Текст книги "Алтарь Святовита"

– Это хорошо, – сказал я. – Пусть люди узнают правду. Теперь следующее, необходимо наладить закупку золота. Обмолвись среди своих друзей, что в этом году в Смоленск выгоднее всего везти этот металл. Понятно, что привезут крохи, но информация должна просочиться.

– Да нет, Лексей, насчет крох это ты ошибаешься. Только за этот месяц я положил в скотницу полпуда. А вообще, если быть точным, семь пудов золотого песка уже имеется.

– Это откуда такие богатства?

– Миленко привез, ― немного смутившись, ответил Евстафий, ― он оптом специи саксам продал, да стекло в терем своего короля вставил.

– Что ж ты мне раньше не сказал?

– Сам же просил золото копить. Знаешь, как тяжело? Я б на это золото давно товаров бы накупил. Во вторник степняки табун лошадей трехлеток в триста голов пригнали, ― купец понизил голос и добавил: ― Только сдается мне, краденые они, но сейчас лучшего вложения и не придумать.

– Сколько есть в наличии серебра?

– Гривен сто, не более.

– Почему так мало? – удивился я.

– Князь в долг десять тысяч взял, – со вздохом проговорил Евстафий и как-то печально добавил: – До начала зимы.

– Пропали деньги, – констатировал я.

– Нельзя было отказать, Ермоген гарантировал возврат. Ярослав что-то затевает, вот смоленский князь и старается. Вместо того чтобы каменные башни в городе строить да дружину увеличить, он ему серебро отослал. Все дирхемы, которые ты передал и просил избавиться от них как можно скорее, туда ушли.

Получилось, что Евстафий дал в долг двухлетний, если не трехлетний доход от налогов со всего княжества. Вернуть такое количество денег Всеволод Мстиславович самостоятельно не сможет, значит, Ярослав задумал поход, надеясь, что добыча покроет все заимствования, либо торговые преференции в результате благоприятного исхода окажутся высоки, либо заплатил за что-то. А раз так, то зимние события будущего года уже стали готовиться, либо великий князь стал укреплять восточные рубежи, не полагаясь на свои договоренности с кочевниками. Как бы там ни было, деньги шли на пользу Руси. Тем более что удалось сплавить низкопробное серебро, выменянное на беличьи шкурки, которое и до восьмисот тридцатой пробы еле дотягивало. Но почему Ермоген выступил гарантом займа? Обманывать Евстафия он бы не стал, но если заранее знал, что смоленскому князю отдать долг будет нечем, то чем собирался расплачиваться? Уж не венгерским ли золотом? Почти два миллиона «зеленых» моего времени. Интересная постановочка вопроса, хочешь вернуть долг ― так пойди и забери. Не доверял мне Ермоген, ох, как не доверял.

– Евстафий, – после минутного раздумья произнес я. – Ты сможешь обменять наш товар на лошадей?

– А что взамен предложить? – предприниматель стал загибать пальцы – Стекло им без надобности, от перца ― чихают, если только паволоку или бархат. Хотя попробую шелковые рубахи и сундуки всучить. Уж очень они понравились им, когда в моем магазине были.

– Не понял, в каком таком магазине?

– Ну, в лавке. Ты ж сам ее магазином обозвал, тогда, когда перед отъездом в Моравию у меня был. Я ж две соседние лавки прикупил и одну большую сделал, вот и стал называть магазином. Покупателям теперь не надо бегать по торгу, все в одном месте, от крупы до меча булатного.

– Удивил ты меня, Евстафий, видит бог, далеко пойдешь. Теперь о деле монетном. Я с тобой в Смоленск поеду, в подвале, что ты так расхваливал, поставим пресс и наладим его работу. Остальное тебе епископ расскажет.

– Про монетный двор на Подоле? – уточнил купец.

– Да. Только подобное заведение за стенами города не ставят, а вот плавильню у реки это вполне. Но построите не одну, а две. Посему заберешь у Свиртила весь кирпич, который есть в наличии, и доставишь его в Смоленск. Стройкой займется Фрол. С водоотводной системой города он знаком, так что трубы деревянные проложит самостоятельно. Чертеж плавильни я тебе передам.

– Добро, – кивнул Евстафий.

