Текст книги "Мертвее мертвого"

Он остановился в придорожной таверне, купил на последние гроши тарелку дешевой похлебки и неспешно, будто в последний раз, насыщался, когда услышал треп парочки местных завсегдатаев. Забулдыги устроились за соседним столом с бутылочкой вина и мыли кости местному градоначальнику. Больше всего их забавляло, что тот до смерти боится старости, молодится изо всех сил и даже нанял специального человека, делающего ему притирания, которые должны убрать морщины с лица.

Во всей этой болтовне не было ничего особенного, но Адрусима неожиданно осенила идея. Он поспешно дохлебал грошовое варево и, выяснив у хозяина, где живет городской голова, направился прямиком к нему.

Градоначальник согласился принять непрошеного визитера не то со скуки, не то от добросердечия, хотя по лицу его было видно, что особой радости он от этого не ощущает. Васкал не стал испытывать его терпение и выложил сразу все козыри на стол, то есть рассказал, что он бежал из ОТК, где был осужден за использование магии, так и не завершив свои исследования, хотя был как никто близок к результату.

«И какого же результата вы хотели достичь?» – вежливо поддержал беседу городской голова.

«Я почти создал эликсир молодости, – не моргнув соврал Васкал. – К несчастью, результаты моих экспериментов и практически все мои книги забрали приставы, но если бы я имел необходимые средства и некоторое количество времени…»

Ложь упала на плодотворную почву. Адрусим получил все: кабинет и личные покои в доме градоначальника, средства и возможность заниматься магическими изысканиями. Он тут же развел кипучую деятельность, доставал необходимые книги, что-то химичил в своей лаборатории, а отец города радостно платил по счетам и ждал, когда же у него в руках окажется склянка с заветным эликсиром.

Конечно, Васкал и не помышлял тратить время на то, создание чего считал невозможным, но работал на износ. Прикрываясь байками про эликсир, он и в самом деле добывал за счет градоначальника книги и вел исследования, только это были книги и исследования на интересующую его тему. Так прошло несколько лет. За это время Адрусим не на словах, а на деле стал серьезным ученым. Вот только в городе стали откровенно посмеиваться над градоначальником, пригревшим у себя дома шарлатана, он все чаще спрашивал, когда уже будут результаты и все больше сердился. Врать ему становилось все труднее, пришлось бежать.

Васкал загодя раздобыл лошадку и тележку, дождался, когда градоначальник будет в отъезде, погрузил на тележку свою крепко разросшуюся библиотеку и дал деру. Бежать в другой город не имело смысла, скрыться от возмездия на Диком Севере можно было, лишь удрав с Дикого Севера. А удирать отсюда можно было или в ОТК, или на острова. Возвращаться в ОТК Адрусим не собирался, а потому что есть силы гнал свою лошадку к морю. Добравшись до побережья, он остановился в рыбацкой деревушке, удачно сменял лошадь с тележкой на лодку, перегрузил книги и поплыл, не особенно задумываясь о том куда. Главное сейчас было не куда бежать, а откуда. Примерный курс мастер техно-магических наук взял на остров Свалку, где его уж точно вряд ли бы стали искать.

Он почти доплыл до Свалки, но тут ему повезло наткнуться на небольшой островок с маяком. На острове никого не было, маяк оказался заброшен. И, возблагодарив все высшие силы, Адрусим обосновался на острове, устроив там свою новую лабораторию.

– А здесь вы как оказались? – спросил Винни.

– Я же говорил, – охотно отозвался Васкал, – меня привели сюда дела. Но я достал все, что было необходимо, так что сейчас мы возвращаемся домой. Через пару дней дойдем до берега, у меня припрятана лодка. А там уже рукой подать. Чапа хорошо гребет, так что доберемся быстро.

Погода испортилась. Резкий ветер гнал по небу низкие клочковатые тучи. Небо темнело, иногда начинало накрапывать, и казалось, что сейчас польет вовсю, но дождь все никак не начинался.

Адрусим заметно нервничал:

– Быстре, Чапа, быстрее!

Его безмолвный металлический помощник удалился в прибрежные кусты и теперь появился оттуда, волоча за собой небольшую лодку. Лодка оставляла за собой глубокий неровный след на песке. Укутанный в одеяло Винни лежал, привалившись к массивному валуну, и смотрел, как набегающая волна ровняет песок, постепенно стирая борозду от лодки. Зрение его восстановилось практически полностью, речь тоже стала разборчивой, а вот двигаться он по-прежнему не мог, оттого смотреть, как идет вдоль линии прибоя похожий на рыцарский доспех Чапа было особенно больно.

– Отчего такая спешка? – Голос Винни прозвучал блекло, под цвет набегающих волн и низкого неба.

– Тебе ни к чему мокнуть. И нам с Чапой тоже.

Металлический болван подтащил лодку, медленно перевернул ее и опустил на суетливую волну.

– Хорошо, – похвалил Адрусим, – теперь грузи джентльмена, а я придержу лодку.

Это «грузи» резануло ухо, оно прозвучало так, будто Винни был вещью. Но спорить показалось глупо, и он промолчал. Безмолвный железный попутчик подхватил его на руки и легко, словно перышко, опустил на дно лодки.

– Держи!

Металлические пальцы Чапы ухватились за борт, не давая волне утащить суденышко. Адрусим отпустил лодку и лихо запрыгнул к Винни.

– Что ты в нее вцепился, Чапа? Давай на весла! – прикрикнул он на молчаливого спутника.

Чапа отцепился от борта и неуклюже полез в лодку. Закачало. Винни на мгновение показалось, что лодка сейчас перевернется и все закончится. Но металлический болван, несмотря на кажущуюся громоздкость и неповоротливость, легко удержал равновесие. Угнездился на корме, ловко подхватил весла и принялся грести с таким усердием и четкостью, будто только для гребли и был создан.

– Хорошо, – выдохнул Адрусим, и в голосе его послышалось облегчение. – Еще немного, и мы дома.

Море было не спокойно, лодку мотало из стороны в сторону, но Чапа удерживал курс, греб мощно и четко, как не смог бы ни один человек – ни живой, ни мертвый. Небо хмурилось, ветер рвал волосы, бросал в лицо соленые брызги, но дождь все не начинался, будто ждал чего-то.

– Еще немного, и дома, – бормотал Адрусим, придерживая рукой свою широкополую кожаную шляпу.

Создавалось впечатление, что он здорово переживает. И если бы Васкал с беспокойством не косился на него время от времени, Винни подумал бы, что мастер техно-магических наук попросту боится грозы.

Маяк Винни увидел не сразу. Фонарь на нем не горел, и серая блеклая каменная башня сливалась с морем и небом. Остров был скалистым, от высокого берега вперед выступал длинный покривившийся пирс. Нос суденышка ткнулся в опору пирса, возле которой крепилась небольшая лестница. Металлический болван лихо перемахнул на лестницу и, подхватив со дна лодки влажный канат, принялся вязать к опоре.

– Крепче, Чапа, крепче, – командовал Адрусим. – Привяжи ее как следует. Вот так. А теперь бери джентльмена и неси его в лабораторию.

Чапа как всегда покорно, без единого слова поднял Винни, взвалил его на плечо и споро закарабкался вверх по лестнице. Выбравшись на пирс, он проворно зашагал к маяку, не дожидаясь понуканий.

«Безотказный болван», – подумалось Винни. Он болтался на плече Чапы, и его чуть покачивало в такт тяжелым шагам. Маяка он теперь не видел, только море и удаляющийся край пирса, на который выбрался Васкал.

Адрусим придерживал шляпу, ветер рвал полы его кожаного плаща, и в этом чувствовалось что-то тревожное.

«Чего тревожиться? – одернул себя Винни. – Этот человек спас меня и уж точно не сделал мне ничего плохого».

Чапа приостановился, уперся в массивную дверь, та поддалась с натужным скрипом, и Винни внесли в помещение. Здесь и вправду была лаборатория – настоящая мастерская.

Посреди огромного пространства, закручиваясь винтом, убегала вверх лестница. Возле нее стоял необъятный стол, сплошь заваленный какими-то чертежами, инструментами и деталями, но в этом хаосе чувствовалось нечто, что принято называть «рабочим беспорядком».

Чуть поодаль устроился еще один стол – небольшой и на удивление свободный. Вдоль стен тянулись бесконечные стеллажи с книгами и свернутыми в рулоны чертежами, в дальнем углу громоздился шкаф с глухими дверцами, запертыми на крохотный навесной замочек. У стола стояли обтянутые кожей кресла и такой же диван, последний, как и стол, был завален чертежами.

Из-под стола выбралось небольшое, по колено Чапе, металлическое безголовое существо на четырех ногах, потянулось и по-собачьи замотало шнурком с кисточкой, что на манер хвоста свисал сзади.

Безмолвный металлический спутник не обратил на механизм никакого внимания, он пронес Винни через зал лаборатории и водрузил на маленький свободный стол. Перед глазами маячил теперь только потолок и свисающий с него светильник, отчего у Винни возникло ощущение, что стол под ним операционный. Скрипнула входная дверь.

– Не туда, Чапа! – раздался сердитый голос Адрусима. – Рано. Положи его пока на диван.

Снова колыхнулась комната. Железный человек подхватил Винни на руки и понес обратно.

Адрусим был уже тут как тут, смахнул на пол чертежи, освобождая место на диване. Подождал, покуда железный помощник уложит мертвяка, опустился перед Винни на колени, сноровисто оттянул веко и принялся разглядывать зрачок, подсвечивая небольшим фонариком. С другой стороны к Винни с интересом тянулся четвероногий механизм, ставил передние ноги на поручень дивана, вилял шнурком-хвостом и всем своим видом все больше напоминал собаку.

– Уйди, Чапа, – отпихнул четвероногое Адрусим.

– Он тоже – Чапа? – удивился Винни.

– Как и все мои умные машины, – кивнул Адрусим. – Мне так проще.

– И много у вас умных машин?

– Теперь уже порядком, но у них у всех различный уровень развития. Те, что ты видел, самые совершенные. Результаты моих последних экспериментов. Моя гордость. Но это не предел. Я уверен, что могу создать еще более совершенную умную машину. Такую, которая сможет не только понимать и выполнять приказы, но и мыслить сложными категориями, разговаривать. Как живой человек. Для подобного эксперимента у меня есть все необходимые наработки. Недоставало только самой малости.

– Чего же? – Винни почувствовал себя так, будто внутри похолодело, хотя физически это было невозможно.

– Машина не может быть умной сама по себе. Никакая магия не оживит железного болвана. Для создания умной машины нужен мозг. А с этим есть известные трудности. Из живого человека, сам понимаешь, мозг не извлечь. С мертвяками тоже не все просто. Большинство из неживой братии туповато, другие хитры, сильны, агрессивны и не очень настроены жертвовать собой ради науки. Но с тобой мне повезло.

Если бы Винни был жив, у него бы теперь оборвалось сердце и зазвенело в ушах от прилива крови. Но мертвяк мог лишь додумать себе такую реакцию. Спаситель оказался не таким уж бескорыстным. Хотя с чего бы ему, не имея своего интереса, снимать Винни и тащить к себе?

– Вы хотите, чтобы я стал материалом для вашего нового эксперимента? – сипло произнес Винни.

– В точку, дорогой мой. Но мне нужно, чтобы ты этого захотел. Иначе ничего не получится. – Адрусим убрал фонарик и смотрел теперь в глаза Винни как-то удивительно ласково. Ненатурально ласково.

– Я не хочу, – отрезал Винни.

– Понимаю. Я очень хорошо тебя понимаю. Решение не из легких, но… Винни, только я могу вернуть тебе нормальную жизнь.

– Быть железкой – это, по-вашему, жизнь?

Адрусим поднялся на ноги, посмотрел на мертвяка сверху вниз.

– Пошевелись, – велел он.

– Вы же знаете, я не могу, – тихо ответил Винни.

– Почему?

Вопрос прозвучал жестко, и Винни снова ощутил холодок в груди, которого не мог ощущать чисто физически.

– Тело еще не пришло в норму, – попытался объяснить он. – Кроме того ваша умная машина завернула меня в одеяло, это ограничивает мои движения. Спеленатым шевелиться неудобно.

– Чапа, – позвал Адрусим, и в голосе его прозвенели стальные нотки, – убери одеяло.

Раздались тяжелые шаги. Сбоку остановился железный человек. Винни безропотно ждал, когда его вытащат из одеяльного кокона. Да и как бы он смог воспротивиться.

– Хватит, – приказал Адрусим, когда осталось лишь откинуть край одеяла.

Чапа замер. Мастер техно-магических наук смерил взглядом мертвяка, будто бы до последнего колебался, затем решительно взялся за край одеяла и отдернул в сторону.

– Посмотри на себя!

Винни послушно опустил взгляд и впервые после того, как восстановилось зрение, увидел собственное тело. Вернее то, что от него осталось. Плоть его местами истлела, часть склевали птицы. Сквозь гниль кое-где просвечивались кости.

Зрелище было ужасающим. Если бы ему могло стать дурно, непременно стало бы. Винни закрыл глаза.

– Ты не можешь двигаться, потому что твое тело больше непослушно тебе и никогда уже не будет послушно. Плоть истлела, позвоночник перебит, шея сломана, так что ты даже голову толком держать не сможешь. Все, что ты теперь можешь, это лежать и гнить. Я же предлагаю тебе новую жизнь.

– Я не хочу, – тихо повторил Винни.

– Хорошо, я тебя услышал, – тяжело вздохнул Адрусим. – Мы все устали. Вернемся к этому разговору завтра. Утро мудрее вечера. Надо поспать.

– Мне не нужно спать.

– Но мне-то нужно. Спокойной ночи, уважаемый Винни Лупо.

Васкал потушил свет и пошел к лестнице. Поднялись по ступеням и затихли где-то наверху его шаги. В лаборатории стало темно и тихо. Винни лежал не шевелясь, не открывая глаз, потому как смотреть на собственные истерзанные останки было горько и тошно. Почему он до сих пор не умер?

– Чапа, – позвал он в темноту.

Где-то рядом послышался тихий лязг, будто пошевелились доспехи.

– Убей меня, – попросил Винни. – Размозжи мне голову, ты же можешь.

На этот раз ответом была лишь тишина.

– Не можешь, – тихо проговорил Винни. – Только приказы хозяина своего выполнять и умеешь, болван железный. А раньше, небось, тоже был человеком.

В темноте снова лязгнуло. Тихо и печально. Винни поймал себя вдруг на мысли, что теперь, наверное, снова не знает, что же такое – быть человеком.

За стеной раздался грохот, какой бывает, когда над самой головой небо рассекает молния, а потом послышался плотный дробный перестук капель. Наконец полил дождь.

7

– Это здесь, госпожа.

Ионея откинула капюшон и посмотрела на замызганную дверь. Дом, к которому ее сопроводила личная охрана, не выглядел местом, где может жить скандально известный журналист. Он скорее напоминал дешевую ночлежку: обшарпанный, с потрескавшимися стенами, давно требующими ремонта, с окнами, грязными настолько, что последний раз их мыли, должно быть, сразу после постройки.

– Подождите меня.

– Вы уверены, что хотите пойти туда одна, госпожа? – осторожно спросил начальник охраны. – Это может быть небезопасно.

– Я уверена, капитан, – отрезала Ионея. – Если возникнет необходимость, я позову вас. И поставьте людей покрепче под его окнами. Господин О’Гира быстро бегает.

Начальник охраны сделал едва уловимое движение, и двое парней молча удалились за угол под окна журналиста. Ионея взялась за ручку, потянула на себя. Дверь поддалась с неприятным скрипом.

– По лестнице и направо, – догнал ее голос капитана.

Дверь в апартаменты журналиста оказалась незаперта. Ионея постучала, отдавая дань вежливости, и, не дожидаясь ответа, вошла внутрь. Здесь было сильно чище и богаче, чем на лестнице. Мебель стояла дорогая, ткань, что пошла на занавески, тоже выглядела не дешевой, при этом в комнатах царил бардак.

Хозяин обнаружился в спальне. Он лежал на большой, покрытой шелковым покрывалом, кровати, в обнимку с подушкой, и похрапывал. Рядом с кроватью стояла пара пустых бутылок. Еще одна, почти допитая возвышалась на откинутой столешнице секретера. Рядом с секретером валялся стул, на столешнице лежала бумага, исписанная не сильно трезвым человеком.

Ионея прошла к секретеру, подняла стул и села. Взяла последнюю недописанную страницу, пробежалась глазами по тексту:

«Знаете, каково это возненавидеть свою работу? Конечно, не знаете. Откуда вам это знать, вы-то свою никогда и не любили…

…вы ходите на ненавистную службу. Приходите туда утром уставшими, думаете не о работе, а о перерыве. В понедельник вы приходите с мыслью о выходных, выйдя из отпуска, начинаете считать дни до следующего…

… Я пишу всю эту ерундень, чтобы не разучиться складывать буквы в слова и слова в предложения. Чтобы раздразнить вас, идиотов, или хотя бы для того, чтобы раззадорить самого себя. Я пишу это, потому что по сравнению с сегодняшней правдой все остальные темы скучны и никчемны. Но долбаную правду, которую знаю я, вам, дебилам, не расскажешь…»

Ионея усмехнулась и отложила листок. Санчес всхрапнул и перевернулся на другой бок.

– Доброе утро, господин О’Гира, – поздоровалась правительница настолько громко, что могла бы разбудить и мертвого, если бы журналист вдруг по какой-то причине умер. Впрочем, для преждевременной кончины, судя по сивушному запаху и пустым бутылкам, причина могла быть только одна.

Санчес зашевелился, приоткрыл глаза, увидел нежданную гостью и даже проснулся, приподнялся на локте, но тут же повалился навзничь и со стоном схватился за голову.

– Просыпайтесь, господин журналист, – без толики жалости потребовала Ионея.

– Как вы здесь оказались? – пробормотал Санчес. – Что вам нужно? Оставьте меня. Я болен.

– Болезнь ваша мне известна, – кивнула на бутылку Ионея. – Поднимайтесь, или я приглашу охрану, и вам помогут.

Упоминание охраны сработало. Второй раз просить Санчеса не пришлось, он хоть и с трудом сел на кровати и обвел мутными глазами комнату. Взгляд О’Гиры остановился на недопитой бутылке и даже, кажется, немного просветлел от такого зрелища. Журналист, кряхтя, поднялся на ноги, пошатываясь и придерживаясь за мебель и стены, добрался до стола и сгреб бутылку. Откупорил и безо всякого стеснения припал к горлышку. Ионея с легким налетом брезгливости смотрела, как дергается кадык журналиста. Санчес сделал несколько глотков и вернулся с бутылкой на кровать. Впрочем, ложиться не стал – сел, икнул и поглядел на правительницу:

– И какого духа вам здесь надо?

– Не увидела вашей заметки в «Огнях Вероллы» и решила справиться о вашем здоровье, – поддержала ернический тон Ионея.

– Спасибо. Здоровье паршивое, – журналист поболтал остатками, что плескались в бутылке, – но сейчас допью лекарство и поотпустит. Тогда, наверное, сяду за работу, – он улыбнулся нарочито противно, – чтоб моей госпоже было чем развлечь себя под завтрак.

– Я уже развлеклась. – Ионея взяла со стола заметку, накорябанную нетрезвой рукой, процитировала: – «Завтра будет болеть голова. И на первой полосе будет уныло, потому что там не будет меня. Идите к духам, развлекайте себя сами. Ваш Санчес в депрессии, скучные вы уроды!» Думаете, это опубликуют?

О’Гира поглядел на нее недобро, одним глотком влил в себя все, что оставалось в бутылке и, снова подойдя к секретеру, бесцеремонно выхватил из рук правительницы страничку с текстом.

– Я был не в настроении. Вы разрушили мой хрупкий внутренний мир. Раньше все казалось простым и понятным, я знал, с кем и за что бьюсь. А теперь я даже рот открыть не могу, потому что той правдой, которую вы на меня вывалили, можно не просто сделать хуже, а вообще весь мир разметать до основания. Теперь я пью. Но вам этого мало, вы пришли меня добить? Чего вам понадобилось?

– Меня предали, – просто сказала Ионея.

– Не удивлен. – Санчес полазал по ящикам секретера, выудил из одного из них бутылку.

– Меня предали все.

– А вы чего хотели? – Бутылка оказалась пуста, и журналист с сожалением бросил ее обратно в ящик. – Вы предали их ожидания. Они предали вас.

– А вы?

– Что я? Чтобы вас предать, мне сперва нужно стать вашим человеком. А я сам по себе. – О’Гира пристально поглядел на правительницу. – Или вы явились, чтобы убедить меня в обратном?

Ионея говорила с ним больше часа и была предельно откровенной. С этим человеком не стоит играть, если хочешь добиться от него чего-то, его надо заинтересовывать – это правительница поняла уже давно. А он ей теперь нужен был как воздух. В любом качестве.

Санчес слушал. Сперва мрачно из-за того, что терзался похмельем, затем еще более мрачно от того, что услышал. Хотя известие о бегстве лорда Бруно его отчего-то развеселило и тут уж правительнице пришлось сдерживаться, потому как ее это дезертирство доводило до белого каления с той самой поры, как ей о нем доложили. И уж смешного в этом она точно ничего не видела.

– Я испытываю недостаток в верных людях, – подвела итог своей долгой речи магесса.

– Да полно, – отмахнулся О’Гира. – Вот только там под окнами и у входа наверняка сейчас дежурит с десяток мордоворотов, готовых ради вас на все.

– Я испытываю недостаток в умных, деятельных людях, которые не переметнулись бы при первой возможности, – поправилась Ионея. – Поэтому пришла к вам.

– Зря, – ухмыльнулся журналист. За время беседы его поотпустило, из взгляда ушла алкогольная муть, в глазах появилась живость, а кроме того, вернулась язвительность. – Из меня выйдет паршивая собака, я не умею служить. И вообще, с какой стати мне вам служить?

– Давайте определимся в главном: я не прошу вас о службе, не покупаю и не обманываю. Я говорю с вами искренне и надеюсь на сотрудничество.

– Хотите сотрудничества? Пошлите одного из своих балбесов за бутылкой бурбона. Они знают, где и какой марки я покупаю. Они же за мной следили? Или там под окном другие?

– За вами следили для вашей же безопасности, – не стала спорить Ионея.

– Ладно хоть не отрицаете, – ухмыльнулся О’Гира. – Так как насчет бутылочки?

– Никак, вы нужны мне трезвым. Мне нужен совет, возможно помощь. Мне нужен ваш сторонний взгляд на ситуацию. Мне нужен ваш острый ум.

– Даже если этот ум с вами не согласен?

– Мне не нужно, чтобы со мной соглашались, а потом сбегали. Спорьте ради духов. Мне нужна сторонняя точка зрения. Но не от толпы на улице и не от смотрящих в рот идиотов, а от человека мыслящего.

Санчес посмотрел на нее внимательно, кажется, журналиста удалось зацепить за живое. Он прошелся по комнате, заложив руки за спину, встал у окна и принялся раскачиваться с пятки на мысок.

– Итак, резюмирую. Долгие годы мы существовали как буферная зона между магами и конструкторами, которые о чем-то там между собой договорились. Они не совались в наши дела, пока держался баланс. Наши власти, даже если что-то об этом и знали, держали нас в неведении, и мы прекрасно существовали в таком состоянии, покуда вы со своими приспешниками не решили затеять свою лазурную революцию, за что вам отдельная благодарность.

Журналист красноречиво посмотрел на нее и гаденько ухмыльнулся. Ионея пропустила издевку мимо ушей.

– Хорошо. Едем дальше. Вашими стараниями баланс нарушился в сторону первомагов, и те оживились, решив, что настало их время. С другой стороны закономерно напряглись конструкторы и решили взять реванш. В связи с этим ОТК уже теряет территории, чего не случалось много веков. Очень хорошо.

– Не стоит обвинять меня во всех смертных грехах, господин журналист, – не сдержалась правительница.

