Текст книги "Гербарий о себе. Стихи для других"

Вероника

 
Вероника в лёгком платье, —
Имя пахнет земляникой —
В платье с нервной пелеринкой.
Я овеян Вероникой —
Земляникою в корзинке.
Запах времени лесного.
Уронила в реку шелест
Листьев – шёпот земляничный —
Вероники робкой прелесть,
Ники ревностной величье.
Ветром сдуло с вербы листья,
Не вернётся речки голос.
И несёт, меняя лики,
Небо паутинки волос
Земляничной Вероники.
 

Онегинская Татьяна

Татьяне Руш-Останиной

 
Онегинская Татьяна,
Вобравшая грусть океана,
Как свет через призму стакана,
Разбившегося в осколки.
Лик блоковской незнакомки,
Бросающей колкие взгляды,
Как в чашу крупинки яда,
На Данте в аду капкана
Из Библии и Корана.
 

Настя

 
Кто расскажет о грядущем счастье?
Кто покажет колесо везения?
Не ты ли, весёлая девочка Настя
С веточкой увядшей сирени?
 
 
Проводи, покажи мне околицу!
Вместе посмотрим на бабку-деревню.
Дурманит голову мягко пролитый
Запах умирающей сирени.
 
 
Не пиши мне о прежнем счастье.
Вместо писем брошен лист на колени.
Будет ждать грустная девочка Настя
Новой весны и старой сирени.
 

Лерочка

Валерии Туревской

 
В бушующем солнечном пламени
Бьётся в буйной феерии,
Как на ветру тело знамени,
Имя твоё – Валерия.
 
 
Дыбятся волны времени,
Сквозь них проходишь, юная.
Ты особого племени —
Как и соната – лунная.
 
 
Дни мелькают и месяцы
И утекают в дверочку.
Ты смеха и радости вестница —
Прекрасная юная Лерочка.
 

Виолетта

Виолетте Луговой

Смелая и целеустремлённая,

С широко открытыми глазами,

Ты своей идеей окрылённая,

Грезишь о мечте под небесами.

Ты всегда весенняя и птичья.

В имени сокрыты звуки лета.

Откровенна ты до неприличья

И покрыта тайной – Виолетта.

Ты такая нежная и тонкая.

Пожалеть тебя: «Не плачьте, деточка!».

Над тобой несётся песня звонкая.

Хрупкая и доблестная Веточка.

Ты и музыкальная, и точная…

И фиалкой в имени согрета.

Ты такая тёплая, цветочная,

Одуванчик майский, Виолетта.

Ласковая, добрая, счастливая,

Сладкая, желанная конфетка.

И сама ты знаешь, что красивая

До головокруженья… Виолетка.

Эмоциональная и яркая,

Сильная и ко всему привычная.

Пусть судьба спешит к тебе с подарками,

Чтобы жизнь была всегда отличная!

Бурная, как будто речка горная,

И спокойная, как неба донышко.

Сильная, красивая, упорная.

Вета, Виолетта – наше солнышко.

Юлия

Я слова фантазией мучаю.

Я придумываю твоё имя.

Пусть как ты, горячее, жгучее…

Но уже придумано другими.

Я тебя оберну паутинкой,

Пушинкой воздушной шали.

Я тебя бы назвал Снежинкой,

Но другие уже назвали.

Будет оно душистое, жгучее,

Будет как пчёлка, жужжащая в улее.

Пусть остаётся самое лучшее.

Не зря нарекли тебя Юлией.

Золушка

В новогоднюю полночь

Обещаю тебе превращения.

Фейерверков безмолчность

Развернёт чудеса представления.

Сказка спустится с крыши

Золочёной волшебной каретой,

Лошадьми станут мыши,

И помчишься снежинкой по ветру.

Вспыхнут солнцем свидания

Огни в ослепительном зале,

Принц грустит в ожидании

С тобой повстречаться на бале.

