Текст книги "МЖ-2. Роман о чиновничьем беспределе"

6

Установленный на большом мониторе GPS-навигатор показывал местоположение «Ауди» красной пульсирующей точкой. Увидев, что автомобиль стоит в непосредственной близости от дома заказанного им человека, генерал Петя удовлетворенно хмыкнул. Эту систему на автомобиль Кленовского тайно установили по личному указанию Сеченова. «Ауди» был нашпигован аппаратурой, которая позволяла отслеживать его передвижения через спутник, а также и слушать все, что происходило в салоне. Гера об этой системе ничего не знал и не должен был знать, он все еще верил в некоторую свободу, в право на тайну личной жизни и не подозревал, что вся его жизнь, вплоть до посещения отхожего места, полностью контролируется. В гараже Гера получил новенький «Лексус», чем был очень доволен и даже выпил по такому случаю коньяку, произнеся тост за налогоплательщиков, благодаря которым он может теперь ездить на такой машине.

– Еще товарищ Сталин поднимал тост за великий русский народ – страстотерпец, – глумливо заявил Гера, обмывая новый автомобиль, – так пущай этот самый народ и дальше кормит нас и поит, а уж мы придумаем, как его правильней построить.

Кто-то засмеялся, кто-то стеснительно хрюкнул, а генерал Петя неодобрительно покачал головой:

– Зря ты так, Гера, про народ-то.

– А что, я не прав, что ли? – ухмыльнулся Герман.

– Прав, конечно, – согласился Сеченов, – вот только не надо некоторые вещи произносить всуе. Неэтично это, понимаешь. Тренд у тебя неправильный.

– В каком смысле?

– С таким трендом ты можешь и на хер пойти, – распаляясь, заговорил генерал, – тоже мне, сидит здесь гедонист сраный! Говори, да не зарывайся. Народ нас покуда терпит, он как море. Спокойное-спокойное, а потом раз – и цунами, и нету никого. Не буди лихо, пока оно тихо.

Гера обвел присутствующих взглядом. Он собрал коллег в «Диком море», рыбном ресторанчике неподалеку от здания мэрии в конце Нового Арбата. Этот ресторанчик принадлежал сербу по фамилии Маркович и пользовался у гурманов-чиновников заслуженной славой. Сюда частенько заглядывали партийные бонзы разного калибра, не гнушались стряпней Марковича и сотрудники президентской администрации, знающие толк в хорошей кухне. Раньше все они ходили к Новикову, но после того как выяснились некоторые подробности о криминальном происхождении бизнеса известного московского ресторатора, бывшего повара, которого на старте спонсировали ныне покойные братья-чеченцы, в администрации был введен негласный запрет на групповые посещения его ресторанов.

Генерала присутствующие, судя по выражению их лиц, поддерживали. На Геру смотрели с укоризной. Кленовский прикусил язык и вплоть до конца вечера более не выступал. В конце пирушки он скрытно напросился в гости к разведенной коллеге по фамилии Попцова – миловидной брюнетке сорока трех лет – и до утра изнурял ее во все мыслимые и немыслимые места, проявляя садистские наклонности. Под утро, когда обессиленная любовница заснула, Кленовский, закутавшись в ее халат, вышел на кухню покурить. «Лексус» стоял во дворе, и какие-то темные личности пытались скрутить с него колеса. От увиденного с Герой сделалось дурно. Он распахнул окно и принялся орать:

– Эй вы, чердачники! Я вашу маму ебал! Валите от машины, а то я сейчас ОМОН вызову!

В ответ он услышал отборную душанбинскую брань. Впрочем, его вопли возымели действие, «чердачники» убежали, и «Лексус» остался, что называется, «на своих четырех». Таджики умудрились поцарапать дверцу и разбили зеркало. Настроение у Геры оказалось испорченным настолько основательно, что он покинул гостеприимную и усталую Попцову и вернулся домой. Наутро он сдал «Лексус» обратно, заявив, что машина эта несчастливая и ездить на ней он не собирается. В тот же день начальник гаража, расстаравшись, выискал для уважаемого Германа Викторовича «Ауди» восьмой серии. Систему скрытого слежения на этот автомобиль переставили с поцарапанного «Лексуса», а Герман оставил в кадровом управлении заявку на водителя.

