Текст книги "Московские юнкера Советского Союза. История одного выпуска"

Глава 5. Командование

По праву и традиции эту главу надо начать с рассказа о нашем начальнике училища – генерал-лейтенанте танковых войск Магонове Иване Афанасьевиче. На этой должности он находился с 10 февраля 1969 года до 23 мая 1984 года, то есть 15 лет, заслужив глубокое уважение со стороны подчиненных и долгую память почти 6 тысяч курсантов, ставших при нем офицерами Советской армии. Особое внимание уделял сохранению воинских традиций, которые всегда сильны были в МВОКУ.

В честь начальника училища курсантов-кремлевцев в народе в то время называли «магоновцами», а в армиях стран НАТО – «магоновскими головорезами» При нем появились и нововведения, сочетавшиеся с традициями: выпуск курсантов стал проходить на Красной площади, после чего лейтенанты возлагали подаренные им пионерами гвоздики к Мавзолею Ленина, почетного курсанта и командира училища. При И.А. Магонове 21 февраля 1978 года за большие заслуги в деле подготовки офицерских кадров училище было награждено орденом Октябрьской Революции, став трижды орденоносным.

Считаю большой удачей и даже военным счастьем, что мы все четыре года учились при Магонове. Как и другие курсанты нашего батальона, первый раз я увидел его на построении училища в честь принятия нами Военной присяги 6 сентября 1970 года. Он был в генеральской парадной форме с орденами и медалями и нашивками за ранения. Тогда удивила фуражка с черным околышем и гвардейский знак на кителе. Позже мы узнали, что, окончив военное училище в 1941 году, воевал на Западном, Ленинградском, Волховском и Юго-Западном фронтах, был тяжело ранен. После госпиталя был направлен в 183-ю танковую бригаду. Служил как заместитель начальника штаба по разведке. После освобождения г. Старобельска (Луганская обл.) 23 января 1943 года, был назначен первым комендантом города. В 1943 году в сражении на Курской дуге он, двадцатилетний капитан, командир мотострелкового, а затем танкового батальона. Этим батальоном он командовал до августа 1943 года.

Из наградного листа И.А. Магонова от 3 марта 1943 года:

«В период боев с немецкими оккупантами с 11 января по 25 февраля 1943 г., работая помощником начальника штаба по разведке, хорошо организовал разведку. Командование бригады всегда имело исчерпывающие данные о противнике. Неоднократно ходил сам лично в разведку, проявил при этом мужество и героизм. Разведчиками было приведено 15 “языков”. В момент напряженных боев командир мото-стрелково-пулеметного батальона был убит. Командование бригады поставило тов. Магонова командиром мсп б-на. Тов. Магонов организовал стойкую оборону. Противник, имея численное превосходство, несколько раз переходил в контратаки, которые были отбиты с большими для него потерями. Батальон не отступил ни шагу назад. Когда 22 февраля части корпуса выходили из окружения, батальон Магонова прикрывал отход. Выполнив задачу, тов. Магонов вывел батальон, имея незначительные потери. 23, 24, 25 февраля тов. Магонов с батальоном держал оборону в районе Александровка, Степановка, где уничтожили 9 танков, 13 автомашин, 4 противотанковых пушки, 10 БТР и истребили 550 солдат и офицеров. Личный состав в бою проявил высокую дисциплину, стойкость и героизм.

Тов. Магонов в бою проявил мужество и героизм.

Достоин правительственной награды – ордена “Красное Знамя”.

Командир 183-й танковой бригады полковник Андрющенко. 3 марта 1943 года».

Войну закончил майором, кавалером пяти боевых орденов и медалей «За отвагу» и «За боевые заслуги». Окончив Военную академию им. Фрунзе, служил на командных должностях. Был командиром 5-й гвардейской танковой дивизии, получив в 1965 году звание генерал-майора танковых войск. В Советской армии, прослужил 51 год, с 1940-го по 1991-й. С 1983 по 1996 год был председателем Центрального совета Военно-охотничьего общества (ВОО). Ушел из жизни Иван Афанасьевич в 74 года, 17 августа 1998 года.

