Текст книги "Третья Твердь"

ЗИМНЯЯ ПЕСНЯ

В неудобное для бреда

Время утренней печали,

В ночь с восьмого на седьмое

Непрерывно падал снег.

Я из города уеду —

Что-то мысли измельчали,

Что-то денег я не стою,

Что-то мне не верен век.

Сколько снега! Сколько снега!

В двух минутах от побега

Я подсчитываю звезды

И оглядываю даль.

До свиданья, до свиданья!

В двух минутах от прощанья.

Возвращаться слишком поздно,

Расставаться очень жаль.

В декабре унылый ветер обласкает мою душу,

В январе мороз коварный отберет мое тепло.

В феврале метель да вьюга на меня тоску обрушат.

Города, страницы, страны тусклым снегом замело.

Нет, не право на ошибку

И не время на раздумья —

Мне дана одна свобода

И дорога вдоль зимы.

Нагадай же мне удачу,

Белоликая колдунья,

Будет вера у народа —

Будет небо у земли.

ЛЕС

Там, где ели до неба, до гроба любовь,

Там, где звезды похожи на взгляды зверей,

Мы на листья прольем нашу свежую кровь

И уйдем сквозь пожары чужих октябрей.

Будет желтое пламя глазницы лизать,

Будут ветви трещать под напором небес.

Будет скользко катиться по коже слеза,

И соблазны безумцам нашептывать бес.

Нас обступит бензиновый сумрак дорог,

Нас дороги в бетонную тьму уведут, —

Там у запертой двери бродяга продрог,

И недобрые песни в подвалах поют.

Осторожные тени крадутся вдоль стен,

И кривые деревья дрожат на ветру…

Словно вязкая лимфа из порванных вен,

Выползает строфа на бумагу к утру.

Добрый лес? Это сказки больных горожан,

Анемичная память уставших детей.

Трупы елей под снегом вповалку лежат,

А деревьям живым не удрать, не взлететь.

Долго небо держали, растили стволы,

Корневую систему крепили с трудом,

Но блеснули веселые зубы пилы,

И голодные люди построили дом.

И вонзили – звенящее – в землю сверло,

И устроили гвалт, и затеяли пир.

Горло леса сжимали, пока не свело

Спазмой горло, и вздрогнул нехоженый мир.

Кровь хлестала, как водка из бочек царя,

И железные губы припали к струе,

И гремел вертолет, над тайгою царя,

И звереныш не вырос, а лишь постарел.

Сколько выпито… Боже, хватило б и нам

На штаны и рубаху, на стол и на кров.

Помню – сладко текла по казачьим усам,

Только в рот не попала пахучая кровь.

Кровь Земли, что в цилиндрах моторов горит,

А моторы убийц разжиревших везут.

Выживают по правилам этой игры

Те, кто вовремя кровь городам отдают.

Кровь Земли, кровь людей, кровь зверей и дерев…

Отливает кровавым напиток владык.

Вот и воздух уже меж домов поредел,

И застенчивый шепот сорвался на крик.

Навалилась на сердце бетонная тьма,

И двуногие братья вцепились в траву,

Но и тем не хватило любви и ума,

Кто цианистый привкус почуял во рту.

Семя в землю заронишь – и вырастет злак.

Слово выкрикнешь в небо – зажжется звезда.

Ни одно из деревьев не сделало зла,

Так зачем же я память о них воссоздал?

Рухнет кедр на землю, и царственный ствол Обратится в бумагу для записи слов.

Я топор отшвырну.

Я присяду за стол

И пойму, что отныне к позору готов.

Покинули куклы футляры

Покинули куклы футляры

И мимо домов побрели.

И даже перпендикуляры

Изящный наклон обрели.

Внутри деревянных строений

Мы правду сумеем сказать…

Лишь тени от стихотворений

Наш мозг продолжают лизать.

Ответственный за переделку,

Доверчивый, как бегемот,

Я вилкой пробрался в тарелку,

Но спрятал улыбчивый рот.

Глаза для просушки повесил

И уши засунул в карман

Хоть знал, что больное Полесье

Укуталось в рваный туман.

Мне август надежд не оставил,

Мне век передышки не дал.

Я лучших друзей не исправил,

А больших любовей не знал.

