Текст книги "Рома едет в Кремль"

– Все, хана «Триаде», – сказал подполковник. – В кабинете и коридоре вряд ли кто-нибудь остался в живых. Так что ты, Иван Васильевич, можешь чувствовать себя спокойно.

– Как мы, китайцы, любим говорить, «Доверяй, но проверяй», – сказал Цан. – У «Триады» длинные руки, да и ноги тоже…

– Насчет рук не знаю, – сказал Рамиль, – а вот ноги они точно протянули, какими бы длинными они не были. Там, почитай, килограммов двадцать в тротиловом эквиваленте рвануло плюс еще гранаты…

– Итак, друзья мои, как говорил великий спортивный комментатор Николай Озеров: «Последние усилия спортсменов…» Судя по данным Ивана Васильевича, а я ему верю, мы должны выйти отсюда и подняться на один пролет вверх, после чего сможем проникнуть в святая святых – главный траурный зал Мавзолея. Задача наша будет состоять в следующем: мы раскладываем наши талисманы вокруг саркофага (там для них есть специальные выемки) и смотрим, что будет происходить. А вот что будет происходить на самом деле, неизвестно никому, поскольку серьезно противостоять ленинской мумии за 85 лет не решался никто. Вы же знаете, что Сталина, хозяина этой комнаты, кстати, к примеру, без проблем вынесли в шестьдесят первом, а с Лениным что-то никак не получается. Вроде и власть сменилась, и люди в стране другие, а проклятие незахороненного вождя так и висит над нашей страной. И без Сатаны тут точно не обошлось. Вспомните, сколько препятствий, и каких, нам пришлось преодолеть. А осталось сделать всего один шаг. Но он, предупреждаю, будет самым трудным. Если мы боролись с приспешниками дьявола или просто бандитами, то сейчас встретимся, если говорить в соответствиями с их понятиями, с самим «смотрящим» по нашей стране. Так что, как говорили в старину господа мушкетеры: «Один за всех!»

– И все за одного! – хором ответили мои верные соратники и стали в очередной раз проверять вооружение и амуницию…

Высокая дверь из мореного дуба, которая выходила на лестницу, ведущую к гробнице, оказалась не заперта. Это мне активно не понравилось, потому что теперь я в каждом беспрепятственном передвижении видел какой-то подвох. Тем не менее мы быстро поднялись по черным гранитным ступеням наверх и остановились у такой же черной металлической двери, которой, похоже, было суждено стать последней в нашем путешествии. Рамиль, шедший первым, повернул бронзовую ручку и потянул дверь на себя. Она мягко и беззвучно открылась, и мы увидели гробницу Ленина сзади, оттуда, откуда наблюдать ее могли лишь избранные. Мы вышли к саркофагу и обнаружили, что мумия находится чуть выше уровня наших глаз. Взглянув на свой «Ролекс», я обнаружил, что он показывает 7.40. Достать талисманы! – дал я короткую команду.

Мои бойцы стали вытаскивать из карманов монеты, а Цан, вытащив свою из особого чехольчика, по своему обыкновению, кинул ее на гранитный пол. Рубль подпрыгнул, подобно мячику, затем еще раз, уже выше, а потом со свистом понесся к саркофагу, буквально воткнувшись в одну из ниш на пьедестале, которые я уже успел приметить. Я положил свой рубль в соседнюю нишу, а потом то же самое сделали Рамиль, Тыну, Шурик и Рогалик. Один лишь француз возился со своей алюминиевой монеткой, пытаясь затолкать ее в последнюю нишу, но она то выскальзывала из нее, то не влезала, то веревочка мешала. Наконец Рогалик не выдержала и, достав свой десантный нож, резанула по веревке.

– Ой, он горячий, – крикнул вдруг Жора и выпустил свою дырявую монету из кулачка, в который он было зажал ее.

Рубль, прыгая, покатился куда-то вниз, а мои бойцы кинулись за ним. Через минуту они вернулись абсолютно растерянными.

– Слушай, Львович, – сказал подполковник, – тут какая-то хреновня творится. Я сам видел, как рубль упал на гранит, а потом вдруг исчез. И там ведь ни одной дырки нет, а в щель между плитами отделки лезвие бритвы не просунешь!

– А вот насчет дырки вы ошибаетесь. Дырка есть, вот только она не где-нибудь, а в этом рубле была!

