Текст книги "Жалкая жизнь журналиста Журова"

– Где это вы так успели окультуриться, други мои?

Вместо ответа Ксюха влепила ему пьяный смазанный поцелуй, вызвавший брезгливость благодаря букету из водки и баранины. Журов слегка отстранился. Похоже, по кондициям она приближалась ко дню их знакомства, когда совсем поплыла дома у отца. Но с Марго такой номер не пройдет, именно этого он так боялся! «Может, хватит?» – шепнул он ей на ухо. Ксюха непонимающе посмотрела на него, в ее глазах мелькнул вызов, она шустро плеснула себе в рюмку из графина и залпом опрокинула. Витя, не дожидаясь, пока Журову принесут приборы, взял винный бокал и наполнил водкой до самых краев:

– С тебя штрафная!

– Мне вас уже ни за что не догнать! – покачал головой Журов.

– А ты попытайся, – спокойно посоветовала Ксюха.

– Ну что же, раз такое дело… – с сомнением согласился он. Сжав горло, чтобы избежать частых глотательных движений, он, не отрываясь, осилил бокал. Сразу занюхал свитером, прижав нос к локтю, и схватил с тарелки остывший чебурек. Последний раз он что-то ел за завтраком.

– Можешь же, – так же спокойно констатировала Ксюха.

Журов недобро посмотрел на нее. Уловила она его настроение или нет, он не понял, тут же спохватившись, сам поцеловал в губы. И понеслось веселье.

В такси на обратной дороге ее пробрала икота. Удачно, что Марго пришла поздно, когда они уже легли. Ночью Ксюха храпела. Журову не спалось, он сильно пихал ее в бок, и она ненадолго умолкала. «На хрена мне такое надо? Бухать я люблю и сам. Но не по заказу… и не на потеху взбалмошной бабе, – размышлял он. – Спустить все на тормозах, отгулять оставшиеся дни, как хочется мне, затем отправить ее в Москву и забыть… Через недельку позвонить Ирке. Хорошо, что не успел ей ничего такого ляпнуть. Ведь мог впопыхах».

Из постели Ксюха выкарабкалась еще совсем разобранной. Плохо выспавшийся Журов не сомневался, что предстоит снова выпивать, и так продлится до самого ее отъезда.

– После вакханалий и оргий всегда приходит моральное похмелье, – пробормотала она осипшим голосом.

– Ты к чему это?

– Гашека читал? Это из «Бравого солдата Швейка».

Он понимающе часто закивал.

– Обожаю! Знаю наизусть! «Помните, скоты, что вы – люди!» – заявила она и, пошатываясь, вышла из комнаты.

«Так, из дома надо немедленно валить, чтобы не травмировать психику Марго. Жаль ее, конечно. Каково это – разочароваться уже на второй день в интеллигентной и образованной девушке, читавшей Лотмана! Переселить Ксюху в гостиницу? Только как это сделать, чтобы смертельно не обидеть? С другой стороны, не плевать ли?»

Журов выскочил из постели и побежал на кухню скорее готовить кофе. Надо постараться не столкнуться с Марго и вытащить Ксюху из дома. Самое разумное – подлечить ее в каком-нибудь пивняке, а дальше – по обстоятельствам. И выпучил глаза – Ксюха как ни в чем не бывало мило беседовала с Марго: с утра их мнения совпадали насчет желтого цвета у Ван Гога – не иначе, Эрмитажем навеяло. Выглядела Ксюха совершенно свежей, будто и не штормило ее каких-нибудь пятнадцать-двадцать минут назад, и с голосом у нее все было в порядке! Как ей удалось так быстро преобразиться? Куда делся мутный взгляд? Она подошла к Журову и, чуть привстав на цыпочках, поцеловала его в угол губ, прямо робкая невеста! И выхлопа никакого, только духи и зубная паста! Как единственную связь со вчерашним с некоторой натяжкой можно было расценить ее предложение приготовить на обед кислые щи – оттягивают же! – при этом она предварительно поинтересовалась у Марго, как та на это смотрит. Марго смотрела признательно и потрясенно. Ей впервые не надо беспокоиться, как и чем кормить племянника.

