Текст книги "Эскадра его высочества"

* * *

После происшествия на мостике и последовавшего ареста Гухаггор Гломма вел себя очень тихо, предпочитая не показываться на верхней палубе. Все свое время он проводил в смиренных молитвах и в оказании помощи раненым бубудускам.

Но как только впереди показались паруса главных сил имперского флота, поведение обрата Гломмы заметно изменилось. Он вновь приобрел и осанку, самоуверенность, и почти былую надменность. Командовать, правда, больше не решался.

«Дюбрикано» приблизился к флагманскому кораблю и стал на якорь. Для Фридо-Бранша, отправляющегося с докладом к адмиралу, спустили шлюпку. Ни слова не говоря, туда же спустился эмиссар.

– Я не давал вам разрешения, – сухо заметил де Фридо-Бранш.

– Оно и не требуется, – ледяным тоном сообщил бубудуск.

– По-моему, вы опять забываетесь, святой отец.

– Нисколько. У вас нет права ограничивать мои передвижения. Тем более у вас нет права задерживать передачу нескольких писем проконшесса Гийо обрату эскандалу флота.

Матросы в шлюпке вопросительно посмотрели на своего капитана. Но в этой ситуации, увы, устав был на стороне Гухаггора Гломмы. Если в конфликте перед Скрипучим мостом де Фридо-Бранш мог ссылаться на закон, сколь ни мало это значило для ордена, то насильственное задержание эмиссара было равносильно добровольному упокоению. Гломма это прекрасно понимал, потому и вел себя подчеркнуто вызывающе. Провоцировал, ловил на эмоцию. Готовил реванш.

– Пропустите обрата эмиссара, – сжав зубы, приказал де Фридо-Бранш.

– Это невыносимо! Ты везешь с собой свой приговор, – прошептал бледный старпом.

– Дорогой Винц! Будет чудо, если ты ошибаешься.

* * *

Увы, старпом не ошибался.

Де Фридо-Бранша арестовали сразу после доклада, прямо в коридорчике перед адмиральским салоном. Сквозь тонкую переборку командующий флотом Открытого моря прекрасно все слышал, но не счел возможным принять участие в судьбе одного из своих капитанов. Мудрые адъютанты упросили Василиу сберечь себя для империи, базилевса и флота в столь грозный час.

Вместо адмирала некоторое участие в судьбе капитана принял обрат эмиссар Гухаггор Гломма. Он явился в карцер линкора «Упокоитель», принес мешочек сухарей и спросил:

– Ну, что скажешь, Унзиболан?

– Ничего утешительного, – усмехнулся де Фридо-Бранш. – Полагаю, имперский флот потерпит поражение всего от трех померанских линкоров.

– Да ты спятил! Уж не потому ли, что благодаря моим стараниям наш флот лишился услуг некоего капитана третьего ранга?

– Нет. Благодаря неусыпным стараниям всего ордена Сострадариев. Скромнее надо быть, обрат бубудуск. Мы с тобой – всего лишь частный случай.

И Гломма вдруг понял, что это правда.

– Типун тебе на язык, окайник!

– О, это неизбежно. Спасибо за сухари, Гухаггор. Но уж очень они жесткие.

9. СКАМПАВЕЙ «ЕЖОВЕНЬ»

Одномачтовый парусно-гребной шлюп. Водоизмещение – 75 тонн. Максимальная скорость под парусами – до 17 узлов, под веслами – 5 узлов. Как и все муромские скампавеи при слабых ветрах способен легко обгонять высокобортные парусные корабли. Исключительно маневренен, имеет малую осадку, удобен для перетаскивания волоком по суше. Вооружение – два 24-фунтовых «единорога», четыре фальконета на вертлюгах и картечница. Экипаж – от 7 Q до 110 человек. Командир – Свиристел Стоеросов, муромский боярин и лейтенант флота его высочества.

* * *

– Альфред, ты спишь?

– Нет.

– Плечо не болит?

– А, ерунда. О чем ты беспокоишься? Старый шрам, пулю давно вынули.

– Тогда поцелуй меня вот сюда. Как в саду, помнишь?

– Еще бы! Ты меня тогда розами огрела.

– Бедненький… А нечего было к девке приставать! Кто б меня потом замуж взял?

– В самом деле? – лукаво спросил Обенаус, поглаживая ее шею.

– Ну… я же не знала точно.

– А теперь можно?

– А теперь нужно. Хочу!

– Так, моя хорошая?

– О-о…

– Еще?

– Ну что ты спрашиваешь… несмышленыш.

