Текст книги "Чужак из ниоткуда – 2"

Глава девятнадцатая
Петров и Боширов. Репортёр. Засада. Специальный агент ФБР Стивен Уильямс. Интервью

Петров и Боширов появились со стороны 19-й авеню двадцать второго июня ровно в десять часов и четыре минуты по моим часам. Я увидел их ещё издалека. Майор и капитан, не торопясь, шли по дорожке парка, делая вид, что не знают друг друга. Товарищ майор Петров впереди, товарищ капитан Боширов метрах в тридцати позади.

На Петрове, как влитой, сидел летний костюм салатового цвета, под которым сияла на всю округу жёлтая рубашка с широким отложным воротником – почти такая же, что осталась у меня в трейлере (судя по всему, жёлтый цвет входит в моду). Под мышкой – свёрнутая газета. Боширов оделся в другом стиле: джинсы, вечная «реднековская» фланелевая рубашка в красно-чёрную клетку и лёгкую чёрная нейлоновая куртка. Оба были в тёмных солнцезащитных очках.

Но я всё равно их узнал.

Да и как не узнать людей, которых, оказывается, так сильно ждал? Арлекин и Пьеро.

Розенкранц, хе-хе, и Гильденстерн.

Ален Делон и Жан Поль Бельмондо.

С колотящимся сердцем я сбросил «туманный плащ», вышел из орно, поднялся с травы и направился к ним. Предварительный тщательный осмотр окрестностей и подходов никого подозрительного не выявил, так что шёл я открыто и свободно.

Мы встретились на парковой дорожке возле небольшого озерца. Остановились, глядя друг на друга.

Неподалёку пожилая женщина с сумкой на колёсиках кормила хлебом уток.

Чуть дальше двое мальчишек, на год-другой младше меня, запускали радиоуправляемую модель судна.

Было тихо. Только лёгкий ветерок шелестел в листьях деревьев да где-то в отдалении слышался шум машин.

– Вот чёрт, – наконец, вымолвил Петров. – Серёга, это ты?

– Ага, – сказал я. – А это вы, товарищ майор? Смотрю, и товарищ капитан с вами.

Словно по команде мы шагнули навстречу друг другу и обнялись. Подошёл Боширов. Снял очки, улыбаясь. С ним обнялись тоже. Рядом обнаружилась длинная удобная и свободная лавочка.

– Присядем, – сказал Петров. – Хоть покурим спокойно.

– Смотри-ка, – сказал Боширов заинтересованно. – Она именная.

Действительно, к спинке лавочки была прикручена металлическая пластинка, на которой было выгравировано, что поставлена она здесь на средства Ласло и Терез Сабо в 1968 году.

– Тем лучше, – заметил Петров. – Одно дело сидеть на обычной лавочке, и совсем другое – на именной. Сабо… венгры, что ли?

– Америка – страна эмигрантов, – сказал я. – Кого здесь только нет.

Мы сели.

– Уф, – Петров снял очки, сунул их в наружный карман, достал сигареты, закурил. – Ты не представляешь, как мы беспокоились, Серёга. Но об этом потом. Сам как?

– Жив-здоров. Домой хочу.

– Сегодня полетим. На-ка вот, пусть у тебя будет, – он вынул из внутреннего кармана и протянул мне книжицу тёмно-серого цвета.

Я взял. Вверху – герб Советского Союза. Ниже – крупно – СССР. Ещё ниже – СЛУЖЕБНЫЙ ПАСПОРТ. Всё – золотом.

– Раскрой, – посоветовал товарищ майор.

Я раскрыл.

«Просьба ко всем гражданским и военным властям СССР и Дружественных Государств пропускать беспрепятственно предъявителя настоящего паспорта, гражданина Союза ССР, отправляющегося за границу, и оказывать ему всяческое содействие», – прочитал сверху на первой странице. Ниже – то же самое на эсперанто.

Перевернул. Моя чёрно-белая фотография. Ермолов Сергей Петрович. Дата рождения: 25 декабря 1955 года. Место рождения: г. Дрезден, ГДР.

– Так мне уже шестнадцать? – удивился я.

– Ага. Было трудно, но мы справились. Но главное не это. Американская виза – самая настоящая. Вот это было по-настоящему трудно. Как-нибудь расскажу.

– Что, – спросил я, – и свидетельство о рождении переделали?

– Извини, – сказал Петров. – Делать так делать. Родители твои, между прочим, Надежда Викторовна и Пётр Алексеевич, согласились с этой вынужденной мерой. Так что тебя дома ещё один паспорт ждёт, общегражданский. Только расписаться надо будет. Кстати, на, распишись прямо сейчас, – он протянул мне шариковую ручку. – Вот здесь, – показал. – Без подписи документ не считается действительным.

Я подложил сумку, расписался в паспорте. Видимо, выглядел я слегка ошеломлённо, потому что Петров сказал:

– По-моему, сплошные преимущества. Во-первых, теперь государству с тобой проще иметь дело, а тебе – с государством. Во-вторых, школу экстерном можешь заканчивать вообще без проблем и в любой институт поступать. Даже жениться можешь, – он весело хмыкнул.

– От Наташи тебе привет, – сообщил Боширов.

– Спасибо, – сказал я. – А что насчёт всяких узбекских дел? Не хотелось бы мне, теперь почти совершеннолетнему, попасть под действие, чтимого мною Уголовного кодекса.

– Чтимого! – фыркнул Петров. – Будь он тобой, дедом твоим, Кофманом и товарищем Черняевым чтим, мы бы сейчас без антиграва сидели. А так – с антигравом. Ешё и со сверхпроводимостью при комнатной температуре. Ты представить себе не можешь, что началось, когда узнали, что в антиграве используется сверхпроводящий контур! Чуть про сам антиграв не забыли. Учёные и технологи по потолку бегают – тебя ждут. Так что забей. Всё чисто с Уголовным кодексом у тебя и всех причастных.

– Зуб даешь?

– Слова моего недостаточно? Зуб ему. Самому нужен. Не напасёшься зубов на такую работу.

– Ты и в Кушке слово давал моим родителям, – сказал я. – Что вышло?

– Чёрт, извини, – сказал он. – Промашка вышла. Больше не повторится, обещаю. К тому же мы всё уже исправили. Не без твоей помощи, кстати. Идея с письмом в Алмалык была гениальной, молодец. Всё сработало. А то мы бы ещё долго тебя искали… Вернёмся в Москву, – получишь грамоту Комитета с благодарностью.

– В Москву?

– Да, мы теперь в Москве. Твои, между прочим, тоже. Отца перевели в Московский военный округ, с повышением. Он теперь полковник и начштаба дивизии. Ладно, по дороге всё расскажу, – он посмотрел на часы. – До самолёта у нас ещё куча времени, поэтому предлагаю…

Он не договорил. Какой-то молодой парень, запыхавшись, вынырнул из кустов и остановился на парковой дорожке перед нами.

– Gotya![15]15
  Попался! – англ.


[Закрыть] – сказал он и улыбнулсяв тридцать два зуба.

Опа, а ведь я его знаю. Владелец моторной лодки «Daisy». По крайней мере, это его я видел несколько дней назад на пирсе в Окленде.

– Вы к нам, молодой человек? – холодно осведомился Петров по-английски (над произношением нужно поработать, но в целом сойдёт).

– Да, извините. Меня зовут Такер Ломбарди. Я репортёр «Сан-Францииско кроникл», – он перевёл взгляд на газету под мышкой Петрова.

– Эта? – Петров продемонстрировал газету.

«San Francisco Chronicle», – прочёл я название, выведенное крупным готическим шрифтом на первой странице.

– Она, – подтвердил молодой человек. – Если честно, пока репортёр-стажёр. Но меня скоро обещали взять в штат.

– И что нужно от нас репортёру-стажёру уважаемой газеты? – голос Петрова не потеплел ни на полградуса.

– Не от вас. От него, – он посмотрел на меня. – Интервью. Заплатить не могу, но обещаю, что это будет бомба, – он подумал и добавил. – Американский народ и жители Сан-Франциско имеют право знать, что происходит. Это наше неотъемлемое право, с рождения.

Петров и Боширов молчали. На лице товарища майора читалось раздумье. Боширов не отставал.

– Как ты меня нашёл? – спросил я. – Лодка? Она твоя, да?

– Ух ты, – он восхищённо посмотрел на меня. – Откуда ты знаешь?

– Догадался, – сказал я.

– Tuff![16]16
  Здорово! (Круто!) – амер. слэнг.


[Закрыть] – воскликнул он. – Пошли к нам в газету работать.

Я засмеялся. Он тоже.

– У меня брат двоюродный в морском полицейском патруле, – сообщил Такер. – Они утром лодку нашли на пляже. – Там, – он показал головой в сторону океана. – Я же был на вчерашнем шоу, всё видел своими глазами и слышал своими ушами. Про то, что ты мою лодку взял, я ещё вчера догадался, когда узнал, что машину твою нашли рядом с площадью Джека Лондона. Эти места я знаю. Пещеру тоже знаю. Пиво там пил однажды, баночное. Прикинул, куда ты мог пойти. Подумал, вдруг тоже знал о пещере? В мотель или гостиницу тебе нельзя. А там бродяги часто ночуют. Идеальное место для беглеца.

– Бродяги тебе меня и сдали, – сказал я.

– Ну да. Я им денег дал. Они сказали, что ты пришёл ночью, тоже дал им денег, поспал несколько часов и ушёл.

– А как догадался про парк? – спросил Петров.

– Так бродяги, опять же. Они подглядели, куда Джимми направился.

– Меня зовут Сергей, – сказал я. – Сергей Ермолов. Гражданин Союза Советских Социалистических республик.

– Я помню, – сказал Такер. – Ты вчера об этом сказал со сцены. Так это правда? Что тебя похитило ЦРУ?

– Правда, – сказал я.

– Подтверждаем, – сказал Петров. – Мы, работники посольства СССР в США, подтверждаем, что это правда. Только вот что. Пусть будет интервью, окей. Но не здесь и в нашем присутствии.

– Как скажете, – охотно согласился Такер. – У меня машина неподалёку, и я знаю одно хорошее тихое кафе…

– Внимание, – сказал я. – К нам идут.

– Опасный ты человек, Серёжа Ермолов, – сказал по-русски Петров.

– Ага, ты уже говорил.

– Теперь повторяю.

– Вон они, – сказал Боширов. – Я их вижу.

Слева, справа и спереди к нам приближались, кажущиеся на первый взгляд разрозненными, группы людей. В основном мужчины, но были и женщины. Все молодые, подтянутые. Одеты разнообразно и старательно делают вид, что просто прогуливаются приятным летним солнечным утром в парке. Смеются, разговаривают.

– Ну да, – сказал Петров. – Красиво плывут.

– Кто? – не понял я.

– Вон та группа в полосатых купальниках[17]17
  Цитата из советского фильма «Полосатый рейс» 1961 года.


[Закрыть].

Я вспомнил цитату и засмеялся.

– Бежать, пожалуй, поздно, – сказал. – К тому же сзади, за кустами, засада. Я затылком чую.

– Классный у тебя затылок, – сказал Петров. – Научишь потом, тоже так хочу. А бежать никуда не надо. Руки у них коротки.

– Что происходит? – встревоженно спросил Такер.

– Сейчас сам всё увидишь, – сказал я.

Они подошли с трёх сторон. Восемь человек. Шестеро молодых мужчин и две женщины. Встали чуть в отдалении, но так, чтобы мимо них нельзя было проскочить. Один мужчина, на вид старше годами, в костюме, приблизился к скамейке, махнул удостоверением, остановил на мне внешне равнодушный взгляд.

– ФБР. Специальный агент Стивен Уильямс. Ты Сергей Ермолов?

– Он самый, – сказал я.

– Пойдёшь с нами.

– На каком основании? – спросил Петров.

– А вы кто такой?

Петров и Боширов поднялись.

– Первый секретарь второго класса при посольстве СССР Петров Александр Николаевич, – представился Петров и небрежно продемонстрировал документ.

– Второй секретарь первого класса при посольстве СССР Боширов Тимур Русланович, – сказал Боширов, так же демонстрируя документ.

– Этот юноша является советским гражданином и находится под нашей защитой, – продолжил Петров.

– Этот юноша незаконно находится на территории США и подозревается в нескольких преступлениях, – сказал Стивен Уильямс. – Поэтому он пойдёт с нами.

– Вы ошибаетесь, – сказал Петров. – Этот юноша находится на территории США абсолютно законно. Серёжа, – обратился он ко мне, – покажи мистеру специальному агенту свой паспорт.

Я показал.

Фэбээровец чуть ли не обнюхал каждую страницу. Особое внимание уделил той, где стояла виза. Придраться, однако, было не к чему. Паспорт был настоящий.

– И всё же, – промолвил спецагент Уильямс. – Предлагаю всем пройти с нами, и мы спокойно во всём разберёмся.

– Мы никуда не пойдём, – сказал Петров. – У нас самолёт в Нью-Йорк через три часа. Нам уже в аэропорт ехать пора.

– Тогда нам придётся задержать всех до выяснения. Мы имеем на это право.

– Во-первых, не имеете, – сказал Петров и демонстративно уселся обратно на скамейку. – Во-вторых, в этом случае вы получите дипломатический скандал и вслед за ним политический кризис, сравнимый с Карибским. Я вам это обещаю.

– Именно так, – подтвердил Боширов и тоже сел. – Я тоже обещаю.

– А я с превеликим удовольствием всё это опишу в своём репортаже, – подал голос Такер.

– Ты ещё кто такой? – раздражённо осведомился спецагент ФБР.

– Репортёр Такер Ломбарди, – сообщил Такер. – «Сан-Франциско кроникл». Между прочим, наш разговор пишется на диктофон. Это я сразу предупреждаю, чтобы не было потом для вас сюрпризом. К тому же в редакции знают, где я нахожусь и с кем встречаюсь.

– Репортёр «Сан-Франциско кроникл» встречается с врагом государства?

Нервы Уильямса явно начали сдавать. Уж кого-кого, а репортёра он встретить здесь не ожидал. По его лицу было видно, что агенту срочно нужны инструкции. Да только где ж их взять? На Гараде он воспользовался бы стандартным мобильным коммуникатором. Но мы были не на Гараде. Мы были на Земле. Со всеми вытекающими.

– Репортёр «Сан-Франциско кроникл», как и любой репортёр в нашей благословенной стране, имеет право встречаться, с кем угодно, – с достоинством ответил Такер. – Неужели мне, американцу, нужно это объяснять такому же американцу, пусть и специальному агенту? Мы, слава Господу, не в СССР.

– Я бы попросил, – сказал Петров. – У нас в СССР негров не линчуют.

– Фак, – выругался Уильямс.

– Именно, – сказал Петров. – Хотите совет, мистер Уильямс? Идите и свяжитесь с начальством. Доложите, как обстоят дела и следуйте инструкциям. Не забудьте упомянуть о дипломатическом скандале и Карибском кризисе. К слову, о скандале. Вы в курсе, что ваши коллеги из ЦРУ выкрали Сергей Ермолова с территории СССР и насильно привезли сюда, в Штаты? Или вам просто сказали его задержать и куда-то там доставить?

– Что?!

– Так я и думал, – кивнул Петров. – Вас держат за болвана в старом польском преферансе[18]18
  Петров цитирует Штирлица из романа Ю.Семёнова «Семнадцать мгновений весны», который к тому времени уже был опубликован.


[Закрыть], а вы и рады стараться.

– Фак, – снова выругался Уильямс. Видимо, Петров угадал во всём и тем самым попал в больную точку.

– Почему я должен вам верить? – спросил Уильямс, который, видимо, вспомнил, что он специальный агент и послан сюда с определённым заданием. – Какую такую ценность или опасность для США может представлять фактически мальчишка, чтобы его красть, да ещё в СССР? По-моему, это вы пытаетесь держать меня за болвана. В этом, как его…

– Старом польском преферансе, – подсказал Боширов.

– Именно. Хотя я понятия не имею, кто это.

– Если коротко – несуществующий игрок, – объяснил Петров. – Есть только его карты, которыми играют другие. Самого игрока нет. Но вы и не обязаны мне верить. Хотя я говорю правду.

– Что-то меня начинает утомлять этот разговор, – сказал я. – Домой хочу. В СССР. Товарищи, верните меня домой, пожалуйста.

Специальный агент Стивен Уильямс не посмел нас задержать. Яиц не хватило. Так выразился по этому случаю Петров, когда мы уже ехали в аэропорт на арендованной машине, которую Петров и Боширов оставили неподалёку, на 19-й авеню.

Настырный репортёр Такер Ломбарди напросился с нами.

– Вы мне должны, – сказал он.

– Разве? – удивился Петров.

– Если бы не я, неизвестно, чем бы всё кончилось, – заявил Такер. – Этот фэбээровец испугался вас всех задерживать на глазах репортёра. А меня вместе с вами задержать испугался тем более.

– За что я люблю американцев, так это за самоуверенность, – сообщил Боширов. – У нас, вообще-то, дипломатические паспорта, не забыл?

Я не стал ему рассказывать, что задержать меня у мистера специального агента всё равно бы не вышло. Петров с Бошировым догадывались об этом и сами, памятуя о нашей исторической встрече с товарищем Шаниязовым Акилом Ровшановичем и его присными.

– Так и быть, поехали, – согласился Петров. – Возьмёшь интервью в машине. Под моим строгим контролем.

– Как это?

– А так, что я буду решать, на какие вопросы можно отвечать, а на какие – нет.

– Эй, у нас свободная страна!

– И у нас свободная. Что говорить, а что нет – свободное решение свободных людей. Серёжа, ты ведь не против такого моего решения?

– Не против, товарищ Петров, – подыграл я. – Полностью полагаюсь на вашу компетентность.

До аэропорта мы доехали за двадцать минут. Ничего особенного Такеру я не поведал. Сказал только, что волею случая стал обладателем очень важной государственной тайны. Настолько важной, что она представляла острый интерес и для спецслужб США. В данном случае ЦРУ. Поэтому и был похищен.

– Видимо, они посчитали, что у такого молодого человека, как я, выведать эту тайну будет гораздо легче, чем добыть её каким-то другим способом, – сказал я.

– Но что это за тайна, ради которой ЦРУ решилось на такой экстраординарный шаг?! – воскликнул Такер.

– На этот вопрос мы не можем ответить, – сказал Петров.

– Не можем, – подтвердил я.

– Хоть намекните, – взмолился репортёр. – Полсловечка!

Я посмотрел на Петрова. Тот кивнул.

– Научно-техническая сфера, – сказал я. – Думаю, что в скором времени ты и сам догадаешься, что это была за тайна. Потому что она перестанет быть тайной.

– Но пока – извини, – сказал Петров.

– Хорошо, тогда как тебе удалось сбежать из штаб-квартиры в Лэнгли?

– Потому что ЦРУ недооценило уровень подготовки советских школьников, которые живут на южной границе СССР, – сказал я. – Шутка. Спроси об этом у ЦРУ, окей? Как правильно уже было замечено, нельзя быть такими самоуверенными.

Глава двадцатая
Свои и чужие. Снова ЦРУ. Домой. Здравствуй, папа!

Реактивный Боинг 707 без приключений доставил нас в Нью-Йорк за пять часов.

Я летел над страной, смотрел в иллюминатор на пушистые белые облака и землю под ними в тёмных пятнах лесов и квадратах полей, расчерченную прямыми нитками дорог и извилистыми – рек и думал о том, что два месяца, которые я здесь провёл, были не такими уж плохими. Да что там, я отлично и с большой пользой провёл время! Несмотря ни на что. Даже жалко, что не удалось нормально попрощаться с Рэйчел, Томом, Мэтом, Дэвидом и всеми остальными. Прямо полюбил я этих людей. В отличие от тех, кто меня выкрал, а затем охотился за мной по всем США.

Что же получается?

Так называемые простые американцы в массе своей ничего плохого мне не сделали (уродов вроде братьев Эвансов не считаем, такие и в Союзе имеются, достаточно вспомнить тех, кто хотел нас убить в горах под Алмалыком). Даже наоборот – помогали много и бескорыстно, поддерживали, были рядом в грустную и весёлую минуту. А вот так называемые «государственные люди» только и делали, что старались побольнее обидеть. Это что же, свойство всех «государственных людей»?

Я покосился на спящих рядом Петрова и Боширова. Как же они? Тоже «государственные люди», а я с ними, можно сказать, дружу.

Так ведь они свои «государственные люди», сказал я себе. А все эти ребята из ЦРУ и ФБР – чужие. Вот и разница. Вспомни Гарад, Западную Коалицию. Свои-то они свои, а всё равно где-то глубоко в подсознании живёт мыслишка, что когда-то их предки были врагами и стёрли с лица земли древнюю Ксаму – столицу Восточного Гарада. Мы, правда, тоже в долгу не остались… То есть, если даже гарадцы, на знамени которых начертаны слова: «Жизнь», «Созидание», «Любовь» и «Защита», бывает, мыслят подобным образом, то что говорить о землянах? В конце концов, сигнальная система «свой-чужой» на протяжении миллионов лет эволюции помогала нам выжить, и так просто её не заглушить. Да и стоит ли? В любой момент обстоятельства могут обернуться таким образом, что она снова пригодится и будет служить верой и правдой. Что доказывает мой собственный пример.

Боинг коснулся колёсами взлётно-посадочной полосы нью-йоркского аэропорта Ла-Гуардия в восемнадцать часов тридцать минут по времени Сан-Франциско.

– Переводим часы, ребята, – сказал Петров. – В Большом Яблоке сейчас половина десятого вечера. Считай, весь континент перелетели с запада на восток.

– В Большом Яблоке? – переспросил я. – Это ты так Нью-Йорк называешь?

– Не я. Все его так называют.

– Первый раз слышу. Но может быть, я слишком мало прожил в США?

– Ладно, уел, не буду выпендриваться. Говорят, нью-йоркцы так его называют.

– Говорят, Нью-Йорк вообще не Америка, – сказал я.

– А вот теперь выпендриваешься ты, – сказал Петров.

– Не спорю, – согласился я. – Выпендрёж на выпендрёж.

Багажа у нас не было, только ручная кладь, поэтому в Ла-Гуардиа мы не задержались – сели на специальный автобус и меньше чем через полчаса были в аэропорту имени Джона Кеннеди.

Уже стемнело. Однако электрического света здесь хватало с избытком.

– Не жалеют буржуи электричества, – вздохнул Боширов. – Ташкент и Москва ни в какое сравнение не идут.

– Советский человек по ночам должен спать, – наставительно заметил Петров. – Нечего по городу шляться.

– Нам и рекламы столько не надо, – сказал я. – Зачем советскому человеку реклама? У него и так всё есть.

– Мне кажется, или я слышу в твоём голосе нотки сарказма?

– Кажется, товарищ майор, – сказал я. – Перекреститесь.

– Наглец, – констатировал Петров. – Товарищ капитан, вы в курсе, что мы имеем дело с наглецом?

– Давно, – сказал Боширов. – С первых минут всё понял. Кстати, об электричестве. Только сейчас дошло. Светомаскировка. У нас до сих пор в подкорку вбито, что она должна соблюдаться. У них, – он повёл головой вокруг, – нет.

– Интересная мысль, – сказал Петров. – Не подумал об этом.

Рейс «Аэрофлота» из Нью-Йорка до Москвы должен был вылетать в двадцать три часа сорок пять минут по местному времени. Регистрация только-только началась.

– Жрать охота, – вздохнул Боширов.

– Ничего, – сказал Петров. – В нашем самолёте покормят. Чай, не буржуи. Ил–62 летит. Отличный самолёт, не хуже Боинга, я летал. А какие стюардессы… Конфетки! – он поцеловал кончики пальцев.

– Когда это ещё будет…

Есть и правда хотелось – на рейсе до Нью-Йорка нас не кормили. Да у них же, наверное, денег нет, догадался я. Валюта и всё, что с ней связано, под строжайшим контролем государства. Поэтому билеты купили самые дешёвые и командировочных – кот наплакал.

– Предлагаю зарегистрироваться и пойти нормально поесть, – сказал я. – Вон хоть в Макдональдс, – я кивнул на зазывно-жёлтую букву «М», видную издалека.

– Потерпим, – сказал Петров.

– Товарищ майор, я угощаю. Примите во внимание, что валюты у меня – девать некуда. В прямом смысле слова. Даже говорить не буду, сколько. Что мне с этими долларами в Союзе делать, солить?

– Сдать придётся. По закону.

– Сдать так сдать. Но пожрать-то нормально мы можем?

– Товарищ майор, – подал голос Боширов. – Считаю, что предложение Сергея прозвучало как нельзя вовремя.

– Как-то это неправильно, – задумчиво произнёс Петров. – Мальчишка угощает двух здоровых мужиков.

– Я бы попросил! Мне шестнадцать лет, могу паспорт показать. Но если вам так уж хочется, будете должны мне кафе-мороженное в Москве, – сказал я. – Годится?

– Другое дело! – обрадовался Петров и потёр руки. – Быстро регистрироваться и – жрать! Только учти, Серый, мы с Тимуром никогда раньше в Макдональдсе не были.

– Фигня, – сказал я. – Доверьтесь мне, и всё будет в лучшем виде.

Три Биг Мака, три жареных картошки, соусы, две кока-колы и один спрайт для Петрова, который решил соригинальничать, три мороженых (два с клубничным сиропом для Петрова и Боширова и одно с черничным для меня), три куска традиционного яблочного пирога и три кофе. С учётом аэропортовской наценки я отдал за всё семь долларов и пять центов.

Свободных столиков хватало. Мы нашли тот, который показался нам удобнее, сели и принялись за еду.

– Вкусно кормят буржуи, – сказал Боширов, первым прикончив Биг Мак с картошкой и принимаясь замороженое. – Не отнять.

– Недурственно, – кивнул Петров. – Но в чебуречной на Солянке не хуже. Плюс там ещё и наливают.

– Здесь полно баров, – сказал я.

– Обойдусь. Это я так. У советских собственная гордость.

– Смотрим на буржуев свысока, – продолжил я цитату из Маяковского. Хороший поэт, нравился он мне. Очень необычный и дерзкий. Ещё бы самообладания побольше и воли к жизни – совсем хорошо было бы. Только где поэтам взять самообладания… Что на Гараде, что на Земле эти разведчики иных миров одинаковые. Тонкие натуры. А где тонко, там и рвётся.

Мы уже перешли кофе, когда к нашему столику приблизились двое. Я заметил их издалека, о чём и сообщил моим сопровождающим:

– Внимание, товарищ майор, товарищ капитан. Вижу цэрэушников. Большие шишки.

– Кто? – не оборачиваясь спросил Петров.

– Томас Карамессинес и Карл Дакетт, – сказал я. – Заместители директора. Один по операциям – Карамессинес, вроде как главный. Второй, Дакетт, по науке и технике. Судя по всему, ищут нас. О, уже нашли, – я поймал ищущий взгляд заместителя директора ЦРУ по операциям и помахал рукой. – Сюда, господа, мы здесь!

– Правильное решение, – одобрил Петров. – Не бегать же от них по всему аэропорту. Слушай, Серёга, иди к нам работать. Все задатки хорошего комитетчика у тебя. Обещаю стремительный взлёт карьеры.

– У меня немного другие планы. Но спасибо за лестное предложение.

– Здравствуйте, господа, – поздоровался Карамессинес, подойдя. – Не помешаем? Здравствуй, Серёжа.

– Здравствуйте, – Петров вытер рот салфеткой, скомкал, бросил на поднос. – С кем имеем честь?

Цэрэушники представились. Я быстро просмотрел их ауры. Настроены к нам, скорее, нейтрально. Хотя не без досады. Что понятно, – они проиграли, а проигрывать никто не любит. Интересно, зачем они явились?

– Присаживайтесь, – пригласил Петров. – Только учтите, что нам скоро на посадку. Или вы намереваетесь нас задержать?

– Ну что вы, – сказал Карамессинес. – Спокойно полетите домой. Мы, собственно, пришли, чтобы извиниться.

Ого, подумал я. ЦРУ? Извиниться? Это какой же зверь должен был сдохнуть в лесу, тиранозавр?

Поймал взгляд Петрова. Товарищ майор прикрыл и открыл глаза.

– Что ж, – сказал я. – Извиняйтесь.

Томас Карамессинес и Карл Дакетт поднялись. Я подумал и тоже встал со стула.

– Сергей, – торжественно произнёс Дакетт, – Центральное разведывательное управление США в нашем лице приносит тебе и твоим… – он бросил взгляд на Петрова с Бошировым, – товарищам свои извинения. Мы серьёзно ошиблись и заверяем, что ничего подобного впредь не повторится. В знак уважения к твоим выдающимся способностям и человеческим качествам, позволь преподнести тебе подарок, – он поставил на стол кожаный кофр, который до этого висел у него на плече. – Это профессиональный фотоаппарат Nikon F2 с двумя объективами и запасом плёнки Kodak. Надеемся, тебе понравится.

– Спасибо, – сказал я. – Неожиданно.

Я взял кофр, раскрыл, посмотрел. Петров с Бошировым не удержались и тоже заглянули. Там и впрямь лежал фотоаппарат Nikon и всё остальное. Включая инструкцию на английском и японском. Роскошный подарок. Долларов семьсот, не меньше.

Мы сели.

Петров посмотрел на часы. Боширов повторил его жест. Нет, они точно Рыжий и Белый клоуны, когда хотят.

– Мы рады, что тебе понравилось, – сказал Карамессинес. – Значит, извинения приняты?

– Приняты, – сказал я. – Не держу на вас зла.

– Мы, русские, отходчивые, – сказал Петров.

– Как снежные лавины в горах, – добавил Боширов. – Сошли – и снова всё тихо и спокойно.

– Русский юмор, – засмеялся Карамессинес. – Понимаю!

– Я даже вам благодарен, – сказал я. – Если бы не вы, вряд ли мне удалось бы так хорошо узнать США, как я узнал их за эти два месяца.

