Текст книги "Танковый прорыв. Советские танки в боях 1937—1942 гг."

Из состава 22-го мехкорпуса вблизи границы к началу войны находилась только 41-я танковая дивизия, расквартированная на западной окраине Владимира-Волынского. Остальные дивизии корпуса располагались в районе Ровно, в сотне километров от границы. Правда, 41-я танковая дивизия была самой боеспособной в корпусе – в ней имелось 415 танков, в том числе 142 Т-26 и 31 тяжелый КВ «с большой башней», а также целых 682 автомобиля и 15 тракторов. Увы, для танков КВ-2 не хватало 152-мм снарядов.

Однако 22-й мехкорпус оказался удивительно невезучим соединением – его постоянно преследовали разные беды. Получив сообщение о начале боевых действий, командир 41-й танковой дивизии полковник П. П. Павлов вскрыл имевшийся у него пакет с выпиской из армейского плана прикрытия границы и в точном соответствии с указаниями из этого пакета направил дивизию… в противоположном от противника направлении – к Ковелю, где по плану прикрытия должны были соединиться все силы корпуса. Но это было еще не все. В пути танки Т-26 попали в болото и благополучно в нем застряли, а комдив утратил связь со штабом армии. В результате дивизия на целые сутки оказалась полностью выключена из активных действий. Лишь 24 июня один из ее батальонов поддерживал части 45-й дивизии 15-го стрелкового корпуса при контратаке на Любомль. Не имея связи с дивизией с самого утра 23 июня, командующий 5-й армией генерал-лейтенант Потапов вообще посчитал, что она погибла.

На самом деле 41-я танковая дивизия в конце концов выбралась из болота, и даже без особых потерь. Но утрата связи с командованием и полное непонимание сложившейся вокруг ситуации привели к тому, что дивизию попросту «растащили» на клочки. Из ее состава постоянно выделялись отдельные танковые роты для борьбы с немецкими воздушными десантами – как реальными, так и мифическими. Если учесть, что за десанты постоянно принимались прорвавшиеся в тыл подвижные разведывательные группы противника, то можно представить себе то количество боевых машин, которое исчезло из состава дивизии за два последующих дня и уже не вернулось в нее. Значительная часть танков дивизии по распоряжению командования 15-го стрелкового корпуса была направлена на крайний правый фланг армии для прикрытия Брест-Литовского направления от танкового прорыва немцев (впоследствии выяснилось, что известие о нем оказались дезинформацией). Еще часть танков была выделена для поддержки 87-й стрелковой дивизии, оборонявшей Владимир-Волынский – впоследствии эти машины оказались в распоряжении 215-й мотострелковой дивизии. К исходу 24 июля части 41-й танковой дивизии обороняли шоссе на Ковель и не помышляли ни о каком наступлении…

Еще 22 июня 19-я танковая и 215-я мотострелковая дивизии вместе со штабом корпуса выступили из района Ровно в направлении на Ковель, как и предусматривалось планами прикрытия. Утром 23 июня корпус располагался в 15–30 километрах северо-восточнее Дубно, когда получил приказ командующего 5-й армией повернуть на Владимир-Волынский для отражения наступления противника. М. И Потапов правильно рассудил, что до утра следующего дня сосредоточения всего корпуса ожидать не приходится, а атаковать танками без поддержки пехоты – бессмысленно.

Поэтому он распорядился начать атаку в 4:00 24 июля, а перед этим сосредоточить 19-ю танковую и 215-ю мотострелковую дивизию в районе Войницы, придав последней те два танковых батальона из 41-й танковой дивизии, что действовали совместно с 87-й стрелковой дивизией. 1-я противотанковая бригада генерал-майора К. С. Москаленко должна была поддерживать атаку танков.[190]190
  В 36-м выпуске «Сборника боевых документов» (с. 129) время сосредоточения бригады Москаленко указано неверно – 4:00 23 июня вместо 24-го. Отсюда эта ошибочная дата пошла гулять по другим исследовательским работам. Сам приказ М. И. Потапова в сборнике не датирован, однако известно, что в штаб фронта он был доложен около 11 часов утра 23 июня.


[Закрыть] Совместно с выдвигавшимися сюда же частями 27-го стрелкового корпуса планировалось атаковать в направлении на Владимир-Волынский и уничтожить прорвавшуюся сюда группировку противника.