В дверь постучали.

– Вот ведь служба, – проскрипел Обенаус.

Бурно дыша, Алена откинулась.

– Иди, я подожду. Только ты это… недолго…

– Айн момент. Только пошлю всех к черту!

Обенаус накинул халат и вышел в смежный со спальней кабинет. Там обескураженно топтался Норуа в огромном старомодном парике.

– Прохор Петрович пожаловать изволил, ваша милость. Очень встревожен, прямо лица на нем нет. Говорит, срочно.

Новобрачный вздохнул.

– Ладно, зови. И подай баронессе завтрак. Кажется, она проголодалась.

Норуа открыл дверь и сделал приглашающий жест.

– Ты уж, ради бога, извини, ваша милость, – сказал Прошка с порога. – Видишь ли, Гийо велел передать соболезнования Алене Павловне.

– Соболезнования? Какие еще соболезнования?

– Да по поводу якобы скорой погибели Свиристела. Похоже прознал, сволочь, что Стоеросов взялся вести эскадру.

Обенаус сел.

– Так, – сказал он. – Стряпчий подслушал?

– Он, подлюга. Говорило! Больше некому.

Обенаус знал, что Стоеросов намеревался выйти из Теклы в море и разведать, где и какие покаянские корабли находятся. А потом хотел вернуться в главное русло и там встретить эскадру Мак-Магона со свежей информацией.

– Норуа, стойте. Сначала карту, завтрак – потом.

Слуга извлек рулон, подошел к столу, заваленному бумагами, и нерешительно взглянул на хозяина. Барон нетерпеливо махнул рукой.

Все документы вместе с чернильницей полетели на пол, а на столе развернулась хорошая, только в прошлом году снятая карта нижнего течения Теклы.

* * *

Севернее Мурома река делала несколько широких петель, огибая отроги Рудных гор. Зная, что гребцов на скампавее маловато, Обенаус быстро прикинул, что догнать Свиристела еще можно. Если срезать все петли по суше.

– Норуа! Пистолеты и ботфорты. Вели запрячь Чабреца.

– Барон, в одиночку тебе нельзя, – сказала Прошка. – Не верю, что проконшесс проболтался случайно. Уж очень обрат Гийо любит мышеловки! Вполне может засаду подстроить. Возьми меня, да егерей хоть несколько. Они как раз лошадей седлают.

– Что ж, на этот раз не помешает. Сержант Неедлы!

– Я.

– Иржи, будете сопровождать нас с двумя… нет, с тремя егерями. Полное вооружение.

– Яволь, ваше превосходительство.

В комнату, едва набросив халат, вбежала Алена. Глаза у нее были огромными.

– Альфред! Я все слышала. Ты спасешь его, да?

– Конечно, – спокойно сказал Обенаус. – Неужели сомневалась?

– Ни капли.

– Ты иди, поспи еще немного.

– Ох! Да разве смогу?

– Постарайся. Я оставляю вахмистра Паттени и солдат. Ребята бывалые, с ящерами воевали.

– Зря, – сказала Алена. – Не нужно этого. Если кто сюда сдуру и сунется…

– То что?

Брови молодой баронессы грозно сошлись на переносице.

– То кости долго будут собирать, вот что! И не смейся.

Обенаус все же рассмеялся.

– Знаешь, дорогая, я верю.

– Правильно. Лучше я с тобой поеду.

– Нельзя. Егеря мои, хоть и воевали с ящерами, еще очень молоды. Ты не присмотришь за ними?

Алена фыркнула.

– За егерями?

– Да. И за домом глаз нужен. Как-никак – посольство.

* * *

Скампавей «Ежовень» продвигался не слишком ходко. Сказывались нехватка команды да супротивный северный ветер, который муромцы именуют лободуем. Все же до места, где Текла разливалась на главные русла понизовья, было уже рукой подать, когда глазастый Абросим тронул хозяина за плечо.

– Палыч! Скачет за нами кто-то.

– Скачет? Где?

– Да вон, вдоль опушки. Со стороны левой раковины.

Стоеросов взял подзорную трубу. Вечерело, тени пролегли уже длинные. Но закатного света еще хватало. По западному берегу, без малого в версте за кормой, между деревьев мелькали фигурки.

– Неужто Тихон погоню отправил?

– Если так, то что-то маловато их.

Абросим на миг приложился к трубе.

– Так и есть, гонятся. Только не за нами. Пятеро или шестеро удирают, а за ними – штук двадцать монахов.

– Монахов?