С этими словами я решительно достал уже один раз выручивший нас хромированный рубль Веры Григорьевны и точным движением положил его прямо в пустую нишу. Он лег туда так, как будто всегда был составной частью траурного мемориального комплекса. А после этого… После этого ничего не происходило. Не происходило это ничего ровно десять секунд. А потом мы увидели, что верхняя крышка саркофага из розоватого бронированного стекла начинает дрожать, причем с каждой секундой все сильнее.

– Сейчас лоппнет, – спокойно произнес Тыну, – перегите клаза!

Жора мгновенно поднял свой щит (не зря таскал его по подземельям), а остальные закрыли лица руками. Стекло верхней крышки и прозрачные боковые стенки саркофага со странным хрюкающим звуком разлетелись в пыль, которая осыпала нас, не причинив, однако, никакого вреда. А потом мы увидели, как небольшой лысоватый человечек, который, как утверждали, давно уже умер, сначала сел на своем ложе, а потом встал в позу оратора, сунув левую руку в карман, а правую обратив в нашем направлении:

– Вот вы, товарищи, – голос со знакомой по советским фильмам картавинкой, был абсолютно узнаваемым, – вы – обманутые представители рабочего класса, крестьянства, милиции и творческой интеллигенции. Вы оказались введены в заблуждение новыми империалистами. Вы подумайте, кто вам сказал, что где-то тут обитает дьявол? Мы – атеисты, в дьявола, равно как и в россказни церковников, не верим!

При этих словах в воздухе заметно пахнуло серой. Я видел, как Рамиль пытается вытащить из кобуры свой «Шквал», но его рука как бы замирает, Тыну хочет поднять автомат, но дуло его так и смотрит вниз, Рогалик рвет из ножен свой кинжал, а он не вынимается… Я попробовал что-то сделать со своим маузером, но меня, как только я взялся за деревянную рукоятку, сильно ударило током. И в этот момент я заметил, что с нашей стороны потолок как будто бы становится ниже, более того, огромная гранитная плита просто опускается на наш маленький отряд со скоростью примерно сантиметров десять в секунду. И тут решение пришло ко мне само собой. Я встал в точно такую же ораторскую позу и изрек:

– А все-таки прав был товарищ Троцкий!

При этих словах Ильича передернуло, и он даже опустил правую руку вниз. Плита между тем стала опускаться медленнее.

– И кто это вам сказал, что он был прав? Прав всегда был только я!

– А вот мне рассказывали, что как-то раз собирается на заседание Совнарком, а на столе лежит огромная куча дерьма. Помните?

– Ну, припоминаю, было что-то такое, а Троцкий-то тут при чем?

– Так ведь он первый сказал, что это Сталин нагадил!

– Да вы, батенька, истории не знаете! А Сталин сказал, что это Троцкий! И я, один лишь я смог правильно определить, кто это сделал. Я измерил объем, понюхал и сказал: «Нет, товарищи! Это Алексей Максимович Горький постарался. Какая глыбина! Какой матерый человечище!» Это, мой юный друг, во все учебники вошло. Хотя говорил я это не про Горького, а про Льва Толстого.

Краем глаза я увидел, что плита, как бы раздумывая, почти остановилась, но у меня немели теперь не только руки, но и все тело. Холод поднимался все выше и выше, а Ильич, со знакомым с детства прищуром, улыбаясь, поглядывал на нашу заторможенную компанию.

Неожиданно сверху раздался знакомый голос:

– Эй ты, лысый черт, ну-ка повернись!

На ступенях лестницы, которая вела в Мавзолей снаружи, стояла, опираясь на костыль, Вера Григорьевна. Травмированная нога ее, пролеченная волшебным рублем Тыну и военными медиками, была закреплена чем-то никелировано-блестящим типа аппарата Илизарова, а в свободной руке она держала свой верный дробовик.

– Ты думаешь что, всех заморозить сможешь? Нет уж, не выйдет это у тебя!

Ленин испуганно повернулся к новому противнику и стал производить какие-то магические пассы, которые, однако, никакого эффекта на Клюшку не оказывали. Зато у меня онемение постепенно пошло вниз.