Карамессинес и Дакетт переглянулись.

– Не было бы счастья да несчастье помогло, как говорим мы в подобных случаях, – добавил я.

– Что ж, – кашлянул заместитель директора ЦРУ по науке и технике. – Мы… рады.

– Кстати, – вспомнил я. – Надеюсь, у Мэттью Раймонда иCircus Smirkusв целом не будет неприятностей из-за всей этой истории?

– Мы очень хотели бы на это надеяться, – сказал Петров.

– Мы были бы просто счастливы, – сказал Боширов.

Карамессинес засмеялся.

– Карл, мне кажется, или КГБ на нас давит? – обратился он к Дакетту.

– Ну что ты, Томас, – совершенно серьёзно ответил Дакетт. – Как ты мог подумать такое о наших партнёрах! Ведь они наши партнёры, верно?

– Туше, – сказал Петров и улыбнулся.

– Всё будет нормально с этим цирком, – сказал Карамессинес. – Пусть работают. В конце концов, в каком-то смысле они действительно нам помогли. Да, вот ещё что. Чуть не забыл. Возьми, Серёжа, это твоё.

Он полез в карман и выложил передо мной золотой перстень с рубином, который был у меня во время похищения в дорожной сумке во внутреннем кармашке (положил и забыл). Тот самый, с кушкинского утопленника, который я намеревался использовать для изготовления антиграва, но так и не использовал.

Я взял перстень, повертел в пальцах.

– Скажите, мистер Карамессинес, вам известен некий Джеймс Хайт, гражданин США, тысяча девятьсот тридцать шестого года рождения? – осведомился.

– Хм. Не припомню. А должен?

– Вот уж не знаю. Но видите ли, в чём дело, этот перстень принадлежал ему…

Вкратце я рассказал историю с утопленником, вытащенным из речки Кушка с помощью верёвки и живой кошки весной прошлого года. Разумеется, без упоминания гипноза. Сказал, что воспользовался невнимательностью друзей и стащил перстень с пальца.

– … так перстень оказался у меня. Думаю, тело Джеймса Хайта должны были передать американской стороне. Обычно ведь так делается?

– Передали, – сказал Петров. – Я слышал об этой истории. Но о том, что у него был золотой перстень с рубином, не знал.

– Теперь узнал, – сказал я. – Перстень мне не пригодился, поэтому я его возвращаю. В качестве жеста доброй воли, как говорится. К тому же, это будет честно. Может быть, у этого Джеймса остались родные. Жена, мать с отцом, дети, не знаю. Передайте им перстень, пожалуйста.

– Э… – протянул Карамессинес. – Окей, но почему мы?

– А кому же ещё? Вам с вашими связями сделать это проще всего, – я придвинул к нему перстень.

– Что ж, – сказал цэрэушник, забирая перстень. – Попробуем что-нибудь сделать.

По радио объявили посадку на наш рейс.

Мы поднялись, пожали друг другу руки и разошлись.

– Что это было? – спросил я.

– Думаю, «Уотергейт», – сказал Петров.

– Что такое «Уотергейт»? – спросил я.

– Отель в Вашингтоне так называется. ЦРУ буквально на днях там крепко село в лужу. Дело связано с прослушкой в штаб-квартире демократов, которая как раз в отеле располагалась. Их там фактически за руку поймали. Не демократов, понятно – ЦРУ. А тут ещё мы. То есть, ты. С тобой они тоже сели в лужу. Две лужи подряд – это слишком. С учётом того, что на носу президентские выборы – совсем швах. Вот и решили хотя бы из одной хоть как-то вылезти.

– Получилось? – спросил я.

– Чёрт его знает. Это уже высшие сферы политики, не наша прерогатива. Как бы то ни было, мы беспрепятственно летим домой. Значит, победа за нами.

– Но расслабляться я бы не стал, – сказал Боширов. – ЦРУ – это всегда ЦРУ. То есть, враг. Видел, как они тебя с перстнем хотели подловить?

– Подловить?

– Конечно, – сказал Петров. – Хайт этот – агент ЦРУ. Был в Афганистане с заданием. Сам он утонул, или ему помогли, мы не знаем. Но то, что он был из ЦРУ, знаем точно. Значит, ЦРУ прекрасно известно, что этот перстень принадлежал ему. Если бы ты сейчас его взял, то они получили бы на тебя компромат. Некритический. Но, согласись, очень неприятный. И при случае они бы им воспользовались.