Текст книги "Телепат"

– Как это все подходит и ко мне, – прошептал я. – Значит, ты согласна?

– А почему же нет? – нежно произнесла она. – Ведь и я хочу того же.

– Это правда? – не помня себя от счастья, спросил я.

– Ну, конечно, – ответила Таня.

Я крепко обнял ее.

– Мне будет очень плохо, если ты меня бросишь, – произнесла она.

– Я никогда тебя не брошу, – прошептал я.

– Правда?

– Правда.

Таня обняла меня и поцеловала. Я ощутил на своем лице ее слезы. Таня встала с кровати, подошла к окну и одернула шторы. На фоне окна проявился ее возбуждающий силуэт. Я тоже поднялся, подошел к ней, обнял ее сзади и притянул к себе. Меня словно захлестнула теплая и нежная морская волна. Я почувствовал счастье. Мы стояли, смотрели в окно и молчали. В стекло продолжал барабанить дождь. Это был единственный звук, нарушавший тишину. Кот Маркиз лежал в кресле и с любопытством смотрел на нас.

Я уже давно хотел пригласить Таню к себе в гости, но все никак не решался этого сделать. Я стеснялся убогой обстановки своей тесной, однокомнатной каморки. Старая трехрожковая люстра, на которой скопилось уже несколько слоев пыли, выцветшие и грязные обои, неряшливо наклеенные мною на стены более десяти лет назад, старые кресла с протертой обивкой, старая кровать, невзрачные шторы на окнах, – все это словно выпячивало мою бедность. Что же изменилось сегодня? Сегодня я убедился, что Таня сама хотела, чтобы я пригласил ее к себе. Я прочел это в ее мыслях. А тут еще и убедительный повод подвернулся – непогода. Таню абсолютно не интересовала обстановка моей квартиры. Ей был нужен я. Это-то все и решило.

Эта ночь была восхитительна. Столь восхитительной ночи в моей жизни больше никогда не было. Мне страстно хотелось, чтобы она не заканчивалась и продолжалась бесконечно. У меня было такое ощущение, будто я нахожусь в каком-то другом мире, в каком-то другом измерении. Будто меня куда-то несет некая неведомая сила, и я, не сопротивляясь, полностью подчиняюсь ей.

За окном стало рассветать. Я твердо решил сегодня же взяться за ремонт. В моем доме появляется хозяйка.

– 9 —

Петр Филиппович сдержал свое слово насчет «оценки способностей». Он действительно оценил мои способности, и оценил так, что у всех, в том числе и у меня, округлились глаза.

Через несколько дней после того памятного совещания, на котором я разоблачил «Теплоимпэкс», в наш отдел зашла секретарша и протянула мне бумагу.

– Поздравляю вас, Илья Сергеевич, – ласково пропела она.

Я взял листок. Это был приказ о моем переводе на новую должность. От уровня должности у меня непроизвольно открылся рот – заместитель директора по развитию.

На следующее утро в моем новом кабинете прошел самый настоящий крестный ход. Я был непривычен ко всей этой номенклатурной суете, и поэтому она меня тяготила. Начальники всех подразделений завода посчитали своим долгом нанести мне визит. Я посмотрел в два десятка угодливых глаз, пожал два десятка угодливых рук, выслушал два десятка дежурных пожеланий успеха. Но при всем при этом я также прочел два десятка мыслей, не имевших ничего общего с той угодливостью, которую внешне демонстрировали их обладатели. Особенно злобствовали Валерий Семенович, – он опасался, что я расскажу генеральному директору об его неудавшейся афере с валом для станкозавода, – а также Татьяна Петровна, которую, конечно, понять было можно. Когда твой подчиненный, которого ты ни во грош не ставишь, в мгновение ока вдруг становится твоим начальником, это всегда неприятно. Как мне было противно лицезреть все это лицемерие! Но я старательно не подавал виду.

После обеда меня вызвал к себе Петр Филиппович.

– Ну, как, обустроился на новом месте? – спросил он, крепко пожимая мне руку.

– Обустраиваюсь, – ответил я.

