Текст книги "Жалкая жизнь журналиста Журова"
Автор книги: Алексей Евсеев
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 13 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
– Давай спокойно все обсудим, прикинем, что можно сделать, чтобы вытащить тебя из этой передряги.
Журов ушам своим не верил – Ксюха, жена, дочь всемогущего Игнатова, на его стороне!
– Я и пытаюсь это сделать! Правда, как могу предположить, слишком суматошно. Но ты тоже пойми меня правильно… как тут не обосраться!
– «Наше дело дрянь, – начал он слова утешения», – вдруг произнесла Ксюха.
Журов вздрогнул и недоуменно уставился на нее.
– Очередной перл из Швейка, не смогла удержаться, – призналась она.
Ему тюряга светит, а она шуточки шутит! Совсем рехнулась!
– Ксюша, умоляю тебя, хватит! – простонал он.
Она подошла к нему и прижала его голову к груди:
– Всё-всё-всё! Больше не буду. Все образуется! Что-нибудь да придумаем! Давай по пунктам, что я смогла вычленить из твоего бреда. У вас с Витей были дела. Кстати, умеренно разумную жажду наживы я одобряю. Вопрос, каким способом наживаться… У мужчины должны водиться деньги. Степень твоего участия сейчас не обсуждается, но так или иначе ты причастен. Это раз. Тебя пока не взяли, возможно, потому, что следствие ленинградское, а может, на тебя вообще ничего конкретного нет. При определенных обстоятельствах есть реальный шанс если не проскочить сухим, то пройти свидетелем. Это два. Не факт, что твой лучший друг Витя тебя заложил. Это три, – Журов, усердно кивавший на счет раз и два, на счет три стыдливо уставился в пол. Ксюха усмехнулась. – Благодаря Ваське с Витей будет контакт через адвоката. Это четыре. Ты мой муж – это пять!
– Все верно. Васька сказал, что есть шансы откупиться… если получится выйти на следователя. Разумеется, с подачи, через правильных людей, – при этих словах Журов, для которого наконец забрезжила хоть какая-то звездочка надежды среди мрака и полной безнадеги, потянулся к бутылке. Процесс сдвигается с мертвой точки, можно и отметить.
– Тебе давно уже хватит, – остановила его Ксюха. – Сделать кофе?
Какой кофе! Ему бы сейчас нажраться до самого что ни на есть скотского состояния, а поутру продрать глаза, и ничегошеньки не помнить. Но какое там! Счастье, что Ксюха от него не отвернулась, поэтому он согласно кивнул.
– Так, звони отцу и сообщай, что завтра ты в «Известия» пойти не сможешь.
Журов хотел возмутиться. Васька же сказал, что все может идти своим чередом, в том числе и трудоустройство, но прикинул, что ему в его состоянии сейчас удобнее, чтобы кто-то принимал за него решения. У него же шок, он в стрессе. Если что не так, не его вина!
– А что я скажу ему? Не думаю, что было так просто воткнуть меня… – он хотел сказать «без единой приличной публикации», но благоразумно осекся.
– Скажешь, что у моего отца внезапно возникла для тебя одна перспективная должность, только потребуется еще неделя-другая, чтобы все утрясти.
– А если он ему позвонит? Ксюша, я не понимаю, почему должен отказываться от выбранной профессии!
– Боря, при всем уважении к Анатолию Александровичу сильно сомневаюсь, что он так просто сможет дозвониться до моего отца. Но можешь сказать, что тема пока не для обсуждения! Что касается профессии, я не призываю тебя предавать ее, а лишь считаю, что сейчас важнее спасти твою шкуру… скажем честно, и наш брак! А кипятиться о призвании и прочей сентиментальщине будешь потом. Без обид!
– Согласен-согласен! Но не вижу связи между спасением и отказом от работы.
– Есть у меня одна мысль…
– Какая? Я должен понимать, прежде чем ошарашить отца отказом.
– Нам надо уехать. На год или на два!
– Ты издеваешься!? Куда? На БАМ? На Камчатку, на Сахалин? Что там делать? На что жить? Ты что же думаешь, нас… то есть меня там не достанут?
