Текст книги "Кровавый шабаш"

РАЗГОВОР С ГОЛОЙ НАРКОМАНКОЙ

По дороге домой Женя купила в киоске тот самый спецвыпуск «Курьера», развернула на ходу, увидела свою перекошенную физиономию и совсем приуныла. Все так плохо, гадко!

Дома она уселась перед телевизором, тупо воззрившись на экран. Там бегали мультипликационные зверушки, и она вдруг поймала себя на мысли, что все произошедшее с ней за последние дни столь же бессмысленно, хотя и занимательно, как и происходящее на экране.

Она вспомнила Кавалерову. Со странностями, но неплохая девчонка. Всегда давала списать, не кичилась тем, что была круглой отличницей. Правда, держалась особняком, на мальчишек даже не смотрела, хотя вовсе не страшилка. Женя вспомнила выпускной вечер. Все слегка подпили, в том числе и Глаша. Пошли рассуждения о смысле жизни, о долге. Глаша тогда неожиданно завелась и стала горячо и совсем непонятно рассуждать про некий абсолют, который стоит познать – и жизнь в корне изменится. Она утверждала: истина где-то рядом, но поймать ее за хвостик непросто. Впрочем, Женя мало чего запомнила из туманных рассуждений. Всплывало в памяти разрумянившееся Глашино лицо, поблескивающие в полутьме пустого класса глаза. Вот и доискалась абсолюта. С помощью наркотиков! А что, если позвонить ей? Они никогда не были подругами. Нормальные, ровные отношения… Но ведь Глаше сейчас, возможно, так же плохо, как и ей. А может, и неплохо. Может, ей все равно. Ищет свой абсолют. А какая, собственно, разница, при помощи чего: водки, наркотиков, религии, политики?..

Женя в нерешительности стояла перед телефоном. Зачем влезать в чужую жизнь? У нее свои проблемы, у меня свои… Все же сняла трубку и набрала номер Кавалеровых, который предварительно раскопала в своей записной книжке.

К телефону подошла мать Глаши. Прежде чем позвать Глафиру, поговорила с Женей, узнала, что она проходит практику в милиции, позвала в гости.

Потом в трубке довольно долго сохранялось молчание, лишь слышались отдаленные голоса, как показалось Жене, на повышенных тонах.

– Алло? – наконец услышала она.

– Здравствуй, это Белова.

– А-а… – безучастно прозвучал голос Глафиры, – привет.

– Не рада меня слышать?

– Не рада.

– Почему?

– Как тебе сказать… – Она замолчала, видимо только из вежливости не вешая трубку.

Женя неожиданно для себя рассердилась:

– Однако быстро ты забываешь…

– Что забываю?

– Да все: школу, наш класс, выпускной вечер… Что с тобой случилось?

– Случилось? Да ничего не случилось. Просто…

– Что просто?

– Не люблю, когда в душу лезут.

– А я разве лезу? И пары слов не сказала.

– Не ты, а мама. Будет тебя ставить в пример как образец благополучия. Вот это и надоело.

– А можно я приду сейчас к тебе?

– Зачем?

– Посмотреть на тебя хочу, поговорить…

– О чем нам говорить?

– Думаю, найдутся общие темы.

– Сомневаюсь. Я, конечно, не могу тебе отказать, но лучше бы ты оставила меня в покое.

– Извини за настойчивость, и все-таки давай повидаемся.

– Что ж, приходи. Но на теплый прием не рассчитывай.

Кавалерова-старшая, похоже, действительно была рада Жениному появлению. В голосе ее сквозили почему-то просительные нотки, словно Женя делала ей одолжение своим визитом.

– Ты даже не представляешь, как я рада видеть тебя! И как вовремя ты появилась!

– Вы о чем?

– Понимаешь, у Глаши… как сказать… – она запнулась, – нечто вроде депрессии. Может быть, твое появление расшевелит ее.

Глаша лежала на широкой тахте лицом вверх и безучастно смотрела в потолок.

– Привет, – сказала Женя.

– Пришла все-таки. Садись.