– Давай, давай. Я назначил тебя на эту должность, потому что тебе доверяю, – сказал Петр Филиппович, глядя мне прямо в глаза. – У меня есть какое-то чутье, что ты ее потянешь. Назначая тебя своим заместителем, я иду вразрез со всеми номенклатурными законами. С рядовых должностей в замы директора в одночасье не поднимаются. Но я решил рискнуть. Ты в нашей управленческой системе еще не был. Следовательно, ты ею не испорчен. Ты сравнительно молод, энергичен, проницателен. У тебя свежий взгляд. Поэтому, как мне кажется, ты скорее решишь ту задачу, которую я перед тобой поставлю, чем кто-то другой. А задача у тебя будет одна. То, что на нашем заводе дела идут неважно, ты, конечно, видишь. С этим надо кончать. Завод должен расти. Тебе предстоит найти, во-первых, точки роста, а во-вторых, его способы. Все необходимое оборудование у нас есть. Даже в самые тяжелые времена ни одного станка не продали. Но оно большей частью простаивает. Нужны заказы. Полномочия тебе даю самые широкие. Работай. Но работай так, чтобы я не утратил к тебе доверие и не пожалел, что с тобой связался.

Пока генеральный директор меня напутствовал, я проник в его мысли и с удовлетворением отметил, что они не расходились с его словами.

– В первую очередь я попрошу тебя разобраться с отделом маркетинга, – продолжал говорить Петр Филиппович. – Придумай какой-нибудь повод, посиди у них в отделе, а сам понаблюдай, как они работают. У меня такое подозрение, что они вообще ничего не делают. Только чай да кофе весь день гоняют. А может, что и покрепче, тайком. За последний месяц – всего два новых заказа. А ведь отдел маркетинга – это тот самый локомотив, который должен тянуть завод вперед. То же самое относится и к конструкторскому отделу. Ни идей, ни предложений.

Пометив в своем блокноте задания, которые дал мне Петр Филиппович, я вышел из кабинета.

Откровенно говоря, в тот момент я чувствовал себя неуверенно. Ведь у меня не было никакого опыта работы на руководящих должностях. За пятнадцать лет, которые я просидел в планово-экономическом отделе, я привык только исполнять. Я не рвался командовать. И меня вполне устраивало то положение, которое я в тот момент занимал. Столь прохладное отношение к собственной карьере объяснялось просто. В то время я жил отнюдь не работой. Мои мысли были наполнены совсем другим. Я каждый вечер занимался ремонтом квартиры, приводя в ужас своего кота Маркиза, который никак не мог понять, отчего его хозяин вдруг устроил в доме такой бардак, которого он отродясь не видывал. И через два месяца мы с Таней должны были расписаться. Заявление в ЗАГС было уже подано. Я жил именно этим. Так что я даже не знал, радоваться мне повышению по службе или огорчаться.

Начальник отдела маркетинга Сан Саныч, невысокий, толстый, круглолицый мужчина в роговых очках, встретил меня со слащавой улыбкой на лице.

– Илья Сергеевич, рады вас видеть! С проверкой к нам пришли?

– Да какая там проверка, – отмахнулся я. – Тут бы разобраться, что к чему. Въехать, одним словом. За помощью я к вам пришел, а не с проверкой.

– Помочь всегда рады, – заверил меня Сан Саныч.

– Мне нужны данные о тех предприятиях, куда, и в каком объеме мы поставляем свою продукцию. В бухгалтерии не протолкнешься. А у вас посвободнее. Вот поэтому и решил зайти к вам.

– Да ради бога, – расплылся в слащавой улыбке Сан Саныч. – Может, чайку?

– Нет, спасибо, – ответил я. – Чаю я уже напился. Вы дайте мне информацию и отведите какой-нибудь дальний уголок, чтобы я никому не мешал.

– Посидите в моем кабинете, – предложил Сан Саныч.

Я не возражал. Его кабинет примыкал к отделу, и тот прекрасно просматривался через открытую дверь, что, собственно, было мне и нужно.