Когда мы учились, начальник училища для нас всегда был образцом честного человека, боевого офицера и командира-воспитателя. Не думаю, что он себе подбирал заместителей, но в наше время все они были одной командой и одновременно по-своему индивидуальны.

Заместителями начальника училища были: первым – полковник Звездов В.В., начальником учебного отдела – полковник Михайлюков И.Я., начальником политического отдела – полковник Башилов А.М., начальником тыла – полковник Гринько А.А., начальником медицинской службы – полковник Долинский В.А. Все они были профессионалами с большой буквы, специалистами в своем деле, хорошими помощниками руководителя. Особо хочу остановиться в своих воспоминаниях на полковнике Звездове Владимире Васильевиче, по своим обязанностям отвечающем в том числе именно за то, к чему были склонны многие курсанты в служебное, учебное и даже свободное время. Поэтому неудивительно, что в случае нарушений распорядка дня, пропускного режима или формы одежды встреча с ним на территории училища или за ней (и даже в момент преодоления забора в ту или другую сторону) была практически неизбежной.

Информация и рассуждения. Звездов

Звездов В.В.

Первый заместитель начальника военного училища полковник Звездов Владимир Васильевич родился 17 июля 1923 года в селе Трубетчино Липецкой области. В армию призван в августе 1941 года, окончив краткий курс пехотного училища, был направлен на фронт, где командовал взводом, ротой, батальоном. Особо отличился в Будапештской и Венской наступательных операциях. Имел тяжелые ранения и контузии, награжден орденами Красной Звезды и Отечественной войны, медалью «За боевые заслуги».

После войны окончил Военную академию им. Фрунзе. Командовал полком, был заместителем командира дивизии. В училище пришел в середине шестидесятых годов и кроме выполнения прямых должностных обязанностей отвечал за подготовку к парадам на Красной площади и проведение других торжественных мероприятий. Во время ходьбы еле заметно прихрамывал и периодически подергивал левым плечом, что являлось следствием тяжелых ранений в грудь и ногу и контузий. Рост – ниже среднего, полноват, лицо доброе и чуть наивное. Писал, или, как он выражался, «пописывал», стихи. Основной принцип обучения «Делай, как я». Умный, воспитанный и пунктуальный, одновременно с этим восторженный и эмоциональный.

Сам о том не всегда зная, он играл весьма значительную роль в воспитательном процессе курсантов. От выпуска к выпуску его любовно звали за глаза «Аркаша» и «Марципан».

Первое – оттого что он, выговаривая курсанту за какую-либо оплошность, любил повторять: «Не пугаю, а предупреждаю – не исправите этот свой недостаток, так и будете всю военную жизнь Аркашей ходить». Кто такой и почему Аркаша, никто не знал, а спросить у Звездова никто не решался, себе дороже.

Второй его боевой псевдоним был более понятен. Не часто, но бывало, что он заходил в курсантскую чайную, чтобы проверить, кто из курсантов и почему во время самоподготовки находится там, а не в учебном классе. Текст выговора был примерно таким:

«Товарищ курсант! Родина направила вас учиться в прославленное училище, чтобы вы грызли гранит военной наук, а не портили свои зубы сладким марципаном».

Полковник Звездов был непременным участником большого количества занимательных историй, рассказов и курьезов. Все без исключения курсанты отмечали, что он не только военный, но и философ. К такому выводу можно прийти, вспоминая один из многих случаев.

Полковник Звездов В.В. обходит строй курсантов 2-го батальона. 1970 г.