Вера Григорьевна навела дробовик на пьедестал и пальнула картечным дуплетом двенадцатого калибра. Тонкие каменные плиты рассыпались в пыль, и мы увидели, что под мумией вокруг шахты, в которую опускался на хранение саркофаг, лежат кучи каких-то мелких вещей. Среди них я вдруг увидел свою золотую зажигалку «Дюпон», которую так и не забрал в казино «Мефисто». Преодолевая скованность, я сделал два шага, наклонился и взял ее в руки. Как только я это сделал, мой столбняк куда-то исчез.

– Это на них на всех твои чертовские чары действуют, – обращалась к вождю пролетариата Клюшка, – а на меня – хрен! Я давно в таких, как ты, не верю!

В это время Жоржик крикнул:

– А вот мой золотой презервативчик лежит! Я его тоже в казино потерял. Штучное изделие, от самого Версаче, между прочим!

Француз с трудом нагнулся и схватил блестящую упаковку. Распрямлялся он уже быстро, как пружина. А потом Дугушев обнаружил среди колец, ручек, часов и цепочек свою запонку, тоже непостижимым образом исчезнувшую во время последнего визита в казино. Пока Вера Григорьевна заговаривала зубы Ильичу, мы стали искать вещи, принадлежавшие нашим соратникам. Обнаружили любимое колечко Рогалика, которое покойный Джамшуд оставил в казино в залог, но так и не выкупил, золотой зажим для купюр в виде дракона, который исчез у Цана перед тем, как его друг-банкир отправился в свой последний визит в «Мефисто», массивную золотую цепь Шурика, которую у него забрал директор казино, а также принадлежавшую Тыну царскую золотую десятирублевку, которую проиграл в казино его отец.

Первым начал действовать Шурик, который, почувствовав себя в силе, угрожающе поднял свой кистень. Не успел я и рта открыть, как он размахнулся и шибанул вождя мирового пролетариата кистенем по ногам (выше не удавалось). Ильич от неожиданности крикнул: «Гады!» – и сиганул с постамента, а затем, прихрамывая, поскакал к двери на другой стороне зала. Я рванул за ним и через несколько секунд догнал классика и схватил его за шиворот: «Врешь, не уйдешь!» Основоположник ленинизма, видимо ослабленный длительной гиподинамией, вяло сопротивлялся. Но в это время с потолка на нас стали падать куски черного и красного камня.

– Уходи, Григорьевна! – крикнул я. – Ты свое дело сделала!

Клюшка захромала вверх по лестнице, ловко уворачиваясь от падающих камней. А вот нам внизу пришлось тяжело. Один осколок гранита угодил мне прямо по каске, другой ударил в плечо. Соратники уже спешили мне на помощь, но вдруг из какого-то отверстия в стене запахло серой, а потом оттуда вырвался язык синего пламени, причем он был явно направлен в мою сторону. На секунду я ослабил хватку, и пленник вырвался. Застрекотал автомат: это первым успевший поднять оружие наш французский легионер Жорж решил реабилитироваться. Пули угодили точно в середину спины Ильича, но он, прихрамывая, продолжал свое движение к двери. А камнепад сверху все продолжался. Вот одна глыба ударила по голове Тыну, и он рухнул на пол, другая попала в подполковника, в результате чего его правая рука повисла как плеть. Поняв, что обычные пули наместника дьявола не берут, я снова попытался достать из кобуры свой маузер, но обнаружил, что она превратилась в целый на вид кусок дерева. Тогда я снял с плеча кобуру и что есть силы ударил ею о край постамента. Дерево треснуло, и я стукнул по граниту еще раз. Кобура рассыпалась в щепки, и мой маузер выпал на усыпанный щебнем пол. Я наклонился, получив глыбой камня приличный удар по спине, поднял оружие и прицелился, а затем, затаив дыхание, плавно нажал на спуск. Пуля вошла точно в затылок беглецу, находившемуся уже в метре от спасительной для него двери. И вот тут началось что-то фантастическое! Как только ожившая было мумия рухнула на пол, из нескольких невидимых ранее отверстий, обращенных к Кремлевской стене, стали со свистом и грохотом вылетать черно-красные гробы. Мы с трудом уворачивались от этих страшных снарядов. Вот один гроб попал прямо в постамент, и из него вывалилась полуразложившаяся фигура в белом кителе генералиссимуса, но почему-то без наград и пуговиц. Фигура, слава богу, не оживала, но гробы продолжали летать по залу, постепенно кучкуясь около пустого пьедестала. А сверху продолжали лететь каменюки. Мои бойцы, правда, уже освоились и, прячась под щитом Жорика, сумели вытащить поближе к стене потерявшего сознание Тыну и раненого подполковника. Эстонец, правда, быстро очнулся и только тряс головой, с которой слетела его стальная каска. Наконец мы собрались у стены, и, скажу вам, вовремя: постамент вместе с гробами стал медленно уходить вниз. Тело убиенного «смотрящего» неожиданно подпрыгнуло и покатилось по ступенькам. Вот оно упало на чей-то гроб, похоже брежневский, а затем вместе с ним скрылось из виду. В помещении снова запахло серой. А дыра в полу становилась все шире, и ее рваные края уже подбирались к нам. И тут я услышал голос Рогалика:

– Уходим! Все сюда!

Она стояла рядом с открытой дверью, из которой мы каких-то полчаса назад вышли в траурный зал.

Уговаривать нас не было никакой нужды, и мы быстро заскочили внутрь помещения, втащив туда и эстонца. Последнее, что я успел заметить, прежде чем Шурик захлопнул дверь, это поднимающееся снизу малиновое пламя, напоминавшее вулканическую лаву. Мы побежали вниз по лестнице, понимая, что тонкая металлическая преграда вряд ли выдержит напор адского пламени. В кабинете Сталина, не сговариваясь, двинулись к эвакуационному выходу. Кнопка открытия сработала, и наш отряд стал быстро втягиваться в стальной коридор. Замыкающими были Шурик и Тыну. Неожиданно они, не сговариваясь, остановились. Шурик схватил со стола початую бутылку коньяка и банку тушенки, а Тыну забрал с маленького столика у оттоманки лежавшую там книгу. Снаружи уже слышался треск и свист огня. Наши рейдеры вбежали внутрь убежища и навалились на штурвал, притягивающий тяжеленную герметичную дверь. Через полминуты все звуки снаружи заглохли, и мы почувствовали себя в относительной безопасности.

– Ну что, – сказал Шурик, – теперь и выпить не грех? Как вы думаете?

Я, для острастки пожурив молодого специалиста за рискованный поступок, дал команду расслабиться и по желанию махнуть коньячку. Желание прорезалось у всех, даже у Жоржа, который, попробовав антикварный грузинский напиток первый раз, утверждал, что это фуфло и настоящим бывает только коньяк, который изготавливается во Франции. Правда, нам нужно было еще осмотреть полученные раны и травмы. Серьезнее всех пострадал Рамиль, который вывихнул правое плечо. Шурик, как главный специалист по анатомии, помог ему снять бронежилет, а затем, убедившись, что рука не сломана, сказал:

– Мне нужен твой автомат, Тыну, а также ты и Цан как добровольные помощники фельдшера.

После этого он усадил подполковника поудобнее просунул автомат ему под мышку. Взяв оружие за рукоятку, он попросил Цана крепко держать его за ствол, после чего показал Тыну точку на плече Рамиля.

– Бей сюда, только не так, чтобы кость сломать, понял?

Тыну опустил свой кулак на плечо милиционера, тот вскрикнул, но выскочившая из суставной сумки кость встала на место.

– Садисты вы все-таки, – пробормотал Дугушев, – но молодцы! Дайте выпить что-нибудь…

Глотнув коллекционного коньяка прямо из горлышка, он пустил бутылку по кругу, и через пару минут она опустела. Кроме захваченной Шуриком банки тушенки, в наших рюкзаках обнаружились еще несколько пачек галет, шесть маленьких баночек черной икры, а также бутылка «Гжелки», которую Тыну прихватил в «ельцинском» автобусе. Еще было шесть почти полных фляг воды и бутылка боржоми, захваченная мной из сталинских запасов в коллекционных целях. Если смерть от голода и жажды нам, похоже, не угрожала, то вот некоторые другие факторы меня беспокоили. В первую очередь это была заметно повышавшаяся температура в нашем убежище. Наш тоннель был достаточно большим, но, по всей видимости, абсолютно герметичным. Вентиляция, если она и была, скорее всего, была повреждена, поскольку притока свежего воздуха не ощущалось. По расчетам Цана, который с самого начала нашего заточения уселся за свой ноутбук, воздуха нам в лучшем случае хватило бы на двое суток, но, учитывая возрастающую температуру, он определил нашу жизненную квоту примерно в двадцать часов. Связь отсутствовала полностью, навигатор не работал, из чего я сделал вывод о том, что нас завалило достаточно серьезно. Поэтому нам оставалось лишь ждать, тем более что и освещение в нашем убежище постепенно гасло. Я дал команду глотнуть воды и отдыхать, стараясь экономить воздух. Как говорилось в одном детском стишке: «Делать было нечего…»

Увидев, что Тыну внимательно изучает книгу, которую он стащил со стола в комнате отдыха Сталина, я поинтересовался, что это за произведение.