– Да, все – в рясах. Стреляют.

– Точно в рясах?

Абросим опять глянул.

– Точно. Из тех, что удирают – несколько в егерской форме курфюрста.

– А! Теперь понятно. Эй, народ, а ну-ка, суши весла!

– Причаливаем? – спросил Абросим.

– Обязательно. Там за людьми барона гонятся. А он теперь – мой зять. Соображаешь?

– Надо бы единороги зарядить, – сказал Абросим.

– Делай. В носовой – картечь, в кормовой – бомбу. Сумеешь положить ее прямо перед бубудусками?

Абросим оглянулся.

– Далековато. Как бы своих не зацепить.

– Ладно, иди готовься, – сказал Свиристел.

Перегнувшись через поручни, он крикнул:

– Лево на борт! Якоря и сходню готовить!

Скампавей круто повернул, и через пару минут, затабанив, выполз на песчаную отмель.

– Кормовой якорь лег, – доложил боцман. – Якорь Держит.

Свиристел кивнул.

Спустили дощатую сходню. Бывалые стоеросовы мужики без команды соскочили на берег и залегли в кустах. Оба тяжелых морских единорога, – на кормовом и носовом помостах «Ежовня», – развернулись жерлами назад.

– Готовы! – крикнул боцман.

– Добро, – сказал Свиристел и поднял трубу.

* * *

А на берегу творилось неладное.

Первые два всадника скакали почти в обнимку, один валился из седла, а другой его поддерживал. Последний из егерей упал, вскоре по нему проскакали бубудуски в развевающихся рясах. Пистолеты они уже разрядили, повыхватывали клинки. Но тут Абросим ткнул пальником в отверстие.

Единорог рявкнул, окутался дымом. Рассыпая искры, бомба низко понеслась над кустами. Абросим положил ее там, где просили, – перед монахами. Но угодила она в лужу и загасла, не взорвалась. Брызнула грязью, подпрыгнула, сшибла одну из лошадей.

Преследователей это не остановило. Они только рассыпались пошире.

– Настырные, – сказал боцман. – А картечью щас нельзя, Палыч. Своих побьем.

– Вижу. Бейте из пищалей. Только аккуратно.

Боцман кивнул, вставил в рот пальцы и пронзительно свистнул.

Над прибрежным лозняком вспухли ружейные дымки. Несколько лошадей упало.

– Во, другое дело, – одобрительно пробурчал боцман.

– Повязки будут нужны, Ерофеич, – сказал Свиристел.

– А готовы уже.

Подскакали заляпанные грязью беглецы.

– Ты, что ли, Альфред? – спросил Стоеросов. – Не признаю, чумазый очень.

– Я, – сказал Обенаус, тяжело дыша. – Прошку держите, попали в него! Да и сержант ранен.

Абросим рванулся по сходне, едва не оттолкнув барона. Тот удивленно поднял брови.

– Извини, Альфред. Родичи они с Прошкой, – пояснил Свиристел. – Что стряслось?

Обенаус медленно сел на сырой песок под бортом скампавея.

– Уф! Точно не знаю, но сильно подозреваю, что покаянский флот получил приказ тебя утопить, Свиристел Палыч.

– Ну-ну, – усмехнулся Стоеросов. – Таких охотников много было. Спасибо, Альфред, что предупредил. Это кто, Гийо постарался?

– Он.

– Запомню.

* * *

Абросим положил Прошку на свой кафтан и пригорюнился. Прошка с трудом повернул глаза.

– Ты чего это… дядя?

– Что твоим-то передать? – спросил Абросим, отводя взгляд. – Наказ какой будет?

– Сам еще… попробуй уцелеть, – прохрипел Прошка.

Обенаус поманил Стоеросова наклониться.

– Одна надежда, Палыч, – прошептал барон. – На борту «Поларштерна» очень хорошие хирурги.

– Не кручинься, – так же тихо ответил Стоеросов. – Доставлю. А ты-то как, с нами поплывешь? Или возвращаться намерен?

– Обязательно. Там же Алена осталась. Да и проконшесса поблагодарить требуется.

Свиристел глянул на него узкими глазами.

– Проконшесса – пренепременно, – с тяжестью в голосе сказал он. – Вот ведь… псина. Жаль, что я ему не скоро спасибочки скажу. А насчет Аленки сильно не переживай. Чай наша, муромская деваха. И себя в обиду не даст, да еще и мужа при случае оборонит. За тебя, барон, она вообще кому хошь башку отвернет, помяни мое слово. Силенок достаточно!