Санчес снова ухмыльнулся, будто только и ждал ответа на подначку. Ионея стиснула зубы. Не будь он ей нужен, он бы сейчас не улыбался. Стоит только позвать сюда начальника охраны и из великолепного Санчеса О’Гиры сделают великолепную отбивную, даже крякнуть не успеет. Она глубоко вдохнула и выдохнула.

– Помимо баланса магии и технологии на территориях буферной зоны паритет между первомагами и конструкторами держался еще на магических книгах, разделенных на две части. Всего книг было семь, но одна очень удачно потерялась, так что шесть прекрасно поделилось пополам. И когда вы своей ревучей и кипучей энергией развалили хрупкое равновесие на территориях ОТК, нашлась седьмая книга, обладание которой сделает одну из сторон конфликта безусловно сильнее, а другую безусловно сговорчивее, если, конечно, кто-то захочет договариваться. При этом книга обнаружилась потому, что какой-то мальчишка-недоучка провел по ней небольшой обряд, имевший нехилые последствия, так что можно себе представить, какой катаклизм нас ждет в случае, если солидный маг выберет из книги обряд посерьезнее. Но все эти последствия мало беспокоят конструкторов и первомагов, их волнует только сохранение баланса.

– Нет, – покачала головой Ионея. – Их волнует возможность перетянуть на себя одеяло, тем более что нарушенный баланс и появление седьмой книги этому весьма способствуют.

– Это они вам сказали?

– Это я вам говорю, – недовольно отмахнулась Ионея. – Я бы на месте каждого из них воспользовалась бы ситуацией.

– Спасибо за откровенность, – улыбнулся Санчес. – Вот сейчас я вам верю. А вы в сухом остатке растеряли всех сторонников, находитесь между молотом и наковальней, не видите выхода и пришли за советом к борзописцу-алкоголику. Вам не позавидуешь.

– Перестаньте ерничать, – поморщилась правительница. – Я пришла не для того, чтобы битый час слушать ваши издевки.

– Тогда нам стоит съездить в тюрьму.

– Куда? – растерялась от такого перехода Ионея.

Санчес улыбался, и правительница снова озлилась на себя за несдержанность.

– В тюрьму, где держат смертников и готовящихся к высылке, – упивался своим положением О’Гира.

– Может быть, объясните? – процедила магесса сердито.

– Охотно, – легко согласился журналист. – Если у вас нет сил для сопротивления, найдите способы для манипуляции. Вам нужно то, чем можно шантажировать противников. А чем можно их шантажировать?

– Хотите сказать, что мне нужно найти седьмую книгу? Думаете, ее не ищут? Я была знакома с мальчишкой, в руки которого она попала. Его сослали на острова, но книги у него не было. А его приятель, который мог перехватить книгу, пропал где-то на Диком Севере.

Санчес смотрел на нее умильно, как взрослый смотрит на ребенка, несущего милую чушь.

– Интересно, как вы взяли власть с таким наивным подходом к делу? – ядовито поинтересовался он. – Вы узко мыслите. Не надо гоняться за одной книгой, надо получить в свои руки три. Вы приверженка магии? Отлично, заберите те книги, что хранятся у конструкторов.

– Как?.. – оторопела правительница.

– То, что вам не принадлежит, можно отобрать у слабого или выкрасть у сильного. Духи всесильные! Такие хитросплетения я должен объяснять политику? Украдите.

Ионея смотрела на журналиста и думала, что приходить сюда и откровенничать с этим человеком было ошибкой, потому как борзописец явно не в себе.

– Вы с ума сошли? – спросила она. – Никто не знает толком, где искать этих конструкторов, где искать книги. Да даже если бы знали, кто решится на такое безумие.

– Где искать конструкторов, знают наши западные друзья. У них союз с конструкторами. Где находятся книги, знают конструкторы. А с тем, кто на это решится, еще проще. Это тот, кто устал сидеть взаперти. И я знаю такого человека. Так что, мы прогуляемся до тюрьмы? Или я пойду за бурбоном?

8

– А не далеко ли ты, дедуля, от Витано поселился? – поинтересовался Винсент и подмигнул спутникам.