Контролируя проведение утренней физической зарядки в ротах, наткнулся на лежащего и отдыхающего под деревом курсанта. Терпеливо выждав, когда тот поднимется и примет строевую стойку, почти ласково поинтересовавшись его фамилией и из какой он роты, объявил ему сутки ареста и предложил самостоятельно проследовать на гауптвахту. На глупейший вопрос юнкера «За что?» так же по-отечески и несколько нравоучительно произнес: «Сынок, запомни: курсант – это военный человек, который утром проснулся и уже во всем виноват…»

Наше первое знакомство с ним состоялось при принятии Военной присяги 6 сентября 1970 года. Как первый заместитель он подавал команды на построении и докладывал начальнику училища. На нас, первогодков, особое впечатление произвел его строевой шаг. Правая нога им поднималась высоко с оттянутым носком и была почти параллельно земле, левая, наоборот, невысоко и как бы прихрамывая. Вся фигура и громкий доклад выражали, как нам тогда казалось, подобострастие и готовность беспрекословно выполнять любые команды. Не зная истины, мы видели в этом подхалимство и чинопочитание. Чуть позже мы узнали от старшекурсников и офицеров роты, как мы были не правы в своих первых впечатлениях и выводах. Вся его показушная «подобострастность» была направлена не в сторону начальника училища, который его очень уважал и ценил, как фронтовик фронтовика и необычайно положительного человека, а на нас, курсантов и будущих командиров. Своим поведением он демонстрировал правила официальных взаимоотношений во время службы. Не игнорировать приказания командира, втайне завидуя и стремясь «подсидеть», не небрежно и как бы нехотя выполнять распоряжения, а всем видом своим и действиями подчеркивать готовность быть его помощником в миру и верным боевым заместителем на войне.

Почти каждый курсант мог рассказать о необычном случае встречи с полковником Звездовым. Моя встреча была такой. Курсантом четвертого, выпускного, курса я шел в сторону второго КПП. Заметив Звездова издалека, был готов к встрече, но чувство «почти лейтенанта» сыграло злую шутку: поприветствовал полковника молодцевато, но небрежно. Тут же был остановлен командой «Курсант, стой!» и вопросом «Вы что мне воинскую честь как дед Мазай зайцам отдаете? За сколько шагов до начальника отдается по строевому уставу воинская честь?» Я ответил: «За пять-шесть шагов, товарищ полковник». – «Правильно. А в метрах?» Вопрос, как оказалось позднее, был провокационным для нас двоих: пересчет не получался ни у меня (как-то было не до этого), ни у него. Оба, закатив глаза, безуспешно пытались решить сложную математическую задачу. После довольно продолжительной паузы, которая показала, что ответа нет ни у кого, он, внимательно посмотрев на меня, улыбнулся и сказал: «Если вы всё поняли, можете идти» и приложил руку к козырьку. Мне было уже не до шуток и выпендрежа, я сказал: «Есть», четко повернулся и удалился уже полным строевым шагом… Честно говоря, у меня и сейчас душа не лежит пересчитывать шаги в метры, хотя мудреного в этом нет ничего, строевой шаг курсанта МосВОКУ – 85 сантиметров. Но не хочу, как будто сразу пропадет особый смысл той встречи.

Не только я, многие курсанты замечали, что Аркаша учил нас по принципу «Делай, как я, можешь – делай лучше». Полумер, небрежности даже в мелочах повседневной жизни он не допускал. Отдавая воинскую честь, указания или распоряжения, всегда сам принимал строевую стойку, как бы «показушно» вытягиваясь. В наших глазах это выглядело и странно, и смешно. Нам, молодым дуракам, казалось, что он-то по своей должности может позволить и небрежность и вообще проигнорировать чье-то присутствие или оплошность. Он не позволял этого ни другим, ни себе. И в разговорах, и в указаниях старался быть лаконичным, отдавая распоряжения кратко, но толково. Иногда это доходило до абсурда. Рассказывали, как, проходя через второй КПП, спросил у дежурного: «Кто это у вас там на тахте в неположенное время отдыхает?» – «Кошка спит, товарищ полковник». – «Кошке тоже нельзя! Разбудить и выгнать!»