Женя села и огляделась. Эту комнату она хорошо помнила, но с тех пор, когда она была здесь в последний раз, обстановка разительно изменилась. Куда делись самодельные полки с книгами, обшарпанный письменный стол, узкая кроватка? Их сменила стильная мебель, превосходный ковер на полу, секретер – вершина современного дизайна. Из прежней обстановки остались лишь настенные старинные часы в темном деревянном футляре.

– Неплохо живете, – констатировала Женя.

– А-а, эти… – Она указала на стену, должно быть, имея в виду родителей. – Забогатели на старости лет, всю жизнь гордились своей честной бедностью, – она язвительно засмеялась, – а оказались такими же, как все. С раннего детства внушали мне, что главное на свете – радость общения, чистота отношений, любовь к ближнему.

– Вы, девочки, может, кофе хотите? – вкрадчиво спросила заглянувшая в комнату Кавалерова-старшая.

– Можно, – не поднимая головы, сказала Глафира, – и виски принеси.

– Виски? – удивилась Кавалерова-старшая. – Может быть, что-нибудь полегче: ликер или сухое вино?

– Я же сказала!

Женя засмеялась – сегодня уже второй раз ей предлагали виски.

– Ты чего?

– Так. – Женя сделала постную физиономию.

– Надо мной смеешься?

– Нет, конечно.

Глафира поднялась с тахты и встала напротив Жени. Она была одета в черную футболку размера на три больше, чем требовалось.

– Конечно, я смешна, – продолжила она, – особенно в твоих глазах. Все у тебя в норме, заканчиваешь институт, впереди интересная работа, замужество… Послушай, у тебя уже было?

– Что? – не поняла Женя.

– Ну, с мальчиком, с мужчиной…

– А… – Женя поняла. – Вообще-то да…

– Любовь или как?

Женя покраснела:

– Как тебе сказать…

– Да ничего и не надо говорить. Физиология?

– Вроде того, – неопределенно промямлила Женя.

– А у меня вот не было. До сих пор. И знаешь почему? Я слишком была занята поисками…

– Поисками чего?

– Если бы я знала! Тогда в школе, помнишь, на выпускном, я бормотала что-то об абсолюте… Но что это – понимала плохо. Вообще даже не понимала.

– А теперь?

Появилась Кавалерова-старшая, катившая перед собой столик с напитками и с закуской.

– Ой! – с преувеличенным восторгом воскликнула Глафира. – Мама приехала! Здравствуй, мамочка!

Неожиданно она рывком стащила с себя футболку и осталась голой.

– Ты чего?! – всполошилась Кавалерова-старшая.

– Жарко.

– Приди в себя, ты же не одна.

– Я, мамочка, нудистка. Ты же сама проповедовала слияние с природой. Прекрасно помню, как мы купались голышом на Селигере, да и на Белой.

– На природе, но не дома же?

– А дома еще лучше – нет посторонних глаз. Не ее же мне стесняться, – она кивнула на Женю, – мы десятки раз видели друг друга в душе.

Мать фыркнула и, тряхнув головой, вышла из комнаты.

– Ты чего? – спросила Женя.

– Я же сказала – жарко. А может, тебя соблазняю. Представь, что я – лесбиянка. Мужиков у меня не было, так хоть… – Она не закончила и залилась глупым визгливым смехом.

«А вдруг у нее действительно не все дома?» – испугалась Женя, вспомнив слова майора.

– Давай лучше выпьем, – предложила Глаша и, не дожидаясь согласия, плеснула в стаканы виски, бросила лед. – За встречу, подруга!

Женя сделала глоток и отставила свой стакан. Нежно звякнул лед.

– Хорошее виски, – заметила Глаша. – И мы теперь многое можем себе позволить, – произнесла она нарочитым басом, видно передразнивая отца. – Папочка вовремя сориентировался. Богатеньких сейчас много, всем вдруг приспичило иметь собственные дома, не дома даже, а виллы, дворцы. Вот папочка и старается. Сначала проектированием занимался, а теперь создал строительную фирму. Дела идут неплохо, от заказчиков нет отбоя. А мамочка дома сидит… Вот только со мной неувязочка вышла.

– Что именно?

– Понимаешь, я – наркоманка. Так сказать, недуг времени.

– Ты?!

