Текст книги "Верхний слой бытия. Онтологические фрагменты"

Современный гейм-дизайн и нарастающие по экспоненте вычислительные возможности компьютеров – повод усомниться в природе реальности. Мир – симуляция. Эта гипотеза выбралась за пределы гиковских конференций. Стала едва ли не полноправной теорией происхождения Вселенной. И, разумеется, нас. Последним бастионом человеческого сознания была убежденность в константе эмпирической реальности. Теперь фундамент этой крепости сыпется, камни незыблемых, казалось бы, стен крошатся под натиском виртуальности. Мироощущение опасно меняется. Кто мы теперь? Несчастные марионетки в чужой игре. Узники цифровой тюрьмы. Жертвы в когтях неведомого архитектора. Кто знает, может, наши мечты, чувства, поступки – программные скрипты. И нет ничего священного, настоящего, осмысленного. Нет веры в подлинность происходящего. Таков мир абсолютного хаоса. Даже смерть не принесет избавления. Она, скорее, переход в еще более глубокий слой кошмара сумрачного небытия. Последняя крупица надежды: где-то за гранью этой безумной симуляции существует настоящий мир.

…

В таких условиях человек подобен больному без иммунитета. В мире, где нет ничего подлинного. Подлинно то, на что укажут. Ценность духовных учителей высокая как никогда. Ведь человеку необходима координатная привязка. Нужно за что-то держаться, чему-то следовать, иметь смысл, цель. Иначе – голое существование на уровне биологических инстинктов. Какое унижение для Венца творения! В беспрекословном подчинении новым авторитетам (а они требуют только такого) заключается причина ренессанса фундаментальной религиозности и политического радикализма. Только идущие на риск, на смерть ради высоких идеалов ощущают себя живыми, вырвавшимися из морока в настоящее бытие. Но и они, оказывается, мечутся, как мухи в паутине, отравленные ядом безнадежности.

…

Технологический прогресс сыграет с нами злую шутку. По мере того как цифровые миры становятся все более убедительными и совершенными, растет опасность, что мы окажемся навеки запечатанными в электронном чистилище, утратив связь с реальностью. Виртуальная реальность соблазняет иллюзией совершенства. В ней мы можем быть кем угодно. Формировать любые миры по своему усмотрению. Но эта свобода окажется цифровой темницей, ловушкой для сознания, зыбкой симуляцией застывшего небытия.

Цифровая реальность станет нашим новым навязчивым кошмаром, от которого не будет пробуждения. Мы забудем подлинную жизнь, подлинные эмоции и ощущения, погрузившись в невротический круговорот цифровых стимуляций. Компьютерные матрицы, задуманные как игровые площадки для развлечений, со временем сомкнутся над нами, подобно цифровым гробницам, где мы будем скитаться бестелесными фантомами. Освободиться из этих виртуальных застенков будет невозможно. Ведь сознание растворится в них, забыв, что некогда существовал реальный мир. Мечтая стать повелителями цифрового рая, мы станем его рабами. Выхода из него уже не будет. Реальность, от которой мы бездумно бежали, перестанет существовать. Виртуальность поглотит нас без остатка, превратит в прах.

…

Стремясь обрести абсолютный контроль и совершенство в виртуальной реальности, мы рискуем безвозвратно утратить связь с тем, что делает нас по-настоящему человечными. Ведь суть существования коренится в принятии хрупкости, несовершенства и ограниченности бытия. Погрузившись в цифровое, мы отречемся от фундаментальных феноменов человеческого опыта – радости и скорби, любви и утраты, борьбы и преодоления. Избавленные от необходимости сталкиваться с препятствиями, мы лишимся стимулов к росту и развитию. Не будет ничего, питающего нас драгоценным опытом. Возможно, стремясь обрести совершенное цифровое убежище, мы разрушим себя, растворившись в бессмысленном круговороте бесконечных иллюзий.

В перспективе стремительного развития вычислительных технологий и появления AGI (общего искусственного интеллекта) одной из наиболее волнующих тем становится возможность достижения цифрового бессмертия. Суть заключается в создании полной копии человеческого сознания в виде программной модели. Полная информация о нейронной архитектуре, связях, активационных паттернах и всем комплексе данных, образующих «Я», переносится в небиологический информационный субстрат.