– Я думаю, нам надо срочно уехать за границу, – твердо произнесла Ксюха.
Журов вскочил с места, чуть не опрокинув чашку, опять потянулся за бутылкой, но отдернул руку в негодовании – человек не может выпить, сколько ему требуется! Какая заграница? Люди годами оформляются, характеристики там всякие, рекомендации, райкомы, не говоря уж о проверках. Он же нигде не работает! Какую чушь несет жена, а он-то, дурак, понадеялся…
– И как ты себе это представляешь? – с трудом избежав патетики и драматизма в интонации, поинтересовался Журов и тут же пояснил: – У людей на это уходят годы!
– Ты даже не догадываешься, какие возможности у моего отца.
Конечно, Журов в той или иной степени представлял, что у человека, занимающего такой высокий пост, возможности на шестой части суши почти безграничны, но был уверен, что если волею сложившихся обстоятельств станет фигурантом уголовного дела, то Игнатов из каких-либо партийных, чекистских или других служебных или личных соображений спасать зятя не будет. Хотя, вероятнее всего, это в его силах… Уверенность уверенностью, а надежда, что ради любимой дочери… Положа руку на сердце, разве не поэтому он вообще женился? Разве не на отцовскую любовь он только что рассчитывал, сидя на подоконнике, когда тщетно готовился к разговору с Ксюхой? Причем не как с женой, а именно как с дочерью большого чиновника. Сам-то он мог уповать лишь на то, что следствие ничего конкретного на него не нароет и что Ваське удастся как-нибудь его отмазать! Журов усмехнулся – он даже думать начал тюремными, приблатненными словами, услужливо всплывшими из глубин памяти: «нароет», «отмазать». Вот еще: «валюту ему менты позорные не пришьют»!
– И что ты ему скажешь? Что нелюбимому зятю грозит срок? И надо спасать его, прятать за тридевять земель, куда не дотянутся цепкие лапки советской милиции?
– Почему нелюбимый? С чего ты взял? Отец элементарно ревнует, ему надо к тебе привыкнуть. К любому на твоем месте он отнесся бы не менее настороженно. Я ж его знаю. А что я скажу ему и как, не твоя забота! Не простую задачку ты мне подкинул… – она закурила и задумалась с хмурым видом.
Чтобы, не дай бог, не спугнуть нужную мысль в светлой голове супруги, Журов на цыпочках удалился с кухни. Присев на стул у телефона в прихожей, он после мучительных колебаний набрал номер отца.
– Привет, папа! – на той стороне провода после радостного «слушаю» повисла пауза. Когда в последний раз сын обращался к нему «папа»? Всегда «отец», и всегда сухо, а тут в двух простых словах промелькнуло какое-то чувство, теплота.
– Здравствуй, сын! У тебя все в порядке?
– Все пучком! – и на одном дыхании выпалил: – Пап, я в «Известия» не пойду! – После этих слов все силы и чувства, даже страх, покинули Журова, навалилась какая-то неимоверная усталость. Все стало безразлично.
– Что? Что ты говоришь? Да ты представляешь, каких унижений мне это стоило?! Сколько авансов касательно твоих, кстати, пока еще скрытых для широкой публики талантов я раздал?! Ты издеваешься?! Ты можешь объяснить, какая муха тебя укусила?
Как ответить-то, когда губы не шевелятся? Журов апатично подержал еще трубку у уха, потом положил на место. Телефон взорвался уже через мгновение, он и бровью не повел. Звонок не умолкал, Журов-старший сходил с ума. Когда после короткой паузы раздался новый звонок, трубку взяла Ксюха.
– Анатолий Александрович! Категорически приветствую! Ничего не случилось… абсолютно все в порядке… ах, он ничего не сказал! Ума не приложу почему! Тут такое дело, Анатолий Александрович… Совершенно неожиданно у моего батюшки, кстати, он просил кланяться… передам, обязательно передам… образовалась очень интересная должность, причем настолько интересная, что с «Известиями» есть смысл повременить… Нет, пока сказать не могу, окончательно не решено, да и сглазить боюсь. Так что мы вас очень-очень благодарим! Борька страшно переживает, от неожиданности двух слов связать не может… Не беспокойтесь, как только, так сразу. Вы узнаете первым! Как ваше драгоценное? Ну слава богу! Светлане самые теплые приветы… Обязательно заглянем при первой же возможности! Всего доброго!