Женя смотрела на эту красивую, что называется, в самом соку девку и не могла поверить услышанному. Но не зря же рассказывал Буянов про то, что она провела ночь в морге.

Глафира томно потянулась. Остренькие грудки дрогнули, и розовые соски уставились прямо на Женю.

– Я не такая наркоша, как остальные, – продолжала рассказывать Глаша, – я, понимаешь ли, галлюциногенами балуюсь. Грибы употребляю… Специальные такие грибки – принял и полетел…

– Это типа ЛСД?

– Вот-вот.

– Но я не понимаю…

– …чего мне не хватает? Ты думаешь, мне нужен весь этот хлам? – Она обвела рукой комнату. – Для чего? Жизнь так быстротечна, а я должна размениваться на вещи. Ерунда. Не в вещах счастье. Они же сами меня учили… Родители! Понимаешь, сызмальства внушали: лучше быть бедным, но свободным, чем богатым…

– …и больным? – засмеялась Женя.

Улыбнулась и Глаша.

– Ты бы оделась, – попросила Женя.

Та молча натянула свою майку.

– Так лучше?

– Во всяком случае, не отвлекает от беседы.

– И они толковали, – продолжила Глаша, – ищи свою цель. Вот я и нашла.

– В галлюцинациях?

– А хотя бы и так? Знаешь, что я открыла?

– Ну?

– Проводила небольшой эксперимент. Пыталась наладить связь с умершей.

– И удалось? – Женя задала свой вопрос спокойно, стараясь не выдать интереса.

– Можно сказать… Только нужно еще проверить. Одна удача может быть просто случайностью. Общалась с одной убитой девушкой… Специально в морг пошла. Попросила санитара оставить меня там на ночь.

– Неужели не боялась?

– Было маленько. – Глаша потерла лицо ладонью.

– И какую информацию ты от нее получила?

– Да в общем-то почти никакой. Она даже не знала, кто ее убил… или не захотела открывать. Просила отомстить. Умоляла просто!

– А может, это обычные галлюцинации? Под влиянием дряни, которую ты принимаешь.

– Вот поэтому я и хотела проверить еще раз. Хотя и двух раз, конечно, будет мало. Эксперимент должен быть поставлен как следует.

– А не можешь ли объяснить мне подоплеку?

– Пожалуйста. Когда человек умирает, та энергетическая масса, которую зовут душой, не сразу исчезает, а некоторое время остается рядом с телом или где-нибудь поблизости. Тут нет никакой мистики, только физика и биология. Существует гипотеза, согласно которой все тела Вселенной пронизывает некая субстанция сверхлегких частиц наподобие электронов, позитронов, нейтронов и так далее. Однако эти частицы обладают не только энергетическим полем, но и несут информацию. Поскольку во Вселенной непрерывно происходит зарождение и умирание, то идет постоянный обмен информацией. Это схоже со всем известным круговоротом воды в природе. Так вот, пока тело не погребено, еще какое-то время, обычно в течение сорока суток, можно при наличии определенных способностей вступить в контакт с умершим.

– О каких способностях идет речь?

– О тех, которые в просторечии называют ясновидением. У иных людей они врожденные, к другим приходят в результате какого-нибудь экстремального события. Слышала, конечно, про Вангу в Болгарии? И таких примеров множество. Можно приобрести эти способности с помощью определенных тренировок, а можно и…

– С помощью наркотиков.

– Догадливая. Да, с помощью галлюциногенов. Вот я и пытаюсь…

– Но для чего?!

Глаша некоторое время молчала.

– Для чего? – переспросила она. – Как бы получше объяснить? Понимаешь… – Она запнулась, взяла недопитый стакан с виски, сделала глоток. – Обычная жизнь всегда казалась мне пресной, не скучной, а именно пресной! И постоянно, начиная с раннего детства, я чувствовала: есть рядом нечто управляющее мирозданием… Не физические законы, не религиозные догмы, а совсем другое. Родители мои увлекались туризмом и всегда брали меня с собой. И вот в полях, в лесу, у воды я отчетливо чувствовала присутствие некой силы, движущей всем и вся. Вот говорят: природа, природа… А что, собственно, такое – эта природа? Бог? Допустим. Но какой? У разных народов боги разные. В древности поклонялись Зевсу, Юпитеру… Богов имелась тьма, и каждый был ответственным за что-то конкретное: войну, земледелие, любовь… Потом на смену пришло единобожие. Но ведь окружающий человека мир практически не изменился. Можно допустить, изменился сам человек, а вместе с ним и религиозные воззрения. Но история и литература доказывают: человек остался прежним. Те же желания, те же поступки… Значит, религиозный опыт просто трансформировался, однако истина осталась за семью замками. Вот я и пытаюсь обрести истину. Лично для себя! Истину нужно искать, пока молодая. Вот я и ищу.