– Это я уже понял, – сказал Обенаус, краснея.

– Вот и поберегись, хо-хо! Ну да ты умница, совладаешь. А вообще, сильно рад я за вас, Альфред.

– Да я тоже.

– И хорошо. А теперь слушай. Сейчас мы тебя и уцелевших егерей на другой берег перевезем. Чтоб вы тем заразам недобитым в лапы не попались. Только и ты не оплошай, сразу в Муром-то не рвись, неровен час еще на какую засаду напорешься. Вместо этого поднимайтесь по Сорочьему ручью на восток. Верст, этак на тридцать. Там в самой чащобе духовичи живут. Обособленно, культурное наследие предков берегут. Душевно, понимаешь, совершенствуются, а в остальном безвредны. За старшого у них там такой Сашка Вороваго есть. Передашь от меня поклоны да записку. Скажи еще, что опять война с покаянцами назревает, пусть схроны готовят. А он тебе провожатых даст. Да паренька толкового подберет, грамотного. Вместо Прошки.

– Нет, – сказал Обенаус. – Вместо Прошки не годится.

– Временно, Германыч, временно. Постараюсь я и Прохора, и сержанта твоего раненого вовремя на «Поларштерн» доставить. Ну, забирайтесь на борт. Пришло время большие дела делать.

Свиристел повернулся к своей команде.

– Что, мужики, слышали? Что утопить нас хотят?

– Слыхали, – кивнул Ерофеич.

– И как? Покажем бубудускам почем фунт раскоряков?

– Давно пора, – тихо, но страшно сказал Абросим.

– А тогда по местам стоять, с якоря сниматься! Лошадей завели? Все, сходню долой! Ну, держитесь, сострадарии…

* * *

Свиристел вполне мог отсиживаться в одном из боковых притоков Теклы и спокойно дожидаться курфюрстовой эскадры. Но он этого делать не стал по двум причинам. Во-первых, все же могли настичь родственнички покойного Агафония. А во-вторых, не хотелось встретить адмирала Мак-Магона с пустыми руками.

Ветер переменился. Вместо лободуя порывами налетал всходень. После прощания с Обенаусом скампавей ходко спускался по главному руслу в течение всего дня. Миновали остров Непускай, контролирующий как выход в дельту, так и путь вверх по реке. Здесь уже не первый век стояла многопушечная муромская крепость. Покаянцы отлично знали ее силу, поэтому приближаться не любили.

Однако ниже, где Текла дробилась на многочисленные рукава, там на подданных базилевса-императора можно было наткнуться где угодно. Поэтому ночью Свиристел сначала приказал сбросить парус, а затем еще и завалить мачту. Чтобы быть как можно неприметнее.

У борта скользившего по течению скампавея тихо плескалась Текла. Внизу, на палубе, вполголоса переговаривались гребцы.

– Что задумал, Палыч? – спросил Абросим.

Свиристел протянул зрительную трубу.

– Глянь, мне показалось или впрямь там два корабля? Темно, что в печке.

Ночь действительно выдалась для тайных дел как по заказу. Похолодало. Вновь налетел северный ветер. В небе густо висели тучи. Часто моросил не по-летнему мелкий дождь. Звезды показывались лишь изредка. В их свете на поблескивающей поверхности Теклы еще можно было что-то разглядеть, но стоило прижаться к обрывистому берегу, и тьма совершенно поглощала низкий корпус «Ежовня».

Абросим недолго вглядывался в темень.

– Справа – бриг, слева – трехмачтовый, вроде фрегата, – уверенно сообщил он. – Хочешь между ними проскочить?

– Сам бог велит. Так глупо стоят. Стрелять же им нельзя, иначе друг друга покалечат.

– Что-то уж слишком глупо. Может, пакость какую приготовили?

– Какую же?

– Ну, к примеру, вдруг цепь натянули? От борта к борту, а? Поперек течения?

Стоеросов почесал бороду.

– Могут, – сказал он.

– Не подождать ли померанцев? Они от этой засады одни щепки оставят.

– Хорошо бы. Но только мстители за Агафония могут появиться пораньше адмирала Мак-Магона. А это для нас не лучше покаянской засады.

– Значит?

– Значит, на абордаж брать будем.

– Бриг?

– Нет. Чего нам бриг? Фрегат. Этого они меньше всего ожидают. Прибавь, им же неведомо, что мы знаем о приказе нас потопить. Да и ждут по воде, а не с берега.

– Так то оно так. Только там их, почитай, человек двести или двести пятьдесят на одном фрегате.