Все. Слова произнесены. Назад пути нет. Журов с усилием оторвался от стула и обнял жену. Теперь он целиком и полностью зависит от нее. Может, это и хорошо, по крайней мере, сейчас самому решать ничего не нужно.
– Боренька, ты совсем измотан. Иди-ка ты спать! – она проводила его до постели, помогла раздеться, укрыла одеялом. Он уткнулся головой в подушку и через несколько минут забылся сном.
Вернувшись на кухню, Ксюха шлепнула рюмку водки, в две глубокие затяжки докурила тлеющую в пепельнице сигарету и вернулась к прерванным звонком размышлениям. Такому умному и проницательному человеку, как отец, совершенно бесполезно, если не сказать чревато последствиями, пытаться вешать лапшу на уши. Хоть она и старалась не обращаться к нему с просьбами, но, влипнув в очередную передрягу, что с ней случалось с настораживающим постоянством, вынуждена была это делать. Скрывать в таких случаях правду она и не пыталась, зачастую отец в разы лучше знал всю подноготную. Расплатой за помощь всегда была суровая (врагу не пожелаешь!) беседа, но каждый раз она ухитрялась обернуть все в шутку и с таким юмором говорить о случившемся, что отец всегда таял. Это она безошибочно читала по его глазам.
Сейчас, на пустом для нее месте, надо опять падать ему в ноги, но только главный персонаж теперь не она, а ее новоиспеченный муж. Который отцу категорически не нравится. По идее, есть резоны петь о неземной любви, связывающей ее с Журовым, и что у того в Ленинграде была плохая компания и что черт-те что может оттуда приплыть – как стало известно по чистой случайности, уголовное дело таки заведено, – а может и не приплыть, потому что Борька там с боку припека, даже не свидетель… Но для устранения угрозы их семейному счастью, их любви она умоляет отца запихнуть их как можно быстрее в какую-нибудь заграницу на пару лет или больше. Только вот поверит ли отец в такую душещипательную сказку? Вполне вероятно, он относится к ее браку как к очередной блажи… А как оно на самом деле? Вот зачем она так стремительно вышла замуж? Более того, буквально сама сделала человеку предложение? Влюбилась или ей кажется? Объективности ради надо признать, что по манере держаться, декларируемым амбициям, не говоря уж о привлекательной внешности, он с самого начала произвел на нее впечатление… Неужто она ошиблась? Будущее покажет. А пока надо его спасать. Хотя было бы потешно оставить его одного разруливать проблему. Дурацкую, надо сказать. Надо же быть таким идиотом! А потом посмотреть, сможет ли он выкрутиться. Своеобразная проверка на выживаемость. А вдруг не сможет? Получится, что она, имея возможность спасти человека, отошла в сторону?! Нет-нет, никуда не годится! К отцу так к отцу!
Ксюха опрокинула еще рюмочку. Эх, ей бы самой сейчас оторваться, послать все к чертям… кабы не предстоящая беседа с отцом. Что же ему предъявить столь убедительное, столь весомое и неопровержимое, чтобы он не только согласился помочь, но и сделал бы это вопреки всем срокам и правилам? Не переставая об этом думать, Ксюха перекочевала в постель. Только глаза отяжелели и начали слипаться, как раздался протяжный стон Журова. Сон сняло как рукой, все-таки родной человек, жаль его до слез! Она прижалась к нему и несколько раз тихонько поцеловала в спину.