Я сел за стол Сан Саныча. Тот принес какую-то папку. Я ее открыл и сделал вид, что полностью поглощен изучением ее содержимого. На самом же деле я внимательно, краешком глаза, наблюдал за происходящим в отделе. Подозрения Петра Филипповича подтверждались. В отделе работой и не пахло. Что должны делать сотрудники отдела маркетинга? Искать новых заказчиков. В общем, не слезать с телефонов. Здесь же занимались всем, чем угодно, кроме своих непосредственных служебных обязанностей. Разговаривали друг с другом, пили чай, разгадывали кроссворды, играли в компьютерные игры и отвечали на редкие телефонные звонки. Не отдел маркетинга, а самый что ни на есть настоящий кегельбан. Начальник отдела Сан Саныч не только не препятствовал столь пассивному стилю работы, а напротив, даже его поощрял.

Просидев в отделе маркетинга час и убедившись, что работать здесь никто и не думает, я закрыл папку, вернул ее Сан Санычу, поблагодарил его за помощь и отправился к конструкторам.

Там была такая же ситуация, что и в отделе маркетинга. Даже еще хуже. Если в последнем шла хоть какая-то жизнь, и его сотрудники занимались хотя бы личными делами, то конструкторский отдел являл собой, самое что ни на есть, сонное царство. Одна бабушка, начальник отдела Людмила Павловна, и двое дедушек, инженеры-конструкторы, мирно посапывали, положив головы на чертежные доски. Когда я открыл дверь, они повернулись и посмотрели на меня сонными глазами.

– Илья Сергеевич? – удивленно произнесла Людмила Павловна. – Вы бы могли меня и к себе вызвать. Вам что-то нужно?

– Да, – сказал я, хотя в действительности мне уже было ничего не нужно, ибо я уже получил исчерпывающий ответ на свой вопрос. – Я зашел узнать, как идут дела по разработке новых изделий, производство которых мы могли бы освоить.

– Работаем, – без зазрения совести соврала Людмила Павловна. – Скоро представим свои предложения.

Я молча кивнул головой и закрыл дверь. Что ж, кажется, я знаю, с чего мне следует начать. Отделы, в которые я заходил, явно нуждались в притоке свежей крови.

Петр Филиппович выслушал мой отчет очень внимательно и со всей серьезностью.

– Значит, говоришь, спят? – задумчиво произнес он. – А зачем они тогда здесь нужны? Гони их к чертям собачьим и набирай тех, кто хочет работать, поэнергичнее и помоложе.

– Петр Филиппович, это не так-то просто, – усмехнулся я. – Зарплата у нас небольшая. Молодые на такую зарплату вряд ли пойдут.

– Зарплата потому и небольшая, что на заводе спячка, – отрезал Петр Филиппович. – Если бы мы лучше работали, если бы заказы сыпались один за другим, у нас бы обороты были совсем другими, и зарплаты, соответственно, тоже. А как привлечь к нам молодежь – думай сам. На то ты и мой зам по развитию.

Вернувшись в свой кабинет, я взял чистый листок бумаги и стал обдумывать план действий. Когда план был написан, я перечитал его еще раз и вздохнул. Я представлял, сколько проклятий упадет на мою голову в ближайшие дни! Шаги, обозначенные в плане, были достаточно решительными. Но что делать? Другого выхода я не видел. Передо мной поставили задачу, и я был обязан ее выполнять.

Ушаты грязи стали литься на меня сразу же, как только началась затеянная мною «перестройка». Сначала мне закатила истерику Людмила Павловна. Я вызвал ее к себе и вручил для ознакомления приказ о реорганизации конструкторского отдела, которая предполагала полную замену всего кадрового состава. Людмила Павловна была вне себя.

– Я здесь уже тридцать лет работаю! – кричала она. – А вы на этой должности всего несколько дней и уже целую революцию устраиваете!

Разъяренная донельзя, она выскочила от меня, со всего размаха хлопнув дверью, и тут же побежала к Петру Филипповичу. Но Петр Филиппович слушать ее не стал. Людмила Павловна вышла от него очень быстро и с весьма бледным видом.

Сан Саныч, которому я вручил аналогичный приказ о реорганизации отдела маркетинга, вел себя спокойнее. Он молча кивнул головой, вышел, но тут же, как и Людмила Павловна, бросился к Петру Филипповичу. Генеральный директор был непреклонен: все решения зама по развитию с ним согласованы.