И было так трудно смеяться

Над этой печалью моей,

Что я испугался раз двадцать

Пока не подумал: "Убей".

Убей эту жирную сволочь

И реку, и веру, и степь.

Убей эту жаркую полночь

И трупы швырни на постель.

Захлопни и двери, и окна…

Эй, кто здесь для счастья рожден?!

Вот вечер. И дерево мокнет

Под теплым последним дождем.

ДОМ

Вползает в пустую коробку двуногая тварь

И прячется в угол, и плачет от боли и страха.

Но к вечеру мозг заживет и обсохнет рубаха,

И день воскресенья покажет стенной календарь.

И сузятся окна, и бревна улягутся в стык,

И пол запоет под ногами; и крыша нависнет;

И ветер швырнет раболепно осенние листья

В стеклянную гладь, человек за которой возник.

Он так же похож на меня, как на камень – луна,

Он вырастил честно упругую новую кожу.

Теряться не время. Теперь только милостью Божьей

Он сможет свободно и долго глядеть из окна

Туда, где течет вдоль широкого леса река.

Туда, где спускается мокрое поле к оврагу…

Ведро во дворе собирает небесную влагу,

И книгу любимую с полки снимает рука.

На краю одинокой Вселенной

Там, где вакуум – по-колено,

Где светило похоже на крик,

Нужно вырастить стены и крышу,

Шум травы и прибоя услышать,

Чтобы всякий к миру привык.

Мы останемся. Времени мало, —

Вон еще одно солнце упало,

Прочертив огневую черту

Через сфероидальную темень…

Тень его пролетела сквозь темя

И растаяла терпко во рту.

В подсознании гулком и длинном

Есть свои облака и долины —

Там поместится город и сад.

И тебе, дивноокий пришелец,

Там найдутся и средства, и цели,

И секунда – вернуться назад.

Мы ищем по городу окна, ведущие в сад,

Где бронзовый мальчик живет у воды родниковой,

Где воздуха хватит и всяких чудес и диковин:

Беседка, дорожка, друзья на скамейке сидят.

Там утром туманы шевелятся между ветвей,

А вечером – птицы, а ночью – прохлада и звезды.

Там дом двухэтажный, из камня и дерева создан,

К себе привлекает веселые взгляды людей.

Вползаю в коробку с прорубленной грубо дырой,

Одежду снимаю, целую детеныша в щеку

И жду терпеливо пока выключателем щелкнет,

Придумавший зверя и дерево нам на убой.

А дом выбирает неспешно на доброй земле

Хорошее место – поближе к воде и дороге.

И стены твердеют на воздухе – можно потрогать.

Старье продавайте. Все будет готово к зиме.

ПЕСНЯ СЫНУ

И для тебя найдутся дни

Без осторожных середин,

А лишь начало и конец

Отметят свой приход.

И утро ввалится в окно,

И вечер назовет вино…

– Привет, сынок.

– Привет, отец.

Или наоборот.

Ты будешь яростно взрослеть,

Я научу тебя свистеть,

Читать и драться, и стрелять,

И ненавидеть зло.

И будешь женщин ты любить

И верность Родине хранить,

И я скажу: "Вот видишь, мать,

Нам очень повезло".

Дорога в ночь, и далеко

Звезда святых и дураков.

Жизнь, будто затяжной прыжок —

Надежда на полет.

Успеть бы выдернуть кольцо

И страху заглянуть в лицо.

– Прощай, отец!

– Прощай, сынок!

Или наоборот.

Случится горе и беда,

И суета, и ерунда.

До пота – труд, до боли – стих

И до победы – бой.

Дрожит внутри: "Держись, держись…"

И так всю смерть, и так всю жизнь.

Вперед, пока огонь утих —

Я следом за тобой.

Меняется ветер. Болит голова —

Меняется ветер. Болит голова —

В ней прочно застряли такие слова

Как "Партия", "Ленин", "Единство", "Народ"

(Который упорно к вершинам идет).

А ветер как митинг шумит за окном.

Глаза оторву от стакана с вином

И вдаль погляжу, где под крики: "Скорей!"

Страну покидает последний еврей.

Мне жалко евреев и жалко себя —

Горюю, жалея, жалею, любя.