– Ну и что? Думаешь, они все с заряженными мушкетами день и ночь караулят на палубе? Спят же! Не первую ночь стоят.

– Да, скорее всего. Но если нападем… это ж война. Весь Муром подставим.

– Муром? Какой Муром? Ха! А мы служим-то сейчас кому?

– Да вроде Поммерну.

– Вот. Мы теперь кто? Изгои. Так что Тихон отговорки найдет. А не найдет – так заплатит. Казну посадника жалеть с какой стати?

– Казну Мурома, ты хочешь сказать.

– Тихон так лапу в нее запустил, что если и захочет, сам не разберет, где его деньги, а где – общинные. Не у него первого золото совесть съело.

– А она у него была, совесть-то?

– Не знаю. Чтобы править в Муроме, совесть не нужна. С ней даже труднее, по-моему. Ты вот что. Прикажи курфюрстова сержанта в каюту унести, хватит ему воздухом дышать. Пулю-то вытащили?

– Нет. Глубоко сидит. Пропадут они с Прошкой, если на «Поларштерне» не помогут.

– Ну, трогаем помалу.

* * *

Без плеска опустились тяжелые лиственные весла. «Ежовень» тенью двинулся вдоль левого, обрывистого берега Теклы. Молча, с оружием у ноги, гребли свиристеловы мужики.

Подле укрытого деревянными щитами носового единорога притаился Абросим с зажженным фитилем. До фрегата оставалось саженей шестьсот, когда Стоеросов приказал сушить весла. Скампавей тихо скользил по течению. Прекрасно «зализанные» обводы позволяли двигаться бесшумно, даже за кормой не журчало.

На мостик поднялся Абросим.

– Дальше поплывем – заметят.

– Угу.

– Так что же делать?

– Пора высаживаться, берегом пойдем.

– Я тоже пойду.

– Куда ж я без тебя. Эй, Ерофеич! Отдать кормовой.

Плюхнулся потайной якорь, – не на цепи, а на толстом пеньковом канате. Канат натянулся, мягко затормозив судно. Дальше уж само течение прибило «Ежовень» к берегу. Палубная команда осторожно опустила сходню.

– Сорок человек остаются при веслах, – приказал Стоеросов. – Абордажная партия – за мной!

Уже с берега добавил:

– Ерофеич, как фонарем «добро» просигналю, – гребите во весь дух.

Боцман перегнулся через фальшборт.

– Откуда посигналишь?

– С фрегата, вестимо.

– Брать, значит, все-таки намерен?

– Пренепременно. Иначе они нас возьмут. Хочешь?

– Не-е, – отказался Ерофеич. – По молодости я уже в плену покаянском разок побывал. Хватит! Никому не посоветую. Псы, чистые псы…

Кто-то из гребцов плюнул за борт.

– Да какие ж они чистые…

* * *

ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА ФРЕГАТ «КОНСО»

Водоизмещение – 478 тонн. Трехмачтовый барк. Максимальная зарегистрированная скорость – 17,9 узла. Вооружение – 46 орудий калибром от 4 до 18 фунтов. Экипаж – 285 человек. Командир – капитан второго ранга Сейран Лере.

«Консо» вполне разумно стоял кормой в сторону Мурома, а носом по течению. Так, чтобы в случае чего сразу броситься в погоню. Держали его два кормовых якоря. Стражи на берегу не оказалось – оно и понятно, ждали ведь скампавей, а не верблюда.

– Молодец твой барон, – шепнул Абросим. – Предупредил, не сдрейфил. Хотя и понятно, родич теперь.

Свиристел кивнул молча, поскольку держал в зубах надежный, дедовский еще кинжал.

Пользуясь тенью обрыва, оба вошли в воду напротив кормы и поплыли к носу фрегата. Там свешивались снасти, за которые можно было уцепиться.

Еще с берега они засекли двух часовых – на юте и в «вороньем гнезде» бизань-мачты. Видимо, капитан фрегата сильно рассчитывал на дозорных брига, стоявшего чуть выше по течению. Да и время было уж очень сонное – четвертый час утра, самая что ни на есть «собакина вахта».

Абросим первым взобрался по канату на палубу Затем, ползя от пушки к пушке, пробрался на ют и там тихонько стукнул часового. В делах подобного рода был он знатным мастером, но все же чуток нашумел.

– Эй, что происходит? – поинтересовался матрос с мачты.

– Слышь, парень, ты только не балуй, – сказал Свиристел, подбирая мушкет часового. – А то пальну, понял? Лучше слезай по тихой.