Увы, все опять пошло не так, как планировалось. Выехав в направлении Владимир-Волынского, утром 24 июня штаб мехкорпуса находился юго-восточнее города, имея при себе ничтожную охрану – несколько броневиков и два танка. 19-я танковая дивизия запаздывала, командир корпуса генерал-майор С. М. Кондрусев тщетно пытался связаться с 41-й танковой дивизией по радио или хотя бы отыскать ее следы на местности. Но вместо этого штабная колонна чуть было не напоролась на передовой отряд 14-й немецкой танковой дивизии, прорвавшийся от Устилуга через Владимир-Волынский, обойдя оборону 87-й стрелковой дивизии с севера. По счастью, здесь, восточнее Войницы, уже развернулась 1-я противотанковая артиллерийская бригада – точнее, ее головные артиллерийские дивизионы, выброшенные по шоссе от Луцка.

19-я танковая дивизия вышла в район Войницы лишь в районе 13 часов 24 июня. Из имевшихся у нее 163 танков (в основном Т-26) 118 машин (72 %) было потеряно еще на марше. Оставшиеся 45 танков и 12 бронеавтомобилей 14 часов при поддержке пехоты 135-й стрелковой дивизии атаковали части 298-й пехотной дивизии противника и к 16:30 отбросили ее к Войнице и селу Локачи.

Через два-три часа противник атаковал вновь – на этот раз танки 14-й танковой дивизии двинулись через Войницу вдоль шоссе. Артиллеристы Москаленко отбили эту атаку, но при этом было потеряно четыре батареи 712-го артиллерийского полка вместе со всем личным составом.[191]191
  1-я аптабр была вооружена 85-мм, 76-мм и 37-мм зенитными орудиями, однако снарядов 85 и 37 миллиметров имелось крайне мало.


[Закрыть] В этом бою осколком снаряда был убит и генерал Кондрусев, находившийся на КП арт-бригады, после чего в командование механизированным корпусом вступил начальник штаба генерал-майор В. С. Тамручи.

По утверждениям Москаленко, после отступления противника на поле боя осталось догорать около 70 танков и бронемашин – цифра достаточно солидная, даже если поделить ее примерно пополам. Однако танковая атака оказалась неудачной – немцы успели выдвинуть в первый эшелон противотанковые орудия, от огня которых наступающие легкие машины понесли большие потери. В ходе развернувшегося сражения 19-я танковая дивизия была фактически разгромлена – она потеряла все свои танки, а в артиллерийском полку осталось всего 14 орудий. Командир дивизии генерал-майор К. А. Семенченко был ранен, оба командира танковых полков погибли, начальник артиллерии пропал без вести, а командир мотострелкового полка умер от ран. Немцы заявили о 267 уничтоженных советских танках – видимо, посчитав в их числе и брошенные по дороге машины.

В ночь на 25 июня остатки 19-й танковой и 135-й стрелковой дивизии начали отходить на Торчин и далее севернее Луцка, поскольку шоссе уже оказалось перерезанным. Днем 25 июня 13-я танковая дивизия 3-го мотокорпуса противника заняла практически никем не обороняемый Луцк. Вечером того же дня немцы с ходу попытались форсировать Стырь, но были отброшены от мостов артиллерией 135-й стрелковой дивизии и третьего эшелона противотанковой бригады.

215-я моторизованная дивизия полковника П. А. Барабанова действовала несколько успешнее – выйдя севернее Владимира-Волынского лишь к вечеру 24 июня, она отбросила к городу передовые части 298-й пехотной дивизии, но на рассвете следующего дня была сама атакована немцами и отступила в сторону Ковеля. Танковый полк дивизии в этом бою участия не принимал, поскольку все его машины (129 БТ), израсходовав горючее, отстали от дивизии и остались в районе Казина (15 км северо-западнее Луцка). Позднее 215-я мотодивизия действовала совместно с 41-й танковой дивизией, но участия в танковом сражении в треугольнике Луцк—Дубно—Броды участия уже не принимала.

