Текст книги "Худой мир. Тревожные сны в подарок"

Худой мир
Тревожные сны в подарок
Алексей Елизаветович Гришин

Дизайнер обложки Анатолий Сазанов

© Алексей Елизаветович Гришин, 2024

© Анатолий Сазанов, дизайн обложки, 2024

ISBN 978-5-0064-5851-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Худой мир

Глава 1

Не тронутые боями столетние леса наполнились туманом и росой в холодный предрассветный час. Солнце на цыпочках заглянуло в дырявую пожелтевшую листву и потревожило Маринин сон. Она поморщилась, открыла глаза, потянулась и села, откинув край большого спального мешка. Спальный мешок поменьше был уже пуст.

Марина зевнула и осмотрелась. Утро раскрасило синим закрытое платье с оторванными рукавами, всё в порезах, и красным – раны на лице и шее. Раны были свежими.

– Лиза? – чуть осипшим со сна голосом позвала она и поднялась на ноги, отряхиваясь. – Лизка, выходи.

– Ага! – боевой клич раздался из кустарника позади, и Марина резко обернулась, выставив руку вперёд и упёршись ногой в корень дерева, словно отражая нападение. Из зарослей, ничуть не таясь, выскочил перемазанный детёныш в комбинезоне и кроссовках на размер больше чем надо и торжествующе протянул насаженную на лезвие лягушку. – Я поймала!

Марина вздохнула, спрятала руку за спину и сказала строго:

– Лиза, а что я говорила про зверюшек?

Лиза резко спрятала лезвие в руку, отчего бедная лягушка шлёпнулась на землю, и сообщила:

– Я её отпустила. А ты что поймала? Что у тебя за спиной?

Марина улыбнулась, пожала плечами и соврала:

– Ничего. Так, разминаюсь.

Усилием воли она заставила ствол винтовки втянуться в предплечье. Словно лепестки диковинного цветка сомкнулись в человеческую кисть, коже вернулся розоватый оттенок, а места стыка стали тусклыми светлыми идеально ровными линиями.

– Видишь? – протянула она дрожащую ладонь.

Но Лиза уже не смотрела. Она карабкалась на ветку дерева – посмотреть, куда идти дальше. При этом она представляла себя моряком на мачте и кричала что-то про бом-брамсели. Лезла как нормальный ребёнок, цепляясь цепкими пальцами, отталкиваясь кроссовками, вверх, выше и выше.

– Ого, прямо по курсу озеро!

Это была не новость. На Карельском перешейке сложно спрятаться от озёр и дачных посёлков.

– Терпящих бедствие или пиратов не видно? – спросила Марина, упаковывая спальники.

– Никак нет. – Лиза ловко спрыгнула и подбежала к ней. Марина вытащила застиранный платок и попыталась сделать лицо сестры узнаваемым. Потом села с ней на корнях и вытащила из рюкзака пару сухпайков.

– Хочу яблоко, – выдала Лиза, жуя и дрыгая ногами.

– Не говори с набитым ртом, – ответила Марина, откусывая свой батончик. – Если встретим яблоню, наедимся до отвала, обещаю.

– А куда мы идём?

«Ох, какой сложный вопрос».

– Помнишь Элли? «Мы в город Изумрудный идём дорогой трудной», – напела она. – Вот так и мы. Идём к Великому Гудвину.

– Ого, – сказала Лиза, – а у него можно попросить новые кроссовки?

– Конечно, – ответила Марина, улыбнувшись.

– Нет, – Лиза помрачнела, – не надо. Пусть лучше сделает, чтобы мы никогда больше не дрались. Чтобы ты всегда была зелёной.

У Марины ком подступил к горлу. Лиза разглядывала глубокие порезы на своей ручке. «Не сдержалась, не уследила».

– Это мы у него и попросим. Идёт?

Лиза кивнула:

– Идёт.

* * *

Биорефакторинг на заре своего появления казался странной нелепой игрушкой, бесполезной альтернативой таких понятных и солидных, но топчущихся на месте протезов. Горсть микромашин помещается в тело, а тело погружается в сон, и машины начинают перестройку. Клетка за клеткой, ткань за тканью проникают везде и всюду, вытесняя коренное население, присасываясь к кровеносным сосудам, перехватывая сигналы нервов. Они учатся подражать заменяемой части, наблюдая за её работой. А накопленные знания могут использовать другие машины. Первый рефакторинг мышиной ноги занял почти год и не был успешным. У следующей группы это был уже месяц. Две недели, неделя, день. Микромашины могли и быстрее. Плоть не могла.

Биорефакторинг вошёл в моду. Как мобильная связь, сначала простенькие модели у богатых и успешных, потом модели на любой вкус – у всех. В детстве Марины всё ещё только начиналось. Громко протестовала церковь, втихаря поправляя отказывающие конечности своих одряхлевших лидеров, бурно негодовали военные, попутно делая миллионные закупки микромашин и разрабатывая свои программы. Всё как всегда. Когда родилась Лиза, всё это стало повседневностью.

Стоила процедура как хороший автомобиль, но зато последующие изменения вносить было легко. Просто ещё одна программа для микромашин, пара деньков принудительного сна – и всё готово. И ещё специальное питание, это как бензин.

Лиза очень любила плавать. Так всё и началось, с каких-то знаменитых на весь мир соревнований. Ноги, превращающиеся в ласты. Руки – она вытягивала их вперёд и буквально превращалась в маленькую торпеду. И как вишенка на торте – жабры. Это уже мама настояла – очень она боялась, что Лиза захлебнётся и утонет.

Спортом Марина не увлекалась, да и вообще вся эта техномагия казалась ей ненужной. На вопросы знакомых отвечала «Я слишком стара для всего этого» или «Я слишком молода». Ей предлагали хотя бы попробовать. «Смотри, – говорили ей, и зажатый в ладони фотоаппарат выезжал на метр вверх, – я могу делать селфи!» Встроенный в кисть селфи-стик был самым дешёвым и банальным модулем и шёл на распродаже по цене самоката.

Однажды, гуляя по набережной, она встретила знакомого старичка-художника. Его левая рука заменяла ему мольберт, а правая превратилась в причудливое сплетение кистей. Он сосредоточенно рисовал неспокойную Неву, чаек, набережную, а пока Марина шла в его сторону, успел нарисовать и её.

– Я теперь их десяткам рисую, – похвастался старик и попытался поправить шляпу перепачканными в красках кистями. – Тьфу, – он досадливо взглянул на свою руку, и та приобрела нормальный вид, – всё время забываю.

– И как они вам, не мешают? – спросила Марина, разглядывая написанные работы.

– Совершенно не мешают, – замотал он головой. – Я, Мариночка, вам так скажу: надо успевать за прогрессом, если хотите чего-то добиться. Иначе вас обскачут, – он присвистнул, – ахнуть не успеете.

Уже потом, вспоминая тот разговор, Марина не могла точно вспомнить – понравились ли ей его новые картины, что он рисовал десятками в день? Кто рисовал их – он или машина? Кто потом рисовал её собственные рисунки – сама Марина или тысячи людей до неё, у которых машины подслушали верные и неверные движения?

* * *

Ближе к полудню они снова вышли к железной дороге.

– Поедем на поезде? – спросила Лиза.

– Не, заяц, поезда не ходят, – ответила Марина, осматриваясь. – Устала?

– Я долго могу шагать, – ответила Лиза и случайно поменяла форму ступней. Кроссовки в очередной раз треснули.

– Эй-эй, – строго сказала Марина. – Порвёшь ботинки – пойдёшь босиком. Как хоббит.

– А кто такой хоббит? – Девочка взбежала по гравию, опустилась на четвереньки и приложила ухо к рельсам. – Никто не едет!

Марина перешла пути и приготовилась углубиться в чащу леса, как вдруг ей померещился шум пропеллера. Она замерла и подманила к себе Лизу, жестом попросив помолчать. Вроде тишина.

– Мы сейчас где? – шёпотом спросила она.

Лиза задумалась. Где-то в её мозгу модуль «Юный натуралист» пытался установить местоположение без GPS-сигнала. Она стала осматриваться – неестественно, рывками, сканируя, – и выдала:

– Станция Орехово. Озеро Фигурное к северу, два километра. Идём к озеру?

– Веди. Только не по тропе.

Сделав несколько шагов вглубь леса, Марина обернулась. Что-то промелькнуло вдоль железной дороги? Или показалось? Она посмотрела на часы – 12:33.

«Подходящее время для беды», – подумала она.

* * *

Эта война должна была затмить историю прежних войн. Она должна была начаться величайшей бойней, а закончиться ядерным апокалипсисом. Симфония была расписана по нотам, инструменты настроены, дирижёры вступили на подмостки в безупречно чёрных фраках с остро наточенными палочками – и в 12:37 заиграли марши.

Марина помнит себя в толпе, на празднике, превратившемся в парад. Помнит, как её рука взмыла в приветствии против её воли и как она силилась опустить её. Помнит, как их напутствовал верховный главнокомандующий и что вместо десятка кисточек её рука родила из себя винтовку. Мир стал красно-зелёным, поделился на своих и чужих. А потом налетели дроны, и все цвета перемешались. Кажется, голос по радио вещал, что наши дроны взломали сорок процентов населения Нью-Йорка, и город охватила паника. Голос в упор не замечал, как то же самое происходило прямо здесь.

Марина отказывается вспоминать, сделала ли она хоть один выстрел по людям. Ей кажется, что нет. Ей кажется, что она спряталась, закрылась на засов и сжала голову руками, пытаясь заткнуть бьющий ключом адреналин.

Через полчаса крики на улице стихли, раздавались лишь стоны и плач. В воздухе повисло тягостное ожидание свиста падающих бомб.

Но бомбы не упали.

* * *

Дорога вокруг озера отняла почти целый день. То и дело им на пути попадались оставленные стоянки – палатки, автомобили, даже надувная лодка, спущенная на воду. Кое-где ещё стояли на рогатинах удочки. Марина старалась внимательно осмотреть их первой, но Лиза, как всегда, проворно вырывалась вперёд или вдруг кричала с ветки дерева: «Смотри, там дядя лежит!» У Марины сжималось сердце, и она не жалела ног, чтобы обойти такие лагери подальше.

Вечером они устроились на песчаном пятачке, неприметном с дороги, со следами старых кострищ и грудой мусора в кустах. Там-то их и настиг дрон.

Марина первой услышала назойливое тарахтение пропеллера и настороженно приподнялась. Он летал где-то в отдалении, звук многократно отражался водной гладью и скрывал его местоположение.

– Иди сюда, – негромко попросила Марина и уселась в объятия старых корней, вгрызшихся в песок. Лиза тихо подбежала и села рядом, забившись ей подмышку.

Звук нарастал. Вместе с ним в ушах загрохотали барабаны и леденяще завыла сирена. Марина почувствовала яростное желание занять место в строю и дать отпор любому врагу.

– Марина…

– Да, заяц?

– Ты краснеешь.

Марина присела на корточки и взяла Лизу за плечи. Та дрожала и всхлипывала.

– Лизка, слушай меня. Это не ты, понимаешь? Ты не хочешь драться. Надо вытерпеть, как укол. Давай, представь, что тебе делают укол и надо просто перетерпеть. Крепись, не поддавайся. Эй! – Она весело улыбнулась и погладила сестру по волосам. – Ты у меня умница, ты справишься.

Вой сирены в голове нарастал. Зрение сбоило, выдавая помехи, – видимо, дрон пытался наладить связь со штабом. Марина быстро огляделась, пытаясь обнаружить летающую заразу. А когда посмотрела на Лизу снова, увидела лишь ярко-красное пятно, мерзкую густую размазню. Клякса омерзительно ухмылялась.

«Нет, это всё ложь. Это Лиза, я знаю. Тебе меня не обмануть».

– Не надо, – попросила она. Изображение мигнуло на мгновение, показав напуганную маленькую девочку. А потом раздался лязг – это сработала защита, и выставленная рука схватила прилетевшее в неё лезвие.

Марина отскочила назад, сбрасывая рюкзак и мешающую куртку. Выставив левую руку вперёд, она попыталась превратить вторую руку в клещи – ими было удобно сдерживать Лизу, не причиняя вреда. Но против её воли выскочила винтовка, и грянул выстрел.

«Вот дрянь, я же тебя разряжала!» – выругалась мысленно Марина. Пуля выбила ворох щепок с дерева и срикошетила в озеро. Лиза успела увернуться и теперь мелькала между деревьями, подбираясь ближе. Глаза её горели чьей-то чужой ненавистью.

Вращаясь на месте, Марина всё-таки прозевала момент, и сестра накинулась на неё сзади стальным вихрем. С трудом отбиваясь, девушка сделала резкий выпад вперёд и ударила наотмашь. Лиза отлетела на несколько метров, перевернулась, как кошка, и вонзилась лезвиями – руками и ногами – в дерево. Обернулась, вывернулась, зло посмотрела. На щеке красовался свежий красный след.

«Господи, прости меня, Лизка». Это было какой-то пыткой, дурным сном, злой сказкой. Опять, опять и опять. Девочка рванулась к озеру, разбежалась и нырнула рыбкой, вошла как нож в масло, без брызг и всплеска. Марина схватилась за ствол дерева, чтобы отдышаться, и почувствовала боль в левой руке. В прорезях кровавых порезов резвились микромашины, восстанавливая слабую плоть. «Заделывают брешь в обороне, – с бессильной ненавистью подумала Марина. – Однажды они заменят меня всю. Ради моей же безопасности они меня убьют».

Лиза не появлялась. Вода была мутной, и Марина не знала, откуда ждать нападения. Прислушалась.

«Тихо. Только лягушки на том конце озера курлычут. Сами по себе или Лизы испугались? Хорошо хоть дрона больше не слышно. Улетел искать других уклонистов. А тот, кто их создал, где он сейчас? С кем сражается – с детьми, с друзьями, с родителями? Говорят, всё можно использовать во благо или во зло, что изобретатель не виноват. Но ведь тот, кто создал этих летающих комиссаров, знал же, что делает?»

Начинало темнеть. Марина начала беспокоиться. «Действие призыва скоро кончится, и Лиза поймёт, где она и что с ней? А почему я решила, что скоро кончится? Я всё ещё его слышу, я всё ещё жажду крови. И Лиза слышит. Ох, темнеет. И у неё есть ночное зрение, а у меня нет…»

– Ты ждёшь ночи, – произнесла она вслух. – Неужели ты и правда меня тогда убьёшь?

Раздался оглушительный всплеск. Лиза выскочила из воды, словно тигр из засады, зависла в воздухе и с торжествующим криком обрушилась на сестру, ощетинившись остриями лезвий. А Марина отскочила назад, выкинула вперёд левую ладонь и выпалила вспышкой прямо в любимые голубые глаза.

Лизу отбросило на песок и затрясло. Руки и ноги бились в конвульсиях, беспорядочно меняя форму, а сама она жутко и протяжно выла. Потом сирена в голове умолкла, и вой сменился плачем. Марина опустилась на колени рядом с сестрой и обняла её крепко-крепко.

– Всё, всё, дружочек, не плачь. Всё закончилось. Прости меня, прости.

Глава 2

Этим утром Марина проснулась раньше Лизы. Поёжившись, она посмотрела на сестру – та спала, завернувшись в две куртки и свой спальник взамен промокшей накануне одежды. Девушка потянулась, протёрла глаза и спустилась к озеру умыться. Не мешало бы искупаться, но Марина всё ещё стеснялась делать это днём.

Вода была тёплой и почти прозрачной. Наверное, с месяц её никто не баламутил. Поворчав на спутанные волосы и отсутствие расчёски, Марина уселась на погружённый в воду корень, окунув ноги, и осмотрела наспех перебинтованные раны. На левой руке красовался свежий рубец, порезы на ногах были поверхностными и уже затянулись.

«Сколько мы уже идём, интересно?» – подумала Марина и машинально взглянула на часы. Но те тикали себе стрелками и про дату ничего не знали.

– Лизка, подъём, – посигналила она. – Давай умывайся, и пойдём чай готовить.

Кокон из спальников и курток недовольно заворчал и явил миру хмурую заспанную Лизу. Она зевнула, не прикрываясь, вылезла, завёрнутая в Маринину куртку с капюшоном, и пошлёпала босыми ногами к воде. Поплескавшись, она стянула с куста сохнущий комбинезон и принялась одеваться, после чего была отправлена собирать хворост.