До самого отъезда Ксюха не дала ни малейшего повода заподозрить ее в тяге к спиртному, так что Журов и сам начал сомневаться, много и вкусно готовила, отметала любые его поползновения хряпнуть крепенького. По вечерам пили белое вино в символических количествах. Во избежание чуть было не случившегося с ним конфуза Журов перед сном ставил Генсбура. Француз не подводил, конфузов больше не случилось. Правда, перед глазами сначала возникала то Кароль, то Ирка, что основному делу не мешало…

Накануне отъезда перед сном Ксюха как бы невзначай и с равнодушным видом ошарашила Журова:

– Ну что, поговорить с отцом, чтобы устроил тебя на работу?

Такого стремительного разворота он не ожидал, прошло слишком мало времени, чтобы разобраться, что она за человек, поэтому сразу и не нашелся, что ответить.

– Боренька, не тупи, и думать тут нечего. Тебе есть смысл на мне жениться. Я согласна!

3

Вроде и вел себя Журов правильно и с достоинством – был безукоризненно вежлив, скромен, немногословен, не заискивал и всем видом демонстрировал, что на протекцию будущего тестя не рассчитывает, он все-таки журналист, и его дело писать, – однако не лежала к нему душа Василия Гавриловича Игнатова. Не верил он будущему зятю, хоть тресни!

– Вот увидишь, Ксения, жених твой – пустышка. Внешне, на словах, вроде бы все у него правильно, а внутри гнилой он. Дай бог, чтобы я ошибался! По крайней мере, надеюсь, он любит тебя, а не связанные с тобой перспективы! – Но перечить ей и не собирался, пустое дело, однако рассчитывал, что после замужества обожаемая дочь хоть немного остепенится, перестанет влипать в разные истории, а то прямо беда какая-то, хуже, чем с парнем – то из вытрезвителя ее вызволять, то не давать хода возмутительно часто поступающим сигналам о ее, мягко говоря, невоздержанности на язык. Когда она будет хоть немного осторожней, когда наконец начнет правильно выбирать друзей, а то общается черт-те с кем, каждый второй готов настучать на девочку! Вроде бы и голова у нее светлая, а ума порой не хватает. Может, и сослужит добрую службу этот ленинградский прощелыга.

К тому, что младшая дочь откажется от свадьбы, как принято у всех приличных людей – чтобы застолье, гости, тосты и подарки, – он был в душе готов, уж слишком независимый и упрямый у нее характер, все назло и наперекор воле родителей с самого детства, но что она собирается просто расписаться в загсе и в тот же вечер умчать в Сочи – и что там делать в пустой гостинице в апреле месяце? – он не ожидал. Ну, хотя бы на следующий день, хотя бы после небольшого семейного ужина – только ближайшие родственники и друзья, ну, может, несколько сослуживцев. Однако Ксюха была непреклонна и согласилась лишь на шампанское сразу после штампа в паспорте. И чтоб никаких Мендельсонов! Да, и никаких свадебных платьев и никаких незваных гостей, даже если сам Андропов будет проситься. Не волнуйся, моя разлюбезная дочь, есть у Юрия Владимировича дела поважнее твоей свадьбы.

В воспоминаниях Журова этот период жизни, в котором стремительно чередовались самые разные события, тем не менее разделился всего на две части: до звонка Васьки и после. Он даже не пытался выстроить какую-то хронологию, вспомнить, в какой последовательности что происходило: когда они подавали заявление – до знакомства с колючим Игнатовым или после? Сначала они расписались, а потом он уволился с работы или он распрощался с редакцией «Кировца» и лишь потом женился? Когда он выписывался из Ленинграда, как прописывался в Москве? Зато совершенно точно еще до переезда в Москву они с Витей провернули ряд совсем уж рискованных операций, на которые раньше не отваживались. Журову по понятным причинам позарез нужны были деньги, причем с запасом на несколько месяцев, пока что-нибудь да не наладится с его участием из Москвы. Витя не скрывал, как грустно ему оставаться без закадычного друга и партнера, однако от Москвы до Ленинграда всего ночь в поезде.