* * *

Итак, к исходу первого дня войны передовые танковые части 48-го моторизованного корпуса вермахта продвинулись в восточном направлении на расстояние до 30 км, как нож сквозь масло пройдя через территорию 4-го укрепрайона и расширяя брешь на стыке 5-й и 6-й армий. На следующий день 11-я немецкая танковая дивизия захватила Радзехов и Лопатин и вышла к реке Стырь, а в ночь на 24-е захватила мосты через Стырь у города Берестечко и села Мерва западнее него. Вслед за танковыми выдвигались и пехотные соединения, а моторизованный передовой отряд 57-й пехотной дивизии в этот же день 24 июня переправился через Стырь у села Пляшева, в 6 километрах северо-восточнее Берестечко, возле устья реки Пляшевка.

3-й моторизованный корпус пока сдерживался перед Владимиром-Волынским дивизиями 5-й армии, фланги которых уже обтекались немецкими войсками. На остальных участках фронта передовые части отчаянно удерживали рубежи обороны вблизи границы, веря, что бронированные армады механизированных корпусов вот-вот нанесут свои сокрушительные контрудары по зарвавшемуся врагу.

Между тем для первого этапа контрнаступления командование Юго-Западного фронта имело только три механизированных корпуса южной ударной группировки – 4-й, 8-й и 15-й. Из них 15-й уже сосредотачивался для наступления, а остальные два необходимо было еще перебросить в исходный район с запада. Северную ударную группировку в составе 22-го, 9-го и 19-го мехкорпусов планировалось ввести в действие чуть позже – после сосредоточения указанных корпусов в районе Владимира-Волынского. Атаку 15-го мехкорпуса должен был поддержать выдвигающийся из Старо-Константи-новского укрепрайона на старой границе 37-й стрелковый корпус (141-я, 139-я и 80-я стрелковые дивизии).

Утром 23 июня был подписан приказ на наступление 15-го мехкорпуса. Во взаимодействии с 4-м мехкорпусом и 3-й кавалерийской дивизией он должен был нанести удар в направлении на Радзехов и Сокаль, уничтожив группировку противника, действующую на этом направлении.

Нельзя не отрицать, что план контрудара был крайне здравым: он не посылал танки на Люблин, а предполагал лишь установить связь с частями 5-й армии. Из штаба фронта во все корпуса были направлены представители штаба фронта, которые должны были лично ознакомиться с ситуацией и проконтролировать выполнение приказов. Казалось, ситуация взята под контроль, порядок наведен, и можно спокойно ждать результатов сражения. Однако не тут-то было.

Сначала прервалась связь со штабом 5-й армии. Потом выяснилось, что 4-й мехкорпус позарез нужен командующему 6-й армией для нанесения контрудара на запад от Янова, куда по поступившей в штаб 6-й армии информации ночью на 23 июня прорвались немецкие танки. Поэтому, кроме трех выделенных ранее батальонов, генерал Музыченко к Бродам и Радзехову так ничего и не послал. И это при том, что 4-й механизированный корпус был одним из самых хорошо оснащенных в РККА. Он имел 892 танка, в том числе 68 Т-28, 359 Т-34 и 99 КВ, примерно поровну распределенных по обеим танковым дивизиям – 8-й и 32-й.

Правда, рано утром 23 июня, получив указания от командования фронтом, командующий 6-й отдал командиру 4-го механизированного корпуса распоряжение на участие в контрударе на радзеховском направлении совместно с 15-м мехкорпусом. Однако составлен его приказ был очень странно. Во-первых, он распылял силы корпуса на два направления: на Радзехов (выдвинутым накануне отрядом подполковника Лысенко) и на запад, на Мосты Вельке, для поддержки 3-й кавалерийской дивизии. Во вторых, активные действия предписывались лишь отряду Лысенко, остальным частям корпуса предлагалось «выбросить мотопехоту на рубеж (иск.) Желдец, Турынка, Кулява, Замечек, остальными силами быть готовым к уничтожению пархачской механизированной группировки противника, во взаимодействии с 15-м механизированным корпусом, который будет наносить удар на Радзехув, Корчын. Вспомогательный удар нанести в направлении м. Холоюв, Каменка Струмилова[150], Купныволя, м. Мосты Вельке (силами отряда, высланного для уничтожения противника в районе Радзехув)».[192]192
  Ныне Каменка-Бугская.