Абросим тем временем выбросил за борт шторм-трап.

– А вы меня – не того? – спросил матрос.

– Да чего ж мы, душегубы?

– А кто?

– Добрейшей души человеки.

Матрос хмыкнул.

– Эт сразу видать.

Тут на палубу один за другим полезли Свиристеловы мужики. Мокрые, бородатые, страшные. Все как один – добрейшей души человеки.

– Пожалуй, я здесь еще посижу, – сказал матрос.

– Ну, посиди, милок, посиди, – согласился Свиристел. – Только смирно.

Из камбуза, позевывая и почесываясь, выбрался боцман.

– Что за шум, балбесы?

Свиристел навел на него мушкет.

– Иди-ко сюда, мудрец.

– А?

– Дай-ка я тебя свяжу, – сказал Абросим.

– А?

– Руки, говорю, давай.

– О.

– Ты еще чего-нибудь говорить умеешь?

– А! Говорить? Умею.

– Тогда скажи, капитан у себя?

– Так точно. Почивать изволят.

– Случаем, не пьяный?

– Не… Верите, вообще в рот не берет, – с отвращением сказал боцман. – И другим не дает. Одни проблемы с ним. Скряга! Кто, говорит, первым скампавей муромский заметит, тому – полпинты рома. Но только когда вернемся в Ситэ-Ройяль… Представляете?

– А ведь и правда, – сказал Абросим. – Разговаривать умеет.

И вставил в боцманский рот полфунта войлочных пыжей.

* * *

Капитан действительно оказался безнадежно трезвым. И в каюте – чистота, ни бутылок пустых, ни запаха I скверного. Но спал крепко, насилу растолкали.

– Послушай, братец, что-то я тебя не припомню, – сказал он Свиристелу.

– Я тут недавно.

– Все равно не помню.

– Ничего, дело наживное, щас познакомимся. Дозвольте спросить?

– Спросить? Что?

– Вы получили приказ утопить Стоеросова, купчину такого?

– Разумеется. Он разве появился?

– Ну да, появился.

– Где?

– Да здесь я.

– Что за шутки, милейший! Что ты тут вообще делаешь и какого черта развалился в моем кресле?!

– По-моему, дурака валяет, – сказал Абросим. – Стукнуть?

– Не надо. Не проснулся еще человек. Тут капитан все понял.

– Бог ты мой просветленный! Да вы отдаете себе отчет?! Нападение на имперский фрегат! Да вас же за это…

– Повесят?

– Без сомнения. В лучшем случае.

– Ну, если повесят, значит, не утопят, – с облегчением сказал Свиристел.

– Хотя… – тут капитан огляделся, – быть может, это случится еще не сегодня.

– Я тоже думаю, не сегодня. Если вообще случится.

На палубе грохнул выстрел.

– Ладно, – сказал Стоеросов, поднимаясь из капитанского кресла. – Мне пора. Дела, знаете ли.

– Позвольте… – ошеломленно сказал капитан. – А мне-то что теперь делать?

– Ну, для начала оденьтесь.

– А потом?

– Потом подумайте, стоит ли служить сострадариям.

– И все?

– И все. Ни топить, ни вешать вас не будут. Не душегубы чай. Только уж ведите себя благоразумно, лады?

* * *

На палубе вдоль правого борта неровными шеренгами кое-как выстроилась команда фрегата. Против них с пищалями и трофейными мушкетами стояли муромцы.

– Некоторые сбежали, – доложил Абросим. – Бубудуски. В воду попрыгали. Пришлось пальнуть для острастки.

– Правильно, – сказал Стоеросов.

– А бриг с якорей снимается. Что делать?

– Пленных обыскать и – в трюм. Ерофеичу просигналь, пусть гребут.

– Понятно.

Свиристел прошел к левому борту и прислушался. С места стоянки второго вражеского корабля доносились крики, топот, скрип кабестана.

– С цепью-то как быть? – спросил Абросим.

– С какой?

– Да вот, – Абросим постучал рукой. – И впрямь, между кораблями натянута. Ждали они нас, Палыч.

– Очень хорошо.

– Что ж хорошего? Ерофеич напорется.

– Не успеет.

Свиристел послюнявил палец и поднял руку, определяя направление ветра.

– Ну-ка, гони матросиков передние паруса ставить. Фок и кливер. Якоря поднять! Если кто заерепенится – стреляй без разговоров, тишину беречь уже нечего.