Марго не стала разбираться, почему племянник так настойчиво просит ничего не сообщать Ирке, если та вдруг позвонит или если они случайно встретятся на факультете. Почему он делает тайну из своего переезда? Вероятно, сам хочет объясниться… Бедная девочка, такая славная! Свое обещание Марго не выполнила. Уже после свадьбы племянника Ирка таки поймала ее в коридорах факультета и поставила в тупик вопросом, куда запропастился Боря. Марго не нашлась, что ответить, стыд за смывшегося без объяснений племянника наполнил ее по самое горло. Она предложила выпить кофейку у Тамары и только там, набравшись смелости, сообщила все как есть. Марго была открыта для утешений, проникновенной беседы с предложением платочка, чтобы промокнуть неминуемые слезы, но Ирка, стерев улыбку с лица, лишь прикусила нижнюю губу и устремилась дальше в свою жизнь без Бориса Журова. Предварительно допив свой кофе.

Все-таки на свадьбу жених и невеста явились не в джинсах и свитерах, как того опасались Игнатов и Журов-старший, а в приличествующих событию нарядах – Ксюха в элегантном светло-песочного цвета брючном костюме, Журов в умопомрачительном светло-голубом, но, подлец, без галстука! Его резануло, что отец вовсе не на «ты» с Васей Игнатовым. Мелочь, если по-честному, а неприятно. Пригласить свидетелем Витю Смирнова Журов не решился – как можно знакомить заведомого жулика с владыкой советской внешней торговли, – чем, конечно, друга обидел. Зато позвал Ваську, который ко всему на свете относился невозмутимо. Со стороны Ксюхи была невзрачная школьная подруга со времен ГДР, наверняка очень умная. Распили пару бутылок шампанского – первый раз Журов пил французское, брют, а не советское полусладкое – и улетели в Дагомыс, в недавно построенный югославами гостиничный комплекс.

Ксюха, следуя своему плану строительства семейного благополучия, приложила максимум усилий, чтобы с места в карьер, но без ханжества и занудства стать образцовой женой – женой-другом, советником и любовницей, а не собутыльником и соратником по загулам. Ей это удавалось настолько, что Журов и думать позабыл об обстоятель-ствах их знакомства, новогоднем угаре и эпическом походе в Эрмитаж. Ясно, что выступить новоиспеченная супруга может, но, судя по всему, легко обходится и без этого. Много говорили о будущем. Ксюха считала, что ему надо идти во внешнеэкономические связи, его отличный французский очень в жилу, и где тесть воткнет зятя по высшему разряду. (Иного просто быть не может!) Немало советских фирм имеют представительства за рубежом. Журов со счетов этот вариант не сбрасывал, но свои журналистские амбиции хоронить не желал и много рассуждал о работе в европейском корпункте. Понятно, что и в этом случае слово тестя могло сыграть решающую роль. Они любили эти разговоры, и с воодушевлением продолжали их, когда вернулись в Москву. Вероятнее всего, Ксюха отнеслась бы иначе к мнению мужа, имей она реальное представление о его задатках как журналиста. Как она могла догадаться о пропасти, разделяющей его творческие декларации с последующей реализацией? Человек говорит, что пишет, при этом растет по службе. Не в райкоме комсомола, а именно в газете. Знай она правду, сто раз подумала бы, прежде чем выходить замуж, или лепила бы из него на свой лад без лишних церемоний. Человек может не обладать талантами, но это отнюдь не означает, что он дурак! Ксюха, люто презирающая советский строй, тем не менее хотела, чтобы ее муж при этом самом строе карьеру-то и сделал! Чтобы он через какое-то разумное время примкнул к относительно неприкасаемой, интеллектуальной и деловой элите, живущей в других измерениях и по другим правилам, чем страна.

Журов и не задумывался, что не так давно категорически отметал любое участие отца в своей судьбе, а сейчас с удовольствием в полном объеме принимает его помощь, при этом не заморачиваясь, что если его куда и возьмут, то отнюдь не за собственные заслуги. Из всех обсуждаемых вариантов он охотнее всего склонялся к работе в «Известиях», где за ним, вероятно, будет приглядывать старый отцовский приятель, политический обозреватель газеты Александр Бовин. Вот уж у кого есть чему поучиться… Еще не устроившись в газету, Журов уже видел себя его любимым учеником, в некотором роде даже преемником.