[Закрыть]

Таким образом, основная часть 4-го мехкорпуса должна была ждать дополнительных приказов, а мотополк 32-й танковой дивизии (без автотранспорта) оставался в подчинении командира 6-го стрелкового корпуса. Впрочем, даже этот приказ был получен командирами частей лишь утром 23 июня, когда они уже успели удалиться от Львова на запад – для выполнения прежнего распоряжения на контрудар в районе Дуньковице. Так, 32-я танковая дивизия в момент его получения находилась уже в 30 км от Лозина, и командиру дивизии пришлось поворачивать ее колонну в обратном направлении. Появившееся чуть позднее уточняющее распоряжение командования армии еще более запутало ситуацию, предписав нанесение «против пархачской группировки короткого удара, после чего, не оставляя для 3-й кавалерийской дивизии мотополков, [корпусу] сосредоточиться в районе Вионзова, лес западнее Жулкев, Блыщыводы».[193]193
  Сборник боевых документов Великой Отечественной войны. Вып. 36. М.: ВНУ ГШ, 1958. С. 183. Следует заметить, что Мосты Вельке (Великие Мосты) и Холоюв находятся в разных направлениях от Каменки-Струмиловой (на северо-запад и на северо-восток), и куда следует двигаться частям корпуса, из этого приказа остается совершенно неясным.


[Закрыть]

Но хуже всего получилось с 8-м мехкорпусом. Этот корпус насчитывал 858[194]194
  Генерал Д. И. Рябышев, бывший командующий 8-м механизированным корпусом, называет другую цифру – 932.


[Закрыть] танков, в том числе из них 71 (по другим данным – 89) КВ, 100 танков Т-34 и около 50 устаревших тяжелых машин Т-35. Части корпуса были неплохо оснащены автотранспортом, однако имели слабую артиллерию – в особенности зенитную. К началу войны 12-я танковая дивизия генерал-майора Т. А. Мишанина и 7-я моторизованная дивизия полковника А.В. Герасимова располагались в районе Стрый и Дрогобыч в 50 км южнее Львова, а 34-я танковая дивизия полковника И. В. Васильева находилась в районе Садовой Вишни и Городка, в 20 км западнее Львова.

Еще 20 июня 1941 года по распоряжению штаба Киевского Особого военного округа все танки корпуса (в том числе и находившиеся на консервации) были полностью заправлены горючим и получили боекомплект. К вечеру 22 июня, следуя приказу командования 26-й армии, подразделения корпуса проделали 50-километровый марш и соединились в районе Самбора в 60 км к юго-западу от Львова, понеся некоторые потери от действий авиации противника (в 7-й мотодивизии было убито 70 и ранено 120 человек). Но уже ночью командир корпуса генерал Рябышев получил от командующего фронтом приказ – перейти в распоряжение 6-й армии и к утру следующего дня сосредоточиться в районе Винники и Куровице восточнее Львова.

Поздно ночью корпус начал выдвижение в новый район по двум параллельным дорогам. К 11:00 23 июня головные части его дивизий уже находились у Куровице, Миколаева и Грудек-Ягелоньски, то есть восточнее Львова. Однако тут произошло то, чего командование фронтом не могло и предполагать…

Отдавая генералу Рябышеву приказ о наступлении, генерал Кирпонос рассчитывал использовать его корпус для контрудара на стыке 5-й и 6-й армий в направлении на Радзехов и Сокаль. Но далее начинаются события одно загадочнее другого.

До сих пор не вполне ясно, что же в действительности происходило в штабе Юго-Западного фронта в ночь с 22 на 23 июня 1941 года. Иван Христофорович Баграмян[195]195
  Впоследствии Маршал Советского Союза и заместитель министра обороны СССР, а в описываемое время – начальника оперативного отдела штаба ЮЗФ.


[Закрыть] в своих мемуарах «Так начиналась война» пишет, что вечером 22 июня в Тернополь, где располагался штаб Юго-Западного фронта, прибыл начальник Генерального штаба РККА генерал армии Георгий Константинович Жуков в сопровождении только что назначенного членом Военного совета фронта Н. С. Хрущева. Цель приезда – контроль за выполнением приказа Ставки о наступлении на Люблин.

Странно, что при этом на директиве № 3, предписывающей наступление на Люблин и датированной 21:15 22 июня после подписей Тимошенко и Маленкова стоит автограф Г. К. Жукова – то есть в указанное время он еще был в Москве.[196]196
  В. К. Краснов в книге «Неизвестный Жуков. Лавры и тернии полководца» утверждает, что эта подпись по распоряжению Сталина была сделана уже в отсутствии Жукова – не уточняя при этом, как такое возможно.


[Закрыть] Никита Сергеевич в своих мемуарах прямо признавал, что не помнит, на какой день войны Жуков прибыл в Киев. Но поскольку из Киева в Тернополь Хрущев с Жуковым добирались на автомашине и в штаб ЮЗФ приехали под вечер, это никак не мог быть вечер 22 июня.

Так или иначе, после краткого совещания Жуков в сопровождении представителей штаба фронта отбыл в расположение 8-го мехкорпуса для того, чтобы проследить за его подготовкой к контрнаступлению. Это описано и в мемуарах самого Жукова. Более того, Георгий Константинович рассказывает о том, как он прибыл в штаб Рябышева. Командир 8-го мехкорпуса якобы доложил ему о том, что корпус уже заканчивает сосредоточение в районе Броды и после необходимого суточного (?) отдыха утром 24 июня будет готов к наступлению на Радзехов.

Скорее всего, Баграмян в своих воспоминаниях честно ошибся в датировке событий, поверив ранее изданным мемуарам Жукова и сдвинув по времени дату прибытия последнего в штаб фронта. Тем более что это косвенно снимало с руководства Юго-Западного фронта ответственность за дальнейшую судьбу 8-го мехкорпуса. Судя по всему, штаб фронта, отдав Рябышеву необходимые распоряжения на контрудар, забыл проинформировать генерала Музыченко о планах контрудара. По крайней мере, иного внятного объяснения дальнейшим событиям отыскать не удается. Но тот факт, что сам Жуков не запомнил ни дат, ни маршрута своих передвижений, сам по себе много говорит об уровне подготовки операции со стороны Генерального штаба РККА.[197]197
  Чтобы избежать досадной ошибки, Георгию Константиновичу при написании своих мемуаров стоило лишь заглянуть в соответствующие архивные документы и печатные источники. Однако он не счел нужным сделать даже это.


[Закрыть]

Что же случилось дальше? Генерал-лейтенант Музыченко был куда более озабочен положением в районе севернее Перемышля, нежели стыком с 5-й армией. Поэтому не удивительно, что, получив в свое распоряжение механизированный корпус, он решил использовать его именно здесь – не на правом, а на левом фланге своей 6-й армии. С этой целью около полудня 23 июня он лично отдал командиру 8-го механизированного корпуса совершенно другой приказ: повернуть обратно и сосредоточиться в районе Яворова западнее Львова, где поддержать части 6-го стрелкового корпуса. Именно здесь, по мнению командарма-6, противник и наносил главный удар.

К этому моменту часть сил корпуса уже находились в районе Куровице, а командование и штаб были разбросаны по дорогам от Перемышля до Львова, поэтому распоряжение Музыченко добралось до них не сразу и не одновременно. Корпус вновь повернул на 180 градусов и двинулся на запад. К этому моменту основные силы корпуса «накрутили» уже свыше 200 километров – но большинство соединений еще ни разу не вступило в бой. А генерал Рябышев окончательно перестал понимать, кто и чего от него хочет.

Во второй половине дня 23 июля он получил из штаба фронта новый приказ – ему предписывалось:

«1. Немедленно принять меры [для] установления связи с командиром 15-го механизированного корпуса.

2. Ускорить всемерно выдвижение механизированного корпуса в район Броды.

…Установив прочно взаимодействие с 15-м механизированным корпусом, с утра 24.6.41 г. атаковать и уничтожить танки противника в направлении по обстановке».[198]198
  Сборник боевых документов Великой Отечественной войны. Вып. 36. М.: ВНУ ГШ, 1958. С. 15.


[Закрыть]

Поэтому в 15:30 командующий 6-й армией отдал новый приказ, в корне перечеркивавший предыдущий:

«Остановить части и повернуть по маршруту Красне, Олеске, Броды.

Севернее Броды танки противника ведут бой с 15-м механизированным корпусом. Бой для 15-го механизированного корпуса неуспешен. Имеются данные, что колонна танков прошла м. Берестечко…

Командиру 8-го механизированного корпуса войти в связь с командиром 15-го механизированного корпуса и совместными действиями уничтожить танковую группу противника в направлении Дубно. Удар на Броды, в дальнейшем по обстановке, либо на м. Берестечко, либо на Дубно, ибо есть основание, что танковая колонна из Берестечко двинется на Дубно.