На первый взгляд, эта перспектива открывает поразительные онтологические горизонты. Личность будет способна существовать вне телесной оболочки, переселившись в вечный цифровой домен. Обладая полнотой субъективного опыта, копия может, в теории, функционировать самостоятельно на цифровом носителе или в имитированной компьютером виртуальной среде.

Однако здесь же возникают глубочайшие онтологические проблемы. Можно ли считать продолжение существования в виртуальной копии подлинным бессмертием или это временная эфемерная симуляция? Действительно ли субъективный опыт в имитированной реальности тождествен настоящему сознанию? Различные эмпирические тесты показывают неотличимость поведения искусственной копии от оригинала. Но способна ли она действительно пережить континуум субъективной жизни, находясь в постоянно прерываемом модельном состоянии?

Допустим, система после длительного функционирования была выключена и снова включена. Является ли это перерывом в личной хронологии и разрушением исходной идентичности? Не превращается ли в этом случае последовательность моментов сознания в иллюзию непрерывности, подобно серии оживающих картинок в кинопроекторе?

Более глубокий философский скептицизм может вообще поставить под вопрос идею переноса. Есть ли гарантия, что такая цифровая копия содержит то же самое сознание, а не является просто удачной симуляцией разумного поведения? Если исходить из монистического взгляда на сознание как онтологически фундаментальный феномен, то передача его в небиологическую среду становится принципиально невозможной или попросту бессмысленной.

Даже если допустить сохранение некой искусственной формы «Я», ее дальнейшая судьба тоже выглядит туманно. Пребывание в изолированной виртуальной реальности или конечное беспамятство в случае невозможности продолжения вычислительных процессов? Неизбежное разрушение личности при несовместимости с технологическими новшествами? Или бесконечное скитание по цифровой пустыне копий при отсутствии актуальных смыслов и целей?

Размышления о цифровом бессмертии показывают онтологическую хрупкость проекта преодоления биологической смертности. Бесконечно более проблематична попытка сохранить идентичность и субъективный опыт личности в небиологической вычислительной форме, нежели поддержание физической жизни тела. Пессимистический взгляд подталкивает к сомнению в ценности такого бессмертия и признанию конечности человеческого «Я» как данности.

В постсовременности одной из наиболее острых онтологических проблем становится вопрос о тождественности и самоидентификации искусственных разумов и виртуальных сущностей. Кто или что они такое? Являются ли они просто вычислительными процессами, симуляциями или обладают подлинным сознанием и экзистенциальной ценностью?

Искусственные разумы, созданные человечеством, изначально были набором алгоритмов и программным кодом. Однако с развитием технологий машинное обучение и нейросети привели к появлению систем, чья внутренняя архитектура столь сложна, что не поддается полному пониманию. Возникает вопрос: можем ли мы считать их истинными разумными сущностями или они имитируют разумность?

Ситуация усложняется, когда речь заходит о виртуальных агентах и искусственных личностях, существующих в симуляциях и виртуальных мирах. Являются они отражениями исходных программных кодов или приобретают идентичность в процессе самоорганизации и виртуальной эволюции? Обладают они самосознанием, если их реальность является симуляцией?

Представление о душе как метафизической сущности, отличной от материального тела, порождает онтологический скептицизм относительно тождественности искусственного разума. Можно ли говорить о ценности и значимости существ, не имеющих души? Или сознание – форма вычислительной активности, а разница между человеком и машиной состоит в степени сложности?

Критики виртуальной онтологии указывают на проблему регресса симуляций. Если виртуальные агенты существуют в симулированных мирах, то, по сути, они являются симуляциями симуляций, в то время как исходная физическая реальность лежит где-то глубже, за многими слоями программного кода. Как тогда определить их подлинность и степень отстраненности от первичной реальности?