Возражать у Ксюхи резона не было, пусть благоверный реализует себя в любимом, как она думала, деле, а к помощи отца, если что-то пойдет не так, они всегда прибегнуть успеют. Однако не зря говорится, что человек предполагает, а Бог располагает.

Они упражнялись в остроумии касательно того, что Ксюхина сестра прониклась к Журову симпатией и всячески одобряет их брак.

– Подозрительный ты тип, мой дорогой! Что-то с тобой не то, раз моя сестра от тебя без ума. Все, что нравится ей, не нравится мне, и наоборот. Меня тошнит от ее друзей, она о моих даже слышать не хочет. Давай, колись, в чем дело!

Журов задумался над остроумным ответом, как раздался телефонный звонок. Ему нравилось отвечать звонившим – нет, вы не ошиблись номером, это Ксюшин муж, – поэтому он первым устремился к телефону.

– Боб, приветик! – раздался Васькин голос, – есть к тебе дело!

– Васька! Никаких пьянок и бордальеро! Я теперь женатый человек! – он победно посмотрел в Ксюхину сторону.

– Какие пьянки! Боря, у тебя серьезные неприятности. Надо поговорить.

Какие неприятности у него могут быть? Полная чушь, что там Васька выдумывает?

– Ну и какие, – не проявляя ни малейшего беспокойства, с сарказмом спросил он.

– Это не телефонный разговор.

– Прямо уж не телефонный. Хорошо, давай завтра вечерком встретимся. Мне с утра надо в «Известия» к кадровику, буду там… – Васька не дал ему поделиться радужными перспективами и перебил на полуслове:

– Поверь, не до шуток. Дело серьезное и срочное. Знаешь что, подходи минут через тридцать к «Хрустальному». Могу туда подъехать. Жди прямо у входа. Поговорим у меня в машине.

– Хорошо, убедил. Буду. Надолго? А то Ксюху одну оставлять не хочется…

– Какая Ксюха? Боб, не знаю. Все, выбегаю. До – скорого!

Васька уже ждал в машине. Журов не узнал его в милицейской форме и прошел мимо, пришлось посигналить. Как можно представить, что хозяин известной на пол-Москвы малины служит в органах? Журов не удержался от улыбки.

– Здоро2во. Ну чего там у тебя стряслось?

– Боря, не у меня. У тебя. Твоего друга Витю посадили.

– Какого Витю? – еще ничего не соображая, спросил Журов.

– Смирнова.

– Уверен? – задал Журов бесполезный вопрос и, не дожидаясь ответа, тут же его переиначил: – Откуда ты знаешь?

– Мать его звонила, адвоката ищет. Просит мою мамашку или кого-нибудь из своих и надежных в Питере. Вы там с ним совсем мозги пропили?

У Журова как-то сразу и отвратительно громко заурчало в желудке, он тут же засунул руки в карманы куртки, чтобы Васька не заметил, как они задрожали. Васька понимающе усмехнулся.

– За что взяли-то? – промямлил Журов.

– За валюту, Боря, за валюту. Вы не в курсе, что у нас это расстрельная статья?

– Чего он сам не позвонил?

– Да кто же ему даст?! Его, как я предполагаю, с места в карьер взяли в оборот, сразу закрыли, жестко допросили… ну, может, пару раз по яйцам съездили… хотя могли обойтись и без этого… И только потом, скорее всего, следователь, разрешил позвонить ближайшим родственникам.

– А почему ты говоришь «вы»? Это же его взяли…

– Боря, прежде чем к тебе мчаться, кое-какие справки по своим каналам я уже навел. Похоже, пасли всю вашу цепочку от закупки валюты через поляков до узбекских цеховиков. Возможно, ноги растут именно оттуда, от цеховиков. А тут вы чуть ли не в центре города у перекупщиков в открытую затарились! Но взяли пока его одного. Баксы у него при обыске не обнаружили… так бы дело могли и в комитет передать… но неизвестно, что он вывалил на допросах. А ты в Москве, сын Журова, зять самого Игнатова. Чего спешить-то, куда ты денешься? Думаю, следствие хочет понять, как с тобой быть. С одной стороны, времена андроповские, с другой – захотят ли они с комитетом в лице твоего тестя связываться?