…Глядя на красную точку, остановившуюся в районе Остоженки, генерал Петя удовлетворенно выпятил нижнюю губу и потряс головой. Паренек оправдывает возложенные на него ожидания. «Что за поколение, – подумал Сеченов, попутно вспомнив Кленовского, – откатчики, убийцы, прохиндеи. Одно бабло на уме и неуемная, дикая жажда первенства ради самого факта, что ты сожрал конкурента. Вот мы не такими росли. Все-таки идеалы были какие-то, передача «Пионерская зорька» по утрам, политинформации. Сейчас об этом как-то немного смешно вспоминать и говорить, но из всего этого выросло несколько далеко не самых худших поколений людей в этой стране. А эти…» – Генерал плюнул в сердцах и увидел, что красная точка начала двигаться по карте Москвы.

– Куда это ты, братец, собрался? – пробормотал генерал и слегка укусил себя за мякоть указательного пальца на правой руке: способ, к которому он частенько прибегал для повышении концентрации внимания. – Может, смыться решил? – задал сам себе вопрос Сеченов, но, увидев, что точка остановилась вблизи здания ГУВД, дал своим предположениям задний ход. – Он кого-то выследил, этот парень! – восторженно воскликнул генерал Петя. – Иначе за каким его к ГУВД-то понесло?! Ясный день, что он проследил за тем, как раб приехал к хозяину на доклад, а теперь небось повез его совещаться в рабочей обстановке. Сейчас начнет следователей дергать, в кабинет к себе вызывать, расспрашивать, и все для того, чтобы не слишком гнали дело. Масионжику качественное расследование невыгодно, тем более широкая огласка. Скинхедов к этому делу никак не пришить даже с его неуемной фантазией. Значит, он попытается повлиять на следствие, чтобы как можно дольше его затянуть.

Генерал Петя постарался, чтобы приметы подозреваемых рабочих вместе с копиями их паспортов, изъятых следователями по приказу Коваленко, срочно попали на все приграничные пункты досмотра. У Сеченова в ГУВД была своя агентура, а пограничная служба вообще милиции не подчинялась. Значит, существовал вариант скорого задержания убивцев, при условии, если они попрут через границу, что называется, внаглую. Хотя на такой тупой поступок, по мнению генерала, никто в мире не был способен, но «и у старухи бывает прореха».

– Не все еще ты можешь, Ефим Самойлович, – съязвил генерал и показал экрану кукиш, – на-ка вот, пососи.

Красная точка стала отдаляться от центра Москвы, с Садового кольца свернула на набережную, а оттуда на шоссе Энтузиастов. Генерал Петя с интересом следил за ее курсом и удовлетворительно щелкнул языком, увидев, что «Ауди» застыл во дворе пятиэтажного г-образного дома на улице со странным названием Третий проезд Перова поля.

– Я и не знал, что есть в Москве такая улица. Хорошее место для берлоги, – одобрил генерал, который читал мои маневры словно открытую книгу, и вернулся к обычному своему распорядку дня, в котором, к слову сказать, значился обед с президентом, ужин с режиссером Михалковым и визит к разведенной сотруднице Попцовой, у которой генерал иногда отдыхал душой и телом, не догадываясь о наличии более молодого конкурента.