Журов проснулся посреди ночи с единственным желанием – пока Ксюха не видит, приложиться к бутылке, только бы забыться и не думать о тюрьме. Но, поразмыслив немного, искушение преодолел. Нужна свежая голова, что тут спорить. Ровное дыхание жены немного успокаивало, но не могло отключить воображение. Может, он вообще в последний раз с ней спит, в красивой постели, на чистом белье… Завтра с утра или позже, может, через день или через неделю его могут забрать. И будет он спать на нарах, на зассаном дырявом матрасе, а рядом будут храпеть и пердеть сокамерники. Не факт, что он не попадет к каким-нибудь конченым отморозкам, уродам и садистам в татуировках, в шрамах, с фиксами или, наоборот, с выбитыми зубами, которые потехи ради тут же его опустят. Как не дать себя в обиду, как не допустить уничтожения своей личности!? Конечно, он будет сопротивляться изо всех сил, но даже если удастся постоять за себя в первый раз, нет никакой уверенности, что его не застигнут врасплох в другой день, ночью или в душе. Что тогда останется – самоубийство? Как?! Плюнуть в рожу главному пахану, чтобы зарезали? Пока он будет искать способ уйти из жизни, эти животные будут насиловать его еще и еще. «Господи! Умоляю тебя, сделай так, чтобы меня не посадили! Клянусь тебе, Господи, что больше никогда в жизни не притронусь к доллару, буду жить честно, только спаси, Господи!» Тут же его озарило, что завтра первым делом надо пойти в церковь поставить свечку. Очень хорошая мысль! Плевать, что он кандидат в бесовскую партию; если посадят, то и из партии турнут. Насрать на нее! У свободы цены нет! А вот Богу свечку поставить… может, он его и услышит, поможет ему. Только бы не сесть, только бы не сесть!
От страстной и неистовой молитвы, вызванной страхами перед заключением и вероятной скорой кончиной, Журов, даже не подумав, насколько это не по-христиански, незаметно перешел к вселенской несправедливости: пока он будет сидеть в вонючей камере и не сдохнет там, остальные – не только Ксюха, отец или Марго, а всякие люди и людишки – как ни в чем не бывало будут продолжать жить, просыпаться в своих постелях, есть, пить, ходить на работу, шутить, развлекаться, танцевать, любить… Все! Только не он! За что же это?! Журов выскользнул из постели и пошел курить на кухню, встал у окна и с умилением принялся разглядывать внутренний двор. Еще немного – и небо он сможет увидеть только через решетку…
Первое, что почувствовала с утра Ксюха, был запах табака. Прокурена вся квартира. Серый и осунувшийся Журов сидел на кухне перед переполненной пепельницей, он даже не потрудился убрать выпавшие из нее окурки. Хорошо, стол не прожег.
– Проветрить не мог, сил нет форточку открыть? Хотя бы оклемался?
– Оклемался, говоришь? Не знаю. Как тут оклематься? Вот сижу всю ночь. Думаю. Совсем не спал.
– Ну так иди и ложись. Выспаться тебе не помешает. Тем более что спешить некуда.
Он хотел сказать, что ему позарез надо в церковь, но стыдливо промолчал. Ксюха, как несколько часов назад, проводила его до постели, уложила и сидела рядом, пока он не уснул. День обещал быть непростым, впереди маячил и бодрил ум поединок с отцом. В некотором смысле не на жизнь, а на смерть. Вопрос, за какие коврижки придется покупать индульгенцию. В своей победе той или иной ценой она почти не сомневалась, вообще не сомневаются лишь последние идиоты, но хотелось убедиться, что задуманный ею план немедленного бегства за пределы необъятной имеет право на существование и без гипотетического закрытия силами отца уголовного дела в части Журова. Так ей будет легче строить беседу. Вопрос можно было обсудить только с Васькой. Она ему немедленно позвонила и, предположив, что интересующая ее тема не является предметом телефонного разговора, договорилась о встрече в обеденный перерыв. Ксюху интересовали два аспекта: сработает ли ее затея и насколько глубоко увяз ее муженек, иначе говоря, есть или нет необходимость посвящать отца во все подробности.