– Но ведь способы, при помощи которых ты ищешь эту самую истину, разрушительны. Ты можешь погибнуть.

– Ну и что?

– Как это что? Ты противоречишь сама себе. Ведь ты добиваешься откровения только для самой себя. Но откуда ты знаешь, где обретешь истину? Возможно, ты ищешь вовсе не там. Ты до сих пор никого не любила и сама ощущаешь свою ущербность. Не зря же спрашивала меня… Может быть, именно в любви, в семье твое счастье. А высокие материи… Мне это непонятно. Твои рассуждения напоминают восторг младенца перед мыльными пузырями. Они красивы, но эфемерны. Внутри пустота.

– Может быть, ты и права, – отчужденно сказала Глафира, видимо не желая продолжать разговор.

– Послушай, – внезапно спросила Женя, – та в морге, которая просила тебя отомстить… Как ее фамилия?

– Не знаю. Я не интересовалась.

– А какая она?

– Довольно красивая, если, конечно, можно судить по мертвому телу о красоте. Стройная, хорошо сложенная.

– Вержбицкая…

– Возможно. Не знаю. Тело и лицо… – Глаша судорожно сглотнула, – были изуродованы. Как представлю, что она пережила, – мороз по коже. Какая же все-таки гадина этот ублюдок, который ее!.. И знаешь, – неожиданно сказала она после паузы, – мне сейчас кажется, что я ее встречала.

– Встречала?!

– Вроде. Хотя, возможно, я ошибаюсь.

– Ты сразу это поняла?

– В том-то и дело, что нет. Только потом…

– А где?

– Я даже вспомнила. Понимаешь… – она запнулась, – неудобно рассказывать.

Женя молча ждала продолжения.

– Когда я… когда меня… Когда я вернулась в Тихореченск, мама сильно испугалась. За мою психику… Конечно, основания у нее были. Вот. И… – Глаша вновь потянулась за стаканом. – Переживала мать! И повела меня к психиатру. Он беседовал со мной… Расспрашивал… Фрейдистская чепуха. – Глаша поморщилась. – Вот у этого психиатра я и встретила эту девушку. Не то она ждала приема, не то пришла еще по какому делу. Короче, мы случайно столкнулись. Я, впрочем, не уверена, возможно, мне просто показалось. – Она потерла лицо ладонью. – Бывает, знаешь, такое чувство: вроде встречался с человеком, а на самом деле и не встречался. Я не уверена…

– Ясно, – сказала Женя, – ты с психиатром где общалась?

– Да в диспансере. Не домой же к нему ходить.

– Продолжаешь посещать его?

– Нет. Видно, он что-то сказал маме, разъяснил. Она не говорит, что конкретно… Давай закончим этот разговор. А ты чем занимаешься?

– Да в милиции. На практике.

– Нравится?

– Как тебе сказать? Рутина. Я начала заниматься расследованием убийства той самой девушки, которую ты посещала в морге. Потом следующее убийство.

– Тоже девушка?

– Нет, на этот раз парень, ее сутенер.

– Она что же, была проституткой?

– Похоже на то.

– Я видела… – Глаша осеклась, – какие-то смутные видения. Нечто вроде оргии. Мужчины, женщины… Это там, возле трупа. Еще хорошо запомнила ощущение чувства вины у этой… Но больше всего – жажду мщения. Впрочем, допускаю, что это просто бред.