При слове «обыск» Журов вздрогнул. Это что же, и к нему могут прийти? Он же только что женился, он же в доме Брежнева теперь прописан! Неужели они к Марго могут прийти? Подонки! Она же не выдержит, она же с ума сойдет!

– Скажи, и ко мне с обыском… могут?

– Зависит от того, как пойдет следствие. Если честно, конечно, могут! Давай ближе к делу. Ты способен сейчас сосредоточиться?

– Нет! – заорал Журов. – Как я могу сосредоточиться, когда такое творится. Людям яйца отбивают, по квартирам с обысками шастают!

– Постарайся не паниковать и все-таки собраться.

– Мне надо водки выпить…

– Успеешь еще. Хотя не советую. Тебе сейчас постоянно нужна свежая голова. Слушай внимательно. Во-первых, тебя скорее всего скоро вызовут.

– Куда? – в ужасе пролепетал Журов.

– В ОБХСС.

– Забыл, как правильно расшифровывается…

– Отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности.

– Почему туда? Доллары США тоже социалистическая собственность?

– Не валяй дурака. Следователь из Ленинграда или сам приедет в командировку, чтобы допросить тебя, или договорится с московскими коллегами, чтобы поработали они. Постарайся не очень ссать. Перед допросом, если он, конечно, состоится, я тебя подготовлю, объясню, как правильно отвечать. Раз тебя пока не взяли, значит, у следствия есть свои соображения, какие-то резоны. С допроса тебе важно, во-первых, выйти, во-вторых, выйти свидетелем, а не подозреваемым.

– Володя, – редкий случай, когда Журов обратился к Ваське по имени, – скажи, а как-нибудь откупиться – нельзя?

– В нашей стране, Боря, если есть блат, вообще все возможно! Ты мне лучше скажи, если дело примет хреновый оборот, тесть подключится?

Журов застонал. Какое там подключится, когда тесть на него волком смотрит! Только если через Ксюху, но кто сможет предсказать последствия просьбы такого рода? А вдруг он, наоборот, упрется и откажется от помощи зятю?

– Насчет тестя не знаю, слишком мало знакомы. Скажи, что делать? Господи, как выкрутиться-то?!

– Перестань паниковать. Давай попробуем здраво прикинуть все варианты. Поехали по пунктам. Начну с худшего. Если тебя возьмут, мамашку я подключу. А это полдела. Будет стоить денег, но она очень многое может.

Какой человек спокойно отнесется к известию, что его могут задержать органы? Журов незамедлительно перебил Ваську:

– А когда меня могут взять?

– Да в любой момент и где угодно. Хоть сейчас, когда выйдешь из машины… но, вероятнее, постараются сначала пробить, кто я такой. Могут из дома забрать. Так что отныне будь готов в любую минуту. Поэтому бухать тебе и не советую. Поехали дальше…

Все поплыло перед глазами. Как Журов ни пытался вникнуть в Васькины расклады, до сознания доходили лишь обрывки мыслей. Он понял, что судьба его во многом зависит от показаний Вити, но тому что-то давать на него следствию крайне невыгодно, потому что тогда им инкриминируют преступный сговор и организованную группу. Адвокат, которого пришлет Васькина мамашка и который, таким образом, будет подконтрольным отсюда, из Москвы, этот важный нюанс до Вити доведет. Журова, может быть, вообще трогать не будут, но не потому, что на него ничего нет, а потому что не захотят связываться с тестем. К допросу тоже лучше подготовиться. Слабо реагируя на рассуждения друга о деле, Журов смог вычленить важную для себя вещь: Васька попытается помочь им обоим, но в зависимости от того, как пойдет следствие, возможны и другие сценарии, например, вытаскивать только Журова, валить все на Витю и бросать того на произвол судьбы. По натуре добрый человек Васька зла никому не желал, но всегда был циничным. Если будет возможность вытащить хотя бы одного человека, в данном случае – друга, пускай ценой существенного ухудшения положения другого, а другой – всего лишь знакомый, то это необходимо делать.