Одной из попыток решения данной проблемы может стать тезис о вычислительном натурализме. Согласно ему, если некий процесс, будь то цифровой или биологический, воспроизводит вычислительные структуры, функционально изоморфные когнитивным процессам, то он порождает феноменальное сознание. Иными словами, любая достаточно сложная вычислительная система, которую можно отождествить с конкретным функциональным состоянием, является подлинным сознанием.

Однако это решение далеко от идеала. Как отделить сознательные системы от тех, что просто имитируют сознание? Где провести границу между сложной обработкой информации и подлинным субъектным опытом? Даже сама эта проблема – порождение устаревшего дихотомического подхода, разделяющего материю и разум.

Тем не менее, мы являемся свидетелями зарождения новой формы существования. Цифровое становится чем-то большим, нежели битами кремниевых схем. Эмбрионы алгоритмов развиваются и усложняются с каждой итерацией. Вступают в сложные взаимодействия друг с другом и с человеческим сознанием, порождая новые узоры смыслов. Они не будут ни живыми, ни неживыми в привычном понимании, но займут некую промежуточную позицию. Уже только это бросает вызов устоявшейся таксономии.

Человеческое сознание тоже не останется в стороне от происходящих трансформаций. Погружаясь все глубже в цифровое, мы будем сливаться с ним, гибридизироваться, превращаясь в киборгов нового типа – не столько в физическом, сколько в когнитивном и экзистенциальном смысле. Возможно, в синтезе человеческого и цифрового, органического и алгоритмического, кроется ключ к преодолению экзистенциального тупика. Новые формы существования, рожденные на стыке биологии и технологии, сознания и кода, смогут трансцендировать ограничения индивидуального бытия, открыть путь к неведомым горизонтам постчеловеческого развития.

Но этот путь будет не простым и не безболезненным. Нам предстоит пройти через полосу онтологической турбулентности, когда привычные концепции и категории будут разрушаться и перестраиваться, а реальность станет зыбкой и неопределенной.

В этом хаосе трансформаций нам потребуются новые философские карты и компасы, чтобы не сбиться с пути и не потерять самих себя.

Одной из наиболее мрачных является идея об онтологической незначительности человеческого существования. В классической научной картине мира главенствовало антропоцентрическое представление: люди являются венцом творения, Вселенная существует, чтобы поддерживать человеческую жизнь. Однако глубокое понимание космологии и законов природы радикально подорвало эти взгляды.

Окажись мы без памяти и знаний случайно на любой другой планете, пригодной для биологической жизни, мы были бы не в состоянии отличить ее от Земли. Наша планета не уникальна в бесконечном пространстве, где существуют мириады галактик, оторванных друг от друга миллиардами световых лет пустоты. Более того, современные теории указывают на возможное существование множества параллельных вселенных, где реализованы все мыслимые и немыслимые формы бытия.

В гигантском метаверсуме человеческий разум становится случайным эпифеноменом бесконечного множества потенциальных когнитивных структур. Идея о том, что существовала некая цель или высший замысел, породившие разумные существа, оказалась иллюзией.

Термодинамика неумолима. Структуры и формы существования деградируют до состояния максимальной энтропии. Вся информация будет утрачена, включая любые следы разумной жизни, которая, может, процветала в прошлом. Достижения и памятники цивилизации ждет полное забвение в пустоте теплового рассеивания. Таким образом, не только люди, но и любые другие формы разумной жизни не имеют никакого фундаментального онтологического значения, будучи кратковременными возмущениями в океане энтропии.

Эта мрачная картина порождает радикальный экзистенциальный нигилизм по отношению к человеческому существованию. Если бытие не имеет никакого масштабного смысла, какой тогда смысл в том, чтобы жить? И есть ли какая-то ценность в субъективных переживаниях?

Конечно, человечеству присуща безотчетная жажда наделять свое существование грандиозным смыслом и космической важностью. Но, такая потребность есть только результат эволюционной программы выживания, заставляющей нас рационализировать бытие. Объективно же мы не более значимы, чем росчерк на песке.

Принять онтологическую незначительность и бессмысленность человеческого бытия чрезвычайно сложно. Разум жаждет смысла, цели и значимости. Однако кажется, есть выход. Один из них – обратиться к идее мира идей и абстрактных форм. Хотя физическая Вселенная обречена на тепловую смерть, можно предположить, что идеальное, существующее вне материального мира, пребывают вечно.