Пусть закружатся стены

В звуках флейты, трубы и валторны.

И падут гобелены,

Как падают спелые зёрна.

Утра бледные тюбики

Твоих радостных снов не помилуют.

Ты найдёшь свою туфельку,

Одинокую, хрупкую, милую.

МУЗА

МУЗА-К 35

Агалтон – тощая память твоя.

Д. Хармс

 
Муза странника и изгоя,
Муза бога и муза безбожника.
Измалёвана белизною
Полосатая муза художника.
 
 
С изощрённостью лёгкой пародии
Мягко вычеркнуты из пейзажа,
словно звуки из псевдомелодии
(я не мог надивиться даже),
две купальщицы.
Что это?.. Ветер?
Или вздёрнуты бороды бунтом?
В избалованном ветхозавете
из недр лжесинайского грунта
на холсты, круги и квадраты
революция грязью кинет.
Футуризма босые солдаты
Умирать уходили в пустыни.
 
 
Умирать уходили в обители,
чтобы их позабыли ровесники
футуризма – отцы-утвердители —
бесшабашные буревестники.
Разве ищет художник милость
жизни, равной мгновенью улыбки?
Словно бабочка, разместилась
корова на деке изящной скрипки.
Свет искусства в глазах заложника,
будто блики киносеанса,
Муза!
Ты ли портрет жены художника
облекла пестротой декаданса?
 
 
Беспощадна и бескорыстна,
разодета, но голопуза,
И во веки веков и присно…
Казимира Малевича муза.
 

Случай встречи

М. П. Котюровой

 
Тонкой сетью паутинки
Украшает осень платья,
За курортные картинки
Мелочью дождей заплатит.
 
 
Двух гитарных струн созвучье
Не ведёт к пересеченью.
Наша встреча просто случай
И закон без исключений.
 
 
Счастье лета мчится мимо.
И на всё готова осень:
Записать на листьях имя,
Чтобы в память их подбросить.
 
 
Где мечта за гранью скобок
Паутинкой притаилась,
Сыплет дождь монетки, чтобы
Всё сначала повторилось.
 
 
Вновь не сбудутся желанья,
И наступит час прощанья.
«До свиданья!» – скажет лето
Без намёка на свиданье.
 
 
Небо спрячется за тучи
И готово разрыдаться.
Имена раскрасит случай
Радугой ассоциаций.
 
 
Две мелодии сольются,
Прерывая постоянство.
И ещё пересекутся
Две прямые вне пространства.
 
 
Две струны сольются в звуке,
Словно счастья половинки.
Память схватит миг разлуки
Тонкой сетью паутинки.
 

Бабочки Бетховена

 
Из мрака ползёт глухота.
Над струнами стонет Бетховен.
Строй клавиш совсем не виновен,
И гений мелодию ловит
На нотной постели листа.
 
 
Я знаю, краски слуха неспроста
Бессмертным до над фортепьяно тают.
Так бабочка, проснувшаяся в мае,
Теряя слух, безмолвно умирает,
Чтоб удивлялись зрители с холста.
 
 
Ждёт девушка за мчавшимся холмом.
Жду я, парящий по вселенской воле.
Стихи спешат. Но строчки в протоколе
Мертвы. Напоминанием о боли
Соната бабочки со сломанным крылом.
 

Ангелы

 
В странные дни
Мы не одни
Белым листком вершин
Вершим
Подвиги, ждущие нас.
Будто одни
В чьей-то тени
Спешим,
Перед собою грешим
В сумрачный час.
 
 
Блеском стекла
Юность стекла,
Так без нас слепнут дворцы.
Творцы
Высшим путём поведут.
Сбросив дела,
Как два крыла,
Ангелы всем леденцы,
Как мудрецы,
Раздадут.
 
 
Острым углом
За морозным стеклом —
За прозрачной стеной —
Войной
Нам грозят облака.
Будто веслом,
Светлым крылом
Сами с собой
Ангелы машут зимой
Издалека.
 