Товарисч подпол
Москва, все еще сентябрь 2006 г

1

– Сидят трое в сауне. Один достает косячину огромную и начинает дуть, другой просит: «Дай и мне тоже», тот ему запускает паровоза полную душу. И вот они вдвоем этот косяк долбят. А третий не курит. Вообще. И не курил никогда. И эти двое давай его подначивать, типа: «Пыхни, чо ты в самом деле-то?» Ну, тот отнекивался-отнекивался, а потом все-таки не выдержал. «Ладно, – говорит, – хер с вами». И накатил. Ну, раз затянулся, второй. Никакой реакции. «Да фигня у вас трава-то, – говорит, – я вообще ничего не чувствую. Не цепляет». И тут вдруг видит – эти двое, которые ему косяк-то дали, давай из сауны ломиться. Он им: «Вы куда?!», а они быстро-быстро ноги делать и до кучи одежду его забрали. Ну, он видит, дело-то серьезное: одежду попятили, а в ней документы, бабла полный лопатник! Он давай за ними. Голый, прикинь! Вот выбегает на улицу, а зимой дело было, мороз сука, и видит, как эти в такси садятся и уезжают. Тогда он давай тоже тачку ловить. Ну, поймал там мужика одного. «Давай, – орет, – вон за тем такси поезжай. Догнать надо!» Мужик видит, что он голый, и спрашивает, чем тот намерен платить. Тот ему объясняет, что, мол, заплатит, как только они тех в такси догонят, потому что у них его одежда. Ну, мужик соглашается, и они на всех парах за теми гонятся. Только голый вдруг понимает, что ему нестерпимо нужно в туалет. «Стой, – кричит, – стой, мужик! Мне это… надо, короче!» Мужик-таксист испугался, что он ему всю машину обделает, и остановился. Тот выбегает, забегает в какой-то переулок безлюдный, присаживается, начинает облегчаться и тут чувствует – его кто-то по плечу так шлепает и говорит: «Ты чего, с дуба рухнул, что ли? В сауне срать уселся!»

– А-ха-ха, – заржал я в полный голос и упал с кресла, в котором прежде развалился в позе морской звезды. Верещ улыбнулся:

– Ништяк анекдот, да?

– Да-а-а! – Я стонал от смеха. Марихуановый туман застил глаза. Я хохотал и не мог остановиться.

Сколько себя помню, трава у этого парня всегда была отменная. Где он ее берет – одному дьяволу известно. Мы знакомы лет пятнадцать, а то и больше. Его зовут Димон, фамилия Верещако, погоняло Верещ. Он похож на Курта Кобейна: он длинный, нескладный, худой как жердь. Голова его безвольно болтается на тонкой шее, волосы закрывают лицо, как он вообще видит что-то впереди, для меня загадка. Ему двадцать девять или тридцать, и он мой бывший сосед по родному перовскому двору, в котором я появился на свет когда-то. Да-да, я парень из Перова, есть такой район в нерезиновой нашей столице. Когда-то здесь в кирпичной пятиэтажечке жили мои родители, покуда не развелись. Здесь я ходил в школу, здесь лишил девственности свою первую женщину, которая была дурой, но не потому, что отдалась мне, а просто потому, что она ею была. У нее были огромные груди, порочный пухлый рот и похабное имя Ксюха. Она была из неполной рабочей семьи, закончила восемь классов, ее брат был начинающим бандитом, ее мать искала счастья в объятиях перегарных мужчин. Еблась Ксюха бездарно, инициативы не проявляла, приходилось вертеть ею по собственному разумению. Про анальный секс мы тогда и слыхом не слыхивали, но ничего не имели против секса во время ее месячных. Наше первое соитие, стоившее нам обоим невинности, вызвало обильное кровотечение из ее йони и моей порванной уздечки, наша кровь смешалась, и я, трижды романтический юноша, живо вообразил сцену из фильма «Прирожденные убийцы», там, где капли крови Микки и Мэлори превращаются в сплетающихся змей. Я хотел было предложить ей какое-нибудь совместное криминальное дело, но она была дурой, а я был робок, и скоро мы расстались с Ксюхой, у которой, как мне потом при случае рассказала ее блядовитая подруга Таня, был от меня выкидыш.

Сюда, в Перово, я решил приехать на постой. Я катил по двору, бывшему когда-то родным, безо всякой цели и вдруг увидел обкуренного Вереща. Я опустил стекло и поздоровался.

– Поднялся ты, – констатировал Верещ, оглядывая «Ауди».

– Не мой, – быстро ответил я, – кореш дал, чисто покататься.

– Жиганский подгон, – кивнул Верещ.

– Мне жить негде, – сказал я, – не знаешь, может, кто хату сдает?

– А бабки-то у тебя есть? – поинтересовался Верещ, который явно был за бортом жизни и на свой вопрос положительно ответить нипочем не смог бы.

– Ну так, – неопределенно ответил я, – есть чутка.

– Ну так живи у меня, фиг ли, – радушно заявил он, – у меня комната пустая есть. Мать к мужику съехала.

– Можно… Чего сколько-то?

– Да ничего, – возмутился Верещ, – так, на хавчик если. И… это, – он быстро оглянулся по сторонам, – давай стакан возьмем?

«Стаканом» меряется план, трава, марихуана. Стакан так стакан. Верещ сел ко мне, и мы быстро сгоняли до барыги и обратно. Потом поставили «Ауди» на подземную стоянку: место нашлось на самом последнем этаже, здесь даже телефон мобильный не работал, так много над головой было железобетона. Я долго вспоминал свой новый номер, прежде чем оставить его охраннику. Пешком дошли до берлоги Вереща. По дороге купили две пачки «Беломора», и Верещ забил сразу шесть косяков…

2

Красная точка пропала с экрана навигатора в тот момент, когда генерал Петя на несколько минут отвлекся от монитора. Поэтому заметить, в каком именно месте карты города это случилось, генерал не смог и от этого пришел в ярость. Он порывисто вскочил из-за стола и пнул случившийся по дороге стул.

– Вот пес, – вскричал Сеченов, – задумал со мной в кошки-мышки поиграть!

Генерал решил, что я каким-то образом обнаружил передатчик и выдрал его. На самом деле он не был знаком с тонкостью устройства аппаратуры слежения, не то поводов для волнения у генерала не было бы. Удалить «шпиона» из автомобиля без вмешательства в систему бортового компьютера было невозможно. Машина попросту бы не завелась, и подобную «операцию» можно было провести только в месте установки, там, где знали специальные цифровые коды. Есть, конечно, и умельцы, которым эти самые коды не помеха, но о них как-нибудь потом.

Гера зашел к генералу без приглашения. У него был какой-то срочный вопрос, но, увидев Сеченова в состоянии разъяренного быка, Кленовский о своем вопросе моментально позабыл и ощутил неприятный холодок между лопаток.

– Что с вами, Петр? – позабыв, что они на «ты», участливо спросил Гера.

– Со мной-то? Со мной ничего особенного. Просто я старый мудак, – постепенно приходя в себя, поведал генерал, – недооценил, понимаешь, друга твоего. Надо было его попросту закрыть сразу лет на двадцать за все его художества, а теперь его придется в федеральный розыск объявлять! Хорошо еще, если в федеральный, а не в международный, – вновь заводясь и теряя самоконтроль, взвизгнул генерал Петя. – В Интерпол его, гада сраного! Стопудово тачку расковыряет и сольет, а то и спалит. С него, козла, станется! А сам соскочит через Хохляндию или через бульбашей. Или, сука, через Прибалтику уйдет!!!

Генерал был бледен. Гера с удивлением отметил, что подбородок генерала нервно прыгал. Никогда прежде он не видел ничего подобного и внутренне даже позлорадствовал, хотя виду и не подал. Генерал между тем продолжал развивать планы относительно моей поимки:

– Надо его семью в заложники взять! Нет! Это чересчур. Надо телефоны на прослушку поставить, он точно станет звонить, про деток своих, типа, узнавать. «Как там мой маленький лягушонок», – плаксиво скривив рот, передразнил не пойми кого генерал Петя, и Гера, не выдержав, прыснул от смеха. – Чего ржешь-то? – строго спросил Сеченов. – Ничего смешного нету. Натрепется где-нибудь перед журналюгами западными… – Он потер виски, успокаиваясь, пробурчал: – Убью гада.

Гера, отойдя от шока, вызванного генеральской яростью, и проанализировав услышанное, выудил в этом потоке ругательств и угроз главное для себя и задумался. Некоторое время на лице его была написана нерешительность, но в конце концов он не выдержал и спросил:

– А с какой стати ему было машину-то ковырять? В ней что-то особенное находилось?

– Это тебя не касается, – отрезал генерал.

– Петр, это несерьезно, – холодно вымолвил Герман, – меня это как раз очень даже касается. Тачка-то моя бывшая как-никак. Что в ней такое было?

– Спутниковый передатчик, – неохотно признался Сеченов, – все служебные машины такими оборудованы. Думаешь, я просто так попросил, чтобы ты ему свою тачку отдал? Это для нашего же удобства, чтобы следить возможно было за его передвижениями круглосуточно.

– Значит, и за мной тоже следят круглосуточно? – спросил Гера с унылым видом.

– А ты как думал?! – встрепенулся Сеченов. – Ты кто такой есть? Где работаешь? У тебя допуск к гостайне имеется! Ты сам себе не принадлежишь, к твоему сведению.

– Понятно, фиг ли… – Гера решил не усугублять и, соорудив на лице озабоченность, перевел разговор в иное русло: – Я не верю, что он куда-то сбежал. Насколько я его знаю, это не тот человек. Тем более он прекрасно понимает, что семья его здесь, детей своих он любит безумно. Нет. Он где-то в Москве. Можно же как-то по мобиле его вычислить, в конце концов?

Генерал хмыкнул:

– А есть она у тебя, его мобила-то? Я имею в виду не ту, что официально на него зарегистрирована, а ту, по которой он сейчас разговаривает. Официальная не работает, я пробовал звонить.

– У меня нету, – честно признался Герман, – да и уговора такого не было, чтобы он мобилу менял. Вроде бы как вообще об этом речь не шла. Слушай, Петр, а этот сигнал от машины, он может не проходить?

– В каком смысле? – встрепенулся генерал. – Ты имеешь в виду помехи? Да-да-да, как же это я не подумал? Машина ведь может находиться где-то, где много радиопомех вокруг. Или, скажем, материал стен такой, что сквозь него не проходит сигнал. Точно!

Сеченов бросился к монитору:

– Вот, в последний раз он был в Перове, а потом я ненадолго отвлекся, и сигнал исчез. Я не заметил, в каком именно месте. Но куда он мог заехать? В бомбоубежище? В метро? Бред какой-то.

– На подземную автостоянку, например, – предположил Кленовский. Генерал схватил трубку селектора, распорядился, чтобы ему тут же подготовили список всех подземных стоянок Москвы. Список был перед ним спустя пять минут.

– Вот! – хлопнул Сеченов по бумаге. – В Перовском районе такая стоянка одна-единственная! Рядом улица 1-я Владимирская, Сбербанк и дом бывших пионеров. Давай-ка, дуй туда!

– Зачем?! – опешил Герман.

– Затем! Это тебе тест на оперативную смекалку. Если машина там, то постарайся найти и его самого. Действуй, студент, – хохотнул генерал Петя, к которому вернулось его прежнее расположение духа, и покровительственно потрепал Геру по щеке. Тот молча развернулся и, бормоча себе под нос что-то насчет наказуемой инициативы и мальчика на побегушках, пошел выполнять задание генерала.

…Машина нашлась на минус третьем этаже паркинга. Охранник стоянки бегал за Герой по пятам, выслуживался за тысячу пожалованных ему барином рублей.

– А телефон свой он вам не оставлял? – поинтересовался Гера.

– Конечно, конечно! – засуетился охранник, толстый и лысый мужик лет сорока семи. – В будке у меня, в талмуде записан.

– В Талмуде? – усмехнулся Гера. – В Талмуде, мой необрезанный друг, записано, как править миром, который населяют такие, как ты.

Мужик в ответ лишь глупо улыбнулся.

3

Если бы не чертова трава, то я нипочем бы не стал отвечать на телефонный звонок. Эта «симка» была куплена в «Связном» на улице Красной Сосны, где мне продали ее без предъявления паспорта. Я всего лишь назвал вымышленное имя, серию и номер документа. Этим телефонным номером я очень дорожил, так как считал, что никто, кроме сторожа парковки, не может его знать. После второго косяка, когда мир вокруг освежился словно после июльского ливня, телефон вдруг зазвонил. Я, совершенно забыв о его особенном секретном статусе, подумал, что могут позвонить со стоянки, и ответил на звонок. Это был Кленовский. Я назвал ему адрес квартиры, и вскоре он присоединился к нам, быстро выкурив изрядное количество травы.

– А мы тебя потеряли, представляешь?! – вновь и вновь полувопрошал Гера, и мы принимались глупо хихикать.

О том, что стакан марихуаны кончился, с отчаянием в голосе сообщил Верещ:

– Охренеть! Стакан на троих скурили! – уныло исследуя пустой газетный лист, в который была завернута дурь, констатировал он. – Хотел я пятку заначить, блин! Чего не заначил? Вот я осел!