– Этто, госпотин Трахтенпперк, паратный экземпляр товоенной конституции Эстонии. На нем тафали кляттфу высшие чинофники. Если я ферну ее ф Эстонию, то путу национальный герой!

– Ну ладно, герой, давай отдыхать, нас, надеюсь, еще ждут великие дела…

Через полчаса наш тоннель погрузился в полную темноту. Снаружи не доносилось ни звука, и кто-то из бойцов начал даже похрапывать. Я также решил, что лучшим выходом будет беречь силы, и, устроившись поудобнее (хотя как можно устроиться на стальном полу?), провалился в сон.

Судя по светящимся цифрам и стрелкам моего «Ролекса», проспал я часа два. Правая половина тела за это время основательно затекла, и мне пришлось предпринять определенные усилия, чтобы пошевелиться. Соратники, за исключением Цана, напряженно вглядывавшегося в экран ноутбука, крепко спали. «Надо же, – подумал я, – и никакой фенамин не помог, дрыхнут себе без задних ног».

– А что, Иван Васильевич, есть у нас какие-нибудь позитивные сдвиги?

– Пока разве что температура перестала расти, что свидетельствует о прекращении извержения и пожара. Еще было два проявления сейсмической активности, примерно пять баллов по шкале Рихтера. Ну и, что самое главное, постепенно начал оживать радиоэфир. Я поставил аварийный маяк на постоянную передачу сигнала SOS, так что наши координаты уже наверняка есть у спасателей. Если наверху еще остались спасатели…

– А не попробовать ли нам выбраться через один либо другой выход? Может быть, там остался проход?

– В сторону центрального траурного зала выйти однозначно невозможно, там пока еще держится высокая температура, и, думаю, все просто расплавилось. А вот насчет второго выхода, думаю, можно попробовать. Если только сейфовая дверь не повреждена настолько, что не сможет открыться, – взрыв в кабинете коммерческого директора ведь был серьезный…

Пока бойцы, разбуженные нашей беседой, просыпались, Цан перетащил компьютер к сейфовой двери и, освещая пространство перед собой аварийным фонарем, подключал щупы к блоку замков. Вскоре раздалось щелканье электромеханических запоров, а затем шипение воздуха, врывавшегося в наше убежище снаружи. Но дверь удалось приоткрыть только на несколько сантиметров, дальше она явно уперлась в какое-то препятствие.

– Единственный выход, – сказал Рамиль, – попробовать сдвинуть дверь направленным взрывом, но тут надо все точно рассчитать, а то в замкнутом пространстве он и нас достанет…

Подполковник и китаец погрузились в расчеты, а остальные отправились в самый дальний конец убежища, чтобы укрыться от взрыва. Подошедший через несколько минут Рамиль построил грамотный оборонительный редут: впереди, прикрываясь омоновским щитом и снятыми с бойцов бронежилетами, удар принимали на себя он сам и Тыну, за ними на пол уселись мы с Рогаликом, а Шурик, Цан и Жоржик прижались к двери в кабинет Сталина. Все острые предметы были убраны, а оружие упаковано в один рюкзак.

– Ну, с Богом, – сказал подполковник. – Аллах Акбар! – и нажал кнопку дистанционного взрывателя.

Сначала мы услышали уже привычный нашим ушам звук взрыва, а потом ударная волна буквально впечатала нас в стальную дверь убежища. Через некоторое время, почти оглохшие, но живые мы стали расползаться по полу. Очнувшийся раньше других Шурик сбегал к месту взрыва и торжественно объявил нам, что путь свободен. Собрав наши скромные пожитки, мы двинулись к выходу из убежища.