Васька внимательно ее выслушал и тут же предположил, что план может проканать. Невозможно представить обстоятельства, при которых простым следакам придет в голову, что подозреваемый или свидетель способен скрыться за рубежом! Это просто исключено! Такое бывает только в сказках или в зарубежных детективах. А когда они узнают, то незамедлительно воспримут как сигнал о мощи связей человека и вероятнее всего вообще не захотят связываться. Что же касается того, раскрывать отцу подробности или нет, он посоветовал хорошенько прикинуть. Журова еще никуда не вызывали, ничего ему не предъявляли, подписку о невыезде с него не брали. Раз не задержали сразу, то в ближайших планах скорее всего этого нет. Не дураки же – зять Игнатова!
– Ксюх, – поколебавшись, произнес Васька уже на прощание.
– Что?
– Хотел сказать тебе… мы когда с Борькой встречались… ты только пойми меня правильно, мы с ним друзья и все такое, но лишней пурги я нагнал. Представить не мог, что он так струхнет. Хотя дело очень серьезное, и если там упрутся, невзирая на чины и авторитеты, сдуру или по другим причинам и возьмут их в оборот… Тогда им реально светит немало. Ты когда с отцом договоришься, я в этом почему-то уверен… ты Борьке сразу не объявляй. Они там в Питере с Витей совсем с катушек слетели. Справедливо, если он хоть как-то заплатит за легкомыслие и пофигизм. Пусть помучается месяц-другой. Глядишь, поумнеет и станет осторожнее. И тебе это не помешает, муж все-таки!
4
Так уж устроен человек, что рано или поздно ко всему привыкает, старая же истина! Журов довольно быстро научился жить со своими страхами, глубину они, конечно, не теряли – какой здравомыслящий человек не содрогнется от перспективы тюремного заключения? – а вот острота постепенно исчезала. А как иначе, если двадцать четыре часа в сутки ждать задержания!
Что и как сказала Ксюха отцу, он так никогда и не узнал. Вернувшись со встречи в мрачном расположении духа, она лишь объявила, что планы не меняются, что с высокой долей вероятности они едут за рубеж, для чего на днях Журова зачислят в одну из контор ГКЭС[7]7
Государственный комитет по внешнеэкономическим связям.
[Закрыть], откуда и начнется оформление всей бумажной байды, паспортов и прочая, и прочая.
Журов тяжело сглотнул и, уняв дрожь в голосе, спросил:
– Ксюша, а если меня до этого времени посадят, что тогда? Василий Гаврилович как-то поможет… отмажет… тьфу ты! Вернее, примет участие, чтобы этого избежать?
– Боренька, – преодолевая искушение высказать Журову хоть малую часть того, что накипело, произнесла Ксюха с раздражением, – друг мой, давай решать проблемы по мере их поступления. Пока, кроме ужаснувшего тебя разговора с Васькой, ничего ведь не произошло? – Журов согласно затряс головой. – Возможно, и не произойдет! Чего не могу сказать о себе…
Следуя договоренности с Васькой, Ксюха и не думала отказываться от воспитательной работы с мужем; такие тупые махинации, тем более когда поймали за руку, не должны проходить безнаказанно. Вите это и так с рук не сойдет, еще неизвестно, сколько ему впаяют… Так что Журову предстояло помучиться, пусть это и не компенсирует те унижения, которые ей пришлось только что претерпеть. Отец пришел в невиданную доселе ярость, когда Ксюха, чтобы убедить его в необходимости и чрезвычайной срочности заграничной командировки, слегка приоткрыла суть маленьких проделок плохой компании, в которую по чистому недоразумению и интеллигентской инфантильности попал ее муж в бытность студентом. Дочь просит отправить за рубеж без пяти минут уголовника?! Вместо нар – во Францию?! Она издевается? Пришлось, конечно, поторговаться и наобещать с три короба. Обидно, что не из-за себя. Ей! Лично ей придется расплачиваться! На прощание отец пообещал, что больше никогда в жизни ради этого говнюка палец о палец не ударит. Не было случая, чтобы он не сдержал слово.