– А вы у кого брали-то? – спросил его Гера, поводя по сторонам красными, точно у кролика, глазами навыкате.

– У барыги, ясный пень! – удивленно ответил Верещ. – Где ж ее еще возьмешь? У Магаррама самая четкашная трава и гашик. Говорят, еще и герыч есть, и даже амфетамины.

– У кого? – встрепенулся я. Во время первой покупки, покуда Верещ бегал в подъезд за стаканом, я сидел в машине и барыгу не видел.

– Так барыгу зовут Магаррам. Он азер, – пояснил Верещ, – жирный такой, как колобок. Его менты крышуют из тридцать девятого отделения.

– Ты бы нас познакомил, а, чувак? – попросил Гера Вереща и заговорщически подмигнул мне.

– Зачем? – снова удивился Верещ.

– Ну как же зачем! Захочется взять, а тебя рядом не будет, – пояснил я. – Да ты не ссы, с каждого стакана корабль тебе.

– Высшая тема! – Верещу идея понравилась. – Так чего? Может, поедем возьмем?

– Конечно, поехали! – подхватил Кленовский. – Два, нет, три стакана плана и корабль пластилина!

– Уау! – Верещ, охваченный эйфорией и предвкушением затаривания погребов дурью по самый верх, вскочил и сделал вид, что берет риф на электрогитаре. – Беееу, та-да-да! Едем, пацаны! О-йе-йе! Камон, беби, лайт май файя-а-а!

– Щас поедем, ага. Я только отлить схожу, – соврал я, но вместо туалета прошел на кухню, где похитил два здоровенных кухонных ножа и убрал их под куртку…

…Да, я время от времени курю траву. Это факт. Случается это не нарочно, и я никогда не рыщу в ее поисках, я независим от нее, но при случае не откажусь. Трава лучше, чем водка, и последствий от нее ощутимо меньше. Просто государству выгодна продажа белой жидкости, оно получает свои деньги с акциза, а с травы государство ни хрена не получает, поэтому легалайза мы никогда не дождемся. А жаль… Если угодно, я собираюсь в старости (если доживу) выращивать траву в горшках на собственном подоконнике. Когда я стану старым и не интересным женщинам пердуном, то я буду укуриваться и сочинять сумасшедшие пьесы, которые, быть может, окажутся гениальными. Старость – самое время для занятия театральной драматургией, ибо жизнь уже познана во всех ее проявлениях, все маски сброшены, и понимаешь, что под ними пустые, словно у манекенных болванов, лица, лишенные глаз. Сразу хочется заставить все это безликое стадо двигаться, и я воображаю себе кайф, который мне еще только предстоит испытать, когда я пойму, что пьеса, написанная мною под травяными парами, получилась. Итак, я люблю траву. Но я ненавижу героин и все прочее дерьмо, от которого люди мрут как мухи. Героин превращает их в бездушные огурцы, пожирая душу. Душа героинового наркомана никогда не возродится в новом теле. Душа героинового наркомана похожа на вдрызг растерзанную половую тряпку: дырка на дырке, не зашить нипочем. И это известно тем, кто барыжит героином и прочей тяжелой хренью, однако им глубоко наплевать на все те дырявые, истонченные души, у которых нет сил подняться вверх, в ноосферу, в чистилище. Тех, кто продает героин, я буду убивать. Без всякой жалости. Героиновый барыга достоин лишь одного – ужасной и мучительной смерти.

К барыге, живущему на улице Лазо, мы поехали на машине Кленовского. Верещ просился за руль, но повел я, так как знал уже дорогу. Остановились у белого облезлого дома: панельная девятиэтажка, пропахшая крысами. У входа на скамейке три старухи, завидев нас, принялись шушукаться. Верещ подошел к ним вплотную, наклонился и гаркнул: «Ху а ю?!» Старухи, кряхтя и крестясь, ретировались.

– Три стража ада в ужасе бежали! – пошутил Кленовский. – Веди, чувак, ты первый.

За спиной Вереща я достал из-под куртки нож и протянул его Герману, тот молча поднял вверх большой палец и, не задавая никаких вопросов, взял у меня смертоносную кухонную утварь, спрятал нож под одеждой.

– Приколемся? – тихо, так, чтобы не слышал Верещ, спросил он.