Считается также, что выражение, а заодно и констатация факта возможного поступления «Проходной балл в училище – полковник!» тоже принадлежит ему, как и, конечно, история с сапогами. Когда и с кем это произошло, и было ли на самом деле, никто сказать не мог, но передавали из поколения в поколение как образец курсантской находчивости и Аркашиной наивности.

Рассказывали этот случай так. Очень умный и сообразительный, как он сам считал, курсант решил угостить друзей на свое 20-летие спиртным. Он задумал пронести водку, купленную в магазине военного городка, в сапогах, которые нес из ремонта в руках. Пройдя через КПП, встречает Звездова, тот останавливает его и спрашивает, как всегда, коротко и лаконично: «Что? Откуда? Куда?» Тот отвечает по той же схеме: «Сапоги. Из мастерской. В казарму». Следующий вопрос: «Что в сапогах? Шмурдяк?» Ответ: «Никак нет. Кремлевцы шмурдяк не пьют-с. Водка, товарищ полковник». Звездов проницательно посмотрел в глаза курсанту и, не найдя в них ни тени насмешки и ни искорки мысли, проникновенно улыбаясь, отпустил со словами: «Ну ладно. Идите, шутник».

Все это были в основном индивидуальные встречи. А вот во время подготовки к параду его влияние и опусы распространялись уже на весь парадный расчет. В наше время строевые тренировки и парадную подготовку проводил командир 4-го батальона полковник Вишняков П.Я., участник войны и лучший строевик училища. Звездов, как заместитель начальника училища, осуществлял контроль, стоя на трибуне, а когда требовалось, оказывал и психологическую помощь. Мне запомнилось (думаю, как и многим другим участникам парадной муштры), как после пятого часа тренировок на плацу, когда под шинелью вся одежда и обмундирование были мокрыми от пота, мы, оборзевшие от усталости и однообразия бесконечных прохождений то полным строевым шагом, то шагом в 10 сантиметров, дружно кричали вместо установленных «Счет-и-раз!» для одновременного поворота головы направо «Счет-и-отдых», или «-мясо», или «-масло», напоминая и выторговывая у руководителей некоторые установленные привилегии участникам парада. Звездов, как хороший психолог, всегда чувствовал ту грань, за которой сознательная необходимость строевой муштры уступает место усталости и озлоблению ее участников. Просто десятиминутный перерыв в полной мере не действовал, надо было снимать напряжение шуткой, рассказом о традициях или прочтением тут же сочиненного собственного стихотворения. Я запомнил одно из них:

 
Идут кремлевские курсанты,
В руках их вьется мира нить.
Они покажут всей планете,
Как надо строевым ходить.
 

Посмеемся, и усталость уходит, а благодарность к Аркаше остается, и осталась на всю жизнь. Именно по его предложению начальнику училища, за десять дней до начала генеральных репетиций, был установлен приз по итогам прохождений. Ежедневно в конце тренировки лучшая шеренга каждого батальона награждалась тортом. Примечательно, что, награждая две лучшие шеренги батальонов, полковник Звездов и здесь не мог не прокомментировать своеобразно это событие: «Курсанты … шеренги, вы сегодня лучшие и потому достойны долгожданной и сладкой награды за свой труд. Помните, что малый кусочек общей победы, съеденный в воинском коллективе, дороже большого марципана, уничтоженного в чайной в одиночку…» Килограммовый торт делили в столовой на двадцать человек сразу после тренировки, поднимая тост за шеренгу и чокаясь чашками с чаем. Естественно, курсанты каждой шеренги считали себя лучшими и неповторимыми, и только спустя десять дней оказалось, что торт за победу попробовали все участники парадного расчета. При подведении итогов подготовки к генеральным репетициям свое выступление Звездов заканчивал собственными стихами:

 
За бой и труд медали льют,
Они из одного металла,
А за парадную готовность
Шеренге лучшей торт дают,
Труда и пота в нем немало.
 