Через неделю Журова пригласили на собеседование на Овчинниковскую набережную прямо в один из кабинетов высшего руководства ГКЭС. Принявший его серьезный начальник, человек абсолютно пролетарской внешности с тяжелым рубленым лицом рабочего с советских плакатов, но в прекрасном костюме и модном галстуке оказался, как нетрудно догадаться, не только бывшим подчиненным и сослуживцем многоуважаемого Василия Гавриловича, но и его близким другом. Он счастлив познакомиться с Ксюшиным мужем и посильно поучаствовать в его судьбе.
– Вы, Борис Анатольевич, вместе с вашей супругой поедете служить в торгпредство в Лоренсу Маркиш, – и сразу пояснил, заметив вопрос в глазах Журова: – в Мапуту, в столицу Народной Республики Мозамбик.
Журов был ошарашен, он то думал если не о Европе, то хотя бы о французской Африке.
– Простите, а какой там язык?
– Португальский.
– Так я же не говорю…
– У вас будет очень неплохая смета на переводчика. Но лучше, полезнее для дела вам все-таки через год-другой заговорить. Формально вы будете подчиняться торгпреду, милейший человек и тоже служил у вашего тестя, – уже второй раз в отношении тестя прозвучало слово «служить». Интересно, что имеется в виду в большей степени – гэбэ или все-таки внешняя торговля? – Машину водите?
Журов стыдливо развел руками.
– Ну что же, сдадите на права на месте. Консул, уверен, возражать не будет. Сразу хочу предвосхитить ваш вопрос. Вы же журналист по профессии… Вашей основной задачей будет сбор и систематизация любой информации из прессы, радио и других открытых источников о политике, экономике… Сочтете необходимым – о спорте, культуре, да о чем угодно! Имеете полное право. Вы будете готовить для нас дайджест, желательно дополненный вашими личными наблюдениями, комментариями. Мало ли с кем вы разговоритесь на приеме… Весьма, должен заметить, творческая, интересная и, что немаловажно, независимая работа. Какие-то поручения, разумеется, торгпред будет давать. Вы уж потрудитесь его не разочаровывать. Что еще? У вас будут командировочные и, в соответствии с правилами совучреждений за рубежом, подотчетные и безотчетные представительские. Эту бухгалтерию вам товарищи объяснят на месте. Уверен, что справитесь, а дальше посмотрим, что с вами делать… С другой стороны, реализовывать себя как журналист вам никто помешать не может! Страна живописная, интересная, насыщенная событиями, не все там однозначно, колониальное прошлое… да что я вам буду говорить! Пишите, печатайтесь, сколько душе угодно! Ко мне есть еще вопросы? – Журов отрицательно помотал головой. – Вот и славно. Сейчас вас проводят в кадры, заполняйте там анкеты и прочую бумажную бюрократию, без этого у нас никак! Кланяйтесь Василию Гавриловичу! Чуть что, смело звоните. Не стесняйтесь!
– Ксюша! – заорал прямо с порога Журов, вернувшись домой. – Почему именно Мозамбик? Какого хрена! Я же не говорю по-португальски! Почему не Марокко, не Алжир или хотя бы Тунис? Сенегал на худой конец… С моим французским от меня там была бы польза… А здесь? Какой смысл?
– Подожди-подожди! Я правильно понимаю, что мы летим в Мозамбик?
– Получается, да! В торгпредство… Что нам, что мне там делать?!
– Боренька, друг мой, а ты не офигел? Или ты предпочитаешь бегать по допросам с реальным риском присесть? Тебя ведь не на урановые рудники ссылают, а пристраивают на блатное место в торгпредстве. Неужели тебя не посвятили в детали будущей работы? Что значит «что мы там будем делать»?
– Да-да, посвятили, понимаю, о чем ты, – мгновенно притихнув, согласился Журов, – но я ведь совсем языка не знаю… где его хоть учат? На филфаке? Почему? Почему Мозамбик?
– Могу предположить, это единственная вакансия под тебя, где работают доверенные отцу люди, где он, исходя из принятой у них этики, мог о чем-то попросить. Просить, чтоб ты знал, вообще не в его правилах… Значит, в другие места пришлось бы ждать, возможно, долго. А долго ждать в твоих обстоятельствах мы себе позволить не можем.