– Боря, послушай меня внимательно. И успокойся. Если бы тебя хотели упаковать, уже взяли бы. Значит, пока не хотят, и мы сделаем все, чтобы не захотели. Я постараюсь найти людей, которые могли бы по душам и открытым текстом побазарить со следователем в Питере. Будем тянуть время. Прикинь, может, имеет смысл поговорить с отцом, прощупать… вдруг у него есть связи, каналы, выходы. Ну, наорет он на тебя, ногами потопает, скажет, что ты разгильдяй, что истинная правда… но ведь не бросит же. Подготовь Ксюху, чтобы через нее подключить тестя. Если тебя все-таки прижмут, через мою мамашку ты поймешь, как себя вести и что делать. На худой конец, если речь пойдет о большом сроке… ляжешь под следствие, тоже найдем возможность передать тебе инструкции. Но я убежден, что прижимать тебя не заинтересованы. Могут вообще спустить на тормозах… Я правильно догадываюсь, что за Витиного адвоката ты платить не собираешься? На себя-то бабки есть?

– Сколько нужно?

– Думаю, от штуки до пяти на Витю. На тебя пока меньше…

– Не слабо, – присвистнул Журов. – Есть небольшая нычка… так, кое-какая мелочишка. Я же после медового месяца… Пойми меня правильно… хоть мы с Витькой лучшие друзья, но я придержу для себя.

Васька понимающе улыбнулся, спасать в первую очередь свою шкуру – это ж в человеческой природе.

– Я завтра собирался на работу устраиваться, в «Известия», к Бовину… – продолжил Журов, – Как я могу о чем-то говорить с отцом, как я скажу ему правду?

– Не хочешь – не говори. Может, и впрямь не понадобится. Думаю, с работой ничего откладывать не стоит. Пусть все идет своим чередом. Хотя, если на тебя заведут дело, ты всех, сам понимаешь, подставишь. Но тебе уже будет пофиг. Переждать нельзя?

– Как? Может, смогу затянуть на неделю-другую под предлогом того, что в Ленинграде какую-нибудь бумаженцию забыл.

– Ладно, поступай, как знаешь. Держи меня в курсе всего-всего. По домашнему телефону ни гу-гу. Есть что сообщить, выходишь на улицу, звонишь из автомата, запасись, кстати, двушками, и договариваемся о встрече. С Ксюхой, повторяю, поговори, только не вываливай ей всю подноготную. Соображает она здорово, глядишь, что надумает.

Звонить только из автомата Журову уже доводилось, только при каких счастливых обстоятельствах это было…

– Вов!

– Ну что?

– Спасибо тебе, старик, никогда не забуду.

– Рано благодарить.

– Может, я все-таки соточку коньяка или водочки махну?

– Боря, я ничего запретить тебе не могу. Не маленький уж. Махни. Хоть две соточки. Сними напряг. Успокойся. Только умоляю тебя, не бухай! Этого точно сейчас допустить нельзя! Бывай, мне еще обратно пилить.