Кабинета, принадлежавшего коммерческому директору Мавзолея, просто не существовало. Какие-то остатки разнесенной на куски мебели, оргтехники и человеческих тел – вот что мы увидели в свете наших фонарей. Входная дверь вылетела, а в коридоре лежало несколько изуродованных трупов, которые еще несколько часов назад были боевой группой московского филиала «Триады». Похоже, что кроме нас ни одной живой души в подземельях Мавзолея не было. Рамиль с Шуриком провели разведку в правую от двери сторону и, вернувшись через несколько минут, сообщили, что коридор полностью завален обрушившимися перекрытиями. Пришлось нам двигаться туда, откуда мы пришли, то есть в сторону станции «Кремлевская». Освещая путь фонарями, мы спустились в технические помещения, а затем без происшествий пробрались через подземные ходы, переправились через бурную речку и вскоре вышли в верхний вестибюль станции. Эскалаторы, что удивительно, исправно работали, так что спускаться вниз пешком не пришлось.

Плененный Жорой бандит так и сидел в трусах и майке, прикованный к бронзовой ноге Сталина. С помощью Шурика француз расклепал цепь и взял свободный конец ее в руки.

– Встать! – повелительно приказал Жорж. – Двигай вперед, козел!..

Ноутбук Цана разбился при последнем взрыве, телефонная связь не работала, так что ориентироваться нам приходилось по не очень точным картам, которые передал мне Алексеич. «Кремлевская» была обозначена на них лишь схематично: платформа и два выхода: к Мавзолею и съездовскому залу. Вспомнив уже проделанный мной трюк, я приказал Шурику быстро сгонять наверх и принести остатки водки с барной стойки верхнего вестибюля. Взяв в руки бутылку, я вылил ее содержимое на план-схему станции. К моему удивлению, ничего не произошло. Тогда, порывшись в своем рюкзаке, я достал заветную фляжку с «Фэймос Трахтенбергом». Плеснул янтарной влаги на мокрый лист бумаги и увидел, как на нем проявляются слова: «Молодцы! Так держать!» А затем напиток собрался в небольшую лужицу, которая запрыгала в сторону выхода к подземному залу для съездов. Там она на секунду замерла и вдруг взлетела вверх, разбрызгиваясь небольшим (с полметра высотой) салютом. От увиденного соратники мои просто остолбенели. Я взглянул на Рамиля и язвительно спросил его:

– Кто там что-то насчет видений говорил?

Съездовский зал представлял собой обычное помещение для заседаний, мест, наверное, на пятьсот. На сцене стоял стол президиума, задник, как и положено, был красным и плюшевым, скатерть тоже, а на трибуне красовался позолоченный герб СССР. Я вспомнил рассказ Алексеича о том, что в этом засекреченном зале планировалось проводить заседания партийных съездов в узком составе во время ядерной войны. А еще я почему-то подумал, что из этого зала должен быть выход наверх в первый корпус Кремля. Поднялся на сцену, зашел за занавес и увидел дверь в лифтовый холл. Кнопка около лифта была только одна. Я нажал ее, и двери современного, отделанного нержавейкой лифта открылись. Там, где в обычных лифтах располагается панель с кнопками этажей, была маленькая пластиночка с двумя кнопками и стрелками на них, показывавшими вверх и вниз. Я приказал соратникам погрузиться в лифт и нажал кнопку «Вверх». Лифт со свистом полетел наверх так, что у нас заложило уши. Через несколько секунд он стал притормаживать, а затем мягко остановился. Двери лифта открылись, и мы увидели перед собой большой кабинет со столом для заседаний, большим рабочим столом и приставленным к нему, дабы сделать его Т-образным, маленьким. Позади стола были застекленные стеллажи с книгами, а за столом, между двумя российскими флагами сидел темноволосый человек, примерно моего возраста и что-то писал. Поставив на листе бумаги размашистую подпись, он поднял голову, оглядел нашу живописную компанию и встал.

– Здравствуйте! Я вас ждал. Я…

– Мы знаем, кто вы, – тактично сказал я. – Ваше поручение выполнено!

– И не только выполнено, но и перевыполнено, не так ли? – Президент хитро улыбнулся. – А я ведь ваш старый поклонник. Еще в девяносто восьмом был у вас в «Хали-гали», смеялся до упаду. И друзья мои (они почти все сейчас со мной работают) тоже захаживали. Замечательные времена были! Но, видите ли, профессия и должность обязывают иногда не афишировать свои предпочтения… Мы, конечно, сейчас боремся с пьянством, но, думаю, вашу победу не грех и отметить.

