Текст книги "Собрание разных зарисовок и сочинений. Том 1"

Сгусток света

Как-то раз… Я так часто и много – мне явно нужен ограничитель для некоторых вещей – писал словосочетание «как-то раз» – я даже и не задумывался, что тону в избытке одинаковых слов, наоборот, меня все устраивало, – что на пальцах отпечатались эти буквы. А синонимы? Да что они? Синонимы неотложная помощь – спасения от них не дождешься, как тюльпанов в январе: в целом там ситуация просто вынос мозга, хуже не придумаешь (вернее, коли захочешь, придумаешь, тут абы как не пожалуешься), поскольку до каждого очередь в том или ином виде уже дошла. Меня можно только пожалеть – надеюсь, меня и пожалеют – я, конечно, не настаиваю, но до неравнодушных людей хочу донести, что ничьей жалостью не побрезгаю. Эй, как там угол, в который, в каком-то смысле (я специально вставил сюда эту неопределенность или мысль сформулировал нечетко, что прикрылся ею?), я себя загнал? В моем роду явно какая-нибудь дичь напортачила, подпортила карму: не иметь ума и в итоге попасть впросак – с надеждами на медаль за высокую сообразительность я определенно поспешил. Скажу о себе: «умом я явно не блистаю» (клевета), это будет считаться (клевета, клевета) самобичеванием? (Клевета, клевета и клевета!) Да, в целом: бери и готовь веревку и мыло, и да, кстати, можно обойтись без сложностей – судилище – это же сложность? – вот тебе как говорится «баба с возу – кобыле легче».

Я работаю библиотекарем – с такой работой мир не поспасаешь, но зато и от постоянной бумажной волокиты на стенку не полезешь. Не стану ходить вокруг до около – не то устану, вспотею, возненавижу прогулки – и скажу: меня одолевала, как назойливый комар в жару, мысль о том, действительно ли я прикипел к работе душой? А ведь мне когда-то грозило… светило чиновничье кресло – а что на самом деле теперь? Получил вот это все, остался у разбитого корыта; а мое «разбитое корыто» – это макулатура не первой свежести. Апчхи! Ох, гады: пылью своей прямо задушили, здесь по плечу работа только для авиационной турбины – пылесос и за сто подходов не справится. Попробуй убедить меня, что от книг сплошная польза. Если и есть тут что-то сплошное, так это вред!

Но не для таких дебрей и глубин мой набросок: историей в полноценном виде тут и не пахнет. Увы, о нем не скажешь: «О, это все в самый раз подойдет!». И для копания в себе – если говорить о полноценных копаниях, а не для отвода глаз – нужен ковш бульдозера: детским совочком, от последнего, что имеешь, не избавиться – и пол-аршина не преодолеешь. И еще одна просьба: не надо сальных шуточек в адрес моей каторги, ой, ха-ха-ха, работы – ни больше и ни меньше, только это подразумевалось. Хотя все равно дураков, кто позволит себе хоть одну сальную шутку, найдется столько, что хоть сетями вылавливай. Не может же лишь один высказать, что на душе накипело – там, на душе, коли руки чешутся о ней написать, такой бардак бывает, что и до турецкой пасхи не разгребешь, – и благополучно замолчать, всегда найдутся друзья по интересам и подадут голос.

Уж каким таким образом получилось, подгадывай – не подгадывай, а работу никто за меня не выполнит, хотя я один ее и не должен выполнять: все-таки плечо помощи должен подставить еще кто-нибудь – в общем, вина за задержку на тех, кого не оказалось рядом. А еще почему бы еще кого-нибудь не сделать козлом отпущения (вернее, не «кого-нибудь», а «что-нибудь») на кого (на что) излить свой яд? Конечно же на книги – будь они неладны: так требовать от человека времени для себя – это надо постараться подыскать им ровню в этом деле. Я их так долго расставлял, переставлял и заставлял – чем не причина нечеловеческим голосом завыть, и я бы завыл, да вот о шуме в ночное время по рукам и ногам связывал меня долго и долго, а после этого «долго» еще одно «долго». Увы и эх на все!