– Теперь Барух. Правильно плавить драгоценные металлы сможет только ювелир. Там всякие защитные покровы, флюсы, раскислители, это надо знать, иначе ни черта у нас не выйдет. Потребуется березовый уголь, так что запиши у себя ― срочно заняться его заготовкой. Другого флюса у нас не будет.

– Я запомню, Лексей.

Через мгновенье Евстафий передумал и, достав потертый блокнот, стал царапать карандашом незнакомые ранее слова, прося по-простому объяснить, что такое флюс, графитовая мешалка и зачем смазывать изложницы воском? Разговор затянулся на час. За это время потрепанные Ратибором стажеры собрались возле беседки и внимательно слушали правила засыпки шихты и что наперед надо засовывать, серебро или золото, когда делают сплав. Заметив присоединившихся слушателей, под конец внеплановой «лекции» я поднял над головой книжицу.

– В общем, вот справочник, читать, надеюсь, все умеют?

– Умеем, ― ответили ребята хором.

– Выучить наизусть, ― сказал я отрокам, передавая брошюру Евстафию, ― а лучше перепишите к себе в тетрадь.

Как и все правильные справочники, данное пособие начиналось с самых важных слов: «Плавка и отливка металлов ― один из наиболее опасных процессов, при котором несоблюдение правил безопасности труда может вызвать серьезные травмы». Так что мои студенты, как я окрестил приехавшую троицу, вскоре обзавелись бронзовыми перьями (жуткий дефицит в то время) с чернилами и стали осваивать материал.

По прибытии в Смоленск я с Евстафием и Фролом осмотрел место будущей стройки. Относительно ровная площадка земли располагалась недалеко от дымящих труб кузниц, как раз рядом с рекой и по соседству с баней Данилы-бронника. Место было удачное, но только с точки зрения пожарной безопасности. Во всем остальном хуже было не придумать. Только ленивый не захотел бы ограбить монетный двор. Я даже на секунду представил, как лодка с татями под покровом ночи причалит к берегу, преодолеет двадцать метров и очистит дом от лишнего серебра, которое, несомненно, окажется там. Растапливать печь, дабы переплавить одну гривну, никто не станет, следовательно, серебро начнет скапливаться, и об этом будут знать. По моим подсчетам, при наличии материалов строительство монетного двора должно было затянуться недели на две, в основном из-за плавильной печи, и пока Фрол размечал первую строительную площадку, сверяясь с проектом, я отправился устанавливать пресс. Будем надеяться, что забор и охрана выполнят свои функции и неприятностей в будущем удастся избежать.

Два дня ушло на сборку, выравнивание, калибровку, наладку, а когда я с ребятами изготовил нормально проштампованную первую «белку» из заранее привезенных заготовок, мы устроили маленький праздник. Каждому работнику досталось по апельсину и, перекусив, мы продолжили. За восемь часов работы наша маленькая бригада наштамповала четыреста монет. Качество, конечно, не «пруф»[28]28
  Пруф (англ. proof, нем. Polierte Platte, реже Spiegelglanz). Самое высокое качество чеканки монет, достигаемое путем применения при их производстве специальных станков и особых способов обработки заготовок и чеканного инструмента.


[Закрыть], но на несколько порядков выше, чем те, которые я видел в Моравии или Ливонии. Второй по достоинству монетой предполагалось стать куной. Аверс монеты нес на себе изготовившуюся к прыжку куницу с выгнутой спинкой, а реверс извещал о национальной принадлежности монеты в виде старинного герба Рюриковичей. Соответствие шкурки зверька ― номиналу монеты, было очень удобно для государства, но не для обывателя. Некогда равная дирхему, куна плавно превратилась в резану и уже едва ли стоила пятидесятой части гривны. Так что весовая система превалировала. Необходимо было ввести новые единицы веса в монетах, да и вообще поменять их названия, пока позволяло время «безмонетного периода». Штемпеля лежали в ящичке и ждали своего часа. Тройскую унцию[29]29
  Тройская унция = 31,1034768 грамма. В старой русской системе мер до 1927 г. – 1 аптечная, или тройская унция = 29,860 грамма. 1 русский фунт = 0,40951241 кг.


