиться, что именно в этот момент он, Иван Казанджий, оказался рядом? Совпадение? Но вряд ли подобные совпадения возможны. Сначала к нему в руки попадает книга пророчеств, и как только он с ней знакомится, одно из пророчеств начинает сбываться. Как пишет желтая пресса: «Невероятно, но факт!» Нужно познакомиться и пообщаться с этим лжемессией, или кто он там на самом деле…»

И тут случилось следующее.

В проеме двери в холл возник сам отец Владимир – чернобородый красавец с солидным брюшком. Выглядел он довольно своеобразно. Из одежды на священнике имелись только синие трусы и майка фирмы «Аdidas», зато на груди болтался золотой наперстный крест на массивной цепочке. Длинные волосы страшно всклокочены, взор дико блуждал.

Попадья тихонько воскликнула: «Ах!»

– Истинно реку вам!.. – возгласил отец Владимир и поднял указательный палец правой руки к потолку. – Истинно реку: явился Антихрист! Да, Антихрист! А с ним глад, мор, геенна огненная, звери из моря, саранча и скорпионы…

Он замолчал, окинул присутствующих отсутствующим взглядом, и было заметно – мысли его где-то очень, очень далеко.

– Ну вот, приехали, – констатировал Мишка. – Ку-ку!

6

В последнее время в средствах массовой информации довольно часто упоминается имя Григория Грабового. Этот, как его величают некоторые, «светлый маг», оказывается, готов воскресить погибших в Беслане, стоит лишь собрать энную сумму. Каким образом он это сделает, остается неясным, однако часть тех, чьи родственники, в первую очередь дети, погибли в ходе бесланских событий в сентябре 2004 года, видимо, уверовали в подобную возможность. В беседе с представителями «светлого мага» «уверовавшие» настойчиво интересовались, в каком виде вернутся к ним дети, как они будут выглядеть и т. д. Нам инициатива «светлого мага» кажется весьма сомнительной. Пока что не известно ни об одном подлинном воскрешении умерших с помощью каких-либо манипуляций, заклинаний или молитв. Как известно, успешно воскрешал мертвых лишь Иисус Христос. Хотя Грабовой называет себя новым воплощением Сына Божьего…

Выдержка из статьи «Черная магия

и ее разоблачение»,

журнал «Оракуляр» № 10, 2005 г.

Жила-была в Верхнеоральске молодая семья по фамилии Соколовы. Муж – Соколов Гена – работал электриком на хлебокомбинате, жена – Соколова Света – продавала косметику и парфюмерию в верхнеоральском универмаге, именуемом нынче «Купеческий пассаж». Имелся еще и Соколов Слава – ребенок трех лет от роду. Вот об этом Славе и пойдет речь.

Надо же такому случиться, что Слава заболел. Он, попросту говоря, довольно сильно простыл после того, как соседская девочка Таня напоила его холодными сливками. День был жаркий. Слава находился под присмотром означенной Тани, поскольку родители в это время трудились в вышеуказанных организациях, а его родная бабушка Анна Григорьевна отлучилась из дому на часок-другой окучивать картошку и одновременно бороться с колорадским жуком. Слава играл в песке во дворе, а Таня сидела рядом и читала книжку. Но читала невнимательно, потому что была ответственной девочкой и старалась не спускать глаз с малютки. В один прекрасный момент ей стало жарко, она пошла в дом, спустилась в погреб и, нацедив себе в поллитровую банку сливок, вернулась во двор. Слава увидел, что девочка пьет, и потребовал дать и ему. Таня охотно согласилась, потому как сливки на ее вкус оказались чуть кисловаты. Малютка выдул почти всю банку и вновь отправился возиться в песке. А вечером он заболел.