Глубокой ночью я шел – правильнее ковылял, усталым бодро не прошагаешь долго – через парк. Глубокая ночь не время для прогулок, не отправишься без причины. только если обстоятельства не припрут к стенке, тогда другое дело сорвешься с места как ужаленный. Приспичит – значит приспичит. Это был тот самый случай – обстоятельства оказались сильнее меня: если не можешь победить – присоединись… и потом победи? Вполне возможно! Но пока помалкивал. Настроение было на нуле, если не ниже – а что вы хотите, вот что значит задержаться на работе – это не прибавку к зарплате получить, чтобы, размахивая руками, плясать от восторга. Благо – а это действительно может хоть как-то приободрить – было не настолько холодно, чтобы инеем покрыться, и не настолько жарко, чтобы пот в три ручья катился. До ручья дело не дошло, тем более сразу до трех, хотя легкая испарина на лбу была. В общем, спасибо лету!

Я не брел, конечно, в полной темноте, какая же это полная темнота без главного условия для нее – да, даже для такого обычного состояния, как «включено – выключено», я позволил себе пафос в избытке – погасшего уличного фонаря. Или паркового? (Пальцем показываю на тебя, читатель, чтобы и ты подключился к рассуждению.) Я не уверен в точности названия, но я уверен в реальности, и она меня учит: правильно говорить «парковые фонари». И не поспоришь, фонари же в парке находятся, а не на улице, хотя в контексте свободного понимания правы будут – если, конечно, кому-то взбредет в голову выбрать спор на эту тему лучшим времяпрепровождением – и те, кто глотку перегрызет за «уличные». И не ошибутся те, кто готов убить за идею «парковых фонарей». Мне же проще: я могу и нашим дать и ваших не оставить без внимания.

Брел я себе – чур, меня, чур от стычек и встреч с маньяками и ворами – потом опять брел себе и брел. Расстояние, скажу я, расстоянию рознь: даже и не определишь точно, а только лишь и неизвестной погрешностью, как далеко позади осталось здание библиотеки. Определенно одно: оно было не на расстоянии в два шага – в три прыжка. И ох, и ах, спаси-помилуй, вдруг на тебе – подарок. Я не люблю подарки в большинстве их форм, я в этом отношении извра… – простите, только кто простит, если кроме меня и монитора никого рядом никого – …щенец. Подарки на день рождения – в тот же котел «нелюбви», впрочем, деньги – это совсем другая история – на зеленые бумажки моя душа очень падка до какой-то одержимости.

Так что за подарок?

Неожиданно из-за деревьев… Стоп, стоп! Чтобы не превратить описание в клубок запутанных мыслей, уточню: я имею в виду не те деревья, до которых свет фонаря не доставал. Там что в одну сторону посмотри – хоть глаз выколи, что погляди в другую сторону – оставшийся глаз долой (раз – нет глаза, два – нет глаза, так и станешь слепым). Мне важны деревья (одно дерево) … Мне важно одно дерево (ствол одного дерева) … Мне важен ствол всего одного дерева. Тогда при чем тут деревья во множественном числе? Это же парк, и сам Бог сказал, что парк будет состоять из деревьев. Короче… («Лесничий»! Бей в цель рассказа!) Разумеется, бью: короче говоря, из-за дерева появился сгусток света. Не шар, а именно сгусток, хотя, надо признать, не лишенный некоторой округлости. Я очень резко остановился и замер. С чем сравнить это «резко», на что оно было похоже? Скажу так: моя остановка была похожа на то, как если бы какой-нибудь незадачливый пешеход остановился за миг до столкновения с внезапно появившимся автобусом. Мое сознание в дерево не перенесли, а по ощущениям казалось, что явно кто-то не погнушался такой операцией: все мое тело в эти секунды определенно мясными назвать нельзя было. Большие куски древесины не мясо, Согнуть ее – фокус невыполнимый. Странные ощущения: вроде ты и не дерево, беги, беги, а только в результате рассмешишь, пытаясь это сделать. Да что там беги – двинься с места попробуй. Попробовал, не сдвинешься! У губ есть свой предел: не всякую букву они могут повторить по форме. Вот буква «о» – это вершина их мастерства, гвоздь шоу под названием «гляди, как умеем». А чего тут показывать, это же проще репы… Пареной. Мои губы сумели это доказать: для такой большой «о» они постарались. Мои эмоции в тот момент – что-то с чем-то… Это все равно что в подъезде найти горшок с золотом, на котором написано: «Теперь живи, ни на чем не экономя». Ясное дело, чувство праздника будет обеспечено до гроба!