Марина тем временем походила по стоянке, пособирала щепок и мелких веток, расчистила кострище и извлекла из рюкзака своё сокровище – линзу. Ни спичек, ни зажигалки она взять с собой не догадалась. За деревьями был слышен хруст сухих веток и пыхтение. Потом вдруг стало как-то тихо, и Марина насторожилась. Вж-ж-жик. Вж-жик. Кто-то водил зубьями по дереву. Ага, вон и тонкая сосенка задрожала в такт.

– Лиза, – строго и громко сказала Марина, – я всё вижу!

Заклинание сработало, пиление прекратилось.

«Сейчас будет проверка», – подумала Марина, устраиваясь с линзой поудобнее.

Вж-жик.

– Лиза!

Из-за еловых веток показалась белокурая голова, глаза горят интересом.

– Эй, а как ты видишь?

– А вот так.

– У тебя какой-то модуль? «Орлиное зрение»?

– Да, модуль. «Старшая сестра» называется. А где хворост?

– Хворост? – задумалась Лиза.

– Чая не будет, – заключила Марина. Ветки тут же схлопнулись, и по лесу промчался маленький торнадо. Через несколько минут кипа хвороста уже лежала перед Мариной, и та довольно хлопнула в ладоши.

– Ура! Тащи кружку.

Другой тары для готовки у них не было.

Потом они сидели на берегу, прихлёбывая из горячей кружки, и играли в слова. Солнце поднималось всё выше и выше, золотя озеро. Кожа предвкушала осенние холода и грелась впрок.

– Марин, – Лиза вдруг прервала игру, – а тот доктор – он хороший человек?

– Да, – улыбнулась Марина.

– Лучше папы?

– Гораздо, – вырвалось у Марины. Она почувствовала гнев и зарождающуюся ненависть и машинально посмотрела на часы. Было двадцать минут второго.

* * *

Марина пришла в себя в каком-то полуподвале, заваленном всяким хламом. Может, здесь было что-то вроде приёмной – два стола с креслами, древний компьютер, календари на стенах. В углу какие-то доски, садовый инвентарь и топор. На полу валялись газеты. Одна из них, раскрытая на середине, пестрела красным и зелёным. Зелёное было правильным, красное – нет. Марина пыталась прочесть заголовки и чувствовала какую-то гниль в словах – неважно, каким цветом они были подсвечены. «Смотрите-ка, „война“ у них зелёное слово. „Война со всеми, если понадобится“. Если понадобится…»

В груди ярким знаменем развевалось какое-то новое чувство. Это было непередаваемое ощущение абсолютного понимания устройства мира и единственно верного способа его переделать. Зелёным и красным окрасилось всё. Зелёные мысли думать можно, красные – нельзя. От зелёных слов нужно заходиться в экстазе, от красных – впадать в бешенство. Всё просто. Никаких полутонов. Никаких других цветов. Красное – стреляй. Стреляй? Она вспомнила праздник на площади, превратившийся в парад, превратившийся в бойню, и её пробила дрожь. «Дальше заговорят ядерные ракеты» – прочла она зелёную надпись в газете. Конечно. Они, должно быть, уже в пути.

За дверью, которую Марина автоматически заперла, когда пряталась, раздались шаги. В тот же миг, как девушка посмотрела на дверь, она отчётливо увидела подсвеченные силуэты с той стороны – красный стоял над лежащим зелёным и злостно ухмылялся. Он протягивает когтистую руку к прекрасному беззащитному юноше, ещё почти мальчику, и тут Марина не выдержала.

– Оставь его!

Красная фигура замерла на мгновение, подняв хищно ухмыляющуюся голову.

– Я врач, – произнёс голос за дверью, – я не причиню вреда. Сейчас перевяжу парню ногу, – Марина отчётливо видела, как говоривший отрывает куски плоти и проглатывает их, – и подойду осмотреть вас, идёт?

«Что за бред, – подумала Марина. – Не могу же я видеть сквозь стену, в самом деле. Глазки мои глазки, зачем вы мне это рисуете?»

Он поднял голову и обратил к ней омерзительную окровавленную пасть. Потом поднялся и сделал шаг в её сторону. Марина с изумлением поднесла к глазам правую руку. Длинные тонкие пальцы исчезли, запястье раскрылось, подобно цветку, а из недр предплечья вытянулся оружейный ствол. Она ощутила, как невесть откуда взявшийся патрон лёг в ложе в ожидании. Марине же, судя по всему, надлежало успокоиться и считать винтовку, выросшую из её руки, частью нормы.

Вместо этого она вскрикнула и затрясла рукой, словно пытаясь стряхнуть паука, но оружие не исчезало. Тогда она попыталась убрать его. Скомандовала, как когда-то своему набору кистей. Никакого отклика.

Доктор сделал ещё один шаг в её сторону, и винтовка тут же нацелилась на него, словно сторожевой пёс, минуту назад лежавший безучастно в будке, а теперь вытянувшийся к чужаку и ощерившийся от носа до хвоста.

– Стойте! – в отчаянии крикнула Марина, пятясь назад. Споткнувшись, она упала спиной на пол, приподнялась на левой руке – правая как заговорённая смотрела в дверь – и поползла спиной вперёд. – Не двигайтесь! Она вас пристрелит!

Врач замер. Марина уткнулась спиной в угол и постаралась отдышаться, левой рукой поправляя задравшееся платье. Чудище стояло, не двигаясь, роняя капли крови с когтей. Отвернувшись, Марина закрыла глаза и начала считать вслух.

– Раз, два, три, четыре, пять…

«Нужно представить, как он выглядит. Так, думай. По голосу молодой, лет тридцать. Пусть будет брюнет. С усами. Ладно, без усов. Нос с горбинкой. Почему с горбинкой? У дяди Вовы такой. Пусть будет похож на дядю Вову. И белый халат. Точно».

Досчитав до тридцати, Марина снова посмотрела на дверь и заставила себя поверить в придуманный образ. Дыхание её замедлилось, сердцебиение стихло. Винтовка нехотя, с сомнением зарылась в руку. Девушка пошевелила пальцами.

«Это же мои пальцы. Моя рука. Она неплохо рисует, хорошо готовит и знает, как защекотать Лизку до слёз. Почему она должна вдруг кого-то убивать?»

– Вы там как, девушка?

– Ох, ну и вопросики, – горько усмехнулась Марина.

– Ранений нет?

– Нет.

– Убивать меня не планируете?

– Нет. Но я себя не контролирую.

– Чушь, – фыркнул доктор, – я же контролирую.

– Рада за вас.

– Не обижайтесь. Скоро это всё закончится.

У Марины сердце провалилось куда-то под пол. Она сглотнула образовавшийся ком в горле и тихо спросила:

– Ракеты?

* * *

Днём, когда они уже шагали по опустевшей дороге, то и дело натыкаясь на брошенные автомобили, это случилось опять. Это было тягуче-мерзкое чувство. Тошнотворно-рвотный привкус во рту, онемение и холод внизу живота и ноющий нарыв где-то внутри. Марина чувствовала, как внутри что-то шевелится, что-то ворочается, чьи-то холодные металлические пальцы лепят из её тела, как из пластилина, смертоносную гнусь. Она охнула и схватилась за живот руками.

– Болит? – участливо спросила Лиза. Марина кивнула.

– Я сейчас, – промычала она сквозь сжатые зубы и медленно, держась за живот одной рукой, сошла с дороги в лес. С трудом шагая среди деревьев, она ощущала себя торговым автоматом. «Кто-то опустил в меня монетку, и вот сейчас монетка катится себе по жёлобу, нажимая рычажки, а потом этот кто-то получит свой товар. Неприятное сравнение. Может, лучше сравнить себя с деревом? Набухает почка, тянет из меня по жилам соки, растёт, вырывается из меня. Какое же мерзкое чувство!»

Марина отошла достаточно далеко и села на мох. Погладила его правой рукой, успокоилась и зажмурила глаза.

Щёлк.

«Заберите ваш товар из лотка, спасибо за покупку».

Её чрево родило свеженькую холёненькую пулю. Машины-акушерки заботливо укутали её в пелёнки патрона и уложили в кроватку-магазин. «Эй, у вас здоровая малышка! – радостно сообщили они, пытаясь вкачать Марине дозу радости в кровь. – Целых четыре грамма! Будьте здоровенькими, берегите её как зеницу ока».

– Чёрта с два, – ответила Марина. Рука извергла ствол винтовки, и новорождённая пуля ушла глубоко в землю. Земля застонала, но выдержала. Марина посидела немного, поглаживая холодный зелёный мох, вытерла пот с лица и вернулась на дорогу.

– Если болит живот, можно приготовить отвар ромашки или мяты, – серьёзно заявила Лиза, шагая рядом. – «Юный натуралист» знает, как они выглядят, давай поищем?

– А ты сама будто не знаешь, – улыбнулась Марина.

– Знаю. Но вдруг я ошибусь. А «Юный натуралист» не ошибается.

Лиза вдруг остановилась.

– Красная точка на земле, – удивлённо произнесла она. Марина едва успела перехватить сестру за руку, не дав приблизиться. Точка мерцала и двигалась из стороны в сторону, будто преграждая путь. Оценив обстановку, Марина резко нырнула в заросли, потащив за собой Лизу.

Точка осталась на месте. Только моргать начала. То появится, то пропадёт. Марина прислушалась – было тихо. Ни шума, ни голоса. Что за чертовщина?

– Я… в четырёх… километрах, – вдруг медленно, по слогам произнесла Лиза, будто читая сложноразборчивый почерк. – Не иди… те… дальше.

– Лиза, ты чего? – озадаченно спросила Марина.

– Это азбука Морзе, – ответила девочка, наблюдая за мигающей точкой. – «Юный натуралист» знает сотню разных сигналов всех народов мира, – повторила она рекламный текст. – Он пишет, что он… снайпер. Кто такой снайпер? А, мы можем… можем выйти, тогда он будет читать по губам.

– Я выйду, – поднялась Марина, – а ты сиди тут.

– Но ты не знаешь азбуку Морзе!

– Будешь суфлёром, как в театре.

«Снайпер – это тот, кто может убить незнакомого ему человека за четыре километра и найти себе оправдание».

Марина вышла из укрытия и встала ровно посреди дороги, в метре от мерцающей точки, и отчётливо произнесла:

– Мы тебя поняли. Что тебе нужно?

– Обойдите стороной, – медленно прочла Лиза. – Не хочу ранить девочку.

– А меня?

– Ты союзник, цвет зелёный.

– Как нам тебя обойти?

– На север. Я на горе Ястребок. Не приближайтесь.

– Спасибо.

– Стой.

Марина, собравшаяся было уже уходить, вздрогнула. Лиза читала текст как учебник, без эмоций. Что это было? Приказ? Мольба? Просьба?

– Да? – нейтрально ответила она.

– Эта… не разобрала слово… работает?

– Повтори, пожалуйста.

– СОМН. Марин, что это?

– Работает.

– Гражданские не убивают друг друга?

– Уже нет. Если только не прилетают дроны.

– Сбиваю по мере возможности.

– Почему ты не уходишь сам?

Лиза помедлила с переводом.

– Ха.

– Что «ха»? – удивилась Марина.

– Это он так написал. Теперь он спрашивает, кто читает его сообщения.

– Девочка. Ей восемь.

– Почти девять! – возмутилась Лиза.

– Лиза, переводи, пожалуйста.

– Говорит, винтовке нужны патроны. Припасов мало. Всё, дальше молчит.

Марина, стараясь сохранить артикуляцию, произнесла почти про себя:

– Они пустили твоё тело на патроны?

– Пишет «да». А что ты спросила?

Марина покачала головой и невольно посмотрела на свою правую руку. Та делала вид, что абсолютно ни при чём. «Эй, я же просто твоя рука, что ты на меня смотришь?»

– Я могу тебе помочь?

– Не нужно. Ко мне приходят. Родные.

– Тогда мы уходим. Прощай.

– Ф… Конец связи. Мне можно уже вылезти отсюда?

* * *

– Ракеты не взлетят. Если, конечно, Миронов и Джонсон сдержат своё слово. Через десять минут увидим своими глазами.

Марина недоверчиво покосилась на дверь.

– Увидим что?

– А вы правда не слышали? – удивился голос. – Про перемирие, про программу СОМН? Я думал, каждый утюг передавал.

– С утюгами тут напряг, – попыталась пошутить Марина.