[Закрыть] я решил использовать в качестве эталона для золотых монет, обозвав их «червонцем». Четыре золотых монеты по весу должны были составлять тройскую унцию. Серебряные же монеты, в моем представлении, должны были рассчитываться исходя из фунта. И если в Смоленске чеканить крупную монету побоялись, то оставался Орешек, с его крепостью, где Пахом Ильич мог творить все, что ему захочется.

В субботу утром монетки весом чуть меньше полграмма[30]30
  Если быть точнее, то вес монеты соответствовал 0,41 грамма серебра.


[Закрыть] попали в магазин к Евстафию. И первым человеком, получившим их, оказался Васька Щука. Монетки не давали на сдачу, их продавали. Васька, как воевода ополчения с Подола, отвечал за Пятницкие ворота и сопредельные с ними башни: Иворовскую и Никольскую. Евстафий еще неделю назад побожился, что привезет баллисты, стреляющие камнями, и стальную решетку, даже взял под этот заказ деньги, но каждый раз умолял об отсрочке, ссылаясь то на плохую погоду, то на срочные дела у епископа. Сумма была немалая, собиралась всем миром, и, несмотря на весь свой авторитет, за спиной Щуки все чаще можно было услышать нехорошие сплетни о якобы промотанных им гривнах. Орудия делались в мастерских Свиртила, а решетка у смоленских кузнецов. И если литвин мог обождать с оплатой, то кузнецы отдавать продукт своего труда без денег отказались. Полученную от смолян предоплату Евстафий давно пустил в оборот, но как говорится, не рассчитал. Подвернулась возможность обменять серебро на золото, и все свободные средства ушли на конвертацию. Оборотных денег и так не хватало, а еще княжеский заем выгреб скотницу подчистую. Вот и оказались первые монетки в руках Васьки Щуки, как компенсация за моральный ущерб. К счастью Евстафия, баллисты уже прибыли в Смоленск, вместе с кирпичом, а вот монетки еще предстояло выгодно обменять на куны по весу.

– Серебро, что обещано кузнецам, можно отдать монетами, а можно и сменять с выгодой. Ковалям-то без разницы, а я как подумаю, что прибыток мимо рук проходит, так переживать начинаю. А это для живота вредно. Время, конечно, дорого, ― объяснял Евстафий Ваське Щуке. ― Два, может, три дня, расторгуюсь, и решетку можно забирать. Ну, и дюжину монеток в придачу.

– Красивые, ― сказал Васька, рассматривая монетки, ― пойду жене покажу. Но ты помни, я каждый божий день если не слова, то уж мысли нехорошие от товарищей чую. Терплю. К концу недели малый сход будет, а там и выдобщика поменять могут.

– Да ты что! – перекрестился Евстафий. – Три, ну четыре дня на крайняк.

К глубокому удовлетворению Щуки, с кузнецами рассчитались в условленный срок, решетка была установлена и перевыборов не произошло. Васька по-прежнему возглавлял грузчиков Подола, к тому же значительно укрепив свой авторитет. Естественно, возросло и влияние Евстафия. Вот только в монетном производстве, к моему сожалению, не все шло гладко. Идею об изготовлении медных денег Ермоген не поддержал. Купить в Смоленске пирожок, не разломав при этом самую мелкую монетку «белку» ― было невозможно. А уже через два дня я увидел на лотке одного из торговцев монисто из десяти кругляшков, сверкающих штемпельным блеском. Изделия монетного двора намного опередили время и стали использоваться для украшения. Тем не менее процесс шел. Заготовок для штамповки я прихватил много. При таких темпах работы (четыреста монет за смену) ребята могли трудиться как минимум сто дней, а к тому времени должно было наладиться литье, да и часть моравского серебра подоспеть. Помимо своей субъективной точки зрения о номинале монет, мне удалось выяснить мнения членов купеческого клуба, собравшихся вечером на свои посиделки.