Мне жалко учение Маркса до слез,

Мне желтые жалко листочки берез…

Я плачу, я горько рыдаю в стакан,

Сгущается и наползает туман,

И голос невнятный в тумане скрипит, —

Оставь алкоголь и вставай, паразит!

И вместе с народом к вершинам иди,

И верь, что победа у нас – впереди!

Я вздрогнул и стукнул стаканом об стол.

Поднялся, оделся и к людям пошел,

Спросил: "Кто последний?" и в очередь стал…

Бровастый архангел над нами витал.

Простите, я Родину тоже люблю

Простите, я Родину тоже люблю

Такую как есть, без прикрас и оваций.

И если придется за Родину драться,

Я первый в себе пацифиста сгублю.

Пусть шторм темно-сизый терзает моря,

И снег укрывает овраги как раны…

Мне поздно бояться, мне каяться рано,

Но самое время надежду терять.

В день гнева пойму, что старался напрасно

И камень швырну прямо в Господа Бога,

Но вдаль по холмам убегает дорога,

Которая так же как в детстве прекрасна.

Там теплая пыль оседает на кожу,

И Дельту предчувствуют чистые реки,

Там с миром навстречу идут человеки

И каждый со мной поздороваться может.

Мы старших легко во вранье уличали,

Сходили с ума и спивались бесследно,

И вешался кто-то, но марши победно

Над Родиной нашей звучали, звучали…

Кому не хватило терпенья на драку,

Кто выбрал квартиру, уют, середину.

Ломали гитары. Сжигали картины

И вместо детей заводили собаку.

Простите, я Родину тоже люблю,

Хоть редко делюсь этой тайной с другими.

Попробовать, что ли, для праздников гимны?

Глядишь, и заплатят – строка по рублю.

Но древнюю мудрость хранит человек,

И звери выходят из леса на трассу…

Сожженная вера, как пепел Клааса

Стучит в мое сердце. Кончается век.

Простите, я Родину тоже люблю.

ПЕСНЯ О ЛЮБВИ

Я разучился верить наугад

В семидесятые безоблачные годы.

Не удалось построить город-сад

И подключить к нему живую воду.

Истоптаны и степи, и леса,

Заражены моря, озера, реки…

Что там плетут чужие голоса

О непонятном русском человеке?!

Им наплевать на боль большой страны,

На то, что бьем рекорды и поклоны.

На то, что в жадном пламени войны

Сгорело тридцать лучших миллионов.

Им не понять ни песен, ни речей.

Бой впереди. Отчизна за плечами.

Им не узнать как души палачей

От ненависти корчатся ночами.

Я жизнь легко за Родину отдам,

Поскольку убедился многократно,

Что трудный хлеб мой с потом пополам

Сторицей возвращается обратно

В ту землю, где он вырос и созрел,

И на которой сын мой вырастает…

Ах, как дрожат березы на заре!

Ах, как снега неудержимо тают!

И я люблю, надеясь на себя,

Пространство от границы до границы.

Здесь я живу, и здесь моя судьба,

Мои дороги и мои страницы.

Мои друзья – подвальные князья,

Мои враги, набитые деньгами.

И женщина, которой лгать нельзя,

И голубое небо с облаками.

КРЕЩЕНИЕ

1.

Красное солнце

Над Русью стоит.

В чаше на донце

Монетка блестит.

Выпил Владимир

Вино, не таясь.

Что ж ты, родимый,

Надежа, наш князь?

Днепр могучий

В порогах ревет…

Хватит, не мучай

Честный народ.

Прячутся боги

В старые пни.

Крест у дороги —

Любого распни.

Крепко прибиты

Руки к доске.

Идол забытый

Брошен в песке…

Жиром и кровью

Мазали стол,

Череп коровий

Сажали на кол.

Медом да хлебом

Жили как встарь.

Тянется в небо

С капища гарь.

Тянутся люди

В храм на горе…

Ярко ли будет

Вера гореть?

Тянется долго

Тысяча лет.

Старый оболган,

Лучшего нет.

Молимся полю,

Лесу, реке…

Камень до боли

Сжат в кулаке.

2.

