Текст книги "Бладхаунд. Играя на инстинктах"

Охотник поднялся на второй этаж и завернул за угол, где дальше по коридору в комнате, что когда-то служила давно умершим хозяевам спальней, тряслась от страха Твина. Тут же Файтфул нанес удар железным прутом снизу вверх, намереваясь поразить чудовище в грудь или в подбородок – как повезет. Однако прут лишь разогнал в стороны лоскуты Нареченной Мглы, а Бладхаунд уже стоял у мужчины за спиной.

– А ты хорош, – прошипел он в затылок Файтфулу. – Почти не боишься.

Мужчина развернулся на звук, одновременно нанося продольный удар, но его оружие, вырванное из рук нечеловеческой силой, отлетело в сторону, вонзившись в стену напротив. Сам Файтфул, получив удар в грудь, раздробивший ему четыре ребра, упал на лестницу и покатился вниз по ступеням с грохочущим треском. Бладхаунд наблюдал его падение до самого конца, а потом невесомо перемахнул через перила и беззвучно приземлился рядом со стонущим телом, по-кошачьи мягко коснувшись ветхого пола.

Пинком он отбросил мужчину, выхватил топор и без замаха метнул его. Топор угодил в ладонь Файтфула, намертво пришпилив ее к стене, с которой давно облезла вся штукатурка, обнажив красные крошащиеся кирпичи. В сумраке особняка голые стены дома казались живой плотью, с которой сняли кожу.

Охотник ударил мужчину ногой по лицу, вторым ударом откинул в сторону его свободную руку и пригвоздил ее другим топором к полу. Файтфул зарычал, изо всех сил стараясь сдержать вопль боли, чтобы не напугать жену. Хотя точнее было бы сказать – чтобы ЕЩЕ БОЛЬШЕ не напугать жену. Ведь Бладхаунд чувствовал, как участился ее пульс, как ускорилось ее дыхание, как шире раскрылись поры на теле, выбрасывая в воздух феромоны незамутненного ужаса… Однако муж настрого приказал ей не выходить из комнаты, что бы она ни услышала, и Твина не смела выйти за дверь. Хм, какая покладистая женщина!

– Я убью тебя, урод! – Файтфул сплюнул кровь. Его слова заставили одну бровь Бладхаунда чуть приподняться. – Пытай меня, убей меня, принеси в жертву своему кровавому богу. Я все равно вернусь и разорву тебя на лоскуты, если…

Дальше охотник не слушал, потому что человек на его глазах делал невероятное. Его правая рука, прибитая топором к стене, начала двигаться. Файтфул напряг ее раз, другой, а потом рывком освободил, разорвав ладонь надвое между пястными костями среднего и безымянного пальцев. Больше того – покалеченной рукой, которой и двигать то было нельзя, не испытывая чудовищной, непереносимой боли, мужчина обхватил рукоять топора Бладхаунда и вырвал оружие из стены.

Охотник такое видел впервые. «Интересно, – подумал он, – что дает Файтфулу такую силу? Неужели пресловутая любовь? Или чисто животное желание защитить свое?». С этими мыслями он достал из-за спины третий топор и медленно занес его для удара. Он с самого начал намеревался убить мужчину, а не приносить его в жертву, но теперь решил, что подарит ему быструю гибель, без мучений. Он заслужил.

Они ударили одновременно, и конечно, у Файтфула не было ни единого шанса опередить Бладхаунда. Однако оружие охотника так и осталось в поднятой руке, тогда как топор мужчины ударил нависшего над ним убийцу в бок, войдя ровно под нижние ребра и погрузившись в плоть почти до середины. Бладхаунд недоуменно моргнул и отступил на шаг, с удивлением глядя на торчащий из бока топор. Его собственное оружие не могло нанести ему ощутимого вреда, но сама ситуация…

И тут он понял, что произошло. Та самая частичка его сущности, которая была против надругательства над Рейнджером, проявила себя с новой силой и на миг перехватила контроль над телом охотника. Поэтому он не нанес свой удар, поэтому пропустил удар Файтфула.

– Подойди, тварь, – хрипел на полу мужчина. Он пытался покалеченной рукой освободить свою левую ладонь, пригвожденную к полу, – и я завершу начатое. Я убью тебя…

Он не закончил предложение, потому что Бладхаунд не глядя метнул в него свой третий топор и тот раскроил человеку голову, мгновенно оборвав его жизнь. Сам охотник продолжал смотреть на оружие, застрявшее у него под ребрами. Затем медленно извлек его и облизнул. Что-то было в нем. Оно скулило, проклинало, но пряталось слишком глубоко, чтобы охотник мог его расслышать. Он сильно, до хруста в шейных позвонках замотал головой, а потом взбежал по лестнице. Сначала нерожденный, потом остальное!

Входя в комнату, где пряталась женщина, Бладхаунд почувствовал, что существо, о котором его предупредили обостренные ощущения еще у кукурузного поля над бездыханным телом Стронг, приблизилось. Теперь он довольно отчетливо воспринимал его запах – человеческий пот, машинная смазка и озон, как после дождя. Странное сочетание, да и вообще слишком много странного за одну охоту…

Твину он выволок из-под кровати буквально за шкирку, женщина лепетала что-то нечленораздельное, брызжа слюной и проклятьями. Бладхаунд наотмашь ударил ее по лицу, прерывая бессвязный поток, и бросил тело, погруженное в краткое беспамятство, на истлевшие простыни. Когда сознание вновь вернулось к ней, Твина уже была прикована к кровати зачарованными цепями, а Бладхаунд стоял над ней, скрежеща лезвиями топоров друг о друга.

– На одном из этих топоров – кровь твоего мужа, – прошептал охотник, глядя в очищенные ужасом глаза женщины, которая на миг застыла в оцепенении, прекратив неистово вырываться из туго натянутых цепей. – А на другом – моя кровь. И я предлагаю тебе самой выбрать – каким из них вскрыть твой живот и достать это благословенное дитя, которое я поднесу в жертву своим темным покровителям. М? Говори, или я буду мучить твоего ребенка перед смертью!

Последние слова он прорычал с такой яростью, что его глаза полыхнули глубоким карминовым огнем, а черная слюна на губах задымилась. Но потом охотник дернул головой, прислушиваясь, и сначала не поверил собственным ощущениям. Неужели..? Да, все так – у женщины отошли воды. Стало быть, ребенок сам просится в его объятия!

По дырявой крыше особняка забарабанил дождь, а Бладхаунд исступленно захохотал, потом опустился перед распятой на колени и поднес к ее животу окровавленные топоры. Он сделает это обоими одновременно… «Черта с два!» Что? Нет! Нееет!

Все тело пронзила ослепительная оглушающая боль, охотника будто вывернуло наизнанку. Каждая мышца, каждое сухожилие напряглись до предела, он описался и обгадился одновременно, а из его глаз, ушей и носа заструилась черная кровь. Он зарычал, страшно, не по-человечески, свалился с кровати на пол и стал кататься из стороны в сторону по гнилым доскам, разбросав топоры. Наконец, его выгнуло дугой и вместо черной крови из его естественных отверстий неожиданно пошла алая кровь, чистая. Он звучно упал на спину и часто глубоко задышал.

– Сука! – выругался Марк, со стоном поднимаясь с пола. – Это ж надо!

Боль быстро отступала, он чувствовал как его тело регенерирует с неестественной скоростью, а руки и ноги наполняются холодной жестокой мощью. Где-то внутри него кричала тварь, в тело которой он так бессовестно вторгся. Хотя это еще вопрос – кому на самом деле принадлежит это оскверненное тело! Но Марк решил приберечь эту задачку до лучших времен, которые, как он знал, никогда не настанут. Вместо этого он сосредоточился на женщине, которая походу и правда собралась тут родить!

Марк быстро освободил ее от цепей. Проблем не возникло – зачарованный металл среагировал на Бладхаунда, который никуда не делся, просто отступил на второй план сознания. Но парень чувствовал – монстр копит силы, и его возвращение – вопрос времени. Оставалось надеяться, что этого времени хватит.

Твина закричала и Марк подсунул ей под спину две подушки, которые едва не рассыпались в руках. Похоже, весь этот стресс простимулировал роды и у девушки уже начались потуги. На мгновение их взгляды пересеклись, Твина все поняла и они молча кивнули друг другу, а потом она снова заорала.

– Надо тужиться! – вставил Марк, пока Твина быстро-быстро дышала, набираясь сил. Он мягко, но настойчиво толкнул ее в затылок, чтобы подбородок девушки уперся в грудь. Затем согнул ей ноги в коленях. – Держи их руками! – приказал он, а сам совершенно не по-джентельменски залез ей под платье и разорвал руками нижнее белье.

– Сконцентрируйся на схватках, – он говорил громко, стараясь сдержать дрожь в голосе. – Тужься раза три на схватку, не меньше!

– Откуда ты… – начала было Твина, но тут ее живот вновь напрягся, и она зарычала, выпучивая вмиг покрасневшие от напряжения глаза.

– У меня дочь родилась на трассе, – холодно пояснил Марк, не отрывая взгляда от промежности женщины. – Я перелопатил с десяток медфорумов, чтобы быть готовым ко всему.

– А твой… ребенок… – Твина снова закричала в унисон с очередной схваткой. – Он… с ним все в порядке?

– Здорова как лошадь, – не раздумывая, солгал Марк и отметил, что его формулировка заставила губы Твины дернуться в подобии улыбки. Потом началась новая схватка. А потом еще одна, и еще. Вскоре Марк перестал считать, а затем показалась головка, и он подложил руки под ягодицы Твины, чтобы принять малыша.

– А теперь изо всех сил! – закричал он. – Ребенок готов! Если не постараешься…

Но Твина постаралась. Она надсадно завопила, напрягаясь всем телом, и вслед за головкой показались плечики. Марк знал, что остальное появится моментом, поэтому коротко выдохнул, принимая ребенка после финальной схватки на грязные руки, измазанные пополам в человеческой и демонической крови. Ах да, ну теперь они еще в дерьме и моче.

Марк оторвал лоскут почерневшего от времени и влаги одеяла и прочистил им нос и рот малыша, уложив его животом себе на ладонь. Затем несколько раз хлопнул его по спине другой ладонью и поискал взглядом топор. Когда он разогнулся с топором в одной руке и младенцем в другой, глаза Твины вспыхнули отражением животного страха. Но блеснуло матовое заржавленное лезвие и длинный конец пуповины упал на кровать безжизненной змеей. Второй конец Марк завязал узлом под аккомпанемент младенческого крика, возвестившего о том, что в цифровой мир пришел еще один… кто? НПЦ?

«Твою мать, как реально то!» – сглотнул Марк, укладывая ребенка на грудь Твины. На лице женщины кровь мешалась со слезами. Глядя на нее, он вспомнил, как рожала Даша, и невольно подумал, насколько это жуткий процесс – роды. Как его вообще можно романтизировать? А ведь некоторые мужики по собственному желанию соглашаются смотреть, как горит их любимый паб…

Внезапно почувствовав чье-то присутствие, Марк обернулся, инстинктивно вскидывая топор. В дверях комнаты стояли два эскейпера – молодой мужчина и женщина лет под сорок. Мужчина держал в руках заостренный кол, а его спутница сжимала… это что? Садовые ножницы?

– Помогите ей, – устало бросил Марк, проходя мимо остолбеневших эскейперов. – Самое сложное позади, но найдите хотя бы чистую воду, – с этими словами он вышел из комнаты, не услышав, как с губ Твины сорвалось слабое «Спасибо».

Он чувствовал ярость Бладхаунда, которая клокотала в нем, как готовый к извержению вулкан. Голова то раскалывалась от нестерпимой боли, то внезапно сознание очищалось до кристальной прозрачности, так что он даже начинал видеть звуки. Или ему так лишь казалось, Марк уже ни в чем не был уверен.

Но главное – он не забыл, зачем пришел сюда. Итак, Темный луг – локация, которой нет в базе Офферинга. Игровые персонажи, которые рожают (причем за Твину ведь играет реальный человек!). И наконец, Бладхаунд, проклятая душа, отданная в услужение жутким демонам. Все оказалось куда безумнее, чем он предполагал… Так, погоди, демоны? Порча, тенебрисы, Эссенциал… Ну конечно! Вот, кто ему нужен! Вот, у кого должны быть ответы!

Он выбежал из брошенного дома, врезавшись в ледяную стену дождя. Влага из небесных закромов испарялась, едва касаясь горячей раскрасневшейся кожи, и Марка сразу окутал полупрозрачный саван белесого пара. Он зарычал и рефлекторно разорвал на себе майку, всю заляпанную кровью – засохшей и свежей.

Бладхаунд где-то внутри него бился в приступе слепого неистовства и рвался наружу. Чтобы совладать с ним, Марк прикладывал нечеловеческие усилия – вены по всему телу вздулись иссиня-черными змеями, мышцы набухли и закаменели. Он упал на колени, уперся кулаками в землю и вновь зарычал сквозь сжатые до хруста зубы.

Наконец, охотник отступил, спрятался в глубине сознания, которое они делили на двоих, но Марк знал – тварь вернется, едва накопит достаточно сил для нового рывка. Он немного подышал, приходя в себя, и вскинул лицо к черным небесам.

– Ты здесь, я знаю! – закричал он в небо. Капли дождя больно били по векам, щекам и губам. И он приветствовал эту холодную боль, потому что она отвлекала от боли обжигающей, магматической, кипящей в его голове и груди. – Ответь мне!

Бладхаунд снова рванулся, в этот раз точно осознавая, что нужно делать. Но и Марк был готов к схватке. Они сцепились внутри их общего тела, которое накалялось все сильнее, так что в некоторых местах лоскуты майки уже начали тлеть, а лужа под ногами стала закипать, исходя пузырями и грязной пеной.

Марк выстоял, сумев отразить и эту атаку. Он выхватил топор и полоснул им себя по груди. Бладхаунду было так же больно, как и ему самому.

– Хватит! – проорал он, обращаясь к охотнику внутри себя. – Я отступлю, только дай мне поговорить с твоим господином!

Удивительно, но Бладхаунд послушался. Он не ушел, не ослабил напряжения, но Марк почувствовал, как ярость проклятого похолодела, волна буйства опала, превратившись в мерно колышущееся озеро. Тело тоже начало остывать.

– Тенебрис, – Марк вновь обратился к небесам. Он больше не кричал, прекрасно понимая, что демон услышит даже его шепот. – Эссенциал, так ведь тебя зовет? Хочешь ты того или нет, но я тоже в этом теле, и я больше не дам ему убивать. Даже если сейчас он возьмет верх, я рано или поздно вернусь. И не будет тебе жертв, не будет жатвы. Не будет эмонита.

Мгновение он раздумывал, откуда вообще знает это слово – эмонит, а потом ему показалось, будто кто-то тихо рассмеялся у него за левым плечом. Но Марк не обернулся – Бладхаунд невольно подсказал ему, что если неподготовленный посмотрит в лицо темного, его ждет бесконечно повторяющаяся гибель в глубине зацикленного кошмара.

– Это и без того напоминает кошмар, – прошептал Марк, улавливая мысли охотника. – А теперь скажи мне, кто ты? – он чуть склонил голову влево, прислушиваясь. – Ты ведь НПЦ, да?

В ответ сквозь шум ливня пробился шорох продирающего до костей ветра, а вслед за ним – тихий голос, настолько безупречный, что от него тянуло блевать и начинали слезиться глаза. Голос произнес «A nescire ad non esse» и Марк похолодел, понимая, что говорит вовсе не с набором скриптов.

– Значит, ты тоже игрок? – удивился он. Нет, этого не может быть. Каждая сессия Офферинга – это шесть игроков, один охотник и пять эксейперов. Остальные персонажи… да какие остальные?! До сегодня дня он даже не знал, что охотники общаются с какими-то тенебрисами! Этого никто не знал, потому что этого не было в логах. А что до странного поведения маньяков на записях – ну они же безумцы, так что могли вести себя как угодно. Об этом никто никогда не задумывался.

Тем временем Эссенциал шорохом влажного ветра прошелестел единственную фразу, которая окончательно спутала мысли Марка.

– Прервать синхронизацию, – эхом повторил он. – Ты только что сказал «прервать синхронизацию»? Твою мать, да кто же ты тогда? Спятивший хакер, взломавший Аниматику? Экспериментальный искусственный интеллект? Сука, похоже, я и правда спятил!

На последнее замечание Эссенциал отреагировал довольно бурно – ветер усилился и принес с собой мылеобраз отрицания.

– Да плевать, кто ты и откуда, – Марк бессильно уронил руки на колени, ожидая, что Бладхаунд попытается перехватить контроль. Но охотник, скрученный внутри него как рессорная пружина, бездействовал. Он слушал, наблюдал. Для него все это тоже было впервой.

– Ник прав, у меня это чертово шизо-какое-то-там расстройство, – Марк обреченно посмотрел сквозь пелену дождя на брошенный особняк. В одном из окон второго этажа мерцал огонек свечи или маломощного ручного фонарика. – А вся эта локация, – он развел руками и опустил их в густую хлюпающую грязь, – лишь мой горячечный бред. Безумная симфония пораженного недугом разума. Так что можешь больше…

Марк замолчал, когда дождь захлестал с новой силой, а со стороны леса подумал такой сильный ветер, что его мгновенно прошиб озноб, даже Бладхаунд внутри неосознанно поежился. Тенебрис вновь заговорил.

– Да иди ты к черту! – Марк усмехнулся. – Я не буду тебе служить. И этот монстр внутри меня – тоже не будет. Потому что я ухожу, и больше сюда не вернусь.

Внезапно он понял, что рядом кто-то есть. Бладхаунд внутри него встрепенулся, почуяв то самое существо, пахнущее потом и машинной смазкой. Но Марк не обратил внимания на напряжение охотника. Какая теперь разница!

– Сакура, – вяло проговорил он, глубоко и устало вздыхая. – Вытаскивай меня, – он прочистил горло и сплюнул. Командную фразу нужно сказать громко и четко. – Прервать…

Но прежде, чем он закончил, шепот Эссенциала тлетворным туманом просочился в его левое ухо и Марка передернуло от омерзительного благоговения.

– Что ты сказал? – переспросил он. – Что значит «поверишь мне, когда увидишь ее»? Кого – ее?

Но ответа он не услышал. Его тело ударом тока пронзила болезненная судорога, заставившая все мышцы конвульсивно сократиться, а Бладхаунд беззвучно закричал, корчась в незнакомых ему доселе муках. Они оба зажмурились от яркого света, мгновенно испепелившего их глаза и ударившего прямо в переплетенное сознание.

– Твою ж… – простонал Марк, больно ударившись спиной о внутреннюю поверхность синхронизационного ложемента. Похоже, в реальности его тоже колбасило не по-детски. – Почему так-то?

– Я вырвал тебя из симуляции, – пояснил возникший рядом Сакура. Паренек уже отключал нейрокиты, так быстро и ловко, будто делал это всю свою жизнь.

– Команда, – выдохнул Марк, потирая затекшую шею. Перед глазами все еще плясали белые круги. – Я не договорил команду. И обычно десинхронизация проходит не так… болезненно.

– Не было десинхронизации, – Сакура заглянул ему в лицо, сощурился. – Я разорвал сессию. Прости, но твои показатели… – он в своей манере начал жевать губами. – Короче, технически ты был мертв почти минуту. Не дышал, не было мозговой активности. Думаю, если бы я не…

– Ладно, не важно, – Марк махнул рукой и, крякнув, поднялся с ложемента. – Сколько времени прошло?

– Ровно двадцать минут, – Сакура взглянул на хронометр голографического экрана. – Мне все отключать?

– Отключай, – кивнул Марк. Хакер в течение полуминуты затер логи симуляций и почистил общий кэш. Теперь даже если кто-то через контрольный пульт системы энергоснабжения отследит, что этот ложемент активировали сегодня ночью, невозможно будет узнать – кто и для чего это сделал. Сакура даже сумел стереть мнемо-отпечаток Марка, который сохраняется в памяти ложемента 24 часа с последней синхронизации.

Они выскользнули из комнаты и двинулись в обратный путь. К счастью, тайные опасения Марка не оправдались – коридоры и лестницы больше не меняли своего расположения. А то ведь кто знает, может у Ника тут каждый час все перестраивается!

Сакура по-прежнему виртуозно зацикливал камеры, хотя Марк видел, что каждый последующий перехват сигнала дается парсеру все труднее. А потом на лестнице он снова почуял Смотрителя раньше, чем услышал его. Точнее, в этот раз смотрителей было двое – они неспешно поднимались по жемчужно-белым ступеням, тихо переговариваясь.

– … да там у технического грузовик с силовыми элементами заглох, – первый голос говорил живо, сбивчиво. – Тебя туда никогда в обход не ставили, не?

– Не ставили, – отозвался второй, он был старше и звучал устало. – Это справа от основного? Через который еду и прочее ввозят? Так его вроде перестраивали недавно.

– Точно, точно! – подтвердил первый голос. – Но там опять что-то не так, система охраны сбоит, будут менять, а меня вот…

Смотрители поднялись уже достаточно высоко, чтобы Марк и Сакура могли выйти на лестницу, не опасаясь быть услышанными. Они спустились на свой этаж и вновь погрузились в лабиринт одинаковых как близнецы коридоров. Теперь вел Марк, ведь однажды побывав в каком-то месте, он мог (если хотел) запомнить его до мельчайших деталей благодаря эйдетизму, отточенному мнемопластическими упражнениями. Правда, в последнее время восприятие все чаще подводило его. Мозг подводил его. И это неимоверно злило.