После окончания училища приезжая в Москву в отпуска из мест военной службы, обязательно встречался с друзьями-однокашниками, и с ними навещали нашего ротного командира Валерия Аркадьевича Сайгина. Он, получив майора, некоторое время служил в учебном отделе и жил в военном городке. Перед этим использовали любую возможность пройтись по родному училищу, местам юности, зайти в казарму и учебные классы. Почти всегда на территории встречали Звездова. Своих выпускников он узнавал сразу, как он шутя выражался: «По выправке, взгляду и отсутствию лишних мыслей…» Останавливал, задавал вопросы о службе, советовал, а иногда и просил передать привет кому-нибудь из знакомых военных начальников, что само собой в дальнейшем могло означать определенную «протекцию». Разговоры эти и встречи отличались неформальностью: было видно, что он не просто интересуется судьбой очередного выпускника, а переживает за его военную удачу. Все это он делал очень мягко, неназойливо, деликатно и по-отечески.

Командиры учебных батальонов

1-го – полковник Вашкин, фронтовик, самый старший среди командиров батальонов. Занимался боксом, став мастером спорта и чемпионом военного округа. Курсанты батальона звали его любовно «Наш табурет», за то, что он практиковал в воспитательных целях ставить провинившихся на табуретку посредине построенного в каре батальона и, ходя вокруг него, долго, спокойно и методично объяснял, в чем тот был не прав. Последний выпуск Вашкина состоялся в 1971 году. Его выпускниками были в том числе начальник Генерального штаба генерал армии Макаров Н.Е., заместитель министра обороны генерал армии Болдырев В.А., председатель ФСБ РФ генерал армии Барсуков М.И., руководитель Пограничной службы РФ генерал армии Николаев А.Н. После него комбатом был подполковник Глушко.

3-м батальоном командовал полковник Янгорев Владимир Васильевич, 1925 года рождения, самый молодой, но впоследствии самый известный и популярный из комбатов, окончивший училище в 1947 году. Молодым лейтенантом два года прослужив в Таманской дивизии, в 1949 году вернулся в родное училище и посвятил ему всю свою военную жизнь. С 1952 по 1962 год (десять лет) был командиром курсантской роты. Окончив высшие курсы «Выстрел», преподавал тактику на кафедре. С 1969 года, став командиром батальона, сделал четыре выпуска курсантов. В 1986 году был уволен из Вооруженных Сил, но продолжал еще 22 года работать в МВОКУ, руководя спортивно-тренировочным центром.

В батальоне за методику воспитания и руководства его звали «Старшина». И действительно, он влезал во все мелочи учебного процесса, но делал это исключительно в интересах курсантов, за что его можно назвать «батей». Кстати, он и отцом был хорошим, воспитал достойного сына, впоследствии ставшего командиром Президентского полка и генерал-лейтенантом.

4-й батальон возглавлял полковник Вишняков Павел Яковлевич, участник войны и орденоносец. Все курсанты училища, начиная с третьего курса, проходили его школу строевой подготовки. Именно он готовил курсантские батальоны к параду. Все курсанты училища за глаза звали его «Паша Вишняков», причем звучало это очень уважительно и без тени фамильярности.

Немцов В.И.