Поникший и оробевший Журов бережно прикрыл дверцу Васькиных «Жигулей», дождался, когда тот вырулил на Большую Дорогомиловскую, и вошел в «Хрустальный». Сразу сунул швейцару рубль, – меня ждут. Как общаться в ресторанах, учить его не требовалось, поэтому уже через пять минут он стоял на кухне у буфета раздачи со стаканом коньяка в руках. Полегчать-то полегчало, но ненадолго. На улице он сразу вспомнил Васькины слова, что за ним, вероятно, уже следят. Как тут не оборачиваться? Чтобы не вызвать подозрений, он прикуривал сигарету за сигаретой, поворачиваясь на сто восемьдесят градусов, якобы прикрываясь от ветра, а на самом деле, пытаясь распознать наружку. Несколько раз он заходил в телефонные автоматы, где усиленно делал вид, что никак не может куда-то дозвониться. Люди шли мимо, никто рядом шаг не задерживал, в упор или украдкой его не рассматривал. Спокойнее от этого не становилось – это же их работа, может, его ведут несколько человек и передают друг другу. При этом не хотелось задумываться, какая необходимость его пасти, когда он прямиком направляется в сторону дома. При входе во двор он внезапно быстро забежал за угол и замер. И здесь никто не устремился вдогонку. И в подъезд никто следом не вошел. Для проверки он на цыпочках пошел по лестнице, постоянно прислушиваясь к любому шуму, потом остановился в пролете между этажами, и закурил наконец не для отвлекающего маневра, а потому что хотелось спокойно покурить. Сев на подоконник, он уперся лбом в окно. Ничего утешительного в голову не шло, а при мысли, что ему грозит тюрьма, в желудке незамедлительно начиналась громкая движуха. Вот бы сейчас, как в детстве, примчаться к отцу, обнять за колени, вывалить свои горести, попросить защиты. Пускай он его отругает, даже ударит, лишь бы защитил! Но сейчас, пока ничего конкретного ему не предъявлено, ехать к отцу с повинной и признаваться, что он влип в историю, было бы по меньшей мере глупо. Вот когда прижмут, то тогда, как миленький, поползет на коленях. Не бросит же его родной отец! Сын, загремевший в тюрягу, ему жизнь испортит. Следовательно, отец будет вынужден бороться. Не только за сына, но и за себя. Но с отцом позже, позже. Сейчас кровь из носу надо что-то напеть Ксюхе настолько убедительное, чтобы она безоговорочно ему поверила и чтобы мысли о разводе у нее не возникло, лишь стремление спасти его любой ценой. Только как нащупать верные аргументы, как подобрать правильные слова, когда мозг взрывается от ужаса, что светит тюряга!

Ксюха имела привычку ходить дома в трусиках, что Журову очень нравилось, потому что в случае чего оставалось лишь их сдернуть. Она еще не насытилась его рвением, и стоило ей включить Генсбура, при определенных, разумеется, обстоятельствах, как взгляд его терял фокус, куда-то плыл, словно переносясь в другую реальность, и Журов устремлялся к исполнению супружеских обязанностей практически там, где его заставала мелодия. Получалось, что если она захочет, то может включить мужа буквально в любой момент. Она находила это не только забавным, но и удобным. Как утюг или стиральную машину…

Она с любопытством наблюдала, как Журов запирает дверь на замок, потом тщательно задвигает засов и упирается в глазок, судя по движениям головы, прикидывая так и эдак, насколько велик обзор лестничной площадки. Вроде трезвый, не запыхавшийся, никто за ним не гонится. Молчит. Вид какой-то пришибленный.

– Ты что, убил кого-нибудь? Старушку придушил или дитя невинное трактором переехал?

Отшучиваться Журов был не в состоянии, он лишь безвольно отмахнулся и попытался принять равнодушный вид. Его демонстративное, наигранное и дававшееся с заметным усилием спокойствие не только не могло ввести Ксюху в заблуждение, а наоборот, кричало, что с ним что-то не так. Она прижалась к нему, погладила по голове: «Давай, мой дорогой, рассказывай, что там у тебя стряслось». Журов уткнулся ей в затылок, шумно вдохнул запах волос, потом, легко приподняв ее так, что их губы оказались на одном уровне, чмокнул и опустил на место.

– С чего ты взяла? Ваське надо было срочно посоветоваться по одному вопросу…

– Какому? И к чему такая срочность, чтобы человека чуть ли не из постели выдергивать? От молодой жены…

– У мужчин тоже бывают секреты, – неубедительно пояснил он. Амплуа героя, которому все нипочем, было не для него. По крайней мере, сейчас. Журов отводил взгляд и не мог ничего поделать с затравленным выражением, появившимся у него сразу после Васькиного сообщения.

– Боренька, дорогой, давай договоримся прямо сейчас, что так бездарно врать друг другу мы не будем. Ты можешь объяснить, что случилось? Ты даже в глаза посмотреть мне не в состоянии. Что прикажешь мне думать?! Во что ты вляпался?