Ах ты, волчья сыть, травяной мешок,

Ровен путь лежит – спотыкаешься!

Как до Киева не дойдешь пешком,

Так во всех грехах не покаешься.

Так за всю беду не наплачешься.

Так березам всем не поклонишься.

Что же ты, мой конь, трусишь-пятишься,

На высокий дуб с хрипом косишься?

На Святой Руси не видать святых, —

Коромыслом дым, пыль столбом стоит.

Руки за спину да ногой под дых!

Кто безбожно пьет, кто впотьмах сидит.

Кто повешенный – дело прошлое.

Кто поруганный – дело страшное.

Ох, опричники, слуги дошлые

С головой больной со вчерашнего!

Похмелиться бы, да не кровушкой.

Полечиться бы – нету травушки.

Где своих мужей ищут вдовушки,

Там своих сынов прячут матушки.

Так шагай, мой зверь, мордой не тряси.

Впереди леса, да с пожарами.

Славно людям жить на Святой Руси —

Все по-прежнему. Все по-старому.

3.

Бога нет и не будет. Обидно, ребята,

Ведь был, говорят.

Где-то в старых церквях, где-то в дальних лесах,

Где-то в добрых сердцах.

Неужели закаты, растенья и люди

Напрасно горят,

Чтобы как-то рассеять удушливый мрак

И разбойничий страх.

Уходил по Смоленской по древней дороге

Поруганный Бог.

Шел в холщевой рубахе, босой – крепкий посох,

Пустая сума.

И в костре, что оставил он утром, уже

Остывал уголек,

И какие-то люди селились вдоль рек

И сходили с ума.

Я и сам не крещен и с рожденья не верю

В молитвы старух,

Что рвались, будто птицы из храма в зенит

К одинокой звезде.

Отчего же тогда шорох пыли дорожной

Тревожит мой слух

И в час истины хочется руки к полночному

Небу воздеть?

Отчего я готов привязаться покрепче

Ремнем к алтарю

И взлететь вместе с храмом над городом, полным

Дневной суеты?!

Но бросаю перо и хватаю гитара,

И часто курю.

И грущу потому, что горючего нет,

И реактор остыл.

Вот под вечер придет человек в мой просторный

Бревенчатый дом;

Сядет рядом со мной, ужин съест, выпьет чаю,

Начнет разговор.

Мы на прежней земле обретаем друг друга

С великим трудом.

А на новой деревья, трава и хлеба

Не взошли до сих пор.

Нам никто не поможет здесь выжить и выбрать

Судьбу и любовь.

Наших мук не увидят и слезы осудят,

И слов не поймут.

Значит, будут еще на губах запекаться

И песни, и кровь, —

Видишь, снова солдаты Пилата Христа

На Голгофу ведут.

УКРАИНА

Украина, Украина, ты печаль моя святая,

И твое больное сердце бьется в атомной грязи.

В славном городе Ростове я черновики листаю

И слежу, как мимо дома ночь разбойная скользит.

Я вошел бы, Украина, в тень лесов твоих бродяжьих.

Я испил бы, Украина, из озер твоих и рек.

Сохрани нас, Украина, осени крылом лебяжьим.

Схорони нас, Украина, если мы уснем навек.

Смерть похожа на причуду доброй бабушки-природы,

Смерть похожа на улыбку нестерпимой красоты.

Как жена дозиметриста, смерть в былинах черных бродит

И сажает вдоль дороги темно-красные цветы.

Белогривый конь хохочет над моим полночным страхом,

Хитрый черт упрямо щурит свои рыжие глаза.

И в конце пути земного пьедестал торчит, как плаха,

Словно Ленина автограф, в тучах – молнии зигзаг.

Повертайся, моя радiсть, ясним днем, чi темной нiчью,

Подивись на юну вроду мoix лагiдних дiвчат.

Журавель жовтневим ранком твое серце в небо кличе,

Та береза бiля церкви догорае мов свiча.

Я б вернулся, Украина, да темны мои дороги.

Я б вернулся, Украина, да не помню ничего.

Стану я лицом к закату. Поклонюсь тебе я в ноги.

Помолись же, Украина, за поэта своего.

БАЛЛАДА О БЫЛИ

С.Смирновскому

Все законно, мой друг, мы и вправду с тобой постарели.