ИНТЕРВЬЮ С МОГИЛЬЩИКОМ

Странная девушка, странный рассказ. Теории Глаши показались надуманными. Скорее всего в основе лежит некая ущемленность, зажатость. Даже парня у нее не было. Вот и результат – эмоциональная неудовлетворенность. Довольно типично. Впрочем, она не психиатр. Да, психиатр… Глафира утверждает, что встречала убитую именно у него, впрочем, неуверенно. Возможно ли? В диспансере сказали: Вержбицкая никогда не обращалась в данное заведение. Может, официально и не обращалась, а приходила на прием, так сказать, частным образом. Все возможно. А вообще жаль Глашу. Хорошая девчонка – и свихнулась. А может, все наладится? Дай-то бог.

Дома ее взгляд упал на небрежно брошенную на подоконник газету. Номер «Курьера», который вызвал такой переполох в милиции. Она так его и не осилила. Женя взяла газету. Взгляд снова наткнулся на собственное лицо на снимке. Ну и уродина! Что-то она хотела прочитать? Ах да! Рассказ этого смотрителя кладбища, Кувалдина.

Заголовок гласил: «Я видел это своими глазами!»

«Иван Иванович Кувалдин – человек, чей жизненный путь отмечен множеством препятствий и страданий. Он уже не молод, но крепок и подвижен. Смотрителем кладбища работает девять лет. Вот что поведал он главному редактору газеты „Курьер“ Александру Маковникову в эксклюзивном интервью:

„Работаю здешним смотрителем после того, как травмировался на производстве – потерял ногу, будучи составителем на железной дороге. Дело у меня не обременительное, я бы сказал, душевное. При покойниках состою, вроде присматриваю за ними. Богачевское кладбище – самое старое в Тихореченске. Основано еще в позапрошлом веке. Сейчас здесь почти не хоронят, если только по великому блату. Работы у меня, честно говоря, немного. Живу один в сторожке при кладбище. Домишко старинный, можно сказать, ветхий, однако для жизни пригодный. Имеется кое-какое хозяйство, куры, голуби.

– Все это очень интересно, но расскажите, не происходят ли на кладбище какие-нибудь странные события?

– Происходят, еще как происходят! Я уж и не знаю, что подумать. Последний раз странные, как вы говорите, события произошли чуть больше месяца назад, аккурат в ночь на первое мая.

– Какие же?

– Погода тогда стояла довольно теплая. Мне не спалось, на душе было тревожно. Вышел из дому.

– А вы не боитесь ходить ночью по кладбищу?

– Чего бояться? Дело привычное. Так вот, вышел я из дому, а перед этим глянул на часы – время подходило к полуночи. Сел, значит, на лавочку возле двери, закурил… Вдруг слышу: вроде голоса. Обычно на кладбище в это время мертвая тишина. Вначале думал: показалось. Прислушался. Точно, говорит кто-то. Потом паленым запахло. Костром то есть. Я, было, решил – мальчишки балуются. Хотя поблизости и жилья-то, считай, нет, иногда забредают пацаны. И чего их в это место тянет? Ладно. Взял я дробовик, патроны, солью заряженные, ну, думаю, если что не так, кому-то задницу солью нафарширую. Голоса вроде с южной стороны доносятся. Иду, фонариком посвечиваю. А нужно сказать, южная часть самая старая. Там вообще сто лет никого не хоронят. Вижу, огонь горит. Там, понимаете, очень сильно заросло кустами. И вот сквозь заросли проблескивает. Я так осторожно крадусь. Наконец приблизился. И слышу, вроде воет кто-то или песню поет. Но не нашу песню, не советскую. Меня холодом обдало. Подкрался, смотрю.

Там, между могил, прогалина имеется. Вот в этой самой прогалине костер горит. А возле него фигуры. Человек, может, десять, но не мальчишки, а взрослые. Тут я и вовсе труханул. Гляжу, женщины! Стали в кружок и воют, а может, поют по-своему. Жуть! Костерок света давал мало, но вижу: они – в чем мать родила. Тогда я и понял…

– Что вы поняли?

– Ясно что! Ведьмы! На шабаш собрались!

– Вы это серьезно?

– Вполне. Я и раньше слышал, что тут такое случается, правда, до сих пор не видел своими глазами. Ну что делать? И страшно, и интересно. Затаился, смотрю. Попели они, значит, таким манером, может, минут двадцать, потом взялись за руки и давай плясать. Визжат, воют… Тут появляется этот…

– Кто?