Все мои мысли ветром сдуло. Куда?! Стоять! Место! А ведь я не проспорил хирургу одну лоботомию, и на порнографию меня не развели – в смысле – все части черепа на месте. Скорлупка этого ореха цела и крепка, и ядрышко в порядке. Впрочем, рано делать выводы! Я не совсем нищий с пустыми карманами, нет-нет: осталось немало такого, на что – метафора здесь неправильная, но кто не рискует, тот не занимает пьедестал победителя – ни одно казино не наложит лапу, и сколько ни пей – не пропьешь его. Этот остаток – мысль о сгустке света, и в эту же копилку еще и маленький остаток описания всего произошедшего. И, разумеется, я знаю, что такое «маленький остаток»! Не думаю, что сгусток света затеял со мной игру в прятки: за какими развлечениями он ночь обычно коротает, справок я не наводил – я библиотекарь, мне на плечи не накидывали форму работника полиции. Но одна правда точно за мной: настроение мое теперь совсем не на полном нуле, скажем прямо. Это все встреча со сгустком света!

Еще вот что скажу: это была не светящаяся букашка, как ее там называют, светля – воздушные кавычки – чок, и не красивая, много-много «увы, увы!» – светящаяся бабочка, которая отъедалась на харчах быстрого приготовления. О-го-го, какое у меня большое сожаление насчет того, что это не бабочка! Да и не думаю, что она – завсегдатай фитнес-залов, а тема с мутацией и стероидами – вообще петухам (может курам?) в моем мире – петухам на смех. Гамбургеры, картошка-фри… Меня на акции типа «Здоровая пища, ждем тебя на нашем столе!» не встретишь – для меня вообще подобные сходки – крик в пустоту (защитники всего этого съестного непотребства удивляются, мол, почему их «багажник» привлекает внимание со стороны – в плохом смысле). Зато моя критика пищи, которая не на благо организму – не упомнить всего, что ему может медвежью услугу оказать, – крепче крепкого, чуть ли не в металле отлита. Вот потому я как свеженький огурчик – вот вам, кушайте и не заляпайтесь, с грядки прямо на стол. С гамбургерами я свежим огурчиком не стал бы – ясно же, как белый день.

Вот и еще в пользу моей правоты (она истина, перед которой все преклоняются) и чужой ошибки (тайная одиннадцатая заповедь). Пусть мне предъявят любую книгу по зоологии – можно на свой вкус, если какой-то из них особо близок к сердцу, даже школьный учебник, если говоришь «любую», то пусть слова не расходятся с дело, – и пальцем ткнут в страницу, где изображена лампочка. То есть светлячок. Где изображен светлячок, не лампочка. Если изображена лампочка, пожалуй, я попридержу коней с описанием ее, но это не энергосберегающая лампочка, она не герой моего романа. Если попадется в книге, где ей не место – и за миллион рулей ей не купить его там, – это уже будет просто опечатка. Брак. Но только – без отсева и отбора: я не готов к обвинениям в предвзятости и фальсификации, я работаю – слава Богу, что избавил от второй работы – на истину. А не то я со своими аргументами далеко и надолго пойду – в парк, что ли? Можно и в парк, но парку не подходят слова «далеко и надолго», а мне нужен титул самого убедительного человека на свете.