Следующее, что я сделал, это договорился по телефону с ректором политехнического института о встрече со студентами-выпускниками. На дворе был июнь, они получали дипломы, и перед ними вставала проблема трудоустройства. Именно оттуда я и надеялся привлечь на наш завод молодых, энергичных, грамотных ребят.

Едва я положил трубку, как в кабинет заглянула пожилая женщина.

– Можно, Илья Сергеевич?

Ее лицо показалось мне знакомым. Покопавшись в памяти, я вспомнил, что видел ее в отделе маркетинга.

– Заходите, – сказал я.

Женщина прошла к моему столу и села рядом.

– Меня зовут Мария Петровна, – представилась она.

– Очень приятно, – ответил я. – Слушаю вас.

– Я пришла довести до вашего сведения, – продолжала Мария Петровна уже несколько приглушенным голосом, – что когда наш начальник Сан Саныч вернулся от вас, он позволил себе в ваш адрес очень оскорбительные эпитеты. Остальные сотрудники нашего отдела его поддержали. Я с ними не согласна и не желаю иметь с ними ничего общего. Я считаю вас очень перспективным руководителем. Верю, что все ваши решения тщательно продуманы и что они принесут нашему заводу только пользу. Мне очень хотелось бы с вами сотрудничать. Я обязуюсь доводить до вашего сведения всю информацию о настроениях в нашем отделе.

Я почувствовал, как мои глаза лезут на лоб. Ничего себе, визитик! Оригинальная дамочка! Вторая Клавдия Трофимовна, не иначе. В доносчицы пришла наниматься. Уловила, что дни Сан Саныча сочтены, и решила воспользоваться моментом. Так сказать, подсуетиться. Авось, и место нового начальника отдела удастся добыть. Ну и особа!

– Меня в первую очередь интересуют результаты работы вашего отдела, а не информация о настроениях, – ответил я. – Вот вы, например, сколько привлекли новых заказчиков за эти полгода?

Мария Петровна замялась, и это красноречиво свидетельствовало, что ни одного.

– Ну, я уже не помню, – пролепетала она.

– Так вспомните и сделайте сами вывод об эффективности вашей работы, – отрезал я, давая понять, что наш разговор закончен. Мария Петровна поднялась и вышла с весьма растерянным видом. Видимо, она в первый раз встретила руководителя, который не ценит доносы.

Постаравшись унять в себе раздражение, которое вызвал у меня ее визит, я взял чистый лист бумаги и стал продумывать речь, с которой намеревался выступить завтра перед студентами. Но не успел я написать и двух строк, как дверь моего кабинета снова открылась. Передо мной предстала еще одна дама, и тоже из отдела маркетинга.

– Можно, Илья Сергеевич? – буквально пропела она, мило улыбаясь.

– Слушаю вас, – хмуро произнес я, подозревая, что ее приход имеет ту же цель, что и приход Марии Петровны.

– Меня зовут Ольга Николаевна, – снова пропела дама и, не дожидаясь моего приглашения, прошла к моему столу и села рядом.

– Илья Сергеевич, – произнесла она приглушенным голосом, – Я пришла к вам потому, что в нашем отделе царят реакционные настроения. Я не могу с ними мириться, я их не поддерживаю, поэтому и решила обратиться к вам.

Я положил ручку и откинулся в кресле.

– Наш начальник Сан Саныч обрушился сегодня на вас трехэтажным матом, – продолжала свои откровения новая посетительница. – И, что самое возмутительное, все остальные наши сотрудники его поддержали. Я была единственная, кто промолчал.…

– Достаточно, – перебил ее я, понимая, что последует дальше. – Меня, в первую очередь, интересуют результаты работы вашего отдела, а не кто у вас что сказал. Возьмем, например, вас. Сколько новых заказчиков вы привлекли за это полугодие?

Растерянное выражение лица Ольги Николаевны красноречиво высветило цифру ноль.

– Трудно сейчас найти заказчиков, Илья Сергеевич, – стала оправдываться она. – Заводы стоят, экономика в кризисе.

– Да хватит вам! – резко сказал я. – Просто работать надо, а не чай гонять, да на сотрудников доносить. Всего хорошего. Я вас не задерживаю.

Изумленная моими словами, Ольга Николаевна вскочила с перепуганным видом и буквально вылетела из кабинета. Я попытался снова взяться за речь перед студентами, но меня опять оторвали.

Следующим моим гостем оказался один из тех самых двух старичков, которых я видел накануне в конструкторском отделе. Я сначала хотел его с ходу спровадить, думая, что он тоже явился по «доносному» вопросу. Но, заметив в его руках свернутые чертежные листы, передумал.

– Входите, – сказал я. – Садитесь. Слушаю вас.

Старичок робко сел.

– Кондратий Степанович, – представился он.

Я кивнул головой.

– Работаю на заводе уже двадцать пять лет. Вы вчера спрашивали, есть ли у нас разработки новых изделий. Совсем новых разработок пока нет. Но я бы хотел поделиться с вами своими соображениями, которые в свое время были отклонены.

Кондратий Степанович развернул чертежи и положил их передо мной.

– Я не считаю их бесперспективными, поэтому и пришел к вам.

Предложения Кондратия Степановича оказались интересными. Чтобы не вдаваться в технические подробности, скажу только, что это были достаточно простые изделия, которые периодически требовались на любом машиностроительном предприятии, но которые крупные заводы изготавливать давно перестали по причине их невысокой прибыльности. Их теперь завозили из-за границы и продавали по космическим ценам. Таким образом, имелась свободная ниша, которую наше предприятие могло бы занять.

Я поблагодарил Кондратия Степановича за чертежи и пообещал ему показать их генеральному директору. Кондратий Степанович ушел. Его визит оставил у меня приятное впечатление. Если бы все приходили с конкретными предложениями, а не с доносами, глядишь, и завод быстро пошел бы в гору. Чтобы предотвратить дальнейшую инициативу «общественных контролеров», я решил повесить объявление. Взял чистый лист бумаги и написал на нем черным маркером: «С доносами не входить», – после чего прикрепил листок кнопками на двери кабинета. Больше «доброжелатели» меня не беспокоили, и я, наконец, смог продумать свое завтрашнее выступление в политехническом институте.

– 10 —

– Ты уже здесь? – крикнул я, отперев дверь квартиры.

– Да, – отозвалась Таня из глубины комнаты и выглянула в прихожую. Она была вся покрыта мелом. Ее чумазый вид свидетельствовал о том, что она смывала побелку с потолка.

Мы обняли друг друга и поцеловались.

– Ужин на плите, – сказала она. – Пять минут назад разогрела.

Я стал разуваться. Таня уже неделю как переселилась ко мне, и все свое свободное время, остававшееся после работы, мы с ней теперь отдавали ремонту моей квартиры. «Гнездо», в котором нам предстояло вести семейную жизнь, должно было приобрести шикарный вид. Нам обоим этого хотелось.

Из комнаты неспешным, прогулочным шагом вышел Маркиз. Он потерся о мою ногу и мяукнул, что, по всей видимости, означало «добрый вечер». Маркиз последнее время жил в беспокойстве. Изменения в привычном укладе жизни сыпались на него одно за другим. Ему явно не нравилось, что квартира, в которой он прожил всю свою жизнь, вдруг подверглась стихийному бедствию. Увы, я не знал кошачьего языка, и поэтому не мог объяснить ему, что все это – временное явление, и что весь этот бардак придется немного потерпеть ради будущего уюта. Что касается Тани, то Маркиз поначалу принял ее в штыки. Он немилосердно на нее шипел, видимо воспринимая ее как конкурентку за съестные ресурсы и за внимание хозяина. Но Таня любила животных и довольно быстро нашла с моим котом общий язык. Каждый ее приход домой приносил Маркизу то кусок ливерки, то порцию «Ките-кэта», то еще что-нибудь вкусненькое. И Маркиз своим прагматичным кошачьим умом быстро уловил, что присутствие Тани в доме для него очень даже выгодно. Он больше на нее не фыркал, не уворачивался от ее руки и милостиво позволял себя гладить.