Тут нужно заметить, что Слава не просто простыл, а подцепил не часто встречающуюся в наше время дифтерию. Поскольку ни в ясли, ни в садик он отродясь не ходил, то прививок ему не делали. То, что ребенок болен, заметили не сразу. Кашляет – и пускай себе кашляет… Однако к ночи поднялась температура. Кашель стал каким-то лающим, Слава сильно потел и скоро впал в забытье. Мать, едва дождавшись утра, побежала в больницу. На ее беду, стоял июль, городская медицина в основном пребывала в отпусках, и Светлана со Славой попали на прием к совсем молоденькой врачихе, и даже не врачихе, а практикантке, которая редкую болезнь не распознала, поскольку училась на «тройки», и, решив, что это обычная простуда, назначила малютке кальцекс и отпустила с миром. Однако таблетки Слава отрыгивал. Ему становилось все хуже, лающий кашель превратился в хрип, температура поднялась почти до сорока. Вызвали «Скорую помощь». Но к тому времени, когда она приехала, ребенок скончался, задохнувшись собственной мокротой.

Смерть Славы стала для семейства потрясением. Беременность у Светы проходила очень тяжело. Опасались выкидыша, мальчик родился недоношенным, и под вопросом стояло появление дальнейшего потомства. Тут же стали искать виновных. Теща в слезах призналась Гене, что отлучалась на картошку и ребенка доверила девчонке-несмышленышу. Начали по душам толковать с Таней. Всплыли злосчастные сливки… Короче, в смерти Славы оказался виновен не один, а сразу три человека, включая и бестолковую докторицу. Спросить по такому случаю не с кого. Нужно было хоронить усопшее чадо. И тут теща, Анна Григорьевна, вспомнила о последних событиях в Верхнеоральске и о факте оживления Толика Картошкина, благо он имел место всего лишь три дня назад. Гена ничего об этом не ведал, Света вроде слышала, но краем уха, зато Анна Григорьевна располагала подробной информацией. Она и рассказала: кто конкретно оживлял. Последняя надежда посетила сердца скорбящих родителей. Света схватила холодное тельце сына, завернула его в голубое покрывало и побежала к дому Картошкиных. Следом, захватив все имеющиеся в доме деньги (тридцать две тысячи рублей) и ценности (два золотых обручальных кольца, золотой кулон – сердечко с синим камешком, на золотой же цепочке, и старинные золотые серьги в виде полумесяцев), отправился и Гена, а теща унеслась к Картошкиным самой первой.

Стояла глубокая ночь, когда страдальцы остановились возле дверей, за которыми им виделось спасение. Света робко постучалась, но Гена чуть отодвинул ее и замолотил что есть силы. Дверь тотчас отворилась. На пороге стояла мамаша Картошкина, а из-за ее плеча высовывалась теща Гены. Мамаша жестом пригласила несчастных родителей в дом. Дальнейшие события представлялись им впоследствии, словно в каком-то тумане. Света прошла в горницу, где находились какие-то люди. Она развернула сверток и положила мертвое чадо на круглый стол, прямо в круг света, отбрасываемого абажуром. Посиневший труп младенца занял почти всю площадь столешницы. К телу подошел какой-то человек, потыкал его пальцем и отрицательно покачал головой. Люди в комнате загомонили. Гена достал всю имевшуюся при себе наличность, а также золото и положил рядом с мертвым сыном. Но человек, осматривавший тело, вновь покачал головой и заговорил.

По его словам, насколько их смогла запомнить Света, выходило, что душа мальчика уже не на Земле и возврату не подлежит.

Гена стал совать таинственному человеку деньги, но тот только отрицательно мотал головой.

Несчастным родителям не оставалось ничего другого, как покинуть дом Картошкиных.

Уже к обеду следующего дня весть о трагедии в семействе Соколовых, об их походе к чудотворцу (а именно так в народе стали называть «джинсового» Шурика) и об отказе того оживлять младенца разнеслась по Верхнеоральску. Передавали и слова чудотворца о душе ребенка, которая уже на небесах. Все это произносилось с благоговением, хотя имелись и такие, которые осуждали чудотворца за неумение или нежелание оживить младенца.