Постараюсь описать сгусток света – с лампочкой разобрались. Вернее, разобрались, что форма его – вылитая лампочка. Может быть, сгусток света и вправду появился из какой-нибудь лампочки, коли такая форма у него? Я не полицейский… И так из уже написанного ясно, что, работай я в полиции – все были бы у меня на крючке. Ну не все, не все, а только этот сгусток света. Сгусток света был насыщенно… Хотя что я говорю – никакой насыщенности. (Так дело не делается.) Сплошная бледность и размытость – не ручаюсь за точность. Ой, да ладно – это ведь тоже не стрельба по цели. Ау! Где прозрачность? И ау, ау, куда делась бледность – самостоятельно закрасилась? О, интересно… Черт! С выстрелами и целями… Я с молочными смесями, в которых у меня не было ни литра нужды – ими как на убой закармливали меня, ужас, все детство на химии прошло, – впитал пацифистские заскоки. Потому не бросаюсь на сгусток света, как собака на кость, и не пытаюсь сделать ничего, что можно расценить как акт насилия. Не кричу на него, как сумасшедший (здоровые связки мне на работе сослужат добрую службу), не пытаюсь ладонью раздавить. Сгусток света приобрел насыщенный цвет… Какой именно, черт лишь разберет: красный, ну где же – это зеленый, а вот и нет – своим же «ну где» отвечу – ну где зеленый, когда это красный, он же прямо в лицо кричит. Или мне написать все наоборот? Тупые цвета! Знаю, обзываться это по-детски, и все же красный и зеленый цвет – это тупой и противный (мысленно я махнул рукой, как жеманная девица). Заело не на шутку! Опять это «ну где» красный цвет? Это вылитый, точнее намешанный алый, не может же зеленый вдруг – не могу решить… эм – стать алым оттенком. Ого! И среди цветов существует подобная практика! Прогрессивно! А алый и красный это не одно и то же? С градациями цветов я не дружу. Дальтонизм не праздник на каждый день, и я лучше всех введен в курс этого дела, но я, конечно, этим в лицо не тыкаю, сарказм неуместен, и все же: проблем с переходом на светофор у меня нет? Тогда и все описание сгустка света – неправда? Хм… есть на чем себя поймать.

Однако сгусток света повел себя… Сказать «странно» значит расписаться в своей глупости и неумении изъясняться, заявить обыкновенно – тоже не прослыть самым благоразумным. Так что я весь в незнании… как елка в иголках. О! Скажу так: он просто повел себя… каким-то образом. Да, вся эта ситуация любого шпиона доведет до психоза – с такой неопределенностью. Сгусток света будто нечто спугнуло. И это нечто не я: мне просто не за что и незачем клеветать на себя. Но все-таки объяснение есть, вот оно, на поверхности – бери не хочу. Наверное, я чем-то выдал свое присутствие, я же не статуя, тело не избавишь от всякой мышечной мелочи вроде моргания, даже во сне умудряешься калачиком свернуться. Так или иначе сгусток взмыл вверх. Я рассчитывал (в данном контексте звучит, не скажу, что дико, но с определенной задней мыслью, будто не ожидал краха надежд, а он вот раз – и случился). Тогда я думал?.. К ситуации и к контексту это ближе, однако и тут можно обойтись многоточием, точкой ничего не решится. Я думал, что сгусток света выкинет что-нибудь этакое разэтакое («этакого» хватило бы на эмоции, а «разэтакое»? – подстегнуло бы шкалу эмоций), и признанием на эту ночь было бы мое постоянное восклицание. Однако, видимо, на облаках на долго никому не суждено усидеть: вот и я оказался (в этом есть нечто грустное, не испитый чан грусти), как все, – этакой (и слово пригодилось еще раз) серой мышью. Не прописался я там постоянно – спустился на землю в два счета, едва песню по пути не завел, а тут такое дело и без торжественной музыки – непорядок!

Сгусток света завис в воздухе. Правда не очень низко: скажем, был бы у меня сачок для ловли бабочек (с ума по бабочкам схожу, зато тараканы и блохи – прекрасное рвотное средство для меня, дифирамбы тут кому попало не споешь), поимка его вышла бы на славу. Долгой мыслью предполагал закончить фразу про бабочек, но выдохся, пороха хватит на это: бабочки – они и вживую просто сказка. Меня эта сказка в инсектарии радовала все лето, потом природе отдал то, что было ее, не спал, не ел – залипал на нее так, словно на гипноз подписался. Чувствую, пропишусь я теперь на улице, потому что со такой остановкой явно не попаду домой!