Но забитые покаянские матросики не сопротивлялись. Подгоняемые прикладами, они разбежались по местам. Палубная команда привычно взялась за вымбовки и принялась вышагивать круги у кабестана. Якорные канаты натянулись, фрегат попятился. Свесившись за фальшборт, Абросим докладывал:

– Канат пошел. Канат панер!

Как только якоря оторвались от дна, течение подхватило корабль. Свиристел сам стал к штурвалу Хлопнув на ветру, развернулся треугольный кливер. «Консо» начал набирать ход.

– Абросим! Глянь, цепь натягивается?

Абросим перегнулся через борт.

– Пошла понемногу.

Стоеросов поднял ко рту рупор.

– Эй там, на фок-рее! Пошевеливайтесь.

Покаянские матросы наконец разобрались со снастями фока. Нижняя шкаторина упала, парус надулся.

– Есть! – в это же время крикнул Абросим. – Цепь выходит из воды. Только бы на бриге ее не обрубили…

– Не успеют. Щас мы устроим им развлечение!

* * *

Фрегат обогнул поросший соснами мыс и, следуя течению, увалился вправо. А позади, за мысом, над деревьями показались мачты брига. Оттуда слышались вопли, мушкетные выстрелы, частые удары судового колокола-рынды. Но все это продолжалось не слишком долго. Следуя фактически на буксире у более массивного, уже набравшего скорость корабля, бриг не смог отвернуть от берега.

Донесся глухой шум садящегося на мель судна, плеск волн, треск рангоута, хлопание парусов. А из палубы «Консо» от резкого рывка выдрало кнехт, к которому была прикреплена цепь.

– Готово, – крикнул Абросим. – Идем свободным ходом!

– Добро, – отозвался Стоеросов. – Ставьте грот!

В это время из-за мыса выскочил «Ежовень». Подправив курс, Ерофеич пальнул из кормового единорога.

– Лихо у вас получилось, – крикнул матрос с мачты. – Примите в компанию? Свой я.

– То есть?

– Муромский.

– Ага. А из какой слободы будешь?

– Из Фуфайлов. Ивашкой звать.

– Чего ж ты базилевсу служишь, Фуфайла?

– Да так, с Тихоном нелады вышли.

– А родичи чего ж не заступились?

– Хотели. Только решили, что лучше мне одному уйти, чем весь род подставлять. С Тихоном сейчас лучше не ссориться.

– Это правильно. Посадника слушаться надо. На то он и посадник, между прочим.

– Хо-хо! Так и у вас отношения с Тихоном не лучше, а, добрейшие человеки? Разве не так?

– Сообразительный, – пробурчал Абросим. – Приглядывать придется.

– А еще за Теклой присматривай, – напомнил Стоеросов. – Интересно ведь, кого встретим.

* * *

Навстречу попалась часть покаянской эскадры во главе с линкором. Фуфайла крикнул с мачты:

– «Умбаррага», Свиристел Палыч! Восемьдесят восемь пушек! А за ним следуют три фрегата!

На захваченном «Консо» к этой встрече были уже вполне готовы. По шканцам прохаживался благоразумный покаянский капитан, а Ивашка бодро отрапортовал флагами о захвате муромского скампавея «Ежовень», который очень печально и очень убедительно тащился на буксире. Картина получилась и бодрой, и красивой, и победоносной. Линейный корабль даже поднял флаг «вами Доволен».

– Запроси-ка, где искать командующего, – приказал Стоеросов.

Ивашка замахал флажками. На линкоре ответили.

– «Упокоитель», флагман аншеф-адмирала Василиу, крейсирует в устье Шумацкой протоки, Свиристел Палыч!

– Очень хорошо. А теперь вежливенько поблагодари.

– Слушаюсь.

«Умбаррага» спокойно повернул в боковой пролив. На его кормовом балконе два офицера курили сигары.

– Ишь, вальяжные, – сказал Абросим. – Как у себя дома, понимаешь… Еще два-три дня, и вообще закупорят фарватеры!

Он с досадой плюнул за борт. Потому что покаянские военные корабли не имели права заходить в дельту Теклы без разрешения посадника.

– Ничего, – угрюмо проворчал Ерофеич. – Не век им тут плавать. Судьба, она девка переменчивая.

Словно подтверждая его слова, вдруг стих ветер, паруса на покаянских кораблях обвисли. Эскадра, не завершив маневра, застряла в проливе между островами.

– А ведь похоже, что засаду затевают, – сказал Абросим. – Хотят сесть на хвост померанцам еще в муромских водах.

– Да, – кивнул Свиристел. – Похоже.