В пять часов вечера двое купцов из Риги, трое из Бремена и один представитель купечества города Любек, за круглым столом слушали правила игры, объясняемые Евстафием, чем-то напоминавшей «монополию». Игровое поле походило на карту неизвестной страны, по которой протекали реки с наведенными мостами и бродами, желтыми змейками, сквозь леса и поля струились дороги, белели заснеженными вершинами горы и были нарисованы города с зубчатыми башенками. Красным пунктиром был обозначен маршрут движения, а торговые предприятия, в виде бочонков, снопов сена, пучков пшеницы, щитов, горок руды с кайлом, пестрели по всему пути следования. Стоимость возможного приобретения или продажи была нарисована в виде желтых кружков, а доход ― серыми. Самым дорогим был штраф игрока при попадании его фишки на область лесной дороги, где орудовали разбойники, хуже этого был только зачумленный город, где игрок погибал, лишавшись всех своих приобретений. Помимо этого, в городах изымали налог, в чужих харчевнях брали плату за постой, распутные русалки подрабатывали по-своему, а подкова позволяла еще раз бросить игральные кости. Победителем считался тот, кто набирал сто серых жетонов. Игра купцам понравилась, и вскоре вокруг стола уже было не протолкнуться. Все ждали момента, когда разорившийся или попавший в мертвый город игрок покинет место и будет шанс испытать удачу новичку.

Купец из Любека, Прозор, долго тряс стаканчик с костями, поглядывая на приличную горку из блестящих серебристым цветом жетончиков, и почти праздновал победу, как выпало две единицы.

– Проклятье! Если б не эта подкова, я б проскочил мертвый город, ― разочарованно сказал купец, ― жаль, все как в жизни. Нельзя знать, где найдешь, а где потеряешь.

Прозор встал из-за стола, но не ушел, так и остался стоять по левую руку от Евстафия.

– Это игра, тут всякое бывает. Мне тут давеча случай один рассказали, ― Евстафий сгреб жетоны проигравшего в ящичек и поведал про Игоря Васильевича, ― так что, уважаемый Прозор, лучше все же знать.

– Да, в Дерпте такое возможно, ― поддержал разговор купец из Риги. ― Сколько раз я говорил, что судить купцов надо только по месту их жительства? Слава Пресвятой Деве, теперь ноги моей там никогда не будет.

Игральные кости стучали в стаканчике, катились по карте, раздавались звуки восхищения и разочарования, в зависимости от удачного приобретения или, наоборот, несвоевременной продажи. Вскоре кто-то заметил, что подобная игра азартная, и не ровен час, вместо жетонов появятся настоящие деньги.

– Евстафий, а что это за монеты новые в Смоленске появились? ― поинтересовался Ульманас, товарищ рижского купца.

– Да как сказать, они еще не появились. Монетный двор только строится, это первые экземпляры. Кстати, для чеканки я буду покупать золотой песок, так что имейте в виду.

– Лучше бы ты купил мой янтарь. А золото… его удобно хранить, но неудобно тратить. Вот если бы придумать какой-нибудь заменитель золота?

Купец после своих слов покрутил пальцами жетон и отложил его в сторону, не решаясь выкупить право эксплуатации моста, уж слишком дорогой ему показалась цена.

– Зачем придумывать то, что уже создано, Ульманас? Вот, например, Беньямин из Оломоуца. Он для торговли использует вот такие именные чеки. ― Евстафий отстегнул кнопку на сумочке, подвешенной к поясу, и вытащил на всеобщее обозрение пластинку с гравировкой, размером с кредитную карточку. ― Пять фунтов серебра.

– Ты меня не понял, я имел в виду, чтобы не только ты или Беньямин имел возможность расплачиваться подобными штуками, а все люди. Я, к примеру, был недавно в Сверковых Луках, так там не то что золота, серебра нет у людей. А на что мне их горшки? Все понимают, что рано или поздно они продадут свои изделия, но мне-то серебро нужно сейчас. Вот я о чем.

Поездка Ульманаса и вправду вышла неудачной. Всеволод Мстиславович вытряс все наличное серебро как раз перед прибытием купца, и опереди он князя на три дня, этого разговора даже и не случилось. Евстафий об этом знал, и даже отговаривал в свое время рижского купца, но не смог переубедить.

– Допустим, – подключился к обсуждению купец из Пскова, – у тебя появилась такая возможность, вместо золота и серебра изготовить заменитель, по которому любой человек сможет купить необходимый ему товар, даже то же золото. Как бы это выглядело?

– Как? А вот как, смотри, ― Ульманас разровнял горку своих жетонов, взял один из них и отложил в сторону. ― Вот на этом, не знаю, из чего он сделан, но явно не серебро, я бы нацарапал кружку с пивом. У нас в Риге кружка пива стоит одну монетку, это пятидесятая часть лота[31]31
  Лот – старорусская дометрическая единица измерения массы, равная 1/32 фунта или трем золотникам или 12,797 грамма, 1/50 лота = 0,255945 грамма.