И наконец, командир нашего 2-го батальона полковник Немцов Владимир Иванович, тоже фронтовик и кавалер боевых орденов. Мое отношение к нему в разное время учебы, службы и жизни было разным. Понятно, что взгляд восемнадцатилетнего курсанта на своего почти пятидесятилетнего командира очень субъективен. Многим он казался суховатым, даже черствым, не понимающим шуток человеком. Стройный и моложавый, как лейтенант, всегда одетый по форме и застегнутый на все пуговицы с начищенными до блеска сапогами. Одно его выражение чего только стоило: «Я прямой, как дуга…» Сначала мы не понимали, думали, что неграмотная оговорка, но потом осознали, что все сказанное комбатом серьезно. Уверен, восприятие комбата курсантами 5-й роты разительно отличалось от других рот, и неудивительно – его кабинет находился на втором этаже и в расположении роты. Видели и общались с комбатом они намного чаще, чем остальные роты. Имея возможность наблюдать полковника в разных ситуациях, у них сложилось свое мнение о его характере. Не часто выступая перед батальоном, он был сдержан и краток в постановке задач и лаконичен в суждениях. На самом деле, как рассказывали друзья из 5-й, в неофициальной обстановке он был совершенно иным. А после встреч по службе с выпускниками батальона более поздних выпусков вообще создавалось впечатление рассказа о каком-то другом человеке. Ну и наконец, вспоминаю последнюю встречу, вернее, разговор по телефону. В 2007 году я был приглашен на юбилей друга-«афганца», выпускника 5-й роты следующего после нас выпуска 2-го батальона. В перерыве звонили Немцову, и мне предложили с ним поговорить. Я представился, услышал совсем не старческий голос моего 85-летнего командира курсантского батальона. Он сделал вид, что помнит меня, я – что этому поверил, и мы минут пять разговаривали о его здоровье, моей службе и общих знакомых.

Удивительно, разговор получался легким и непринужденным. Я и узнавал, и не узнавал своего комбата. Во всяком случае, я его такого не знал. Уверен, со мной согласятся многие выпускники, у кого комбатом был полковник Немцов Владимир Иванович, что, несмотря на свою кажущуюся суровость, сдержанность и прямолинейность, воспитателем у нас был замечательный и честный офицер-фронтовик, никогда не допускавший грубости, оскорблений и унижений курсантов и офицеров батальона. Но это не значило, что исключалось воспитание различными тренировками «через ноги, минуя голову». Хочу вспомнить некоторые из них.

Информация и рассуждения. Тренировка по тревоге

На моей памяти было четыре, по одной на курс, тренировки по учебной тревоге с выходом в запасный район сбора. Они заключались в подъеме по тревоге, в основном и по традиции в ночное время, и в организованном выдвижении в пешем порядке в район сбора. В наше время он находился в районе Лыткарино, примерно в 15 километрах от пункта постоянной дислокации училища. Порядок действий был установлен следующий: по учебной тревоге поднимался один из батальонов, в спальных расположениях рот дневальные не своим голосом кричали «Подъем, тревога!», включали дежурное освещение и открывали комнаты для хранения оружия, противогазов и вещевых мешков с комплектами химической защиты. Курсанты, разбуженные истошными криками, различными командами и общей суетой, были обязаны за предельно короткое время одеться, получить оружие и имущество и, как можно быстрее сбежав по лестнице, занять свое место в строю взвода и роты. Были и дополнительные обязанности: спавшие у окон вспрыгивали на подоконник и своими одеялами закрывали проемы с целью маскировки света, хорошо бегавшие и более приближенные к командованию выполняли роль посыльных за офицерами батальона, а если нужно, и кафедр училища. Почти у всех курсантов помимо личного оружия и имущества была дополнительная нагрузка в виде или ящиков со стрелковым оборудованием, или станков и прицелов для различных видов вооружения. Передвижение осуществлялось поротно различными темпами в зависимости от расчетного времени прибытия или настроения командиров. График чередования бега и ускоренного передвижения, мне кажется, передавался из поколения в поколение, испытывался не только на наших, но и на их командирах, как говорят, до четвертого колена. Никто и никогда в военном училище не считал это проявлением неуставных взаимоотношений. Наоборот, стонали, кряхтели, надрывались, но одновременно понимали, что пройти будущему офицеру эту школу необходимо: надо на себе испытать, что чувствует и какие нагрузки в состоянии перенести будущий подчиненный солдат. Прибыв в район, каждая рота занимала определенный опорный пункт, который готовила, при необходимости, в инженерном отношении. Целью занятия района было выведение личного состава из-под возможных и планируемых ядерных и авиационных ударов вероятного противника. Выполнив необходимые мероприятия в районе, где-то после обеда совершали такой же организованный марш в расположение училища. Питание было организовано сухим пайком, что тоже придавало особую значимость и необычность. Дневной марш-бросок в 30 километров был определенным физическим и психологическим испытанием, и поэтому сон после напряженного дня был особенно крепким, а отработка нарядов на работу не практиковалась ввиду усталости и провинившихся, и их контролирующих младших командиров.