«Вляпался? Да я увяз в дерьме по самые уши!» – похоже, семейный совет не отсрочить, надо спешно изобретать достоверную версию случившегося, чтобы и на правду походило, и причастность его выглядела стечением обстоятельств, трагической случайностью. Он прошел на кухню, устало плюхнулся на стул. Васька предупреждал, что ясная голова может понадобиться в любой момент, но правильно поговорить с Ксюхой, получить ее в союзники сейчас было важнее всего на свете.

– Ксюш, мне надо выпить.

Она пожала плечами – как знаешь, – достала водку, поставила на стол рюмки.

– Сейчас соображу, чем нам с тобой закусить.

– Не надо, – Журов поднялся с места, взял из мойки чайную чашку, ополоснул, налил ее доверху и выпил тремя огромными глотками, оставив рюмку жены без внимания.

– Помнишь моего друга Витю, с которым вы банкет в Эрмитаже затеяли?

– Разумеется, помню!

– Его посадили! – с мрачным торжеством объявил он.

– Боже мой, какая жалость! Милейший человек! Я, конечно, сочувствую. Вы друзья, понимаю… Но это же не значит, что ты теперь горе от разлуки с лепшим корешем будешь заливать чайниками водки?

Журов вскочил с места и заметался по кухне.

– Нет, не буду! – прокричал он в отчаянии. – Но ему там на допросах то ли почки отбили, то ли яйца… может, и то и другое… Похоже, он приплел и меня! Понимаешь?! А я ни при чем! Точнее, почти ни при чем. Так, мелочь… Я бы тоже, скорее всего, не выдержал избиений, признался бы в чем угодно… Но втягивать лучшего друга… Хотя и не таких людей ломали. Садисты! Теперь у следствия, как объяснил Васька, получается организованная преступная группа. Сговор и все такое. Это на большее тянет. А я только познакомил его со своими приятелями-арабами… у нас в общаге жили… А теперь и мне срок грозит… А я даже не знаю, во что Витя меня втянул, под чем подписался!

Ничего вразумительного Журов не изрек. Еще добрый час, периодически прикладываясь к стакану и совсем не закусывая, он талдычил, что ни в чем не виноват, в валютных операциях уж точно никак не участвовал, не такой уж он идиот, расстрельная же статья! Всего лишь предположение, что Вите могли пару раз заехать ниже пояса, в его воспаленном сознании стало фактом, и в силу этого он еще несколько раз, ища в Ксюхиных глазах понимание, повторил, что, когда человека бьют ногами по яйцам, он признается в чем угодно и сдаст не только реальных соучастников, но и случайных знакомых.

Весь его лоск, ирония, уверенная манера держаться бесследно исчезли: по кухне метался вусмерть напуганный, ссутулившийся, мельтешащий, заикающийся, пьющий водку, как воду, совсем не умеющий держать удар человечек. Раздавленное существо мужского пола. Ксюха брезгливо скривилась, ее избранник не имеет права так раскисать. Клятвенным уверениям мужа в его непричастности она ни на мгновение не поверила, также вызывало сомнение, что влюбленный в Журова Витя мог потянуть за собой своего кумира. Неужели она так ошиблась в человеке, наделила его несуществующими качествами, а на самом деле ее муж трус и безвольная тряпка?!

– Боря, прекрати, пожалуйста истерику, хватит причитать, как баба! – холодно отчеканила она. Журов сразу умолк и, как побитая собака, наконец осмелился посмотреть ей в глаза полным муки влажным взглядом. Он проиграл, не смог убедить ее! Она ему не верит! Эта мысль неожиданным образом подавила взыгравший в нем инстинкт выживания, затмивший в сознании все рациональное и разумное и проявившийся совсем уж в бессвязных стенаниях и метаниях по кухне. Облокотившись на спинку стула, он аристократически закинул нога на ногу и еще раз посмотрел на жену. Обреченно, но уже с проблесками достоинства. «А ведь хорош», – екнуло сердце у Ксюхи. Как элегантен! Есть, есть в нем порода! А она что, гнида последняя, чтобы при первом же испытании отворачиваться от человека? Хотя придется потрудиться над ним. Взгляд ее смягчился: