Текст книги "На исходе ночи"

Ше-Кентаро достал все же из кармана упаковку стимулятора и зажал ее в кулаке – пусть будет под рукой. На всякий случай. Ону осторожно сделал шаг вперед. Затем еще один. Еще. Он шел медленно, тщательно выбирая место, куда поставить ногу, – как по болоту. В голове, непонятно с чего вдруг, принялось вертеться четверостишие детской считалочки:

 
Набежала с неба тень –
Убегай кому не лень.
Ну а тот, кто не уйдет,
Непременно пропадет.
Да уж, непременно.
Ше-Кентаро ускорил шаг.
 

По стене, справа от него, скользнула большая темная тень. Не тень даже – будто широкой мазок черной краской, почти мгновенно исчезнувший. Вот оно что! Призраки Ночи, как и прежде, следят за ним. Но сегодня они решили не терзать его душу. Они знают о том, что произошло. Они понимают, что у Ше-Кентаро и без них сейчас на душе одно паскудство. Незачем травить человека, который и без того сам себе противен.

– Эй, выходите, – едва слышно прошептал Ону. – Я все равно знаю, что вы здесь…

Ше-Кентаро и прежде не раз пытался заговорить с призраками Ночи, полагая, что им всем станет легче, если он поймет, чего они от него хотят. Но призраки никогда не отвечали. Промолчали они и на этот раз. Нужно окончательно свихнуться для того, чтобы начать разговаривать с призраками Ночи. Или же стать одним из них.

– Будьте вы прокляты, – произнес одними губами Ше-Кентаро.

Он знал, что призраки Ночи слышат его. Вот только сомневался, слышат ли его все затаившиеся во тьме призраки или только его персональные твари?

В конце переулка у невысокого дощатого забора топтался парнишка в легкой куртке с капюшоном, надвинутым так, что лица не видно. Стрельнув хитрым взглядом из-под края капюшона в сторону направлявшегося к нему Ше-Кентаро, парнишка забубнил хриплым голосом:

– Товары всяки разны, кому чо надо, все по чести, без обмана, дешево и сердито…

Ше-Кентаро остановился напротив зазывалы, и тот сразу умолк. Шмыгнул носом, утерся рукавом.

– Чего тебе? – подозрительно глянул он на Ше-Кентаро.

Не иначе как новенький. Прежде Ше-Кентаро его не видел.

– Слизень нужен, – процедил сквозь зубы Ону.

– На фига тебе Слизень?

Вместо ответа Ше-Кентаро отвесил парню подзатыльник – не сильно, исключительно для порядка, чтобы знал свое место.

– Там, – парнишка махнул рукой за угол и недовольно засопел. – Спроси возле третьего подъезда.

Ше-Кентаро направил на парня указательный палец, как будто сказать что хотел. Зазывала испуганно втянул голову в плечи. Точно, новенький. Так ничего и не сказав, Ше-Кентаро махнул рукой – Хоп-Стах с ним. Учить малолетних – только время попусту тратить. Своим умом до всего дойдет, если голову по дороге не разобьет. Можно подумать, Ону сам не знал, где искать Слизня.

У барыг уличных дело поставлено что надо. Порой Ше-Кентаро думал: что, если бы все в Кен-Ове работали так же, как барыги, с таким же энтузиазмом, находчивостью и усердием? Вывод очевиден – барыги остались бы без работы.

Уличные барыги предлагали свои товары по всему Ду-Морку. Наметанный взгляд мог выловить их подручных даже в праздно гуляющей толпе на постоянно освещенной веселыми огнями – праздник всегда с нами! – площади Согласия. Им было что предложить даже очень и очень обеспеченным жителям столицы, которым незачем покупать из-под полы самодельные декодеры для просмотра программ кабельного телевидения. Что предлагали своим клиентам барыги на площади Согласия, в принципе было известно всем, но говорить об этом вслух – ни-ни! Но было в Ду-Морке несколько мест, где активность уличных барыг заметно превышала среднестатистическую. О таких местах знал каждый, кому приходилось сталкиваться с проблемой поиска дефицитного товара. А ежели кто не знал, то достаточно было спросить у соседей, – и верное место тебе укажут, и объяснят, как отличить качественный товар от подделки, и посоветуют, к кому обратиться, чтобы купить подешевле.

Большинство мест скопления уличных барыг располагалось в пригородных секторах – там тише, спокойнее, да и са-тураты наведывались нечасто. А если вдруг затевалась операция по ликвидации рынка незаконной торговли контрафактными товарами, то барыги о том узнавали загодя, и в сети са-туратов попадалась разве что только мелкая рыбешка: начинающие спекулянты, от которых солидные барыги и сами рады избавиться, да бабульки, продающие с рук всякую мелочь. В черте Старого города, вобравшего в себя сектора, построенные еще до того, как Ду-Морк начал обрастать пригородами, точно дно морского судна раковинами, имелось два места активной нелегальной торговли: рядом с улицей Ут-Каст, где сейчас находился Ше-Кентаро, и в секторе Тар-Бей, неподалеку от стадиона «Генератор». Сами барыги на улице не показывались: у каждого из них имелась точка хранения товаров, куда то и дело забегали уличные зазывалы, осуществлявшие живую связь между торговцем и покупателем.

Ше-Кентаро познакомился со Слизнем четыре больших цикла тому назад, можно сказать, по чистой случайности. Работавший на Слизня зазывала, приняв Ону за лоха, решил подсунуть ему поддельный антидот. Когда же Ше-Кентаро указал ему на «ошибку», – Ону решил шума не поднимать, а просто получить товар, за который заплатил, – зазывала пригрозил ему ножом. Пришлось Ше-Кентаро использовать парализатор. Когда зазывала рухнул на тротуар, а Ше-Кентаро наклонился, чтобы вытащить у него из кармана упаковку антидота, из подъезда выбежали подручные Слизня, из-за жалюзи наблюдавшие за тем, что происходит на улице. Ону доставили к хозяину – точка Слизня находилась здесь же, на первом этаже, дверь направо от лифта. Двухкомнатная квартира имела нежилой вид. Почти все свободное пространство заставлено картонными коробками, маркированными красным карандашом: буквы, цифры, порой какие-то совершенно непонятные знаки. Как позднее убедился Ше-Кентаро, коды на коробках понимал один только Слизень. В углу большой комнаты, у закрытого черными жалюзи окна стоял столик, похожий на ученическую парту. Рядом с ним – армейская раскладная кровать, застеленная тонким темно-синим одеялом из искусственной шерсти. За столом сидел Слизень – так его называли подручные, так он сам представился Ше-Кентаро. Настоящее имя барыги Ону так и не узнал. Да и не стремился расширить свои знания в этом направлении. Как ни странно, прозвище Слизень не только не казалось барыге обидным, а даже нравилось. Должно быть, он носил его так давно, что успел привыкнуть и уже не воспринимал в ином значении.

Слизень был примерно одного с Ше-Кентаро возраста. Невысокого роста, коренастый, с широким, выступающим вперед подбородком, резкими жестами и особой манерой говорить – очень быстро, почти взахлеб, глотая окончания слов, – барыга производил впечатление уверенного и, как ни странно, вызывающего доверие человека. Узнав, в чем дело, Слизень велел привести зазывалу с улицы. Парень уже начал приходить в себя, но сам стоять на ногах еще не мог. Человек, поддерживавший зазывалу под руку, сразу отошел в сторону, как только Слизень объявил, что ежели придурок, пытавшийся его – его, а не клиента! – обмануть и без дела размахивавший ножом, надеется остаться безнаказанным, то он глубоко заблуждается. Ноги зазывалы подломились, и он упал на колени. Было ли это последствием временного паралича или таким образом зазывала молил о снисхождении? Слизень коротко махнул кистью руки, как будто откидывая в сторону ненужную ему вещь. Двое из находившихся в комнате тут же подхватили бывшего зазывалу под руки и выволокли в коридор. Что с ним стало, Ше-Кентаро не знал, но впредь он больше никогда не видел этого парня возле точки Слизня.

Разобравшись с незадачливым пройдохой, Слизень поинтересовался у Ше-Кентаро, каким образом он догадался, что антидот, который пытался всучить ему зазывала, поддельный? Ону объяснил, как легко по внешнему виду отличить настоящий антидот от фальшивки. Слизень слушал его с интересом – похоже было, он впервые слышал то, что рассказывал Ше-Кентаро. После этого он спросил, для чего Ше-Кентаро покупает антидот. Быть может, болен кто-то из его близких? Тогда Ше-Кентаро рассказал барыге о своей работе. Почему он так поступил, Ше-Кентаро и сам толком не знал. Быть может, в тот момент ему показалось, что работа ловца чем-то сродни тому, чем занимается уличный барыга? В конце концов, оба они делают деньги на людских бедах.

С этого и началась история странных взаимоотношений барыги и ловца варков. Дружбой это назвать было трудно, поскольку виделись они, только когда Ше-Кентаро приходил, чтобы сделать очередную покупку. Но всякий раз они час-другой сидели со Слизнем вдвоем, – своих подручных барыга на это время выпроваживал из комнаты, – попивали джаф и разговаривали. Ше-Кентаро не пытался скрыть свой далеко не бескорыстный интерес к тому, что рассказывал о своих клиентах барыга, но, что интересного находил в его историях Слизень, Ону понять не мог. Ше-Кентаро спросил как-то у Слизня, чем он станет заниматься, когда наступит День и товары, пользовавшиеся бешеным спросом Ночью, станут никому не нужны? До рассвета еще дожить нужно, не задумываясь, ответил барыга. А потом добавил: мол, будет День, будет и пища. Что ж, вполне разумный, прагматичный подход к извечной проблеме сущности и бытия.

Возле подъезда, в котором находилась точка Слизня, прохаживался парень лет двадцати, одетый почти так же, как и Ше-Кентаро, только брюки широкие, мешковатые. Руки засунуты глубоко в карманы, ноги одна за другую цепляются – это походка такая, очень модная среди выпендрежников, – губы сложены в трубочку: должно быть, насвистывает что-то. Три шага в одну сторону, три – в другую. Так и не выходит из круга света, нарисованного на тротуаре уличным фонарем. Рядом, у фонарного столба, стояла женщина, одетая в серый поношенный плащ. На голове – съехавший на сторону берет. Женщина выглядела страшно усталой, измотанной, как будто пять малых циклов кряду не спала. Не могла уснуть? Что ее мучило? Увидев Ше-Кентаро, парень повернулся в его сторону и остановился, широко расставив ноги. Руки из карманов вытащил и заложил за спину. Насвистывать перестал. Женщина достала из сумочки сложенный платок и быстро провела уголком под глазами. Ше-Кентаро знал в лицо почти всех подручных Слизня, но парня, дежурившего нынче у подъезда, видел впервые. Значит, придется объяснять, кто он и зачем пришел.

Ше-Кентаро еще не приблизился к парню на расстояние, с которого можно начать переговоры, когда из подъезда вышел долговязый мужчина в черном костюме. Этого подручного Слизня Ону знал хорошо – долговязый всегда находился рядом с барыгой и, судя по всему, пользовался неограниченным доверием шефа. Подойдя к зазывале, долговязый что-то почти незаметно сунул ему в карман, шепнул пару слов на ухо и снова забежал в подъезд. Парень опустил руку в карман и с интересом посмотрел на Ше-Кентаро.

– Извини… – едва слышно прошептала женщина у фонаря.

Она произнесла одно лишь слово и умолкла, как будто жизненная сила покинула ее изнуренное тело. А может, ей просто нечего было сказать.

– Держи, – парень, не глядя, протянул женщине небольшой сверток.

– Это…

– Это то, что тебе нужно, – перебил, не дослушав, зазывала.

Не замедляя шага, Ше-Кентаро повернул в сторону парадного. Парень ничего не сказал, только проводил его долгим взглядом.

– Спасибо.

Очень плавно, как при замедленном воспроизведении кинофильма, женщина вытянула руку перед собой. Сверток упал в ее сложенную лодочкой ладонь.

– Спасибо.

Женщина получила то, за что заплатила деньги, можно было уходить, но она не двигалась с места, как будто хотела что-то сказать, но не находила слов. Или у нее уже не оставалось сил, чтобы идти?

– Ну, что еще? – недовольно глянул на нее зазывала.

– Спасибо, – в третий раз повторила женщина.

Лицо ее сморщилось – казалось, она вот-вот расплачется.

– Все, давай, давай. – Парень взял женщину за плечи и осторожно, но настойчиво подтолкнул в сторону переулка. – Иди отсюда.

Шаркая ногами, женщина медленно, как сомнамбула, побрела в сторону выхода в переулок.

– Давай, давай, – хлопнул ей вслед в ладоши зазывала.

Ше-Кентаро вошел в подъезд и хлопнул дверью.

Его уже ждали – дверь в квартиру была приоткрыта. Стоявший у порога долговязый коротко кивнул Ше-Кентаро.

В прихожей пахло хозяйственным мылом. С кухни тянуло чем-то съестным, слегка подгоревшим.

– А, Ону! – Слизень поднялся из-за стола и, улыбаясь приветливо, протянул Ше-Кентаро руку.

После рукопожатия Ше-Кентаро сел на предложенный ему стул, наслаждаясь удивительным ощущением легкости и спокойствия, которое охватывало его всякий раз, как он оказывался в точке Слизня. Почему так происходило, он долгое время и сам не мог понять. А когда наконец понял, то диву дался. Оказывается, только здесь, в квартире, отведенной оборотистым барыгой под склад, он, Ону Ше-Кентаро, мог на какое-то время по-настоящему расслабиться. Было в атмосфере этой квартиры что-то необычное, вселявшее уверенность в том, что здесь с тобой не случится ничего плохого. Просто не может случиться. По определению. И только осознав это, Ше-Кентаро понял, в каком нервном напряжении он все время пребывал. Не обращая внимания на то, он внутренне собирался, даже когда нужно было просто дойти до соседнего магазина, чтобы купить пачку галет. Потому что не знал, что могло случиться на этом коротком пути. А случиться могло что угодно, начиная от нападения шайки малолетних преступников, которые шныряли по всему городу, и заканчивая наездом машины с пьяным водителем за рулем. Любой человек, случайно встреченный на улице, первым делом рассматривался именно с точки зрения потенциального врага. Дикость, берущая за горло и от того становящаяся нормой поведения.

– Что нового, Ону? – Слизень откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. – Много варков собрал?

– Да, как обычно, – улыбнулся Ше-Кентаро.

– Сам заразу не подцепил?

– Если в прошлый раз ты мне фальшивый антидот не подсунул, значит, все в порядке.

Это был традиционный обмен шутками, за которыми не крылось никакого второго смысла.

Один из подручных Слизня поставил на стол два парпара с джафом. Слизень сделал приглашающий жест рукой. Наклонив в знак благодарности голову, Ше-Кентаро взял со стола парпар.

– Тебе как обычно? – спросил Слизень.

– Да, – кивнул Ше-Кентаро. – Упаковку антидота, две упаковки ун-акса, три – стимулятора и двенадцать баллончиков антиспрея.

Слизень сделал знак рукой стоявшему в дверях подручному, и тот отправился собирать заказ.

Ше-Кентаро положил на стол заранее приготовленные деньги. Слизень, не пересчитывая, смахнул их в ящик стола.

– Когда-нибудь я непременно накажу тебя на деньги, – с серьезным видом пообещал Ше-Кентаро.

– Нет, – усмехнувшись, качнул головой Слизень. – Не такой ты человек, Ону, чтобы по мелочи размениваться. Ответь мне лучше на вопрос.

Последовала пауза.

– Давай.

– Каждый раз ты покупаешь две упаковки ун-акса. Для кого? У кого-то из твоих родственников синдром Ше-Варко?

Ше-Кентаро потянул джаф через трубочку. То, что надо. Слизень понимал толк в джафе и обучил подручных, как следует его варить.

– У меня нет родственников. У меня нет близких. У меня никого нет. Я один.

– Тогда зачем покупаешь ун-акс? – в недоумении развел руками Слизень. – Впрочем, если не хочешь, можешь не отвечать.

Еще глоток. Отличный джаф.

– Я иногда оставляю его больным.

– Что? – Слизень прищурился, слегка повернул и наклонил голову, будто не расслышал слов Ше-Кентаро.

Ону поставил парпар на стол.

– Я не хочу говорить на эту тему.

– Нет уж, постой. – Слизень поднял обе руки, показав собеседнику открытые ладони. – Это я должен понять. Ты, ловец, зарабатывающий деньги на варках, которых сдаешь са-туратам, сам же снабжаешь их лекарством?

– Не всегда и не всех.

Слизень усмехнулся и снова скрестил руки на груди.

– Только не говори мне, что влюбился в одну из больных, за которой пришел.

– Нет. – Ше-Кентаро тоже попытался усмехнуться. Но получилось у него это как-то очень уж неубедительно.

– Ону, дорогой, мне кажется, ты хочешь уйти от ответа. Или я не прав?

– Прав. – Ше-Кентаро положил ногу на ногу. – Я не хочу говорить на эту тему. Мне необходим ун-акс, и я буду покупать его, если не у тебя, так у другого барыги.

– Перестань, Ону, – недовольно поморщился Слизень. – Не о том речь. Меня интересует, куда идет купленный у меня ун-акс, с точки зрения изучения спроса. Назовем это маркетинговым исследованием рынка. Быть может, кто-то из потенциальных покупателей пока еще находится вне сферы нашей деятельности. Беда в том, – с досадой щелкнул пальцами барыга, – что мы не можем открыто предлагать свои услуги населению.

– Ты это серьезно? – недоверчиво прищурился Ше-Кентаро.

– А почему нет? – Слизень встряхнул парпар, чтобы проверить, остался ли в нем джаф. – В аптеках ун-акс с фонарем не сыщешь, а у нас его сколько хочешь. Антидот и антиспрей вообще не поступают в открытую продажу. Что бы ты, ловец, делал без барыги? Не имея антидота, сколько варков ты поймаешь, прежде чем заразишься?

– Не передергивай, Слизень, – погрозил барыге пальцем Ше-Кентаро. – Я покупаю лекарство у тебя именно потому, что его нет в аптеках.

– Ну, а я про что? – всплеснул руками Слизень. – Я предлагаю покупателям товар, который больше нигде не достать. Не устраивает цена – ищи в другом месте. Я хоть раз кого-то обманул? Нет! У меня весь товар качественный – от производителя.

– Товар, оказавшийся у тебя, не попал в магазины.

– Ах, вот ты о чем! Ты полагаешь, дефицит на рынке создают барыги?

– Во всяком случае, тебе это выгодно, – заметил Ше-Кентаро.

– Конечно, – даже не попытался спорить Слизень. – Но не я создал систему, при которой товар не доходит до магазинов. Электрические лампочки сами собой не появятся в продаже, даже если я вдруг прекращу ими торговать.

– Ты не единственный барыга в Ду-Морке.

Слизень поставил руки локтями на стол, переплел пальцы и положил на них подбородок.

– Ону, дорогой, – произнес он совсем тихо – барыга хотел, чтобы Ше-Кентаро слушал его внимательно. – Все дело в том, что если бы не было меня, то весь этот товар, – Слизень обвел взглядом заставленную упаковочными ящиками комнату, – никогда бы не был произведен. – Пауза. – Вот так-то, друг мой.

Подавшись назад, Слизень еще раз встряхнул на этот раз уже точно пустой парпар.

– Эй, кто-нибудь, принесите джаф! – Взгляд барыги не отпускал Ше-Кентаро. – Ты так ничего и не понял?

Ше-Кентаро сделал неопределенный жест рукой: мол, есть у меня на сей счет свои соображения, но, право же, стоит ли их высказывать?

Долговязый вошел в комнату, поставил на стол два парпара с джафом и забрал пустые.

– Ты, должно быть, думаешь, что товар, которым торгуют барыги, украден со складов?

Слизень взял со стола парпар и потянул джаф через соломинку.

– Ну…

Ше-Кентаро замялся. Взгляд его пополз вверх по закрытым жалюзи за спиной попивающего джаф барыги.

– Пей, а то остынет. – Слизень пододвинул Ону второй парпар.

Ше-Кентаро кивнул – то ли рассеянно, то ли растерянно.

– Не тушуйся, – усмехнулся Слизень. – Не ты один думаешь, что барыги перепродают ворованный товар.

– Разве не так?

Слизень отвел в сторону руку с парпаром и как-то совершенно по-новому посмотрел на Ше-Кентаро.

– Барыги являются такой же неотъемлемой частью государственной системы, как, к примеру, те же са-тураты.

– Ты хочешь сказать… – медленно начал Ше-Кентаро.

– Я сказал все, что хотел, – перебил его Слизень. – Об остальном сам подумай. – Он сделал глоток горячего сладкого джафа. – Странно, мы с тобой не первый год знакомы, а заговорили об этом впервые.

– Ты сам начал этот разговор, – напомнил Ше-Кентаро.

– Какая разница, кто, – недовольно дернул щекой Слизень. – Вообще-то я только спросил, для кого ты покупаешь ун-акс?

– Не знаю, – покачал головой Ше-Кентаро. – Точно – не знаю.

– Мне, наверное, следует изобразить удивление? – поднял бровь Слизень.

– Как знаешь, – с безразличным видом пожал плечами Ше-Кентаро.

– Я ничего не знаю. – Слизень повел подбородком так, будто воротник рубашки давил ему на горло. – И честно говоря… – Барыга улыбнулся беспечно, словно ему в целом свете ни до чего не было дела, и крутанул растопыренной пятерней, как будто лампочку в цоколь вворачивал. – Все, проехали! Будем говорить лишь на те темы, которые нам обоим интересны.

– Я действительно не знаю, для кого покупаю ун-акс. – На лице Ше-Кентаро появилось обиженное выражение, все равно как у мальчонки, с которым никто не хочет играть. – Но я знаю, что должен это делать. Иначе… – Ону беспомощно взмахнул руками. – Иначе произойдет что-то ужасное.

– Призраки Ночи? – с пониманием прищурился Слизень.

– Ты их тоже видишь?

– Еще бы…

Взгляд барыги скользнул над плечом Ше-Кентаро и растворился в пустоте бесконечности. Что он там видел – кто бы сказал?

– На что похожи твои призраки? – спросил Ше-Кентаро.

– На призраков. – Взгляд Слизня вновь приобрел ясность и сфокусировался на лежащем на столе карандаше. – Мерзкие, скользкие и противные.

– Что они от тебя хотят?

– Если бы я только знал. – Слизень взял в руки карандаш и переломил его почти посередине. – Если бы знал…

– Я пробовал говорить с ними, – сказал Ону.

– Пустой номер. – Слизень кинул обломки карандаша в корзину для бумаг. – Они сами по себе.

– Верно, – согласился Ше-Кентаро.

– Слышал про убийство инспектора са-турата? – Слизень взял в руку парпар, наклонил его так, что едва не выпала соломинка, и снова поставил на стол. – Поговаривают, его разорвали призраки Ночи.

– Я был знаком с убитым.

– Серьезно?

– Я сдавал ему варков.

– И как он?

– Что ты имеешь в виду? – не понял Ону.

– Ну, в смысле… – Слизень поднял руку и помахал растопыренными пальцами у виска. – С головой у него как, все в порядке было?

– Это был самый нормальный са-турат из всех, с кем мне приходилось иметь дело. – Ше-Кентаро наклонил голову и кашлянул в кулак. – До сих пор в голове не укладывается.

– Что именно? – Голос Слизня был до неприличия бесстрастен. – То, что убили са-турата?

– То, что убили человека, которого я хорошо знал, – ответил Ше-Кентаро.

– А-а…

– Я видел его в тот день… Незадолго до убийства.

Слизень задумчиво постучал пальцами по столу.

– Что говорят об убийстве в управлении са-турата?

– Смеешься? – исподлобья глянул на барыгу Ше-Кентаро. – Кто в управлении станет обсуждать такие вопросы с ловцом?

– Ну, – Слизень взмахнул кистью руки, раскинув пальцы веером, – может быть, слышал что краем уха?

– Только то, что са-тураты были бы рады списать убийство на призраков Ночи.

– Это понятно, – наклонил голову Слизень.

– Почему? – не понял Ше-Кентаро.

Слизень положил обе руки на стол и подался вперед.

– Потому что это уже не первое подобное убийство.

– Ага. – Ше-Кентаро, задумавшись, прикусил ноготь большого пальца. – Сколько уже было случаев?

– Твой са-турат шестой.

– А до него?

– Первой была убита женщина, домохозяйка сорока двух больших циклов от роду. Следом за ней – лектор из Высшей школы управленческих кадров, пятьдесят два больших цикла. Рабочий с фабрики «Ген-модифицированные белки Ше-Матао», тридцать девять больших циклов. Безработный, сорок три больших цикла. Потерял работу за два средних цикла до убийства. До этого был научным сотрудником в Академии рационального питания. Уволен в связи с плановым сокращением штатов. И, наконец, еще одна женщина, сорока одного большого цикла. Профессия у нее была довольно необычной для женщины – таксист. Работала в трудовом товариществе «Красный свет». В день убийства у нее был выходной.

– На первый взгляд между убитыми нет ничего общего, если они, конечно, не жили в одном доме, не учились в одной школе… Хотя нет, возраст разный.

– Общее между ними то, с какой жестокостью совершены убийства. Жертвы исполосованы ножом и едва ли не выпотрошены. Четверо из шести были обнаружены еще живыми, но не могли сказать ни слова – у всех были отрезаны языки, под самый корень.

– Отрезанный язык аккуратно уложен в бумажник. – Ше-Кентаро произнес эти слова негромко, даже меланхолично как-то, отстраненно, глядя не на собеседника, а на штабель ящиков с шампунем для жирных волос.

– Ты же говорил, что ничего не знаешь.

– Что? – растерянно посмотрел на Слизня Ше-Кентаро.

– Ты сказал, что тебе ничего не известно об убийстве, – повторил тот.

Секунду помедлив, Ше-Кентаро кивнул:

– Ну да.

– Но про отрезанные языки ты знаешь.

– Я знаю только об убийстве са-турата. Да… – Ше-Кентаро наклонил голову и медленно провел пальцами по лбу. – Когда ты начал рассказывать, я вспомнил, что где-то об этом слышал… Вот только не помню где…

– У предпоследней жертвы, той женщины, что водила такси, бумажника при себе не было. Ее язык убийца уложил в косметичку.

– Почему убийца отрезает жертвам языки? – спросил Ше-Кентаро.

– Я бы тоже хотел это знать. – Барыга сделал глоток джафа. – Ни одна из жертв не была ограблена, никаких признаков, указывающих на сексуальный характер преступления, не было, следовательно, либо это работа психа, либо ритуальные убийства. И то и другое мне не нравится.

– Какое это имеет отношение к тебе? – удивился Ше-Кентаро.

– Это имеет отношение ко всем нам. – Слизень провел по воздуху рукой и направил указательный палец на собеседника. – До рассвета осталось три больших цикла, и люди уже начинают сходить с ума. Такое и прежде случалось. Если покопаться в архивах, можно найти множество записей о массовых истериях, самоубийствах, погромах, резне, бессмысленной и жестокой. И всегда это происходило за два-три больших цикла до рассвета.

– Видимо, к этому времени подходит к концу запас человеческого терпения, – высказал предположение Ше-Кентаро. – Людям не свойственно жить во тьме.

– Зато людям свойственно убивать друг друга, – саркастически усмехнулся Слизень.

– Ты не ответил, почему тебя интересуют эти убийства.

– Потому что я хочу дожить до рассвета. – Слизень со стуком припечатал опорожненный парпар к крышке стола. – Вот так. И я не хочу, чтобы мне помешал какой-то псих или кучка фанатиков.

– Но пока это единичные случаи.

– Вот именно, что пока. – Слизень быстро взмахнул рукой, словно надоедливую живицу хотел поймать. – Пока об этих убийствах мало кому известно. Но слухи по городу уже поползли. Если убийства будут продолжаться, все это может вылиться в массовую истерию. Люди начнут сначала доносить друг на друга, подозревая, что недавние добрые соседи превратились в маньяков, рыщущих в темноте с зажатыми в зубах ножами. Чуть погодя дело дойдет и до убийств – лучше убить самому, чем оказаться на месте жертвы. До поры до времени слова остаются просто словами. Нужен толчок для того, чтобы они превратились в руководство к действию. Две трети жителей Ду-Морка – люди с неустойчивой психикой, половина из них – законченные психи, от которых можно ожидать чего угодно. Ты знаешь об этом не хуже меня, Ону.

– Ну, я не знаю…

– Скажи мне, если считаешь, что я не прав!

Ше-Кентаро болезненно поморщился. Слизень был прав, хотя соглашаться с такой правотой страшно не хотелось. Для того чтобы понять, насколько ужасающим было положение, достаточно понаблюдать за поведением людей на улице. Сказать, что многие ведут себя неадекватно, – все равно что не сказать ничего. Зачастую действия людей противоречат элементарному здравому смыслу. Одни намеренно делают все, чтобы поставить себя в глупое положение. Другие возводят в ранг жизненного принципа правило «Зачем делать просто, если можно сложно». Третьи, как будто нарочно, делают все наоборот – если в читальном зале висит табличка «Тихо!», кто-нибудь непременно запоет во весь голос. Последователи нетрадиционных религий, проповедующие в общественном транспорте, будущие политики, раздающие на углах календарики со своими фотографиями, непризнанные гении и несостоявшиеся творцы – это уже в-четвертых, в-пятых, в-шестых и в-седьмых. В довершение – алкоголизм и наркомания. О распространенности этих заболеваний не было никакой официальной статистки, и это уже свидетельствовало о том, что дело плохо, причем настолько, что лучше об этом не говорить. И, наконец, всеобщая озлобленность и агрессивность, нарастающая едва ли не день ото дня. Порой, когда идешь в толпе, кажется, что воздух начинает дрожать от желания прохожих выместить всю свою обиду, копившуюся не один малый цикл, на тех, кто находится рядом. Достаточно малейшего повода, чтобы высечь искру.

Взрыв.

– Я устал, – полушепотом произнес Ше-Кентаро.

– Я тоже, – согласился с ним Слизень. – Ма-ше тахонас! Я собираю информацию об этих убийствах вовсе не потому, что мне это интересно. Я боюсь, Ону, до судорог, до рези в животе боюсь пропустить тот момент, когда вся система пойдет вразнос. К Хоп-Стаху этот проклятый город, к Хоп-Стаху страну, с которой я все время борюсь за выживание! Я хочу спасти свою семью.

– Семью? – удивленно повторил Ше-Кентаро. В его сознании образ деятельного и оборотистого барыги, не имеющего имени, а только прозвище – Слизень, никак не вязался с представлениями о семье. – У тебя есть семья?

– А ты, должно быть, думаешь, что я здесь и живу, среди ящиков с товарами? – рассмеялся Слизень. – Нет, друг мой Ону, у меня есть жена и трое детей – две девочки, трех и семи больших циклов от роду, и парнишка, которому уже десять. Ты знаешь, как они представляют себе День? Сынишка как-то раз сказал мне, что День похож на большую арену Центрального стадиона, когда на ней проходит финальный матч по той-пену. Ну, то есть все поле залито светом. Из девочек старшая сказала, что День это та же самая Ночь, только белая. Младшая пока еще вообще не понимает, о чем идет речь. Я хочу, чтобы они увидели рассвет, Ону. Очень хочу. Ради этого я циклами торчу в этой точке, принимаю и продаю товар, которого на самом деле как бы и вовсе не существует.

– Я понимаю, – кивнул Ше-Кентаро.

– Нет, – качнул головой Слизень. – Ты не понимаешь. Ради того, чтобы мои дети увидели рассвет, я на все готов. Если потребуется, я буду лгать, лжесвидетельствовать, воровать, унижаться, просить милостыню, изображая идиота. А если будет надо, я стану убивать.

Ше-Кентаро задумчиво посмотрел на носок левого ботинка. Ону не любил чистить ботинки, поэтому они всегда были покрыты пятнами неизвестного происхождения. Когда Ше-Кентаро смотрел на них, он почти всегда думал о дальних странствиях, отправиться в которые ему не суждено. Но сейчас он думал о другом. Ше-Кентаро пытался сопоставить то, что услышал от Слизня, со своими собственными ощущениями от невозможной тяжести бытия. Слизень был странным человеком. Таким же странным, как и Ше-Кентаро. И мысли Слизню в голову приходили странные. Ше-Кентаро и сам порой ловил себя на том, что делает выводы, уводящие очень далеко. Вот только высказывать их вслух Ону не решался. Если бы у него был выбор, то, подобно многим обитателям моря, Ше-Кентаро предпочел бы спрятаться в раковину и не высовываться без крайней нужды. Он всегда склонялся к мнению, что самый лучший путь, приводящий пусть не очень скоро, но всегда к желаемому результату, это полное бездействие. Универсальная система энергосбережения.