– Хотите, я вам дам свой телефон, прослушаете? – За дверью послышалось шевеление, и сквозь щель под дверью пролез тонкий чёрный телефон. – Я, признаться, был сильно удивлён. Второй раз за день. Первый раз я удивился, когда наш водитель попытался меня придушить.

Марина всего мельком увидела его руку. Да что там – два пальца. Смуглых, с обкусанными ногтями. Образ доктора в белом халате рассыпался, взгляд её затуманили всполохи пламени. Она выстрелила в телефон – несколько раз, держась левой рукой за ствол и упёршись спиной в стену, – а потом, когда не осталось ни единого осколка, вскочила и двумя последними выстрелами сбила закрытый ею замок. Дверь распахнулась. На полу скорчился молодой человек – кожа смуглая от загара, выжженные русые волосы – и держался за окровавленную кисть. Впрочем, Марина уже ясно видела, что враг просто притворяется и лишь ждёт момента, чтобы прикончить её. Упреждающий удар – вот что было нужно, и она, спрятав разряженное оружие, схватила топор и ринулась на него.

* * *

Весь день Марина спорила со своей совестью, но к вечеру совести пришлось уступить. Запасов еды осталось мало, Лизе нужна была одежда или хотя бы материал для заплат. А ещё впереди зима. Конечно, можно было бы дождаться доктора, но кто знает, смогут ли они вообще встретиться? А тут ещё и тучи набежали, угрожая типичным питерским затяжным дождём без намёка на просвет.

Так и вышло, что ночь сёстры встречали под крышей базы отдыха с пафосным названием «Золотой орех», по счастью, пустующей. Выбрав пустующий номер и строго-настрого запретив Лизе покидать его, Марина отправилась на разведку. Электричества, само собой, не было, водопровод не работал, зато был колодец, полный воды, и – предел мечтаний – настоящая баня. «Завтра же мыться», – решила Марина и пошла поглядеть на отдельные коттеджи – вдруг лучше переселиться в них.

За первым же из них Марину чуть не вывернуло: два трупа, мужчина и женщина, лежали прямо на лестнице из бетонных плит, ведущих к воде. Тела их были порядком обглоданы, кое-где проглядывали следы былых модификаций. Каждый крепко сжимал шею другого. Вернувшись в основной корпус, Марина решила уйти на следующий день. «К чёрту такую баню. Только припасы собрать, поспать и двигать дальше».

На кухне был относительный порядок. Консервы, запас чёрствого, но не плесневелого хлеба, овощи и сухофрукты. В холодильник даже и заглядывать не стоило.

В углу что-то зашевелилось. Крыса. Большая, лохматая и грязная, она кинулась вдоль стены, смешно подпрыгивая, прямо к уже погрызенным мешкам с крупой. И тут – щёлк! писк! – сработала заготовленная невесть когда мышеловка. Крыса забилась в агонии, пытаясь освободить прижатую голову. Чёрные глаза-бусинки стали тускнеть и заплывать.

– Ой, бедная, – воскликнула Марина. Она подошла ближе, хотя и не очень решительно – крыс и мышей она боялась. – Что ж ты так.

Марина поискала глазами что-то, чем можно было бы разжать стальную хватку (очень уж страшно было лезть руками), как вдруг крыса начала меняться. Её шея раздулась, с треском разрывая шкуру, и приподняла рычаг. Лапами она упёрлась в край мышеловки и, сжав их словно пружины, рывком вытащила голову из ловушки. Лапы заскользили по полу и вдруг зацепились за него стальными крючьями. Отряхнувшись, крыса повела носом в сторону девушки, вернула себя к нормальной форме и скрылась в ближайшем мешке.

Присмотревшись напоследок, Марина заметила алое сияние вокруг её тушки.

* * *

Уже позднее, лёжа в постели без сна, Марина сложила два и два. Право же, никто же не думал, что модифицированные тела будут просто так валяться повсюду и звери смогут их пожирать? А ведь машины знают про крыс больше, чем про кого бы то ни было. Они с них начинали.

«Час от часу не легче», – подумала Марина и забылась беспокойным сном. Во сне она сама попала рукой в мышеловку и пыталась выбраться, но пружина слишком тугая, и сил не хватало. Она, кажется, звала Лизу на помощь, но вместо неё появился отец и с улыбкой отрубил ей руку.