С носом я бы остался и в любом другом случае: пожалуйста, выношу на суд: я бы не поленился и встал на носки и протянул бы руку к цели – и что? А то, что остался бы с носом, поскольку этого оказалось бы недостаточно, и с кого бы я спросил? Я бы пошел по второму кругу и стал бы подпрыгивать на месте с тем же намерением – я бы ради него и из штанов выпрыгнул – но и тогда с чем бы я остался? Напоминаю: из меня прыгун, как из шахмат гири. С другой стороны, для сгустка света эта высота не предел. Думаю, и макушка дерева тоже не покажется ему тем уровнем, достигнув которого, он бы вдруг: «Нет, хватит, пора вниз». Какие могут быть страхи, если вся твоя жизнь – вся жизнь сгустка света – напоминает жизнь птиц, все в небе, и в небе или на земле, не все же птицы счастливчики с крыльями, с кем-то эволюция не стала церемониться. Сколько сгусток света пробыл так: я имею в виду – в подвешенном состоянии? Совсем немного. Я понимаю, мне не надо разжевывать и в рот класть, и я не чиновник, чтобы передо мной он отчитывался: почему он внезапно погас. Словно батарейки сели, или электричество за неуплату отключили. Ну что же ты так? Оставил меня без твоего запала, дорогой!

Сгусток света исчез. Как некрасиво: даже след от чего-нибудь получил бы своего зрителя – чем я не гожусь в зрители, с чего бы меня лишать следов своего присутствия или исчезновения? Сгусток света, ты черствый сухарь! Сидишь… висишь в воздухе, точнее, висел, исчез – и в ус теперь не дуешь! Все, песенка сгустка света спета: ни тебе спецэффектов (никакой надежды на шоу, тем более что зритель-то один – я), вот ужас: сердце теперь не взволнуется, не замрет от восторга. Ни тебе фокусов с цветами, которые я обязательно перепутаю и не отличу один от другого – надеюсь, никто не забыл, какие у меня драматичные отношения с цветами?

Ну что, финал? Вот еще – финал! А как же эмоции? Хочется знать – я опомнился от деревьев, как я очнулся от чувства одервенения? А мясо как же? Какое мясо, одервенение и дерево? А… То «мясо», то «одервенение» и то «дерево»! Уф-ф, расслабленный выдох – настоящая благодать: выдохнул… освободился… на душе тишь и гладь. Можно еще и так: коли кто-то идет в ногу со временем или выбрал себе «ногу» чего-то одного – например, записал себя в фанаты расслабляющей медитации, то можно с разбушевавшимися эмоциями и так совладать. Все мы люди и недопонимания не возникнет. Надо бы, по-хорошему, развернуть, как рулон обоев, описание того, как меня отпустило… но боюсь, придется этот «рулончик» свернуть обратно.

Мне (коли я единственный зритель), может, по-дружески, не откажут в аншлаге?..

сложно (а других сгустков света в парке нет? Если этот не вернется, может другой появиться – я на все согласен)…

думать (куда же ты делся, сгусток света? За столбом его нет, за деревом тоже, и за другими деревьями рядом – тем более)…

о чем-то (появится он, не появится, ждать мне его или нет, вдруг я пропущу шоу века. Я не хочу, чтобы кто-то другой увидел сгусток света – с какой добродетели я должен позволять это: мне-мне-мне все!)…

кроме как (Ой, ой! Это сгусток света? У-у-у, жаль, ошибся: это просто обыкновенная лампа фонаря). Интересно, а с расцветкой бабочек я так же не дружу? Хм, не задумывался, красивые и красивые – чего ум работой нагружать по пустякам. Черт, а какого цвета был сгусток света, зеленого, золотого, гранатового? Ага, «молодец», что вспомнил об этом под конец истории – ловкий шаг!)…

о сгустке света (Тихо, тихо, надо застыть, притвориться, что никого нет: вдруг ему этого и надо?).

Хорошо – в темпе, в темпе, конец!