Нам ли копья ломать о судьбы пламенеющий щит?

Над заброшенным лесом чередой пролетают апрели, —

Вон кузнечик в траве, будто атомный счетчик трещит.

В этом черном раю нет ни ангелов, ни Господина —

Только души детей и деревьев садятся в кружок.

И глядят на огонь – прямо в сердце его, в середину.

Кто здесь был из живых, кто огонь на пригорке зажег?

Мы бросаем в костер деньги, письма, стихи, документы…

Эй, подвиньтесь, деревья, наше место среди детворы.

Млечный Путь протянулся над нами мерцающей лентой,

И пора уходить. И пора выходить из игры.

Все нормально, дружище, – документы и деньги в кармане,

Письма дома лежат, а стихи не горят все равно.

Мы еще поплутаем в предрассветном и вязком тумане,

Мы еще обернемся и допьем золотое вино.

Все окончено, друг. Скоро утро, и скоро автобус, —

Вдоль обочины ляжет отдающая стронцием пыль…

Кто удержит в руках этот мир, этот шар, этот глобус,

Кто опишет потомкам печальную черную быль?

Трех веков не пройдет – мы вернемся на эти поляны,

Соберем землянику, построим бревенчатый дом…

Были б дети здоровы, а любимые жены желанны,

Были б мысли чисты, ну а там – проживем, проживем.

Украинская черная ночь,

Украинская черная ночь,

Будто гиблые очи дивчины…

Лижет сердце печаль без причины —

Не тебе ее превозмочь.

Не тебе пролететь журавлем

Над высокой от сока осокой,

Принимать из рук синеокой

Жбан тяжелый с холодным вином.

Оставайся – над степью закат

Разметался в полнеба России…

Те, кто жили с тобою – простили.

Те, кто пели с тобою – простят.

РОССИЯ

Здесь не то что бы красиво —

Версты длинные,

Одинокая Россия —

Боль былинная.

Ни свободы, ни темницы —

Ешь, что дадено.

Ни деревня, ни станица..,

В общем – Родина.

Ах, сторонушка-сторонка

Неоглядная.

Соловьи ликуют звонко,

Девки ладные.

Мужики воды трезвее —

Взгляды гордые.

Рыба водится и звери,

Мир над городом.

Врешь, любезный, здесь обычно

Сыты вороны.

Вор со сволочью добычу

Делят поровну.

А закаты и рассветы

Кровью мазаны.

А солдаты и поэты

Смертью связаны.

По заслугам и по росту

Цепи кованы,

Помирать в России просто —

Жить рискованно.

И тускнеют год от года

Дали чистые.

Братство, Равенство, Свобода —

Ложь речистая.

Верно, времечко настало

Вешать колокол.

Звонарей осталось мало

Неба около.

Разбрелось лихое вече,

Пьет без просыпу…

Сдюжишь, русский человече?

Сдюжу, Господи.

Над опечаленной Россией

Над опечаленной Россией

Бездомный ангел пролетал.

Внизу закат кроваво-синий

За долгой степью догорал.

И думал ангел, равновесье

Крылами тяжкими держа,

О том, что в русском поднебесье

Не ангелами дорожат,

А только отблеском пожара

Да майской праздничной грозой…

В руках у ангела дрожала

Звезда по имени Покой.

Ходячее кладбище стихотворений,

Ходячее кладбище стихотворений,

Непрошеный житель твоих городов…

Хорошие люди до остохрененья

Еще восхваляют мои песнопенья,

Но ты уже требуешь бережных слов.

Послушай, потише с такими глазами!

Веди осторожнее, шепотом пой.

Под небом, провисшим как мокрое знамя,

Друзья и подруги крадутся за нами

С потушенной лампой, с погасшей свечой.

А нами ли были предсказаны ветры,

Угаданы годы, придумана быль?

Не пулей убиты, не солнцем согреты,

Игрушечные нарушаем запреты

В предчувствии неразделенной любви.

ПИСЬМО 2-Е

Нет. Не могу. Прости, люблю другую

Всем, что осталось от любви к тебе.

Хоть всякий раз об августе тоскую

В унылом неуютном ноябре.