Мне больше вспоминаются не плановые тревоги, а некоторые тренировки небольших ее элементов. В памяти отложилась на всю жизнь одна из них, повлиявшая на мое дальнейшее военное мировоззрение. Уже не вспомню, по какому поводу и из-за чего, но наш комбат Немцов построил батальон на площадке перед казармой. Всегда выдержанно-вежливый, суховатый и воспитанный фронтовик-полковник, было заметно, пребывал в плохом настроении, и, зная его, причиной этого могло быть только поведение подчиненных курсантов. По началу его краткой речи всем было ясно, что одним разговором эта встреча не закончится. Как позже выяснилось, вывело нашего комбата из душевного равновесия наблюдение за тем, как курсанты после полевых занятий не спеша, как он выразился, «как беременные коты», поднимались на третий этаж в актовый зал. В нем в составе батальона должна была состояться лекция по военной истории. Неспешное прибытие курсантов задержало начало лекции на десять минут. Преподаватель подполковник Востриков И.В., человек выдержанный и невозмутимый, из этого трагедии делать не стал и начал лекцию как ни в чем не бывало. Уверен, многим запомнились не только его лекции, но и их завершение. Минут за 7–10 до окончания он торжественно объявлял: «А теперь поговорим о жверствах». Звучало именно так, как у меня написано, букву «з» он не выговаривал. Благообразного вида, невысокого роста (из-за трибуны была видна только одна лысая голова), он, пытаясь придать лицу трагическое и одновременно зловещее выражение, рассказывал о жестокости победителей Трои, насилиях римских легионеров, пытках инквизиции, обмороженных французах и зверствах фашистов. Как мы понимали, этим он хотел внушить нам, будущим защитникам Отечества, ненависть к любым захватчикам и поработителям. Неудивительно, что в этот же день после обеда на построении батальона полковник Немцов лаконично изложил нам свою позицию: опаздывать на лекции, еле-еле передвигаясь по лестнице, и при этом заставлять ждать уважаемого преподавателя, когда изволят прибыть господа юнкера, недопустимо. По окончании краткой речи он, приняв строевую стойку, скомандовал: «Батальон! Поротно. В свои расположения! Одна минута времени. Бегом. Марш. Последних шестерых наказываю!» Одна дверь, одна лестница, три роты и триста пятьдесят человек, единодушно не желающих быть в числе шестерых «последних». Хочу заметить, что при штурме единственной двери, несмотря на обстоятельства, человеческого достоинства никто не терял, локтями товарищей не расталкивал и пробки не устраивал. Труднее было 4-й роте, жившей на третьем этаже, легче – 6-й, расположенной на первом. Построившись, надеялись, что на этом комбат и остановится. Оказалось, что «считать шестерых» будут на батальонном плацу по итогам сбегания с этажей. Итог первого этапа тренировки показал всю несостоятельность наших рассуждений насчет «этажной» трудности: первая шестерка оказалась только из представителей рот нижних этажей. Это объяснялось просто: нас по лестнице гнал страх от безысходной несправедливости третьего этажа, и мы выкладывались полностью. Наших коллег-нижнеэтажников подводило самомнение, что они все равно успеют и можно не спешить. Было и еще одно обстоятельство – чисто техническое. Несшаяся с третьего этажа единым испуганным потоком рота перекрывала лестничные площадки и затрудняла выход на них курсантов других рот. В армии, как и в жизни, побеждает тот, кто быстрее поймет и исправит свои ошибки. Как оказалось, 5-я и 6-я роты «два раза на грабли не наступают», и в последующие две тренировки уже мы «потеряли» аж восемь (!) человек. Лично у меня проблем до определенного времени не возникало: я учился в 3-м взводе, на лестничную площадку мы выбегали вторыми, и во всех тренировках оказывался в «золотой середине». До определенного времени… Это время наступило после того, когда я, в очередной раз сбегая по лестнице, имел несчастье подумать о том, что, сколько и как ни бегай, а последние будут всегда. Несколько обеспокоенный этим неожиданным открытием, я задумался над тем, как же быть дальше, и, естественно, замедлил свое поступательное движении вниз по ступеням лестницы. Как и следовало ожидать, когда мысли отвлекают от действий, итог для меня был предопределен: я оказался в группе, которую в народе называют «золотая рота». Рассказ о том, как мы отрабатывали в наряде вне очереди, будет неинтересен, главное – какие выводы из этого были сделаны. Первый: как будущий командир, утвердился в мнении, испытав на себе, что такие тренировки более действенны и эффективны для понимания подчиненными их ошибок, чем долгие душещипательные беседы. Как оказалось, через ноги доходит быстрее, чем через голову. Второй: выполняя приказ, никогда не сомневайся в возможности его исполнения – невыполнимых приказов и распоряжений не бывает, есть не верящие в свои силы и способности, слабые и малодушные исполнители.