Я переоделся в домашнюю одежду, прошел на кухню и стал ужинать.

– Ой, Илюша, совсем забыла, – крикнула мне Таня. – Тебе звонил какой-то Павел. Очень просил ему перезвонить. Телефон я записала. Посмотри на холодильнике белый листок бумаги.

Я вздохнул. Опять этот Павел. И не иначе снова с каким-нибудь жуликом, которого милиция своими силами не может вывести на чистую воду. Нашел себе консультанта. Сейчас, когда я строил свою семейную жизнь, мне меньше всего хотелось отвлекаться на борьбу с преступностью.

Я доел ужин, помыл посуду и набрал номер Павла.

– Привет, старик! – раздался в трубке его голос. – Слушай, нам опять нужна твоя помощь.

– Что случилось? – недовольно спросил я.

– Да, понимаешь, взяли одного типа, фанатика, из этих самых «воинов джихада». Мы точно знаем, что он где-то заложил мину. Но никак не можем его расколоть. Уже и мы с ним работали, и ГБэшники, а он все молчит, как будто немой. Старик, ты пойми, ни дай бог ночью в городе где-то шарахнет. Ты представляешь, сколько людей может погибнуть? Кто его знает, может он мину именно в твоем доме заложил. Подсобишь?

Я озабоченно нахмурился. Ситуация действительно вырисовывалась серьезная. Не помочь в таком деле было нельзя.

– Ладно, заезжай, – сказал я.

– Сейчас буду, – обрадовался Павел. – Я мигом.

Я положил трубку и прошел в комнату.

– Что-нибудь случилось? – спросила Таня, с беспокойством глядя на меня.

Я махнул рукой.

– Да так, ребятам нужно немного помочь. Ты не обидишься, если я отъеду на часок-другой?

– Пожалуйста, – пожала плечами Таня. – Надо – так надо.

Я был ей благодарен за то, что она не стала задавать других вопросов. Вопросов, на которые мне пока не хотелось ей отвечать.

В милиции меня встретили, как родного. Сам начальник отделения, высокий, грузный подполковник, с большими пышными усами, как у Тараса Бульбы, почтительно пожал мне руку и самолично проводил в камеру, где происходил допрос.

Орешек, который мне предстояло в этот раз расколоть, оказался угрюмым субъектом с восточными чертами лица и с безумным блеском в глазах. Это был чеченец. Как сообщил мне Павел, они уже несколько часов всеми возможными способами пытались заставить его заговорить, но безуспешно. «Воин джихада» стойко вынес все примененные к нему приемы оперативно-следственной работы, но не проронил ни слова. Видимо, он чувствовал себя героем и был готов умереть.

Оперативники были вне себя от злости. Фанатик был бледен, как мел, но сохранял на лице ледяное спокойствие. После того, как мы с Павлом зашли в камеру, оперативники с багровыми от ярости лицами вышли в коридор, а возле допрашиваемого остался только интеллигентного вида старичок в очках, больше похожий на профессора, чем на сотрудника карающих органов.

– В «психушке» работает, – шепнул мне Павел, показывая на него глазами.

– Меня зовут Иван Максимович, – негромко обратился к задержанному старичок. – Я врач. Вы можете назвать свое имя?

Задержанный не ответил, продолжая сидеть, крепко сжав кулаки. Я напрягся, пытаясь настроиться на его мысли.

– Ну, не хотите себя называть – не надо, – миролюбиво сказал психиатр после некоторой паузы. – У вас есть семья, жена, дети?

«Погибла вся моя семья», – отчетливо донеслось до меня. Но на лице фанатика не дрогнул ни один мускул.

– А вот у меня есть, – продолжал психиатр. – У меня есть жена, с которой мы живем вместе уже тридцать лет. У меня есть два взрослых сына, которые пошли по моим стопам и тоже стали врачами. Я считаю себя счастливым человеком. У меня есть те, кто мне близок, и кому близок я. У меня есть те, о ком я забочусь, и кто заботится обо мне.

В мыслях задержанного всплыли образы. Я увидел какую-то женщину, а также мальчика и девочку. Очевидно, это были его жена и дети.

– Почему вы так озлоблены на мир? – продолжал говорить Иван Максимович, внимательно глядя задержанному в глаза. – Что этот мир сделал вам плохого? Почему вы хотите убивать? Что заставляет вас идти на убийство ни в чем не повинных перед вами людей? Почему вы не хотите мне это рассказать? Я хочу вам помочь. Не нужно видеть в людях только зло. Ведь мы люди, а не звери. А люди должны друг другу помогать. Это только в волчьей стае господствуют волчьи законы. А мы не в волчьей стае. Мы в человеческом обществе. Поверьте мне, я обязательно вам помогу.

В мыслях задержанного снова стали всплывать образы, и я увидел ужасную картину. Горящий в огне дом. Люди в военной форме. Лежащие на земле в лужах крови женщина и дети. Очевидно, эти воспоминания были очень тяжелы для задержанного. Его глаза немного покраснели. Но, тем не менее, он продолжал сохранять на своем лице маску непроницаемости.

– Я понимаю, что у вас, может быть, есть какие-то веские причины, которые не дают вам возможность жить обычной мирной жизнью, – продолжал говорить Иван Максимович. – Я хочу помочь вам устранить эти причины. Что вам мешает? Вы не можете найти постоянную работу? Вас кто-то серьезно обидел? Давайте разберемся. Кстати, вы верующий?

Фанатик молчал.

– Если вы верующий, вы должны понимать, что убивая людей, вы совершаете страшный грех. Любая религия, будь то христианство, или ислам, или мусульманство, во главу угла ставит человеколюбие. Никакая религия не одобряет убийств. Голубчик, вы только представьте себе картину, которая возникнет, если мина, которую вы где-то заложили, взорвется?…

Иван Максимович продолжал увещевать задержанного, но я его уже не слушал. Я всецело сконцентрировался на мыслях «Голубчика». В них, словно из тумана, стали материализовываться различные объекты. Сначала я увидел большой двенадцатиэтажный жилой дом из белого кирпича с серой металлической дверью. На стене дома отчетливо просматривался номер «13», нарисованный от руки белой краской. После этого в памяти «Голубчика» появился темный подвал. Видимо, это был подвал того самого дома. В углу подвала, возле трубы, просматривался старый потрепанный коричневый чемодан.

Раннее утро. Часы. Стрелки показывают четыре. Громкий взрыв. Задержанный так натурально представил в своем воображении этот взрыв, что у меня зазвенело в ушах. Нижние этажи дома охвачены огнем. Из окон валит дым. Душераздирающие крики мечущихся в панике людей. Дом рушится. После этого в мыслях «Голубчика» снова возникли образы его жены и детей. Они улыбались и говорили: «Спасибо, папа!».

Меня передернуло. Я посмотрел на фанатика. Его глаза светились злорадством. Мне стало не по себе. Этот взрыв обязательно нужно предотвратить. Но как заставить этого безумца назвать улицу, на которой находится тот самый двенадцатиэтажный дом, в подвале которого он заложил мину? Дома с номером тринадцать есть на каждой улице. А улиц в нашем городе было много. Если все их прочесывать, уйдет уйма времени. По доброй воле этот фанатик ничего не скажет. Он скорее умрет, чем позволит вырвать у себя признание. Страдания сделали его дерзким и смелым. Человек, доведенный до отчаяния, способен на самые безумные поступки и готов выдержать все что угодно, лишь бы осуществить задуманную им месть. Силой его не сломать. Здесь нужна хитрость. А что, если попробовать обратиться к нему от имени его погибших жены и детей? Изобразить из себя экстрасенса, способного общаться с душами умерших, и убедить его не делать того, что он задумал. Конечно, это жестоко. Но разве не жестоко, если по его милости погибнут десятки людей? Я бросил взгляд на Павла. Он смотрел на меня с надеждой. И я решился.

– Разрешите задать ему вопрос, – перебил я Ивана Максимовича.

Врач обернулся и с возмущением посмотрел на меня. Кто это посмел помешать ему работать? Но в моих глазах светилась такая решимость, что Иван Максимович спасовал.