Президент нажал кнопку вызова на столе, и в кабинет вошла официантка с подносом, уставленным бокалами с шампанским.

– Прошу вас!

Мы разобрали бокалы, причем официантка пыталась вручить шампанское и нашему пленному, которого Жорик оперативно привязал к ножке стола, но остановилась под тяжелым взглядом Рамиля.

Глава государства пожал каждому из нас руку, а потом произнес:

– За вас, друзья мои! За победу!

Я не удержался и добавил, глядя ему в глаза:

– За нашу победу!

Он рассмеялся и сказал:

– Да-да, Владимир Владимирович тоже так любит говорить…

Мы выпили ледяного пенящегося напитка и слушали речь президента уже не так внимательно. В голове появился легкий туман, и я успел только уловить слова о том, что он подписал указ о немедленном закрытии всех игорных заведений, за исключением тотализаторов на бегах, распоряжение о ликвидации всех игровых зон, дал поручения о пересмотре договоров с сетью ресторанов быстрого питания Макдоналдс, фирмой «Кока-кола», что-то поручал московскому мэру насчет Церетели… Через некоторое время все звуки стихли, и я погрузился в глубокий сон…

Мое пробуждение было каким-то странным. Голова болела так, как будто я после коньяка, вопреки своему обыкновению и здравому смыслу, выпил шампанского. Около моей постели стоял мой водитель Алексей Николаевич и вежливо тряс меня за плечо.

– Рома, подъем, уже семь сорок, нам ехать пора! Ну, Роман Львович, вставайте!

Я нехотя встал и поплелся в ванную. Моя жена Вера подбежала ко мне, оторвавшись от кухонной плиты, чмокнула в щеку и сказала:

– Ромочка, милый, кофе сварен, пирожки разогреты, куриный рулетик на столе, а я побежала, у меня операция через час…

Глядя в зеркало на свою сильно небритую физиономию с небольшим, но заметным синяком под глазом, я подумал, что хорошо бы расспросить водителя о том, где я вчера так прилично погулял. Душ, туалет, бритье, а затем кофе с пирожками.

– Рома, сегодня в костюме надо быть, Вера сказала, что лучше вот этот, темный.

– Леша, слушай, а где это я вчера так набрался?

– Да вы, Роман Львович, почитай уже третьи сутки спать изволили. И если бы я вас не разбудил, еще бы спали. А жена говорила, что у какого-то Медведева, что ли…

– А сейчас куда едем?

– Сказали на прием, даже машину за вами прислали, «Мерседес». Я, правда, сказал, что лучше на своей поедем, так они ее часа полтора осматривали и с кем-то согласовывали…

– Молодец, правильно сделал! А не помнишь, выступать мне надо?

– Да вроде бы про это ничего не говорили…

Когда мы вышли наружу, я заметил, что мой двор, даже ранним утром обычно забитый машинами, подозрительно пуст. Около подъезда стояли два гаишных «Мерседеса», мерседесовский же «пульман», за ним мой скромный «Лексус», а сзади два микроавтобуса. Я чинно сел в машину, Леша за руль, и наша кавалькада неторопливо выехала на абсолютно пустой Ленинградский проспект. Напротив огромного рекламного щита с надписью: «Klushka & Boxing» – все для хоккея и бокса» мы развернулись через Третье кольцо и поехали по столь же пустой дороге к центру города. Проезжая мимо Пушкинской площади, я бросил взгляд направо, там где всегда был первый в Москве Макдоналдс. На здании горела огромная вывеска «Rogalik & Bulochka – экологическое питание». Доехав до Манежной, мы совершенно неожиданно повернули направо, вопреки всем правилам движения. Встречных, равно как и попутных, машин, однако, не наблюдалось. Мы неторопливо проехали университетские здания, Дом Пашкова и повернули налево. Въехали на Большой Каменный мост и метров через пятьдесят остановились. Я автоматически посмотрел направо. Статуи Петра Первого на противоположном берегу Москвы-реки не было! А наш кортеж тем временем развернулся и поехал обратно, спустился вниз, а затем мимо отдающих честь милиционеров стал двигаться прямо по направлению к Боровицким воротам. И тут я вспомнил все…