В батальоне была должность заместителя командира по политической части. Два года «комиссаром» у нас был подполковник Латыпов, любимец батальона, настоящий замполит и политрук, к сожалению, погибший в автомобильной катастрофе. После него пришел на эту должность майор Костров П.И. Сначала его как-то не приняли, вспоминали и сравнивали с бывшим. Сравнение было не в его пользу, злорадствовали, что он был к нам назначен из военно-строительных частей. Думаю, мы, курсанты, были несколько привередливы и несправедливы. У него в подчинении и помощником был секретарь комсомольской организации батальона, согласовывавший в свою очередь работу с «училищным комсомольцем». В наше время им был капитан Сурков. Впечатления о нем лично у меня остались самые хорошие. От многих выпускников слышал, что он погиб в Афганистане.

Сайгин В.А.

Главным командиром и воспитателем на четыре года учебы для нас был, конечно, командир нашей 4-й роты капитан Сайгин Валерий Аркадьевич. Приняв нас в августе 1970-го и выпустив в июле 1974 года, он после нашего выпуска ушел в учебный отдел, и так оказалось, что он у нас, а мы у него были единственными и неповторимыми. Считаю, что это очень важно для начинающего военную службу молодого человека. Первый и настоящий командир становится на время службы и учебы в военном образовательном заведении в какой-то степени и папой, и мамой. Характерно, что связь с командиром после училища у многих его выпускников не прервалась. Каждый свой отпуск, встречаясь с друзьями-однокашниками, обязательно договаривались о встрече, чтобы навестить Валерия Аркадьевича. Знаю, у его супруги Лидии Николаевны были двойственные чувства от этих встреч. С одной стороны, гордость за мужа, пользующегося долгие годы любовью и уважением своих бывших курсантов, с другой – беспокойство от частых, как она считала, «употреблений». Ну и наверняка на выходные были свои планы, которые мы своими внезапными появлениями нарушали. Встречи были очень интересными: мы наперебой рассказывали о своих успехах на военном поприще и изменениях в своей службе, а он внимательно выслушивая каждого, давал советы, одобрял или осуждал наши поступки. Главным в этих встречах было то, что обеими сторонами чувствовалась их нужность. Авторитет нашего ротного был огромный: мы знали, что в армии он не случайный человек, был старшиной курсантской роты, когда учился в Дальневосточном ВОКУ, окончив его с красным дипломом, служил офицером в Таманской дивизии.