– Ну, задайте, задайте, – снисходительно произнес он.

– На какой улице находится этот дом? – спросил я задержанного. – Двенадцатиэтажный дом номер тринадцать с серой металлической дверью. В подвале этого дома, в углу, возле трубы, вы положили старый потрепанный коричневый чемодан. В чемодане мина, детонатор которой поставлен на четыре часа утра. Я повторяю свой вопрос, на какой улице находится этот дом?

«Голубчик» вздрогнул и посмотрел на меня. Его щеки слегка зарумянились. Впервые за все время моего пребывания в камере на его лице проявились эмоции. Иван Максимович удивленно раскрыл рот. Только один Павел сохранял спокойствие. Видимо, он уже привык к моим «ясновидящим» штучкам. Задержанного пробрала дрожь. Его лицо вдруг показалось мне очень усталым. Он вытер ладонью пот со лба. Этот жест красноречиво свидетельствовал, ценой какого сильного нервного напряжения давалось ему то ледяное спокойствие, которое он демонстрировал до сих пор. Теперь он казался совершенно растерянным и сбитым с толку.

– Вам передает привет ваша жена, – мягко сказал я «Голубчику». – Она сейчас стоит рядом с вами. С ней ваши дети, дочь и сын. Вы их не видите и не слышите. Но я их вижу и слышу. Они просят вас никого не убивать. Они вас любят и просят меня вам это передать. Они не хотят, чтобы вы мучились всю оставшуюся жизнь в тюрьме. Они хотят, чтобы вы были счастливы.

«Голубчик» затрясся, как в лихорадке, и отшатнулся.

– Кто вы? – проговорил он нервным шепотом.

– Это не важно, – ответил я.

«Голубчик» обхватил голову руками, стал раскачиваться из стороны в сторону и застонал.

– Гуля, Рашид, Дина, – стонал он. Очевидно, это были имена его жены и детей.

Иван Максимович хотел что-то сказать, но я глазами показал ему, что это излишне. Иван Максимович согласно кивнул головой. Его взгляд был наполнен изумлением и непрерывно следил за мной.

– Вы выполните просьбу вашей семьи? – тихо спросил я «Голубчика».

Наступила тишина.

– Да, – произнес «Голубчик» после небольшой паузы. За эти минуты с ним произошла резкая перемена. Все демоны, сковывающие его тело, словно разом покинули его. Весь его фанатизм куда-то исчез, и перед нами предстал совершенно измученный человек, которого постигло тяжкое горе.

– Этот дом стоит на улице Мира, – сказал он. В его голосе явственно чувствовалось облегчение.

Павел пулей вылетел из камеры. «Голубчик» поднял голову. Из его глаз текли слезы.

– Как ваше имя? – спросил я.

– Ильхам, – ответил он. – Ильхам Юнусов. Я смогу их когда-нибудь еще увидеть?

Я опустил глаза и ничего не сказал.

Ильхам схватился за голову и закричал:

– Выйдите все отсюда! Выйдите, прошу вас! Оставьте меня одного! Я вам все сказал!

Мы с Иваном Максимовичем вышли из камеры. Охранник в коридоре запер дверь на ключ. Через приоткрытое окошко я посмотрел на Ильхама. Он сидел, крепко обхватив голову руками, и плакал.

– Как вас зовут? – спросил Иван Максимович?

– Илья, – ответил я.

– Илья, а вы что, действительно можете общаться с мертвыми?

– Нет, ну что вы! – улыбнулся я.

– Тогда откуда вы все это узнали? Про дом, про подвал, про чемодан, про его жену и детей?

– Да просто угадал, – уклончиво ответил я и попытался уйти. Но Иван Максимович меня не отпускал. Его профессиональная гордость явно была задета. Он, профессор, доктор наук, светило психиатрии, не смог подобрать ключ к замкнувшемуся в своем безумстве фанатику, а я, неизвестно кто, неизвестно откуда, совершенно посторонний для науки человек, вдруг взял, и в один момент решил эту проблему. Иван Максимович, наверное, долго бы мучил меня своими расспросами, но тут к нам подбежал запыхавшийся Павел.