– Приколем, – кивнул я, – если повезет.

Лифт не работал, мы поднялись на шестой этаж по грязной, заплеванной лестнице. Складывалось впечатление, что клиенты этого Магаррама прямо здесь и «заправлялись», что называется, «не отходя от кассы». Валялись использованные шприцы: тонкие, инсулиновые. Стены были расписаны сатанинской символикой, а между пятым и шестым этажами был мастерски изображен Фредди Крюгер вполуторс. Герой кошмаров улицы Вязов омерзительно улыбался, и вместо лезвий из его знаменитой перчатки торчали иглами вверх наполненные шприцы. Несмотря на свое обкуренное состояние, я содрогнулся от ужаса, настолько чудовищным злом веяло от этих подъездных художеств. Кленовский плевался от омерзения, Верещу все это было привычным, и он не обращал на картинки никакого внимания. Его вели вперед нюх и алчность наркомана со стажем. Его сознание не воспринимало настенные росписи так, как наше. Верещ давно жил в другой реальности, в той, где сатана правит бал.

Мы подошли к железной двери с видеодомофоном. Верещ почесал свой нечесаный хайр и сказал, что вообще-то лучше, чтобы мы «куда-нибудь на время сдриснули, а то он не откроет, если увидит столько рыл сразу». Мы с Герой спрятались за угол.

– Решил развлечься, небожитель? – тихо спросил я его, напряженно вслушиваясь в возню и сопение Вереща за углом. (Чего он там копается? Почему не звонит?)

– Ты думаешь, у тебя у одного принципы? – ответил он. – Когда просто куришь траву, то не думаешь, что на этом наживается какой-то Магаррам. Трава, брат, – это не героин. За героин надо убивать.

Наконец Верещ решил какие-то свои проблемы (отчего он так долго копался, я так никогда и не узнал) и позвонил в дверь барыги. Переговорное устройство ответило искаженным голосом с сильным южным акцентом. Верещ сказал, что он «чисто по делу пришел», и дверь открылась.

– Я с пацанами, – услышали мы хриплый голос Вереща, – они много взять хотят, а мне бабло не доверяют.

– Чего?! С какими еще пацанами?! Давай вали отсюдова!

– Да ты чо, Магар, – зачастил Верещ, – они ровные пацаны, упакованные и на лавэ. Я за них отвечаю. Они не мусора.

– Да я мусоров не боюсь, – самодовольно ответили из-за двери. – Ладно, если ты за них отвечаешь, то пусть заходят.

И мы зашли в квартиру. Ничего общего с притоном она не имела. Прихожая маленькая, чистая, с трюмо и цветастой занавеской «бамбук» вместо комнатной двери. На полу линолеум под паркет, в углу калошница. Магаррам оказался жирным, очень волосатым пузырем в майке. Глазки его, маленькие, поросячьи, бегали по нам сверху донизу. Довольный осмотром (стоят три укурка, вполне его контингент, притом один из них очень хорошо одет: на Кленовском был отличный итальянский костюм), он спросил, чего нам надо.

– Три стакана плана, – радостно зачастил Верещ, поглядывая на нас в поисках поддержки, – и корабль хэша.

– И нам еще герыча десять граммов, – добавил Гера.

– Бабки есть? – деловито осведомился барыга.

Я достал из кармана куртки «котлету», перехваченную резинкой:

– Хватит?

При виде кипы лавандоса его глаза жадно загорелись, он назвал сумму. Я отсчитал ему деньги, а остаток «котлеты» спрятал в карман.

– За дверью подождите, – велел Магар. – Я вам вынесу.

– Да не, так не пойдет, – подал голос Кленовский, – чо мы там чалиться будем? Ты бабки взял? Взял. Давай, чо надо, и мы отвалим. Мы ж те по-честноку заплатили все. А вдруг мы за дверь – а ты кинешь или подтянешь по телефону кого, а у нас бабки. Не, братан, давай здесь, сразу.