– Уж не знаю кто. Главный ихний… В длинном халате с капюшоном.

– Мужчина?

– Похоже. Они все упали на колени, вроде поклоняются ему. Потом и вовсе началось… непотребство.

– Что именно?

– Ну вроде случка. Непристойность.

– Что же, все с одним?

– Вроде этого. Я даже удивился – вот, думаю, здоровый мужик. Только это, конечно, не человек был.

– А кто?

– Я думаю – дьявол.

– Ну а дальше?

– Занимались они этим примерно час. Потом откуда-то достали еду, вино… Этот отрывает куски еды и каждой вручает. Та при этом ему руку целует, а потом… Потом, извиняюсь, в зад.

– Не могу поверить!

– Уж ваше дело.

– А женщины, они что, молодые, старые?

– Больше молодые.

– Красивые?

– Свету там мало было, лиц не различил. Окончания ждать не стал. Ушел потихоньку от греха подальше. Потом всю ночь спать не мог. А утром, когда солнышко поднялось, опять туда отправился. И знаете, что интересно? Ни одного следа не нашел. Вроде и не было ничего.

– Неужели ни одного следа? Так, может, вам приснилось?

– Если бы! Один следок все-таки имелся.

– Какой же?

– Голова черного козла! Отрезанная. В верхушку креста воткнута.

– И куда вы эту голову дели?

– Закопал. Что же ей, так там и торчать?

– А от костра следы?

– Я же говорю: больше ничего.

– И как вы это объясняете?

– Так я же сказал: ведьмы шабаш справляли. Чего тут непонятного?

– Допустим. А сегодняшнее убийство?..

– Их рук дело.

– Так зачем же им убивать молодого человека да еще голову ему отрезать?

– Это вы у них спросите.

– Но какая связь между этими событиями?

– Место одно и то же. Возле могилы этого француза. Вот вам и связь. Потом мне еще давно говорили, что место это нечистое.

– Как это понимать?

– Этот француз уж очень нехорошим человеком был. Колдуном. И возле его могилы частенько случаются разные странности.

– Какие, например?

– Вроде тех, о которых я вам рассказал.

– Кто же вам про это говорил?

– Сейчас уж и не припомню. Может, старый смотритель, который до меня тут был“.

Итак, дорогие читатели, я изложил вам рассказ смотрителя кладбища И. И. Кувалдина слово в слово согласно записи на моем репортерском диктофоне. Достоверности ради хочу добавить: Кувалдин в момент интервью находился в изрядном подпитии. Однако не верить ему нет оснований. В наше время, когда ядовитым цветом распускаются разные нехристианские культы и секты, рассказ Кувалдина вполне может оказаться правдой. Не этим ли действительно объясняется зловещее убийство, о котором я рассказал выше? К сожалению, пока почти ничего неизвестно о личности убитого. Но „Курьер“ обязательно будет вас информировать о развитии событий. Мы начинаем собственное расследование преступления, а от милиции, как нам кажется, сегодня толку мало.

Читайте свободную газету „Курьер“!»

Женя отложила газету и задумалась. Как понимать этот бред? Ей показалось, даже сам редактор «Курьера» не поверил рассказу Кувалдина ни на грош. Дьявол, ведьмы… Чепуха! Как ни странно, после прочтения статьи она засомневалась и в собственной версии. Но факты! Вержбицкая убита и изуродована. И что? Либо это работа маньяка, либо действительно мафия убирает свидетелей, а пытается внушить, что это дело рук извращенца. То же и с Леонардо. Но татуировка под мышкой, рассказ его прадедушки, картины на стенах? Их-то специально не сымитируешь. А как относиться к странным речам Глафиры Кавалеровой? Расстроенная психика или все же за этим стоит нечто реальное? Ясно одно. Надо еще поработать со свидетелями. Скажем, смотритель кладбища утверждает, что в навершие креста была воткнута голова козла. Ведь можно проверить. Говорит, что закопал ее? Пускай покажет место. Нужно, конечно, допросить его как следует. Пашке все равно делать нечего, он охотно отвезет ее. И никому докладывать не нужно.