– Согласен. Безусловно, ты права. Но все-таки Мозамбик…
– Боря, хватит уже!
Действительно, сколько можно причитать, когда ты едешь работать за границу, о чем советские люди даже и мечтать не могут. Журов с Ксюхой с головой погрузились в оформление документов. Высокая протекция высокой протекцией, но всевозможные решения, подписи под протоколами и характеристики комсомольских и партийных собраний разных инстанций необходимо было собрать, так же как пройти добрый десяток врачей, сдать все анализы, предоставить справки из всех диспансеров и многое-многое другое. Вся эта суета отвлекала их от дела Журова, он все реже курил ночи напролет, а иногда даже, не прибегая к Генсбуру, исполнял свои обязанности. Глубокая прострация осталась позади, и Журов встал на путь возвращения к относительно нормальной жизни, мысли о тюрьме приобретали все более мирный характер – не обязательно ему попадать в камеру к отморозкам, может, и пронесет, и на зоне бывают приличные люди, как-то отсиживают и выходят, и живут дальше… И не факт, что у следствия на него что-то есть, а если и есть, то, возможно, сразу не посадят или вообще они успеют улететь, и как их доставать из Африки… Так что не надо бояться входить в подъезд и вздрагивать при каждом телефонном звонке.
Вот почему, когда в один из вечеров раздался междугородний звонок, он, убежденный, что вероятнее всего это Марго, радостно подскочил к телефону и уверенно произнес «алё».
– Боб, привет. Это я, Витя! Как ты?
Только этого ему не хватало! Мало того что неизвестно, что там Витя на него подписал, во что втянул, так он еще и звонит на домашний! А Васька предупреждал, что телефон скорее всего на прослушке. Журов побледнел и молчал в трубку.
– Старик, ты слышишь меня? Алё! Алё! Меня слышно?
Решение, которое осталось позором на всю жизнь, пришло спонтанно:
– Виктор, наше шапочное знакомство не дает тебе основания беспокоить меня дома! Прошу больше не звонить и забыть этот номер!
Журов бросил трубку и в ту же секунду чуть не задохнулся от презрения к себе. Витя, лучший друг, только что навсегда ставший бывшим. Получается, ради спасения собственной шкуры… Он прислонился спиной к стене и несколько раз больно стукнулся об нее затылком. В том-то и дело, что лучший друг! А лучшие друзья за собой не тянут! Витя не догадывается, что телефон слушается? Не специально ли вообще он позвонил! Откуда? Кто ему позволил? Может, вообще звонок был под запись из кабинета следователя? Тогда он молодец, среагировал и все правильно сделал! Эх, как бы понять… Надо немедленно позвонить Ваське.
– Кто это был? – раздался Ксюхин голос.
– Да так, какой-то межгород, ошиблись номером. Я сейчас вернусь, за сигаретами сбегаю.
– Так вот же лежат две пачки…
Не дослушав Ксюху, Журов хлопнул дверью, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, слетел вниз, и – устремился к телефонному автомату. Васьки не было дома, а может, упражнялся с очередными девками и трубку не брал. Поехать, что ли, к нему? А что от этого, если хорошо подумать, изменится? Что сказано, то сказано. Позицию он занял.
Его возвращение оторвало Ксюху от назойливой мысли, с которой никак не примириться – выйдя замуж, она как-то сразу и изрядно поглупела. Обабилась. Загрузила себя бытом. Деградирует! Пришлось взять на себя кучу дурацких обязательств перед отцом – не делать того, не делать этого, чего от нее родитель не добился бы ни за какие коврижки при других обстоятельствах. Она пристально посмотрела на мужа. Что-то он какой-то взбудораженный.
– Знаешь, в чем хрень, дорогой?
– Откуда же мне знать, – до неприличия равнодушно, ответил он.
– Впечатление, что из-за всей этой чехарды у меня в голове что-то переклинило и я стала туго соображать, начала превращаться в такую же дуру как моя сестра. Сдается мне, нам пора выпить. Вернуться, некоторым образом, в исходную точку. Туда, где мы с тобой находились, когда познакомились. Надеюсь, не откажешься поддержать жену в беде?