Наедине

В. А. Поздняковой

 
Нечасто остаемся мы одни
среди сырых надежд и размышлений.
Забраться на кровать, обняв колени,
и провожать взъерошенные дни.
 
 
Пускай бегут! Мы крикнем им вдогонку:
«Мы точно знаем, что живём не зря!»
Дни тают, как снежинки января,
и только книги покидают свою полку.
 
 
А за окном проказница метель
запрячет все тропинки на работу.
А мы опять спешим туда в субботу,
в разбеге разгоняя карусель.
 
 
Ах, посмотри, на улице узор
наткёт пурга крахмальною позёмкой,
и ветер будет снова память комкать,
круша воспоминаний вздор.
 
 
А в тишине крадутся мысли робко,
и вот уже растёт сомнений ком.
И гости странные расселись за столом,
как вещи разные в одной большой коробке.
 
 
И в тишине услышу голоса,
они напомнят мне осколки счастья…
Как странно оставаться без участья
к происходящему. Но света полоса
 
 
Приостановит их беспечный лепет.
И в новый день ворвётся беготня,
и мысль короткая сегодняшнего дня,
и лет ушедших благородный трепет.
 
 
Нет им узды. Пускай уходят дни!
Пусть унесёт январь с собой простуду,
сомнения, немытую посуду…
Наедине с собой мы снова не одни.
 

Ничего больше нет

 
Не человек то был…
Не женщина-мужчина,
Но ангел с белым нимбом над челом
Пришёл в мой разорённый дом,
И неизвестна мне тому причина.
 
 
Наш разговор без слов,
Наш взгляд без глаз,
Без пошлости и грязи отношенья.
Так бестелесны соприкосновенья,
Как будто мир живёт уже без нас.
 
 
Не сон, не явь…
Святое наважденье.
Блаженство перед светлым алтарём.
Нет в мире никого, лишь мы вдвоём
Не признаём мирское отчужденье.
 
 
Нет больше чувств,
Нет дружбы, нет любви,
Нет святости семьи и брака.
Изысканность дворцов и нищета барака
Неразличимы в Спасе на крови.
 
 
Живёт душа…
Ей тлен не угрожает.
Ей незачем пред смертью трепетать.
Мы так стремимся влиться в благодать.
Но все телесное, старея, умирает.
 

Найти себя

 
Как себя теряет человек,
Расставаясь с детскою мечтою,
Как перестаёт он быть собою,
Знает ветер и вчерашний снег.
 
 
Я нашёл себя больным в бреду.
Я горел стыдом, дымился страхом.
Бестелесностью, увы, сравнялся с прахом
И отчаялся, что больше не найду.
 
 
Я искал себя на виражах,
Проверял карнизы и балконы,
Вслушивался в паузы и тоны,
Выплетая звукоряд в стихах.
 
 
Я разбрасывал себя в стихах,
Как деревья сбрасывают листья,
Чтоб могли ковром шуршащим литься
И букетом радовать в руках.
 
 
Мне нельзя в поэзии без «Я».
«Я» моё выходит за пределы,
Где границы чёрным или белым
Разрывают плотность бытия.
 
 
Я нашёл себя в цветах, в траве,
В лунной ночи под огромным небом,
Ощутил везде: где был и не был
Странной мыслью в чьей-то голове.
 

Этот день

Ольге Ашиной

 
Этот праздник из самого детства,
В нём волшебная прячется суть.
Он умеет цветами одеться
И подсвечивать тихую грусть.
 
 
В календарике светлый квадратик,
Отмечающий шорохи дат.
Ты как сказочный стойкий солдатик,
И мечты за спиною стоят.
 
 
Собираясь с родными, друзьями
За накрытым годами столом,
Верим свято, что под небесами
Машет ангел нам светлым крылом.
 