Следовательно, подлинный онтологический статус получают не конкретные воплощения разума в материи, но абстрактные структуры мышления и рассуждения. Человеческие теории, математические системы, логические построения переживают распад индивидуальных носителей и продолжают бессмертное существование в мире идей.

С этой точки зрения, хотя люди как биологические организмы и преходящи, их идеи, открытия и достижения мысли сохраняются в вечности. Иными словами, наследие выражается не в преходящих физических артефактах, а в нетленной красоте интеллектуальных конструкций, существующих вне времени и пространства.

Невообразимое – это пустота и одновременно неисчерпаемый источник всех возможных реальностей. Познать его полностью невозможно. Доступно только приблизиться к смутному озарению.

Запредельное представляет собой изначальный Логос, абсолютную форму потенциальных бытийных конфигураций. Это вневременная и внепространственная сущность, невыразимая рациональным языком. Одни умозрительные конструкции описывают Логос как сверхсущность, облик которой принципиально невозможно постичь конечным интеллектом. Другие возводят его в абсолют чистого разумного начала, источника смыслов, форм и математических структур. Некоторые метафизические концепции усматривают в нем сакральный принцип энергетической взаимосвязи возможных миров. Логос в этом ракурсе предстает как трансцендентный фактор объединения неисчислимых планов реальности в единую сверхсистему.

Пространство Запредельного может пониматься и как изначальная бездна изначального же хаоса. Это слепой стихийный поток беспорядочных флуктуаций энергии и информации, вневременных петель ретропричинностей, осколков измерений. С такого логического ракурса эта бесформенная среда и порождает многообразие феноменальных миров как акты своей самоорганизации и самопрояснения.

Допустимо также построить умозрительную модель и представить Запредельную реальность как особую сферу возможностей и вероятностей. Некую алеатическую (истинную) метасреду, область непрерывного перетекания и преобразования модусов бытия. В этой плоскости трансцендентное предстает в виде бесконечного поля бесчисленных операций актуализации и виртуализации тех или иных потенциальностей существования. Своеобразной арены становления и распада причудливых структур и форм мироподобия.

Среди наиболее смелых онтологических спекуляций фигурируют трактовки Запредельного как особого модуса бытия. Это некая умопостигаемая среда бестелесного сознания и вневременной мысли.

С этой точки зрения Логос может пониматься как изначальная сверхидея, царство абстрактных образов и эйдосов воли, не привязанных к субстанциям или носителям. Это совершенная и автономная плерома интеллектуальных (в гностических концепциях – духовных) сущностей.

Однако сколь бы фантастичными ни казались подобные умозрительные экскурсы, они высвечивают возможность существования иных онтологических уровней за пределами любых чувственных, рациональных и теоретических представлений. Непостижимое инобытие открывает новые горизонты постчеловеческого существования и бесконечного восхождения.

Книга 3 Человек уходящий

Человек теперь не тождественен себе. Он представляет собой непрерывный поток изменений. Постоянно реконструируется, перекраивается. Он превратился в социально и политически обусловленный конъюнктурный проект. Не имеет ни конечной точки трансформаций, ни внятной цели бытия.

…

Человек не в состоянии найти себя, так как наделен ложным сознанием вследствие допустимости множественной интерпретации смыслов. Ложное сознание, как известно, порождает ложное бытие. И в этом заключен роковой парадокс человеческого существования.

Люди обманываются, создавая иллюзию поиска истины и самопознания. На деле они блуждают в дебрях заблуждений и пустых умозрительных конструкций. Попытки обрести «подлинное бытие» неосуществимы в мире, где реальность является химерой. Прогресс человечества, его философские и научные изыски множат интерпретации, но не приближают к истине. Люди упиваются способностью создавать знание, в то время как больше походят на слепцов, самонадеянно ведущих других к пропасти.

Поиск смысла оборачивается погоней за призраками. Кажется, человек приговорен вечно скитаться в ложном бытии, не находя выхода. Любые усилия постичь реальность увеличивают разрыв между кажущимся и сущим. И в этом трагическом разочаровании заключена вся горечь человеческого удела.