За несколько метров до последнего пересечения коридоров Марк неожиданно прильнул к стене и сделал Сакуре знак остановиться. Затем он медленно подкрался к повороту и осторожно выглянул из-за угла. В этот раз он не почуял, а именно услышал, как два человека перебросились несколькими короткими фразами. Он сощурил глаза, всматриваясь в сумрак коридора, где чуть дальше располагалась палата парсера. Его собственные «апартаменты» находились с противоположной от перекрестка стороны.

Один Смотритель придерживал за плечи невысокую сильно сутулящуюся женщину, второй в это время открывал крипто-замок, поднеся к нему правое запястье. А когда дверь палаты открылась и людей в коридоре озарил мягкий свет набирающего силу люминотона, у Марка перехватило дыхание. Всего миг он видел лицо женщины, прежде чем Смотрители ввели ее в палату. Затем оба зашагали прочь, а дверь палаты бесшумно закрылась.

– За мной! – скомандовал Марк, выждав минуту, и пригнувшись припустил в сторону палаты, куда завели женщину. – Открывай! – приказным тоном обратился он к Сакуре, остановившись перед дверью.

Парсер, уже привыкший к молниеносным переменам в настроении своего товарища по несчастью, ничуть не обиделся такому обращению и поднес запястье к замку. Склонил голову на бок, прикрыл глаза.

– Стой тут и предупреди, если что, – бросил ему Марк, входя в палату. Но остановился тут же, на пороге, не в силах поверить своим глазам. Перед ним на кровати сидела Даша. Его жена.

– Любимая… – выдавил он, медленно подходя к женщине и чувствуя, как глаза непроизвольно увлажняются. Сразу вспомнился разговор Квина и Димы в машине, пока его везли в Клинику. Они ведь говорили о том, что она тоже выжила в той аварии и он, Марк, заботился о ней все это время. Как же у него тот разговор вылетел из головы! И Ник ведь ничего не сказал ему!

– Любимая, – повторил он, вставая перед Дашей на колени. Выглядела она ужасно – серая потрескавшаяся кожа, сухие нечесаные локоны, ввалившиеся щеки, лишенный жизни взгляд. Но все же это была она! Живая!

Марк благоговейно провел рукой по ее щеке, отмечая, что морщинки в уголках глаз стали глубже. Но даже сейчас, даже в таком состоянии, Даша оставалась для него самой красивой женщиной на свете!

Вот только она никак не отреагировала на его прикосновение, на его слова. Женщина смотрела будто сквозь него, на Вселенную, которую видела только она одна. Марк сглотнул и перестал сдерживать слезы. Он взял ее тонкие руки в свои и крепко сжал.

В какой-то миг он почувствовал, как кто-то шевельнулся в нем. Кто-то чужой, и вместе с тем – так хорошо знакомый, будто это был он сам. Но этому кому-то не нравилось происходящее, его пугали эмоции, которые испытывал Марк. Они обжигали его, причиняли боль.

– Бро, – донесся от входа голос Сакуры. – Походу идет кто-то! Да сколько ж их тут сегодня! Марк, нам пора!

Марк не хотел оставлять жену, но понимал, что если Смотрители поймают их здесь – это будет конец его истории, и вряд ли он в ближайшее время снова увидит Дашу. Поэтому, разрывая сердце пополам, он поднялся с колен и жарко чмокнул возлюбленную в лоб.

– Я вытащу тебя, – прошептал он, размазывая свои слезы по ее щеке. – Только дождись меня, родная!

Потом он выскочил в коридор вслед за Сакурой и дверь палаты автоматически закрылась за его спиной. И пока они с парсером бежали каждый к своей комнате, Даша, продолжая неподвижно сидеть на кровати, медленно поднесла руку к щеке и коснулась блестящей соленой дорожки, оставленной Марком. Женщина не изменила положения или взгляда, но из ее левого глаза выкатилась одинокая слезинка…

А Марк той ночью долго не мог заснуть, слепо уставившись в темный потолок и на автомате поглаживая распластавшегося на его груди Шеогарата. Он думал о том, что почему-то все помнит с последней синхронизации, хотя так не должно быть. А еще он чувствует в себе Бладхаунда, хотя это казалось не меньшим бредом, чем несуществующая игровая локация.

Но главное – он больше не верит, что безумен. Потому что Эссенциал знал о Даше. О ней тенебрис сказал: «Поверишь мне, когда увидишь ее». Это не совпадение. А значит, кто-то лжет Марку. Кто-то лжет многим в этом мире, и с этой ложью пора кончать.