Доносить каждый час по радио положение голов колонн».[199]199
  Там же, с. 185.


[Закрыть]

В 6 утра 24 июня начался новый марш. На этот раз двигаться на восток оказалось гораздо сложнее – дороги уже были забиты войсками и колоннами эвакуирующихся. Около полудня, очередной раз проходя через Львов, части 8-го мехкорпуса буквально столкнулись с двигавшееся навстречу 32-й танковой дивизией 4-го механизированного корпуса. Вечером 24 июня (а вовсе не двумя днями раньше!) в расположение 8-го мехкорпуса прибыл лично Г. К. Жуков, чтобы проследить за его подготовкой к бою. Вот как описывает это Д. И. Рябышев:

«К 20 часам главные силы корпуса были выведены на свои маршруты и двинулись к Бродам по двум дорогам: через горняцкий центр, город Золочев, и через город Буск. Колонны шли на предельной скорости. К сожалению, следовавшая за ними корпусная артиллерия на тракторной тяге значительно отставала, разница в скоростях задерживала общее сосредоточение войск. А так как в бой вступать хотелось с артиллерией, то приходилось делать остановки. Часто приходилось останавливаться и потому, что колонны подвергались ударам вражеской авиации. Наши зенитчики вели по ним довольно эффективный огонь. На марше они сбили четыре самолета.

Пройдя город Буск, мы сделали короткий привал и тут увидели подъезжавший к нам легковой ЗИС. Из машины вышел начальник Генерального штаба Красной Армии генерал армии Г. К. Жуков. Георгий Константинович, выслушав мой доклад, потребовал доложить мое решение на предстоящий бой. Докладывал ему по карте, кратко. После этого доложил о налетах вражеской авиации и сбитых бомбардировщиках. Жуков одобрил и решение на бой, и действия наших зенитчиков.

Поскольку я не завтракал, решил здесь же подкрепиться чаем и бутербродом и предложил покушать с нами генералу Жукову. Георгий Константинович, вероятно, тоже еще не позавтракавший, охотно согласился. А через десять минут он уже уехал в штаб фронта».[200]200
  Д. И. Рябышев. Первый год войны. М.: Воениздат, 1989. С. 20–21. В примечании автор специально добавляет: «Упоминаемая маршалом Г. К. Жуковым в его книге „Воспоминания и размышления" встреча со штабом 8-го мехкорпуса произошла именно здесь 24 июня 1941 года, на исходе светового дня».


[Закрыть]

В итоге 12-я и 34-я танковые дивизии вышли к назначенному им рубежу по рекам Ситенке и Слоновке (правый приток Стыри) у Лешнева лишь к утру 26 июня. Шедшая левее 7-я моторизованная дивизия развернулась в исходном районе Соколовка, Адамы (20 км южнее Лопатина) только в 11 часов того же дня. Всего до начала боев корпус прошел в среднем около 500 километров, за время этого безумного марша оставив на дорогах до половины своей техники.

Словом, проблем с сосредоточением не возникло только у одного механизированного корпуса – 15-го, на который командование возлагало самые большие надежды. К сожалению, этим надеждам не суждено было оправдаться.

С начала войны корпус действовал согласно планам прикрытия из «красного пакета». Соединения корпуса выдвигались на северо-запад широким фронтом и не мешали друг другу. Однако скорость движения корпуса все равно оказалась далеко не такой, на какую рассчитывало командование. Официальной причиной этого считается плохое состояние дорог. Однако спустя несколько дней немецкие войска по той же местности продвигались куда быстрее. Да, артиллерийские и мотострелковые части корпуса, как и везде, имели недостаточное количество автотранспорта и тягачей. Но очевидно, что причина медлительности танковых частей кроется в ином – плохом управлении войсками. Что совсем не удивительно, ведь к началу войны укомплектованность 37-й танковой и 212-и мотострелковой дивизий офицерами и младшим командным составом составляла всего около 50 %. В управлении корпуса эта цифра была еще ниже, в инженерных подразделениях и войсках связи численность старшего начсостава составляла 40–45 %, а младшего начсостава – около 20 % от штатной! И это при том, что рядовым составом корпус был укомплектован почти полностью.