А ведь действительно… С медового месяца в Дагомысе Ксюху было не узнать, она изменилась или пыталась измениться в удобную для Журова сторону, вела себя предельно сдержанно во всех отношениях, в его присутствии деликатно эрудицией не блистала. Ей удалось это настолько, что ему и не приходилось соответствовать высоким стандартам, которых он так страшился до свадьбы. Вернуться в исходную точку? А почему бы и нет?
– Да как же я могу отказать-то тебе, Ксюша!
Ксюхина терапия затянулась на три дня, Журов усердно ее поддерживал, бегал за шампанским, ставил не свою, а ее любимую музыку, был нежен, любвеобилен, внимателен и терпелив. Наверное, ему самому чего-то такого не хватало. За эти три дня он почти не вспоминал о нависшей над ним угрозе, а когда вспоминал, то бокал-другой шампанского с обалденной женой, умной, ладной, образованной, тут же отгоняли прочь все страхи. Он был легок и ироничен, как прежде.
Вероятно, эта семейная идиллия продлилась бы и дольше, но на четвертый день раздался звонок из ГКЭС, и референт выездного отдела сообщил, что паспорта готовы, билеты по маршруту Москва – Одесса – Каир – Аден – Дар-эс-Салам – Мапуту заказаны, багаж по сто килограмм на человека забронирован. Борис Анатольевич и Ксения Васильевна смело могут собирать чемоданы.
За день до отлета Журов, обычно никогда не проверявший почтовый ящик, зачем-то туда полез и выудил повестку к следователю. Неужели все пропало и не хватило всего-то самой малости? Что делать?! Это Господь его наказывает, что не поставил свечку! Неужели он не улетит, а на следующей неделе вообще может оказаться на нарах?! У него же паспорт на руках! Не предупредив Ксюху, Журов устремился к Ваське в Чертаново. Опять противно и громко урчало в животе, опять тряслись руки, так что с трудом удалось прикурить.
– С похмелья? – с понимающим видом спросил владелец раздолбанных и грязных «Жигулей», согласившийся за пятерку подбросить Журова.
– Что-то вроде того, да еще и отравился… прошу прощения, но бурю в желудке сдержать не в силах, – ответил Журов.
– Доедем? Дотерпишь? – сразу на «ты» участливо полюбопытствовал мужик.
– Стопудово.
– В таких случаях хорошо просраться, а потом обязательно поесть, лучше горяченького, чтобы желудок заработал. А потом хлопнуть рюмашку-две, ну максимум соточку, желательно того же, что пил. Чего пил-то, водку?
Запаниковавшему Журову было не до разговора со словоохотливым мужиком, и он оставил как ценный совет, так и вопрос без ответа. Каждый второй в этой стране является крупным специалистом по выходу из похмелья! Ну что за люди! Полстраны бухает до посинения, а другая половина со знанием дела опохмеляет, а потом наоборот. Просраться, говорит. Да он в штаны кладет уже больше месяца! А сколько еще предстоит после этой повестки… Как обидно, что не успел. Как обидно! Вся жизнь складывается из таких вот нелепостей: ждешь одного, надеешься, готовишься, а потом – бац, и все разворачивается в противоположную сторону…
Чтобы с чистой совестью не разрабатывать линию Журова – а кое-что на него все-таки имелось, – ленинградским оперативникам, уже получившим команду «стоп» от высокого начальства, было необходимо совершить определенные следственные действия, в том числе и провести допрос. Они связались с московскими коллегами с просьбой чисто формально вызвать сына того самого Анатолия Журова, который из телевизора. Можно стеба ради расколоть сынулю, рыльце у засранца явно в пушку. Если лень, можно этого и не делать, а просто слегка покуражиться, а затем отпустить на все четыре стороны! Васька, несмотря на свои связи, этой важной детали следствия не знал, поэтому исключить вероятность задержания прямо в аэропорту никак не мог. Но и не оставаться же в Москве из-за такого пустяка, как повестка!
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?