– В самый раз, – отозвался старик. – Я в этом вечном городе всю жизнь прожил. Детей, внуков вырастил, старуху свою схоронил. И все среди домов этих, небо скребущих, за которыми солнца днем не видать. Так глаза б мои того Витано не видели. А здесь простор. Там ночью под ноги сплюнешь, кому-нибудь на ботинок попадешь, а здесь «ау!» кричать можно, не докричишься.

– Это ты потому через лес один идти побоялся? – снова поддел рыжий.

Старик приостановился, посмотрел на Винсента с прищуром.

– Что смотришь, дедуля? Нравлюсь?

– Говорливый больно, – покачал головой дед и пошел дальше.

Старика они повстречали на опушке леса. Дед сам навязался в попутчики, рассказав, что живет по ту сторону лесочка, домой возвращается с дальнего базара, а одному через лес идти боязно, так как люди и нелюди здесь всякие шляются. Старик шаркал небыстро и сильно их тормозил, с другой стороны, они не очень-то торопились, потому сговорились баш на баш. Они берут деда с собой, ведут его до дома через лесочек, а тот пускает их на постой на день-другой.

Старик был невысок, сухощав с проницательными глазками и клочковатой бородой. Звали его Рангай. Только вот «лесочек» в понимании Рангая оказался понятием весьма растяжимым, шли они уже несколько часов, а деревья не редели, только становились гуще.

«А вдруг как дед сам бандит, – невольно подумалось Пантору, – заведет в чащу, а там головотяпы. И хорошо еще если просто разуют до исподнего, а то ведь могут и по темени дать».

Пантор невольно поежился и украдкой свел пальцы, будто проверяя, не оставила ли его магическая сила. Кончики пальцев привычно закололо, словно на них зарождалась крохотная шаровая молния, и ученик мага поспешно убрал руку в карман.

– Тут разное бывает, – снова заговорил Рангай. – В деревнях-то какой-никакой порядок, а в лесу и разбой случается и вообще всякое. В прежние времена такого не было. Пока Витано сам по себе стоял, в нем порядок был. Спокой и безопасность.

– Так чего ж ты из Витано сбежал? – не приминул уличить Винсент. – Если там так хорошо было, там бы и сидел.

Старик снова скосил глаза на рыжего:

– Я бы и сидел, кабы там порядок был. А его ж теперь нигде нету. Смерти я не боюсь, мне один хрен помирать скоро. Так лучше я на просторе поживу, глаз широтой видов порадую, пока не помер. Э, да что я с тобой говорю. Это вот он меня понимает. – Старик кивнул на шагающего впереди Орландо. – А ты – балаболка пустая.

Пантор тихонько ухмыльнулся, глядя на то, как скривился рыжий приятель.

– Чего это ты взял, старая борода, что он тебя понимает?

– Он умнее выглядит, – поделился наблюдением Рангай. – Молчит. А ты трещишь без умолку, пустобрешина.

– Откуда тебе знать, – парировал Винсент, – он мертвяк, может, у него мозги скисли, вот он и молчит.

Орландо недобро скосился на рыжего, хмыкнул.

– Это у тебя мозги скисли, – приложил старик, – вот ты и мелешь невесть чего.

Он остановился, указал рукой куда-то в сторону.

– Вон тама, говорят, одного такого наказали. Тоже трындел много и не того, что надо. Так его поймали и повесили.

– Прям живого за шею? – усмехнулся Винсент страшной байке.

– Прямо мертвого за ноги. Глаза, говорят, завязали, рот заткнули.

– Зачем? – не понял внимательно слушавший историю Пантор.

– Как зачем? Чтоб висел, ничего не видя и ничего не чувствуя, и думал, что стоит про правителя говорить, а чего не стоит. И всяким прочим, которые мимо проезжают в назидание. Для ума. Умные не болтают, они рот открывают редко и по делу.

Последняя фраза была адресована персонально Винсенту, но тот уже оправился от сиюминутной растерянности и снова куражился в обычной своей манере.

– Что ж его никто не снимет?

– А кому надо связываться? Это ж вроде как наказание по закону.