– Ладно, шайтан с вами, – недовольно проворчал Магаррам и скрылся за бамбуковой занавеской. Слышно было, как он принялся что-то передвигать, по-видимому, доставая дурь. Верещ был рад, как ребенок – погремушке, и глупо улыбался. Я откровенно достал из-под куртки нож и, не оборачиваясь, вошел следом за барыгой. В первой комнате, проходной, его не было, и я в два быстрых и бесшумных шага пролетел ее, оказавшись в угловой комнатушке с наглухо задернутыми шторами. Эта комната служила ему спальней, и он втиснулся между стеной и кроватью, развернулся задницей к выходу, наклонился и будто бы что-то отсчитывал. Недолго думая, я изо всех сил вонзил ему нож прямо в зад, угодив аккурат в анус. Я дефлорировал этого парня кухонным ножом, и он ужасно, дико, предсмертно завопил. Его вопль прервал Кленовский, который вскочил на кровать и сверху нанес удар своим ножом барыге прямо в шею. Лезвие перебило шейные позвонки и вышло через кадык, заставив Магаррама заткнуться навеки. Кровь хлестала будто бы из всех его пор, моментально залив пол, кровать, стену, попала даже на шторы. Из прихожей слышались сдавленные вопли Вереща: «Бля, пацаны, бля, пацаны» – и так нескончаемо, точно у этого парня внутри заело на хрен пластинку или он мучительно хотел ссать и переминался с ноги на ногу.

– Валим отсюда! – завопил я, схватив Кленовского за рукав. Тот в состоянии шока сделал попытку вытащить из трупа свой нож, но я сгреб Кленовского в охапку и буквально выбросил его в соседнюю комнату. Здесь мы упали на пол, задыхаясь от адреналина, а Верещ все бормотал: «Бля, пацаны», и я готов был убить его, лишь бы он заткнулся. Я оглядел свою одежду, на ней были пятна крови. Белая рубашка Кленовского также была забрызгана кровью, кровь была на его лице и на руках. Он тяжело дышал, выкатив глаза, будто на шею ему накинули удавку. Я ударил его по щеке наотмашь, и тогда он пришел в себя:

– Поверить не могу, ведь мы его убили! Охренеть! Господня срань!

– Это не человек, – я тряс его за плечи и думал, что неплохо было бы влепить ему еще одну пощечину, – это гребаный барыга! Он не человек!

– Да, да, – Кленовского стал колотить озноб, он сидел, нелепо дергая конечностями, словно марионетка, а Верещ все бубнил, и тогда я крикнул, чтобы он заткнулся, иначе я его убью, и он сразу замолчал. Я был единственным в этой тройке, кто более-менее сохранял присутствие духа, и покуда Верещ лихорадочно собирал всю имевшуюся в квартире наркоту в большой пакет «Метро кэш энд кэрри», я заставил Геру раздеться до пояса и замыть рубашку под краном в ванной. На мне была темная одежда, кровь быстро впиталась, ее не было заметно. Чертова белая рубашка не отстирывалась, я дал Гере свою футболку, а сам остался в куртке и в свитере, надетом прямо на голое тело, что было не очень-то приятно, так как я с детства не люблю, когда «шерстит».

Хорошо, что Верещ напугал старух. Никто не видел, как мы вышли из подъезда, как сели в машину. Странный дом с разрисованными стенами был словно нежилым. Еще тогда я подумал, что этот дом – обитель дьявольских призраков. Мысль промелькнула и исчезла в глубинах сознания. Мог ли я знать тогда, лихорадочно выруливая и спешно покидая место преступления, что вскоре судьба занесет меня в подлинную обитель зла? Почувствовал ли я тогда что-то? Или, убив этого продавца смерти, я взял у дьявола взаймы и он послал меня отработать долг? Чуть позже я расскажу и об этом.

А пока вот что. Мы с Верещем остались в нашей берлоге, а Кленовский выкурил еще одну жирную папиросу, и это уравновесило его, вернуло нервы в нормальное состояние. Покуда Верещ с увлеченностью библиотекаря каталогизировал наркоту и вслух размышлял, не стать ли ему самому барыгой, мы с Кленовским тихо беседовали. Он рассказал мне о шпионском передатчике, установленном в «Ауди», и о том, что все мы у Сеченова под колпаком. Расскажи он мне раньше, я бы ему не поверил. В конце концов, это ведь именно Кленовский «случайно» догнал меня в той пробке. Но теперь, после того как мы с ним оказались связанными кровью, я решил, что ему вполне можно доверять.