[Закрыть]серебра. На этой миска каши с мясом – это двадцать пятая часть, а на этой дюжину яиц и так далее. И указ издал, о приеме этих монет во всех городах. Сейчас товаров и людей больше, чем золота и серебра.

– Глупость! Серебро есть серебро, ― вмешался в разговор Прозор. ― Не зря еще в давние времена его придумали как средство оплаты, а тогда… поверь мне, люди были ничуть не глупее. Просто здесь этого металла мало. Может, когда-нибудь так и будет, как говорит Ульманас. Слышал я, что менялы Генуи используют промеж себя записки, где указано, сколько гроссов подателю пергамента надо выплатить. Персы называют их сужтаджами. Только сдается мне, мало что помешает нечестному человеку подделать сей пергамент и получить сумму дважды.

– Каким же это образом?

– Проще простого! Возьмем, к примеру, меня. Выписали мне в Генуе ростовщики свою писульку марок на сто, а я возьми да найми умельца, что скопирует ее один к одному, и отправил в Пизу копию с человеком, похожим на меня.

– О как?!

– Именно так, ― утвердительно подняв указательный палец к потолку, пояснил Прозор, ― а на следующий день сам приеду в Пизу и предъявлю к оплате настоящий пергамент. Конечно, я так не сделаю, но думаю, предложенный мною вариант будет не единственным из доступных. Так что куску кожи я бы не доверял. А Беньямина я знаю, уважаемый купец. Раз он согласился на этот заменитель, ― значит, выгода для его семьи была немалая.

– Я тоже скептически отношусь к этим суфтаджам, ― сказал Евстафий, ― но возможные риски не идут ни в какое сравнение с удобством подобного перемещения значительных сумм.

– Вот если бы и в Бремене можно было обменивать твои именные чеки на серебро, – вслух произнес свои мысли немецкий купец, – было бы здорово. А так, пустая затея. Вот ты, Евстафий, что-то не спешишь открыть у нас торговлю. А почему? Шанс остаться на бобах слишком велик. Так и с этими чеками. Не один год пройти должен, и не одна сотня купцов ими пользоваться.

Торговые люди до десяти ночи обсуждали экономические и политические вопросы, прервавшись на ужин. Успели посмотреть короткое представление кукольного театра, экзотический танец восточной красавицы и разошлись по домам.

Из переданного мне разговора стало ясно, ― пока процветает весовая торговля, на монетах надо чеканить их вес. Буквенные обозначения цифр: аз ― единица, веди ― двойка, люди ― тридцать, ― весьма неудобно; римские не хотелось бы, а арабских цифр тут просто не поймут. По большому счету три четверти населения вообще ничего не поймет, так как безграмотно. Замкнутый круг какой-то. С этими мыслями я и уснул, а в воскресенье, не успев даже позавтракать, был срочно приглашен к епископу.

* * *

― Пора, Алексий, готовь литвинов в поход, ― сообщил мне Иннокентий, встретивший меня у церкви. ― Его преосвященство сейчас беседует с гонцом, а как закончит, все сам тебе и расскажет.

Худющий, метр с кепкой, но необычайно подвижный, с грацией хищного зверя отрок, имел взгляд старца, сразу же изменившийся на безобидный детский взор при моем появлении. Пахом Ильич непременно бы опознал в нем служку, которого он пытался обучить искусству шитья на машинке.

– Расслабься, это друг, ― тихим голосом сказал Ермоген отроку, ― поведай ему то, что рассказал мне.

– Караван в Регенсбурге разделился. Двенадцать подвод ушли в Любек, где собрались погрузиться на корабль. В составе трех ладей они дойдут до Рюгена, а оттуда, в сопровождении данов, отправляются в Ригу. Доподлинно известно, что судно из Риги пойдет в устье реки Перона. Как оно будет охраняться и кем, сказать не могу. Остальные десять повозок пошли в Гнезно. Охрана из двух десятков лигурийских[32]32
  Имеется в виду генуэзцы.