Просто рассказ о блокнотах брата

Я битый час – бить время плохо, я ведь современный человек, меня и отменить могут, поэтому, чтобы не нажить себе проблем, напишу лучше так: уже который час. «Который» – гуманное, я бы сказал, человечное слово, пожалуйста – можно придумать замену, если поразмыслить. Уже который час я разбираюсь с тремя найденными в ящике стола блокнотами брата. Хм, предложения сложились не как куча дров, а очень даже правильно. Такой аккуратной грудой, что даже и редактировать предложения страшно – нарушится же такая красота и правильность, а это ведь преступление против литературы и русского языка. Поспешу сказать, а то вдруг мысль выпорхнет – и всё, беги потом за ней с силками, чтобы поймать. Тут с часами, если говорить о спешке или опоздании, дело весьма щекотливое. Не по той причине, что часы могут человека защекотать до смерти, куда там. Нет, просто, если позволить себе пойти вразнос с часами, в целом со временем, к чему ограничиваться одними часами, или потерять чувство времени – вроде что часам сделается, они – это всего лишь часы, а не люди, не убегут они, можно и на самотек пустить, – то затем запутаешься окончательно. Потеряешься с таким подходом к вещам, точно рыбак в океане – даже не в море, хотя чего их сравнивать, море и другими опасностями знаменито, а в целом океане, ага, океан… море… и к чему эта «грустная песня», что дальше-то? Ничего – попадешь стихии на растерзание. Океанская стихия не кусается, как дикий зверь, да и чего ей кусаться, она просто возьмет и ам – проглотит и не подавится. Какой зверь, и какая стихия. В природе что ни зверь, то кандидат в чудовища всех кошмаров, и строить их по степени злости можно долго. Удивительно, правда?

Нет, я не поставил себе задачу специально и на сон положить… что-нибудь тяжелое и грубое, и ни корочки от пиццы на языке. Охотиться за блокнотами брата – это же не сокровище, чтобы пускаться на его поиски, не такое большое сокровище, чтобы во всем мире оно ценилось. Две звезды из пяти по шкале ценностей при сравнении блокнотов брата и настоящих сокровищ я забрал у первых, но ведь три же у них все еще остались. Для этого, то есть для охоты за блокнотами, нужна выгода куда больше и весомее. Здесь мелочь вроде «просто подержи их в руке» или не бо́льшая мелочь типа «дай-ка своими каракулями подпорчу их», которая выдает себя за важную выгоду, не подойдет. Совсем-совсем? А с моих скромных действий – я же не мир пытаюсь переиначить, потому и скромных – какой может существовать или может быть придуман, если на самом деле не существует, спрос? Не надо ничего с меня спрашивать, не надо нож к горлу приставлять, мол, колись, если жизнь дорога, и не надо из меня вытягивать информацию, как кота за хвост – поберегите силы, люди уважаемые!

Итак… и… так… в своих действиях, нет, что предшествует им? – намерения, тогда в своих намерениях я чист и невинен, словно младенец, – точно одна истина мне открыта, написана черным по белому, как статья в Гражданском кодексе: краской стыда мои впалые щечки не зальются. Это за прочие плохие вещи могу на земле не удержаться, провалюсь под землю так быстро и внезапно, что и «привет» не успею вымолвить, потом еще кто-нибудь мне вслед крикнет: «И как у таких людей под ногами не горит, не дымится земля? И не разверзается?» Да, и это тоже! Увы, печаль размером с гору Эверест: не горит и не дымится твердь Божья, все щадит родная без лишних возмущений. Она молодец!

Я уже минут пять или больше мну блокноты брата – скорее больше, потому что и посторонние размышления тоже свою законную долю времени забирают. И спасибо высшим силам, что вполсилы: блокноты это не куски побелки, о внешнем виде которых душу рвать не станешь. Боже, аккуратнее с вещами, их же потом дорогому и уважаемому человеку не подаришь, то есть брат не подарит. Вот решит пойти к кому-нибудь на день рождения, подумает: «Ага, на бесполезный подарок денег нет, зато имеются на полезный сюрприз». А тут на тебе – мятые блокноты, от стыда же под землю провалишься, а блокноты следом полетят и по голове в полете ударят. Хотя я уже писал о проваливании под землю. Вот тот самый случай, когда уместно и повториться, и пример подать. Хм, ну так что вообще можно сказать о блокнотах?