Вот и теперь сгустился воздух тяжкий

Над поймой полумертвого Донца;

И нам уже не разглядеть, бедняжкам,

Начала нашей встречи и конца.

Все хорошо – нет повода для пьянства.

Все правильно – нет ночи для кончин.

И с непоколебимым постоянством

Последствия первичнее причин.

Придет зима за осенью великой.

Потом весна и лето, и опять

Кто станет – беспощадный и безликий

Твои глаза и губы целовать?

Как дни пролетают – все мимо и мимо.

Как дни пролетают – все мимо и мимо.

Почти невесомо, почти что незримо,

Затерянных душ не касаясь крылами,

А кроме любви – ничего между нами.

Нет, есть еще, правда, пространство и время,

Но это пустяк для привыкшего мерять

Пространство – годами, а время – шагами.

Заденьте нас, дни, золотыми крылами!

Мы снова заплачем над вымыслом Божьим,

Плохое забудем, стихи подытожим,

И сядем для долгой беседы на кухне…

Не бойся, любовь между нами не рухнет.

Не бойся – измерено время шагами,

Но долго пространство лежит между нами.

Твой взгляд – колдовство. Прикрываюсь ладонью,

Твой взгляд – колдовство. Прикрываюсь ладонью,

Но чаще стою в безотчетной тревоге

На скучной обочине пыльной дороги,

Которая к черту ведет. Я-то помню

Какие герои по ней уходили.

Какие калеки по ней возвращались…

Стою на обочине в облаке пыли

Как нищий, которому грош обещали.

Да так и не дали. Ушли не прощаясь

В иные долины, в туманы и грозы,

Худые тела прикрывали плащами,

Ругались площадно и мыслили прозой.

Твой взгляд – колдовство. Миражи и фантомы

И галлюцинации в небе теснятся,

А ночью мне русые волосы снятся

И женские ноги пленительной формы.

Дай времени, Боже! Ты станешь усталой,

Глаза потускнеют, и сморщится кожа,

И больше никто под луною не сможет

Меня сочинять научить, как мечтал я.

Как я на бумагу выплескивал чувства!

Как я на бумагу выбрасывал мысли!

Но руки бессильно вдоль тела повисли

И взрослой душе одиноко и пусто.

Конец наважденьям. Изучены рифмы.

Под звуки победного твердого марша

Шагаем вперед, утверждая тарифы

На нашу продукцию, творчество наше.

И, медный пятак в кулаке зажимая,

Уже предвкушаем богатство и славу.

И грохот оваций. И выкрики "браво!"

И всю безнадежность любви ожиданья.

ВЕНОК СОНЕТОВ

И.С.

1.

Я тоже понимал язык зверей,

Сигналы трав и разговор деревьев,

Когда хватал зубами воздух древний

И торопился умереть скорей.

А в новой жизни двигался быстрей

По тротуару – молодой и гневный.

Запас любви истрачу однодневный

И обнимаю шеи фонарей.

Ждала обоих городская площадь,

Но лезли в сны озера, реки, рощи.

Мешали то ветра, то облака…

Я отдыхал напротив листопада,

Поглядывал на равных свысока

И наизусть учил твои наряды.

2.

И наизусть учил твои наряды,

Волнуясь перед выбором лица,

С упрямством твердорукого творца

И нетерпеньем крошечного сада.

Слова и слава – девочкам услада.

Когда причастность к вере отрицал,

В ответ мерцали звезды и сердца,

И совершались грозные обряды.

Смотрели вслед мальчишки и мужчины.

Еще не осознав любви причины,

Обнял за плечи, повернул к себе…

Была словам и поведенью рада.

Не позволяя чувствам огрубеть,

Сменила платье. Одарила взглядом.

3.

Сменила платье. Одарила взглядом

И наказала ждать до четверга.

Но дождь не шел. Сужались берега,

Вода мутнела от жары и яда.

За долгое терпение награда —

На праздник сердцевина пирога,

Угрюмый вид нахального врага

И женщина, шагающая рядом

По склону онемевшего холма.

По доброй воле юного ума

Над скифской степью в желтом сарафане

Не Каменная Баба дикарей —

"Лендровер" приготовлен для сафари —

Хозяйка троллей, домовых и фей.