[Закрыть] арбалетчиков и десяти сыновей знатных родов. Они поклялись на кресте, что скорее умрут, чем оставят караван без защиты. В Гнезно, с пятнадцатого по шестнадцатое сентября к ним присоединятся три рыцаря со своими оруженосцами. Конечная точка маршрута ― Дерпт. Это всё.

– Нет не всё. Самое ценное, реликвии, каким путем будут отправлены? ― спросил я.

– Возможно, морем, – немного подумав, ответил гонец. – Но это мое предположение. Никто не сможет сказать точно, как все в одинаковых сундуках. Но мне показалось странным, что кто-то из главарей настоял на разделении каравана, и это не из безопасности, по каким-то другим причинам. Так что, скорее всего, и дальше будут мудрить.

Ермоген провел пальцами по посоху, словно погладил, и произнес:

– Надо вернуть хоть что-то. Иначе варвары переплавят святыни. Алексий, времени мало. Помни, что никто не должен знать, кто вы и откуда.

– Помню, ваше преосвященство. Никто не узнает, ― сказал я уходя.

«Ступай, никеец, ступай, ― подумал про себя епископ, ― наличие в Смоленске православных святынь, украденных венецианцами и возвращенных им, Ермогеном, прямой путь в митрополиты. Единственный конкурент на этот пост Кирилл со своим окружением вынуждены будут согласиться с моим назначением. Его покровителю, Даниилу, сейчас несладко, да и не поддержит его никто. Часть смоленского золота, конечно, придется переправить в монастырь Иакинфа, в резиденцию Патриарха, но так даже и лучше. Мануил остро нуждается в средствах, так что задержки с рукоположением не будет».

Ермоген еще крестил мне спину, а мне не давало покоя название реки Перона. Я уже принял решение атаковать два каравана, но где находится это загадочное устье? Уж не Пярну ли имелось в виду. Тогда действительно надо спешить, готовить кеч к морскому переходу, а Свиртила отсылать в Самолву, дабы он при поддержке Трюггви устроил засаду на пути следования каравана. Эх, как я жалел, что в Орешке только начали строительство яхты для перевозки серебра. На новом судне команда даже из десяти человек, могла бросать вызов любой флотилии на Балтике. Естественно, мои переживания были не о количестве охраны, море есть море, а в Балтийской акватории и в моем настоящем суда тонут, несмотря на современнейшее оборудование и стальной корпус.

Все закрутилось как на детской карусели. Надо было успеть сделать то, это, и последние распоряжения Евстафию я уже отдавал практически на пороге.

– Табун, что степняки пригнали, экипировать сбруей и пусть срочно гонят к Ольше. Приказчика своего к крепости на Соже отправь, я ему серебро передам, а он рассчитается с продавцами. Сегодня же направь в Ольшу и Касплю Якова с помощником, пусть приготовят овес и провиант для прокорма полторы сотен лошадей и пятидесяти человек на сутки. Используй резерв и сразу же заполни амбары мукой. У тебя гонец вроде есть?

– А как же, Алгыром звать. Восемь десятков верст за день скачет.

– В Торопце знакомые найдутся?

– Найдутся, – уверенно ответил Евстафий.

– Шли своего Алгыра в Торопец, там тоже надо сделать запас для людей Свиртила.

– На постоялых дворах все приготовят. Сделаю, Лексей, только думается мне, неплохо бы с литвинами проводника выслать. Есть у меня знакомцы, что могут и до Торопца сопроводить и дальше.

– Дельное предложение, – сказал я. – Готовь проводников.

Вечером следующего дня я был уже дома. Тайная дверь, быстрый набор кода и вскоре во дворе отдельными кучками лежали белые плащи, похожие на двойной фартук сюрко, копья с вымпелами и щиты. Вся амуниция со знаками Тевтонского ордена, на всех участников похода. Во вторник мы уже были готовы к отправлению, и перед выходом я переговорил в кабинете со Свиртилом, стараясь донести все нюансы мероприятия.