Прыг, прыг по следам поговорки: в ногах правды нет. Ее, конечно, и так днем с огнем не отыщешь и в обычной жизни, но в ногах определенно я ее не находил, поэтому что толку стоять как истукан. Устанешь же, и ноги заболят. Ох, уж эти пословицы, в них ума такая палата, что и на десяток поколений вперед достанет. Верно, и из вредности не поспоришь, ноги надо беречь. Нет, только давайте без закатывания глаз, мол, здравствуй, Новый год, вставил сюда нравоучение, не просили и не умоляли – а все равно вставил. И в мыслях не было. Зачем?

Ну-ка, топ-топ, зайду с другой стороны. Зашел – теперь я с другой стороны. Если бы меня донимали или твердили бы, что честнее, одно и то же, круг за кругом, точно эта какая-то пластинка, которую заело на одной фразе, и никто не хочет исправить случившееся, похожими нравоучениями лет этак десять назад, то, глядишь, и моя правая рука была бы цела. Она и сейчас не оторвалась, я же в обеих руках блокноты держу, просто дело не дошло до отрывания, а лишь до перелома, хотя меня можно назвать человеком, родившимся в рубашке, если заплатил малой кровью. Мы с братом не транжиры: всегда стараемся лишний рубль выторговать и так, чтобы и о качестве не пришлось плакать – то есть чтобы не пришлось жертвовать им. Это разумный подход делового человека.

Бледная полоса, которую под тонной косметики скрыть хоть и можно, но какой магазин с косметикой продаст тебе целую тонну ее? Это такой учитель, уроки которого отпечатываются в уме навсегда. Здесь надо выдохнуть (Уф-ф! Что я сделал? Так выдохнул, как и подумал), ведь я мог вообще остаться без руки. Но, наверное, у судьбы выдался сложный день, махнула на меня, сказав: «Мне все так надоели, и ты тоже, так что со своими двумя пока походишь, не хуже какой-нибудь мартышки будешь за все цепляться».

Я устроился в центре кожаного дивана – беленького такого, прямоугольного, как будто ангелы спустились с облаком в руках и сказали: «Бери, это тебе, чтобы тебе удобно было сидеть», – только это не то облако, на которое «улетают» все наркоманы. Не знаю, на общее дело это не влияет, хм, и почему я мыслью устремился в сферы, в которых я слеп, как в ночном лесу? Мало ли прямоугольных диванов, описание формы моего дивана что-то новое в историю привносит? Прямоугольных диванов, может, и не по пальцам пересчитать, но я должен о нем сказать. Законы стиля в интерьере мне руки связали, никакой другой диван никакой другой формы я не могу сюда поставить и потому скажу еще раз: стиль не позволяет мне разгуляться в своих желаниях.

Изделия из кожи греют мне и моему брату душу: тепло так согревают, что можно было бы и в холодную погоду не укутываться в теплую одежду, можно было бы – но нельзя. Буквально в бальзаме наши сердца купаются от этого. Авторская попытка пристроить идиому «как бальзам на сердце». Братские связи не родителями общими можно подчеркнуть, а еще, ой, попал так попал, теперь как бы не запнуться при вспоминании, да, вот этот пример вполне симпатичный: общие интересы тоже могут быть такой красной чертой. Только чуть ниже первой. И интерьер в классическом стиле еще подливает ведро бальзама на наши с братом сердца – где же мы с ним столько бальзама взяли и по какой цене?

Только из натуральной и дорогой кожи – не стоит меня обманывать и подсовывать бездарную топорную подделку: я и с закрытыми глазами в полсекунды раскушу подмену: мои с братом души так не согреются. А мой диван – из натуральной кожи? Ну а что я о нас только сейчас рассказал? Я положил на ноги маленькую квадратную подушку с вышитым на ней кроликом – король дивана требует своей порции удобства, читать надо в благоприятной обстановке, в окружении любимых вещей.

Первый, второй и третий блокнот; второй, третий и первый блокнот; третий, первый и второй блокнот. С какого начать? Я принялся листать пухлый блокнот с листами в линейку и с лошадью на обложке, что довольно неплохо, но, говоря начистоту, несколько скучновато, поскольку особо не на чем было глазу остановиться, так или иначе, этот блокнот лежал сверху. Сколько в нем страниц – миллион? Всего-то девяносто шесть, хм, а кажется, что тут явно число шестизначное, начни я вырывать лист за листом, как быстро я добьюсь своего?

Начну с философского пролога. Природа дала мне эгоистическую жилку: я не знаю, большая она или маленькая, как-то судьба не известила и не предупредила меня. Эх, она вообще собеседник так себе, и в целом дама, витающая где-то среди своих облаков. Были ли (без ожиданий зачем листать тетради?) у меня (не у соседа же) какие-нибудь хотя бы минимальные (ради больших – зачем листать тетради?) ожидания найти для себя (не для соседа же) какую-нибудь интересную (ин-те-рес-ну-ю) штуку? И вдруг, о-го-го! мой зоркий глаз задержался на полностью исписанной странице – тут с позиции русского языка предложение закончилось, но с точки зрения (опять про глаза) мысли продолжается, и вот как. У меня глаз меткий, правда, не такой, как, например, у… сейчас… есть такая хищная птица, в середине названия буквы «р» и «ё», вспомнил – орел, как у орла. Или сокола. Ага, это слово не пришлось по буквам угадывать! Опять «или», у меня оно скоро из ушей полезет, кого там еще природа осчастливила умопомрачительной зоркостью? Хм, наверное, соперник у орла или сокола в этой особенности, может, где-то и существует, но мне грех завидовать. Что? Я стараюсь предугадать новые открытия в науке о птицах, они же продолжаются? Я загорелся желанием прочитать все – быстрее внесите в комнату тазик с мазью, такие ожоги страшные намечаются, ах, да я уже обжегся. Ага, похлеще фитиля свечи, к которому поднесли горящую зажигалку, а почему не спичку? Слушайте, какие спички, эй, проснитесь, а то проспали уже все, на дворе двадцать первый век, только высокие технологии. Тогда уж зажигать свечи искрами от ударов камня о камень. Ну право же, что за заря человечества с выдержкой в триллион лет? Важное, а что важное? Вот это. Вероятно: я уже предупреждал о часах. Так отбросишь за ненадобностью бдительность и унесешься своим горящим фитилем так далеко и надолго, что ни на одном самолете не вернешься. Отдельно от свечи? Почему же, и с ней тоже.

Со стороны пара слов о нас с братом.

Какие эти мужчины, шатены, тощие и не аристократы, могут и немного загара себе позволить, ох, мужики! Судьба, как же ты жестока к ним: лишила их всех прелестей современности, например, доставки еды на дом. Бог, ты чего это так над своими детьми издеваешься? Ты мог бы приложить чуток сил и сделать так, чтобы они родились не в голодном крае, а там, где все двадцать четыре часа щеки набивают, – ну, Бог, а?

Тоненькие ножки-тростинки, метафору хуже, потому как их вид – не натюрморт с персиками, и не придумаешь. Я люблю объедаться персиками, а брату подавай экзотики – манго, правда, его вкус, что касается иностранщины, начинается любовью к манго и оканчивается ею же. Еще один такой надрыв сердца, и можно будет заказывать похоронный марш. Тонкие ручки-плеточки, они и висят, как плетки, и толщиной… не больше, и загар, ты где? – придется привыкнуть к разочарованию, потому что вот и оно! О, великий и всеобъемлющий ужас, не сдержать слез в глазах и соплей в носу платком – секунда мерзости, ну что ты лезешь, как нитка из некачественно зашитого шва на одежде вылезла и даже не предупредила?! Еще и ребра – одно, второе, третье, и как вообще считать – как одно ребро или каждое поодиночке? Если их без труда можно пересчитать, в смысле, что они так под кожей отчетливо видны, то пора трубить во все трубы о состоянии бедняг. Какое тут сильное и ужасное словосочетание-уточнение «без труда»! Различия между нами лишь в одну деталь – шрам, о котором я уже писал.