 
День рождения – праздник из детства,
Разжигающий искру в груди.
Он даёт нам чуть-чуть приглядеться
К поворотам, что ждут впереди
 

Решение

 
Решение зреет как вишня в саду.
Так за сезоном приходит сезон.
Кто его знает, в каком году
Необитаемый остров заселил Робинзон.
 
 
Дама сдавала свой ценный багаж.
Пёсик так дорог, как память о бывшем.
Картина, корзина и саквояж…
Им всё мало – никогда не любившим.
 
 
Она смотрела ток-шоу и дразнила тик-ток,
Вспоминала о романе с Робинзоном Крузо.
Память и опыт не шли ей впрок,
Сбежавшего на остров считала трусом.
 
 
Он делал зарубки и напевал, считая дни,
Вспоминал собаку и смотрел в дисплей.
Решение приходит, когда мы одни,
Но пятница – день для лучших друзей.
 
 
Готово решение. Вызрел вопрос.
Хижину освободил Робинзон.
Знаете, пёс немного подрос
После того, как покинул перрон.
 

Я всё сделал правильно

 
Облака движутся плавно,
На доске иероглифы мела.
Я всё сделал правильно,
Что бы я ни сделал,
Я всё сделал верно.
 
 
Три мудреца знают ответ,
Только не скажут просящему.
Завтра утром новый рассвет
Всех приведёт к настоящему.
 
 
Только мудрец всегда в дураках,
А я играю на дудочке.
Пусть танцуют все дурочки
Под небом, лежащим на облаках.
 
 
Облака движутся плавно,
На доске иероглифы мела.
Я всё сделал правильно,
Что бы я ни сделал,
Я всё сделал верно.
 

ПОЭМЫ

Разговоры с Богом
(из дневников Ноя)
Нерелигиозная поэма

1

 
Меркнет свет.
И в замкнутом пространстве
бед текущих не остановить.
Бездна бед
в унылом постоянстве
да поможет терпеливо жить!
Быт стеною.
Бит обоймой буден
разочарований чёрный клин.
Быть бы Ною неудачником,
но скуден
лик икон
с шарманочных картин.
 

2

 
На Земле сейчас бушуют стихии.
Вода поглощает остатки суши.
И только мы из воды сухие
вышли. Но наши утопли души.
Затонули и овцы, и люди.
Под водой кабаки и храмы.
В оглохшем космосе не забудем:
мы дети запущенной Кем-то программы.
Покатились Твои слёзы, как скорби приметы.
Кто Ты, карающий Разум Вселенский,
Словом творящий миры и планеты?
К Тебе устремляюсь Мыслью нетленной!
Словно тысячи рук, к Тебе рванутся волны
тех, кто хотел бы, но уже не способен молиться.
Ангелы пишут моих современников
                                                        список полный,
а мне тасовать в памяти их имена и лица.
 

3

 
Из ковчега в иллюминатор на планету глядя,
наблюдаю голубую Земли оболочку.
Как же всё-таки мало этой громаде
надо, чтобы поставить всей жизни точку.
Неужели когда-нибудь человекоподобный,
как и Ты, посмеет нажать на «энтер»?
Человек по природе своей не способный,
но жаждущий встать во вселенский центр.
На ковчеге хорошо, как у Бога в утробе.
Может, сам Ты, как и я, гуманоид?
Или я, как Ты, богоподобен?
Впрочем, думать об этом, к счастью, не стоит.
К небесам, людей покаравшим жестоко,
взметнутся океана закипевшего дрожжи.
После нас ещё долго ждать потомкам
генерацию Икс. Это случится позже.
 

4

 
Одному
в неизбежность плыть,
как суму,
свою нежность носить,
самому
в мольбе себя терять,
вздорной пене
судьбу доверять.
Ной,
надежды храни уголёк!
Шар земной
поперёк тебе лёг.
Будет труден
коварный поток —
будней буден
суммарный итог.
Для прогнивших основ —
потоп.
Ты ошибся,
что мир утоп.
 