– Ты отправляешься в Самолву, к Гюнтеру. Разведка донесла, что к концу сентября, начало октября по этой дороге, других там нет, караван с ценностями будет идти вдоль реки Перия, выйдет к озерцу и, оставляя реку Ора по правую руку, направится к Дерпту. Рядышком есть селение, ― я показал на карте населенный пункт, отмеченный кружком, ― Мамасты, наверняка там будет последний привал. До Дерпта оттуда тридцать пять верст, охрана расслабится. Вот там ты и нападешь. В живых никого не оставлять. Теперь об особенности. По пути к Мамастам вы станете проезжать через деревеньки, и перед местными ты должен показаться в одеждах тевтонцев. Флажки на копья, щиты расчехлите, больше пафоса. В общем, сделай так, что бы ни у кого не возникло сомнения, что вы орденцы.

– Ну, наконец-то стоящее дело, – высказался Свиртил. – А то после похода с Савелием мы тут как пни сидим. А что за добыча?

– Это не секрет. Венецианцы везут похищенное у нас церковное золото. Так что сам понимаешь, действовать придется быстро. Как разберетесь с охраной, добычу на приводных лошадей и шустро отходите к Самолве через Изменку. Там мы и встретимся.

Свиртил склонился над картой и провел пальцем по маршруту.

– Лексей, а как мы пройдем к Самолве? Путь не близкий, шесть сотен верст.

– Отсюда, через Ольшу, Торопец, Великие Луки, там, на Псков, а до Самолвы рукой подать. В картах ты разбираешься, не зря столько времени на обучение потратили, пока по Моравии и Польше ехали, однако на всякий случай с вами пойдет проводник. Евстафий даст своих людей. Обоза с собой не берите, у каждого три лошади, провиант нагрузите на них. Все необходимое я приготовил. Здесь, в сумках сто гривен серебряными монетами. Начиная от Пскова, тратьте только пфенниги. Насчет скрытности, думаю, объяснять не надо. Главное успеть вовремя. Трюггви на месте поможет. И еще, дело это тайное, на особом контроле у епископа, так что постарайся все сделать правильно. Если экспедиция закончится плохо, оставайся в Самолве, Милку я вытащу и переправлю к тебе.

Мы еще с час проговорили со Свиртилом. Я рассказал о заготовленных припасах на пути следования по землям Смоленского княжества, обсудили засаду, рекогносцировку, возможные пути отхода и различные военные хитрости. Свиртила, не так давно помогавшего своему дядьке щипать купеческие караваны ― особо учить было нечему. Литвин сам рассказал мне, как они рыли вдоль дороги волчьи ямы и лишь счастливая случайность тогда, под Борисовым, уберегла людей Беньямина от смерти. Обсудили мы и количество охраны, что моего собеседника ничуть не смутило. По его мнению, десятка его стрелков из лука должно было хватить, если придется атаковать в светлое время суток. Остальное сделает конница. Тем не менее, несмотря на все залихватские рассуждения о численном составе, я решил не менять установленного плана. Кашу маслом не испортишь.

Отряд Свиртила, имея в проводниках не единожды исходившего по этому маршруту ловкого малого, двигался с невероятной скоростью, шестьдесят верст в сутки, пересаживаясь на приводных коней по три раза на день. Вечер шестого дня они уже встретили в Торопце. Город располагался на берегах озера Соломино. По краям искусственно стесанного холма почти с отвесной крутизной был насыпан вал высотой до четырех аршин, на котором возвышались деревянные стены детинца. Вся прилегающая к холму территория была утыкана домами без какого-либо порядка. Лишь только у пристани четыре вытянутые, как изготовившиеся к старту лодки, избы стояли в линию, обращенные своими фасадами к озеру. При приближении отряда на воротной башне забили тревогу. Поднялся невообразимый людской гул, вперемежку с ревом недовольной скотины, только что вернувшейся с пастбищ. И лишь только узрев развевающийся красный вымпел над головной лошадью, о котором заранее предупреждал посыльный, тревога была отменена. Случись набег взаправду, жители окрестных домов непременно попали бы в переплет.

Литвины остановились на вытоптанной площадке в ста шагах от самой крайней усадьбы городка. Вызывающе расположившееся на невысоком холме, обнесенное новеньким дубовым частоколом здание само напоминало маленький замок. С левой стороны, примыкая тыльной стеной к озеру, находилась конюшня, совмещенная с хлевом, из распахнутых ворот которой уже появился хозяин. Это был постоялый двор Торопца.