Но самое главное – на месте (то есть в районе Броды) находились лишь танковые и часть пехотных подразделений корпуса. Все остальные подразделения находились на полигонах в самых разных местах. Например, мотострелковый полк 37-й танковой дивизии (без автотранспорта) находился в Бережанах, в 150 км от места дислокации корпуса. Понтонно-мостовые батальоны проходили обучение на Днестре южнее Львова.

Из-за отсутствия автотранспорта генерал Карпезо счел за лучшее оставить практически не имевшую танков (32 БТ-7 и 5 Т-26) 212-ю мотострелковую дивизию в Бродах, отдав ей приказ разворачивать тыловую линию обороны по рубежу Бордуляки, Руда-Бродзка на случай прорыва противника. Вперед двигались только танки 37-й и 10-й танковых дивизий. Впрочем, их было достаточно много. В 10-й танковой дивизии числилось 318 исправных танков и 72 бронемашины, в том числе 63 танка КВ, 37 танков Т-34 и 44 танка Т-28, 147 БТ-7 и 27 Т-26. 37-я танковая дивизия имела 315 исправных танков и 45 бронемашин, в том числе один КВ, 32 танка Т-34, 239 БТ-7 и 13 Т-26.

Как уже упоминалось выше, еще утром 22 июня для ликвидации воздушного десанта противника из Золо-чева в район Радзехова выступил передовой отряд 10-й танковой дивизии. Вечером он занял город, но днем 23 июня был выбит из него немецкими танками.

Утром 23 июня командир корпуса генерал Карпезо получил приказ командующего фронтом: «во взаимодействии с 4-м механизированным корпусом и 3-й кавалерийской дивизией 6-й армии нанести удар в направлении Радзехув, Сокаль и уничтожить танковую группу противника, действующую в направлении Сокаль, Радзехув».

Командиру 15-го мехкорпуса уже было ясно, что основные силы противника движутся через Стоянув и Радзехов на Лопатин и Берестечко. Поэтому он отдал 37-й танковой дивизии распоряжение – повернуть на север, к вечеру сосредоточиться в районе Оплуцко, Охладув (ныне Оглядов) и быть готовыми к наступлению на Лопатин и далее во фланг далеко прорвавшейся группировке противника. Выдвинувшаяся далее всего к западу 10-я танковая дивизия должна была продолжать движение на Радзехов и затем на Сокаль с целью выйти на реку Западный Буг и отрезать ударную группировку немцев от границы.

Получив этот приказ, в три часа дня 23 июня 10-я танковая дивизия возобновила движение на Радзехов. Однако к этому времени город уже был вновь занят немцами.

В 15 часов 23 июня 20-й танковый и 10-й мотострелковый полк 10-й танковой дивизии (каждый без одного батальона) вновь вышли к Радзехову и атаковали город с юга. Остальные части дивизии все еще находились на марше. Эта атака была отбита танками и 88-мм зенитками приданного 11-й танковой дивизии полка «Герман Геринг», хотя по нашим донесениям противник потерял 5 танков. Немцы отчитались об уничтожении 9 советских танков, в том числе двух КВ-2 – хотя если в атаке и мог участвовать КВ, то лишь один и без «большой башни». 19-й танковый полк в бою не участвовал, так как умудрился застрять в болоте. 37-я танковая дивизия, которая должна была наступать севернее, задержалась с продвижением из-за ложного донесения о появлении вражеских танков на фланге и в соприкосновение с противником не вошла.

Тем временем на южный фланг механизированной группировки противника от Крыстынополя через Радзехов выдвигалась 16-я танковая дивизия вермахта, в то время как шедшая впереди 11-я танковая дивизия, выйдя в излучину реки Стырь и к Берестечко, нависла над правым флангом корпуса, охватывая его с севера. Чтобы прикрыть этот фланг, требовались дополнительные силы. Однако основные части 8-го и 4-го мехкорпусов находились от района предполагаемого сосредоточения едва ли не дальше, чем к моменту появления приказа на контрудар. Поэтому начальник Генштаба Жуков (очевидно, все-таки прибывший в Тернополь лишь вечером 23 июня) застал штаб Юго-Западного фронта в полной неготовности к нанесению контрудара. Там мучались дилеммой: атаковать противника наличными силами – или подождать еще некоторое время до подхода всех механизированных корпусов.