5

 
Все разговоры о Тебе —
Блеф.
(Ссужает рифму Пастернак —
«Эф». )
И каждый сам в своей судьбе
Прав.
Мир погрузился в сизый мрак —
Паф!
А в слове теплится звездой
Ложь.
Ты перед грудою рванья
Лжёшь.
Смотрю в Тебя —
И символ мой
Стёрт.
Но если нет Тебя,
То значит я
Мёртв.
Все эти книги о Тебе
Бред.
И миф проносится,
Как Конь Блед.
И Ангел плачет на трубе
Песнь.
И я опять перед Тобой
Весь.
 

6

 
Ной построил себе ковчег.
Есть там пища и есть ночлег.
Есть под боком седая жена,
но куда ни пойди – стена.
Ходит Ной по ковчегу угрюм.
Всякой живности полный трюм.
И в ковчеге возможно жить,
только не с кем поговорить.
Ни поспорить, ни обругать.
Бог всё видит, да не достать.
Ной – избранник среди людей.
Ной – изгнанник с земли своей.
И как волны калечат утёс,
за вопросом встаёт вопрос:
Что такое есть человек?
Где растят душевных калек?
Что за жадность людских утроб,
если после меня – потоп?
Что за наглость среди людей,
чтоб украсть у своих детей?
Что же нужно в себе скрывать,
чтоб подобных себе убивать?
Сколько горестей на одного!
Что же будет после всего?
Нет ответа. Вокруг тишина.
И куда ни пойди – стена.
 

7

 
Как редко говорил тебе я о любви.
И рифму подобрать не в силах вдохновение,
достойную, чтоб ты прочла стихотворение,
тебе творимое. И только назови
любовь любовью, а разлуку – горем,
Стихи – стихами, нашу встречу – Богом.
Бог улыбнётся и не станет спорить
о смысле жизни и ещё немногом,
что где-то рядом: между Домом Смысла
и Домом, называемым «сознанье».
Маслиною блестящею повисла
мысль, неподвластная простому прорицанию
и изречению вне Дома своего.
И знаю я, что сотворить ты можешь
из чистоты небытия всего
прекрасный мир, чтоб я в нём снова ожил,
чтоб смысл стал снова к вдохновенью ближе,
стал ближе и прекраснее всего.
И верю я, хотелось бы услышать
тебе биенье сердца моего.
Я столько раз любовь превозносил,
но о любви так редко говорил.
 

8

 
Помнишь ли день, когда
Ты, свободой счастливый,
руки к небу вознёс?
Так бед убывала вода,
и ветку мокрой оливы
голубь в ковчег принёс.
Новая дней череда
засеребрила нивы
в капельках божьих слёз.
Землю умыла вода,
чтоб встретил тебя красивый
мир лепестками роз.
Сизым голубем долетели
слова молитв. Иегова
принёс на своих руках
цветы в украшенье земной постели.
И воссияла снова
радуга в облаках.
 

9

 
Утонула заря в слезах и в мольбе.
А в ковчеге поёт в зеркалах электричество.
Каждый наступает на горло себе,
когда приходит пора ученичества.
Так и было со мной:
я бежал в новый город
по дороге земной
сквозь разлуку и холод.
Строго глянули мне
в спину злобные сотни
Кукол в каждом окне.
И один только плотник
Предложил мне ночлег,
Скромный хлеб и работу.
Начинался разбег
С ощущенья полёта.
Жить, работать, любить,
Подражая примеру,
Чтобы в сердце взрастить
Беспримерную веру.
Я творил Твой завет,
Облечённый доверьем.
В свете звёзд и комет
Был Твоим подмастерьем.
Солнце нового дня непременно взойдёт!
Пусть пройдёт целый век в пересчёте количества
Звёзд. Так в жизни тугой переплёт
Облекли меня дни ученичества.
 

10

Если в тебе есть свой собственный бог,

Который живёт на вокзале,

Ты можешь насытить утробу из крох

Яичниц, поджаренных в сале…

Ты можешь насытить свой мозг багажом

Бездарных бульварных изданий.

Ты можешь молиться на всех, кто с бомжом

Сравнялся. Но время скитаний

Ещё не пришло для потомков твоих.

А там, у подножья Синая,

Предвечный Завет претворяется в стих.

Не рвись же на волю, ломая

Волну! Ты вглядись в этот мудрый прибой!

Ты можешь прочесть эти волны, как почерк…

Ты можешь, но тот, Кто всегда за тобой,

Окончил твоей биографии очерк.

Ты можешь страницы по ветру пустить,

Раскачивать буквы в кипенье чернил.

Лишь творчество будет приказывать: «Жить!»

В том мире, который всей жизнью творил.

Ты сможешь, как голубь, расчерчивать высь,

И время застынет, безмолвно скорбя.

Придуманный мир, где живёт твоя мысль,

Не сможет существовать без тебя.

11

 
В детстве все краски ярче друг друга.
А если смотреть на них изнутри
Скорлупы, позволяющей не вздрагивать от испуга
Перед звуком, исходящим от двери,
То краски растекутся по небу Словом.
Слово – веский аргумент существования меня.
А потом по телу растекутся оловом
Мысли, творящие реальность дня.
В детстве я убегал от гнилых подростков
И бродил в глубине одичавшего сада.
Мои мысли шелестели в ветвях берёзки,
Мысли о рае и муках ада.
Я их часто вспоминал в глубине ковчега.
Мой ковчег и тогда уже был со мной.
Так свой Дом я обрёл ценою побега,
Греха избегая той же ценой.
А когда наступило время плацебо,
Я нашёл в себе Бога и валялся в Его ногах.
Мой отец завещал мне смотреть в небо.
И я увидел радугу в облаках.
 

12

 
Если у тебя есть три сына —
это максимум, что мог дать тебе Бог.
Они всегда прикроют твою спину,
потом прикроют глаза и постоят у ног.
Приятно думать, что в начале веков
они уйдут и послужат началом
всех народов и всех языков,
подружившихся с карнавалом.
Как удивительно думать о том,
что их имена (мы их так выбирали)
через несколько тысяч лет войдут в каждый дом
в самых разных словах то в конце, то в начале.
Если бы только не помнить о том,
что сам когда-то в пьяном угаре
обрёк сыновей на терзанье стыдом,
а одного из них на скитанья в далёкой Сахаре.
Перед небом все мысли легки и чисты,
перед смертью все мысли банальны и плоски.
И сознанье проступит из пустоты,
оставляя в ней бледные мыслей полоски.
 

13

Как не посчитать себя сыном Бога?

Судить о других по уму и походке,

представить, что в храм тебя ждёт дорога,

въехать в город на осле… или плыть на лодке

по безбрежному океану судьбы и скорби…

Или лучше идти по пыльной столице

мира и, сплюнув пережёванный «Орбит»

на тротуар, вспомнить, не напрягаясь, лица

всех прохожих за последние пять тысяч

лет, и бесконечный список

по алфавиту на камне высечь.

Среди расставленных на паперти мисок,

среди нищих, шарящих по чужим карманам

(кто может руками, а кто только глазами)

я ежедневно борюсь с обманом

реальности, которая борется с нами.

Кто мы? Дети Великого Бога

или жертвы неудачного эксперимента?

Не суди меня, Господи, строго

за осознание кощунства сего момента!

И ещё за то, что знать никому не стоит,

За жизнь, прошедшую в темпе галопа.

Пусть нового снега белый лист покроет

Землю, не помнящую времён потопа!