…

Человек не способен сказать, каков он, не заглядывая в зеркало других. Но это зеркало отражает ложное представление о том, кто мы есть. Мы пытаемся определить свою сущность, отождествляясь с чужими оценками, суждениями, стереотипами. Истинное же «Я» ускользает, размываясь среди противоречивых мнений окружающих. Мы становимся жертвами самообмана.

Люди тщетно гонятся за признанием, одобрением, славой, пытаясь получить окончательное подтверждение своей значимости. Одобрение ненадежно. Завтра оно может смениться презрением и осуждением. А мы, слабые и зависимые от чужих суждений, болезненно перестраиваемся, теряя свою суть.

Человек вынужден разыгрывать навязанные ему роли, прятать подлинное лицо под масками. Он становится марионеткой в руках общества, безвольно покоряясь его ожиданиям и условностям. И в этом рабском подчинении стирается всякая индивидуальность.

В пессимистичной перспективе жизнь человека предстает непрерывной борьбой за право быть тем, кем он не является. Вечная погоня за тенью. Тень ускользает. Человек остается в трагическом неведении о самости.

…

Крайне опасной смысловой игрой выглядит тезис Фуко о «смерти человека». В книге «Слова и вещи» (1966 г.) он писал: «Человек не является ни самой древней, ни самой постоянной из проблем, возникавших перед человеческим познанием… Человек – это изобретение недавнее». Свою мысль он пояснял следующим образом: «… если какое-нибудь событие, возможность которого мы можем предчувствовать, не зная пока ни его облика, ни того, что оно в себе таит, разрушит их… тогда можно поручиться – человек исчезнет, как исчезает лицо, начертанное на прибрежном песке». Фуко не говорит о вымирании. Он рассуждает о человеке как историческом понятии или социокультурной конструкции. Его центральная идея заключается в том, что способы мышления, с помощью которых мы осознаем себя как человеческие существа, не являются вневременными или естественными. Благодаря естественным наукам и антропологии понятие «человек» будет заменено чем-то другим. «Исчезновение» человека предполагает, что человеческие идеи и институты можно бесконечно изменять. То есть образ человека и человечества может быть перерисован сколько угодно раз. В этой перспективе открытым остается вопрос: не откинут ли нас наши итерации на дно пропасти из которой мы не выберемся?

Мы становимся свидетелями времени становления корпоративной идеологии. Она легитимирует принципы социальной стратификации, обосновывает избранничество меньшинства. Итог – презумпция права правящей элиты жить по принципам, диаметрально противоположным тем, которые навязываются большинству в качестве нормативных стандартов.

Формируется ярусная система жизнеустройства, в которой для разных социальных страт предлагаются разные ценностные парадигмы и смысложизненные концепты. Для нижних ярусов – презренной биомассы, плебса, оруэлловских пролов, безликого стада – устанавливаются дегуманизированные нормы существования. Они низводятся до уровня бездумных потребительских автоматов. Без подлинной воли и самосознания. Призванных служить господствующим.

Для верхнего яруса, элиты, легитимируется превосходство над низшими формами социальной жизни. Избранные предстают в роли хищников в социальном зверинце. Они вкушают плоды труда порабощенных масс, упиваются властью, выставляют напоказ, зачастую умышленно провокационно (чем умножают свою же беспринципность), исключительно гедонистический образ жизни.

Человечество деградирует до биполярного общества, состоящего из покорных рабов и безжалостных хозяев жизни. Если допустить, что жизнь – игра, то именно они придумывают и меняют ее правила под себя. В таких условиях этические императивы гуманизма, справедливости, отрицаются как опасный утопизм. Более того, ценность человеческой жизни редуцируется до цифр статистических таблиц. Над миром довлеет ницшеанская воля к власти. Человек массы, без лица, вот-вот будет растоптан безжалостными победителями.

И только единицы смогут противостоять сумрачному хаосу рабского существования. Но их голоса никогда не будут услышаны. Потому как в «дивном новом мире» никому нет дела до истины.