– Какой план будет?

– План будет такой. Проходим мимо острова и поворачиваем вправо. Думаю, что Мак-Магон пройдет либо здесь, либо там, за Долгим островом. В любом случае мы их увидим.

– Нас могут найти и родичи Агафония.

– Не смогут. Мы ж теперь в плену у базилевса!

– А если померанцы узнают, что мы захватили фрегат? Тот бриг, что на мели сидит, уже наверняка послал шлюпку с сообщением. Если сам с мели не снялся. Скоро начнется облава и на нас.

– Тут ничего не поделаешь. Мы должны найти корабли курфюрста. Очень может быть, что завтра «Умбаррага» спугнет их в сторону моря. То есть прямо к нам. Вместе у нас будет около шестисот шестидесяти пушек, а это уже – кое-что. Имперский флот сильно разбросан, можно и прорваться.

– А дальше?

– Я не Господь Бог, Абросим, всего не знаю. Поживем – увидим, что там дальше будет.

– Увидим, – без особой уверенности согласился Абросим.

– У тебя что, предчувствие?

– Ага. Не думаю, что пролив между островами свободен.

* * *

Через полчаса, когда они миновали Долгий остров, Свиристел сказал с уважением:

– Ну ты, брат, даешь!.

Между островами Долгий и Оболонный, прямо поперек пролива стоял восьмидесятичетырехпушечный линкор «Орасабис», полностью перекрывший фарватер. Ничего не оставалось, как плыть дальше.

Но вот пролив между островами Оболонный и Пихтач оказался свободным. Почему – понятно, глубины здесь были для линейных кораблей маловатыми. Покаянцы решили, что и курфюрстова кригсмарина тут не пройдет. Но глубины, недостаточные для линкора, могут быть приемлемыми для фрегата.

«Ежовень» снялся с буксира и быстро промерил фарватер. Оказалось, что трофейный корабль пройти может, хотя и впритирку. И в третьем часу ночи бывший его величества фрегат «Консо» стал на кормовой якорь. Там, где и наметил Свиристел, – за песчаным мысом Оболонь-острова. В укромном месте, заслоненном от главного русла скалами

– Что теперь? – спросил Анисим.

– Пушки заряжены?

– Да.

– Нужно узнать, что за силы стерегут выход в море. Пока темно, пусть «Ежовень» сбегает в бухту Пихтовую. На весла посадить покаянцев, своих не утомлять. Остальным – спать. Потому как завтра набегаемся. И вот еще что, Абросим. Распорядись как следует накормить пленных. Без всяких норм, чтоб ели от пуза. А назавтра всем – швабры в зубы и – вперед. Пусть драят «Консо» до блеска-сияния, до тех пор, пока очистят эту конюшню от киля до самых клотиков. Весь хлам – за борт. Мурмазеям негоже драться в помойке.

* * *

Утром, в разгар генеральной уборки, пленный капитан попросил аудиенции. На его лице появилась щетина, но в остальном он был собран, подтянут, держался молодцом.

– Вчера я не успел представиться.

Стоеросов кивнул.

– Да, суматоха случилась.

– Капитан второго ранга Сейран Лере, к вашим услугам.

– Слушаю тебя, съер.

– Боярин, хотел вас спросить, что будет с моим экипажем?

– Отпустим.

– Когда?

– Да сразу после окончания похода. Вот только когда он закончится, того сказать не могу. Поэтому буду ходатайствовать перед адмиралом Мак-Магоном о зачислении ваших матросов на довольствие с выплатой денежного содержания. Тех, кто филонить не будет, конечно.

– Вот как… Очень благородно с вашей стороны.

– Скорее – разумно. У меня всего семьдесят четыре человека, двое ранены.

– Понимаю. Но если вы рассчитываете таким жестом смягчить эпикифора, то… напрасно.

Свиристел посмеялся.

– Нет. Эпикифора мягчить я никак не собираюсь. Скорее даже наоборот, хочу разозлить как следует.

– На что же вы тогда рассчитываете?

– Я рассчитываю не попадаться ему в руки. Чего и вам советую, кстати.

– Постараюсь. Насколько я понял, вы находитесь на службе у Поммерна?

– Точно.

– Тогда возьмите меня в свой экипаж.

– Гм. А вы хорошо подумали? Если нас поймают, за компанию повесят и вас.

– Потерю корабля мне и без того не простят, это не в правилах бубудусков. А попасть к ним на перевоспитание… Бр-р, сплошная мерзость. Так что выбора, в сущности, нет.