14

 
На пути пустынника по глади
следствием непознанной причины
проступали лунные личины,
чтоб пролечь строкой в моей тетради.
Жил и жизнью диктовал основы,
Утопал в неосвящённых ликах.
А за стенкой кто-то плакал тихо
по объятьям грешным Казановы.
Жить как жечь бумаги много.
Пусть раскрасит старость листья!
Листопадом буду литься
и грехи молить у Бога.
 

Маленькая поэма
о большой дружбе

Моим друзьям

1. Прощание с детством

 
Для всех это важно,
Для каждого главное,
Чтоб кто-то болел за тебя душою.
Вспомнишь молодость —
Время славное —
Такое лёгкое и молодое.
 
 
Город уральский,
Серый и пасмурный,
Детство моё проводил поутру.
Вышел на улицу…
Возраст непаспортный
Рос, как воздушный шар, на ветру.
 
 
Дождик проходит.
Утренним насморком
Скатятся капли по желобам,
Встретит сентябрь
Набухшими астрами,
Радостью ягодам и грибам.
 
 
Забыть не дано
Ни тебе, ни друзьям,
Листьев ковёр на школьном дворе.
Верен останусь
Принципам тех, чья
Молодость кончилась в сентябре.
 
 
Мне это важно,
Знаю, что главное,
Чтоб кто-то болел за тебя душою.
Вспомни молодость —
Время славное —
Такое лёгкое и молодое.
 

2. Путь к друзьям

 
По ступенькам прожитых лет
Я спешу к своим лучшим дням —
Дням ошибок и дням побед,
Обращаясь к своим друзьям.
 
 
В этой лестнице нет числа
Дням, минутам, делам и снам.
Наша молодость принесла
Редкий дар – доверять словам.
 
 
Мы в себе те слова несли,
Что горели у нас в груди.
Потускнели рифмы в пыли,
Были взлёты ещё впереди.
 
 
Дней мелькающих карусель
Затянула в пустой циферблат.
Возвратиться б домой в апрель,
Где родные огни горят.
 
 
Оглянусь, улыбнусь друзьям.
В их глазах вижу добрый свет.
Подхожу к своим лучшим дням
По ступенькам прожитых лет.
 

3. Кто на филфаке не писал стихов

 
Кто на филфаке не писал стихов,
Тот никогда не совершал грехов,
Не каялся и не просил судьбу
Звездой обзавестись во лбу.
 
 
Не пишущий стихов всегда был прав,
Помалкивал, не обнажая нрав.
Молился он чему-то своему,
Известному ему лишь одному,
 
 
Карьеру строил и старался быть как все,
Поближе встав к успешной полосе.
Поэтов он за дураков считал,
Но мёртвых гениев безмерно уважал.
 
 
Растает в строчках лет прошедших дым.
Теперь пишу стихи уже седым.
Хоть тянет пригибая жизни груз,
Но так отчаянно я в небо рвусь.
 
 
Писать стихи, скользя в ночной тиши,
Жить честно на разрыв своей души.
Нет у меня достойных добрых слов
Для тех, кто в жизни не писал стихов.
 

4. Отъезд из города

 
Гуляют по миру великие страсти,
Кто их миновал, превратился в калеку.
Найти собеседника – высшее счастье.
А радость общения – дар человеку.
 
 
Уехал поэт и оставил свой город,
Где жили друзья, пели юности музы.
И купол небес переездом распорот,
А годы скитаний навалятся грузом.
 
 
Не встретишь ты друга в садах Эпикура,
Где спят олеандры, открыв небу лица.
Твой голос в оркестре – строка партитуры.
И музыка речи во снах повторится.
 
 
Вернуться и снова стать чистым и свежим,
Забыть о дарах, что чужбина давала.
Но небо тебе облаков не нарежет,
Не станет теплей от его одеяла.
 
 
Я верил тому, что мечта обернётся
Построенным замком из старого камня.
И выйдет на Невский потерянный Бродский,
Чтоб дождь перепеть, по стеклу барабаня.