В конце концов, вопреки мнению начальника штаба генерал-майора Пуркаева, было принято решение – утром 24 июня силами 15-го и 22-го мехкорпусов, не дожидаясь подхода остальных механизированных соединений, нанести удар по обеим флангам прорвавшейся группировки. Не исключено, что это решение было принято под давлением Жукова, возмущенного недостаточно энергичными (по его мнению) действиями командования фронта. 8-му мехкорпусу через голову командующего 6-й армией был отправлен упомянутый выше приказ о выдвижении в район Броды. Одновременно такой же приказ был отдан и командующему 6-й армией – что само по себе грозило неразберихой, хотя серьезно ускоряло дело. По счастью, на этот раз все обошлось.

При этом про 4-м мехкорпус почему-то вновь забыли – основные его части приказа о переброске на восток не получили и продолжали сосредотачиваться в лесах западнее Янова, в 30 км к северо-западу от Львова). Командование 6-й армии не собиралось отдавать в чужие руки свою последнюю ударную силу – тем более, что как раз в это время предметом его крайней озабоченности стала ситуация в районе Любачов, Немиров, Краковец, юго-западнее Равы-Русской. К исходу 24 июля здесь образовался 40-километровый разрыв между 159-й и 97-й стрелковыми дивизиями. В этот промежуток вклинились немцы и заняли Немиров. Около 17:00 части 81-й моторизованной дивизии вновь выбили немцев из города – но из-за отсутствия пехоты удержать его не смогли и снова отошли на восток, оставив на улицах Немирова большое количество раздавленной немецкой техники – и 36 танков БТ-7. На следующий день часть 8-й танковой дивизии (54 танка) совместно с 32-й танковой дивизией атаковала в районе Магерува позиции 1-й горнострелковой и 68-й пехотной дивизий противника. Советские танки прорвали тактическую оборону немцев и устроили погром в их тылу, в результате чего 68-я пехотная дивизия понесла большие потери, была выведена в тыл и заменена 4-й горнострелковой дивизией.

Однако этим же утром немцам удалось захватить Яворов – теперь они уже были в 40 километрах от Львова. Командующий 6-й армии предполагал 26 июля нанести мощный контрудар силами 4-го мехкорпуса и для этого отдал приказ о сосредоточении частей корпуса в районе Янова в 20 км восточнее Яворова. Забегая вперед, скажем, что это наступление так и не состоялось – переданная в подчинение командования 6-го стрелкового корпуса 81-я мотодивизия еще 25 июня понесла большие потери при попытке атаковать Краковец, ее 323-й моторизованный полк попал в окружение и с трудом пробился из него. 26 июня управление дивизии тоже попало в окружение, при этом погиб весь штаб дивизии, командиры 323-го мотострелкового и 125-го артиллерийских полков. Тем временем 32-я танковая дивизия перебрасывалась с места на место, в основном используясь для «подпирания» пехоты.

* * *

К утру 24 июня оперативная обстановка в полосе Юго-Западного фронта окончательно прояснилась и не сулила ничего хорошего. 8-й мехкорпус, наконец-то получивший внятные указания о сосредоточении в районе Броды и о подготовке к контрудару, еще был в пути. Основные силы 4-го мехкорпуса оставались к западу от Львова. Выдвигающийся от Новоград-Волынска 9-й механизированный корпус генерал-майора К.К. Рокоссовского накануне получил от командующего 5-й армией генерала Потапова приказ выйти на реку Стырь и занять оборону по ее восточному берегу на участке Жидичи, Луцк, Млынов с целью не допустить прорыва немцев на восток. Южнее него к реке Иква глубоко из-за линии старых укрепрайонов выдвигался 19-й механизированный корпус генерал-майора Н. В. Фекленко.

Вечером 23 июня на дороге возле Здолбунова (к югу от Ровно, то есть много восточнее намеченного рубежа обороны) штаб Рокоссовского неожиданно наткнулся на немецкую разведку – пять танков и три автомашины с пехотой. По счастью, штаб сопровождала батарея 85-мм зениток, поэтому немцы развернулись и ушли, не приняв боя. Однако появление дозоров врага в столь глубоком тылу наших войск свидетельствовало о том, что немцы нащупали разрыв в стыке 5-й и 6-й армий и сейчас быстро вводят в него свои моторизованные части.