«Вот ведь какой! – саркастически толковали они. – Алкоголика (имелся в виду Толик Картошкин) вернул с того света, а невинное дитя не смог. А может, просто не захотел… И вообще, почему он, чудотворец этот, якшается только с разной швалью? Медом у них намазано, что ли? А с попом как поступил?! Насмехался над ним! По какой причине?! Чем отец Владимир плох? Красивый, язык подвешен… А истинно ли он верует или нет – кому какое дело?»

Как бы там ни было, все эти события вызвали огромное смятение в массах. Люди вышли на улицы (чему были свидетелями Мишка и Иван, как раз в этот день прибывшие в Верхнеоральск) и стали вести бесконечные дискуссии на одну и ту же тему: истинный ли чудотворец джинсовый Шурик или обыкновенный шарлатан. Некое напряжение, обозначившееся еще в тот день, когда был оживлен Толик Картошкин, постепенно нарастало.

Глава администрации Верхнеоральского района Степан Капитонович Огурчиков, если читатель помнит, именуемый в народных массах Огурцом, был крайне обеспокоен надвигавшимися на город роковыми событиями. Он одним из первых почувствовал их приближение. Опытнейший чиновник с многолетним стажем руководящей работы, Огурец, что называется, умел держать нос по ветру. Если поначалу Степан Капитонович увидел в событиях во вверенном ему районе происки затаившихся коммунистов, то теперь, и, похоже, не без оснований, предполагал вылазку террористов. Возможно даже, международных. На эту мысль его натолкнуло поведение начальника милиции Плацекина. Доселе казавшийся вполне надежным, майор повел себя весьма странно. Он получил конкретный приказ изолировать зачинщиков беспорядков, а вместо этого не только никого не задержал, а сам влился в их ряды. Так, по крайней мере, докладывали Степану Капитоновичу. Плацекин примкнул к активному ядру смутьянов, шатался с ними по городу… Побывал он и в церкви, где тоже имели место весьма странные события.

«Видимо, его подкупили, – решил Огурец. – И дали, судя по всему, весьма прилично. Иначе, чем объяснить такое поведение?»

Он попытался связаться с мятежным майором, однако из этого ничего не вышло. Дома Плацекина, естественно, не оказалось, а сотовый телефон не отвечал, поскольку был заблокирован. Еще одним рычагом воздействия на майора могла стать его жена, та самая толстая медичка, которая констатировала смерть Толика Картошкина. Однако и она отсутствовала. Тогда Огурец позвонил руководителю горздрава, но и тот не располагал никакой информацией. Мадам Плацекина в командировку не направлялась, отпуск не брала, в отгулы не уходила. Куда она делась – оставалось загадкой.

Конечно, то обстоятельство, что начальник милиции самовольно устранился от выполнения служебных обязанностей и, более того, повел себя весьма странно, чтобы не сказать противоправно, особого восторга у Огурца не вызывало, но и ничего невероятного он в этом не видел. Возможно, Плацекин и «оборотень в погонах», но остальные милиционеры продолжали нести службу. Именно из недр этой почтенной организации на рабочий стол Степана Капитоновича исправно поступали сводки о положении в городе. Огурец мог бы приказать – и пресловутого чудотворца и всю его компанию арестовали бы сию же минуту, но старый номенклатурный волк на этот раз вел себя куда осмотрительнее, чем вначале. К чему дразнить гусей? Он только что прочитал очередную служебную записку, в которой говорилось о трагедии в семействе Соколовых и об их попытке реанимировать умершего ребенка с помощью чудотворца. Естественно, ничего из этого не вышло, чего и следовало ожидать. Но это хороший повод показать населению, что оно стало невольной жертвой обычного шарлатана, и даже с помощью общественности извести с корнем эту нечисть. Чего уж проще. Нужно только запустить в массы несколько провокаторов, которые должны подстрекать народ расправиться с «чудотворцем» и его компанией. Конечно, это может привести к кровопролитию, но не ликвидируй шарлатана немедленно, события будет невозможно контролировать. И это еще хуже. А так можно просто выгнать мерзавца из города, предварительно обваляв в дегте и перьях, а затем прокатить на шесте, и дело с концом. Причем инициатива должна идти снизу, из масс.