Встретивший Свиртила мужчина был одет в просторную, на локтях заштопанную рубаху вишневого цвета, доходившую ему почти до середины бедра, сшитую, видимо, из привозного материала и довольно давно. Носитель одежды явно вырос из прежнего размера. Никакого пояса или даже веревки не было, зато на обоих запястьях проглядывали напульсники с железными вставками. Черного цвета штаны, собравшиеся гармошкой ниже колена, были заправлены в широкие голенища желтых сапог, носок и подошва которых, казалось, изготовлены из дерева. В левой руке хозяина постоялого двора был готовый к применению топор, а в правой ― откормленный гусь, уныло свесивший голову. Сам же хозяин приветливо улыбался в густые рыжие усы, торчавшие загнутыми кончиками, как стрелки лука. Окладистая, собранная книзу на шнурочек борода доходила до живота и скрадывала недостатки в фигуре, связанные с неумеренным потреблением пищи, иначе говоря, «пивной животик» был прикрыт.

– Мы от Евстафия, ― охрипшим голосом сказал Свиртил.

В этот момент из сарая вышел еще один мужичок. Тоже с топором, только уже с окровавленным лезвием.

– Гуннар, ты долго там? – проворчал он.

– Только что про вас говорили, рановато приехали, ― сказал Гуннар Свиртилу и, обернувшись на голос своего товарища, крикнул: ― Гонцу своему, слышишь, Рагнхильд, шею, как этому гусю, скрути. Гости уже приехали.

К слову, Рагнхильд был не просто приятелем хозяина постоялого двора, а поверенным Миленко во всем княжестве. Отсюда начинался волок, и хитрый свей поставил самый настоящий форпост, дабы не тратить волоковы куны. Пряности из Смоленска привозили сюда, а уже отсюда на телегах доставляли на корабли. Причем похожие заведения стояли на всем промежутке как сухопутного, так и речного пути, что позволяло не только сэкономить, но и неплохо заработать. Во всяком случае, человек с топором обладал не только немалым весом, но и знаниями, особенно в вопросах логистики маршрута. К нему-то и послал Евстафий гонца, да только Алгыр скакал строго вдоль рек, а Свиртил, по подсказке проводника, в нескольких местах прошел напрямик, вот и получилось, что посыльный опередил отряд всего на один день. В принципе, это не помешало Рагнхильду пообещать литвинам содействие. Так что сегодняшний день повторил прошедший и с большой вероятностью повторит следующий.

Отряд разместился прямо в поле, поставив палатки напротив постоялого двора. Пять десятков людей даже при желании не смогли бы поместиться в доме, хотя Гуннар настаивал и обещал каждому найти место. Как только лагерь был разбит, из крепости прибыли трое дружинников с целью ознакомиться с обстановкой и узнать причину прибытия войска. У страха как всегда глаза велики, и сосчитав гостей, выяснив при этом, кто такие и откуда, торопчане удалились. Единственной их просьбой было поскорее покинуть гостеприимный город и не нервировать местное население, что Свиртил с утра и выполнил, оставив после себя травяной ежик на соседнем со стоянкой клеверном лужку. В общем, можно было сказать, что удача улыбалась отряду. Рагнхильд провел отряд до следующего форпоста, и в общей сложности «меркурьевцы» без каких-либо происшествий через неделю добрались до окрестностей Пскова. Безусловно, были затруднения. Накормить ораву в пятьдесят ртов еще было возможно, а вот полторы сотни лошадей не могла ни одна из попадавшихся на пути следования деревень со своими постоялыми дворами. Выданный в дорогу овес, как и прочий провиант, быстро подошел к концу. Спасали охота и большая сеть, с помощью которой, к примеру, литвины однажды наловили около четырех пудов рыбы за каких-нибудь сорок минут; а также серебро. Но самым весомым аргументом были мечи. Никто не посмел отказать в отдыхе и еде, вот только силы рано или поздно заканчиваются. Несмотря на хорошую выносливость, последние сто верст отряд двигался только на авторитете командира. Еще хуже пришлось лошадям, животные просто вымотались от бесконечной скачки и требовали отдыха. В итоге длина дневного перехода после десяти дней гонки сократилась до сорока пяти верст, но Свиртил успел вовремя. Третьего сентября он уже был в Самолве, затратив на весь маршрут ровно пятнадцать дней, что по тем временам можно было расценивать как рекорд.